Текст книги "Оруженосец"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23,
в которой Гарав знакомится с Ломион Мелиссэ и обдумывает сделку.

Гарав проснулся от того, что был в комнате не один.

И тот, кто находился рядом, был не морэдайн Тарик.

Гарав сел.

Он дрожал и был мокрый, как мышь.

Он не помнил сна. Да и не хотел помнить. Так он думал в первые секунды после пробуждения… а потом понял, что в комнате КТО–ТО ЕСТЬ.

– Кто тут? – позвал он.

Тишина.

– Кто? – голос изменил и сорвался.

ПОЧЕМУ ВНУТРИ ТАК ТЕМНО? Горела же лампа над входом!!! Он точно помнит – горела, когда ложился!!!

– Кто здесь?! – вскрикнул Гарав, наощупь хватая меч (как защиту, движение уже стало привычным, надо же…). – Кто?!

На миг он отчаянно захотел проснуться. Но это был не сон. И никого в комнате не было… никого ТАКОГО, кому мог бы повредить меч.

– Нет, – Гарав уронил оружие, и оно тонко, беспомощно звякнуло – в хозяине не было ничего, кроме страха. Мальчишка отшатнулся на кровать и пополз, отталкиваясь ногами, к подушке, в угол. – Нет, не надо… не трогай меня… пожалуйста… – он тихо завыл, вжимаясь в каменную стену. – Кто нибу–у–удь… Уйди, уйди, не надо!!!

Тьма усмехнулась. Надвинулась. Навалилась. И… и ушла.

Прорезалось ночным прямоугольником окно. Послышались отдалённые звуки в зале внизу. Снаружи шёл дождь. Обычный дождь над Карн Думом, крепостью и столицей Ангмара.

Но что это было?

Странно. Гарав никогда не боялся темноты и умеренно боялся разных существ, которые – по рассказам у костра – в ней прячутся. Даже не верил в них, просто жутковато было представлять себе… Но НИ РАЗУ в жизни эта жуть не подчиняла его.

Он медленно поднял голову. И вдруг вспомнил совсем не «страшилку», а книжку, прочитанную когда–то. Автор писал, что, если в каком–то одном месте погибает много людей – или погибают люди в течение долгого времени – место пропитывается болью и страхом и начинает ЖИТЬ само. И даже ПОРОЖДАТЬ…

Сколько людей умерло в этом жутком месте?! Какие тени по ночам выползают из щелей?!

Снова пришёл озноб. Но Гарав больше не был беспомощной жертвой. Он быстро спустил ноги на пол и нашарил меч. Зажмурился. Ну же. Ну же, помоги мне. Я знаю, что я трус и что я не достоин… но помоги!

Он не знал, кого просил.

Но песня пришла…

 
…И полёт журавлика будет прям, как тысячу лет назад…
Мирозданью плевать, кто в небесный сад, кто на нары…
Всё равно – полёт журавлика прям, как и тысячу лет назад!
Так улетай, журавушка, улетай – саё нара…
 

…– Я иду, – процедил Гарав, на миг становясь прежним.

Но мига было мало.

Поиграть хочешь, усмехнулась, снова оживая, тёмная тишь. Поиграй. Побегай. Посуетись и помаши мечом. Ты всё равно будешь лежать мёртвый, как и все. А ЗНАЕШЬ, КТО ТЕБЯ УБЬЁТ? ХОЧЕШЬ – СКАЖУ?

– Я иду, – повторил Гарав. Повесил на место ножны с ножом. Сцепил зубы и пошёл наружу.

В коридоре стало полегче, душу отпустило. Гарав посмотрел влево и увидел в свете факела кровь. Кровь на каменном полу. Алую маслянистую лужу. Он уже хорошо знал, как выглядит кровь. И не мог ошибиться.

Потом – прямо на глазах – она исчезла…

…ИЛИ КАМНИ ВПИТАЛИ ЕЁ?

