Текст книги "Перекрёсток двенадцати ветров"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Работа на лето

Старые ходики с подвешенной к ним гирькой, висевшие над довольно новой видео-двойкой LG, исправно показывали половину третьего ночи. Керосиновая лампа, подвешенная на кронштейн, отбрасывала чёткий круг света на низкий потолок, собранный из широких некрашеных досок.

Электричества опять не было – где-то то ли сняли провод, то ли оборвался. В принципе можно было перейти на ветряк, равномерно крутившийся над домом, но Рат ничего не имел против керосинки.

Все и всё давно спали. Одетый в спортивные штаны, обвив босыми ногами могучие ножки табурета, Рат снаряжал патроны. Как всегда в таких случаях, его лицо было очень сосредоточенным, брови чуть сошлись к переносице, а нижняя губа выпятилась. Стол был абсолютно чист, ничего лишнего, кроме необходимых принадлежностей. Справа стройным рядом замерли пластиковые гильзы 16-го калибра, слева – лежали на боку снаряженные патроны: отдельно с дробью нескольких номеров, отдельно с медвежьей картечью, отдельно – с похожими на фрезу плосковерхими пулями Блондо, полностью утопленными в гильзе; каждый – помечен своим значком. Как и большинство местных охотников, Рат не доверял заводским патронам и предпочитал снаряжать их сам, тщательно отвешивая бережно хранящийся в стеклянных банках с винтовыми крышками порох, отмеряя дробь и картечь, осаливая пыжи и используя при снаряжении разные мелкие, но улучшающие результат хитрости, накопленные поколениями таёжников.

Остальное снаряжение было аккуратно разложено на длинной скамье напротив кровати. Ничего лишнего или вызывающе-шикарно-модернового, только проверенные вещи, надёжные и послушные хозяину. Из нового был только бинокль – двенадцатикратный.

– Ста штук должно хватить, – пробормотал Рат, закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом. – Половину пули, тридцать с дробью, двадцать с картечью, куда ещё?.. Ну-ка… – он выдвинул ящик стола, достал пять плоских магазинов и яркие коробочки мелкокалиберных патронов к верхнему стволу.[6]

[Закрыть] Снарядив точными движениями пальцев все магазины, Рат подумал и положил рядом с ними одну из коробочек – на сто патрон.

Но вместо того, чтобы вернуться к снаряжению патрон, мальчик подпёр голову рукой и задумался…

… – Не ходил бы ты, Ратка.

– Я задаток взял, – Рат, отодвинул пустую тарелку. – Спасибо, ба… Вкусно.

– Сколько задаток-то? – бабушка Зина с любовью смотрела на внука. С тех пор, как умер гораздо более старший, но горячо любимый муж, старший сын после похорон опять пропал неизвестно куда, а младший с невесткой погиб в тайге, внук остался последним для неё светом в окошке. Учёбу, означавшую для неё тоскливое одиночество с болезнями, она ещё терпела, но с тоской думала о том, что скоро Ратмир уедет учиться совсем далеко и мог бы хоть последнее лето побыть с нею… Но с другой стороны – её пенсии не хватило бы даже на еду…

– Три тысячи, – ответил Рат. – За месяц…

– Немного, – вздохнула бабушка. – Я задолжала больше… ты уж прости…

– Отдал я долги, – словно бы нехотя буркнул Рат.

– С задатка-то от трёх тысяч?

– Ты, ба, не поняла, – Рат достал бумажник и поочерёдно выложил из него радужные плотные купюры-евро: десять сотенных, четыре полусотенных и пять десяток.

– Это ж эти… – старушка ахнула. – Это ж евреи!

– Евро, ба, – поправил Рат, усмехнувшись. – Я потратил много, а эти тебе оставлю. Ты тут не жмись… Вторую половину получу – поедешь в санаторий. В Крым. Полечишься как следует…

– Ой, Ратка! – баба Зина закачала головой. -Это ж больше ста тыщ, за что такие деньги?!

