Текст книги "Шальная мельница (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава 3. Любовники
* * *
(Л и л я)
Сесть в авто – и помчаться долой из пекла.
Небольшой столик в уютном кафе – и лица на расстоянии шепота.
Глаза (его, мои) пристально изучают до малейших деталей своего собеседника, лишний раз страшась моргнуть.
– Ну, что, – взволнованно сглотнул скопившуюся слюну, и все еще не в состоянии побороть странную улыбку. – Рассказывай, что ты, да как ты. Как Аня?
Помрачнела я враз, опустила взгляд (нервно сжимаю чашку кофе в руках).
– Что такое? – удивился, торопливо прошептал с опаской.
Глубокий, для равновесия (мой) вдох, и смело выстреливаю взором в хмурое, настороженное лицо оппонента.
– Да ничего.
Немного помедлив, продолжил:
– Всё так же молчит?
Подбираю слова, переворачивая тугие мысли (поморщилась от боли).
– Молчит.
Закивал головой (в поддержку своих каких-то скрытых мыслей), опустил на мгновение взгляд. И снова глаза в глаза, правда, напряжение немного спало.
– А ты… работаешь? Учишься?
Кривлюсь, вспоминая всю подноготною сих достижений.
– И то, и другое, – немного помолчав, решаюсь продолжить, ведясь на его интерес. – На втором курсе, в КГТУ. Водные биоресурсы и аквакультура.
Рассмеялся вдруг (на секунду спрятав взор).
– Прости, – хохочет.
Поддаюсь на настроение – (едва заметно) улыбаюсь.
– Куда была возможность, туда и поступила, – попытка оправдаться (хотя, без сомнений, и не обязана это делать).
– Ну да, прости, – виновато поджал губы.
И снова тишина, и снова мысли вперемешку, одна другую прогоняя.
– В общем, рад, – отважился уже на полноценную "речь" мой "Знакомый", – что всё у вас сложилось. Что, вопреки всему… получилось.
Словно выстрел.
Нервно, горько рассмеялась я, поперхнувшись столь жестким (пусть и не осознанным) сарказмом.
– Получилось?
Удивленно выгнул тот брови.
– Что? Что-то не так? – пристальный, с попыткой разгадать тайну бытия, взгляд в самую душу.
Скривилась я, а затем и вовсе гневно чиркнула зубами.
С вызовом глаза в глаза (руки замерли на столешнице, невольно сжавшись в кулаки).
– А тебя не смутило то, что в момент нашей первой встречи спустя столько лет… я тебе в морду плюнула, а не на шею кинулась?
Хмыкнул с лживой самоуверенностью и равнодушием (отчаянно пряча неловкость).
– Ну, я вот и… пытаюсь, подойти к этому, понять, что не так.
– Да что тут подходить? – злобно гаркнула; взгляд свысока, не скрывая обиду; немного подалась вперед. – Тут рубить надо как есть. Получилось, говоришь?… да них*я не получилось. Них*я хорошего. Ты не дал нам шанса – и мы облажались. Облажались, как только смогли, – пауза (не дождавшись его участия – лишь печальный, с повисшей на плечах головой, вид), отваживаюсь. – Знаешь, почему Аня молчит? Не тогда, а сейчас.
Кривится от предчувствия боли, но и подначивает осмелевшим взглядом.
– Да потому что СДОХЛА она, твоя Аня! А мёртвым особо не поговорить. То, что в первый раз не получилось, со второй попытки вышло на ура. Эта дура дождалась, пока мне исполнится восемнадцать и, утешаясь мыслю, что сей ублюдок, Ярцев, (тот, которого ты видел) спасет меня, позаботиться обо мне лучше, чем она сама, – сиганула, спрыгнула с крыши…
Немного помолчав, сдавив в себе боль (от нахлынувших воспоминаний) и ярость, продолжила, но уже более тихо, смиренно.