Или… не впитали, а… А ВЫПИЛИ?

Теряя решимость, Гарав шарахнулся обратно в комнату и закрыл дверь. Зубы стучали. Где же Тарик?! Ну где хоть кто–то?!

– Кто здесь? – уже с безнадёжным ужасом спросил он. Ясно было, что сил пробежать по коридору – к людям – не хватит.

И произошло самое страшное.

Он услышал ответ.

– Я, – словно колокольчик прозвенел – и из темноты в зеленоватом свечении выступила женщина.

Она была красива, эта… нет, не эльфийка. Похожа на эльфийку… и на человека тоже. Гарав не мог различить, во что она одета – какой–то белёсый лёгкий туман, изменчивый и летящий. Но лицо – лицо не запомнить было невозможно.

Красива? Нет. Прекрасна.

И в то же время в её красоте было что–то жуткое. Как большой жирный червяк, видный на просвет солнца в крупном, налитом соком яблоке.

– Ты кто? – спросил Гарав, пятясь. Наткнулся на кровать и сел. Даже шлёпнулся скорей, вцепившись руками в матрац так, словно кровать грозила вылететь из–под него. – Кто? – повторил он с отчаяньем, не в силах оторвать глаз от – совсем рядом! – прекрасного лица.

– Ломион Мелиссэ, – был ответ.

Колокольчики смеха прозвенели в темноте. Отовсюду.

Без сил Гарав упал на кровать и зажмурился.

* * *

Тарик не выспался и был хмур. Почти не ел, брезгливо крошил хлеб и пил, морщась, вино – словно глотал расплавленный свинец. Ясно было, что у морэдайн тяжёлое похмелье. Гарав честно попытался ему прислуживать (в конце концов, он не видел от Тарика ничего плохого), но рыцарь поморщился:

– Сядь, не бегай вокруг – и поешь.

С утра в зале почти никого не было, только на соломе у стены спали, громко и разноголосо храпя, несколько вдребезги пьяных холмовиков. Их стол был обрыган и залит вином, там лениво возились с тряпками какие–то хмурые личности – не то рабы, не то слуги. За дверью слышались голоса, стучали шаги – людские и конские, где–то вдали иногда трубил хриплый рог. Что–то ритмично грохало. И вообще – всё как–то не очень походило на мрачную обитель зла, если честно.

Гарав присел, стал есть. Кашу с мясом. Наверное, вкусную. Желудок сперва опять сжимался, но потом стал принимать еду… правда вкусно. И нечестно. Потому что…

– Они живы? – спросил Гарав тихо.

Морэдайн посмотрел на оруженосца.

– Было очень больно? – ответил он вопросом.

Гарав кивнул и опустил глаза.

– Живы. Пока живы. Больше я ничего не знаю, да и знал бы – не сказал. Они пленники Ангмара, а вот тебе повезло. Даже не представляешь – как. Забудь про них. Ешь, доедай скорей и пошли. Дел полно… как голова болит! – это вырвалось у него явно в сердцах.

– Если бы это были твои друзья – ты бы забыл, рыцарь? – горько спросил Гарав.

Тарик ударил его перчаткой по шее. Несильно, Эйнор иногда бил сильнее.

– У меня нет друзей на той стороне, – сказал Тарик. – Ты потом поймёшь, от чего спасся. Пошли.

Гарав вспомнил гаура–Тарланка. Нет, он немного себе представлял – от чего. Но всё–таки… И ещё вспомнился странный сон ночью. Странный и жуткий. Спасся? Если такие сны будут приходить каждую ночь – о спасении речи не будет. Мальчишке хотелось спать, ночь вымотала его, как будто он не спал ни секунды…

…Увидев на конюшне Фиона, Азара и Хсана, Гарав обрадовался им, как будто тут были их хозяева. Кони мальчишку тоже узнали, закивали смешно и словно бы даже разумно. Гарав обнял голову Хсана, потом погладил других. Снова обнял Хсана, поцеловал.

