Текст книги "Сердце меча"

Автор книги: Ольга Чигиринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Любуетесь нашим красавцем, миледи? – спросил капитан. – Любуйтесь сейчас. Еще часика два – и им уже не полюбуешься.

Дик поставил в зажимы поднос с подогретым сакэ и семью чашечками. Разлил напиток и шагнул чуть в сторону, чтобы каждый мог спокойно взять свою долю.

Первым чашку взял капитан, и протянул ее Констанс, вторую он дал Гусу, за ним чашки разобрали остальные охотники. Дик взял свою последним.

– Ну, попросим Божьей помощи в нашем деле, – сказал капитан. – Майлз, начинай: у тебя память лучше моей.

– Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? – начал шеэд. – Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?

Майлз умолк и кивнул капитану Хару. Тот продолжил:

– Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?

Он кивнул Джезу, передавая ему речь – весь этот отрывок из книги Иова команда знала наизусть.

– Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь, – Болтон широко улыбнулся: сколько раз он произносил эти слова перед тем, как выйти на левиафана? – Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?

– Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? – Аникст тоже улыбнулся, когда речь перешла к нему. – Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое.

– Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их, – проговорил Дик, прикрыв глаза. – Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его – ужас; крепкие щиты его – великолепие; они скреплены как бы твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.

Он приподнял чашку и кивнул опять Майлзу.

– От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь – за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.

– Господи, это Твой зверь, – сказал капитан тихо. – Отдай его нам, не ради нашей славы, но ради славы имени Твоего. Или прими нас к Себе и прости нам наши грехи через Христа, Господа нашего. Отче наш… – на этот раз Констанс и Гус присоединились к молитве команды.

После слова «Аминь» все левиафаннеры осушили чашки – без традиционного «гамбэй».

– Ну что, малый, – сказал капитан, обращаясь к Дику. – Пока я не вернусь, ты хозяин на корабле. Проверь готовность на нижней палубе.

– Да, сэр, – Дик опустил на глаза визор, а к губам – микрофон. – Нижняя палуба, проверка готовности.

– Четвертый трюм готов, сэр, – отозвался голос одного из гемов – Констанс так и не научилась по голосам отличать троих из них, только Том говорил уже с какими-то старческими обертонами.

– Первая силовая установка готова, – вот это был уже он, Том.

– Вторая силовая установка готова, – Остин? Актеон?

Обычно силовыми установками корабля командовал Вальдер, но, поскольку он летел на охоту, то на скорую руку натаскали гемов. Капитан уверил Констанс, что ничего сложного здесь нет: ребята должны будут включить силовое поле по команде Дика и активировать «бутылку» в четвертом трюме.

Дик повернулся к капитану и поднял большой палец.

– Ну, мы идем. Действуй, малый, привыкай командовать на мостике. И не дуйся, в твоем возрасте меня только за пивом гоняли.

Он покинул рубку первым. Прощаться было не принято.

– Рикард, – сказал Майлз. – Пусть с тобой будет удача.

– Пусть с вами будет со всеми, она вам нужнее, – улыбнулся мальчик.

– Удача к нам уже пришла, – Джез хлопнул его по плечу. – Теперь все решит мастерство. Не огорчайся, малыш, в следующий раз обязательно возьмем и тебя.

Он склонился к самому лицу Дика и прошептал:

– По секрету: сегодня кэп идет на вельботе в последний раз. Все мы когда-нибудь выйдем в последний раз. Давай пять, – последние слова он произнес громко.

Дик протянул руку и Джез пожал ее, а потом вышел следом за капитаном и Майлзом.

– Двигатель не включай, – сказал Вальдер. – Не суйся туда, лежи в дрейфе. И еще… Я, в общем, вел себя как скотина и был неправ.

Дверь мостика закрылась за его широкой спиной, Дик вздохнул и развернулся к консоли управления.

– Когда они отчалят, Дик? – спросила Констанс.

– Минут через десять.

– Хотел бы я знать, чем вызвана эта странная флуктуация гравитационного поля вокруг него, – прищурился в экран Августин. – У меня есть две версии, и обе они требуют экспериментальной проверки – но это может выясниться в ходе охоты… – и Гус снова пустился в рассуждения, которых Констанс не могла понять.