– Я в этот день…. вечер, дома была. Сидела, ждала ее, как всегда. Но она…. почему-то, задерживалась. Помню, звонок в дверь…
(зажмурилась я, стирая слезы с глаз; обмерла так, прикрывшись, пряча за ладонью очи, а вместе с ними – горечь и позор прошлого)
Продолжила:
– А это был мой Мишаня. Пьяный, злой, почему-то; весь ходором ходил. Не могла унять его, понять я, что случилось. И пока из Ани исходил дух, эта сука… меня насиловала, в нашей же квартире, лишая девственности, – долгая, тягучая пауза, силой подавляя внутри себя рыдания. Шумные, глубокие вздохи. – Позже я узнала, что этот мой любимый человек (парень, в конце концов, жених), тварь сия бездушная, в тот день женился на другой. Не по любви, нет. А из-за власти, которой обладал ее отец. "Великий, всемогущий тесть!". Да толку? И даже в этом он решил облажаться. Притворившись пьяным в усмерть и затерявшимся где-то со своими подонками-друзьями, сбежал с первой брачной ночи… прямиком ко мне. И, разбитый горем, сам не знал, не понимал, что творит… (потом эта мразь так оправдывалась). С тех пор так и живем – больным, тупым треугольником. Где его жена мечтает о прекрасной семье, мечтает завести детей, причем трудясь над этим всевозможными способами, а он – исправно, всячески, препятствует сему, – болезненно смеюсь, осознавая весь ужас, нещадную иронию творящегося. – И пока он тайно подсыпал противозачаточные и прочую хрень своей жене, при этом изо всех сил стараясь оплодотворить меня, я, в свою очередь, жрала едва не килограммами этот треклятый "П******р", чтобы самой не залететь от него. Страшась сего как самого жуткого, что может произойти в моей жизни. И я бы бросила его, ушла, давно ушла, да только некуда… Всё завязано на нём. Всё, что у меня есть – его заслуга. Квартиру он нашел (и пусть нынче плачу за нее только я), работу подыскал, в университет на бюджетное место устроил. Я – продажная тварь. Шлюха, хоть принадлежала и принадлежу лишь только ему, – болезненно рассмеялась. – Он даже помогал хоронить Аню. После всего, что сделал со мной в тот день… Мне пришлось идти к нему и просить помощи, как материальной… так и моральной, чтоб пережить то, что эта уродина с собой и со мной сделала…
А вчера я узнала, что Ирине…. жене его все же удалось забеременеть. Не знаю, каким чудом. Никто не знает, даже он не знает. Однако, факт есть факт. Вот и порвала со всем. И что будет, то будет. Но больше я так не могу. Скоро уже три года, как этот ад вершится в моей жизни. И, вроде, немного, но и не мало, достаточно…. чтобы окончательно сойти с ума. – Взгляд в глаза своему "Водителю". – А ведь я ждала тебя, каждый день ждала… Надеялась, что встречу где-нибудь, когда-нибудь, что заберешь нас… а потом меня (когда осталась одна) к себе. Боже, какой же я наивной дурой была, – смеюсь. – Влюбилась… в выдумку, влюбилась и всё это время ждала. И вот он ты. Напротив. Такой красивый и беззаботный, смелый и сильный. Черствый и самоуверенный. Всё, как помнила о тебе. Всё, чем восхищалась. И толку? Даже если и может что-то светить, то уже слишком поздно.
Молчит, спрятав взгляд. Казалось, не дышит.
Шумный, глубокий (до самого не могу) мой вдох, подавляя физической болью душевную. Резво подрываюсь с места. Машинально шепчу:
– Благодарю за кофе. Прощай.
Быстрые, на грани бега, шаги на выход.
Зашурудил, застучал стульями (расплатиться на ходу). Кинулся за мной вслед.
– Лиля, СТОЙ!
Резкие, точные движения – и хватает за локоть у самого порога. Удерживает силой, тащит на себя – вынужденный разворот. Глаза в глаза (едва что различаю сквозь пелену слез – живо стираю срам свободной рукою с лица).
– Отпусти меня, – немощно рычу.
– Лиля, я не мог. Понимаешь? – попытка достучаться взором до потаенной души.
– Простите, можно? – сзади застыли люди, желая выйти наружу.
Скривился, кинув на них недовольный взгляд. Принимает решение – подает силой меня вперед, отчего оказываемся на улице.
– Лиля, пойми, у меня была семья, ребенок… Куда я вас?
– Была? – испуганно, ошарашено шепчу я, пялясь в глаза.
Скривился невольно, поморщился. Взгляд около – и снова на меня.
– Да. Сейчас в разводе. Живем отдельно.
Хмыкнула язвительно я, выдыхая с облегчением.
– Дак это ты у них (у нее) был, а не она у тебя. Семья как была, так и осталась. И только предатели из нее уходят.
– Лиля, – вдруг схватил за плечи и силой встряхнул. Пристальный, странный взгляд в очи. – Дак из-за тебя же я и ушел. Я свихнулся просто. Не знаю, после аварии это, или так… сам по себе.