– Дурное дело нехитрое, – ответил мальчишка, наливая себе компот из запотевшей банки. – Им деньги легко достаются, они и не считают. Заработано – не прошено, не крадено.

– Ой, Ратка, – старушка продолжала качать головой, – а если в худое дело попадёшь?

– Своя голова на плечах, – тоном, дававшим яснее ясного понять,что разговор окончен, хотя и не грубо, отрезал мальчишка…

…Рат бесцельно передвинул по столу гильзу, вздохнул.Бабушке что – она всю свою жизнь жила за мужчинами и делала то, что они скажут, привыкнув к мысли, что они умней, а всё ими решённое – справедливо… Но ведь он же не всё ей рассказал.

Не всё. Совсем не всё…

…Он только что сдал биологию, последний экзамен за девятый класс, и соображал у окна в вестибюле интерната, что ему надо сделать в первую очередь, чтобы поскорей заполнить обходной лист и сорваться домой. Пробегавший мимо младшеклассник, сын директрисы, круто затормозил:

– Рат, там тебя внизу какой-то дядька спрашивает!

– Какой дядька? – удивился Ратмир, но удивление его разбилось о спину мальчишки, который уже с середины второго лестничного пролёта крикнул:

– Да не знаю я-а!!!

Ратмир вышел наружу, в жаркий июньский день, переваливший за половину.

На противоположной стороне улицы стоял легковой автомобиль. Рат не очень разбирался в марках, но хорошо было видно, что автомобиль дорогой и зарубежный. Облокотясь на полированную крышу, спиной к интернату стоял одетый в такие же, как автомобиль, шмотки, рослый человек. Когда дверь за спиной мальчишки коротко щелкнула, человек обернулся… и Рат споткнулся.

Но это был не отец, как в какую-то безумную секунду показалось мальчишке. Человек около автомобиля был похож на отца, но – не отец. Каким-то чутьём Рат в следу-ющую секунду сообразил, что видит своего дядю – Владимира Никифоровича, о котором слышал, но которого не видел ни разу… да и отец с ним виделся последний раз только на похоронах деда Никифора.

Скорей всего, мужчина тоже узнал мальчика, потому что, как-то неуверенно-радостно улыбаясь, пошёл через дорогу навстречу Рату. Ратмир тоже шёл, испытывая смущение, неловкость и смутное недовольство – сам не понимая, почему.

Они встретились на середине проезжей части. Синие – отцовские – глаза мужчины обежали фигуру рослого мальчишки, со смущённым вызовом глядящего на него (почти не снизу вверх). Потом мужчина сказал:

– Узнал.

– Да, – кивнул Рат.

– Я тебя тоже, племяш… – он огляделся. – Пойдём в машину, что ли… нет, пойдём вон туда.

Они прошли полсотни метров до небольшого сквера. Владимир Никифорович первым опустился на скамейку. Рат сел рядом, рассматривая лицо дяди – в самом деле очень похожего на отца. Тот молчал, постукивал по колену сцепленными пальцами, потом тихо сказал:

– Как же так… Славка-то? – Рат пожал плечами. – А ты неразговорчивый… – Рат повторил то же движение. – Обиделся?

– За что? – искренне удивился Рат.

– Ну… Не мог я приехать. Я и не знал ничего, я только тут узнал, у вас в Зее. Думал – на встречу с братом еду, а сам на похороны, и то не попал… – он снова пристукнул пальцами, сказал тоскливо: – Вот так всё нескладно… вся жизнь, что у меня, что у него, только по-разному…

– У отца была хорошая жизнь, – спокойно и жёстко сказал Рат, взглянув в глаза дяде.

– У вас – не знаю. А у отца – хорошая.

– Ты с мамой живёшь? – не стал продолжать тему Владимир Никифорович.

– С мамой? – удивился Рат, но тут же понял: – Да, с бабушкой.

– Как она?

– Болеет. С тех пор болеет.

– Что ж ты меня не пригласишь? – Владимир Никифорович встал, прошёлся перед скамейкой. Рат жёстко ответил:

– Двадцать лет её не видели, и ещё потерпите. Или вы и адрес забыли?