– Твой? – Тарик смотрел с незлой усмешкой. Гарав кивнул. – Ну и будет твой… А этот – рыцаря Эйнора? – Тарик показал на Фиона, и тот вдруг с визгом встал на дыбы, забил копытами. Тарик отшагнул, но без испуга, а Гарав успокоил Фиона и оглянулся:

– Кто его возьмёт? – спросил он.

– Не я, – покачал головой Тарик. – Я не особо люблю объезжать чужих коней. Мой вон, – он кивнул на серого огромного жеребца, с интересом смотревшего на происходящее. – Познакомься, тебе с ним много времени проводить…

…Дождя не было, и это хорошо. Потому что до полудня Гарав рысил следом за Тариком по полям вокруг крепости, где тренировались орки. Много. Хорошо вооруженных и снаряжённых, под командой людей – но не морэдайн, а холмовиков. Правда, оружие и снаряжение орков были сделаны грубовато, но им большего явно не требовалось. На дальних склонах гор дымили кузницы – много, целые ряды, сновали туда–сюда телеги. Но на это Гарав обратил внимание лишь мельком. При виде орков он закостенел в седле. И старался смотреть поверх голов и дышать ртом, пока Тарик что–то проверял, отдавал приказы, орал и то и дело бил ножнами. Когда они возвращались обратно в Карн Дум и проезжали в чёрные ворота мимо стражников–холмовиков, мальчишка сказал тихо:

– Противно на них смотреть.

– А, – Тарик покачал головой. – Тупое мясо. Но чтобы завалить юг – их хватит.

Гарав закусил губу. И вспомнил не Мэлет – о ней он почти не думал, это казалось кощунством тут – а Тазар и Форност. И фонтаны. И тех двух мальчишек. И девочку с котёнком.

Орки придут туда. Эти орки.

Мысль причиняла боль – но не давала сил сопротивляться. Страх был сильнее. И всё–таки Гарав спросил:

– Скажи… как же ты можешь вести их на людей? Там же твоя родня. Пусть не друзья, но родня по крови. Ты похож на Эйнора. Ты знаешь?

Он почти ожидал удара. Но Тарик, помолчав, ответил:

– Среди родни и бывают самые страшные враги. Очень давно между нами лёг меч беды. Если меч кладут между мужчиной и женщиной – это ограда женской чести. А если между мужчинами – то жди, кто первый схватится за рукоятку. Тебе не нужны эти счёты. Ты всего лишь Младший. От этого всё в твоей жизни легче и проще.

Вот этих слов Эйнор не сказал бы никогда.

Гарав промолчал.

Он смотрел вокруг – на сырой мрачный город, словно выросший из камня. На людей на улицах. И узнавал Форност. Переделанный злым волшебником, но – Форност, нуменорский город.

Построенный Ангмаром Карн Дум был извращённым воспоминанием о его молодости и о Нуменоре.

Ангмар никуда не мог уйти от себя. И, наверное, за этот ненавидел нуменорцев ещё сильней.

* * *

После обеда Тарик куда–то ушёл, сказав, что Гарав может отдохнуть три часа, «потом опять поедем». Мальчишка кивнул, поблагодарил. Поднялся в комнату.

Ставни были закрыты, горела лампа. Если её потушить – станет темно. Но Гарав устал – слишком устал, чтобы думать про темноту и свет. И про странный сон. Усну и при лампе, подумал он, снял перевязи, сапоги, расстегнул куртку и повалился на кровать, думая об одном: поспать.

Прозвонили колокольчики. Где–то открылась дверь, послышались легкие, но отчётливые шаги – шаги по каменному полу в невидимой огромной зале, рождавшие эхо… Приподнявшись на локтях, мальчишка со страхом следил за тем, как трепещет пламя лампы. Потом оно дрогнуло особенно сильно – но тут же вытянулось вверх и застыло, как лезвие кинжала.

