Текст книги "Перекрёсток двенадцати ветров"

Автор книги: Олег Верещагин

Встреча

Странно, но пожар почему-то круто свернул к северо-востоку, и до реки ребята дошли уже по вполне обычной тайге, чутко прислушиваясь и приглядываясь. Хотелось верить, что их страшные преследователи если не погибли в пламени,то по крайней мере напуганы и потеряли след. Но Рат не был в этом уверен.

Все очень устали – буквально смертельно, и ко времени привала едва волочили ноги. Шалаш делать сил не было.На небольшом мысу мальчишки навалили кольцо из хвороста и солидных лесинок, подожгли его – и все пятеро вповалку, подложив под головы рюкзаки, улеглись спать внутри огненного круга, которого должно было хватить на несколь-ко часов…

…Рат проснулся заполночь – от того, что его толкнули изнутри.

Остальные спали. Костёр почти прогорел, но ещё сохранял форму кольца, и пламя пританцовывало над углями. Вдали на небе дрожало зарево пожара, скрадывавшее звёзды. А в другой стороне – там, где текла Зея, но дальше неё – мальчишка вдруг увидел иное зарево. Ровное и золотистое, оно узкой полоской держалось над горизонтом.

Рат тихо ахнул. Встал на колени, потом вскочил на ноги. Вгляделся. И прошептал:

– Свет… люди… Верхнезейск!!!

Слёзы брызнули у него из глаз совершенно непроизвольно, градом. Рат захлюпал, обеими руками размазывая грязь по лицу. Он стоял, плакал, смотрел на непоколебимое и уверенное электрическое зарево и бормотал:

– Люди… люди… мы здесь… люди…

То самое чувство, которое его разбудило, заставило Рата обернуться к лесу.

ОНИ выходили из темноты бесшумными тенями. И садились на корточки – но не по-людски, а как-то странно складываясь по суставам – совсем близко от гаснущего огня. Алыми точками мерцали глаза, в мерцании отчётливо читалась насмешка.

Рат зарычал – так, что тени подались назад. Подхватил карабин и пинками начал будить остальных, одновременно крутясь на месте, чтобы не упустить момента, когда в месте, где огонь потухнет окончательно, обитатели тайги пойдут на штурм. Через полминуты все были на ногах – даже Ксанка встала, поджав ногу и привалившись спиной к спине Егора. Ребята встали в круг, выставив карабины. Они не стреляли – свет мешал видеть цели точно, а что вскоре понадобится каждый патрон – в этом не сомневался никто.

– Почти дошли, – пробормотал Сашка. Он тоже различил зарево. – Чёрт, почти дошли…

Что за гадство – нас убьют какие-то… не знаю даже, кто! Ну! – крикнул он. – Ну, идите, ну!

– Ратка, – прошептала Светка, её шёпот защекотал ухо, – ты только пожалуйста… всё время будь рядом. Совсем всё время…

То одна тень, то другая поднималась и переходила на другое место – вроде бы и неспешно, но это мельтешение, повсеместное и беспрестанное, мешало ориентироваться и сбивало с толку. Существа издавали звуки – странные и тихие, и было ясно, что это не просто животные звуки, было ясно, что это разговор – и от этого становилось страшнее.

Одно подошло совсем близко к огню, стояло, чуть покачиваясь. Теперь стало возможно разглядеть лицо – именно лицо, это была не морда, а лицо. Улыбающееся лицо. Под чёрной губой обнажились мощные клыки.

Существо насмехалось над людьми.

Вой раздался так неожиданно, что Рат едва не спустил курок. Но это был не вой существ, нет. Совсем рядом, чуть дальше по берегу, выл волк. В вое были гордость и угроза, радость и предупреждение, вызов и тоска. К этому кличу присоединились ещё несколько сразу, и существо, складываясь пополам, отскочило в темноту, а его сородичи наборот – повскакали на ноги. Послышался рык и хрип, жутко-механический, в воздухе повис отвратительный запах.

– Смотрите!!! – ахнула Ксанка. – Смотрите!!!