– Аварии? – едва слышно (удивленно, со страхом) шепчу.
Немного помедлил в сомнениях, но ответил:
– Да. В тот день… почти сразу, после того как высадил вас, на перекрестке какой-то урод влетел в меня. Долго я потом еще в коме провалялся. Да и с тем мудаком, что в багажнике, проблем получилось немало, – закусил язык, цыкнул. – В общем, неважно. Дело в другом. Я долго сопротивлялся, не мог понять, что не так со мной, и как же мое равнодушие, наплевательство на всё и всех. Почему ты, а не моя жена, ребенок. Почему я вас с Аней выбираю, ваши беды, а не чувства собственной семьи. То ли совесть странная, то ли еще что… Как дурной, ломал голову, а потом, вообще, подался в поиски. Я хотел… помочь, убедиться, что все сложилось, что никакая мразь дорогу не перешла. Но тщетно. Среди кучи поддельных документов сложно найти что-то верное. Тем более, я ж не знал, что уже к тому времени нужно искать тебя одну, а не в паре. Что Ани… больше нет.
Лиля…
Обомлела я, не дыша. Невольно дрожу под его напором.
– Я, может, – внезапно продолжил, – больной извращенец, но почему-то меня все время тянуло к тебе, и сейчас тянет. Раньше как к дочке, или еще как, не знаю. Младшей сестре, что ли. Но теперь… теперь я точно вижу, что это – нечто иное. Словно наконец-то нашел единомышленника, такого же безобразно и беспросветно больного, как и я. И не надо больше притворяться.
Еще миг бешеных метаний взглядов (от глаз к устам и обратно) как вдруг осмелился. Дерзко, нагло, сжав меня в своих объятиях, впился поцелуем в губы. И вновь проступают слезы на моих глазах, и перехватывает дыхание. Столько бессонных ночей, столько жутких дней, одинокого горя – и вот он тот, о ком грезила столько времени.
Несмело отвечаю… но его напор, страсть, воля порабощает и подчиняет хуже всякого тирана. Пламя разгорается – и уже творим нечто невообразимое.
Едва ли не наощупь добрались до его авто, залезли внутрь… на заднее сидение. Живо стянуть с него брюки, а он – с меня белье, охально забравшись под юбку. Еще миг, отрывистые поцелуи в губы, точные, уверенные движения тел – и вскрикнула, залилась дикой эйфорией, застонала я от наслаждения.
Прямо здесь, в его машине… среди белого дня, на людной парковке, я стала его женщиной.
* * *
Замерла я на груди своего Водителя. Зажмурила веки, пристыжено улыбаясь. Едва слышно шепчу:
– А зовут-то тебя… как?
Прыснул от смеха, не сдержавшись, но затем вмиг совладал с собой, лишь слегка подрагивая в приступе. Неприкрытый, шумный выдох.
– Лиля-Лиля…
(чувствую, что еще сильнее заливаюсь краской)
– А как ты меня до этого называла? Ну, хотя б, для себя.
Смеюсь смущенно. Мгновения сомнений – и решаюсь.
– Мы с Аней тебя "Водителем" называли.
Обмерла я, вспоминая те далекие, такие трепетные моменты.
– С Аней? – удивился. – Так она разговаривала?
– Редко. Очень редко, когда что-то очень тревожило ее. Но было заметно… что это давалось ей с большим трудом.
– А что случилось? Почему она…
Тяжело сглотнула я слюну. Поморщилась от обиды и боли, что волной из памяти накрыла меня. Скривиться, сдерживая из последних сил соленые потоки.
– Сначала родители нас бросили, предали. Потом ее молодой человек… Это была страшная, мутная история. Он все соки из нее вытащил, а потом бросил, как ширпотреб. Вот Аня и сорвалась, а он – вместо того, чтоб принять на себя вину ее попытки суицида, запер оную в психушку. Меня – в детоприемник, хотя клятвенно обещал сестре, что лично присмотрит и позаботится. Да и… плевать. Мне даже лучше, что с этой тварью не осталась. В общем, там ей была конкретная промывка мозгов. Наркота целыми днями, да так, что, практически, все время не давали прийти в себя. Однажды… Аня проговорилась, что какой-то санитар ее постоянно лапал. Может, конечно, еще что было… не знаю. Но, в конечном счете, это даже сыграло на руку. Этот мужчина, влюбленный к тому времени в нее по уши, и помог потом ей… оттуда выбраться. Законным путем не выйти – этот ее, бывший, все так закрутил, что не подобраться. Вот Анька и сбежала тайно, словно преступница, да и пришла за мной. Но даже если бы и не явилась, сама бы… деру дала оттуда. Не мое это… Дурдом, а не детдом…хотя, конечно, кому с чем сравнивать.
