Текст книги "Культура на службе вермахта"

Автор книги: Олег Пленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Огромное значение для строительства новой Германии имело внутреннее преодоление тоталитаризма, а это очень непростая задача. Для немцев после войны стало чрезвычайно важно найти в близком прошлом какой-либо прецедент высокой моральной позиции (антинацистской). Собственно, в этом и заключается главное значение Сопротивления (именно от него ведет свою политическую традицию современная ФРГ) для современной немецкой действительности: в преодолении тоталитарного менталитета и наследия национал-социализма с его культурой, конформизмом, пассивностью и отсутствием гражданского общества.

ГЛАВА III.
ЦЕРКОВЬ, НАЦИЗМ И НЕМЕЦКОЕ ОБЩЕСТВО: ДИАЛЕКТИКА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

«Партия никогда не сможет заменить религию.

Против религии не нужно бороться, ей нужно позволить изжить саму себя».

(А. Гитлер)^{644}

Верующие гитлеровской Германии рассказывали такую быль: нацистский функционер взял с кафедры священника тонкий стеклянный стакан и сказал, обращаясь к прихожанам, что после войны католическая вера разобьется так же, как стакан, и бросил его на пол. Стакан запрыгал по каменным плитам и не разбился^{645}.

Нацизм и христианство идеологическое противостояние

Христианская церковь и нацизм – это взаимоисключающие друг друга мировоззрения, совершенно различные морально-этические и идеологические системы, поэтому конфликт между церквями и режимом нетрудно было предвидеть, он был запрограммирован, ибо партия носила идеологический, мировоззренческий характер. Можно возразить – ведь в партийной программе был пункт о «позитивном христианстве», предусматривающий сотрудничество с церковью, но его следует рассматривать как тактический: с целью привлечения масс и организации единого с консерваторами фронта против левых (до прихода к власти Гитлера) и удержания (после 1933 г.) симпатий верующих.

Кроме собственно мировоззренческой позиции, церковь занимала и политическую позицию, которая необходимым образом должна была быть компромиссной. Иными словами, бескомпромиссная позиция церкви в Германии по отношению к нацизму была невозможна уже в силу традиции. Церкви (особенно католическая) и прежде привыкли к компромиссу с государственной властью и никаких иллюзий в отношении сосуществования христианства и национал-социализма не питали, хотя до прихода нацистов к власти католические иерархи время от времени запрещали верующим вступать в НСДАП: в 1930 г. председатель Фульдской конференции епископов кардинал Бертрам впервые объявил одновременную принадлежность к партии и церкви несовместимой, а последний раз подобный запрет католических иерархов был обнародован 17 августа 1932 г. Отношение же к нацизму евангелической церкви следует дифференцировать: с одной стороны, между нацистами и консервативной частью протестантских священников было много общего (неприятие либерализма, демократии, парламентаризма), а с другой стороны, нацистам удалось расколоть протестантское движение, создав диссидентскую ДК (церковь «немецких христиан»), которая искренне надеялась осуществить «рехристианизацию» немецкого народа, поскольку (на их взгляд) еще в XIX в. церковь в значительной степени утратила контакт с простыми людьми. Поскольку католическая церковь в теологическом отношении являлась значительно более единой организацией, чем множество евангелических церквей Германии, то создать в католическом стане организацию, подобную ДК, было невозможно. Попытки, однако, все же были предприняты, но они почти не имели успеха. Гораздо больший эффект имело прямое обращение Гитлера к папскому престолу (в 1929 г. так же поступил Муссолини). Результатом такого обращения стало заключение в 1933 г. конкордата (договора, регулирующего правовое положение католической церкви в государстве и его обязательства по отношению к папскому престолу), при этом каждая из договаривающихся сторон исходила из различных представлений и ожиданий: каждая надеялась, что другая признает ее права и претензии. Гитлер и не думал придерживаться условий конкордата – на его взгляд, католическая церковь не могла быть равным договаривающимся партнером рейха, а потому последний не мог иметь по отношению к ней никаких обязательств. В Ватикане же (особенно при папе Пие XII) бытовало представление о том, что после исчезновения католической партии Центра только Рим сможет позаботиться об интересах немецких католиков^{646}. Иными словами, каждая из сторон имела собственные представления, несовместимые друг с другом, поэтому конкордат имел некоторое значение только в начальной фазе Третьего Рейха.