На экране показались два вельбота – маленьких, почти ничтожных по сравнению с переливчатым «телом» левиафана. Какое-то время они шли параллельным курсом, потом развернулись – и начали облетать «звездного зверя» с двух сторон. Секунда, другая, третья – и вот они, похоже, потеряли друг друга из виду. Во всяком случае, Дик сказал в микрофон:

– Вижу вас, первый-второй.

– Дик, а я могу слышать переговоры? – тихо спросила она. Дик, не отрываясь от экрана, выдвинул ящичек под консолью, достал оттуда обруч, не глядя, протянул ей и задвинул ящичек обратно.

Констанс надела обруч, вложила в ухо «ракушку» и услышала переговоры вельботов.

– Первый, бери градусов десять в надир, начнем оттуда.

– Есть. Десять градусов в надир, выхожу в точку, жду сигнала.

Вельботы пропали из виду, скрытые перламутровой кисеей какого-то там поля, о котором она ничего не знала, лишь видела, что оно захватывающе красиво. Сполохи всех цветов радуги пробегали по поверхности этой сферы; незаметно для глаза изумрудный перетекал в карминный и в глубокий фиалковый.

– Вышел в точку, – сказал в наушнике голос Джезекии Болтона.

– Что они делают? – тихо спросила Констанс. Микрофон она не активировала, но голос понизила рефлекторно.

– Сейчас они пальнут по левиафану из импульсной пушки, гравизарядом, – объяснил Дик, отведя микрофон в сторону. – Он начнет дрейфовать в обратную сторону, потому что не любит гравитации. А мы активируем силовое поле и заэкранируем собственную силу тяжести – он будет нас видеть как туннель в пространстве и рванет сюда… И тогда мы включим силовую воронку…

– Вышел в точку, – отозвался Джезу Майлз.

– Простите, леди, – шепнул Дик и сказал в микрофон: – Борт готов.

– Пали! – скомандовал капитан Хару.

По «мантии» левиафана прошел огненный смерч, «антизверь» стал похож на маленькую злую звезду…

– Ошибка, – голос Майлза звучал так же спокойно и ровно, как если бы шеэд находился не за рулем вельбота, а в кают-компании «Паломника».

– Борт, силовые на полную! – крикнул капитан Хару.

– Силовые экраны на сорок процентов, – Дик переключил на консоли какие-то рычаги, и через миг на концах мачт запылали ощетинившиеся разрядами огоньки: «подкова» силовой установки заковала корабль в поле. – Что случилось, сэр?

– Я сказал на полную, Суна! – рыкнул капитан. – Черт бы тебя подрал – их двое!

– Симатта! – процедил сквозь зубы Дик, глядя, как огненная мантия левиафана истончается и вытягивается в «шлейф»…

…В два шлейфа.

«Мантия» распалась по причудливой линии – сцепившись «коронами», два левиафана сейчас походили на символ «инь-ян», вертящийся во всех трех плоскостях.

– О, Боже! – Гус попытался вскочить, но страховочные ремни не пустили. – Так вот почему поле было такой странной конфигурации! Их там было два – это феноменально! Они делятся – но в каких случаях? Когда давление нашего пространства превышает некий предел или… – Гус умолк как раз когда Констанс уже собралась было осадить его, и, открыв свой терминал, погрузился в какие-то вычисления.

– Силовые экраны на пятьдесят процентов! – скомандовал Дик. Теперь по линиям напряжения силового поля пробегали такие же сполохи, как до того – по мантии сдвоенного левиафана.

– Экраны на полную, Суна! Шкуру спущу!

– Хай, – коротко ответил Дик, переключившись на внешнюю связь, затем отдал команду по борту: – Силовые экраны на сто процентов! Запуск основного двигателя: всем пристегнуться или лечь на пол. Пошел отсчет. Десять. Девять. Восемь. Семь…

Левиафаны расцепились и, вытянувшись двумя диковинными веретенами, устремились друг от друга в разные стороны. Сквозь мерцание силового поля корабля Констанс разглядела один из вельботов, уходящий из-под шлейфа.