В общем, неважно. С тех пор Аня была почти всегда сама в себе, а я говорила за нас двоих. Знаешь, – печально хмыкнула, – со временем я уже привыкла. И было это не остановить. Миша часто с меня смеялся, что я больше из-за этой своей странной излишней болтливости на сумасшедшую похожа, больше даже, чем та же Аня. Да и ты такое… что-то в этом роде говорил. Хотя… тогда я была еще не настолько… сумасбродна. В общем, неважно. Что было, то было. Тем более, ее уже не вернуть.
– Мне жаль.
Киваю головой, вторя его словам.
– Мне тоже… Только, – резвый разворот, взглядом уткнулась в глаза своему герою. – Ты так и не сказал, как тебя зовут.
И снова смущенно смеюсь, давясь неловкостью.
Шумный вздох. Поддается на мой напор. Глаза в глаза. Добрая, нежная улыбка.
– Шалевский. Георгий Станиславович. Он же Гоша, Гера, Жора – как душе твоей угодно.
Ухмыляюсь.
Положить голову обратно на грудь своему Водителю и загадочно, смакуя каждым словом, повторить:
"Георгий Станиславович…"
* * *
Утопая в сладострастном дурмане, едва не уснула прямиком вот так, в его объятиях. Из полудрема вырвал нас настырный, нозящий странный звук. Звонок его телефона.
Нехотя дрогнуть, потянуться к брюкам и достать аппарат.
– Да? – не без злобы гаркнул. – Привет. Что, прям сейчас? А Коля, Костя, да Быстрык, на крайняк?… Черт бы вас побрал. Да, еду! ЕДУ!
Рявкнул и тут же отбил звонок.
Взгляд около. Живо привстаю и заглядываю ему в лицо:
– Что-то случилось?
– Да на работу вызывают. Дело появилось, и теперь срочно ехать в лес, в чертову тьму-таракань.
– А что там?
Уставился в глаза. Пристально изучает, а затем вдруг улыбнулся.
– Кое-что искать.
– Кое-что – это что?
Смеется.
– Уж так интересно?
Поддаюсь на его улыбку и вторю тем же.
– Ага…
Цыкнул.
– Лилька, Лилька. Труп искать. Довольна?
Криво усмехаюсь. Еще миг, еще один вздох – и осмеливаюсь:
– А можно я поеду с тобой?
Удивленно выгнул брови.
– Шутишь, да?
– Нет, – вполне серьезно отвечаю, неосознанно закачав головой.
– Давай лучше ты меня дома дождешься. До ночи, надеюсь, вернусь. А?
Обмерла я, словно окатили меня чем-то жгучим. Безумно страшно… сейчас его отпустить. Да и вообще…
– Пожалуйста. Можно я поеду? Меньше всего я сейчас хочу… остаться одной. Прошу, Гош…
Криво ухмыльнулся.
– Что-что, а упрашивать ты меня умеешь, – рассмеялся невесело. – Ладно, поехали, только в машине будешь сидеть – и без пререканий. Не хватало мне еще потом и тебя ходить искать в том лесу.
Победно взвизгнула я от радости и коротко поцеловала его в губы.
Внимательный, трепетный взгляд друг другу в глаза – и притянул к себе, впился своими губами в мои, нежно, ласково, завлекая в свою странную, невообразимо чудесную сказку…
* * *
Пока его дождалась из похода, успела уже и выспаться в машине. Если поначалу еще тревожила мысль, что где-то тут было свершено кое-какое зверство, то скука и тихая музыка взяла свое.
Поехали ко мне. Но не успели и раздеться, как очередной звонок, очередной… на грани жуткой брани, кишащий раздражением и злостью, разговор моего Георгия со своими товарищами, вынудил оставить меня одну (в квартире), наедине со своими разгоряченными, глупыми мечтами.
– Хорошая моя, солнышно, не жди уже меня. Ложись спать. А завтра с утра созвонимся и придумаем, где и как пересечемся. Идет? Так… номер я же тебе свой оставил? – казалось, это уже он больше себе бормотал, чем мне. – И твой себе забил. Верно?
– Верно, – кривлюсь от обиды. – Только это… Гош…
– А? – уставился с удивлением.