Гитлер вспоминал, что в юности у него была только одна ассоциация со словом «церковь» – «динамит». Со временем, правда, он начал осознавать глубину укорененности в народе христианской веры и ограничился позиционной войной с церковью. В разговорах, однако, Гитлер довольно резко высказывался о христианстве: «Как жаль, что Библия была переведена на немецкий язык, и таким образом вся эта еврейская белиберда стала известна нашему народу»^{647}. По приходу к власти Гитлер постарался ограничить всякое политическое влияние церкви. В соответствии с позицией фюрера, нацисты изначально занимали по отношению к немецким церквям нигилистическую позицию, нацистская верхушка была настроена атеистически, отвергала христианское мировоззрение и обрядность (что лишило Гитлера миллионов сторонников до 1933 г.). После бесспорного успеха нацистов на одновременных выборах в рейхстаг и на референдуме по поводу выхода Германии из Лиги наций (12 ноября 1934 г.; на выборах в рейхстаг нацисты получили 92,2% из 43 млн. голосов, а на референдуме – 93,4%) Гитлер мог констатировать, что пользуется практически полной поддержкой народа. Гораздо меньшую поддержку Гитлер получил при проведении референдума по поводу объединения функций президента и канцлера (19 августа 1934 г.). СД передавала, что одной из самых существенных причин неблагоприятных итогов референдума являются запреты на деятельность различных религиозных объединений и союзов: таким образом католики выражают свой протест^{648}. Иными словами, антирелигиозность нацистов несла им вред, а влияние церкви было столь устойчиво, что даже большая часть членов партии продолжала платить церковный налог^{649}, являвшийся добровольным.

По всей видимости, именно общественное мнение – а также тактические соображения – остановило нацистов от радикальных мер по отношению к церквям (по переписи 1940 г. 95% немцев считали себя христианами). Большевики отличались от нацистов тем, что прибегли к фронтальному наступлению на церковь, сделав из нее страдалицу за веру (это была их крупная тактическая ошибка); Гитлер же придерживался более гибкой тактики противодействия церкви, не желая усложнять внутриполитическую ситуацию. «Мы должны, – сказал Гитлер 23 ноября 1937 г. в речи перед слушателями одного из орденсбургов, – строго отделять руководство народом от руководства государством. Прежде государство не имело народного руководства – народом руководила церковь; христианство (особенно католицизм) не терпело, когда кто-то, кроме церкви, пытался оказывать на народ моральное воздействие. Ныне же на руководство народом претендуем мы. Только мы, национал-социалисты, уполномочены историей руководить немецким народом как таковым, вплоть до регулирования отношений полов и до формирования принципов воспитания детей»^{650}. В другой речи Гитлер сказал, что «церковь, если она стремится иметь решающее влияние на политический режим, должна либо целиком его поддерживать, либо терпеть его и минимально ограничить свое вмешательство в политику. Очень ошибаются те, кто думает, что церковь можно сделать нашей союзницей»^{651}. Таким образом, Гитлер был уверен в том, что церковь нужно исключить не только из культурной и экономической жизни Германии, но и из повседневной жизни и сознания немцев. Заменить ее должна была партия. Разумеется, реализовать столь грандиозную задачу планировалось не сразу, а на протяжении долгого времени. Борман, развивая мысль Гитлера, говорил: «Народ нужно излечить от церкви, влияние которой должно быть окончательно сломлено, и лишь тогда, когда это произойдет, будет обеспечено светлое будущее Германии»^{652}. В церковных делах Гитлеру был свойствен уклончивый прагматизм и оппортунизм, чего не понимал Борман, со свирепой прямотой нападавший на «предателей-попов».