– Шесть… пять… четыре…

От левиафана отделилось нечто вроде перистого облака и скользнуло в направлении вельбота. На мгновение суденышко охватил ореол белого огня, Констанс вскрикнула, но Дик остался совершенно спокоен и завершил отсчет:

– Три. Два. Один!

Он повернул какой-то ключ и Констанс почувствовала, как ее вжимает в кресло. Две секунды – и в ее глазах потемнело, но слух ей пока не изменил: из наушника донеслось сначала голосом Майлза:

– Батареи сгорели, замена.

А потом голосом Вальдера:

– Дик, я тебя придушу! Выключи двигатель,…! – последнего слова Констанс толком не разобрала.

– Дик, что ты делаешь? – спросила Констанс. В глазах у нее прояснилось и теперь она видела оба вельбота, старающихся проложить путь к кораблю так, чтобы не оказаться между двумя шлейфами левиафанов, теперь переплетенными сложной спиралью, похожей на модель молекулы ДНК.

Еще один выброс – и снова вельбот превратился в белую шаровую молнию.

– Батареи сгорели, замена, – Джез произнес это почти так же спокойно как Майлз, и тут же его вельбот получил второй «плевок». – Ах ты сука. Замена.

Насколько могла понять Констанс, об охоте никто уже не думал – следовало спасаться бегством. Дик подтвердил:

– Миледи, если левиафан плюнет в вельбот Джеза, вельбот аннигилирует, и тогда погибнут все они. Я попробую пройти между шлейфами и прикрою их бортом корабля. Наши батареи больше, они выдержат не один плевок…

– Суна, немедленно назад! – поддержал Вальдера капитан. – Ты кем рискуешь, паршивец?

– Простите, сэр!

Новая белая вспышка показала, что теперь вельбот капитана беззащитен – треьео комплекта батарей на борту не было. Второй тоже принял на себя «плевок» и остался без силового щита.

– Молитесь, миледи, – прошептал Дик. – И вы, милорд. Я вас очень прошу…

– Малыш, не надо… – как-то беспомощно сказал капитан. – Миледи, остановите его! Нельзя рисковать всеми вами ради нас, нельзя!

Но он не видел того, что видела Констанс и того, что видел Дик: развернувшись внутри своих гаснущих шлейфов, левиафаны пошли в обратную сторону, удваивая за собой смертельную спираль. Они словно бы искали своих незадачливых противников.

– Если бы я не знал, что они ни в коей мере не разумны, я бы сказал, что они нападают! – воскликнул лорд Августин.

– Что будет, если у тебя получится? – спросила Констанс.

– Их раскидает силовым полем и вельботы смогут уйти. Они не преследуют.

– А если не получится?

– Мы все погибнем. Но это только если у нас откажут все батареи. Мы можем выдержать лобовое столкновение с левиафаном… ну, вроде бы должны… А с двумя – нет. Никто и никогда еще не видел, чтобы их было двое в одном месте…

«А может, видел – но уже не сможет рассказать».

– Продолжай, Дик. Считай, что это мой приказ.

– Да, миледи!

Констанс не могла поднять головы – ускорение корабля было не меньше пяти G, компенсаторы снижали его до полутора, надсадно надрываясь: оно возрастало слишком быстро. Но Дик был иного мнения.

– Медленно, – прошептал он. – Симатта ё! Медленно!

* * *

Нельзя было не гордиться таким тиийю – даже зная, что твоей заслуги мало, нельзя было не гордиться.

В отличие от капитана, он был спокоен за жизни туата и инемийин на «Паломнике». Правда, Дику потом будет очень и очень трудно, но сейчас смерть ему не грозила: в панцире силового поля «Паломник» был почти неуязвим для одного левиафана, а вдвоем они не атакуют.

За себя Майлз тоже был спокоен. В конце концов, Шааррим благ, а проклятый судьбой и народом Диорран умер, погрузившись в воды баптистерия. Майлз Кристи родился чистым.

