Текст книги "Сердце меча"

Автор книги: Ольга Чигиринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Бет и Джек попрощались с ней как все дети прощаются с подругами матерей и дальними родственницами – прохладно, даже не скрывая своей неприязни к этим старушечьим нежностям. Констанс летела навстречу мужу, а Мэйо Деландо с мужем расставалась: на «Леониде» она должна была дойти до Сирены и вернуться с имперским лайнером, везущим новых переселенцев. Если ничего не случится.

Констанс поднялась в вельбот, где уже заканчивалось закрепление груза. Дик, все еще не зная, куда глаза девать, помог ей сесть в «люльку» и закрепиться.

– Ну, Рики, где наши пташки? – послышался из его серьги-наушника голос капитана.

– Здесь, сэр. Крепим груз.

– Черти бы взяли их вместе с их грузом, диспетчер станции ругает меня за задержку. Вставь им шпилю в одно место, чтобы поторапливались.

– Простите, сэр, но я не могу.

– Какого х…? – Дик резко выключил связь, и конца фразы никто не услышал.

– Я прошу прощения, миледи, – сказал юноша, – но капитан сильно не в духе. У нас сегодня… много неприятностей.

– И мы одна из них, – фыркнула Бет. – Милый у вас кораблик, нечего сказать. Настоящие космические волки. Джек выучит много новых слов. И все остануца тута, – Бет постучала себя пальцем по лбу, копируя акцент мауитанских ама. – В зопе.

– Я все слышала, – сказала Констанс.

– Извини, ма.

– Капитан Хару не бранится при женщинах, – возразил юноша. – Он старается вовсе не браниться, но у него выходит не всегда.

– Нет, выходит довольно непринужденно, – съязвила Бет. – А вот получается не всегда – ты это хотел сказать?

– А я в настоящем кресле сижу! – крикнул Джек, начисто игнорируя все эти заботы о своей нравственности. – А зачем меня привязывать?

– Соблюдайте осторожность, – капитан Террао проверил крепления и в последний раз жалобно посмотрел на леди Констанс: «Может, не надо?»

– До скорой встречи, Мартин, – улыбнулась ему Констанс.

Террао покинул вельбот, юный драйвер занял свое место, задраил люк, перекрестился и взялся за рукояти управления.

– Вельбот – «Леониду»: полная готовность на вылет.

Все люди покинули стартовую площадку.

– Открываем шлюз!

Юноша выжал стариер маршевого двигателя и катер поднялся над полом. Вход в шлюз открылся и вельбот задом, на тормозном двигателе, отлетел.

– Давай, пацан, покажи такой же лихой разворот, – услышала леди Констанс из наушника Дика.

– Если не хочешь увидеть, что я ела на обед, сделай это как можно плавней, – посоветовала Бет.

– Слушаюсь, фрей.

Шлюз открылся, чихнув в пространство азотом из газовой пробки, и гравитация отпустила вельбот. Под ложечкой засосало, вельбот развернулся одновременно в двух плоскостях и вылетел из шлюза. Сосущее чувство пропало: движение вельбота создало эфемерную псевдотяжесть.

Как давно она не летала! Констанс готова была петь от вновь испытанной радости полета.

– Дик, какова ее максимальная скорость, позволенная на этой трассе? – спросила она.

– Сто километров в час, миледи.

– Ну так выжми все сто. Я хочу попасть на борт корабля как можно быстрее.

– Слушаюсь! – в голосе мальчика промелькнула озорная радость, выдавшая родственную душу, и вельбот лихо выскочил на трассу. Джек засмеялся и захлопал в ладоши.

– Поехали, – весело сказала Бет.

– Поехали, поехали! – кричал Джек, припав к иллюминатору.

Со стороны орбитальная станция Тепе-Хану напоминала «португальский кораблик». Тулово этого диковинного зверя составляли жилые и рабочие модули, прикрепленные к стволовой шахте. Пузыри кислородной фабрики гроздьями лепились к девятнадцатому ярусу, на четвертом, восьмом и двенадцатом распустились гигантские серебряные цветы солнечных батарей, сухие доки на втором светились сквозь смотровые окна как тыква на День Всех Святых – там шла плазменная сварка. Между иглами причальных лучей, кораблями и рабочими корпусами сновали катера, одни корабли швартовались, другие отчаливали, а станция, если присмотреться внимательнее, вся колыхалась медленно и величаво: те или иные части ее наборного корпуса постоянно получали импульсы силы от стартующих и швартующихся кораблей. Жесткая конструкция таких размеров давно развалилась бы, разодранная вибрациями, а это многосуставчатое исполинское чудо-юдо жило бурной жизнью в бесконечном падении.

