Текст книги "Новая родина"

Автор книги: Олег Верещагин

– А по-моему, зря они это затеяли, – сказала еще одна девчонка. – У них и так несколько войн одновременно идет.

– Их вооруженные силы великолепны, – заметил хрипловатый мужской голос, – а флот и штурмовики, пожалуй, лучше наших. Кроме того, шэни, и гаргайлианцы уцепятся за возможность воевать против сторков обеими руками. Или что там у них? Англосаксы используют их как основную ударную силу на планет

Вокруг засмеялись, но тут же посерьезнели – все. Документальные кадры репортажа сменились старой хроникой времен Галактической войны. За мельканием кадров ясный и звонкий мальчишеский голос пел с неистовой силой, рвавшейся из строк:

 
– Земляне![55]

[Закрыть]
Я поведу вас туда,
где не бывали мы!
Мы пройдем сквозь толпы
врагов,
как сквозь лес,
затрещат их кости, как сухие сучья.
И если прекратится треск,
значит полегла в боях слава наша!
Мы войдем в их миры,
как пламя в камыш,
города их вспыхнут
другими огнями,
их планеты навзничь
падут перед нами!
 

Игорь коротко переглотнул, наблюдая за кадрами хроники – всплывали из багрового тумана окровавленные, озверелые и вдохновенные лица, рушились улицы и горело небо…

 
– Шел на площадь за рядом ряд.
К небесам поднимались руки.
И клялись войска.
Был парад.
Проносились хоругви, хоругви.
В центре вился имперский флаг,
черно-желто-снегово-белый,
а на левый и правый фланг
уносились знамена красные.
Этот видел его, видел тот
наше красное, красное знамя,
красное-красное, как восход,
потревоженный ураганами.
До далеких звезд пронесли
цвет восхода —
и мы узнали,
что закаты нездешней земли
были цвета земного знамени!
Всё пройдя и смерть победив,
возвратимся мы стариками.
Станут драками наши бои,
реки быстрые —
ручейками.
Мы вернемся в свои города,
где полдневный дремотный воздух,
и лишь в снах к бойцам иногда
возвратятся
дальние звезды…
 

…Его не искали. Больше того – посмотрели на него так, что Игорю показалось, будто его не узнают.

– Слышали? – с порога поинтересовался он тем не менее. – Англосаксы на Арк-Фендане!

– Да неужели? – спросила…

Спросила Светлана.

7.

Над Озерным было уже заполночь. Недавно прекратился снег, город спал, лишь на залитых огнями улицах в центре тихонько урчали снегоуборочные машины – дренажная система не справлялась.

Во дворце генерал-губернатора жизнь не прекращалась ни на секунду, но и там из каждых десяти окон светилось только одно, а шум почти утих. Огромный комплекс, раскинувшийся на холмах, дремал.

Караул возле кабинета, генерал-губернатора сменился. Солдаты в парадной форме Алых Драгун, отдав салют холодным оружием, вновь замерли у дверей, украшенных имперскими гербами, чуть вздернув подбородки. Пустой гулкий коридор перекатил эхо шагов уходящей смены и затих, снова.

Дежурный офицер в «предбаннике» работал за компьютером. Дверь в сам кабинет была наплотно закрыта…

…Вытянув ноги под стол, Войко Драганов смотрел новости. Довженко-Змай, одетый в мундир Алых Драгун, стоял у огромного овального окна, придававшего кабинету сходство с рубкой космической яхты. Руки генерал-губернатора были скрещены на груди, глаза полузакрыты. Длинные ресницы чуть подрагивали.

– Мы дружим с девяностого, – внезапно сказал Драганов, не отрываясь от экрана. – С первого класса лицея. Я все понимаю и я не в обиде на тебя… Но все-таки – почему, ты даже не попытался образумить ее?!

Довженко-Змай нее повернулся. Он вообще не сказал ни слова – но Драганов напрягся. Он СЛЫШАЛ голос друга.

"Образумить? А отец смог образумить… ЕЕ? Ту, которая умерла на моих руках на улице Иппы в двухсотом? У нее тоже был парень – он ранил меня, когда мы не захотели отказаться друг от друга. И брат у нее был – мы и сейчас с ним дружим, ты знаешь. Но она захотела, чтобы было так, как было – и никто ничего, с этим не смог поделать. Даже смерть.

