Текст книги "Перекрёсток двенадцати ветров"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Страшная ночь

Голова болела страшно. Рат буквально ощущал рану за левым ухом – большую и глубокую. «Череп-то не проломили?» – подумал он и повернулся на бок, едва сдержав стон.

Было темно – вернее, полутемно, потому что совсем рядом горел костёр. Возле не-го сидели трое хунхузов. У одного была перевязана правая рука. Рат узнал их собственный лагерь и заставил себя через силу оглядеться.

Сашка был здесь. Он – тоже связанный по рукам и ногам – лежал ничком совсем рядом, по другую сторону от Рата. Правая рука выше верёвок, но ниже локтя, была небрежно замотана окровавленной тряпкой, лицо – разбито.

– Сань, ты жив? – спросил Рат тихонько, надеясь, что хунхузы за разговором и треском костра не услышат.

– Жив, – так же еле слышно ответил тот, чуть пошевелившись.

– Мне руку прострелили. Только одного и снял, да ещё одного ранил, вон…

– Сань, спасибо…

– Да за что?

– Я сам виноват… Обалдел, надо было сразу карабин хватать. А без тебя я бы и с камня не слез бы… Наши где?

– Тише, – выдохнул Сашка.

Один из хунхузов, включив фонарик, неспешно подошёл к мальчишкам. У него было жутковато-бесстрастное лицо идола из восточного храма. Держа фонарик на колене, хунхуз присел между мальчишек, посветил на одного, на другого. И спросил на чистом русском:

– Где остальные?

– Нас двое, – ответил Рат. Китаец улыбнулся, показав мелкие хорошие зубы.

– Вас пятеро, – сказал он. – Трое мальчиков и две девочки, одна не ходит сама. Но искать следы мы не можем, нас осталось мало и у нас мало времени. Итак, первый вопрос: где остальные? И второй вопрос: где золото?

– Какое золото? – удивился Сашка.

– А ты хочешь сказать, – китаец снова улыбнулся, – что вы на нас напали просто так?

– Мы на вас напали, потому что вы на русской территории, – ответил Рат. – Как банда. С оружием.

– Мы все – граждане России, – китаец продолжал улыбаться. – На оружие есть разрешения. Мы просто охотимся.

– Тогда какое золото? – Сашка тоже улыбнулся, но Рат видел, как ему страшно и видел ещё, что и китаец заметил это. Сам Рат испытывал только злость, в значительной степени – на себя.

– Это золото наше, мальчик, – сказал китаец. – Оно нам нужно. И мы его получим. Как и эту землю. Она тоже наша. И мы её получим. Когда вы вымрете от водки и глупости, мы просто заселим эти земли. Мы умеем ждать. Иногда мы ждём века. Но всё равно получаем то, что нужно. Вы, русские, вы, белые, глупые. Вы говорите "давно" про то, что было вчера. Мы знаем – даже сто лет назад – "недавно". У нас есть время. Ваши не бросят ту девочку, которая не может идти. Вы так никогда не делаете.Вы всё расскажете, и мы ещё впо-лне успеем догнать их.

– С какой стати нам говорить? – спросил Сашка. – Вы нас всё равно убьёте.

Голос его дрогнул. Китаец закивал – почти по-доброму.

– Да, конечно… Но можно умереть от пули. А можно – и по-другому. Ты ведь не хочешь узнать – как это, по-другому?

– Пошёл ты, – сказал Сашка и усмехнулся.

– Ну а ты что скажешь? – хунхуз повернулся к Рату. – Ты местный. Ты ведь казак?

– Кто убил человека, чем скелет лежал недалеко от балка? – спросил Рат. Китаец ответил охотно:

– Я. Он был глупый. Я притворился, что заблудился, работал с ними и потом застрелил их в спину. Его и его женщину. Она была красивая.