Пилотирование здесь требовало ювелирной точности и безупречной реакции – иначе корабль, врезавшись в хитросплетения конструкций, получит фатальные повреждения, а нанесет – еще большие, хоть и не столь роковые, задав ремонтникам работы на год.

– Дядя Гус, смотри сколько звездочков на небе! Дядя Гус, а почему мы вверх ногами, а не падаем? – и, не дождавшись ответа «Инерция, мой мальчик», – Дядя Гус, смотри какой корабль красивый!

Джек имел в виду то ли лайнер компании «Ямадзакура», то ли военный шлюп Доминиона.

– А вон и наш кораблик, – Констанс показала пальцем на пришвартованное к одной из «спиц» станции кургузое суденышко.

– Некрасивый, – поморщился Джек.

– Но очень быстрый и надежный, – леди Констанс взяла сынишку за руку. – И он доставит нас к папе.

– Скоро?

– Как только сможем, милорд, – сказал Дик. – Миледи, в нашем секторе нет гравитации. Она есть в жилых отсеках, то есть, а здесь нет ее. Надо будет это… выплывать через люк. Там наши встречают, так что руки вам подадут. А трапа нет. Мы же не думали, что это вы будете. Простите.

– Расслабься, – шепнула ему Бет. – Пробку вынь.

– Я думаю, из этого не стоит делать проблему, – поддержала ее леди Констанс. – Несколько минут – не тот срок, чтобы невесомость повредила здоровью, не так ли?

– Да, это верно, – Дик и в самом деле немного расслабился. – «Паломник», вхожу в стыковочный узел.

Вельбот дрогнул в последний раз и застыл, намертво зафиксированный на трех точках. Леди Констанс ощутила исчезновение тяжести. Дик высвободился из «люльки» и помог ей отстегнуться, потом она освободила Джека.

– А я летаю! – крикнул мальчик. – Мама, смотри, как я летаю!

– Интересное ощущение, – сказал лорд Августин. – Но, хм, неприятное.

Мягкий тычок в корпус вельбота – сквозь колпак Констанс увидела трубу переходника.

– Леди первыми, – сказала Бет. – Слушайте, а так даже неплохо. Не нужно чемодан на себе тащить: толкнул по воздуху и пускай себе плывет.

– Мы поможем донести вещи, – пообещал Дик. – То есть… я помогу.

Ну да, усмехнулась про себя Констанс. Вот еще одно преимущество путешествий а-ля Гарун-ар-Рашид: никто не морочит голову торжественными церемониями встречи.

– Гомэн, – пробормотал юноша, увидев пустую платформу. Но, как и обещал, выгрузил все вещи из вельбота и, задраив люк, вызвал с пульта гравитележку. Как раз когда он складывал на нее багаж, под гудение лифта примчался разъяренный капитан: несомненно, дать младшему матросу взбучку за самовольное отключение от связи.

Увидев леди Констанс, капитан застыл на месте с приоткрытым ртом. Донован Хару в изображении видеопанели связи казался куда более массивным – а может быть, дело тут в том, что Констанс в последний раз видела его воочию очень давно, когда он был моложе, а она… э-э-э… ниже ростом. Тир-нан-Ог массивнее Земли, и сила тяжести там составляет 1,3 G, поэтому человек ростом выше 180 см там – большая редкость. Констанс доросла только до 168, капитан был чуть пониже Дика – где-то 170. На других планетах авалонцев часто дразнят гномами, а капитан Хару вдобавок носил бороду и имел рыжеватый цвет волос. Разъяренный гном в юката[11]11
  Легкое летнее кимоно, используется также как нижнее белье.


[Закрыть].

Придя в себя, он обиженно просипел:

– Миледи! – и грохнулся на колено. – Простите!

– Мастер Хару, не стоит винить себя. Приехать инкогнито – был мой выбор, а как тяжело для вас было согласиться на перевозку пассажиров – я знаю. Что же касается вашей… космической терминологии – то я просто не понимаю ее.

Капитан поднялся и просиял.