Он успел пожалеть о том, что не обсудил как следует с ка’эддом Августином этого левиафана. Они расходились во взглядах на его природу: Майлз считал, что он нарождается из инобытия, которое А-Тиарна устроил для равновесия, а ка’эдд Августин полагал, что он не нарождается и не переходит в инобытие, но находится в коллапсе от того, что попал в дискретную зону. Если бы они еще дальше отпустили мысль и речь, открыли бы, возможно, что в своем устремлении от массы к пустоте левиафаны должны стремиться друг к другу, ибо что же такое они сами, как не антимасса? А если они стремятся друг к другу, то почему бы не в пределах этого скопления звезд?

Еще плохо было, что не удастся обсудить с Диком Сократа. Майлз понимал, что крайне плохо годился на то, чтобы учить кого-то жить среди людей… То, что он полагал величайшими грехами в своей жизни, в их истории было делом почти обыденным – и вместе с тем, именно от них пришла весть о воплощении А-Тиарны. Подлинно, А-Тиарна есть Любовь – не любя туата, их невозможно принимать. Но таких как Ри’шаард, Констанс ка’эддайн и ее сын, капитан Хару – любить было легко и расставаться с ними было жаль.

Еще семь секунд – и Дик расшвыряет антизверей силовым полем корабля. Но этих секунд нет. Майлз видел, как вельбот настигает язык черноты, вспыхивающий и меняющий цвета, извивающийся хаотично, подобно струйке дыма – спонтанный выброс антиматерии, который левиафанеры непочтительно называют “плевком”.

Майлз был очень хорошим драйвером, но вельбот, который весил больше восьми тонн, маневрировал не так легко, как йитанна, малый боевой катер шедайин.

– Господи, в руки Твои… – успел сказать капитан.

* * *

На этот раз корабль “ослеп и оглох”, – экран залило белым светом, а затем он погас, умерли все приборы, мигнул и исчез свет в кабине – Констанс осталась в полной темноте.

Дик издал короткий, полный муки вопль – наверное, так кричит человек, получивший удар ножом в сердце: вскрик – и тишина. Только щелчки каких-то тумблеров говорили, что юный пилот жив, в сознании и действует, не поддаваясь отчаянию. Потом раздалось тихое жужжание и писк включающихся систем, замигало и загорелось аварийное освещение, экраны ожили, но показывали все ту же белесую мглу. Ускорение не увеличилось – Дик снова отключил основной двигатель, теперь корабль шел на одной инерции. Где-то поблизости выла сирена, и над дверью отчаянно мигала сигнальная панель со знаком “Радиационная опасность”.

– Нижняя палуба, сколько батарей сгорело?

– Девятнадцать, сэр, – сказал гем.

– Шестнадцать, – доложил другой.

– Меняйте как можно быстрее, – скомандовал Дик. – Мастер Порше, вы там?

– Делаю что могу!

– Сейчас мы вырвемся из облака и начнем торможение, – сказал Дик. – Мне нужно, чтобы вы поменяли все батареи, заняли места и пристегнулись, потому что компенсаторы ненадежны.

– Дик, – вступил в диалог до сих пор молчавший Морита. – Насколько я понял, силовые экраны приняли на себя максимальную нагрузку. Это значит, произошла аннигиляция?

– Да, – ответил мальчик.

– Я иду на нижнюю палубу менять батареи, – сказал вавилонянин. – Там нужны все руки.

– Аригато, Морита-сан.

– Мы скоро покинем аннигиляционное облако?

– Минута или две, Морита-сан.

– Ты начинаешь торможение и ложишься в дрейф? – по голосу Мориты было слышно, что он быстро бежит вниз по лестнице.

– Да.

– Бесполезно. Живых не осталось.

– Я должен убедиться в этом, Морита-сан.