По отмели, высоко выпрыгивая из воды, разбрасывая ртутные капли, молча и страшно мчались волки. Их было много – не меньше трёх десятков, и в их беге была странная целеустремлённость. Передний – огромный, почти непредставимо гигантский, угольно-чёрный или казавшийся таким – на миг замер и, вскинув лобастую голову, взвыл. Остальные молча обтекали вожака… а за ними, подальше, Рат увидел на той же отмели человеческую фигуру – мохнатая и высокая, она стояла, подняв и раскинув в стороны руки…

Навстречу волкам бросились уродливо раскачивающиеся фигуры чудовищ – и две стаи сшиблись на отмели, расколов ночь окончательно воем и рыком.

– Уррраааа!!! – вдруг заорал Сашка, бросаясь вперёд с карабином наперевес. И ещё – совсем уж дикое: – На-шии!!!

Но почему-то это показалось вполне естественным и даже разумным. Рат успел только крикнуть: "Девчонки, на месте!!!" – и оказался прямо перед тварью, на спине у которой повис волк, а второго она ломала ручищами, как выжимают мокрую тряпку… Рат выстрелил в упор – раз, другой, третий – и чудище с плеском полетело в воду… но другое навалилось сзади, пахнущее гнилью, могилой, и мальчишка, сломанный этой жуткой силой, упал на колени… но тварь вдруг высоко и жалко завизжала, закрутилась на месте, пытаясь вырвать ногу из челюстей волка – тот волочил задние лапы и грызы, грыз… а его собрат, соскочив со спины убитой Ратом гадины, с глухим рыком прыгнул на горло. Рат, не видя, куда стрелять, выхватил нож и, подскочив, начал всаживать его в вонючий бок – снова, снова, снова…

И ничего больше не было, ничего, кроме ртутных струй реки и тёмных прядей крови, вплетённых в них, крутящихся в них, кроме рыка и хрипа, кроме выстрелов и озверения…

…Волки не преследовали убегающих существ. Сашка и Егор стреляли вслед, стреляли бы и ещё, если бы Рат, опомнившись, не вырвал у них карабины. Девчонки с ужасом смотрели на мальчишек, сжимая в руках оружие – на миг Рату показалось, что Светка и Ксанка готовы обороняться от них.

– Так не бывает, – сказал Егор. Помотал головой, кивнул на волков, которые усаживались и укладывались на берегу, вывешивая языки; два или три ходили возле трупов – своих собратьев и существ. – Рат, но так не бывает!

– Тише, – сказал Рат, глядя на отмель.

Человеческая фигура приближалась – неспешно и бесшумно, не плеща водой. Сейчас Рат уже различал у неё за спиной большой лук и колчан со стрелами. Человек шёл так, что не оставалось сомнений – он хозяин здесь, и нет никого, кто мог бы оспаривать это звание.

– Чёрт! – вырвалось у Сашки, только теперь увидевшего человека. – Кто это?!

– Кайгук, – ответил Рат. – Ещё один… у которого… у которой гостил тот эвен, Ковшичан.

Тише все. Может быть, нам повезло…

Чем ближе подходил человек, тем яснее различалось, что это высокая женщина, каких не бывает среди местных народов. Волосы, распущенные и длинные, падали на лицо и смешивались с оторочкой капюшона мехового балахона. Волки поднимались и подстраивались слева и справа, как почётный эскорт. Смешно или странно это не выглядело. Как не выглядело смешным и то, что Рат положил под ноги карабин, снял и расстегнул ремень с ножом и ТТ в кобуре, потом поклонился:

– Мы не хотели никому зла, – сказал он. – Мы просто идём через эти места домой. И мы благодарны твоим волкам за то, что они нас спасли. Если и мы можем помочь – скажи, чем, и мы поможем.

Женщина остановилась в десятке шагов от ребят. Создавалось ясное ощущение, что она рассматривает их из-за шторки волос – внимательно и безразлично. Потом послышался голос – ещё молодой и в общем-то красивый, но самое главное – она говорила по-русски, причём совершенно правильно!