– Можешь не называть меня… ни солнышком, ни котенком, ни пупсиком, ни кем-то еще из этой… эпопеи жутких ласкательных словечек? Без обид, хорошо?
Изучающий взгляд, а затем вдруг зашевелился, подошел ближе, обнял, притиснул к себе – не сопротивляюсь. Глаза в глаза.
– А что так?
Взволнованно сглотнула слюну: страшно сейчас ляпнуть что-то неверное, дурное и отпугнуть свою удачу.
– Просто… бесят они меня. Если, по началу, может, в них и есть какой-то смысл, искренность, то потом затираются или превращается в блеф. Понимаешь?
Загадочно ухмыльнулся.
– Понимаю. Еще как понимаю. Значит, просто… Лиля?
Смеюсь.
– Ну, можно пару раз козой назвать, но только, если заслуженно.
Захохотал мой Шалевский.
– Козой, говоришь?
Улыбаюсь:
– Ага.
– Ох, ты ж, моя козочка, – сладкой силой сжимает в своих объятиях, зарылся в волосы и прилип поцелуем к шее, а после – шепчет. – Но тогда мне придется признать, что я – козел, а меня это… как-то не особо вдохновляет.
Смеюсь. И снова глаза в глаза.
– Так что… Лиля. Моя прекрасная, голубоглазая Лиля. Ладно, – шумный вздох, провел руками по волосам, короткий поцелуй в губы и отрывается. Шаги к двери. – Жди меня, и я непременно вернусь.
Ухмыляюсь.
Молчу… испуганно лишь, взволнованно сверлю взглядом, а сердце сжимается, словно проклятое, чует неизбежное горе.
* * *
Утром весточки так и не дождалась от своего Георгия. Да и самой звонить особо некогда. И хоть на пары только к двум, с утра сегодня – отнюдь не сладкий сон, а непременно нужно было быть на работе. За вчерашним сумбуром и накалом страстей совсем забыла завести будильник. А потому сейчас, словно ополоумевшая, напялив первую попавшуюся одежину, схватив в охапку сумку, мчу на остановку, искренне взывая к судьбе смиловаться и подать нужный автобус не через полчаса-час, как это иногда бывает, а непременно сейчас…
* * *
– В смысле, уволена?
Скривилась девушка из отдела кадров. Пожала плечами.
– Директор сказал… уволить, значит… уволить. Заходите завтра за расчетом.
… началось. Особо ничего никому не доказывала. Толку с этого скандала? Да хоть лицо раздери этому индюку-начальнику. Если он прогнулся под натиск Ярцева, то прогнулся. И тут уж ничем не поможешь и ничего не поделаешь. А это – бесспорно дело рук Михаила, сто процентов, и к гадалке не ходи. Посмотрим, на что еще эта скотина способна. Хотя, чего смотреть, и так знаю…
И снова я Гоше не звоню. И снова я пытаюсь дождаться его личного участия в моей судьбе. Страх все еще коробит душу, а боязнь навязаться рождает в голове убийственное безумие. Если нужна – то нужна, и буду вся его сполна, из кожи вон вылезу ради того, чтоб подарить ему счастье, а если нет, поскольку постольку, – то и… меня во всем этом не будет. Хватит уже быть пресмыкающимся… Хватит.
– Лиль, тебя там в деканат вызывают.
Обмерла я, словно расстрелянная…. по коже побежали мурашки.
Сукин сын, неужели? Столько стараний, зубрения, ночей без сна, лишь бы оценки соответствовали запросам и нормам бюджетного места – и на, конец. Так просто? Как дал – так и отнял. Как говорится, соси палец – либо его, либо свой. Потому что ты – ноль без палочки, пустозвон, подстилка бездушная, и нет в тебе ничего людского.
В тебе (во мне)… или все же в нем?
Плевать.
– Кабинет на втором этаже, там девочки вам подскажут, заберете свои документы.
Даже не спорю, не ору, не унижаюсь. Я знаю, кто такой этот мой… Мишаня. И ведь не зря этот гад так рвался (вопреки всему) к своей, пусть и мерзкой местами, но могучей власти. Чтобы таких вшей, как я, держать в узде. Ну, а кто рыпнется против, запляшет не под его дудку – тут же раздавит, не глядя. Помню не одну историю, как он уничтожал мне подобных – мелких людишек. Как он упивался их страданиями, сопротивлением, догорающей верой и надеждой. Тогда я это пропускала мимо ушей, уповая, что никогда не окажусь на их месте, а сейчас – сама облачилась в их шкуру. Судьба решила иначе: колесо провернулось – и я упала на дно.
