Текст книги "Хирургическое вмешательство"

Автор книги: Олег Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Координатор, – ровно произнесла Варвара Эдуардовна.

Оно не имело формы – то, что мерцало по правую руку от неё; оно существовало лишь в тонком плане, и проявлялось из него странно, только частью, расплывчатым миражом. Оно висело над дорогой – нечто из стеклянистого сгустившегося воздуха, из струй дождя, из тумана, смутная тень без лица и тела, а вместо глаз зияли две прорези, сквозь которые было видно дорогу, небо и лес.

– Вы поняли, что сопротивление бессмысленно, – полушёпот призрака разнёсся от горизонта до горизонта, оледенив землю и небеса. – Смиритесь.

– А не пошёл бы ты… – донёсся откуда-то невнятный голос.

Ксе вздрогнул и обернулся на знакомый лихой матерок.

Это был Жень: оказывается, божонок успел прийти в себя. Шатаясь и держась за крышу машины, он стоял на ногах; одновременно подняв головы, улыбнулись стфари, а Ксе оторопело вытаращил глаза. Ничего не произошло, всё осталось по-прежнему, просто маленький воин, сын и внук богов-воинов, не хотел умирать во сне.

Он встал.

Он знал, что в природе нет силы, способной противостать Великой Собаке, которая сама есть конец всех сил, но готовился к схватке, и отчаянным весельем светилось его лицо. «Жень всё-таки отомстит, – подумал Ксе с тихим смешком. – Ох и невесело будет его жрецам… Но бога войны у нас не станет. Хорошо, что я больше ничего не увижу…» Веки медленно тяжелели, зрение отказывало. Боги готовились дорого продать жизни, но люди для Пса были не добыча, а падаль. Это шамана тоже не волновало, он только сожалел, что его не отпустят прямо сейчас, и придётся смотреть и ждать.

– Ну, ко мне, собачка! – издевался Жень. – Хоро-ошая собачка!..

Великий Пёс потёк к хохочущей жертве, но был остановлен манием призрачной руки.

– Ты встал, – сказала тень. – Иди. Ты должен быть не здесь.

– Сам иди, – хамски плюнул Жень. – Сказать, куда?

Координатор ответил молча: рука, удерживавшая Пса, опустилась.

Ксе закрыл глаза.

Самое время было для бреда, и он уверенно решил, что бредит, когда, сквозь пелену подступающего смертного сна, услыхал знакомый, ленивый и улыбчивый голос, приказавший, как приказывают всякой собаке:

– Фу!

Шаман разлепил веки.

Перед Псом, насмешливо скалясь, стоял Даниль.

Часть третья

Дождь кончился.

Грозовая туча, накрывшая мир, как крышкой накрывают садок, рассеивалась – без спешки, но всё же слишком быстро для настоящей: не прошло и минуты, как первые звёзды затеплились в её разрывах. Прощание солнца бледнело на западе, а может, всего лишь прояснялся взгляд. Налетел ветер, показавшийся невероятно, по-летнему тёплым, и стал трепать полы светло-серого лёгкого плаща, накинутого на плечи Даниля. Ксе смотрел и не верил. Он успел почувствовать себя мёртвым, даже бояться перестал, он мысленно попрощался со всеми и ждал только, когда Пёс вышибет его тонкое тело из плотного и можно будет отправиться на поиски следующей жизни. Чувства шамана больше всего походили на недоумённое разочарование, а вскоре оно сменилось весёлой злостью. «Гад! – про себя сообщил Ксе кармахирургу. – Ты и это, что ли, всё видел?! Какого же хрена ты выпрыгнул в последний момент, как рояль из кустов? Раньше не мог, да?»

Задать эти вопросы вслух Ксе намеревался чуть позже, когда Сергиевский разберётся с Псом и остальными неизвестными тварями. В том, что Даниль на это способен, шаман ни секунды не сомневался.

– Привет! – провозгласил Даниль с характерным акцентом интернетчика, и растопырил руки, ухмыляясь от уха до уха.

У Ксе волосы поднялись дыбом, когда в ответ послышался жестяной шорох и звуки глухих ударов: бойцы спецназа оседали на асфальт. Ни один из них даже не попытался смягчить падение. Суженными глазами, неподвижная, Варвара Эдуардовна следила за происходящим. Великий Пёс опустился на корточки и медленно перекатывал из стороны в сторону крупные пламенеющие зрачки. Призрак-Координатор почти исчез; лишь напрягая зрение, можно было различить рядом с женщиной его прозрачную стеклянистую маску.