– Я приеду, – мужчина потёр висок. – Я… обязательно. Но не сейчас. Я не могу сейчас. Мне надо… дела.

– Я пойду? – Рату стало скучно.

– Подожди, куда же ты?! – в голосе Владимира Никифоровича прозвучал настоящий ужас – даже не испуг. Рат вновь пожал плечами, встал, но мужчина перехватил его. Если бы он просто схватил – Рат начал бы вырываться. Но дядя взял его за локти и поставил между колен лицом к себе – как отец. И Рат обмяк. От этого, а ещё от того, какими тоскливыми были знакомые глаза. И от понимания, как мучается этот человек от того, что ничего уже нельзя поправить, вернуть… и от того, что снова делает то, о чём потом будет жалеть. – Ратка, поехали со мной, – вдруг сказал он. Рат удивился:

– Куда?

– Со мной! – горячо сказал Владимир Никифорович и заторопился – наверное, ему по– казалось, что Рат задумался. – Со мной… ко мне, у меня сын твой ровесник…

– А бабушка? – углом рта усмехнулся Рат.

– Да, конечно… – мужчина вдруг обвис на скамейке, руки с локтей мальчишки соскользнули.

– Конечно, конечно… ты имеешь право меня ненавидеть…

– Я вас не ненавижу, – терпеливо пояснил Рат.

– Что же мне для тебя сделать? – дядя вздохнул, снова потёр лоб. – Скажи, что? – Рат уже в который раз поднял и опустил плечи. – Подожди… Я правда приеду, я клянусь, а пока… – он быстро полез в карман пиджака, рванул его, тихо выругался, спеша что-то достать. – Ратмир, ты… вот, ты не думай, для меня это ничего не значит…

Рат увидел в руке у дяди деньги. И сказал, снова взглянув ему в глаза:

– Для меня – тоже. Тем более – я их не заработал, а подачек не беру… До свиданья.

Если соберётесь – мама будет рада вас видеть.

– Рат, – потерянно сказал мужчина. – Рат… мы же родная кровь… ты же мне…

Мальчишка молча уходил. И не остановился, когда мужчина нагнал его и пошёл рядом, но и не ускорил шага.

– А ты работаешь? – спросил он.

– Летом подрабатываю, – ответил Рат.

– Стой! Погоди! – Владимир Никифорович схватил племянника за плечо.

– Постой, Рат. Не хочешь брать деньги – не бери. А заработать хочешь?

– Машины мыть или гамбургеры продавать? – с отчётливым презрением спросил Рат. И дядя с удивлённым уважением спросил:

– А ты… неужели в тайге подрабатываешь? – Рат кивнул. – Моешь? – снова кивок. -

Да… кто такую жизнь повидал, тот машины мыть не станет…

– А вы? Тоже ведь с этого начинали, или нет? – не удержался Рат. Он ожидал обиды, но мужчина невесело хмыкнул:

– Ну что ж я… Я послабей оказался… Чёрт с ними, с машинами, с гамбургерами. Вот что, – он словно бы решился на что-то очень важное. – А если я тебе предложу работу… ну, по профилю, что ли?

– По профилю? – переспросил Рат. – В каком смысле по профилю? Золото мыть?

– Да нет… Ты туристов не водишь?

– В прошлом году водил.

– Вот! – обрадовался Владимир Никифорович и почти просительно заглянул в лицо Рату. – Если я попрошу тебя поводить моих… знакомых по здешним местам? И хорошо заплачу. Ну как?

Рат задумался. Если бы новообретённый дядя стал навязывать ему деньги или снова предлагать работать подметайлой – он бы просто ушёл, уже не оглядываясь. И забыл об этой встрече. Но водить туристов – почему бы и нет, и не всё ли равно, у кого брать заказ? А тут даже искать клиентов не надо…

– Давайте поговорим, – кивнул Рат. – Я, может быть, соглашусь…

…Ратмир раздражённо щёлкнул по банке с «сунаром»[7]

[Закрыть]. Отец правильно говорил – самые печальные и чёрные мысли, самые глубокие сомнения приходят к тому, кто не спит под утро. Но он же говорил – решил – так не перерешай, сказал – выполняй. И всё-таки Рат снова засомневался, стоило ли ему браться за это дело…

Нет. Не за дело.