Так что нет ни смысла, ни желания дарить радость этому ублюдку наблюдать, как я корчусь от боли, сгораю в отчаянии и разочаровании.
Прощай, мразь. И подавить ты всеми своими трофеями. Ты получил за все это время от меня сполна: и любила, и прощала, и холила, и лелеяла, и терпела обиды, злость, срывы, предательства. Терпела все, изображая дурочку и покорную твою шлюху. Хватит. Закрылась лавочка. Выбирай себе игрушку среди своих же шалав – и лепи новую Лилю, раз так хочешь.
* * *
Удивительно, что… когда я вернулась домой, под дверью, или еще где, не обнаружила письма о выселении. Как это так? Ведь даже если я платила за квартиру, Ярцев всегда считал ее своим подарком мне.
Достать телефон, бросить косой взгляд.
А нет, всё в норме – два пропущенных от хозяйки.
Шумный, тяжелый, болезненный вздох. Зажмуриться на мгновение, восстанавливая внутри себя равновесие – и набрать нужный номер.
– Алло. Да, Маргарита Валерьевна, это – Лиля. Вы мне звонили? Ага… не слышала…
* * *
Ну, вот и всё. Наверно, всё. Неизвестно что еще он придумает у меня отобрать. Одежду? Проведя логику от того, что зарплату я получала на работе, на которую устроил меня он? Или что? Тварь.
Ладно, плевать.
Пристальный взгляд на экран телефона. Нервно прокрутить в десятый (если не больше) раз меню – и решиться. Набрать номер Гоши.
– Привет.
– О, ЗАЙ! Привет! Я так соскучился!
– Увидимся?
– Ох, Лиль… тут проблем с этим вчерашним делом – выше крыши. Честно, вообще не знаю, когда попаду домой. Короче, наверно сегодня уже не жди. Может, завтра. Днём… постараюсь тебя набрать, посмотрим, что там выйдет. Идет?
Шумно вздыхаю, тихим, обреченным голосом:
– Идет.
– Что-то случилось? Или мне показалось, что у тебя какой-то странный голос?
Наигранно вплетаю в тон веселье:
– Показалось, КОТЕНОК. Показалось.
– Ну, давай, до связи?
– Пока.
Живо отбить звонок. Пустой, бессмысленный взор обрушить на стену. Почесать затылок и обижено надуть губы.
"Конечно ничего не случилось. А разве может быть иначе?"
* * *
Уснула на диване прямо так, в одежде. Тапки скинула – и завалилась в постель. Сил больше не хватало ни на что. Просто забыться. Выбросить из головы этот гребанный, гнилой день.
Однако не дана мне судьба скучной. Где плеть – там и розги, где один камень в мой огород – там и целый метеоритный дождь с бомбежкой и огромными кратерами.
…
Настырный звонок в дверь не просто вырвал из сна, сладкого забвения, а просто фактически выволок за волосы из теплого лона и окунул с головой в ледяную воду.
Живо подрываюсь на ноги и, едва себя сдерживая, чтобы не схватиться за тяжелый предмет, дабы окатить ублюдка им по голове за столь жуткую взрывную какофонию, открываю дверь. Резкое движение, едва не настежь.
Глаза в глаза. Заледенела, пришпиленная страхом.
– Привет, – первым осмеливается на слова, – пустишь?
Удивленно вздернула я бровями, тяжело сглотнула слюну. Натянутой басистой струной сарказм.
– А как иначе? Это же – твой дом, не мой.
Шаг в сторону, покорно пропускаю мерзавца.
– Я надеюсь, его здесь нет?
Лживо коротко смеюсь.
– Пока нет, но скоро приедет, домой к себе увезет.
– Увезет? – захохотал внезапно, и так уверенно и жестко, словно знал что. Поежилась я от угрозы.
Резкий разворот. Глаза в глаза.
– Майора себе отхапала, да? – пристальный, с вызовом взгляд мне в глаза. – Да еще ФСБ, – закивал вдруг головой. – Ясно всё… чем думала, и что хотела.
(обмерла я в удивлении от новости, от такой подробности, но вмиг совладала с собой и не подала виду)
– Молодец, что ясно. Зачем тогда пришел? В друзья набиваться к нему? Тестя мало?
Коротко, с отвращением рассмеялся. Меряющий взгляд с головы до ног.
– Дура ты – вот что я пришел тебе сказать. ДУ-РА.
