Текст книги "Новая родина"

Автор книги: Олег Верещагин

 
– И рухнули стены – врагам нет числа,
Дымы и пожары вокруг…
Не дай же надежде покинуть тебя,
А страх прогони, прогони от себя
И, крепче Отчизну и волю любя,
Держись за оружие, друг,
держись за оружие, друг!..
 

ТОГДА под эту песню так же танцевали другие дворяне – в том числе и предки присутствующих здесь. Те, кто первыми поднимался в рост в атаках на планетах, кто горел в рубках, бросая корабли на таран…

 
– И что? Ты позволишь врагам ликовать
И слопать тебя «за фук»?!
Пусть битва идет от зари до зари —
Устал твой товарищ?
Его подбодри,
А выронил меч – ты его подбери…
Берись за оружие, друг,
берись за оружие, друг!
И ветер победы, и мечется враг —
Все это не враз и не вдруг…
Дым горек пожарищ, сгорело жилье,
Врагам остается кормить воронье —
Но коль не поймут и опять за свое —
Берись за оружие, друг!
Берись за оружие, друг!
 

Громкие аплодисменты сопровождали чуть поклонившуюся певицу – дворяне аплодировали, повернувшись лицами к небольшой сцене. Игорь, поклонившись своей визави, поцеловал протянутую руку и широким шагом, умело лавируя между парами, пошел через зал к девушке в серебристом.

Игорь выглядел великолепно – как, впрочем, и все присутствовавшие. Белая рубашка с широкими рукавами, свободным воротом и узкими манжетами подчеркивала смуглую кожу и черные волосы мальчика. Под воротом лежала, спускаясь на грудь, нарочито грубо кованная золотая цепь с гербом-медальоном. На чешуйчатом серебряном поясе висела дворянская шпага – оружие вовсе не боевое, но символизирующее постоянную готовность дворянства сражаться за Императора и Отечество. Черные лосины уходили в черные же, но с белыми отворотами сапоги, на которых позвякивали золотые шпоры. Голову Игоря венчала корона имперского дворянина – золотой обруч с двенадцатью мечами. И наконец – безымянный палец левой руки обвивала спираль серебряного перстня с большим голубым аквамарином-печатью, какие носят старшие мужчины фамилий.

– Полина Дашкова, – улыбнулся Игорь, подойдя к певице, которой уже подали бокал. На миг во взгляде повернувшейся на голос девушки появилось изумление, потом она улыбнулась и сделала реверанс. – Теперь я знаю, кто пел и играл для меня.

– А я знаю, для кого я пела и играла, сударь, – девушка подняла бокал, и в ее глазах Игорь прочел интерес. Он хотел уже отпустить очередной комплимент, но послышался стук жезла и голос распорядителя бала:

– Генерал-губернатор колонии Сумерла Его Светлость Довженко-Змай Сергей Константинович! Сестра генерал-губернатора Довженко-Змай Светлана Константиновна!

Все повернулись, склоняясь, к бесшумно распахнувшимся четырехметровым дверям, украшенным золотой чеканкой, в которые как раз входили брат и сестра. Светлана была уже в другом платье, похожем на каскад драгоценностей, непонятно на чем держащихся. На рыжих волосах лежал Венец – Игорь вздрогнул, выпрямляясь после поклона, вспомнив, как подавал этот венец навстречу рукам… И вспомнил ее лицо.

– Я прошу прощения за опоздание, друзья! – весело сказал генерал-губернатор. Игорь отметил, что у него в самом деле хорошее настроение, а в зале нет людей, выглядящих веселыми "по обязанности" – тут в самом деле были его друзья и соратники. Должно быть, ему приятно находиться там, где никто не лелеет никаких замыслов против него и власти. – Сейчас мы продолжим!

– Она красавица, – сказала Полина. Грустно сказала. Игорь подумал, что, может быть, надо потанцевать с ней? Но, когда он обернулся, певица вновь исчезла, как тогда, на откосе Траншейной улицы.

И он сразу же забыл про нее.