За этого клиента.

Под крылом самолёта…

«Финист»[8]

[Закрыть] постепенно снижался, но лететь оставалось ещё не меньше получаса, как объявил высунувшийся из кабины пилот. Пассажиры вежливо позевали – интерес, который был в начале, когда под плоским прямым крылом раскинулись бесконечные волны таёжной зелени, а самолётик начал ввинчиваться в воздушные просторы, давно сменился скукой и желанием поскорее прилететь на место.

Это было вполне естественно – все трое пассажиров относились к самому нетерпе-ливому племени на свете: они были подростками. Хотя, пожалуй, трудно было бы найти на свете более разных людей, чем эта троица – даже странно, что они оказались в одном самолёте, салон которого был обставлен почти роскошно – явно не серийная модель, да и пилоты носили форму, отличавшуюся от формы больших компаний; знак некоторого тщеславия владельца самолёта.

В хвостовой части самолёта аккуратной, если так можно выразиться, грудой лежали туристические принадлежности – новенькие, дорогие. Сразу перед ними, вытянув ноги в умопомрачительных кроссовках (на подошве в четыре пальца, со светящимися полосками и незавязанными шнурками), сидела одетая в новенький германский камуфляж девчонка лет четырнадцати с волосами цвета наваристого борща. Голова девчонки ритмично подёргивалась, но это была не болезнь Паркинсона, а всего лишь плеер. Губы её, накрашенные чёрной с блёстками помадой, украшал кислотно-розовый пузырь жвачки, глаза скрывались за синюшными от теней веками.

Кресло наискось от неё занимал парень на год постарше, тоже одетый в камуфляж, но отечественный. Коротко стриженный, рыжий и слегка веснушчатый, он один всё ещё смотрел в окно, по временам, когда солнце било в лицо, щуря зелёные глаза и морща переносицу. Рукава камуфляжа были закатаны выше локтей и открывали крепкие, жилистые руки с чистой, загорелой, как и на лице, кожей.

И наконец, ближе всех к кабине пилотов, в самом опасном месте[9]

[Закрыть], занимал третье из четырёх кресел салона ещё один мальчишка, ровесник первого, тоже камуфлированный в немецкое. Он держал на пятнистых коленях включенный ноутбук, но не пользовался им – ладони лежали на клавиатуре, глаза, всё лицо и сама поза юного пассажира выражали недовольство, словно у него разом болит живот, зуб и неудобно сидеть. Если бы кто-то из жителей таёжного посёлка или учеников-учителей зейского интерната вдруг увидел этого мальчишку, то первым делом спросил, наверное: «Рат, ты что?!» А вторым – понял бы, что это никакой не Рат, хотя мальчишка был очень на него похож. Вот только Рат никогда не носил в левом ухе витой «заклёпки», но и никогда не причёсывал так тщательно свои волосы. В общем, можно спутать по отдельности, а если поставить рядом или просто присмотреться – становилось ясно, что это разные ребята…

– Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги, – задумчиво произнёс рыжий, отрываясь от созерцания пейзажа за иллюминатором. Облитая борщом девчонка выверенным движением отключила сидюшник и, открыв зелёные глаза, уточнила:

– Чё сказал?

– Да ничего, – рыжий потянулся. – Песня такая была, говорю. Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги. Красиво.

– Отстой, – отреагировала девчонка. – Я думала – приплыли, наконец. Ваще скука задолбала.

– Свет, – не поднимая глаз от лежащих на клавиатуре рук, сказал похожий на Рата, – самолёты летают, а не плавают.

– А я не Света, а Синти, сто раз повторять?! – взъерошилась девчонка.

– Да хоть сто один, Светой и останешься.

Рыжий коротко рассмеялся, и "Синти" обратила свой гнев на него:

– А ты ваще молчи! Если б не я – тобой бы тут и не пахло!