– Ну, тогда пойдемте! Специально пассажирского лифта, простите, нет. У нас тут все-таки охотничье судно, а не яхта. И… мы ж не знали, что вы прибудете сами, так что наверху… порядку никто не наводил, словом.

В жилом отсеке Констанс поняла, что капитан имел в виду, сказав «порядку никто не наводил». Нет, здесь было чисто – космические корабли и станции самое чистое место в мире. Но вот представления левиафаннеров о том, как следует украшать свое жилище, были весьма своеобразны.

Начнем с того, что «Паломник» сошел со стапелей Идзанаги – то есть, все указатели внутри гондолы были на нихонском. А экипажи подбирались пестрые, из разных племен и с разных планет, поэтому указатели были продублированы черным несмываемым маркером на аллеманском, синим – на гэльском и красным – на астролате. Но как продублированы! Нет, аллеманский вариант, судя по всему, добросовестно повторял нихонский. Над входом в столовую было написано черным: «Dining-kamer». А рядом, красным и синим, было со смаком выведено на двух языках – «Жральня». Тот же озорник вывел над входом в блок офицерских кают: «Большие шишки».

– Поместим мы вас здесь, – сказал капитан. – Вы, миледи, юный милорд и ваша камеристка будут жить в моей каюте, а Майлз потеснится к Дику, и даст место лорду Августину.

– Капитан, отведите нам любое свободное место – и не стоит…

– Миледи, – оборвал ее капитан. – Во время охоты здесь все живут друг у друга на головах. А сейчас каждый из нас шикует в отдельной каморе. Но поверьте, простор тут – единственная роскошь, все каморы одинаковые, так что я ничем ради вас не жертвую. Просто в тех каморах на стены понаклеено всякое г… дрянь всякая. Не хочу я, чтобы вы или там ваша служанка или мальчик это видели, вот и все. У меня чисто, у Майлза тоже. На том и порешим, хорошо?

– Договорились. Одно «но»: Бет не служанка, а моя приемная дочь.

– Элисабет О’Либерти Ван-Вальден, к вашим услугам, сэр, – девушка поклонилась как можно более чопорно и холодно.

Команда «Паломника» находилась в жилом отсеке. Немая сцена повторилась: теперь в изумлении замер темнокожий сантакларец, бритоголовый крепыш, явно рутен, так и вовсе отвернулся. Третий остался невозмутим. Типично для шеэда.

– Ну, вот они все, мои молодцы, – сказал капитан. – Это Майлз Кристи, пилот и первый навигатор. Это Джез Болтон, субнавигатор, заодно и медик. С Суной, Львиным Сердечком, вы уже знакомы. Это Вальдемар Аникст, стармех. Да повернись ты лицом, Вальдер, миледи за войну и пострашнее видала.

– К этому нужно привыкнуть, – сказал рутен, разворачиваясь. За спиной Констанс тихо ахнула Бет.

Лицо и шея у старшего механика были всюду, от макушки до ключиц, словно изрисованы маленькими красными паучками – следы ожога, пораженные капилляры. Вместо глаз серебрились протезы.

– Вы чудом остались живы, – тихо сказала Констанс.

– Господь уберег, – рутен криво усмехнулся. – Правда, для чего – сам не знаю.

– Пойдемте в каюту, – сказал капитан. – Бортмех вас встречать не вышел. Вы его простите, он по уши в делах, даже к Мессе, сказал, не пойдет. Хотя ему вроде как и не надо… У нас тут катавасия случилась… Ну, я после расскажу. Осторожнее, тут притормозить надо, – легкая гравитележка стукнулась об угол. – Суна, т-твою… дивизию! Я же сказал – притормозить надо.

– Гомэн, – пробормотал юноша.

За спиной Бет члены экипажа тихо переговаривалась на астролате, видимо, думая, что Бет их не понимает. Впрочем, астролата, этого варварского диалекта, она действительно не знала. Зато изучила классическую латынь, поэтому два слова через третье прекрасно понимала.

– У нее нет клейма, – тихо сказал здоровенный рутен с обожженным лицом. – Клонированный фем, скорее всего. Все как у нас – и с мозгами, и со всем остальным, только кожа другая.