"Вот как это бывает, значит… Что со мной?.. Да, точно, это ОНО… Я сошел с ума?.. Да, я себя не контролирую… Как странно – я не могу заставить себя думать о другом… или я просто НЕ ХОЧУ себя заставлять?.. Отец познакомился о матерью на охоте, когда ему было шестнадцать, а ей – на год меньше… Но ОНА – невеста Войко… Мне нет до этого дела… Я подойду к ней, едва объявят молдавеняску, и пусть будет, что будет, я обязан это сделать, потому что иначе… иначе я просто перестану быть!.. Какой же я был дурак, когда смеялся над Борисом – слепой, надутый глупец… Она ПРЕКРАСНА. Вот и все."

– Молдавеняска!

Игорь увидел, как к Светлане пошел Драганов – и с ощущением прыжка в глубокий холодный омут зашагал наперерез.

Он успел раньше. Может быть, решимости ему придало то, что Светлана смотрела именно на него – неотрывно.

– Этот танец мой, сударь, – сказал Игорь, пристально глядя в глаза Войко. Тот сощурился, улыбнулся и пожал плечами:

– Королева выбирает. Но я не против – как-никак, а твои руки подали ей Венец Турнира.

Светлана кивнула…

… —Закончится танец – уходи немедленно, – почти не разжимая губ, приказала она, отплясывая с Игорем молдавеняску.

– А почему? – шепнул Игорь.

– Глупый мальчишка… – раздался шепот в ответ, – ты ничего не понимаешь…

– Пусть я глупый мальчишка и ничего не понимаю, но я не уйду, даже если ты будешь гнать меня в голос.

– Я прошу.

– Скажи – почему, и я уйду, хорошо.

– Я боюсь, – пошевелились губы девчонки.

– Кого?

– Тебя. Войко. Но в первую очередь – себя.

– Себя?

– Себя. Я боюсь, что сделаю глупость… Зачем ты подал мне корону?

– Я тебя люблю.

Светлана не сбила ритма. Глаза ее вспыхнули – очень, просто как две капли воды, похожие на глаза брата.

– Зачем? – процедила она.

– Это правда.

– Ты погубишь нас. Уходи. Сразу же после танца. Если то, что ты сказал, правда – уходи.

– Хорошо, – сник Игорь. – Я уйду и сразу уеду. Если ты просишь этим, то я так и сделаю, потому что это – правда…

…– Уходишь? – генерал-губернатор свел брови. – Ты что, шутишь?

– Нет, я серьезно, – Игорь через силу улыбнулся. – У меня кое-какие дела, ребята ждут.

– Тебе сейчас не кажется, что ты наелся мыла? – задумчиво спросил Довженко-Змай. – У меня всегда так бывает, когда я вру. С детства… Но внешне ты выглядишь нормально. Хорошо, иди. На этот-то раз ты где остановился?

– В «Доме». Знаешь? – Игорь краем глаза увидел, что к Светлане подошел Войко и мысленно завыл., но «внешне» улыбнулся и, раскланиваясь, покинул зал.

Сад, окружавший холмы, на которых стоял дворцовый комплекс, почти целиком облетел. Игорь, впрочем, даже не почувствовал, как тут холодно. Бормоча ругательства на всех известных ему языках, он добрался до прокатной машины… и обнаружил сидящего там Борьку. Он спал, но проснулся, когда Игорь ввалился на соседнее сиденье и шарахнул кулаком по лобовому стеклу.

– Ты чего?! – взвился Борька.

– Ты почему здесь? – Игорь уткнулся лбом в скрещенные на руле руки. – Вы же со Степкой должны были еще с Мадагаскара домой лететь. Тебе в школу, кстати.

– Степка улетел. Я остался.

– Это я как раз вижу и спрашиваю – почему. А если бы я тут до утра гулял? – Игорь не поднимал лица, только отцепил от пояса и положил рядом мешавшую шпагу.

– Посидел бы до утра… Между прочим, я спал. И неплохо…Так что с тобой?

– Влюбился я, Борька, – Игорь со смешком откинулся на спинку сиденья и закрыл лицо руками, продолжая посмеиваться. – И сказал ей, что ее люблю.

Борька присвистнул – длинно и мелодично:

– Ну, ты даешь…И что?

Игорь отмахнулся и дрожаще потянул воздух. Потом сказал:

– Поехали, раз за рулем сидишь.

Борька молча включил двигатель – и почти в тот же миг что-то белое, словно летящая на огонь ночная бабочка, ударилось о стекло – Борька шарахнулся:

– Кто это?!