Значительную активность в атаках на церковь проявлял и Розенберг, считавшийся главным партийным идеологом. Его борьба против христианства принимала порой гротескные формы – наряду с ДК появилось поощряемое Розенбергом «Немецкое движение веры» (Deutsche Glaubensbewegung), которое вовсе отвергало христианство и – под руководством тюбингенского санскритолога Вильгельма Хауэра – проповедовало новое германское язычество: смесь доисторических индийских и германских верований. Розенберг активно поощрял эти чудачества, что противоречило официальному курсу партии, и 23 декабря 1939 г. министр по делам церкви Ганс Керрль писал к руководителю рейхсканцелярии Ляммерсу: «За прошедшее с 1933 г. время Розенберг стал для верующих и неверующих немцев символом враждебности к церкви и христианству»^{653}. Выступления Розенберга вызывали резкое неприятие католических иерархов. Католический теолог Брайтенштайн подчеркивал сущность конфронтации нацизма и христианства: «Христианство не знает примата крови… В христианстве неоспоримые позиции занимает дух, для него раса никогда не была духовным, ценностным понятием, а немецкая раса – это такое же случайное творение, как и любая другая»^{654}. Это совершенно противоречило теориям, развиваемым Розенбергом.

Деятельность «атеистов партии» (Бормана и Розенберга) в принципе противоречила пункту 24 нацистской партийной программы, который указывал на необходимость введения упомянутого выше «позитивного христианства». Наиболее влиятельными сторонниками «позитивного христианства» были гауляйтер Вильгельм Кубе и бывший председатель фракции НСДАП в прусском ландтаге Ганс Керрль (с 1933 г. – прусский министр юстиции, а затем министр по делам церкви). Не случайно в протестантских районах Германии командиры СА и СС, чтобы усилить впечатление о «христианском» характере нацистского движения, отрядами отправляли своих подопечных на богослужения. До 1933 г. в протестантских приходах не зарегистрировано ни одного выхода из церкви членов НСДАП по мировоззренческим мотивам^{655}. Не только борьба против «безбожников-марксистов» и «еврейского материализма», но и другие аспекты нацистской демагогии были доброжелательно встречены некоторыми верующими Германии: например, борьба с «вырожденческим искусством», с «современным свободомыслием», с «упадком нравов». Значительная часть этой мировоззренческой риторики нацистов сама имела клерикальное происхождение.

Позицию нацистской партии по отношению к христианству официально сформулировал гитлеровский министр по делам церкви Ганс Керрль: «Партия стоит на платформе «позитивного христианства», а «позитивное христианство» есть национал-социализм… Национал-социализм – это волеизъявление господа бога, воля бога воплощается в немецкой крови. Истинным олицетворением христианства является партия, а партия – ив первую очередь фюрер – призывает немецкий народ поддержать истинное христианство. Фюрер – выразитель новой божественной воли»^{656}.

Любопытно, что сам Гитлер считал «достойными» религиями, существующими на прочной духовной основе, только конфуцианство, буддизм и ислам – немцы же, на его взгляд, попались на крючок теологии, начисто лишенной какой бы то ни было глубины^{657}. Он любил говорить, что если бы в VIII в. после битвы при Пуатье арабы прорвались в Центральную Европу, то они навязали бы германским племенам религию, девизом которой были слова: «мечом насаждать веру и подчинять ей народы». Гитлер считал, что это германцам очень бы подошло; арабы же, «по причине расовой неполноценности», все равно не удержали бы власть – так что в итоге мировую империю возглавили бы германцы. Обычно Гитлер завершал свои размышления тирадой: «В том то и дело, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества? Да и магометанская религия подошла бы нам гораздо больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью»^{658}.

Назначение А. Розенберга (автора печально знаменитой книги «Миф XX века»[37]37
  Современников забавляло, что знаток античной традиции, каковым себя считал Розенберг, в названии своей книги вместо правильного «Mythos» написал «Mythus». Ср.: Heiden К. Adolf Hitler. Ein Zeitalter der Verantwortungslosigkeit. Ein Biographie. Bd. 1. Zürich, 1936. S. 370.


[Закрыть]) «уполномоченным фюрера по духовному и мировоззренческому обучению и воспитанию партии и примыкающих к ней организаций» рассматривалось обеими церквями как вызов. Церковников Розенберг называл не иначе как «темные люди нашего времени»^{659}; он настаивал не столько на унификации, но, скорее, на уничтожении церкви. Под влиянием Розенберга в Вестфалии целая деревня вышла из церкви, крестьяне объявили себя язычниками, заложили языческое кладбище и на нем воздвигли языческое капище^{660}. Карла Великого прокляли как «палача саксонцев», а вместо него стали почитать и превозносить его врага, саксонского вождя Видукинда. В публицистике стало модно критиковать связи немецких императоров с Римом («Западом»), поэтому императора Священной Римской империи германской нации Генриха I Птицелова, который не короновался и не был в Риме, нацисты сделали национальным героем^{661}.