– Это были мои отец и мать, – сказал Рат равнодушно. Китаец покивал с таким же равнодушием:

– Что ж, чем вас меньше, тем ближе наши сроки… Вам надо говорить. Иначе будет очень больно… вот так, – он нагнулся к Сашке и, сдёрнув повязку, воткнул палец в рану.

– Умммхх… – выдохнул Сашка и задёргался, но потом заставил себя лежать спокойно.

Рат видел, как на шее Сашки натянулись жилы и вспухли трубы артерий.

– Говори, – хунхуз несколько раз повернул палец в ране. По щекам Сашки текли слёзы, он плотно зажмурился. – Не надо молчать. Ночь очень длинная, и вы всё равно заговорите… – он вырвал палец (Сашка выгнулся) и что-то сказал. От костра подошёл не раненый. Он нёс в руке горящую ветку. – Говори пожалуйся, – попросил хунхуз и поднёс огонь к груди Сашки, провёл им по коже – туда-сюда, задержал.

Сашка закричал. Рат отвернулся и стиснул зубы; в крике Сашки прорвались слова:

– Уберите огонь, дяденька, пожалуйста, огонь у-бе-ри-те-е!!!

"Скажет, – подумал Рат. Он не мог осуждать Сашку… но осуждал. – Эх… сын десантника…" Стало тихо, только Сашка стонал и тянул воздух сквозь зубы.

– Сань, – попросил Рат, – не говори, не надо. Там Светка, Сань.

– Я не скажу, – тихо ответил Сашка и снова закричал, но уже без слов. Тогда Рат тоже закричал – почти истерично, с присвистом, дёргаясь в верёвках:

 
– Ты взойди-взойди, солнце красное!
Обогрей ты нас, людей бедных!
Людей бедных – людей беглых!
Эх, ды мы не воры!
Да не воры да не разбойнички!
Стеньки Разина
Ййэхх – да мы работнички!  – сам не зная, почему, чтобы просто слышать только себя.
 

Сашка умолк – сразу, Рат понял, что он потерял сознание. И ощутил дикую, грызущую боль в ногах. Когда боль отступила, Рат не помнил, кричал ли он. Мальчишка был весь мокрый от пота, ко рту подкатывала тошнота, имевшая медный вкус. В ушах стоял звон. Из темноты выплыло лицо хунхуза. Он перевернул Рата на бок, лицом к лицу Сашки, который дышал открытым ртом.

– Ты хороший стрелок, – сказал хунхуз, и Рат почувствовал узкую полоску холода на указательном пальце правой руки. – А сейчас ты останешься без пальца.

– Зачем он мертвецу? – простонал Рат. Ноги горели, боль вернулась – не такая дикая, но постоянная.

– Верно, – хмыкнул китаец. – Тогда я просто начну снимать с твоего друга кожу, – он отпустил Рата и неспешно перешёл к Сашке. В руке его блестел широкий короткий нож.

– Рат, я не выдержу, – пошевелились губы Сашки. – Рат, чёрт с ним, с золотом…

– Сань, не золото… наши, Сань… – Рат чувствовал, что плачет от жалости и беспомощной злости. – Ты представляешь, что будет с девчонками?

Сашка закрыл глаза. А Рат вдруг увидел, как очень обыденно и как-то нестрашно из левого глаза хунхуза проклюнулось алое остриё. С него скатилась и упала на траву между мальчишками капля. Не выпуская ножа, хунхуз тяжело упал поперёк Сашки, который мучительно содрогнулся. Двое других уже лежали возле костра, над их спинами прямо и неподвижно белели перья на длинных древках стрел.

– Что за… чёрт? – выдохнул Рат и задохнулся от страха едва ли не большего, чем испытанный ранее.