– Фемов все равно клеймят, ты что. Может, какая-то гемка прижила ее от хозяина. Рабочие же не стерильные. Или знаешь, они другой раз позволяют разным видам сервов смешиваться – а вдруг хорошая комбинация генов выйдет…

Леди Констанс вошла в комнату, потом Бет пришлось пропустить Джека и только после этого она смогла войти сама и захлопнуть за собой дверь. Но последним, что она услышала, был странный, какой-то отрешенный голос лопоухого Ричарда Суны:

– Genita, non facta…

«Рожденная, не сотворенная…» Именно так, словами из молитвы. Бет зажмурила глаза и прислонилась спиной к двери.

– Что с тобой, милая? – спросила леди Констанс.

– Голова кружится, – соврала Бет.

* * *

Станционная ночь была короче обычной, но случалась в два раза чаще: период вращения Тепе-Хану вокруг планеты равнялся 14 часам, половине местных суток. С точки зрения стандартного планетарного времени (по которому жила станция), здесь был в самом разгаре рабочий день. «Биологические часы» у Дика – да у него ли одного? – как всегда перед отлетом, пошли вразнос.

– Поди съешь чего-нибудь, – разрешил капитан. Остальные члены команды перекусили после похорон Дрю. – А после в каюту и спать. Майлз и без тебя перетащится.

…Думая о своем, Дик прошел мимо прачечной, свернул в кухню – и бац! – налетел на незнакомого человека. А, ну да, капитан нанял нового бортовика. Погодите, Джез говорил, что он…

Дик несколько секунд стоял лицом к лицу (точнее – лицом к плечу, примерно таким было соотношение ростов) с высоким стройным человеком лет тридцати на вид. Блондин, что называется платиновый; волосы стянуты в короткий «хвост» на затылке. Прямые и тонкие темные брови, ровный нос с расовой чертой шедайин – широкая переносица – но не шеэд, вне всяких сомнений. Светло-зеленые глаза смотрят прямо: ни малейшей неловкости перед незнакомыми. Рабочий комбинезон сидит на его ладной фигуре ловко и даже щегольски. Еще бы: над этой фигурой – точнее, над этой породой – попотели, небось, лучшие генетики нескольких планет. Дик смотрел на нового бортмеха, и ненависть разворачивалась в нем, как лезвие орриу[12]12
  Орриу – то же, что и флорд, но оригинального шедайинского производства.


[Закрыть] под действием модуляторов. Черт, да этот тип даже не пытался скрывать того, что он…

«Вавилонянин!»

Новый бортмех принял его замешательство за смущение.

– Ты – младший матрос Ричард Суна, верно? – он улыбнулся: чуть шире, чем этого требовала обычная вежливость, но достаточно прохладно, чтобы сразу же не повеяло фальшью. – Я поступил сегодня на ваш корабль инженером систем жизнеобеспечения. Зовут меня Алессандро Морита, можно просто Моро. Многие пытаются называть меня Сандро, но мне это не нравится. Предпочитаю – Моро.

– Добрый день, мастер Морита, – Дик не пожал протянутой руки, отвесил неглубокий поклон и прошел на кухню.

– Я здесь каких-то полтора часа, и толком приготовить еще ничего не успел. Если тебя устроит лапша с говядиной… «Говядина» из бустера, конечно, но…

– Благодарю вас, мастер Морита.

– Не за что. Как мне пояснил капитан, это должно входить в круг моих обязанностей. Я не возражал, так как сам люблю вкусно поесть. Эй, а прическа сохэя тебе идет, – Моро поставил на стол миску с лапшой. – Ты будешь чай или кофе?

– Мне все равно, мастер Морита, большое спасибо.

– Тогда чай. Кофе я еще не успел зарядить – и, похоже, на всем корабле пить его буду я один. Если среди наших высоких гостей не найдется желающих составить мне компанию. А между тем, кофе на Мауи превосходный.

Он начал заправлять чайник и продолжал говорить:

– Зато чай на этом корабле пьют, похоже, галлонами. Ричард… Можно называть тебя просто Дик?

– Как хотите, мастер Морита.

– Договорились. Дик – этот черноволосый длинный парень – он шеэд или просто похож?

– Он шеэд, мастер Морита. Его зовут Майлз Кристи.

– Ты быстро ешь. Хочешь добавки?

– Нет, благодарю вас, мастер Морита. Если можно, чаю.

– Что за церемонии – ты же на этом корабле постоянный член экипажа, а не я. С сахаром?