"Да, и смерть, – отозвался Войко и выключил экран. – Если тебе было больнее, чем мне все это время – я тебе не завидую. Помнишь, как наша лицейская группа пела:

 
Я завтра уйду в безнадежный бой.[56]

[Закрыть]
Подписан уже приказ.
И мы не увидимся больше с тобой,
Но эти часы – для нас…"
Генерал-губернатор подхватил:
"Соль на щеке, и губ твоих жар,
И тихий шепот, дождя…
Сегодня я счастлив – вот только жаль:
Я мало любил тебя.
Короткое «да» – пьянящий ответ.
(А звезды шипят в крови)
Я тысячу сонных, приглаженных лет
Меняю на день любви… Помнишь, на нашем выпускном пели эту
песню, а мы танцевали с девчонками и говорили о будущем?"
 

«Да, – молча кивнул Драганов. – Сколько погибло человек из нашего выпуска? Ты помнишь?»

"Уже пять, – отозвался Довженко-Змай. – Трое военных, двое гражданской службы… Ты теперь улетишь с Сумерлы, Войко?"

"Нет. Но в конце лета соберу экспедицию и пойду за Третий Меридиан. На год, может – на два, не знаю. Буду искать артефакты Рейнджеров. Может быть, снова приедет Беннет, мы в прошлый раз неплохо поработали."

"Мне жаль, Войко,"– закончил генерал-губернатор, поворачиваясь наконец.

– Сергей Константинович, – приоткрылась дверь, появился дежурный офицер, – капитан Бельков только что передал – он ждет вас в тюрьме.

– Да, я сейчас еду. Машину, поручик, – Довженко-Змай оттолкнулся от подоконника. – Поедешь со мной?

– Полечу в лагерь, – покачал головой Драганов, поднимаясь на ноги. – Подвези до аэродрома, по пути ведь.

– Конечно, одевайся.

* * *

– В какой он камере?

Дежурный полицейский, вытянувшись в струнку, отрапортовал:

– Пятая камера, господин штабс-капитан.

– Откройте, – приказал Бельков и положил на стол фуражку.

– Да, господин штабс-капитан, слушаюсь, – полицейский полез в сейфовый шкаф, потом повернулся и неуверенно спросил: – Господин штабс-капитан?

– Да.

– Разрешите задать вопрос?

– Конечно.

– Это правда… – полицейский смешался. – Это правда, что он… что он нанял вабиска – и помогал им произвести тот взрыв?

– Правда, – кивнул Бельков. Тогда полицейский, подумав, взглянув прямо в лицо своему начальнику и обстоятельно разъяснил:

– Тогда я прошу вас, господин штабс-капитан, снять меня с поста и разрешить отгул. Я нахожусь при оружии и у меня ключи от его камеры… Я боюсь, что нарушу присягу, господин штабс-капитан. Я всегда был хорошим полицейским, вы знаете… и тут у нас немного работы. Но тогда, в тот раз, я помогал соседям хоронить их дочку. Такая красивая и умная была девочка, она бы закончила школу в этом году… У меня самого оба сына ходят туда же. Так что я прошу вас официально, господин штабс-капитан.

Бельков слушал очень внимательно. Затем кивнул:

– Да, конечно. Вы можете быть свободны. Ему все равно некуда бежать…

…Карев поднялся е кровати быстрым движением, уже глядя в сторону двери. Сел, вцепившись в откидную койку обеими руками и облизывая губы. Глаза его поблескивали двумя искорками в свете дежурного плафона. Бывший глава совета директоров выглядел сейчас загнанно к жалко, почти раздавленно.

Бельков аккуратно закрыл за собой дверь и встал, прислонившись к косяку плечом, скрестив на груди руки. Он стоял молча, не сводя с арестованного взгляда, и под этим взглядом Карев начал ерзать, облизывать губы все чаще – и наконец нервным голосом, с каким-то даже вызовом, бросил:

– Вы меня не запугаете, штабс-капитан, не запугаете!