– Я знаю вас. Вы сражались с хунхузами там, внизу. Я помогла вам, потому что не люблю ни хунхузов, ни эту… отрыжку природы, – она указала на тела тварей в воде. – Можете идти через мои земли, никто не тронет вас.

– Это сон, – довольно громко, но не обидно, а зачарованно сказал Светка. – Это сон. Кто вы? Вы эльфийка? Вы Хозяйка Волков?.. Нет, не надо, не говорите… это всё равно сон…

– Рат, ты чего? – шепнул Егор, видя, что его товарищ словно окаменел, вскинув голову и как будто прислушиваясь к чему-то невнятному, слышимому только ему одному. – Рат, да что ты?! – он попытался ухватить двоюродного брата за рукав камуфляжа, но тот увернулся и пошёл к женщине, словно ступая по тонкому льду. Недовольно зарычали волки, но женщина сделала короткий жест в их сторону и спокойно ждала, пока мальчишка подойдёт к ней вплотную.

Рат поднял руки, словно собираясь молиться. Задержал их перед лицом женщины. Коснулся её волос. Развёл их в стороны. Несколько секунд смотрел в открывшееся лицо – худое, измученное, но красивое и слегка удивлённое.

– Господибожемой… – ахнула Светка. – Но они похожи!!!

Рат сломался в коленях и сполз в реку. Его руки плотно обхватили закутанные в мех ноги женщины выше колен.

– Мама, – сказал Рат. – Я тебя нашёл, мама.

Мгновение женщина смотрела в запрокинутое к ней бледное лицо мальчишки, с которого разом сошёл весь загар. Потом она закричала…

…Никто не сможет, наверное, объяснить, почему волки не тронули беспомощную женщину. Это правда, что волки иногда воспитывают человеческих детей (хотя никогда не крадут их специально с этой целью), но лишь потому, что от них ещё не пахнет человеком. Этот запах для животных – как сигнал опасности, от него или бегут, или стараются уничтожить носителя запаха.

Может быть, дело было в том, что в тот момент Елена Первакова была не в себе, а звери избегают трогать больных, инстинктивно чуя их.

Что с ней поизошло – женщина до определённого момента не помнила вообще, а с того момента помнила плохо. Её воспоминания начинались в момент, когда она очнулась в луже своей крови в тайге, раненая пулями в спину, бок и голову настолько тяжело, что стралявший в неё хунхуз закономерно посчитал её убитой. Она не забыла языка, не потеряла рефлексов и умений, но совершенно не помнила свою жизнь, как таковую. Отлёживаясь в пещере-вывортне, она и не пыталась вспомнить, потому что беспамятство не причиняло ей неудобств.

Более-менее выздоровев, она ушла дальше на запад – от места, где произошла трагедия, её гнало что-то, похожее на инстинкт. На плоскогорье Елена Первакова встретилась с волчьей стаей, как раз сбивавшейся под зиму – и стая не просто приняла её. В скором времени женщина-человек стала вожаком волков – благодаря уму, благодаря умению делать ловушки на зверя, благодаря умелым пальцам, лечившим то, что сами волки вылечить не могли.

Так продолжалось несколько лет. В рассказах забредавших в эти места таёжных охотников русская женщина превратилась в кайгука – и те, кто видел её, обильно уснащали свои рассказы невероятными подробностями. Елена Первакова никогда не делала этим людям зла, наоборот – то подкидывала пушнины, то спасала человека от обитавших в буреломах древних тварей, ненавидевших всех, кто не похож на них… но ей в голову не приходило попытаться выйти к людям. Пожалуй, она даже была уверена, что одна такая на свете, что-то вроде белого или чёрного волка. Остальные люди – и китайцы, и местные жители – не были похожи на неё, а значит, жить вместе с ними не имело смысла. Русские же в эти места не забредали, хотя до их поселений было рукой подать.

Похожих на себя людей – светлокожих, светлоглазых, рослых – она увидела первый раз совсем недавно. И долго следила за ними – не с какой-то целью, а просто забавляясь и обдумывая этот факт. Три мальчика и девочка были совсем как она, ещё одна девочка походила и на местных, и на неё. Когда этих людей обидели хунхузы, Елена Первакова помогла им и ушла в свои места,перестав интересоваться людьми и не ожидая, что они придут на её территорию. Когда же они пришли, то это её не заинтересовало, она бы и внимания второй раз не обратила… не напади на людей твари.