– Если можно, мастер Морита.

Вавилонянин наполнил чашку и протянул ее Дику на блюдце, но когда юноша хотел взять блюдце из его руки, он не разжал пальцев.

– Послушай, Дик. Я в должной мере оценил истинно самурайскую учтивость… Но со мной можно и менее официально.

Дик взял чашку и вавилонянин остался с блюдцем в руке.

– С вами нельзя, мастер Морита, – сказал мальчик, допив чай. – Извините.

Он поклонился и вышел, разминувшись с Вальдемаром Аникстом.

– Еще чаю, – сказал рутен. – Ты что, зарядил этот самовар? Моро, это был собственный самовар Дрю, в нем он заваривал чаю на одну свою драгоценную персону. Ты запаришься делать экипажу чай в этом самоваре – заряди большой титан.

– Я думал, это в случае сбора всей команды…

– В случае сбора всей его заряжают три раза в день, – ухмыльнулся Вальдер.

– Ах, вот как… Послушай, а зачем вы так вымуштровали мальчишку?

– Которого? Львиное Сердечко? Никто его не муштровал, он сроду был такой.

– Что, и тебя он называет «мастер Аникст»?

– Нет, ты что… – Вальдер снова ухмыльнулся. – Мы же с ним друзья. А вы нет. Похоже, Моро, вы с ним враги.

– Я ему ничего не сделал.

– Это ты так думаешь. Он думает иначе. Знаешь, семь с половиной лет назад он угодил под зачистку на одной планетке… Ты часом не помнишь, как она называлась, а?

– Она называлась Сунасаки… – спокойно сказал Моро. – А его фамилия Суна…

– Точно.

– Но это же глупо. Я не имею никакого отношения к резне на Сунасаки.

– А мне-то какое дело, – пожал плечами Вальдер. – Ты долетишь до Санта-Клары и прощай. Если тебя так колеблет, что о тебе думает Дик, попробуй сам ему объяснить, где ты был, когда жгли его мать. А я посмотрю. Может, побьюсь с Джезом об заклад, получится у тебя или нет. Только учти – ставить буду на то, что не получится.

– Ты азартный человек, Вальдер? – улыбнулся Моро.

– Можно и так сказать, а что?

– Это тебя погубит.

Глава 2
Дик Суна

– Ну, по такому случаю можно и выпить, – довольно сказал капитан, когда тестирование системы показало правильную расстыковку. – Что скажешь, Джез?

– Скажу, что выпить можно по любому случаю, – субнавигатор подмигнул Дику. – Но сегодня и вправду день выдающийся.

Дик переводил глаза с одного на другого, не понимая, в чем дело. Растыковка как расстыковка, чего из-за нее пить?

– Скажи ему, – велел капитан Джезу.

– Сами скажите, кэп. Это ваш ученик.

– Это наш общий ученик. С удачной расстыковкой, Суна!

– Оро?

– Я тебе твое «оро» когда-нибудь на нос намотаю. Ты что, не понял еще?

– Я переключил управление на тебя, – растолковал Джез. – Ты вел расстыковку, я тебя страховал. Но вел – ты. От начала и до конца.

Дик опешил, а Джез хлопнул его по плечу.

– Тебя же оставили без первого самостоятельного прыжка, – сказал капитан. – Ну так вот тебе стыковка. Так щенков капитанами и делают.

– Но ведь вы все равно дали бы мне прыжок. После Санта-Клары.

– Так ведь обещал сейчас.

– Ничего, – блеснул зубами Джез. – Не зазнавайся. Я тебя еще долго страховать буду.

Дик вышел из рубки на негнущихся ногах. Это было глупо – испытывать приступ страха после того, как все уже закончилось, да и ничего особенно скверного бы не случилось, не проведи он правильно расстыковку, Джез просто переключил управление на себя – но все же… Он был уверен, что кораблем управляют надежные, точные руки Болтона. Поднял свои руки к глазам – они дрожали. Дик несколько раз с силой встряхнул кистями, в конце каждого движения сжимая кулаки – Майлз научил его так делать, чтобы быстро разогреть мышцы рук. Дрожь прекратилась.

К шумам корабля добавилось равномерное, ритмичное гудение кавитационного[13]13
  Кавитационный двигатель, или просто «кав» – двигатель, работающий на энергии гравитационных автоколебаний.