– Да ты сам себя запугал, дальше некуда, – брезгливо сказал Бельков, подходя ближе. Еще молча достоял, глядя, на корчащегося против своей воли Карева сверху вниз. – Знаешь, что? Я уже довольно долге работаю в полиции. И мне никогда – слышишь, ни-ког-да! – не хотелось бить арестованных. И не приходилось. Даже когда три года назад я арестовал одного из вашей компании, пытавшегося убить генерал-губернатора… тогда ещё просто мальчика Серёжку… даже тогда мне не хотелось ударить его. Я полицейский. Я арестовываю, а не караю, карать – дело суда. И он тебя ждет, будь уверен… но я не об этом сейчас. Просто мне в эту секунду впервые в жизни хочется не просто ударить арестованного, а избить его – до полусмерти, и это все равно будет очень маленькой платой за тех, кого ты убил руками иррузайцев. Просто как человеку хочется, как нормальному человеку… – и кулак Белькова со страшной силой впечатался в лицо Карева, отбросив его к стене так, что послышался глухой стук. – Как хорошо-то… – пробормотал штабс-капитан, потирая костяшки пальцев, – чудо до чего хорошо… – заливаясь кровью и с ужасом следя за руками полицейского, Карев сел на кровати. – Я пытаюсь понять, чего тебе не хватало? Ради чего ты убил двадцать восемь детей? Чем же ты будешь оправдываться перед собой?

– Двадцать семь детей, – гнусаво сказал Карев. Бельков покачал головой:

– Двадцать восемь двадцать восемь… Ты еще не знаешь – кажется, твоему сыну было двенадцать лет?

– Было? – сорвался в хрип Карев. – Как…

– Когда он узнал, что ты сделал, он застрелился, – пояснил Бельков. – Зря конечно. Он не виноват, что его отец такая сволочь. Позавчера, у себя в спальне… Ну так за что, ради чего ты их убил? Неужели ради денег, тебе что, не хватало того, что у тебя было?!

Раскачивавшиеся на кровати Карев вдруг выпрямился – и теперь уже штабс-капитан отшатнулся, пораженный тем, какое у арестованного было выражение лица. А тот заговорил, скалясь и отрывисто бросая слова и фразы:

– Что? Ради денег? Нет, не ради денег… не ради денег, плевать я на них хотел… Думаете, только вы, дворяне, прослеживаете свои идиотские родословные? Вот уж нет… Я тоже кое-что о себе знаю… Мой предок – еще тогда, до Третьей Мировой – владел половиной добычи нефти в вашей России. Он был не просто богат. У него была власть и возможности. А ваши проклятые предки в те годы нищенствовали, потому что были глупцами, вот и все… И с американцами он бы договорился, договорился бы и жил не хуже, чем раньше, может, даже лучше… Но как же, нет! – Карев забулькал горлом, из его глаз брызгала ненависть, обжигавшая расплавленным свинцом. – Вам моча в голову ударила! Имперцы, сверхлюди, сучары… начали эту войну… не задавили вас совсем вовремя… не перебили, не выморили дочиста, пока было можно… Вы все разрушили! Все, дочиста! Все планы! Весь мир! Ради своей поганой чести… Конечно, что вам было терять! А другие потеряли все! Но я – я про это знал и помнил! Если бы ты мог понять, как я вас ненавижу! И вас самих! И вашу жизнь! И ваши корабли! И ваши лицеи! И вашу армию! И вашу науку! И… и… – он захрипел, плюнул на пол. – Будьте вы прокляты! Ну ничего! Я не один такой и не последний! Мы подождем! Мы потерпим! Все равно будет наш час! Тогда вы за все заплатите! За всех! Тысячу лет будем ждать! Десять тысяч! Но наш час придет! Наше время настанет! – Карев был жалок и страшен, он снова прохрипел: – Будьте вы прокляты!

– Проклят будешь ТЫ, – Бельков оправился от изумления и был очень спокоен. – За детей, которых ты убил. Тебе недолго осталось – и все эти оставшиеся тебе дни ты будешь носить на себе это проклятье. Оно не от меня. Оно от нашего мира, в котором тебе нет места…

…Генерал-губернатор сам открыл изнутри дверцу машины, и та, при поднявшись и, набирая скорость, бесшумно двинулась в сторону дворцового комплекса. Довженко-Змай молчал довольно долго, потом спросил неловко:

– Ты ударил его?

– Да, – Бельков поморщился. – И теперь мне противно… Не надо было этого делать. Не сдержался.