Там, где кончался огонь костра и начиналась таёжная тьма, стояла бесформенная высокая фигура. Алые отблески роились на неё, словно невиданные насекомые. Не выдержав напряжения, Рат мигнул – на долю секунды. Но, когда он открыл глаза, возле неподвижных кустов уже никого не было…

…Егор перепугал Рата и Сашку до полусмерти. Они и без того находились в полуистеричном состоянии, их мучила боль от ожогов – мальчишки кромсали подобранным но-жом верёвки, то и дело промахиваясь, озираясь и прислушиваясь – и вот тут-то появился решительно настроенный Егор. Приполз с ножом Сашки (который тот оставил остальным), настроенный на нешуточную схватку, с таким шумом, что китайцы точно услышали бы… не будь они мёртвыми, как пни. Даже мертвее.

Здорово перетрусили все. Потом Сашка начал плакать навзрыд, следом за ним заплакал, как ни старался сдержаться, Рат. Сашка старался объяснить обалделому и тоже чуть не плачущему Егору, как ему было страшно и больно. Рат в промежутках между рыданиями твердил, что он убил четырёх человек. Егор еле вырвался от них, сказав, что сейчас, скоро, приведёт сюда девчонок. Точнее – они со Светкой принесут Ксанку…

…Когда через два с лишним часа Егор с болтающимся на груди карабином и торопящая его Светка притащили на носилках Ксанку, костёр всё ещё горел. Прямо возле трупов китайцев каменным сном спали, обняв друг друга и вцепившись в карабины, Рат и Сашка, перемазанные кровью, копотью, а лица – ещё и грязью от копоти и слёз. Их с трудом удалось растащить, причём девчонки тоже начали реветь, когда увидели кровоточащую рану на голове Рата, его обожжённые ступни, дырку от пули в руке Сашки, вздувшиеся ожоги у него на груди… Так, хлюпая и не пытаясь даже отдохнуть, Светка под руково-дством Ксанки взялась хоть как-то помогать ребятам, но тут Егор притащил аптечку, и дело пошло веселей. Мальчишки стонали, но не просыпались.

А Егор, бродивший вокруг и собиравший разные вещи, вдруг остановился возле кустов и нагнулся. Он не был таким следопытом, как Рат. И разбирался в следах хуже Ксанки или даже Сашки. Но кое-что всё-таки усвоил.

Невозможно было понять, кто оставил эти следы на клочке мягкой земли – человек или зверь. Но он стоял тут на двух конечностях.

И почти наверняка он стрелял из лука в хунхузов. И как стрелял!

Почему-то Егору стало очень страшно. Он бросил взгляд в тайгу, по которой ещё недавно бегал туда-сюда в одиночку, ни о чём не думая, кроме друзей – и поспешил к костру, не в силах отделаться от ощущения взгляда в спину. Не злого, но холодного и оценивающего…

В этот момент он безоговорочно и свято поверил во все рассказы Рата о ТАЙГЕ.

Люди тайги

Спросонья Рату показалось, что всё это – продолжение сна, наполненного выстрелами, криками и беготнёй. Окружающее его напоминало кадры из фантастических боевиков – «Власть огня», «Крикуны», «Солдат», «Чёрная дыра» или ещё какой-нибудь из десятков голливудских «шедевров», которые все ругают и все смотрят. Светка и Егор – в камуф-ляжах и высоких ботинках, с болтающимися на ремнях карабинами – тащили куда-то труп, не выказывая при этом никаких чувств: «– Тяжёлый… – Погоди, я перехвачусь… – Блин, измазалась…» Ксанка возле носилок готовила еду из консервов. Сашка спал рядом, укрытый серым одеялом – таким же был укрыт и сам Рат. Вокруг валялись разбросанные вещи, банки… Ну точно – типичный бивак каких-нибудь партизан, воющих со всем миром на разорённой то ли инопланетянами, то ли неведомыми злыми силами планете… Рат ощутил, что голова у него перевязана, и ноги, кажется, тоже. Боль ещё была, но тупая, вполне те-рпимая.

"Неужели это всё сделали мы? – подумал Рат. – Мы их… убили. Я – убил."