– Привет, парни, – уже с нормальной дикцией сказал Даниль, оглянувшись. – Я вот вспомнил, что попрощаться забыл, да и не объяснил, куда это я вдруг сгинул… Мало ли, чего вы подумали. Решил, вернусь, скажу. А тут, еп-пишкин кот, локальный армагеддец какой-то, – и он скорчил рожу.

В лесу, обступавшем дорогу, неожиданно пробудились птицы; их робкий перещёлк ударил по ушам Ксе, точно грохот стадионных динамиков.

– Даниль, – сказал шаман и глупо улыбнулся. – Ну, блин, Даниль…

– Даниил Игоревич, – тихо произнёс невыразительный голос Координатора, – прошу вас, не вмешивайтесь.

Сергиевский обернулся к жуткой троице; пряди длинных волос метнулись ему в лицо, и Данилю пришлось пальцами зачесать их за уши.

– Это почему же?

Ксе подумал, что аспирант говорит так же весело и нагловато, как божонок. Только интонации эти в данилевом голосе не скрывали отчаяния и страха. Они были просто так, сами по себе.

– Для вас это только минутный каприз, – мягко сказал призрак. – Но он многим может очень дорого стоить.

– То есть как? – уточнил Даниль, сунув руки в карманы и раскачиваясь с носка на пятку.

Воздух сгустился и утратил прозрачность, обрисовывая перед аспирантом, на уровне его лица, безглазую маску Координатора.

– У тебя есть человеческая форма? – поморщился Сергиевский. – Противно, когда под носом рябит.

– Даниил Игоревич, – ещё тише прошелестела тварь, игнорируя его слова, – прошу вас, отступитесь. У вас нет причины вмешиваться.

Даниль сощурился.

– А вот не люблю я, когда людей собаками травят, – сказал он. – А хоть бы и богов, всё равно не люблю.

Менгра-Ргет смотрел на него и улыбался – скупо и светло. Ансэндар, потупившись, отошёл в сторону, и как будто проснулся замерший у машины Жень – кинулся к шаману, подставил плечо руке. Это было кстати: Ксе уже собирался лечь на асфальт рядом с омоновцами. Удар Пса убил бы его мгновенно; долгое время находиться рядом со стихией уничтожения само по себе стало тяжёлым испытанием для шамана. Пока он чувствовал только головокружение, но боялся, что этим дело не ограничится, и его тонкое тело ещё не одну инкарнацию будет вспоминать о встрече.

Даниль окинул взглядом дорогу.

– Кто додумался милицию задействовать? – нехорошо усмехнулся он. – Что-то мне подсказывает, что хозяин тебя, Варька, за ушком не почешет.

– Что? – прошептала блондинка; лицо её исказилось и показалось в этот миг совершенно человеческим.

– Ты же кошка, – уверенно опознал Даниль, и она вздрогнула, как он удара, отшатнулась, беспомощно глянула на равнодушного Координатора.

– Даниил Игоре…

– Кошка Лаунхоффера, – продолжал тот глубокомысленно. – Доберман. Ястреб. Что вы тут делаете, блохастые?

– Её Варвара Эдуардовна зовут, – хихикнул Жень.

– Ух ты, – удивился Даниль. – Что, киса, настоящее отчество взять не посмела? Это правильно.

– Уважаемый Даниил Игоревич, – ровно проговорил Координатор. – Ответы на ваши вопросы следует искать не у нас. Прошу вас, отступитесь. Мы должны закончить…

– С ответами я как-нибудь разберусь. – Ветер бил Данилю в затылок, и он всё откидывал и откидывал с лица длинные волосы. – А ваша тест-миссия уже закончена, зверятки. Идите к хозяину.

– Я сожалею, – едва слышно сказал призрак. – Я сожалею, Даниил Игоревич, но…

Боги разом отступили на шаг. В глазах у Ксе стало черно, бело и снова черно; все звуки пропали, рухнув в бездонную немоту, и на миг исчезло контактёрское восприятие, весь его спектр – шаману показалось, что он лишился осязания. Невольно Ксе поднял руку к лицу – загородиться от вспышки, хотя она не имела отношения к физическому зрению. Выплеск энергии был настолько сильным, что Матьземля вскрикнула от страха и боли, страшно разволновалась и стала о чём-то просить Ксе; она, как обычно, сама толком не понимала, чего хочет, и шаман стал пытаться успокоить свою стихию, лишь вполглаза следя за происходящим в пяти шагах от себя.