Но Игорь уже выскочил из машины. Она разделяла их со Светланой, и, бросившись вокруг автомобиля друг к другу, они снова оказались по разные стороны. Опять рванулись друг к другу – и снова машина разделила их. Светлана стеклянно рассмеялась. Игорь, подняв руку, сказал:

– Погоди. Стой на месте, а я пойду к тебе, – и пошел, перебирая рукой по корпусу и не сводя глаз с девчонки, которая закивала и протянула ладонь навстречу. Игорь вцепился в сухие, горячие пальцы, как в канат, брошенный утопающему, рывком подтянул Светлану к себе.

– Что же ты делаешь? – прошептала она. – Что же мы делаем?..

Игорь только счастливо улыбался.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ: «ЗДЕСЬ ЛАПЫ У ЕЛЕЙ…»[41]

[Закрыть]

 
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно…
Живешь
В заколдованном, диком лесу,
Откуда уйти невозможно!
Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня – и от света,
И думаешь ты,
Что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот!
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени…
Все равно —
Я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели!
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре…
Все равно —
Я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море!
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда
Я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно!
Украду —
Если кража тебе по душе…
Зря ли я столько сил разбазарил!?.
Соглашайся
хотя бы
на рай в шалаше,
Если терем с дворцам кто-то занял…
 

* * *

– Что молчишь? – нарушил тишину Игорь. Борька вздохнул:

– А что сказать? "Жди неприятностей!"? Ты и сам это хорошо понимаешь… Я вообще думал, что ты ее с собой увезешь.

– Достаточно и этого, – Игорь вытянул левую руку, на безымянном пальце которой красовался перстень: тонкий серебряный обруч с платиновым ромбом; внутри него остро светился овальный рубин. – А остальное – впереди. Впереди, слышишь, Борь?! – и он затормошил Борьку за плечи. Тот заорал:

– Врежемся!.. А, черт!.. – остановил машину и, перевесившись через спинку сиденья, вступил в потасовку с другом…

8.

Игорь встал поздно. Борьки в его комнате не было – все-таки улетел учиться. За окнами шел дождь, было неприветливо. Игорь занялся утренним туалетом, позавтракал, начал собирать свои немногочисленные вещи для отъезда.

Если кого и не ожидал Игорь увидеть – так это Войко Драганова. Он ощутил, что кто-то идет, но всего лишь за миг до того, как дверь номера распахнулась – и тот встал на пороге.

Игорь поднялся с дивана. Он понял, что надо подняться. И еще понял: сейчас будет даже не неприятный, а… просто трудно объяснить – какой разговор.

Они стояли и смотрели друг на друга через стол. Войко мог бы ничего не говорить, всё и так было ясно. Нет, не ощущал Игорь ни раскаянья, ни вины. Но ему было неловко и…

И СТРАШНО.

Да, страшно. Раньше Игорь думал, что обделен этим чувством. Он не боялся никогда и ничего, никого и нигде, потому что это было недостойно дворянина. Здесь, на Сумерле. В школе. Где бы то ни было – он не испытывал страха.

Теперь ему было СТРАШНО. Потому что итог у начинающегося разговора мог быть лишь один. Единственный, и после него уже ничего не будет.

Не будет Светланы.

Это и был он – страх. Не за себя, а за свое счастье – то счастье, которое он испытал впервые в жизни. И он молчал, хотя молчать было постыдно.

Первым заговорил Драганов:

– Это правда, сударь, что вы обменялись подарками с госпожой Довженко-Змай?

Игорь напрягся. Он готов был сейчас соврать, лишь бы Войко ушел. Хотя бы на час ушел, не стоял тут! Но это была мерзкая, малодушная мысль и, когда Игорь представил себя произносящим "нет, неправда", ему стало невероятно гадко. Да, Драганов уйдет. Улыбнется и уйдет, но тогда останется только достать карманный пистолет и сжечь себе голову термитной пулей.

Игорь сказал – сухо и коротко:

– Да, сударь.

Лицо Драганова осталось непроницаемым. Только… что-то неясное и страшное незаметной почти волной пробежало по нему. И Игорь понял, что этот юноша – на пять лет старше всего – так же больше его, как он, Игорь, больше младшеклассника-лицеиста. Но оба они были дворяне. Игорь не опустил глаз.