Он прислушался к себе и понял, что не испытывает ни жалости, ни страха перед тем, что сделал, ни раскаянья. Эти хотели убить его и его друзей, его брата, его… его Свету. Они без малейших колебаний пытали двух мальчишек из-за золота. Они убили его отца и мать. Они были бандиты и воры. Получилось так, что погибли именно они – и значит это лишь то, что больше они никого не убьют, не будут пытать, не ограбят.

И только. Не о чем тут жалеть и нечему ужасаться. Всё остальное – досужий бред о добре и прощении, сказанный теми, кто не лежал связанный у костра, корчась от боли, причиняемой огнём в чужой безжалостной руке.

"Но прежним никто из нас уже не будет, – подумал Рат, садясь. – Даже я."

– Очнулся?! – Светка опрометью бросилась к нему, плюхнулась рядом и начала целовать, приговаривая: – Очнулся… очнулся… очнулся… очнулся…

– Не очнулся, а проснулся… – проворчал Рат. – Вы, я гляжу, уже притрофеились…

– А чего на них глядеть, – спокойно сказал Егор, подходя ближе.

– И то правда… – приподнялся Сашка. – Ух, как болит! – вырвалось у него.

– Вот что, – Рат взял быка за рога, отстранил Светку: – О том, что тут было – ни словечка. Никогда, никому, ни под каким французским соусом. Никаких хунхузов мы не видели в глаза. Карабины и барахло спрячем, когда ближе подойдём, так что наше рваньё не выбрасывайте, переодеваться ещё придётся.

– Почему?! – изумилась Светка. – Это же наша земля, а они…

– Да потому что, – Рат криво усмехнулся. – Вон, Сашка пояснит, он их программу слышал. Мы же и будем виноваты. Вплоть до колонии за групповое убийство мирных россиян китайской национальности.

– Да это же Россия! Мы русские! – растерянно воскликнула девчонка.

– А они россияне, это важнее. И вообще – для кого Россия, а для кого – федерация. Для кого русские, а для кого электорат… Дадут, как тем пацанам в Сургуте, которые наркокурьеров убили, лет по восемь-девять… Да всё это фигня… – Рат осторожно сел удобнее, потёр шрам на руке. – Я только одного не пойму. Где… останки мамы? Эта сволочь говорила – она убила и отца и маму…

– Ты только этого не понимаешь?! – удивился Егор. – Я лично вообще уже – ничего. На каком мы свете, что с нами происходит – не понимаю. Совсем. И не стремлюсь. Живу, как живётся… Ты лучше попробуй – ходить-то сможешь?

– Я всё смогу, – коротко ответил Рат…

…Но идти было тяжеловато. А тащить носилки – вообще мука. На первом же привале Рат уполз за ближайший валун и разулся. Ноги выглядели жутковато, и мальчишка понял, что ближайшие несколько дней придётся заставлять себя идти. Тащить-то его в любом случае не смогут, не Ксанку же бросать. Но к своим он вернулся ровным лёгким шагом, даже улыбаясь. Может быть, именно поэтому Светка поняла, как ему плохо. Она утащила Рата за кусты и спросила в лоб:

– Ноги?

– Семицветик, – сказал Рат, вызвав изумлённую и радостную улыбку на лице – не только на губах, именно на лице! – Светки, – ты молчи… Всё равно же никто ничем помочь не может, так чего волновать…

– Ратка, – Светка положила руки ему на плечи, – когда ты будешь в Москве учиться…

– Если поступлю, – перебил её Рат. Светка замотала головой:

– Ты поступишь. И генералом будешь ещё!

– Ох, Семицветик, не хочу я быть генералом… – сморщился Рат. – Офицером хочу. Как Россия – так и я… И вообще… – мальчишка на мигу умолк и прочитал:

– Когда стране твоей горестно -

Позорно иметь успех!.. Это я не помню, кто сказал, но правильно.