Много позже, от Женя, он узнал, что ошибся: Даниль и не думал играть перед адским зверинцем собственной силой. Кармахирург всего лишь перекрыл капилляры богини, энергетические потоки, в радиусе двухсот километров. Тонкая энергия немедленно образовала тромбы, а те взорвались.

…Великий Пёс поднялся и опустил голову на грудь; руки его плетями свесились вдоль тела. Киноидному божеству явно непривычен был человеческий облик, уместных жестов Пёс не знал, но вид его, тем не менее, был красноречив.

– Я понял, – по-прежнему ровно и тихо произнёс Координатор. – Сожалею, что вы не последовали моей рекомендации. Теперь вам придётся иметь дело с моим братом. Учтите, он не отступит так легко.

– Ладно, ладно, – ухмылялся Даниль, не вынимая рук из карманов. – Разберёмся. Забирай своё хозяйство, дружок, не мне ж с ним возиться.

И напутственно помахал рукой.

– Йопттвою!.. – возопил Менгра, когда прямо под его ладонью исчез капот милицейской машины, на который жрец успел опереться; стфари чуть не упал, но из равновесия его выбило только это. Слишком многое всё они успели повидать за сегодняшний день, и не осталось уже того, что казалось бы невероятным, поэтому больше всего возможностям адского зверинца удивился Даниль: Координатор, уходя через совмещение точек, прихватил с собой весь сопровождавший его отряд. Сергиевский проанализировал шлейфы аур, и ему пришла презанятная мысль, которую он немедля подумал вслух:

– А царь-то – ненастоящий!..

«Что?» – вскинулся Ксе, но спросить не успел: аспирант, встряхнув головой, болезненно зажмурился и упёрся руками в колени.

– В смысле, ОМОН, – напряжённо продолжил Даниль, глядя в землю. – Ну ни хрена себе тварь!.. там же только трое живых было, остальные… Это ж он всё, всё из свободных частиц слепил… сам, для себя, марионеток… Координатор… ну ни хрена же себе… Ящер – гений!..

Шаман почти заворожённо слушал монолог Сергиевского; ему слегка неуютно стало от того, что блистательный аспирант вдруг скрючился и понёс чушь, но даже в чуши этой чудился теперь высший смысл. На последней сентенции, о гениальности некоего ящера, глаза Даниля загорелись искренним восторгом, и он, наконец, распрямился.

– Й-ястреб, – пробормотал он со смешком, прищурившись на дорогу, туда, где только что стоял чёрный, массивный как танк внедорожник. – Дятел ты, а не ястреб… Птичка-то без мозгов… Он так и не понял, в какой я весовой категории… Со мной разбираться придёт биг босс… и сожрёт меня вместе с ботинками.

Тут Даниль помрачнел и нахмурился.

– А может, и не придёт, – заключил он. – Напустит на меня какого-нибудь… адского суслика…

И Ксе, наконец, увидел, что его трясёт. Руки Даниля вздрагивали, пальцы судорожно впивались в ладони, кажется, он и на ногах-то стоял нетвёрдо. Мнилось, что человек, способный развернуть Великого Пса, должен ни перед чем не знать страха, но, похоже, Сергиевский просто не успел испугаться вовремя, а теперь понял, что сделал, и сам был от того в шоке. «И ничем он на Лью не похож, – подумалось Ксе. – Лья – умный, он в такие игры не играет…» Шаман слабо усмехнулся, чувствуя, как в нём зарождается симпатия к бестолковому аспиранту.

– Суслик, сука, личность!.. – в некотором ужасе вспоминал Даниль. Ксе понял, что говорить сам с собой и цитировать фольклор Сергиевский способен ещё долго, и решился его прервать.

– Даниль, – окликнул он.

– Суслик… да… ф-фух… чего? – обернулся, наконец, тот.

– Даниль, – как мог серьёзно спросил Ксе, хотя вид аспиранта против воли его смешил: отфыркивающийся Даниль выглядел точь-в-точь как Винни-Пух, рухнувший с Дуба. – Что это было?