– Какого рода был подарок, сударь? – спокойно поинтересовался Войко.

– Это были фамильные перстни, сударь.

Вот и ВСЕ.

Драганов отошел от дверей, закрыв их за собой.

– Я тебя убью, – сказал он тихо. Игорь покачал головой и ответил, презирая себя:

– Я не стану с тобой драться. Ты мне нравишься, Войко.

– Станешь, – Бойко сделал несколько шагов и, нагнувшись через стол, сильно ударил Игоря по щеке. – Выбирай оружие. Это право за тобой. Я тебя оскорбил действием.

Игорь поднял ладонь, машинально погасил боль. Мелькнула трусливая мыслишка – выбрать все те же шпаги. Но тут же пришло ясное понимание – такой фехтовальщик, как Войко, его все равно убьет, даже этим прутиком. Только убивая, он будет ПРЕЗИРАТЬ его, Игоря Вячеславовича Муромцева, дворянина Империи. А это непереносимо.

– Я ее люблю, – сказал Игорь. – И она меня любит, и никто тут не виноватая нет ничьего злого умысла… Пусть будут шашки. Завтра…

– Вы не будете драться.

Юноша и мальчик обернулись на девичий голос от дверей. И замерли. Светлана Довженко-Змай широкими шагами подошла к столу и бросила на него немецкое егерское кепи. Рыжие волосы над плечами потемнели от дождя, ноздри красивого носа раздувались, как у породистой лошади.

– Ты не поднимешь на него оружия, Войко, – повернулась она к Драганову, сжав кулак в серой перчатке. – И ты не сделаешь этого, Игорь! – она обратилась к Муромцеву.

– Что ты делаешь здесь? – обрел дар речи Драганов.

– Брат сказал мне, что ты отправился сюда, – Светлана вскинула голову. – Вы не будете драться! Хорошо, что я успела…

– Это мужское дело, – Драганов был спокоен, как спокойна вода над бурлением омута.

– Я не могу отказаться, – покачал головой Игорь, – прости.

– Я хочу, чтобы вы отказались, – твердо сказала девушка. И повторила с нажимом: – Так Я хочу! – из ее руки на стол между противниками упал платок с монограммой. – Вы видите это, господа? Кто из вас скрестит, шашки над ЭТИМ?!

– Светлана!.. – с такой мукой вырвалось у Войко, что Игорь почувствовал: зашевелились волосы на голове.

– Я выбрала, – мягко, но непреклонно прервала его девушка, подходя к Игорю. Встала возле него, положив на стол узкую ладонь – на перчаточном пальце сидел перстень Муромцевых.

Секунду Драганов смотрел на эту руку. Потом поклонился и вышел прочь. А Светлана, пошатнувшись, оперлась на стол уже по-настоящему – Игорь едва успел поддержать ее и усадить в кресло.

– Дай воды, – попросила она. – Нет, погоди, не отходи от меня, а то опять что-нибудь случится… Я едва успела! – она запустила в растрепанные волосы пальцы.

Игорь принес ей воды. Светлана выпила, поставила стакан и помотала головой:

– И вы бы убили друг друга?! Скажи – убили бы?!

– Ага, – Игорь кривовато улыбнулся. – Вернее – он бы меня убил. Это не турнир. Ох, Свет-Свет…

– Как ты меня назвал? – вскинулась девчонка.

– Свет, – Игорь улыбнулся уже по-настоящему и коснулся ее волос. Светлана жалобно посмотрела на него:

– Ты меня прости. Это же я про перстни рассказала, не выдержала…

– Ты? – Игорь подумал. – Ну и правильно.

Светлана вздохнула, обеими руками прижала к горячей щеке ладонь Игоря. Прошептала:

– Я и не думала, что такое может быть.

Игорь хотел ответить, но не успел. И ощутить тоже ничего не успел – просто на пороге возник генерал-губернатор.

Скользнул взглядом по Игорю. Посмотрел на сестру, зло бросил:

– Пшла домой.

– Не смей с ней так разговаривать! – заорал Игорь. Довженко-Змай рявкнул:

– Молчите, сударь!

– Молчите сами, сударь! – крикнул Игорь, сжимая кулаки. Глаза генерал-губернатора полыхнули, но мальчишка только сощурился.