[Закрыть] двигателя. «Паломник» удалялся от Тепе-Хану.

Дик знал, что из-за Моро капитан Террао хотел уговорить леди Констанс переменить планы и не отправляться с «Паломником». Но она решила по-своему. В конце концов, там, в открытом пространстве, Моро ничего не сможет сделать, даже если он шпион Брюсов. Никто и близко не подпустит его к связи. И весь экипаж будет присматривать за ним. Особенно Дик. О, да. Капитан передал его бортмеху во временное подчинение – они оба знали, зачем. И если что – Майлз и Вальдер быстро покажут вавилонянину, где в двигательном отсеке пятый угол. Господин Террао может не беспокоиться – леди Констанс под надежной охраной.

Корабль ускорялся. Если бы не антигравитационное поле внутри, никто бы уже и продохнуть не мог: терминалы показывали 6,4 G. На подходе к дискретной зоне их могли встретить патрули Брюсов, поэтому Джез хотел убраться из системы Мауи поскорее. Правда левиафаннеров останавливали редко: с них, как правило, нечего взять, а публика отчаянная. Но мало ли как распорядится судьба.

Дик спустился на свой ярус. У него были еще дела, и закончить их следовало к торжественному обеду, который капитан собирался дать по случаю выхода из системы Мауи.

* * *

…Иконописец нарисовал большие синие глаза и оттенил такими ресницами, что каждому волоску было тесно, а еще начертил черные брови, тонкие, доходящие почти до виска и чуть приподнятые над переносицей. Он успел набросать контуры верхней губы, выгнутой как татарский лук, и общий овал лица – все в тех же традициях классической иконописи. А потом он передоверил свою работу ученику, партачу и насмешнику. А тот и рад был стараться: пририсовал плоские азиатские скулы, оттопыренные уши, нос «ботинком» – и бесформенным мазком обозначил нижнюю губу.

Вот так и получилось лицо Дика Суны. Добавьте к этому кожу того оттенка, который бывает у людей, от природы смуглых, но подолгу не бывающих на солнце и каштановые волосы, на висках выбритые, а на затылке собранные в тугой и густой «хвост», ниспадающий чуть ли не до пояса. В писаные красавцы он не годился, но в общем был хорош собой. Глаза его смотрели прямо, открыто и честно – словно освещая все лицо; так чисто промытое окно освещает всю комнату – и она кажется красивой, как бы ни была обставлена.

Раньше Дик не задумывался о своей внешности. Госпожа Коман назвала его «бисёнэном», «прекрасным мальчиком» – но тогда он посчитал это просто грубой лестью веселой девицы. Он вовсе не видел себя «прекрасным» – сказать по правде, он и безобразным себя не видел, ему было совершенно все равно, как он выглядит. И вдруг этим утром он ни с того ни с сего подумал, что, к примеру, нос мог бы быть и получше. Эта мысль показалась ему странной – до настоящего момента нос его полностью устраивал; в нем было две замечательные ноздри, через которые можно дышать – чего еще хотеть от носа? И также внезапно ему подумалсь, что и ноздри могли быть поизящней вырезаны. Ну, скажем, как у Майлза.

Может, эти суетные мысли и не пришли бы ему в голову, если бы капитан не велел ему «приодеться» к завтраку и «выглядеть». Дик «приоделся» – то есть, надел свое лучшее косодэ[14]14
  Косодэ – часть того, что называют «кимоно»: куртка без застежек с «маленьким» (нешироким) рукавом.


[Закрыть], хаори[15]15
  Хаори – просторная накидка, надевается поверх кимоно.


[Закрыть] с гербом, которое надевал только на Пасху и Рождество, парадные хакама[16]16
  Широкие брюки, надеваются поверх кимоно.


[Закрыть] и таби[17]17
  Носки с отделенным большим пальцем.


[Закрыть]. Еще он тщательно умылся, вычистил зубы второй раз и как можно глаже уложил волосы – чтобы ни одна прядка не падала на глаза. Но все-таки что-то мешало «выглядеть», и, присмотревшись, он понял: нос. Ну просто сущий пятак. Дик повертел лицом так и этак, и нашел ракурс, который показался ему удачным: чуть склонить голову вперед, глядя слегка исподлобья. Так нос казался менее курносым, и лицо как будто делалось мужественнее.