– Да я и не претендовал, – спокойно пожал плечами рыжий. – Я тут, между прочим, тебя охраняю, а так давно бы уже в военно-спортивном лагере был.

– Кому ты упёрся, охранник! Пятнадцать лет накатило, а он всё в войнушку играет, дуб!

– Не в войнушку, а в войну, – рыжий опровергал устоявшееся мнение о людях с его цветом волос, как об агрессивных и вспыльчивых. – Это первое. А второе – не играю, а учусь. А третье – мне и тут нравится, если честно.

– Тут – это в самолёте? – по-прежнему не глядя ни на кого, спросил второй мальчишка.

– Тут – это под крыльями. По-моему – здорово.

Глаза поднялись.

– А по-моему – глушь и дикость.

– Это ты, Егор, из-за отца говоришь, – рыжий был серьёзен. – Или тебя тоже Джорджем называть?

– Лучше Жорой… При чём тут отец? Мне просто тут не нравится.

– Тут – это в самолёте? – усмехнулся рыжий.

– Тут – это в России, – просветил его Егор, закрывая ноутбук. – Я не виноват, что на отца накатила ностальгия по этой стране неудачников.

– Чего ж не отказался? – рыжий продолжал усмехаться.

– Материальное давление. Ультимативные условия, – коротко бросил Егор.

– Ну-ну… Только ты словами не бросайся так широко, а то ведь в лоб отскочит.

– Думаешь, я боюсь? – поинтересовался Егор. – Да и ты знаешь, что я прав. Тут остались только хронические неудачники, бездельники, дикари, да ещё упёртые вроде вашего со Светкой отца. Да и у тех дети вон – Синти всё больше.А такие, как ты – вообще реликт.

– Это ты в нашем лагере не был, – заметил рыжий.

– Ну, значит, будет ещё одно поколение упёртых. Выбьют вас в бессмысленных войнах, и все. И слава богу.

– Лихо ты размахнулся, – спокойно сказал рыжий, но веснушки у него на лице выступили чётче. – Это тебе в твоей школе объяснили?

– Это и ежу понятно, Саша.

– Мальчишки, не ссорьтесь, – забыв про жаргон, умоляюще попросила Светка. – Всё равно же каникулы, ведь правда? – помедлив, мальчишки кивнули. – Может ещё и нормально будет, мы же не знаем?

– Поляну не сечём, – слегка насмешливо сказал Егор и вздохнул: – Да-а, не так я собирался отдохнуть в этом году…

– Кончай ныть, – уже раздражённо предложил рыжий Саша. – Лучше расскажи, как во всё это ты попал – я же толком ничего не знаю. Свинти… Светка… то есть, Синти прибегает, глаза горят, уши хлопают…

– Придурок!!! – заорала Светка и, видя, что Егор не собирается за неё заступаться, погрузилась в оскорблённое молчание в тональности "все пацаны – сволочи и козлентии". Егор, не обращая внимания на её возмущение, продолжал:

– … кричит: "Егор меня с собой в вояж зовёт по просторам нашей родины!" А потом отец меня вызывает и говорит: "Поедешь с этой дурой и будешь её беречь, как свой бумажник"…

– Ну, вообще-то я… – Егор вздохнул. – Я собирался спокойно отдохнуть в приличном месте… – Сашка хмыкнул и покачал головой. – Уже настроился… Вдруг примчался папаша – весь в ностальгических воспоминаниях. Опомнился… – в голосе Егора неожиданно прозвучала настоящая злость. – "Давай, – говорит, – сынок, на историческую родину, ближе к городу Магадан, там климат хороший и комары некормленые." Я сначала думал, это у него возрастное, пройдёт. Потом смотрю – нет, серьёзно, и никакие обращения к разуму не действуют… Попробовал воспротивиться – он на меня экономически надавил. Что же мне – на бензоколонку или вон в какой его магазин идти работать? Пришлось согласиться на месяц физической и моральной пытки… А уж вас со мной как конвой сосватали.

– Не повезло тебе… Жора, – серьёзно сказал Сашка. – Кто нас хоть там ждёт-то? В смысле – встретят?