– Какой ты… – Светка только заморгала. – Как из кино. Такой… – она показала рукой что-то непонятное, но красивое. – Ну всё равно. Когда ты будешь учиться… можно я буду с тобой встречаться? – она заторопилась: – Только с тобой! Я больше ни на одного мальчишку не погляжу! Чем угодно клянусь! Рат, пожалуйста! Я на что угодно согласна, только с тобой…

– А Егор? – спросил Рат. Светка вздёрнула брови:

– Ты что, не видишь, как они с Ксанкой друг на друга смотрят?.. Рат…

– Семицветик… – Рат потянулся к ней губами… и вдруг отпрянул.

– Что? – разочарованно выдохнула закрывшая было глаза девчонка.

– Что-то… – Рат озирался. – Вернее – кто-то… – он повёл плечом, и «егерь»[30]

[Закрыть] скользнул ему в ладонь. – Ну-ка, пошли обратно в лагерь, Свет…

– Я не боюсь, – и Светка спокойно взяв своё оружие наизготовку, встала спиной к спине Рата.

– Опять хунхузы?

– Нет… – покачал головой Рат. – Я не знаю, кто это. Пойдём поскорей. И сегодня нам надо выбраться на во-он то плоскогорье, – Рат кивнул на холмы, как бы парящие над лесом. – За ними должен начинаться спуск к Зее…

…Вечерний лагерь был наконец-то достойным этого звания. Банда, оставшаяся валяться в овраге недалеко от того места, где совершились и до этого сразу несколько трагедий, была неплохо снаряжена – кстати, в основном из русских же охотничьих магазинов. Рат уже пообещал себе, что не бросит всего этого просто так – карабины, мачете, патроны, охотничьи ножи, рюкзаки, пистолеты (патроны от ТТ, имевщихся у трёх хунхузов, кстати, подходили к возвращённому "маузеру", который по-прежнему тяжело висел на бедре Сашки), кучу разных мелочей, которые превратили переход по тайге в турпоход, какой задумывался с самого начала. Всё было бы совсем хорошо, если б не возникавшие время от времени у каждого мысли о том, что чувствуют родные. Впрочем, никто этими мыслями не делился с другими, думая, что он один поддаётся такой "слабости".

Сашка тренировал Светку и Егора – те раньше не проявляли никакого нитереса к рукопашному бою, хотя в английской школе Егора заставляли заниматься боксом. Ксанка и Рат просто отдыхали – точнее, Рат следил за едой, Ксанка чинила куртку Егора. Было довольно шумно, но Рат не прослушал – вскинулся, хватаясь за карабин, тихо сказал:

– Ну-ка… – все тут же похватали оружие, присев и озираясь. – Кто там? – металлически– повелительно спросил Егор. – Ну? У нас пять стволов… Выходи!

Человческий голос поизнёс что-то непонятное, и к костру из темноты, вытянув вперёд руки, вышел бесшумно движущийся пожилой человек – невысокий, плотно сбитый, с морщинистым коричневым лицом, узкими глазами, вислыми тонкими усами и жидкой бородкой. Он улыбался, показывая редкие зубы. Непонятная куртка была перетянута самодельным поясом, на котором висели кожаный мешочек и нож; мешковатые штаны заправлены в подобие обмоток, ноги защищены кожаными сандалиями. За плечами старика висели большой лук, обтянутый берестой, и колчан с поднимавшимися над ним белыми перьями.

– Добрый вечер… – ошалело сказал Светка. Егор и Сашка вообще раскрыли клювы.

Ксанка и Рат напротив – выглядели спокойными, словно визит был само-собой разумеющимся делом. Рат указал на огонь:

– Садитесь… Понимаете русский?

– Да, – старик кивнул, ловко усаживаясь к огню с поджатыми калачиком ногами. Улыбнулся снова, показа на Рата, на Светку, на Егора: – Лоча, лоча, лоча?[31]

[Закрыть]

– Лоча, – кивнул Рат. – А вы?

– Ламут,[32]

[Закрыть] – кивнул старик. – Ламут? – он указал на Ксанку. Та покачала головой:

– Бурят.[33]

[Закрыть]

– Бурят? – старик нахмурился. – Плохо. Лоча хорошо. Бурят плохо.