С одеждой было не все в порядке – хаори коротковато. Но тут уж ничего не поделаешь: другого не имелось. Он вышел из своей и Майлза каюты, поднялся наверх и вошел в столовую.

Левиафаннер – судно специфическое: народу нем то густо, то пусто, поэтому вся постоянная команда обедала при кухне – чтобы не гонять лифт с посудой верх-вниз. Но по случаю присутствия на борту доминатрикс торжественный ужин устроили в кают-компании.

– Ты чего так набычился, будто у тебя запор? – спросил капитан. – Выпрямись, Бога ради. Это ты что, с последнего Рождества так вымахать успел?

На самом деле хаори было коротко еще на Рождество, только внимания на это никто не обратил.

На разных планетах быт устроен по-разному, но космос диктует быт, приближенный к нихонскому образцу. В условиях то и дело меняющейся гравитации очень хорошо, если дверцы шкафов не распахиваются, а стулья не порхают по комнате. Тесные помещения кораблей и станций поражают организацией пространства. Так, в кают-компании «Паломника» единственным предметом обстановки был стол. Длинный и узкий – в случае надобности через него просто перешагивали – он мог разместить без проблем двенадцать человек, а по окончании трапезы просто крепился на стене.

Пришел лифт с кухни; экипаж быстро разобрал посуду и расставил на столе. Почетное место во главе отводилось миледи Констанс, по левую руку от нее капитан велел сесть Дику, чтобы тот резал мясо и подливал пиво, третьим сел сам. Предполагалось, что Бет и Джек сядут справа от своей матери, а место ближе к центру займет лорд Августин. Напротив него таким образом оказывался Майлз, следующую пару составляли Джез и Вальдер. Моро предоставлялась полная свобода выбирать из оставшихся четырех мест.

Дверь открылась и новый бортмех вошел. Морита тоже принарядился: ёфуку[18]18
  Одежда по европейскому образцу.


[Закрыть] цвета морской волны, но без застежек впереди, на вавилонский манер. Под ёфуку была темно-красная вязаная туника, и это было как-то по-варварски красиво. Мода Империи предписывала мужчинам сдержанные тона – капитан, Майлз и Дик были одеты в черные хакама, горчичного цвета косодэ и темно-серые гербовые хаори, Вальдер – как обычно, в черном комбо[19]19
  Одежда с неразделенным верхом и низом.


[Закрыть] – он никогда не одевался иначе, и всегда его лучшая одежда застегивалась под горло и имела полную длину рукавов и брюк; кроме того, он никогда не расставался с визором. Один Джез надел пламенно-красную лава-лава и желтую вязаную тунику из хлопка, по мауитанской моде – но на черных яркие цвета и смотрятся иначе.

Леди Ван-Вальден была в длинном шоколадного цвета платье и в палевой гербовой накидке. Такую же носила Бет, но под ней были просторные брюки и короткая сиреневая блузка. Джека одели как обычно одевают мальчика его лет, в сейлор-фуку. Лорд Августин был в темно-зеленом пали до колен и в черных брюках.

– Миледи, – команда замерла в долгом, очень основательном поклоне. – Прошу садиться вот сюда. Вы здесь, юная леди, а вы, сэр – напротив Майлза.

После того как блюда и бокалы были наполнены, капитан произнес слова молитвы – самой длинной и цветистой, какую читали только на праздники. В обычные дни молились кто как хочет – Джез очень любил вариант «Благослови, Боже, ясти, чтоб не выпало из пасти».

– Я очень рада видеть вас всех здесь, и разделить с вами хлеб и дорогу, – сказала леди Констанс. – «Паломник» – прекрасный корабль, а вы – прекрасный экипаж. За императора!

– Гамбэй! – подхватили левиафаннеры и осушили стаканы.

* * *

Только сейчас она поняла, как угадала – а может, промысел Божий действовал через нее. Эти пятеро подходили друг другу, как пальцы на одной руке. Одинокий старик, потерявший сына и мальчик, потерявший родителей. Шеэд – реон, добровольный изгой. Сантакларец, на миллиметр разминувшийся с каторгой. Искалеченный старший инженер двигательных систем. Для всех «Паломник» стал последним убежищем, единственным шансом. Это была не просто команда, а семья.