От облегчения Гарав громко задышал ртом. Вытянулся на ложе. Холод отступил – стало было жарко, хотя мальчишка понимал, что это ненадолго.

А потом лампа потухла.

Не так, как будто на него дунули. А так, как будто пламя погасила огромная, нечувствительная к ожогам рука.

Здравствуй, Гарав, сказала темнота, усаживаясь рядом. С другой стороны трясся, ныл и жмурился Страх – немой свидетель, надеющийся на одно: что ЕГО не заметят.

Вчера ночью… в том сне, который, как оказалось, был не сон… страшная красавица, сидя рядом с сжавшимся в комок мальчиком, просто и даже весело рассказала, чего она ждёт от людей.

Гарав всё утро надеялся, что это сон…

…Я буду думать про ребят, подумал Гарав. Что–то холодное коснулось плеча… рёбер… шеи – там, где была рядом кровь артерии. Нет. Я их предал. Тогда – я буду думать про Мэлет. Сейчас можно. Сейчас нужно.

– Уйди, гадина, – процедил он. – Сейчас всё ещё день. И вообще это был сон.

Тьма ласкала его – нежно и любяще.

Сон? Нет, мальчик… И тут нет дня. Тут всегда ночь, возразила она. Да по большому счёту тут ВЕЗДЕ и ВСЕГДА ночь, мальчик. Ночь, в которой Я хозяйка… Я, Ломион Мелиссэ, которая древнее не только этого замка – этих гор… Я могу всё. Я видела когда–то мир, в котором не было Арды. Хочешь, я приму облик, который тебе будет приятен? Облик твоей девочки? Эльфийки? Я не такая злая, как иногда думают люди. Зло, добро – какая глупость… Я просто живу, как хочу.

Снова губы… Гарав ответил на поцелуй. Тьма коснулась его волос.

Ты только согласись, предложила она. Тебя найдут тут мёртвым и позавидуют тому, что увидят на твоём лице. Я получу своё, а ты… ты уйдёшь от мучений и от сомнений, и от душевных, и от физических… Ведь ты знаешь, что тоски не избыть. Так чего ждать? Согласись.

Лёгкая прохладная ладонь погладила щёки мальчика. Прикосновение было отвратительным и приятным.

– Зачем тебе моё согласие? – спросил Гарав. – Разве ты спрашиваешь согласия?

Иногда, прошептала темнота. Иногда приходится.

– Приходится? – Гарав снова ответил на поцелуй – долгий и глубокий, как ночь в подземелье, которая никогда не кончается. – Почему приходится?

Ты очень хитрый, мальчик, засмеялась темнота, отстраняясь. Ты не говоришь «да», ты не отвергаешь моих ласк и спрашиваешь, спрашиваешь… Ну что ж. Я уйду. И приду, когда ЗА ТЕБЯ НЕКОМУ БУДЕТ ПРОСИТЬ. И тогда я буду пить тебя понемножку, неспешно… и ты будешь очень хотеть, чтобы тебя отвели на пытку – К ЛЮДЯМ. Оставайся и жди.

Она провела по груди Гарава, ниже… слегка нажала на пресс…

– Пошла прочь, б…дь, – сказал Гарав по–русски.

Холодный смех ушёл куда–то в сторону. И внезапно Гарав, привстав, окликнул её:

– Ломион! Ломион Мелиссэ!

Лицо в паутинном обрамлении тумана вернулось.

Да, мальчик.

– А что ты можешь дать мне взамен? – спросил Гарав и сел, скрестив ноги. Страх внезапно отхлынул. – Только смерть?

Почему, удивилось существо. Если мы договоримся, ты можешь получить и жизнь (но разве ты не кричал, что не хочешь жить?) и многое другое.

– Что? – в упор спросил Гарав.