А потом случилось то, что случилось. Не такая уж необычная вещь, много раз происходившая во все времена у разных народов и названная "шоковой терапией". Когда незнакомый мальчишка прикоснулся к ней, а потом упал на колени, и в его голосе прозвучали боль и мольба, смешанные с надеждой – Елена Первакова пришла в себя раньше, чем поняла, что именно он ей говорит…

… – И здесь ты жила? – Рат осмотрелся, присел на шкуры, поставил рядом карабин. Женщина села рядом, тут же взяла в ладони руку сына, и тот, помедлив, привалился к её плечу, хотя сам был чуть ли не выше её и, закрыв глаза, замер.

– Это твои друзья? – с улыбкой спросила она, глядя, как остальные ребята рассаживаются вокруг, родко оглядываясь. – А это, по-моему, Оксана?

– Да, тёть Лен, – Ксанка, которой Егор помог устроиться, кивнула. – А вы ничуть не изменились…

– А ты наоборот очень изменилась… Так выросла… А ты, мальчик… – она внимательно взглянула на Егора, который сел прямо и взглянул на женщину с каким-то вызовом. – Ты не…

– Я ваш племянник, – сказал Егор, – сын брата вашего мужа…

– Это Егор, ма, – сказал Рат, не открывая глаз и потираясь щекой о плечо женщины. -

А это Сашка и Светка, они тоже мои друзья… Ма, я тебе потом всё-всё расскажу подробно, всё-всё… Ма, – он вдруг открыл глаза и испуганно отстранился, – ма, а ты со мной пойдёшь домой?!

Вместо ответа женщина погладила сына по волосам и покачала головой:

– Как же ты жил без нас… без меня…

– Жил… – Рат смущённо повёл плечом. – Жил и жил. Ма-ам… – и он снова без малейшего смущения привалился к матери.

– Неужели три года прошло? – она покачала головой. – И я все три года… А Слава…

– Тёть Лен, что было, то прошло, – решительно сказала Ксанка. – Теперь всё будет хорошо.

– Да, – как эхо, откликнулась женщина, – теперь всё будет хорошо…

Возвращение

Волки провожали свою старшую до того места, где начался спуск с плоскогорья. Там они остановились у края, выстроившись в ряд, и женщина, остановившись, долго и печально-неотрывно смотрела на животных, глядящих вниз – казалось, что волки кланяются. Наконец Рат коснулся руки матери:

– Пошли, ма…

– Да, пошли, – она встряхнулась и улыбнулась со вздохом: – Я ведь ничего не забыла… Они все эти годы были моими друзьями и охраной… и неплохими друзьями и охраной. Мне не хочется бросать их.

– Можно их навещать, – заметил Сашка. Женщина покачала головой:

– Это не в гости сьездить… Ну что ж, идёмте…

…Рат не отходил от матери, но даже Светка не дулась, хотя по временам вздыхала. Всё изменилось вообще, хотя они шли по той же тайге, ночевали в шалашах и охотились. Может быть, потому что теперь уже было совершенно точно ясно – они идут домой, и признаки этого дома даже высвечивались по вечерам на небе?

– Я ему завидую, – сказал Егор Ксанке, когда они вечером сидели возле ручейка, на котором разбили лагерь. Ксанка теперь всё чаще ковыляла с самодельным костылём, особенно на ровных местах, и, хотя это сильно замедляло продвижение, никто не злился – все понимали, как ей надоело быть грузом.

– А твоя мама? – Ксанка убрала со лба чёрные волосы. – Ты никогда про неё не говорил… Егор подобрал несколько галек, подбросил их в руке, просыпал, подвигал ногой.

– А что про неё говорить? – нехотя сказал он. – Она жена моего отца. Родила меня, потому что он так хотел. И всё.