“Живых не осталось”. Констанс посмотрела на Дика, но тот не отрывал взгляда от экрана и от прибора, названия которому Констанс не знала – он ориентировал корабль относительно зенита, надира, “севера” и “юга” Галактики. Тогда Констанс посмотрела на Гуса и тот, сняв очки, кивнул, отвечая на ее немой вопрос: не осталось и не могло. Или все-таки кто-то мог уцелеть? Дик, судя по разговору с Моритой, на что-то рассчитывает…

Эмоции не успевали за сознанием. В уме Констанс уже промелькнуло все, чем грозил такой поворот событий: они затеряны в дальнем пространстве, на корабле, экипаж которого погиб, и единственный, кто уцелел – это младший матрос, мальчик пятнадцати лет. И всему виной – ее безрассудство, ее податливость эмоциям… Ну, и где же они теперь, эти эмоции? Она ничего не чувствует, просто ничего – даже беспокойства за свою, Джека и Бет судьбу…

Боже мой! Джек! Как он там, в койке, пристегнутый ремнями безопасности, как он перенес нарастающее ускорение и внезапное погружение в эту жуткую темноту?

Белая мгла поредела, “Паломник” вырвался из пылающего облака, а через несколько секунд Рэй доложил Дику, что все батареи сменены, и все на нижней палубе заняли места и закрепились.

– Торможу, – сказал Дик, и Констанс ощутила, как ее повело вперед. “Паломник” сбрасывал скорость. Когда прибор показал остановку, Дик отключил основной двигатель и включил маневровые. Констанс плавно вжало в боковушку кресла.

– Дик, – спросила она. – Когда можно будет встать?

– Скоро, миледи, – ответил юноша.

Корабль теперь был повернут “головой” к месту гибели экипажа. Там угасала небольшая звезда, по форме напоминающая волчок; свет отступал от ее краев к сердцевине, и края были теперь как разлохмаченная кромка штормовой тучи. Два левиафана, разбросанные в разные стороны, разбегались по “оси волчка” – один в ее зенит, другой – в ее надир.

Капитан Хару, Майлз, Аникст, Болтон – они не могли там уцелеть, поняла Констанс. Они превратились в свет, в плазму, в раскаленный летучий газ…

– Уже можно, – сказал Дик, когда ускорение пропало. Констанс расстегнула ремни и сняла обруч коммуникатора. Голова ее слегка кружилась, и потому она не спешила встать.

Дик вынул из креплений пилотского кресла наношлем и надел.

– Идите миледи, – сказал он. – Я должен задраить за вами люк. По инструкции, мостик должен быть задраен, когда там никого нет или есть только пилот в наношлеме.

– Идем, Стаси, – Гус помог ей подняться и выйти из рубки, хотя его самого слегка пошатывало. Дик закрыл двери.

– Гус, ты уверен? – спросила она, идя по коридору.

– На сто процентов. Мы уцелели потому, что сработали силовые экраны.

– Значит, если хотя бы один вельбот был защищен, он мог уцелеть?

– Теоретически – да… Если был защищен… Но… Пойми, как только один из вельботов аннигилировал, там как бы образовалась звезда. Несколько тонн вещества превратились в чистую энергию… Формулу учат в школе, можешь подсчитать сама. Батареи, даже если их успели поставить, сгорели снова, и… Думаю, второй вельбот должен был просто испариться. Если Господь не сотворил чуда.

Они спустились на жилую палубу и услышали плач Джека – его действительно напугали перегрузки и погасший свет. Констанс вошла в каюту и увидела мальчика на руках у Бет – девушка уже выбралась из койки и отстегнула брата. Теперь она держала малыша на руках, прижимая к себе.

– Мама! – Джек вырвался из рук сестры и кинулся к леди Констанс. Бет поднялась.

– Нас больше не будет кидать туда-сюда? – спросила она. – Охота закончилась?

– Да, – ответила Констанс.

– Они поймали кого-нибудь?

– Нет, – сказала Констанс, и в этот момент к ней подступила скорбь. – Они погибли, Бет.

– Что? – переспросила девочка.

– Они все погибли. Все, кто вышел на лов. Капитан Хару, Джезекия, Майлз, мастер Аникст…

– Как? – спросила Бет. Скорее ошеломленное междометие, чем вопрос, но Гус понял его буквально.

– Это какой-то странный феномен, над которым я еще должен много подумать, – сказал он. – Но в стасисе находилось не одно, а два блуждающих скопления антиматерии, и вельботы физически не могли заэкранироваться от атак спонтанными выбросами с двух сторон. Когда один из вельботов аннигилировал, произошел огромный выброс энергии – фактически мы оказались в эпицентре маленького Большого Взрыва. Второй вельбот тоже наверняка погиб в этом огне. Когда погас свет – это наши силовые экраны приняли на себя поток энергии, сопоставимый со взрывом сотни литиевых бомб.