Гитлер однажды заявил: «Немецкая церковь, немецкое христианство – это нелепость; можно говорить о существовании либо христианина, либо немца – быть и тем и другим одновременно нельзя»^{662}. Если понимать под словом «немец» нациста, то так и есть (принимая во внимание то, что краеугольным камнем нацистской доктрины был антисемитизм). Американский социолог Норман Бирнбаум отметил, что антисемитизм Гитлера был плохо скрытой формой разрыва с христианством^{663}. На тему восприятия эсэсовцами Христа, например, существовал мрачный анекдот: офицер СС привез жену в родильный дом и, увидев на стене в покоях роженицы изображение Христа, потребовал его снять: «Я не хочу, чтобы первым, кого увидит мой сын, будет этот еврей». Просьбу эсэсовца исполнить отказались, а на следующий день ему сообщили, что роды прошли нормально и желание родителя исполнилось – ребенок родился слепым^{664}.

И все же, несмотря на упорство и фанатизм «партийных атеистов», сломить христианскую традицию в Германии за короткий период Третьего Рейха нацисты не смогли. Во время войны позиции церкви естественным образом усилились: даже люди, ранее не ходившие в церковь, стали систематически посещать проповеди и заупокойные службы; об этих фактах сообщала СД.

В войну позиции церкви укрепились не только в немецком обществе, но и в армии. Служба военных священников была создана еще курфюрстом Бранденбурга Фридрихом-Вильгельмом (1640–1688); именно по его указу солдаты, которые не были протестантами, могли пользоваться услугами священников других вероисповеданий. Удивительно само по себе, что в вермахте сохранили службу военных священников (Seelsorge), еще удивительнее, что с расширением вермахта расширяли, а не сокращали (как можно было предположить), и службу военных священников. В Африке и в Польше, на Восточном фронте и на Балканах – везде были «округа» (по военному так именовали приходы) военных священников.

В люфтваффе не было своих военных священников, поскольку этот род войск создавался в начале 30-х гг., но при желании летчики могли пользоваться услугами военных священников из вермахта или кригсмарине. Только в сухопутной армии (без люфтваффе и флота) было 2,9 млн. солдат – по традиционным нормам их должно было обслуживать 148 кадровых и 428 призванных на время войны священников евангелической веры и столько же католиков^{665}. Интересно отметить, что к военным священникам в вермахте относились вполне серьезно и с уважением. СД передавала следующий анекдот: некий партийный функционер, ортсгруппенляйтер, выступая в госпитале перед выздоравливающими солдатами, уничижительно высказался о церкви и военных священниках, а также об их роли в войне. Присутствовавший при этом капитан вермахта сказал, что на фронте он часто видел священников, некоторые из них гибли, как солдаты, но он ни разу даже не слышал, чтобы на фронте погибали ортсгруппенляйтеры или крайсляйтеры. Также СД передавала: в обществе было распространено мнение, что в вермахте думают о церкви и ее роли иначе, чем в партии^{666}. В этом нет ничего удивительного, ибо настроения массовой армии были калькой с настроений немецкого общества, в котором оставалось много верующих.

Немецкие католики и нацизм: антипатия и приспособление

«Католическая церковь – это акционерное общество, которое 2 тыс. лет регулярно получает со своих капиталов тысячи и тысячи процентов и ничего не дает взамен. Это огромная корпорация обманщиков похожа на страховое общество, которое при каком-либо несчастном случае каждый раз указывает, что он не был предусмотрен контрактом. Мы постоянно наблюдаем вмешательство в мировую историю двух крупных сил – католицизма и еврейства; обе они стремятся к мировому господству. В принципе, они враждебны друг другу, но для борьбы с германцами объединились. Одну из упомянутых сил мы в Германии практически свели на нет, со второй мы рассчитаемся после войны. Сейчас, к сожалению, у нас связаны руки, но эти времена пройдут и всё изменится. Тогда-то попам не поможет ни их бог, ни Пресвятая Дева Мария».