– А с другой стороны, что он мне сделает?.. – не удержался тот от последней мысли вслух и уже нормальным голосом ответил: – Это адские креатуры моего научника. И не надо на меня так смотреть. Я сам чуть в штаны не напустил.

«Оно и видно», – явственно отразилось на лице Менгра-Ргета, а потом жрец переглянулся с Ансой, и лица их осветились улыбками.

– И что? – жадно спросил Жень, по-собачьи наклонив голову к плечу. – Это те системы, про которые ты говорил? Ты их прогнал? Ты сильнее, да? Они сильнее Неботца, там сам Пёс был, а ты сильнее их?

– Если слон на кита налезет, кто кого поборет? – фыркнул Даниль, и Ксе подумал, что кладезь цитат в его голове определённо глубок и преизобилен. – Я же говорю – это креатуры моего научника. А я его аспирант. Вот и думай.

– Это Ящера, что ли? – проницательно уточнил Менгра.

– Эрика Юрьевича Лаунхоффера, – с налётом усталости сказал Сергиевский, и лицо его приняло обычное, лениво-спокойное выражение. – Ящер – это кличка…

Ветер стих, и успокоился шум в кронах; замерли серебристые травы, клонясь к белопесчаной окантовке дороги. Менгра прошёл к своей машине, зажёг фары: электрический свет тёплой желтизной испятнал тёмный асфальт. Донеслось убаюкивающее гудение проводов, зыбкое и далёкое. Последние отблески заката истаяли, скрылись за горизонтом, и наступила ночь – холодная звёздная ночь середины осени.

Ксе сидел и разглядывал фотографии.

Это, конечно, было со стороны божонка наглостью – немедля после чудесного спасения подобраться к Данилю и вкрадчиво сказать: «Даниль Игоревич, а… можно вас попросить?» Но момент Жень угадал: ошалевший от собственного поступка аспирант поднял руки и ответил: «Сдаюсь. Раз уж я подписался – юзайте. Пока я добрый». Лицо у пацанёнка сделалось хитрое-хитрое.

Как на фотографиях.

На всех, что были сделаны на улице, почему-то сияло солнце – может, семейство выбирало для прогулок солнечные дни, а может, боги просто-напросто просили дальних стихийных родичей о хорошей погоде. Шаман решил, что понял, почему Жень отращивал длинные кудри – им с сестрой, кажется, нравилось быть неразличимо похожими друг на друга. Лет в восемь-десять, когда божонок ещё не успел обзавестись могучим разворотом плеч и мускулатурой атлета, различить их можно было только на фотографиях с морем и пляжем, а на остальных они выглядели сущими клонами друг дружки – смешливые, голубоглазые, светлолицые дети, в джинсах и растянутых майках, в подобии солдатского камуфляжа… Ксе пришло в голову, что они удались необыкновенно похожими на отца. Лет через десять-пятнадцать Жень станет таким, как этот спокойный суровый мужчина с улыбкой в глубине прищуренных глаз, который на фотографиях катал на плечах дочку, выглядывал из танка или смиренно позволял закапывать себя в песок.

Обычный семейный фотоальбом. Разве что непривычно часто на снимках появлялось оружие – не игрушечное, настоящее; руки детей оттягивали слишком тяжёлые для них автоматы, пистолеты, мачете, боккэны для занятий кэн-до, катаны… «Ага, – улыбнулся Ксе, – так я и думал». Танки и армейские мотоциклы там тоже были, а пляж означал близость Черноморского флота.

Следующее фото заставило сердце Ксе дрогнуть. Со снимка новогоднего застолья, сделанного, похоже, самим Женем – его в кадре не было – смотрела невероятной красоты женщина.

– Это тёть-Лена, – наконец, подал голос Жень; он молча разглядывал через плечо Ксе свои, добытые, наконец, фотографии.

Там, в кадре, богиня смотрела в камеру, чуть улыбаясь маленькому фотографу; глаза её лучились, и легкомысленная корона из ёлочной гирлянды отбрасывала алмазные блики, как настоящая. Кажется, старшая богиня красоты была наряжена Снегурочкой, или так казалось из-за гирлянд и переброшенных на грудь кос, слишком толстых и длинных для человеческой женщины…

– А за ней тёть-Шура, – сообщил Жень, сопя шаману в плечо. – Вон, с бутылкой.