– Не сдержался, – согласился генерал-губернатор. – Ты прав, не надо было так. Это от злости на самого себя. По большей части, – и он откинулся на спинку, послушно повторившую форму тела. – Только ты себя зря винишь. Такое предвидеть было трудно.

– Это не имеет значения, – Бельков смотрел в окно. – Полицейский обязан делать свою работу.

– Как же мы все-таки недалеко ушли от грязи прошлых времен, – вдруг сказал генерал-губернатор. – Казалось бы, навечно изгнали саму мысль о возможности подобного – вот. Пожалуйста. Ведь существуют же рядом, на одной планете, такие, как этот пацан, витязь в охотничьей куртке, Игорек Муромцев – и эта сволочь с дипломом доктора планетарной экономики. И это обидно. Очень. Его, конечно, казнят. Только не вернешь уже… А себя ты не вини. С тихими подонками вообще страшно трудно бороться.

– Да. Иппу брать было легче, – наконец улыбнулся Бельков. И тут же смешался: – Прости. Я не подумал…

– Ничего, – ответил Довженко-Змай, но его лицо окаменело. – Просто немного больно…

Какое-то время ехали молча. Но генерал-губернатор неожиданно и довольно странно нарушил молчание:

– Враги всегда мечтают, как бы напасть на нашу страну, уничтожить наших защитников – армию и флот, отнять наши земли, фабрики и заводы, посадить нам на шею капиталистов, чтобы весь советский народ работал на них, чтобы опять вернулись в нашу прекрасную страну нищета, безработица, голод, холод, унижение, рабство…[57]

[Закрыть]Я в лицее читал одну старую книжку. Старомодная очень, но интересная. Это оттуда… – он выдвинул экран и несколькими нажатиями кнопок вывел на него ажурно-просчитанный, легкий чертеж моста.

– Вот, назвал в честь… в честь НЕЕ. Предложил на конкурс гостов через Дальнюю и Пограничную.

– Выиграешь, – уверенно сказал Бельков. – Сколько их по твоим проектам построили?

– Три тут, на Сумерле, – с удовольствием вспомнил генерал-губернатор, – и еще один на Океаниде. Я был бы хорошим инженером, если бы не стал генерал-губернатором.

– Кажется, одно другому не мешает, – заметил Бельков.

– Ох, мешает, – вздохнул Довженко-Змай.

– Кстати, – вспомнил штабс-капитан, – как там этот твой витязь в охотничьей куртке-то?

– Он что-то подозрительно притих, – задумчиво протянул генерал-губернатор. – И мне не очень верится, что он пишет свою работу. Скорее всего, скоро где-нибудь за Дальней заполыхает… и подкладывать дровишки в тамошние костерки будет именно он. Мне бы вот только узнать, с кем он выйдет на прогулку – с германцами или подобьет на авантюру новых колонистов? Если с колонистами – они чего доброго, возьмут столицу Иррузая до конца лета…

8.

Сторк был почти неотличим от людей Земли – высокий, в помпезном, даже слишком, парадном мундире, он вошел в зал и окинул собравшихся невыразительным взглядом больших, ярко-зеленых, широко посаженных глаз. Узкое бледное лицо с гладкими скулами и прямым носом было бесстрастно. Точным, неожиданно земным жестом сторк отдал честь.

Генерал-полковник подумал вдруг, что в этом совпадении нет ничего случайного. Земной обычай отдания чести произошел от того жеста, которым средневековые рыцари поднимали забрало. Сборки походили на землян почти до смешного; скорей всего в их истории тоже было нечто подобное. Он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы посмотреть Сторкад в жизни – не на экране. Красивая планета… А через секунду пришла и другая мысль: не случайно враг выбрал именно сторка для этой миссии. Именно из-за похожести, чтобы смягчить землян.

– От имени, – начал сторк, и генерал-полковник внутренне вздрогнул от неожиданности, – объединенного командования Нэйкели, Дайрона, Сторкада и Джаггана, а так же подчиненных планет я, Кен Ло Сиад токк Сиад апМид Сиад… – дальше звание, соответствующее земному маршальскому; по нему и по имени, указывавшему на принадлежность сторка к элите элиты от элиты планеты, генерал-полковник почуял всю важность намерений врага и с трудом заставил себя сохранять хладнокровие, – …уполномочен предложить противной стороне мир.