– Познавательно, – киваю и едко улыбаюсь в ответ. – Еще какая информация? А то говори, не стесняйся. И, если много, то погоди. Сбегаю за листком и ручкой.
Хмыкнул.
– Смеешься? Смейся, смейся, пока можешь. Женится, говоришь?
– Женится, – невольно (с непокорной обидой) вырвался крик.
– Ну-ну. Женится. Конечно. Может, в следующей жизни и женится. А так… я что-то не видел, чтобы он торопился бросать свою семью, ребенка. По-моему, она там даже второго уже ждет. Так что… дерзай. Ирину жалей… правильно, – скривился, паясничая, – она у меня хорошая. А эту не надо – а то слишком счастливая на вид. Не столько слез пролила, как моя.
– А тебе откуда знать, сколько она пролила?
– Лиля, ты что… не понимаешь? Он врет тебе. Он не бросит их. Потаскает тебя, побалуется – и забудет. А я обратно не приму.
– Так тогда зачем ты здесь?
Замялся, проглотив удар. Шумный вздох, на мгновение отведя взгляд в сторону.
– Я хочу, чтобы ты одумалась, и, пока не поздно, всё у нас наладилось.
– Поздно, Миша, поздно, – рычу откровенно ему в лицо. – Я уже его. Понял?
– А он – твой? – ехидничает.
– МОЙ.
– То есть, не веришь, что он сейчас с семьей? Или, – нахмурился вдруг подозрительно, – вообще, не веришь, что она существует? Семья эта его, ребенок.
Выровнялась, потянулась как гусь, я.
Нагло, жестко режу слова:
– Знаю. Но он в разводе. И он теперь – мой!
– Да, твой, – опять язвит. – Только спать будет на два фронта. То, чего ты со мной так боялась и не хотела, мигом примешь от него. Верно?
– Ты врёшь всё. Подло, нагло, гадко ВРЁШЬ!
– Вру? – казалось, вполне искренне удивился.
– ВРЁШЬ! – не отступаю.
– Ну, тогда поехали, посмотришь как он проводит вечера без тебя.
– Да иди ты.
Закивал головой. Шумный выдох.
– Всё ясно. Ему можно, он – праведник двуликий, а мне – нельзя, я – чертов грешник и предатель. Как хочешь, – вдруг разворот и пошагал к двери. Шаг за порог, полуоборот. – Даю тебе пятнадцать минут. Жду в машине – устрою экскурсию. Ты ничего не теряешь. Клятвенно обещаю не приставать. Тем более, что если что… то теперь твой ФСБшник меня на куски порвет, если обижу его "девицу-красу". Верно?
Мнусь в сомнениях. Молчу.
Разворот – и неспешные шаги к лифту. Нажать кнопку вызова. Томные мгновения моего сверления взглядом этого ублюдка, его – показного безучастия. Но в последний момент взгляд на меня и тихим, мерным голосом проговорил:
– Пятнадцать минут жду. И ты узнаешь, кто из нас – врёт.
* * *
Не знаю, где эта скотина откопала его, моего Гоши, адрес, и… его ли это адрес вообще. Однако, вот уже битый час сидим в машине и караулим. То в темные, без света, окна заглядываем, то на подъезд. Тщетно – тишина и покой. За окном – темно, и, единственное, что в этом бедламе хочется – так это тупо уснуть.
Обреченно потерла пальцами глаза сквозь веки и замерла так, утопив лицо в ладонях. Устала. Безумно от всего устала. Скорее бы всему конец. Всё выяснилось, и только.
– Вон, твой? А это, наверно, – его сотрудники?
Живо поддаюсь движению – взгляд на тротуар. Обмерла я, жадно прикипев взором к увиденной картине.
– Старший и младший сержант? Как думаешь? Или эта дамочка вполне может быть для него Генералом? А?
Тяжелый, шумный вздох. Ничего не отвечаю.
Лишь с ужасом слежу, как мой Гоша что-то говорит (судя по всему, шутит), как смеется его беременная жена, девушка (черт пойми кто), как ребенка (мальчика лет семи) упрашивают не трогать плешивого кота, и, вообще…. наконец-то зайти в подъезд. Скачет на одной ноге мой Шалевский, спиной удерживая стальное полотно, при этом пытается не обронить на пол ни пакеты с едой, ни треклятую, непослушную ключей связку.
– Увидела? Хватит? А не верила… а еще вчера подобную картину видел, да и с утра, когда малого в школу отводили, а потом по делам разъехались. А тебе он что плел? Небось, работа, сверх задания, что не продохнуть? Да?