Ксе вспомнил полного адепта Лану Маслову. «Высшие иерархи культа войны – не воины, – со вздохом подумал он, – высшие иерархи красоты – не красавицы… ну что за фигня такая». Верховная жрица тётя Шура напоминала испитого сорокалетнего мужика.

– Она рулит, – с искренней симпатией сказал Жень. – Классная тётка.

…Даниль выслушал просьбу божонка и заломил бровь. «Ну это же пятнадцать минут, – елейно пел хитрый Жень, – совсем недолго. Я прийти туда не могу – выследят. А вы раз, два, и уже обратно тут». Сергиевский обречённо вздохнул и потёр пальцами веки. «Говори адрес, – сказал он. – Пойду гляну, не следят ли за квартирой». Слежки не оказалось, или же она была только внешней – трёхкомнатная квартира в спальном районе оставалась пуста, и Жень смог забрать дорогие сердцу мелочи, которые не потащил с собой, убегая…

– Я раньше думал, она вообще одна такая, чтоб жрец и человек хороший, – сказал божонок. – Но Менгра – он тоже ничего мужик. И…

– Что? – бездумно переспросил Ксе.

Жень замялся, а потом быстро выхватил просмотренную фотографию из его рук.

– Вот, – торопливо сказал он. – Это мы с Женькой паспорта получали.

Они как будто у зеркала стояли – две весёлые мордашки рядком, развернувшие свои Главные Документы у щёк; план был настолько крупный, что Ксе прочёл фамилию.

– Воиновы, – сказал он. – Воинов, Евгений Александрович.

– Угу.

– Так я и думал… – шаман улыбнулся и поёрзал, двинув плечом. – Эй, не ложись на меня, тяжело же.

– Извини, – Жень отодвинулся. – А там дальше, ну…

Дальше шли старые, советской печати фото, начавшие уже выцветать; детей на них не было, только их будущие родители – отец и мать.

Мать Отваги.

– Это мама, – тихо сказал Жень.

Сказочно красивую Лену легко было принять за ту, кем она являлась, а мать Женя выглядела самой обыкновенной женщиной; молодая, не более чем миловидная, она походила на мужа, точно сестра. «Наверняка сестра и есть, – подумал Ксе. – У них же не как у людей. Она ему шакти приходится».

– Жень, – спросил он, – её ведь Александра звали?

– Угу.

– А что с ней случилось?

Божонок вздохнул.

– Она… нас родила.

Шаман озадаченно нахмурился. Он по-прежнему чувствовал неловкость, затрагивая эти вопросы, но Жень сам взялся показывать ему фотографии, и Ксе понимал, что сейчас – можно. Жень впускает его в тот уголок души, куда могут входить только близкие, и Ксе дозволяется спрашивать и знать о вещах, до которых посторонним нет дела.

Потому что они вместе стояли перед Великим Псом.

Ксе, чужой человек, которому безмысленная стихия навязала непосильную для него задачу, до последнего оставался рядом с Женем, он готовился встречать смерть просто потому, что так вышло, и даже после этого не отказался от обещаний, не вышел из игры, как счастливый свободный Лья. Шаман сам себе изумлялся; но, как бы то ни было, он действительно не хотел оставлять Женя на произвол судьбы, даже думать об этом не хотел.

– И поэтому, – стеснённо удивился Ксе, – поэтому она…

– Она богиня, – хмуро сказал Жень и пожал плечами.

Шаман опустил голову.

– Вообще-то она в Женьку ревоплотилась, – сказал божонок почти спокойно. – Но это только её природа, а сама она – всё… И папкина природа бы тоже в меня перешла, если б он нормально умер. Мамка, он говорил, тоже хотела с нами остаться, хоть лет на десять. Но их загнали тогда совсем. Афганистан, потом Карабах, Степанакерт, вообще где только не дрались тогда. Время было хреновое. Если страна умирает, это нам, считай, высшая мера. Нам – то есть богам. Это кому-то вроде тёть-Лены всё равно, потому что она вечная. А власть, нажива, младшая красота – все переродились… Мамку тогда всё время гоняли, даже когда она уже беременная ходила, вот она и не выдержала.

– З-зачем гоняли? – едва слышно выговорил Ксе; озноб тёк по плечам.

Жень хмыкнул.