– Отказано, – сказал генерал-полковник и злорадно увидел, как расширились глаза сторка. Сделав вид, что он этого не замечает, генерал-полковник начал: – От имени объединенного командования Земли, Скиутты, Брэссудзы, Нэриана и Гаргайла я, генерал-полковник Столпников, глава Военного Комитета Большого Круга Объединенной Земли, уполномочен предложить противной стороне капитуляций, – глаза сторка стали яростными и надменными; генерал-полковник добавил: – Прошу помнить, что наши – лоты находятся на орбитах всех ваших метрополий, кроме Дайрона. Прошу так же не забывать, какое количество добровольцев с миров, названных вами "подчиненными планетами" жаждет принять участие в высадке. У вас есть полномочия для принятия решения?

– Да, – сторк на миг прикрыл, глаза. – Воля победителя – закон для побежденного, и мы принимаем условие о капитуляции. Начнем с того, что возвратим всех ваших пленных, в том числе – переданных в частное владение, не требуя возвращения наших…

Позади в зале поднялся радостный и недоверчивый шум. Сторк, презрительно скривив губы, окинул взглядом ту часть зала, где сидели не-земляне:

– Поясните вашим… – последовал сторкадский вариант «шакала» – …что мы капитулируем перед Землей. Вам решать и ставить условия. Только вам.

– Несомненно, – согласился генерал-полковник и, протянув руку, взял из пальцев подошедшего адъютанта лист бумаги. – И все позднее будет обговорено подробнейшим образом. Но прямо сейчас бы я хотел поставить вопрос о Сторкаде. Из всех воевавших сторон только ваша замешана в осознанных военных преступлениях. Вот список тех, кого Земля хочет получить для суда – двести тридцать семь офицеров и гражданских.

Сторк окаменел. Не менее полуминуты он не сводил глаз с невозмутимого лица землянина. Потом отчетливо перевел дыхание и заговорил тихо-тихо, перейдя на родной язык:

– Мне известно, что вы понижаете меня. У меня было восемь сыновей. Шестеро старших мертвы. Седьмой калека. Ваша ракета оторвала ему руки и ноги… Восьмому – по вашему счёту тринадцать лет; сейчас он дежурит в расчете ПКО моего города. Так вот. НИКОГДА Сторкад не выдавал своих. Если вы будете настаивать на этом позорном пункте – мы станем драться с вами до конца. МЫ ВСЕ СТАНЕМ ДРАТЬСЯ. А последние из нас уничтожат планету. Мы подготовились. Итак, человек? Представители Дайрона готовы заменить меня на переговорах.

Генерал-полковник вновь посмотрел в глаза сторка. Ему вспомнился зал с факелами – несколько лет назад…

Улыбка сына – доверчивая и гордая…

…Клочки разорванного листа спланировали под ноги сторку и человеку. Сторк проводил их безумными глазами. Поднял их – уже непонимающие, больные, смертельно усталые, измученные – да какие угодно, только не грозные! – на человека. Человек бесстрастно сказал:

– Теперь приступим к началу подробного обсуждения…

…Привалившись к закрывшейся двери спиной, Столпников, генерал-полковник Объединенного Флота Земли и глава Военного Совета Большого Круга, всхлипнул, обеими руками разорвал тесный ворот парадного кителя и, почти ничего не видя от слез, срывающимся голосом выкрикнул внутрь каюты:

– Юрик… сыночек!.. Ты слышишь?! Победа, мир, Юрик! Победа!..

Веселый мальчишка улыбался плачущему отцу.

Молча.

Со стены.

Из траурной рамки портретной голографии.

* * *

Струнник со свистом проскакивал над небольшими речками, терявшимися среди серебристо посверкивавших равнин, покрытых редким ковром солянки. «Виут… виут… витуу…»– мягко шептали стыки, и состав то взлетал на полукилометровую высоту, то падал к самой земле.

Облокотившись на откинутый столик, Светлана любовалась летящими за окном видами. Игорь – нога – на ногу – сидел возле собранной сумки и любовался Светланой.

Она часто прилипала к окну. В самом деле – интересно было смотреть, как буквально на глазах леса сменяются перелесками с полосами степи, а дальше – над широким ковром весеннего разнотравья – серебрится Пик Силантьева, высочайшая вершина планеты. И вот, уже полчаса струнник с трехсоткилометровой скоростью летел над солончаками экваториального пояса.