(Г. Гиммлер)^{667}

После Реформации Германия практически полностью стала протестантской страной. Знаток немецкой истории Гордон Грейг указывал, что к середине XVI в. ⁴/₅ всего германского населения стали протестантами – кроме только епархий Кёльна и Вюрцбурга, а также Аугсбурга и остальной Баварии. Выстоять католической церкви в Германии помог Тридентский собор (1545–1563). После Вестфальского мира Майнц, Кёльн, Трир, Вюрцбург, Констанц, Бамберг, Мюнстер, Баден, Бавария и Австрия стали католическими. Иезуиты не только серьезно усовершенствовали программу католических учебных заведений и сделали их жизнеспособными центрами поддержки контрреформации, но миссионерской деятельностью в сельской местности, основанием госпиталей для больных и приютов для нищих, а также экспериментами в области начального образования для бедных продемонстрировали мощь действенного христианства.

Соответственно немецкие католики, почувствовав силу, стали часто и по разным поводам конфликтовать с протестантами. Конфессиональные отличия были усугублены и сильнейшим немецким партикуляризмом. Столкнувшись с перспективой прусского протестантского владычества в Германии без Австрии, один немецкий католик с грустью писал: «Господи Боже, этот мир отвратителен» (Lieber Georg, die Welt stinkt)^{668}.

Немецкие католики, впрочем, теологически не были полностью зависимы от папского престола; в Германии – правда, не в такой степени, как во Франции, – имело место национальное своеобразие католицизма. Так, крайний консерватизм папы Пия IX (его понтификат длился с 1846 до 1878 гг.) способствовал усилению напряженности между Римом и немецкими католиками; именно немецкие католики наиболее рьяно выступали против догмата о непогрешимости папы (1870 г.). Одним из ярких выразителей подобных умонастроений был Иозеф Игнац фон Дёллингер (1799–1890), сочетавший в себе таланты ученого и проницательность политика. В 1848 г. он сформулировал идею церкви, которая не была бы ни инструментом государства (как это произошло в Австрии и происходило с лютеранами в Пруссии), ни орудием бюрократического аппарата. Дёллингер пришел к выводу, что крепнущий абсолютизм папы ведет к ультрамонтанству (направление в католицизме, отстаивающее идею неограниченной верховной власти римского папы, его право вмешиваться в светские дела любого государства) и угрожает независимости немецкой церкви. Получив приказ подчиниться декрету о непогрешимости папы, Дёллингер отказался пойти против собственной совести и подвергся отлучению, что взволновало немецкую католическую церковь и подвигло ряд представителей духовенства присоединиться к Дёллингеру в его духовном изгнании. Подобный раскол нанес бы немецкому католичеству еще более значительный урон, если бы не бисмарковский «культуркампф» (Kulturkampf)^{669} – серия мероприятий правительства (в начале 1870-х гг.) против католической церкви. Эффект мероприятий Бисмарка оказался противоположным: давление государства способствовало консолидации католиков). Бисмарк считал католическую церковь надгосударственной силой, особенно большое недоверие вызывал у него «политический католицизм» и партия Центра. Практической пользы политические ограничения на немецких католиков не имели, и к 80-х гг. остались в силе лишь законы «О гражданском браке» и «Об изгнании иезуитов». Но сама «подозрительность» протестантского государства по отношению к католикам сохранялась, и довольно долго.

Один из самых известных теоретиков немецкого экспансионизма Пауль Рорбах не раз указывал, что на католиков нельзя до конца полагаться: «к сожалению, половина немцев принадлежит к католической церкви, которая не может быть национальной, а только римской»^{670}. На самом деле, со времен «культуркампфа» Бисмарка со стороны немецкого протестантского государства сохранялась определенная дистанция по отношению к католикам. Несмотря на то что в 1918 г. католическая церковь добилась независимости и освободилась от препон, которые ограждали ее деятельность в протестантском государстве, несмотря на то что католические профсоюзы и крестьяне католического юго-запада Германии выступили в поддержку республики, католический патронат Рейна и Силезии и влиятельные католические иерархи (например, мюнхенский кардинал Михаэль Фаульхабер) встали, как и большая часть протестантского патроната, в оппозицию к Веймарской республике.