– Я правда поеду, – Светлана встала. – Теперь все в порядке… Я поеду, а потом вернусь. Сережа, пойдем. И учти, это – мое дело.

Генерал-губернатор махнул рукой и уставился в пол, став вдруг потерянно-усталым. Не поднимая глаз, сказал:

– Я догоню… Твою машину я приказал отогнать, там моя «манта». Садись, я сейчас.

– Сережа, – Светлана коснулась его плеча под жестким форменным погоном.

– Иди, все будет в порядке, – сказал Игорь и улыбнулся.

Они проводили оглядывающуюся Светлану взглядами. Потом генерал-губернатор повернулся к Игорю и тяжело сказал:

– С праздником, – а потом положил на стол коробочку. – Хотел тебе вручить после бала, но ты так заспешил…

– Что это? – без особого интереса спросил Игорь.

– "За заслуги перед Отечеством", правда, без мечей, – ответил Довженко-Змай.

– А, – кивнул Игорь. – Это хорошо.

– Куда лучше, – генерал-губернатор огляделся. – Так. Ты уезжать собрался? – Игорь снова кивнул. – Я тут посплю. Пойдешь – скажи адъютанту, чтобы не ждали… Ну, ты мне устроил историю.

– Не ругай ее, – попросил Игорь.

– Да вас не ругать, а пороть надо, – грустно сказал Довженко-Змай. – Как несовершеннолетних еще можно, только поздно, боюсь… Пошел отсюда, с глаз долой. Забери награду.

Игорь сунул в карман коробочку. И, уже у порога обернувшись сказал:

– Ты меня прости. Пожалуйста – прости. Я…

– Иди, а? – попросил генерал-губернатор, уже полулежа в кресле о закрытыми глазами. Внезапно Игорю стало так его жаль, что сдавило сердце. Было в том, как он полулежал, что-то… что-то, заставившее мальчишку попросить:

– Ты поднимайся, Сергей. Обязательно поднимайся. Пожалуйста, поднимайся…

– Если я поднимусь, то оборву тебе уши, – ворчливо, но уже не безнадежно ответил, не открывая глаз, Довженко-Змай. – Ты уйдешь, наконец?.. Я поднимусь. Отдохну – и поднимусь, Игорь, дел полно.

ГЛАВА 2
ЭЙ, НА ЗАПАД!

Видел я густые рати

Неизвестных нам народов,

Надвигавшихся на запад,

Переполнивших все страны…

Топоры в лесах звенели,

Города в лугах дымились,

И на реках и озёрах

Плыли с молнией и громом

Окрылённые пироги…

Генри У. Лонгфелло.

1.

В пятнадцать лет вы получаете «3а заслуги перед Отечеством», после чего на вас вместо радости наваливается тоска. Наваливается со всех стороной причин у нее великое множество – так что остается только хлопать глазами и жалобно вопрошать: «За что?!» И даже эвристика[42]

[Закрыть], по которой у вас когда-то было «5» – не помогает.

Черт побери, но ведь недавно все было отлично! И дело не в ордене, не в победе на турнире, не в том, что возле школы, где бурлил ваш штаб, стояли в полной боевой дирижабль и конвертоплан, а в номере не смолкала аппаратура, выдавая "на гора" все новые и новые сведения… Не в чем-то одном, а во всем вместе взятом. В ощущении нужности. Нет, не власти, об упоении которой когда-то так много говорили – а именно нужности. Всем и во всем. Кто этого не испытывал – не поймет. Когда все вокруг вертится, и дни путаются с ночами, а на столе поверх бумаг – чай и бутерброды, и патроны рассыпаны среди дисков, а в двери кто-то постоянно ломится… и внизу, в зале, в любое время суток едят и пьют ждущие своей очереди люди, вернувшиеся из рейдов…

А в начале декабря пошел дождь. (Он, кстати, и сейчас шел за окном, в которое с тупым раздражением смотрел Игорь). И как-то сразу все изменилось.