– Ты вообще в курсе, кто такая шакти?

– Н-нет.

– Это слово индейское, – глубокомысленно сказал Жень. – Или индийское? Блин, забыл, как правильно. И вообще неправильно. То есть говорят, что там, в ихних легендах, оно совсем не то значило, что теперь по науке. Короче, шактиман – это способность чего-нибудь делать. Вот я – воевать. А шакти – это способность чего-нибудь не делать. Или делать наоборот.

– Мать Отваги – это способность не воевать? – переспросил Ксе.

– Не воевать, когда можешь, – уточнил Жень. – Мамка всю холодную войну тянула как лошадь. Или ещё защищаться – это тоже она. То есть потом Женька. То есть теперь никто… блин.

Он вздохнул.

– Ты чё, Ксе, – спросил грустно, – думаешь, богом быть круто?

Шаман поразмыслил.

– Нет, – сказал он со вздохом, – совсем не круто.

– И как ему не холодно по такой погоде в летнем плащике бегать?.. – вслух удивился Ксе, когда Сергиевский отправился, наконец, к себе домой, а они сели в машину, и Менгра дал по газам, ворча, что сил нет как спать хочется.

– Ему не холодно, – с улыбкой объяснил Ансэндар. – Он согревает себя сам, усилием… не знаю, как сказать… усилием души. Как бог. С действующим культом.

– Подумаешь! – вскинулся Жень. – Я тоже так могу! – и немедля начал стаскивать с плеч куртку обокраденного Санда. Ксе задумался, обнаружил ли Санд пропажу, и если да, а это наверняка так, то почему не звонит с возмущениями; погрузившись в размышления, он мимо ушей пропустил бурчание Менгры, и мурашки по коже побежали, когда тихоголосый Ансэндар почти рявкнул:

– Прекрати!

Жень пискнул и робко замотался обратно: Анса сердился редко, но выглядело это страшно.

– Ты истратил жертву, – по-обычному тихо сказал громовержец стфари. – Не по своей вине, Жень, но она была конечна и кончилась. Остальное – твои собственные силы. И они невелики.

Божонок понурился.

Шаман долго думал, как бы ухитриться его накормить, но так и не нашёл способа. Доступный алтарь был всего один, в самом центре Москвы, открытый глазам толп народу, и, что гораздо хуже, в надёжно охраняемом месте. Один раз они к нему подобрались, но теперь милиция Александровского сада наверняка получила ориентировки, и идти туда снова равнозначно было самоубийству.

Они остались гостями в огромном доме, изукрашенном с завалинки до конька и напоминавшем, как особняк Менгра-Ргета под Волоколамском, деревянный пирог. Но этот дом, поднявшийся на краю поля, среди фруктовых деревьев и убранных гряд, был ещё больше – такой, каким положено быть дому стфари, в котором живёт целый род. Владычествовала здесь старуха Эннеради, как две капли воды похожая на Кетуради; она действительно приходилась той дальней родственницей, принадлежа к громадному клану Менгры, но была куда разговорчивей и добрей.

Ксе с облегчением узнал, что за прошедшие годы рассказы Санда несколько устарели. Должно быть, переписанная, как сказал Даниль, языковая матрица помогала стфари стремительно осваиваться в новом мире. В мобильнике шамана садилась батарея; троюродный внук Эннеради Янгра нашёл у себя подходящую зарядку и под благодарности Ксе воткнул вилку в розетку… Тёмные айсберги родовых домов плыли по океанам полей, и опоры ЛЭП, похожие на диковинные деревья, подходили к ним, а потом уходили дальше, за горизонт.

…Шаман аккуратно складывал фотографии по альбомам. Жень задумчивыми неподвижными глазами уставился на его руки – думал о чём-то своём. Ксе мог побиться об заклад, что знает, в каком направлении текут женины мысли. Он покачал головой, скептически поджав губы: с выкрутасами подростка он уже был знаком накоротке, и этот не нравился ему больше всего.

Начал Жень издалека, на следующий же день после столкновения с Псом; они обедали в покоях Менгры, и мальчишка долго жевал молча, почти невежливо пялясь на жреца и его бога.