Однако летом 1934 г. СД передавала, что католические епископы продолжали, как и до 1933 г., критически относиться к нацистскому режиму и его идеологии – в это конкордат никаких изменений не внес. Наиболее резко католические священники высказывались о расовом учении, несовместимым с христианством^{671}.

С другой стороны, не следует забывать, что именно активисты католической партии Центра монсеньер Людвиг Каас и Франц фон Папен оказали поддержку Гитлеру (хотя и недооценив всех последствий), а 23 марта 1933 г. именно голоса партии Центра обеспечили в рейхстаге утверждение «Закона о чрезвычайных полномочиях», который развязал руки Гитлеру. Также можно вспомнить, что были католические теологи (например, тюбингенский ученый-догматик Карл Адам), которые пытались построить теологический мост между национал-социализмом и католицизмом; при помощи нацистов они хотели осуществить реформу церкви, отвергая, впрочем, антисемитизм^{672}.

То, что немецкие католики в целом раньше и острее, чем протестанты, отреагировали на нацизм, было обусловлено догматической замкнутостью католиков на Ватикан и организационными структурами католической церкви и католической партии Центра во главе с прелатом Каасом. Все католические епископы были едины в своем неприятии расового учения. Историки также отмечали, что борьба нацистов против католической церкви более обострялась неприятием «традиционалистской» ментальности населения^{673}, чем собственно атеизмом нацистов. Острые противоречия между католиками и нацистами отмечались, – не говоря уже о расизме, – в культурной и школьной политике; в 1930 г. католикам было запрещено вступать в НСДАП, а генеральный викарий Майнца грозил вступившим экскоммуникацией: «как только католик станет членом нацистской партии, он не будет допускаться к таинству причастия»^{674}. Это правило, однако, в 1931 г. было отменено, да и Гитлер со своими ближайшими помощниками до 1945 г. формально так и остались в церкви. В принципе, руководство партии Центра во главе с Каасом считало нужным сотрудничество с нацистами во имя борьбы с большевизмом.

После 30 января 1933 г. быстро нарастало воодушевление немецких католиков энергией новых властей, и уже 28 марта 1933 г. католический епископат приветствовал новое государство: единый фронт католических иерархов против национал-социализма превратился в свою противоположность. Гитлера же беспокоила связь католической церкви и «политического католицизма», поэтому он уже 14 июля 1933 г. на заседании правительства заявил о необходимости и желательности заключения имперского конкордата, которого католики жаждали так же, как протестанты – единой национальной церкви. Католические приверженцы нацистского рейха из бюргерской среды еще 3 апреля 1933 г. создали Союз католических немцев «Крест и орел» (с октября – «Рабочее содружество немцев-католиков»), ставившее своей задачей наведение мостов между нацистами и католической церковью. Активистом этой организации был экс-канцлер Франц Папен, собственно, и ведший с Ватиканом переговоры о конкордате^{675}. Гитлера привлекала идея конкордата: он стремился вывести из игры «политический католицизм» (к тому же он терпеть не мог Пия XII^{676}) и ограничить его влияние чисто религиозными вопросами. Политический инстинкт и на этот раз не подвел фюрера: в конкордате провозглашалась клятва верности католической церкви новой Германии, говорилось об уважении к конституционно образованному правительству и о необходимости воспитания клира в духе этого уважения; католическая церковь обещала свою поддержку нацистскому режиму (в случае соблюдения с его стороны конституционных норм). Церковь оговаривала себе право на свободное отправление религиозных служб, на деятельность религиозных институтов, право на самостоятельное решение внутрицерковных проблем, на содержание собственных школ, дошкольных учреждений и высших учебных заведений. В соответствии с конкордатом, нацистский режим гарантировал свободу совести, защиту католических организаций, сохранение исповедальных школ, право на распространение пасторских посланий – все эти гарантии казались значительной победой только противникам фюрера, сам он их всерьез не воспринимал. Немцы это чувствовали – в Берлине ходил следующий анекдот об официальном визите Геринга в Рим после подписания конкордата: по прибытии в Ватикан Геринг телеграфировал Гитлеру: «неограниченные полномочия превышены. Рим горит (по аналогии с пожаром рейхстага. – О. П.). Папа в тюрьме. Тиара мне к лицу. Ваш Святой отец»^{677}.