– Чего это он? – Сашка потер нос. Рат объяснил:

– Он ламут. Эвен. Не эвенк, эвен… Дайте поесть, надо покормить.

Старик еду взял, но есть почти не стал, зато с удовольствием выпил чаю. Всё это время он молчал, без любопытства, но доброжелательно разглядывая узкими глазами окружающих его ребят и девчонок. Потом показал пальцем на Рата:

– День пути, – махнул рукой назад, – бил хунхуз, казак? Вот хунхуз? – он показал восемь пальцев. – Вот, – остались пять пальцев, – ты бил, – вот, – три пальца повисли в воздухе, – кайгук бил? Видел кайгук?

– О чём он? – спросил Егор. Рат повернулся к нему:

– Помолчи… Не обижайтесь, он понял, что я старший, вы не должны вмешиваться.

– Он что, в средневековье живёт?! – без насмешки, скорей с изумлением, спросила Светка. Ксанка ответила ей тихо:

– Нет, в каменном веке. Я серьёзно…

– А кто такой…

– Свет, помолчи, – попросила Ксанка.

– Простите, – Рат кивнул старику. – Они не отсюда, они издалека и не знают порядка…

Я видел кайгук. Он нас не тронул.

– Доброе дело… – кивнул старик. – Куда идёте, лоча? Почему молодые одни идёте?

– К людям, – вздохнул Рат. – Мы заблудились… – глаза старика весело сощурились ещё больше. – Там Зея? – он указал рукой.

– Зея, Зея, – кивнул старик. – Туда плохо. Там кайгук живёт. Второй раз не пожалеет.

Вы идти к нашим. Вот, – он показал пятерню, ещё два пальца, – путь туда. Наши бывают у лоча. Лето выйдет – опять будут. Вы к своим с ними будете.

– Неделю к ним тащиться и до конца лета ждать?! – ахнул Егор. – Да… – но Ксанка ткнула его под рёбра, и он, икнув, умолк. Рат, впрочем, так и так покачал головой:

– Нет, нам нельзя… Дома думают – мы умерли. Все плачут, поминают нас. Мы так пойдём, – он указал рукой на запад. – Кайгук нас не тронет. Мы не боимся.

– Или мне сейчас объяснят, кто такой кайгук, или я завизжу, – веско сказала Светка.

– Правда, Рат, – взмолился Егор, – хватит этого индейского разговора!

– Извините, – Рат поклонился старику и повернулся к остальным. – Кайгук – это злой дух. Ещё говорят – лесной человек. И ещё по-разному.

– Фигня, – высказалась Светка. Но Егор, помедлив, ответил:

– Нет… Рат, тех ребят… ну, пионеров…

– Да, наверное, – кивнул Рат. – Но тут что-то не сходится… В общем… они, люди тайги, в смысле – вот, местные жители – они что-то путают. Для них всё необычное – кайгук. Но то, что они на самом деле называют кайгук – это такое существо… оно не пользуется луком. А хунхузов убили из лука. Я потом думал – это кто-то из местных, но вот сами видите – они не при чём… Странность какая-то…

– Ни фига не поняла, – призналась Светка. – Кайгук, но не кайгук. Лесной человек, однако, но который с луком, а эти – без лука. С чесноком на блюде… Ересь и хренотень…

– Свет… – умоляюще сказал Рат, поворачиваясь к философски молчащему старику.

– Кайгук – какой кайгук? Один или много? Ламут обижал?

Из последовавшего обстоятельного рассказа старого эвена выходило вот что. Место, куда идут хорошие молодые лоча и плохая молодая бурят, кишит злобной нечистью всех сортов, размеров и видов. Кайгук жили там всегда и нападали на людей. Люди иной раз убивали кайгук, но в их земли ходили только уж самые отпетые и отчаянные. Год назад молодой глупый Ковшичан, у которого лочское оружие, ходил туда прошлый год и вернулся вовсе дурачком – рассказывал, как гостил у женщины-кайгук со страшным лицом, которая носит шкуры, а не человеческую одежду, она угощала Ковшичана мясом и сама ела, вкладывая оленьи рёбра в грудь, а потом отпустила его, не сделав никакого вреда.