– Я разузнавал, – говорил Менгра. – В этот институт не пускают посторонних. Их возможности велики, но благотворительностью они не занимаются. – Он хмуро хохотнул. – Как представлю, сколько может стоить такой же… разрыв между мирами…

– Но это будет уже не мечта, а цель, – сказал Анса, улыбнувшись. – Я думаю, что они на это способны. Даниль остановил Пса одним взглядом. Испугался он, как мне кажется, отнюдь не искусственных богов, а их создателя. Кто он ему?

– Что-то вроде наставника, – ответил Ксе.

– Понимаю.

– Я бы тоже мог их остановить! – зло сказал Жень, уставившись в чашку. – Всех! Даже Пса!

– Жень… – Ксе поморщился.

– Мог бы, – чуть улыбнулся Ансэндар. – Ты зря не веришь, Ксе.

Шаман вопросительно поднял глаза.

– У меня тридцать тысяч человек, – вполголоса сказал бог стфари. – У Женя – сто пятьдесят миллионов. Это невероятная мощь, Ксе, мне такое даже вообразить трудно.

Божонок, слушая его, улыбался хищно и алчно.

– Если бы он мог воспользоваться собственным культом, – договорил Анса, – то действительно на многое был бы способен.

– Но это невозможно, – равнодушно сказал Ксе. – Жень, ты же не пойдёшь сдаваться жрецам…

Жень как-то странно на него покосился.

– Мне всё равно нужны жрецы, – сказал он рассудительно и добавил с неожиданно мальчишеским запалом: – но не эти!

Тогда Ксе впервые заподозрил неладное, а потом, уже в одиночестве, сопоставил одно с другим и укрепился в своих подозрениях. Божонок только однажды действительно позволил шаманам помочь ему, воззвав к стихии, и тогда с ними был Арья, умевший наводить строгость; после же раз за разом Жень в опасных ситуациях отсекал Ксе от Матьземли, заставляя просто смотреть и злиться от сознания беспомощности. Стоило шаману порадоваться, что парень лишился обретённых сил и будет теперь хоть вести себя поскромнее, как бог войны предпринял вторую атаку.

Мыслил он стратегически – этого не отнять.

Ксе сложил альбомы в пакет и поднял глаза на подростка: тот сидел на диване боком, поджав одну ногу и вплетя пальцы в длинные волосы. Лицо Женя было грустным и потерянным.

– Вот, – сказал он полушёпотом, – раньше все были. А теперь никого нет. Ксе…

– Что?

– Ты меня бросишь, да?

Шаман поперхнулся. Жень сполз с дивана на ковёр и теперь смотрел на Ксе снизу вверх, закусив губу.

– Не брошу, – сказал Ксе почти через силу: он действительно не собирался этого делать, но бесконечно разубеждать Женя было утомительно.

– Правда?

– Правда.

– У тебя отпуск кончится. Работать вернёшься и бросишь меня.

– Я приезжать буду. Жень, чего ты добиваешься?

Божонок устроил локти на сиденье дивана и положил на них подбородок, глянул на Ксе сквозь спутанные русые пряди.

– Ксе, – шёпотом спросил он, – Ксе, ты в меня веришь?

Шаман сморгнул. Отвёл лицо, чувствуя себя бесконечно уставшим: кажется, Жень собирался биться за свои нелепые идеи до последнего и применить весь арсенал нечестных приёмов. «Мало тебя папка драл», – мысленно заключил Ксе и вздохнул.

– Жень, – веско проговорил он. – Уясни, пожалуйста. Я никогда не сделаю того, что ты хочешь.

– Ксе-е-е… – тихо-тихо заскулил божонок.

– Я. Никогда. Не стану. Твоим. Жрецом.

Жень уселся на пол к нему спиной и опустил голову. Шаман смотрел на взъерошенный светлый затылок и вопреки всему чувствовал себя полным гадом. «Какого хрена?! – почти зло подумал он. – Что он себе вообразил? Что это – как работу поменять? Я шаман. Я контактёр-стихийник, этому с тринадцати лет учатся… я теологии антропогенной не знаю, я не умею ни хрена, я вообще из другого гадюшника!..»

– Значит, ты меня им отдашь? – очень спокойно спросил Жень и тряхнул волосами. – Чтобы они меня на кровь посадили?

– Жень, – морщился Ксе, – ну вот не надо этого, а? Арья сказал – ты вырастешь и пойдёшь работать по специальности. Я только исполнитель. Матьземля попросила – я выполняю. Учитель попросил – я делаю.