Конкордат был подписан 20 июля 1933 г.; он до сих пор действует на территории Германии. Этот документ должен был умиротворить «политический католицизм» в Германии, и его встретили с воодушевлением, так как в Веймарской республике заключение конкордата встретило сильное противодействие в рейхстаге. Подписание конкордата и, таким образом, нейтрализация католической церкви стало самым значительным достижением Гитлера. Однако между католической церковью и нацистским режимом довольно быстро наступило охлаждение: нацисты начали систематически притеснять католиков во всех сферах (за пределами собственно религиозной) деятельности – в молодежном движении, в профсоюзах, в вопросах о свободе католической прессы и в деятельности светской «католической акции». Католицизм – наряду с «интернациональным еврейством» и марксизмом – считался в нацистской идеологии одним из главных мировоззренческих врагов «нордической германской расы». Примечательно, что за весь период существования Третьего Рейха в гестапо и СД – наряду с отделами, занимавшимися марксизмом и «еврейством» – существовал отдел «политический католицизм», считавшийся одним из самых значительных. Протестантство такой чести не было удостоено: на сотни католических священников, много лет проведших в концлагерях, приходилось несколько протестантских пасторов, которых иногда арестовывали нацисты. При этом надо отметить, что растущее давление на католиков, преследование священников, закрытие католических школ и конфискации имущества католических монастырей натолкнулось на малозначительную критику и сопротивление консервативных элементов немецкого государственного аппарата^{678}.

То, что Гитлер и не помышлял придерживаться пунктов конкордата, обнаружилось довольно скоро: 27 февраля 1934 г. закон признал 7 католических праздничных дней, из которых 5 вскоре было отменено или перенесено на ближайшие выходные^{679}. После заключения конкордата нацисты получили возможность рассматривать любое недоброжелательное или негативное высказывание церкви как «противоречащее конкордату»; католическую церковь постоянно держали под прессом этих обвинений, и возможности католической оппозиции были существенно ограничены. Хотя 17 августа 1934 г. в «гамбургской речи» Гитлер подчеркнул значение христианства как фундамента морали и нравственности в Германии,^{680} на деле постоянно имели место грубые нарушения конкордата. Однако епископы, поддерживаемые нунцием, продолжали сотрудничать с режимом – входить в открытую конфронтацию с режимом было крайне опасно. Такие попытки, однако, предпринимались: в феврале 1934 г. «Миф XX века» Розенберга был внесен в папский индекс запрещенных книг.

Развернулась борьба и в сфере образования: если первое время нацисты терпели существование католического религиозного воспитания, то в 1935 г. (в соответствии с рекомендациями Розенберга) они перешли к наступлению на него. Первый удар был направлен против священников, преподававших по совместительству в народных школах: так, в 1936 г. в Дюссельдорфе из 21 заявления на право преподавания религии властями было отклонено 15 – под предлогом деятельности этих священников в молодежных союзах, запрещенных государством негласным «доверительным» указом от 25 июня 1936 г. Распоряжением местных властей (приказ регирунгспрезидента от 8 декабря 1936 г.) все преподаватели религиозных дисциплин должны были подписать обязательство поддерживать ГЮ и не агитировать за участие в конфессиональных молодежных организациях^{681}. После того как ряд священников отказался подписать этот документ, регирунгспрезидент Дюссельдорфа (с 31 августа 1937 г.) передал право преподавать религию только школьным учителям, священники же были удалены из школы. В старших классах религиозное образование в Дюссельдорфе было отменено в 1937 г. (в целом в рейхе – в 1940 г.). Еще с 1935 г. нацистский союз учителей (НСЛБ) вернулся к старому требованию о создании общих для обоих вероисповеданий школ. В соответствии с «Законом о народной школе» (от 27 июля 1906 г.) коммуны имели право по собственному усмотрению превращать вероисповедальные школы в светские (Simultanschulen); этой лазейкой и воспользовались нацисты: например, в Дюссельдорфе на собрании бургомистров по предложению руководства гау было принято решение о превращении всех вероисповедальных школ в светские (все школы рейха стали светскими к 1941 г.). В самом же Дюссельдорфе это решение было реализовано уже в 1939 г.^{682} Внедренное нацистами всеобщее светское образование сохранилось в ФРГ и после войны, а обязательное преподавание религии в школе не стали восстанавливать и после 1949 г.