Но семья отличается от чисто профессионального союза именно тем, что появление нового элемента лихорадит всю машину. Констанс посмотрела на вавилонянина, прямо в его насмешливые зеленые глаза, подведенные – она только что это заметила – темно-синей, в тон одежде, тушью. Он был чужероден и подчеркивал свою чужеродность. «Я здесь временно», – говорил весь его вид. – «Я знаю, что вы не приемлете меня, и мне безразлична эта неприязнь. Я не собираюсь подлаживаться под стандарты победителей, чтобы угодить им. Я выгляжу и веду себя так, как сам того желаю».

За императора он не выпил. Встретив взгляд Констанс, Моро улыбнулся и поднял стакан:

– Ваше здоровье, сударыня.

– А как вас по-настоящему зовут? – спросил Джек у Майлза. Дик, подкладывавший доминатрикс закуску, от неожиданности уронил суси. Это был один из трех самых бестактных вопросов, которые можно задать шеэду. Два других – «Сколько вам лет?» и «Знакомы ли вы были со Святым Ааррином?»

– Майлз Кристи, – улыбнулся шеэд. – Я принял это имя в святом крещении, так что оно настоящее.

Констанс посмотрела на Бет и поняла, что это она подговорила Джека.

– Скажите, – вступил в разговор лорд Августин, – а вам не доводилось знавать…

Констанс локтем почувствовала, как мальчик напрягся.

– …Айора Эддиша Киэтту? – так же беспечно продолжал Августин.

– Я знаком с ним мельком, – ответил шеэд. – Он принадлежит к иной, чем я, ветви Пути.

Это означало, что сообщество, к которому принадлежит Айор, живет не на той планете, на которой живет «ветвь», сообщество – бывшее сообщество – Майлза Кристи.

– Я слыхал, лорд Августин, что вы антизверей изучаете, – сказал капитан Хару.

– Именно, – согласился лорд Мак-Интайр. – Название «левиафан» нравится мне больше – как олицетворение могучей и слепой силы. – А общепринятый научный термин – «блуждающее скопление антиматерии».

– Может, для науки он и хорош, а для охоты длиннноват, – проворчал капитан.

– Третий вельбот, заходи на блуждающее скопление антиматерии снизу! – прогундосил, подражая динамику связи, Джез. – Пока так скажешь, он десять раз в сторону вильнет.

– Изменит траекторию, – кивнул лорд Августин. – Термин «вильнет» предпочитает хоть немного осмысленное движение.

– А что позволяет нам считать, что движения антизверя неосмысленны? – послышался голос с другого конца стола. Все уставились на Моро как Валаам на своего ишака.

– Я не знаю, осмысленны ли движения левиафана, – медленно проговорил лорд Августин, – но мне хотелось бы это узнать. Но увы, левиафаннеры не ведут наблюдений заобъектами своей охоты в естественных условиях, а левиафан, загнанныйв силовую ловушку и превращенный в источник энергии – это уже совсем не то.

– Они любят забраться подальше от звезд, а если уж угораздило попасть в скопление, то держатся ровно посередке между всеми, – сказал Вальдер.

– Да, в точках Лагранжа, – кивнул физик. – Антиматерия – сама по себе мощный генератор антигравитации. Дрейф левиафана – своего рода «падение»; падение «вверх» по отношению к источникам массы. Капитан, не скажете ли вы мне, сколько энергии выделится. Если вы – вот лично вы – аннигилируете?

– Чертова уйма, – мрачно сказал капитан, для которого, как и всех левиафаннеров, тема собственной аннигиляции была неприятной.

– Верно, – как ни в чем не бывало, сказал лорд Августин. – Но с той же легкостью блуждающее скопление способно аннигилировать и планету, и звезду – и при том остаться целым.

– Мы не знаем доподлинно, способно ли оно аннигилировать звезду, – заметил шеэд. – Эксперимент здесь невозможен.

– К сожалению, да. И все в теории получается. Что масса левиафана стремится к бесконечности.

– Как так? – изумился капитан. – Мы же их сами в силовые бутылки закрываем!

– Вот именно. Поэтому исследования левиафанов подводят науку к тому рубежу, за которым, я думаю, придется пересмотреть понятие массы. Сейчас я попробую объяснить вам, как это возможно…

– Господи, спаси, – пробормотала Бет. И была права: начался монолог, в котором присутствующие (кроме Майлза) понимали только отдельные словосочетания вроде «пересекается с…» и «распадается на…», а потом лектор и вовсе перешел на шедда.