– Прибытие в Новый Минск черед десять минут, – объявил динамик над дверью, купе.

– Приехали почти? – Светлана отвернулась от окна. – Я и не заметила, – она улыбнулась.

– Я тоже, – признался Игорь. – Я на тебя смотрел все время.

– Ты спал, – возразила Светлана. – По крайней мере час.

"И сон видел," – хотел оказать Игорь, но не сказал, потому что девушка пересела к нему и положила голову на плечо. Игорь обнял ее и дунул на висок, отбрасывая волосы. Светлана засмеялась, покосилась лукаво:

– Давай ещё посмотрим.

Они дружно откинули столик. Игорь нажатием кнопки опустил стекло. Упругий горячий ветер с запахами взгретой земли хлестнул в купе, отталкивая от окна, но юноша и девушка, обнявшись, встали плотнее.

Это была другая страна, совсем не похожая на лесистый сельскохозяйственный Север с его фермами и аграрными поселками. Солянка накапливала из почвы минералы, на больших озерах открытым способом добывали поваренную соль. Местность пересекали дороги, по которым, поднимая облака белесой пыли, шли колонны гигантских транспортов. Мелькнули на горизонте тесно стоящие башни комбината – белые, сверкающие. Равномерно и неспешно вращались на холмах лопасти ветряков. Искристо – глазам больно – сверкали огромные кристаллы на берегах озер, где в густой жиже неустанно ворочались конвейерные лопасти солеуборочников.

Линия делала широченный разворот – мелькнул океанский залив с разноцветными парусами – и состав ухнул в распадок ущелья, облицованный шлифованными гранитными плитами. Пролетели выгнутая ажурная арка моста, пешеходные тропки с людьми на них, экран – Игорь только заметил надпись: "Новый Минск приветствует вас!" и движущуюся цепочку каких-то цифр.

– Странно, – сказала Светлана, – перелет с планеты на планету не так удивляет, как путешествие по одной, когда за окном все меняется на твоих глазах. Я столько раз прилетала на Сумерлу, а в этих местах никогда не бывала. Только на экране видела… Казалось – скучно, а тут как-то по-особенному красиво… А может быть – потому что ты рядом.

Игорь подхватил сумку и улыбнулся…

…Из купе на перрон прыгали и сходили люди. В основном это были отпускники с севера или местные: ездили на север по каким-то своим делам. Все эти люди очень быстро расселялись е привокзальной площади.

Новый Минск – пятый по числу жителей населенный пункт Сумерлы – спускался к океану по склону большого холма. На взгляд Игоря, тут было маловато зелени – лишь два парка и кайма бульваров вдоль жилых улиц. Дальше по берегу различалось движение – строили жилой район, новый, и космопорт. А еще дальше начинались рощи, к которым вела дорога.

– Нам туда? – кивнула Светлана. – Выглядит симпатично.

– Судя по проспектам – туда, – Игорь поправил на плече сумку. – Пошли транспорт искать. Я заранее не заказывал, чтобы было романтичнее.

У съезда с площади стоял памятник Силантьеву – знаменитый геолог и основатель города, опираясь на молоток и широко расставив ноги, не сводил глаз под пробковым шлемом с соляных полей, которые он открыл, начал разрабатывать и на которых погиб семь лет назад.

Новый Минск носил на себе прочный отпечаток промышленного города – иного, чем города Севера, непривычного. Даже характерная наглядная агитация имела промышленный характер.

Они как раз проходили мимо редакции местной газеты, когда рядом мягко притормозил «полоз». Высунувшийся из опустившегося окна пожилой мужчина в легкой куртке спросил:

– Северяне? Садитесь, если в парковый комплекс.

Он говорил иначе, чем на Севере. Те места заселяли в основном забайкальцы и переселенцы с Балкан. А здешние районы – обитатели Русской Равнины, к каким явно относился и водитель.

Светлана и Игорь вместе с сумкой поместились на заднем сиденье, и «полоз» тронулся с места, быстро набрав скорость.

– Свадебное путешествие? – поинтересовался водитель.

– Почти, – откликнулся Игорь и получил тычок под ребра от Светланы. – Отдыхаем.

– Гражданская служба? – определил водитель. – Понимаю, сам был… На севере, небось, еще холодновато?

– Да так, – ответил Игорь.