Улетела Светлана. Улетела сразу, не попрощавшись – Игорь ощутил при этом почти физический удар по затылку, от которого долго ходил в прострации, пока не догадался попытаться связаться. Ничего не вышло, отупение сменилось злостью, которая усиливалась от того, что с Войко, жившим рядом, даже взглядом было встречаться тошно. Хорошо еще, что недавно он улетел куда-то на острова Ожерелья…

Потом отозвали – в один день! – дирижабль и биодесант. Ревякин был открыто огорчен и оставил адрес; Евгеньев тоже попрощался очень тепло. И уже на следующий день Игорь понял вдруг – он свое дело сделал. Именно – сделал. И как-то очень быстро все успокоилось – рассосался штаб, рассеялись команды. Закон делократии! Вот только он-то, Игорь, оказался не у дел словно в безвоздушном пространстве. Резко иссякли потоки визитов – обычных и стерео – факсов и прочего – и в этом Игорю увиделось что-то до слез оскорбительное. Пошевелилась даже мыслишка: с ним «водились», пока он был нужен, а сейчас – где они, генерал-губернатор и просто губернатор, господа из разных ведомств и прочие?..

Да, конечно. Оставались Борька, Женька, Степка, Зиг, Катька с Ленкой… Но Зигфрид прочно засел в Фелькишер Ланд, даже визитами по стерео не баловал. А остальные… Игорь понял вдруг (или придумал себе это понимание, но все равно обидно!), что у них слишком много своих – школьных, отрядных – дел. И эти дела в небольшой станице отсекли его от них тонюсенькой и прозрачной, но прочной стенкой. Нет, они болтали, занимались спортом, иногда собирались то тут, то там… а потом делились, расходясь. Их – четверо (или две пары). И он – один. Борьку вообще подмяли дела отряда, да и год в школе – последний…

Степка… Он – да! – оставался. До вчерашнего утра. В очередной раз не ночевал – явился, когда Игорь поднялся и рассматривал (почти с отвращением!) красиво изданную подборку карт, присланную из Озерного с благодарственной подписью Довженко-Змая.

– Ты где был? – рассеянно спросил Игорь, отметив, что Степка забрызган грязью.

– Я? – тот помялся у входа, потом ответил, толкнув ногой робота-уборщика, устремившегося к его ботинкам. – Я из Фелькишер Ланд.

– Ясно, – отозвался Игорь. Я внезапно понял, что хочет оказать Степка. Но молчал, пока тот не выругался шепотом и не продолжил немного агрессивно:

– Ты только не думай!..

– Не могу, – усмехнулся Игорь. Степка опешил:

– Чего?

– Не думать, – пояснил Игорь. – Переехать хочешь?

Степка обмяк. Махнул рукой, снял мокрую куртку, прошел в комнату и рухнул в кресло. Робот тут же атаковал оставленные им следы, Степка снова пнул его со словами:

– Ничего я не хочу, потому что получаюсь паршивый предатель. Для тебя. Столько твердил тебе, что никуда, а сам…

– Дурак ты, – лениво отозвался Игорь, садясь напротив. Степка посмотрел недоумевающе. – Тебе повезло, а ты разную ерунду городишь. Ну куда ты со мной? А у германцев тебе будет хорошо.

– Понимаешь, Игорях, – жалобно сказал Степка и, вздохнув, с плел пальцы. – Понимаешь, – повторил он, – ну люблю я ее. А она меня… Мы пожениться договорились… И еще вместе учиться пойдем, на дорожников… а ее родители ко мне – как к родному…

– Ну и хорошо, – кивнул Игорь.

– Но ты-то!.. – выкрикнул Степка.

– Я через полгода улечу, – напомнил Игорь. – И в самом деле, не можешь ведь ты всю жизнь быть моим оруженосцем… Вот что, давай-ка тебе документы сделаем!

За час (Степка покаянно молчал, ежась в кресле) изготовил другу документально подтвержденную биографию и задел на будущее. А потом проводил на станцию ДЭКа, идущего в Нойе Аахен.

И вернулся в свои комнаты. Теперь – совсем пустые…

…Вот почему вечером 30-го просинца 202 года Г.Э. Игорь Муромцев сидел у себя один и с особым мазохизмом не собирался никуда идти. Нет, у него были два десятка предложений провести Новый Год – начиняя от семьи Утесовых и кончая балом во дворце генерал-губернатора…

Просто ничего не хотелось. Только – неожиданно и остро – резануло желание поговорить с мамой. Как угодно. Любой ценой. Игорь подбежал к окну, распахнул его, открытым ртом втянул холодный дождливый воздух и поднял лицо к небу, где, за тучами, за атмосферой, в бесконечной пустоте, не имевшей ни температуры, ни цвета, ни запаха, невероятно далеко… Он сгреб ладонью с подоконника мокрые подтеки, размазал по лицу холодную воду и, захлопнув окно, вернулся к рабочему столу.