– Мама, – ахнула Бет. – И что же с нами будет?

– Хороший вопрос, – раздался голос сзади. В каюту вошел Морита. – Что же с нами будет теперь, когда весь экипаж героически полег, а на борту есть только два человека, худо-бедно понимающие в астронавигации: мальчик, который слишком молод даже для звания цехового подмастерья, и ваш покорный слуга?

– А вы что-то понимаете в астронавигации? – спросил Гус.

– Представьте себе, да. Строго говоря, я пилот.

– Почему же вы молчали раньше?

– А что бы это мне дало? Я под профессиональным запретом в силу того, что некогда работал для Рива. Властям наплевать, что я ни разу не участвовал в военных действиях против Империи, ни в каком качестве. А место на борту мне было нужно. Маленький блеф, нужда в котором, с учетом обстоятельств, отпала.

Констанс ничего не сказала на это. Она взяла из шкафчика Писание и только тогда ответила Морите:

– Мы сейчас пойдем и помолимся о четырех душах, отошедших к Создателю. Вы можете присоединиться к нам или остаться где хотите. Бет, позови Рэя и семью Аквиласов.

– А кстати, где Дик? – спросил Моро. – Он тоже присоединится к вашей молитве – или занят более важными делами?

– Он в рубке.

Словно в ответ на ее слова загудел лифт.

– Уже нет, – заключил Моро.

* * *

Дик натянул сапоги и проверил герметичность стыка. Он не хотел жечь лишние батареи – тем более что не смог бы заменить их в одиночку, если что – и собирался включить силовой экран только в крайнем случае. Поэтому надевал скафандр.

– Я скоро вернусь, Динго, – сказал он. – Честное слово, вернусь.

Кос потерся о его ноги – точнее, о его бедра – и, привстав на задние лапы, просительно заглянул в глаза. А потом наершил шерсть, прижал уши и зарычал так, что Дик сразу понял, кто спускается по аварийной лестнице.

– Сидеть, Динго, – он взял зверя за ошейник, посадил задом на пол и, присев на колено, обхватил обоими руками за плечи. – Сидеть, хороший кос!

Морита открыл дверь и шагнул в палубный коридор. Дальше двери он пройти не решился – чтобы в случае чего быстро захлопнуть ее за собой. Но оперся на косяк с самым непринужденным видом и спросил:

– Что ты рассчитываешь там найти?

Дик не ответил.

– Трупы? – продолжал Моро. – Ты ведь наверняка сканировал пространство. Живых нет.

– Откуда вы знаете?

– Мне, видишь ли, приходилось. Я пилот. Умолчал об этом, когда нанимался.

– Это неважно, – сказал Дик. – Я не могу… – он замолчал, не в силах сформулировать, что же именно он не может. Это сделал за него Моро.

– Не можешь улететь отсюда, не сделав все, что в твоих силах? Воскресить их не в твоих силах, малыш. Даже собрать всю металлическую испарину, в которую превратился вельбот – не в твоих силах. А кстати, ты вообще можешь уйти отсюда? Проложить курс и пройти по нему до следующего сектора?

– Об этом я подумаю завтра, – сказал Дик.

– Господа доминаторы, Бет и гемы собрались в часовне для молитвы. Не желаешь ли присоединиться к ним?

– Передайте им – пусть молятся о том, чтобы я благополучно отыскал уцелевший вельбот.

– Ты сам знаешь, что уцелевших нет. Ты знаешь это лучше меня.

– Мастер Морита, я не могу взять Динго с собой – мне придется отпустить его. Если вы не уйдете сейчас, он может вам навредить.

Моро пожал плечами, вышел из коридора и закрыл за собой дверь. Дик отпустил коса, который все время разговора утробно рычал и топорщил шерсть. Динго немного успокоился.

– Рэй придет за тобой, – сказал ему Дик. – Отдыхай.