– Бррр… – пробормотала Светка. – Мухоморов надо меньше жрать… А то ещё и не такое увидишь…

– Лоча кайгук тоже убивал, – заметил старик. – Я не помню, отец говорил, дед говорил. Казак убивал. При Белом Царе Никуляке. И ещё других лоча убивал-убивал. Раньше, и потом. А лоча не верят, говорят: "Хо! Я самый храбрый, я самый сильный!" – он укоризненно покачал головой. – Вот он, – старик указал на Рата, – по тайге идёт, как пух плавает, никто из вас его не слышит. Я старый, могу подойти так, что он не услышит, как вы его. Кайгук ко мне подойдёт, как он к вам. Не надо ходить. Родня ждать будет долго, будет плакать, потом вы придёте. А тут пойдёте – быстрей-быстрей – и родня всегда плакать будет, никогда вас не увидит, никогда домой не придёте… Жалко вас. Бурят даже жалко. Человек человека убивает, бывает. Кайгук человека убивать не должен. Со мной идите, к нам.

– Нет, отец, – покачал головой Рат. Посмотрел на остальных и повторил: – Нет. Вам спасибо. Хотите – возьмите чай, возьмите еды, у нас хватает. У нас ночуйте, пожалуйста… Но мы тут пойдём. Не будем сворачивать. Мы так решили.

Старик неспешно набил извлечённую из мешкочка на поясе маленькую чёрную трубку табаком и закурил. Запах табачного дыма неожиданно так остро напомнил всем пятерым о доме, что они почти готовы были бежать в его направлении прямо сейчас.

– Давно, – сказал старик, – мне отец говорил, ему – его отец, ему – его… хунхузы жгли наши жилища, били людей, грабили ламут… Много жизней грабили… Брали, что хотели… Пришли лоча. Мало пришло лоча. Они были дивные и страшные – высокие, светлые, с блестящим оружием. Наши старики сказали про хунхузов. Лоча гневались. Лоча сказали: "Заступимся за бедный ламут…" Мы хотели защиты. Но наши старики были честные люди. Они сказали: "Хунхузов – как деревьев в тайге. Вас мало. Уходите, и вас не тронут." Тогда старший лоча засеялся и сказал: "Мы пойдём. Не будем сворчивать. Мы так решили – авось!" Они делали так и пели, – старик с запинкой, неумело перекрестился. – Потом ушли. Мы плакали за хороших людей и ждали хунхузов. Но лоча вернулись. Совсем мало и все раненые, но они смеялись и говорили, чтоб мы не боялись больше… Они побили хунхузов… Мы любим лоча. Я когда молодой был, злые люди немцы напали на лоча. Лоча нас не звали. Старики собрали лучших охотников, сказали: "Идите и помогите лоча прогнать злых людей, как они прогнали хунхузов от наших становищ." И я пошёл. Просились, не брали, говорили: "Мало вас, иди в тайгу, соболь бей." Мы всё просились – взяли, был я на большой войне. Вот, вот, вот и вот, – он трижды поднял ладони, в четвёртый раз – три пальца, – злых людей немцев убил для лоча. Ой, страшно было! Но я не испугался. Белый Царь Ситалина мне награды давал, они дома лежат… Лоча смелые, я видел.Что ж – может, и впрямь вам не страшно идти, молодые лоча… и ты, злая бурят.

– О чём он? – нетерпеливо спросил Сашка. – Это про Великую Отечественную, а о чём он рассказывал сначала?

Рат встал и оперся на трофейный карабин.

– О моих предках, – тихо сказал он, глядя на запад.