– Ты её не любишь?! – почти ужаснулась Ксанка. Егор посмотрел на неё:

– Я бы… – с трудом сказал он. – Я бы хотел её любить. Очень хотел бы. Но как можно любить красивый кусок камня? Любоваться им, восхищаться им – можно, а любить…

– Так не бывает, – уверенно сказала Ксанка. – Не бывает, чтобы мать не любила сына, а он – её. Даже если она дерётся, например, то всё равно…

– Она не дерётся, – углом рта усмехнулся Егор. – Она просто меня не замечает, когда я дома… Поэтому я завидую Ратмиру. И ещё много почему… А ты меня познакомишь с родителями, когда мы вернёмся?

– Конечно! – просияла Ксанка. – Только они у меня совсем простые…

– Это хорошо, – заключил Егор… – Сань, ты можешь поговорить со мной серьёзно?

Светка присела возле Сашки, который чистил "маузер" и отвлёкся лишь на секунду:

– Ну могу.

– Сань, я в него совсем влюбилась.

– Совет да любовь…

– Сань, ты обещал серьёзно!

Сашка отложил пистолет и вздохнул:

– Он отличный парень. Если ты не испортишь ему жизнь, в чём я сомневаюсь, то можно сказать, что тебе повезло. Такой разговор тебя устраивает?

Светка обрадованно закивала, потом снова озаботилась:

– А он меня любит? – и тут же себе ответила: – Любит. Он меня знаешь как называет?

– Змея? – предположил Сашка, снова дотянувшись до пистолета.

Светка вскочила, гордо фыркнула и удалилась. Но почти тут же высунулась из-за ближайшего дерева и значительно сказала:

– Семисветик, вот как.

– Несусветик, – буркнул Сашка и, не выдержав, рассмеялся. Вскочил на ноги, подпрыгнул и прошёлся колесом. Огляделся – не видел ли кто несуразной и смешной для солидно-го четырнадцатилетнего человека выходки?

И прошёлся колесом ещё раз…

… – Эта девочка, Света… Она твоя девушка?

Рат смущённо засмеялся и покосился на сидящую рядом мать. Елена Сергеевна с понимающей улыбкой наблюдала за сыном и, не дожидаясь его ответа, притянула и не подумавшего сопротивляться Ратмира к себе:

– Сынуля… а вдруг это сон? – она взялась обеими ладонями за щёки мальчишки, заглянула ему в глаза: – Это не сон?

– Не знаю, ма, – покачал головой Рат. – Если сон, то я хочу поспать подольше… Ма, я скоро уеду… почти сразу, как мы вернёмся.

– Поступать в Суворовское? – спросила Елена Сергеевна. Рат удивлённо моргнул:

– Откуда ты…

– Отец, – женщина вздохнула, запахнула меховой балахон. – Когда мы нашли золото… он даже не обрадовался. Я удивилась… Он же за ним в тайгу пришёл, и вдруг… А Слава и говорит: "Только бы Ратку это не испортило. Он должен стать офицером. Несмотря на то, что сделали со мной."

– Нет доли лучше доли солдата, – сказал Рат и пояснил. – Наш рукопашник в интернате дал мне одну книжку. Она сложная, но я прочитал… Альфред де Виньи, "Неволя и величие солдата." Нет доли лучше доли солдата… Может, я бы и испортился, если бы на меня это золото тогда свалилось. А теперь… Я эти три года… – Рат смешался, но женщина поняла его:

– Ты стал мужчиной, – вздохнула она. – Так рано… очень рано. Жаль, что Слава не видит тебя.

– Этот гад убил его в спину, – Рат покусал губу. – Тот, которого ты застрелила около нас… Ма, ты что?!

Мальчишка почти испугался – глаза женщины блеснули каким-то первобытным ликованием, она встала:

– Так это был он?!

– Да… – Рат смотрел на мать снизу вверх. – Он сам похвастался, когда… в общем, когда допрашивал нас… ма, да что ты?!

– Хо-ро-шо-о… – по складам произнесла Елена Сергеевна, вновь садясь, и Рат перевёл дух. Теперь он понял, кого видели в лесах местные – женщину-кайгука, Хозяйку Волков, жутковатую и всесильную. – Очень хорошо, – удовлетворённо добавила она и стала прежней. Слава будет рад.