Он надел перчатки и плотно их пригнал, проверил стыки, надел шлем. Динго не последовал за ним к переходнику, где искусственная гравитация заканчивалась – он лег возле боксов со скафандрами и прикрыл глаза. Дик подпрыгнул к люку переходника, открыл его и втянул себя внутрь.

Он испытывал не столько скорбь – после той, первой и самой страшной потери сама способность скорбеть у него как будто притупилась – сколько горькую и глухую досаду. Он никогда прежде не сетовал на Бога за погибель своей семьи и родины – смерть невинных в ходе войны всегда и во все времена была делом обычным; тем паче смерть восставших, мучеников свободы. Но гибель экипажа «Паломника» была не мученичеством, а чем-то более страшным в глазах Дика – нелепостью; и, бросая свой вельбот вниз, в завихрения белого звездного тумана, он вопрошал небеса: почему? Как так могло случиться, что весь экипаж, и его самого, охватило это охотничье безумие? Да и не только экипаж – леди Констанс, такую рассудительную и умеренную! Никогда раньше капитан Хару не решился бы атаковать левиафана двумя вельботами с неполным экипажем на каждом – почему, почему, Господи, Ты позволил ему теперь лишиться прежней осторожности? Говорят, что кого Бог желает покарать – того лишает разума – но чем перед Богом провинились эти четверо?

Он не думал сейчас о себе и о той сумасшедшей ответственности, что свалилась на его плечи – он избегал ее подсознательно. Моро был прав: Дик, сканируя пространство в наношлеме, на одном пилотском чувстве, не уловил ничего, ни единого промелька движения, которое можно было бы хоть с натяжкой называть осмысленным. Затихала, дрожа, рябь в темном озере – то остывало облако новорожденной материи, образованной из аннигилировавшего вельбота. Где-то в отдалении угасал шорох драконьих кожистых животов по камням – левиафаны покидали сектор Паруса. И все, и ничего больше, если не считать собственного тихого дыхания – внутренних ритмов «Паломника».

Вельбот погрузился в белую кипень, прозвучал зуммер, сигналящий о повышенном уровне радиации – львиная доля энергии выбросилась в пространство излучением, но какие-то миллионные доли секунды в месте взрыва энергии были слишком много – и почти одновременно с аннигиляцией пошел новый синтез. Если бы на вельботах были полные команды, батареи заменили бы в считанные секунды, а от «плевков» отстреливались из нескольких силовых установок, и даже если бы аннигилировал один вельбот, второй уцелел бы, потому что вовремя сменил бы батареи… Дик попытался выцедить из себя досаду протяжным стоном – все равно его никто не слышал – но это было как выпить воды в жару: минута-другая – и язык снова сухой.

Он кинул взгляд на часы – с начала охоты не прошло и часа. Час назад его друзья жили.

В Синдэне Дик научился не оплакивать чужие смерти – ведь что есть смерть для христианина, как не рождение в новую и вечную жизнь? А кто же плачет в чужой день рождения? Он был согласен с Федоном: теряя друзей, мы оплакиваем собственное лишение – а не их гибель; признавать это – только честно. И сейчас Дик тосковал о несбывшемся: о примирении с Вальдером, о новых шутках и песнях Джеза, о разговорах и поединках с Майлзом, об уроках навигации у капитана Хару…

Он отправился в полет, не рассчитывая кого-то найти и спасти – да и кого можно было бы найти в этой каше? Ни один сигнал не пробился бы сквозь визги помех, которыми облако полнилось от края до края, ничего не дало бы сканирование ни в одном диапазоне – сенсоры сходили с ума… Он отправился только лишь бы что-то делать, Моро и тут был прав, и это добавляло досады. Мысли о собственной участи пришли к нему лишь тогда, когда он вывел вельбот из облака и положил на курс к «Паломнику» – увидев громаду корабля, висящую между звезд и протянувшую вперед силовые мачты – словно руки в тоске по ушедшим – он вдруг понял: теперь судьба корабля и всех, кто на нем – зависит от него, Дика Суны.

Он это понял и у него серьезно подвело живот.

– Господи, не оставляй меня, – прошептал он. – Пожалуйста! Я же один не справлюсь!