– Не хватало, чтоб ещё и не встретили, – буркнул Егор. – Нашёл папаша какого-то замшелого проводника из местных – туроператор, блин… Дед какой-нибудь в кирзовых сапогах и в папахе…

– Подлетаем! – крикнули из кабины, и пассажиры схватились за поручни кресел, а Све– тка взвизгнула коротко и пессимистично – машина круто легла на крыло, под которым уже не море тайги пело, а виднелся какой-то ровный луг со строением, похожим на сарай, в своём дальнем конце. Нужно было обладать немалой интуицией, чтобы понять: перед вами аэродром. Сашка понял это первым – нечто подобное он видел не раз, хотя и не до такой степени запущенное. Оповестить остальных о своём открытии он не успел – "финист", мягко подскакивая на каких-то кочках, замедлял ход по полю. – Можно расстегнуть ремни и курить! – так же весело объявил пилот. – Мы на месте, аэропорт Де Голль готов принять гостей Франции!

– Это не смешно, – сухо сказал Егор, вставая и направляясь в хвост за вещами. Светка ринулась за ним; Сашка, сделав шаг к кабине, поблагодарил:

– Спасибо.

– Не за что, – пилот подмигнул, а его сосед вздохнул:

– Намучаешься ты со своим другом здесь, парень.

– Вообще-то он мне не то чтобы друг, – сказал Сашка и тоже пошёл за вещами…

…Похоже было, что прибытие спецрейса – едва ли тут каждый день приземляются частные самолёты! – никого на аэродроме не колыхало. Сашка украдкой наблюдал за Егором – как тот отреагирует на отсутствие делегации с цветами и плакатами? Тот не реагировал никак, разве что помогла волочь Светке её рюкзак. Светка смотрела на Егора с не-мым обожанием. Около сарая (на нём висел-таки плакат – точнее, большие буквы гордой до невозможности надписи "АЭРОДРОМ"), до которого было не меньше двухсот метров по траве, кто-то сидел.

– Могли бы машину подогнать, – неуверенно сказала Светка, обратив внимание на окружающие реалии. Егор ответил:

– Ага, самой последней в здешних краях модели – додж три четверти[10]

[Закрыть]. Вон её из-за сарая пароконная запряжка тянет. Пошли, чего болтать.

Сашка не разделял их скептицизма. Ему нравились такие места – где тишина, бесшумное гудение горячего воздуха и легко дышится. Другое дело, что в таком месте и он ни разу ещё не был. От окружающего веяло полным безлюдьем и такой дикой, первобытной глушью, что Сашке стало не по себе. Со всех сторон лётного поля в небесную белизну карабкался по откосам пологих холмов густой лес без признаков человеческого жилья. На холмах то тут, то там что-то нестерпимо сверкало в лесных проплешинах.

От травы пахло сухой пылью и сеном.Горячий воздух даже немного мешал дышать. Человек, сидевший около "здания аэропорта", наконец поднялся, но навстречу не спешил – стоял и смотрел на приближающихся "столичных гостей".

– Если это наш проводник, то он едва ли старик, – вдруг сказала Светка. – По-моему, он вообще совсем того – молодой.

Как обычно с ней бывало в минуты волнения или восхищения, она забыла "фильтровать базар" и с жаргона перешла на вполне правильный русский язык. Сашка мысленно согласился с сестрой – встречавший их в самом деле был очень молод. Ну просто очень. Сашка сказал бы, что это просто мальчишка, если бы такое допущение не было нелепым.

– Так, ещё новости, – процедил Егор, и Сашка изумлённо понял, что глаза его не обманули. Перед ними в самом деле стоял возле щелястой стены мальчишка – их ровесник, одетый в пригнанный камуфляж и (!) сапоги, но не кирзовые, а с мягкими даже на вид голенищами. Однако ещё через секунду Сашка понял, что не это самое поразительное, нет. И это его понимание подтвердил выдох Светки:

– Это как?!.

Около сарая, носившего столь гордое название, стоял второй Егор Перваков.