– Мстительность – вещь недостойная, – заметил Рат. – Нам так говорили.

– Глупости, – отрезала Елена Сергеевна. – Мстить за подлость, мстить за своих – вещь естественная и нужная… Ты думаешь иначе?

– Нет, – признался Рат. – Ма, Светка и правда моя девчонка. Она немного чудная… но это просто потому, что её недавно звали Синти. Она смелая и хорошая. И… – Рат покраснел, -…красивая… Ма, – мальчишка подумал и решительно сказал: – Ма, нам всем надо поговорить.

– Что ж, зови всех, если всем, – спокойно согласилась женщина…

…Костёр горел ярко и шумно, с треском и рёвом пожирая смолистые коряжины. Вокруг него сидели на выворотнях женщина в шкурах, трое мальчишек и две девчонки в камуфляжах, а вокруг лежала тёплая ночь конца июля.

– Надо поговорить, – повторил Рат и встал, опираясь на карабин. – Мы богаты, ребята. По нашим здешним меркам – невероятно богаты…

– Да и по центральным… – Егор не договорил, но было ясно, что он хочет сказать. Рат кивнул ему:

– Тем более. Это золото по справедливости принадлежит всем нам поровну.

– На шесть частей, – сказала Ксанка. – Елена Сергеевна ведь… и вообще, если по-правде, то это всё её.

– Вообще-то да, – вдруг призналась Светка и с вызовом посмотрела на Егора. Но тот только пожал плечами. А Рат покачал головой:

– Нет. Вы мучились, страдали, чуть не погибли. Будет нечестно решать так… Пять частей, всем поровну… Но я хочу сказать, что… – Рат подбросил карабин в ладонь, покачал им. – Вы можете смеяться. Это не моё золото. Я не чувствую себя его хозяином. Понимаете, – он заторопился, словно боялся быть прерванным, хотя все слушали внимательно, – эти люди, которые его прятали… они могли же его просто растащить. Чего легче – поделить и за кордон, тут же рядом… А они его везли, они его спрятали и погибли из-за него. Потому что… потому что оно было нужно не просто так. Я не буду рассуждать, кто там был прав, кто виноват, белые-красные… И Колчак… сам. Он мог удрать и всё. В самом начале. И как сыр в масле… а он… – Рат непривычно много говорил и начал путаться.

– Будет нечестно, если мы вбухаем его на аквапарки, пиццу и Диснейленд, – сказал Сашка. На него посмотрели, и Рат кивнул:

– Да. Нечестно… Посмотрите, сколько вокруг… сколько плохого, – Рат мучился, давился словами. – Сколько… как много денег у тех, кто… И совсем ничего – у других, кто хорошее делает… Что тут можно…А у нас теперь есть… пусть не миллионы долларов, но… Я… у меня есть руки, голова, я даже если не поступлю… я всегда заработаю… А есть – кто уже не могут… или ещё не могут, а им… Это – нечестно. А я хочу – чтобы честно, даже если так невыгодно… потому что я – я казак, я сын казака, офицера, а это всё, вокруг… это Рос-сия… моя Родина, а не… просто так… даже если говорят… даже если мы никому не нужны, я всё равно буду честно…

– Рат, ты не волнуйся, – спокойно и тихо сказал Егор. – Мы понимаем.

– Да, спасибо… брат, – кивнул Рат и выпрямился строго, став похожим на памятник. – В общем я никому не приказываю, я даже не прошу никого. Но свою долю мы с мамой потратим на то, чтобы тут, у нас, стала чуть лучше жизнь. Мы пока ещё не знаем, как, но на людей, кто правда нуждается, кому помочь надо. Потому что они и есть – Россия. А не те морды по телику. Вот и всё. И никуда я свою долю сдавать не буду, найдём, кому продать. Я не хочу, чтобы мне двадцать пять процентов, а с остального отдавали долги тем, кому я не задолжал. Разным… буржуям зажравшимся. Я сказал.