Можно было заставить себя усесться за работу над аспирантской. В сущности, материалы были уже почти все, утром Лиманский доставил еще новые…

Нет, не сиделось и не работалось. Да что такое, в самом деле?! Ну и расклеился!

Но вместо того, чтобы взбодриться, Игорь отволокся в спальню и хлопнулся на кровать. Мысли сделались окончательно горькими. Никому он на фиг не нужен, вот и вся истина.

Странные мысли. Чужие какие-то.

С этим вялым соображением он отрубился…

…Игорь проспал недолго – часа три – и проснулся глубокой ночью. Дождь прекратился, Игорь видел, что во многих домах станицы горят огни – там готовились к завтрашнему… а, нет, сегодняшнему уже Новому Году. Он тоже забыл выключить свет…

Среди сообщений прибавилось несколько поздравлений – Игорь перебрал их лениво, решив прочитать потом. Набрал программу автоматических ответов. А может, слетать куда-нибудь на север соседнего континента – в места, про которые рассказывал Борька, где лежит настоящий снег, а его никто не знает в лицо? Прямо сейчас махнуть в Прибой, там потребовать «джет» – и вперед. К полудню можно забраться куда-нибудь, куда – не важно. Праздник-то будет везде, никто не спросит, откуда взялся еще один мальчишка…

Нет. Неохота. Вообще ничего неохота.

Честное слово, он сам от себя не ожидал такой обиды!

И неужели все большие дела для сделавшего их кончаются вот этим – усталым, обиженным одиночеством в кабинете с наградами и ненужными поздравлениями и приглашениями?!

В пятнадцать лет?!

НЕ ХОЧУ!!!

Но, наверное, сон все-таки помог. По крайней мере, Игорь вновь начал спокойно и деловито разбираться в происходящем.

– А ведь я, – сказал он вслух, – вовсе не из-за того дурака валяю, что мне обидно. Мне… мне просто скучно! – закончил он с удивлением.

Все, хватит, подумал Игорь. Так можно придти в выводу, что ты есть непонятый всеми центр Вселенной, а всё остальное – плод твоего могучего сознания. Солипсизьм называется. Праздники кончатся – пойду на улицу с табличкой "ИЩУ РАБОТУ!" Тому же Лиманскому не может не быть нужен еще один геолог. Или лингвист. Или военный инженер. Или оператор видеосистем. Или на худой конец фельдшер.

Приняв такое решение, Игорь слегка повеселел. В конце концов, он и вправду сделал свое дело и сделал хорошо… Покомандовал – теперь будет подчиняться.

Жаль только, что с ребятами они разошлись. И где же Светлана?..

…Если бы Игорь покопался в пришедших бумагах, среди них он бы обнаружил следующее сообщение:

Игорек!

Прости меня, но из-за тебя я жутко разругалась с матерью. Она пригрозила, что вообще выдаст меня замуж по своей воле – я, мол, еще несовершеннолетняя. Сейчас практически прячусь, где – писать не буду, но в ближайшее время вернусь на Сумерлу, чего бы мне это ни стоило и что бы мне не твердили. КРОМЕ ТЕБЯ МНЕ НИКТО НЕ НУЖЕН, ТАК И ЗНАЙ! Даже и не думай ни о чем плохом; нам суждено быть вместе навечно.

Твой Свет.

…Но «Игорек» не полез в бумаги.

Пока не полез.

Вместо этого он разделся и лег спать уже как следует. За окном в по-прежнему промозглой ночи вдруг взлетели со свистом и рассыпались многоцветным сверкающим градом несколько ракет фейерверка. Кто-то или уже начал праздновать или решил просто опробовать запасы пиротехники.

"А все-таки я один, – печально подумал Игорь, укладываясь удобнее. – Как это, оказывается, тошно – быть одному! Скорей бы кончились праздники…