– А у нас всегда одно… Но привыкаешь, даже затягивает. Я ведь сюда с самим Силантьевым добрался. Вообще-то я на пенсии давно, а вот бросить работать не выходит. Консультирую на комбинате. Посмотришь – странно даже. Кажется, недавно пустое место было. А сейчас надо же – город! – он произнес это с насмешливым уважением. – Шесть тысяч человек… И я – шесть тысяч первый.

– А вы живете в городе? – полюбопытствовала Светлана.

– Да нет, здесь же, в парковом комплексе. В пансионате, – охотно пояснил водитель и засмеялся: – У меня ведь своего дома вроде как и нет. Где только не был – а последние десять лет – нет, больше – тут. Ну и решил осесть. Прикипел. Что ни говори, а я эти места своими руками создавал.

Машина проскочила по эстакаде над медленно текущим каналом, перекрытым мощными створами. Пошли рощи, среди которых тут и там стояли дома – белые, с большими окнами и верандами, коттеджи, совсем не похожие на хуто ра Севера, а рядом с ними – П-образные двухэтажки.

– У вас номер заказан? – поинтересовался водитель. – Мне направо.

– Спасибо, – Игорь подхватил сумку, – мы тут сами дойдем.

– Спасибо, – в свою очередь поблагодарила Светлана и, опершись на руку Игоря, вылезла из машины.

Они осматривались, держа друг друга за руку, одетые практически одинаково: во все белое – широкополые шляпы с кисеей, легкие рубашки, спортивные туфли, только на Игоре были лёгкие джинсики, а на Светлане – короткая плиссированная юбка.

– Тихо, спокойно, – сказала девушка и вздохнула: – Вон туда – это, наверное, к океану?.. У нас третий домик.

– Вон указатель, – Игорь поудобнее повесил сумку и решительно зашагал к умиляющему своей классичностью столбу с табличками…

…Домик был однокомнатный, но с большей закрытой верандой, выходившей на океан, полностью подключенный и идеально чистый – автомат приятным голосов поприветствовал гостей, поинтересовался, на какой язык настроить дальнейшее общение и сообщил, что аппаратура приняла новых хозяев.

– Очень симпатично, – признала Светлане, снимая шляпу и встряхивая головой так, что рассыпались и засияли ее волосы.

– Очень, – подтвердил Игорь, имея в виду совсем другое. И вдруг заметил, что и Светлана смотрит на него: неотрывно и жалобно. – Ты что, Свет?

– Так, – Светлана вздохнула и призналась: – Я вдруг подумала: а что если ты меня разлюбишь?

– Я? Игорь тоже снял шляпу. – Я до сих пор не могу понять, за что… чем я заслужил… Я боюсь, что ТЫ меня разлюбишь. Я все эти месяцы боялся, что ты забудешь… – он чуть наморщил нос и почти весело признался: – Я тогда сразу умру, Свет. Сразу. Тут же.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ: КТО Я БЕЗ ТЕБЯ?[58]

[Закрыть]

 
Легче облака и нежней
Спит в ладони моей твоя —
И эту ночь
ты не торопи…
Я не стою любви твоей,
И прошу тебя снова я —
Прошу тебя:
лишь не разлюби!
Ты единственный луч во тьме
В этом мире, что так жесток,
И я шепчу
лишь: «Не разлюби!»
Словно узник я, что в тюрьме
Нежный вырастить смог цветок —
Забыв его —
ты не погуби!
Вдруг
Глянешь, не любя,
Скажешь, не любя:
«Это – насовсем…»
Но
Кто я без тебя?!
Что я без тебя?!
Что я – и зачем?!
Зачем?..
 

* * *

Адамант светил узким алым серпом, но тем ярче казались звезды. Всё остекление на веранде было поднято, два пляжных топчана, подтащенных к краю, сдвинуты вплотную и небрежно накрыты простыней.

Игорь и Светлана лежали бок о бок, устроив подбородки на скрещенных руках. Светлана болтала ногами и хихикала над байками Игоря:

– "…я из вас людей сделаю! Даже если это вас убьет!" – Игорь потянулся к Светлане, но она, улыбаясь, подставила под его ладонь свою руку и покачала головой:

– Погоди, я устала… Я скажу, когда… в общем, погоди.

– Конечно, – Игорь улегся на бок, опираясь виском на ладонь, и несколько раз подтолкнул коленом Светлану в бедро.