Да почти всё, отозвалась Ломион Мелиссэ. И отдалилась, пошла к стене. Лишь сказала через плечо: ведь когда–то меня звали Мэлет. Майа Мэлет. Надумаешь – позови, и я приду.

Мальчишка опрокинулся на постель, зажимая уши и зажмурив глаза. Но лицо – слова о сделке – и внезапно возникшая страшная песня не смутились этим. Гарав продолжал видеть и слышать.

 
– Цепочкой неги
Иду к тебе, моя душа…
Немного снега —
А может, тем и хороша?
 
 
Прохладным ядом
Ты зашипишь, коснувшись острия…
Прошу: «Не надо!»
Слова излишни, где лишь любовь нужна…
 
 
…Осколок сердца о стекло.
Не пролей вино.
Уже становится тепло?
Всё моё – твоё…
 
 
И разговор
Безмолвных рук,
Хрустальный звон —
И робкий стук…
 
 
Привычной сказкой
Рассвет встречаю и закат.
Умелой лаской
Ты будешь снова мною взят…
 
 
И вечный голод…
Моя душа твоей души
Откроет полог
Желанной нежностью в тиши…
 
 
…Осколок сердца о стекло.
Не пролей вино.
Уже становится тепло?
Всё моё – твоё…
 
 
И разговор
Безмолвных рук,
Хрустальный звон —
И робкий стук…
 
 
Ты жаден – словно
Как в первый час,
Как в первый раз… Но я условно.
Не открываю твоих глаз…
 
 
Огнём нечистым
Мы вены вновь переплетём —
Твой взгляд лучистый.
Утонет в мареве моём…
 
 
…Осколок сердца о стекло.
Не пролей вино.
Уже становится тепло?
Всё моё – твоё…
 
 
И разговор
Безмолвных рук,
Хрустальный звон —
И робкий стук…
 
 
Ты – моя нежность, распятый, как сердце,
На огненном сполохе крови моей!
Ты согреваешься бархатным зверем,
В лапах сжимая обрывки теней!
 
 
Ты для меня – исключенье из правил…
Я – твой последний несломленный гений…
Ты захотел – и я не бо оставил,
Я захотел – ты любви моей пленный…
 

Глава 24,
в которой Ломион Мелиссэ выполняет своё обещание.

Ангмар встретил Тарика и его оруженосца в воротах Карн Дума на третьи сутки пребывания Гарава в крепости.

Это было даже смешно. Чёрный Король стоял, привалившись спиной к опорному столбу ворот, скрестив руки на груди и глядя себе под ноги. Обычный морэдайн… вот только его обходили по широкой дуге все, кто двигался через ворота. Гарав покосился на Тарика. Рыцарь чуть заметно прикусил уголок губы. И всё… до того самого момента, когда Ангмар вскинул голову, шагнул – и оказался перед захрапевшими конями.

– Привет, Тарик сын Нарду, – сказал король. Тарик поспешно соскочил на мостовую; то же сделал и Гарав, придерживая пятящегося Хсана. – Ты не будешь против, если я заберу у тебя на сегодня твоего оруженосца? Как его зовут – Гарав? Мне нужен расторопный помощник.

Тарик молча наклонил голову и отсалютовал. И повёл коня дальше – неспешным шагом, с прямой спиной. Но Гарав видел, что морэдайн уходит с облегчением. А что он – он остался рядом с Ангмаром – осозналось только в следующий миг.

– Пошли, отведём твоего коня, – сказал король. – Иди вперёд, меня не слишком любят животные. Кроме специально выезженных и выученных.

Гарав пошёл. Покорно, как будто замороженный… да это так и было. Кончики пальцев и носа онемели, а мир вокруг стал каким–то плоским и дымчато–серым, словно бы отдалившимся. В этом мире единственным ярким пятном было кольцо – кольцо с фиолетовым камнем на пальце Ангмара. Дико и жутко, но Гарав его видел, хотя король шёл за спиной, а мальчишка старался смотреть только на носки своих сапог, шагающих по мокрой мостовой.