– ЗАТКНИСЬ! – не выдержала и завопила.
– Ори, ори… вот только не на меня. Я как не врал тебе, так и не вру. Ты, практически, сразу узнала про Ирку, – немного помолчав, добавил. – И как любил, так и люблю.
– Поехали уже отсюда. Хватит спектаклей.
* * *
И хоть под видом заботливого друга и «жилетки» пытался прорваться за дверь квартиры Мишаня, однако… так его и не пустила.
– Поди, пару недель – это еще мой дом, тем более, что за него платила сама лично я. Так что проваливай, – силой надавливаю стальным полотном на пресс рук с другой стороны, игриво пытающихся остановить мою "глупость". – Уходи, Ярцев. А то тебе и твои менты не помогут.
– Ну, Лиль, ну…
– Прошу, Миш. Уйди, а? Если любишь, уйди. Тебя там Ира заждалась.
Скривился, явно проглатывая ругательство. Но еще мгновения, тяжелые, упертые минуты – и поддается. Напор спал.
– Я тебе позвоню, – кидает самоуверенное.
– Прощай, Миш, – живо, силой, с лязгом закрываю дверь.
Обреченно, догорая в жутком поражении, прибиться спиной к холодному полотну – и сползти на пол. Дикое, отчаянное вытье (вперемешку с рыданием), словно проклятого, брошенного стаей волка, вырвалось из моей груди, сокрушая тишину… и надежду.
* * *
К утру всё же доползла до дивана и взгромоздилась на него, дабы наконец-то забыться.
Из сна вновь вырвал меня звонок, вот только на этот раз – уже телефонный.
Нет. Это не был ни Шалевский…. ни даже Ярцев.
Неизвестный абонент.
– Да?
– Здравствуйте, это – Лиля?
– Да, слушаю.
– Это – Света, из бухгалтерии. Помнишь еще такую? – смеется сама над своей шуткой.
Поддаюсь на ее настрой, с натянутым весельем в голосе отвечаю:
– Да, конечно. Что-то случилось?
– Да вот… в шоке от всего, что услышала про тебя. Как он так мог… тебя уволить, главное за что? Ну, ладно, – сама себя резко перебивает. – Разговор не об этом. Дело у меня к тебе есть, я тут кое-что недавно слышала, а теперь вот подсуетилась… и, думаю, тебе эта мысль понравится. Так что жду тебя сегодня у нас тут, тем более за расчетом тебе все равно приходить. И, желательно, до обеда, пока они там все не разбрелись. Добро?
Все еще мнусь в остатках сна, ошарашенности услышанным и внезапностью доброты сей (по сути, малознакомой мне) женщины.
– Добро, – машинально киваю. – Сейчас, только соберусь – и буду у вас.
– Отлично, жду.
* * *
– Короче, слушай, – вкрадчиво, тихим голосом проговорила эта Света (наигранный, или же искренний тон – не знаю) взгляд по сторонам, словно чего-то опасаясь. – Я слышала, что ты же у нас учишься на этой специальности… как ее там, био– что-то там, и аква– что-то там. Верно?
Невольно улыбаюсь.
– Верно. Хотя, – живо осознала, вспомнила я что-то жуткое для себя. – Училась. Пока отстранена. Скорее всего отчислена.
– За что? – удивилась та. – Я думала, ты – хорошистка?
– Ну да. В общем, – махнула рукой, – там свои тёрки были… с преподавателем, – вынужденно солгала, чтобы не воротить здесь еще большие дебри.
– Ну, короче, ладно. Как уже есть. Сама там потом поговоришь, всё объяснишь – может, и так проканает, а там помогут восстановиться и всё наладится. И так, – ткнула на меня пальцем. – Слушай. У меня кое-какие знакомые работают в госструктуре с этим связанной, ну, с экологией. По сути, это же твоя профессия? – продолжила, не дожидаясь ответа. – И им там помощник нужен, место как раз освободилось. Вот… и попытай удачу. Доброе слово я уже замолвила. Осталось лишь только включить твое обаяние, улыбку – и место в кармане. Вот, – протянула мне стикер, – адрес, телефон, время работы. Езжай сегодня же, найди там Лидию Петровну, вот я тебе ее имя тут тоже записала, и поговори с ней обо всем. Пусть покажет, расскажет – а там уже решай, надо тебе это, или пойдешь по нашим, то есть, прежним стопам, или еще куда. Хорошо?