Он сел. Светка, не вставая, тут же подала голос:

– Тёть Лен, а у мужа и жены имущество общее? Я просто не знаю…

– По-разному, – удивлённо посмотрела на неё мать Рата. – Что до свадьбы нажили – то у каждого своё… А… что? – в голосе её прозвучала опаска.

Светка встала и поклонилась в пояс женщине, сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица.

– Как я есть ваша будущая невестка, – сказала она, – то имущество своё отдаю в вашу семью. И пиндык. То есть это. Аминь. Благословите, свекровь-матушка.

– В каком это смысле? – еле прошелестела Елена Сергеевна. Светка начала:

– Ну, это… – и приняла на лоб брошенную Ратом шишку. – Спасибо, сударь мой муж.

– Сядь, – попросил Рат, – иначе выпорю, согласно «Домострою»…[38]

[Закрыть] Вот, ма, – обратился он к Елене Сергеевне, – это трепло и есть моя девчонка… Не пугайся. В душе она хорошая.

– Ну а теперь я скажу, – Сашка не вставал. – Хотя – что мне говорить. Я, Рат, думаю так же, как ты. Пусть ОНО будет для всех. Тогда потеряет силу проклятье.

– Какое проклятье? – удивился Рат. Сашка смутился:

– Да так… Фантазии, – и посмотрел на Егора.

– Я десять тысяч возьму, – твёрдо сказал тот. – Остальное ладно, но десять тысяч мне нужны. Я отдам их семьям… Семьям пилотов. Это ерунда взамен людей, но всё-таки что-то. Может быть, они меня простят.

– А если отец спросит, где взял? – поинтересовался Рат. Егор вскинул голову:

– Это моё личное дело.

– Ясно, – кивнул Рат. – Ну что ж. Значит, это золото пойдёт людям.

– России, – поправил Сашка. Рат не согласился:

– Людям… Россия – это и есть люди. Потом придумаем, что с ним делать конкретно, а пока ещё кое-что. Завтра надо присмотреть место, где спрячем оружие и барахло. Мы почти пришли.

– Уже?! – изумилась Светка и, когда все засмеялись, вздохнула:

– Честное слово, даже не верится. А?

– Да мне тоже, – признался Рат. А Егор сказал в сторону – и никто не услышал его слов:

– Целая жизнь прошла…

Сашка отошёл ненадолго в сторону от костра, а когда вернулся, то сказал:

– Знаете, уже светает. Надо хоть немного поспать, раз уж всё решено.

– Ничего не решено,– ответил ему Рат. – Решать-то придётся снова и снова. Всю жизнь,

Сань. Это я давно и прочно выучил.

– А разве я против? – удивился Сашка. – Это интересно – решать…

А Светка, поднявшись на ноги, неожиданно потянулась и громко запела:

 
– Ищи меня сегодня среди морских дорог,
За островами, за большой водою,
За синим перекрёстком двенадцати ветров,
За самой ненаглядною зарёю…
Сашка, Ксанка и Егор поддержали:
Здесь горы не смыкают снегов седых одежд,
И ветер – лишь неверности порука.
Я здесь построил остров – страну сплошных надежд
С проливами Свиданье и Разлука…
 

– Рат обнял мать и слушал с улыбкой, как поют друзья:

 
– Не присылай мне писем – сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На нежных побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы…
 

– Светка окликнула Рата: – Ну?! – и тот подхватил тоже:

 
– Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.
Туман плывёт над морем, в душе моей дурман,
Всё кажется так просто и не просто.
Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток! – и они всё впятером ещё раз пропели, чуть изменив, не сговариваясь, слова:
 

 
– Держись, моя Россия, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток!!!
 

…В два часа дня шесть человек – женщина и пятеро подростков – вышли на берег реки. В полукилометре от них ниже по течению по мосту неспешно ехала «газель». Дальше виднелись домики кафе и станции техобслуживания возле заправки.

Егор засмеялся. Все обернулись на него не без удивления, и он продемонстрировал друзьям потрёпанный непромокаемый бумажник, из которого торчали карточка "Visa" и уголки бумажных рублёвых и еврокупюр.

– Не потерял, – сквозь смех сказал он.