– А сам-то ты вообще чего-нибудь думаешь? – мрачно сказал Жень, не оборачиваясь. – Тебя всё устраивает, да? Я-то вырасту. Я-то пойду. А там те же самые суки сидят, которые Женьку убили, которые папку убили, которые мамку замучили. Ну поостерегутся они со мной – я-то последний. А знаешь, как это прикольно – когда тебе человека режут?!

– Жень…

– А знаешь, сколько у меня храмов?!

– Прекрати…

Жень вцепился пальцами в покрывало.

– Догадайся, сколько в Союзе папке храмов поставили, – прошипел он. – В холодную войну! Больше, чем сейчас наживе!

– Причём здесь я?! – обозлился, наконец, Ксе и вскочил с дивана. – Что я-то тебе здесь сделаю?

– Ксе, – голос Женя стал тихим и жалобным; шаман раздражённо дёрнулся, но противиться так и не смог, – Ксе, ну пожалуйста… Ты же меня не бросишь? Ты же меня не предашь? Ксе, пожалуйста, не отдавай меня им!

Шаман резко выдохнул – и сел на пол; он чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Подросток сидел перед ним и смотрел несчастными щенячьими глазами, им невозможно было не восхищаться – стоило вспомнить, каким взглядом могут смотреть эти глаза, как сердце обваливается в живот под прицелом зрачков… Жень не притворялся и не играл, но он задумал план и был искренним по плану. «Стратег недоделанный», – подумал Ксе и бессильно усмехнулся.

– Ну пожалуйста, Ксе, – заискивающе сказал бог. – Ну ведь так круто получится. Они все обломятся как лохи, в натуре.

– Что получится? – устало спросил Ксе. – Как обломятся?

Жень скрестил ноги и деловито приступил к изложению теоретической части.

…Жрец может всю жизнь провести неофитом. Формально нося это звание, жрец может даже не быть контактёром: чиновникам отделов по работе с тонким планом, низшему обслуживающему персоналу храмов не требуется инициации. Неофитов много. Инициированных жрецов, от адепта и выше – несколько тысяч во всей стране. «Вообще-то это по большей части деды, – сказал Жень. – В Союзе их столько набрали, когда паритет надо было с Америкой держать. Уволить-то из адептов нельзя. Но сокращать планировали». Жрецов уровня мастера – пара сотен. Верховный – один. «Верховных шаманов не бывает, – вставил Ксе, когда божонок переводил дыхание. – Дед Арья – он старый, опытный, он учитель. А других рангов у нас нет». «Ну вы вообще…», – неопределённо сказал Жень и продолжил.

Знак инициации – нож – жрец получает из рук божества; сейчас, когда кумирня пуста, не может появиться ни новых адептов, ни новых мастеров, и даже вернувшись, Жень необязательно признает все посвящения, утверждённые его отцом.

– Поэтому они в любом случае по-хорошему не будут, – подросток скривился и сплюнул. – Верховный, сука, Женьку убил… и что, я после этого его приму? Не идиот же он. Поэтому они меня сразу на кровь посадят, Ксе, к гадалке не ходи. Чтоб я уже ничего поперёк сказать не мог.

Договорив это, Жень явственно приуныл.

Ксе молчал, разглядывая узор ковра.

– Но я-то и без кумирни могу инициацию выдать, – сказал подросток, смущённо потупившись. – Любую. И адепта… и мастера… и ещё. А верховный – он один, понимаешь?..

– Понимаю, – сказал Ксе. – Понимаю, что киллеры нынче дороги. Но девять грамм свинца российская армия для меня как-нибудь сыщет. Поскребёт по сусекам.

– Ну блин, Ксе! – Жень задёргался, беспокойно косясь то в один угол, то в другой; светлые брови поползли на лоб. – Ну зачем им? Смотри – вот ты, вот я, я готов работать, всё хорошо. Нафига тебя убивать? Верховный – он как чиновник просто-напросто замминистра, он вообще в немилости после того, как обгадился так с планом этим, его на пенсию отправят, и всё.

– А меня замминистра назначат, – покивал Ксе; картина рисовалась настолько абсурдная, что даже ругаться не хотелось, только смеяться.

– И назначат, – уныло сказал Жень. – Ну чего ты улыбаешься? И назначат, никуда не денутся. Ты чего, замминистра быть не хочешь?