– Не приставай, – весело заметила Светлана. – Ты, оказывается, неугомонный.

– Свет… – Игорь перевернулся на спину, вытянулся, вскинув руки над головой: – Свет-Свет-Свет… какое хорошее у тебя имя! Больше ни на одном языке так не получится.

– Я наполовину англосаксонка, – напомнила Светлана, – и это не худшая моя половина.

– Ты не любила своего отца? – тихо спросил Игорь. Светлана вздохнула:

– Его трудно было любить… Он был слишком занят.

– А я? – мгновенно среагировал Игорь.

– Ты – это другое…

Они лежали и улыбались друг другу.

– Хорошо, что так бывает… – начал Игорь.

– Когда с первого взгляда, – поняла его Светлана. – Знаешь… мне ведь казалось, что я люблю Войко. А потом поняла, что это просто привычка. Я как только сюда прилетала – сразу его видела…

– Не надо, – поморщился Игорь. – Мне до сих пор перед ним неудобно.

– Мужская солидарность, – подколола Светлана. – Но ты – мой и только мой. И никто другой мне не нужен. Да и не может быть никого "другого".

Игорь сел, держась за колени и скрестив ноги. Потом встал и, бесшумно ступая по теплому деревянному полу, подошел к краю и оперся на защелку рамы, глядя наружу. Внизу проходила тропинка, горели фонари, но было пусто, а дальше – и ниже – ходили и смеялись люди, на вывеске стереозала двигалась реклама нового фильма "Операция "Совиное гнездо"". В океанской воде пробегали полосы сияния, и через них шел сверкающий огнями лайнер, кажущийся отсюда игрушкой.

На тропинке появился одинокий и печальный пешеход. Мальчишка лет десяти – босиком, одетый в шорты – шел, рассматривая тропинку и по временам пиная вниз мелкие камешки.

– Э, – окликнул его Игорь, – оплата за расчистку территории сдельная или почасовая? – мальчишка поднял печальное лицо, и Игорь позвал: – Иди-ка сюда.

Мальчишка повернул и подошел почти вплотную, кивнув:

– Добрый вечер, сударь.

– Для тебя, как я вижу, не очень, – заметил Игорь. Мальчишка, не переставая разглядывать землю, тем не менее воспитанно ответил:

– Не очень, сударь…

– Подрался? Или, – Игоря осенило, – мелочи на стерео не дали?

– Не дали, сударь, – подтвердил мальчишка. – А карманные… – снова прерывистый вздох, – у меня кончились уже…

– А почему не дали? – Игоря забавляла ситуация, Он, правда, в подобной никогда не был – на Земле стерео (если не премьера) давно были бесплатными, а премьеру бесплатно демонстрировали в лицее. – Школа?

– Пара по истории Земли. Вчера, – конспективно пробормотал мальчишка, не поднимая глаз.

– Ясно… Свержение тюркского ига. ХV век от Р.Х."?

– Не, мы это еще не проходили… – было понятно, что мальчишка не хочет распространяться.

– Тоже ясно… – Игорь чуть повернулся и позвал: – Свет мой зеркальце, сколько тут стерео стоит?

– Двушку! – с надеждой в голосе мальчишка вскинул голову и заморгал.

– Свет, найди там двушку и тащи сюда. А еще лучше – весь мой бумажник.

Светлана появилась с бумажником. Рама закрывала ее снизу до пояса, но и того, что было видно выше, вполне хватило, чтобы мальчишка выдохнул: "Ух!" – и устремил равнодушный взгляд на крышу. Светлана со смехом протянула Игорю бумажник. Тот порылся, достал двухкопеечную монету и протянул мальчишке: – Держи. Надеюсь, фильм хороший.

– Ой, нет, я не могу, спасибо, сударь, – мальчишка попятился и замотал головой. – За просто так я не возьму, сударь. Я пионер…

– За просто, так? – Игорь покосился на Светлану и та, кивнув, выставила большой палец. – Тогда вот что. До фильма еще сколько?

– Сорок минут, – ответил мальчишка.

– Вот и хорошо. Ты берешь двушку, а взамен находишь одного человека… Мы, правда, про него ничего не знаем.

– Пожилой такой, он тут живет, – дополнила Светлана. – Консультант на комбинате…