В конюшне мальчишка рассёдлывал Хсана и ставил его в стойло целую вечность. Потом – обнял коня за шею и так застыл надолго. Ангмар стоял в дверях и ждал. Терпеливо ждал. Даже смешно. Хсан похрапывал – испуганно и недоумённо. Мальчишке же хотелось вот так стоять вечно.

Но он отстранился от коня и пошёл к выходу. Внутренности выворчивало – и прямо возле Ангмара Гарав согнулся пополам и начал блевать в сток для навозной жижи.

– Ты меня боишься? – спросил Ангмар совершенно спокойно.

– Да… – с трудом разгибаясь, выдохнул Гарав.

– Убери за собой, вон вода.

Мальчишка, покачиваясь, принёс воду в деревянной бадье, смыл за собой и против воли вытянулся перед королём в струнку.

– Почему боишься? – Ангмар сделал приглашающий жест, и Гарав пошёл рядом, мечтая лишь об одном: только бы не вздумал дотронуться!!!

– Я… не знаю… – слова примерзали к языку, их приходилось отрывать с кровью. Король и мальчик стали подниматься по лестнице на галерею одного из внутренних дворов. Ангмар внезапно остановился и протянул Гараву руку – ту, с кольцом.

– Сними его с моего пальца, – сказал Ангмар. Странно сказал – в его голосе прозвучало что–то непонятное. Гарав непонимающе посмотрел на короля. – Сними, сними.

– Я не могу, – сказал Гарав. Ангмар нетерпеливо – и как–то жадно – спросил:

– Почему?

– Я… – Гарав удивлённо прислушался к себе. – Я не знаю, – сказал он честно и зажмурился от нахлынувшей вдруг невыносимой жути. И удивился, когда услышал человеческий вздох.

– Что ж. Идём дальше…

Они неспешно поднялись на галерею. От сюда было видно окрестности Карн Дума, и Гарав понял, что собранные войска очень велики. Повсюду шевелились люди и орки, стояли лагеря, двигались повозки и всадники, плыли дымы… Но король смотрел не туда, а вниз…

Внизу, в большом мощёном дворе, стояли у мокрой стены пять человек. Двое мужчин, двое юношей, мальчишка. Все пятеро – полураздетые, избитые и израненные, они замерли плечом к плечу, поглядывая вверх – и в их позах, в их взглядах не было ничего кроме усталой безнадёжности. В десятке шагов перед ними гарцевал холмовик – в дорогой броне, на мощном коне, он, подбоченясь, громко и насмешливо говорил людям у стены:

– Ну что, южане, где ваши эльфы? Бросили вас, небось, подставили под пытки, а сами фить! – он сделал резкое движение кольчужной рукавицей, тряхнул длинными черными с проседью волосами, необычными для рыжих холмовиков. – Удрали к своему Мандосу! Трусы они, а вы – дурачьё! Ну! – он наехал конём на прижавшихся к стене людей. – Последний раз спрашиваю! Кто хочет служить мне – Руэте Рудаурскому, князю Рудаура?!

Руэта, вождь холмовиков и фактический правитель Рудаура – Ю.Каштанов.

– Ты не князь Рудаура, ты предатель и лжец! – выкрикнул кряжистый рыжий мужчина. – Ты клялся в верности и предал – хочешь и нас заставить предать?! – и он яростно плюнул на носок сапога гарцующего воина. Видимо, попал. В воздухе сверкнул меч, Руэта сделал ныряющее мгновенное движение, одновременно посылая коня вперёд… и наземь упало разрубленное от плеча до бедра тело. В стороны брызнула кровь, хлынула несколькими ручьями на камни двора. Почти тут же один из юношей повалился на колени – его высокий от ужаса и отчаянья голос заполнил двор неистовой мольбой:

– Не надо! Не убивай меня, пощади! Я буду служить тебе! Я не хочу!

– Трус! – выкрикнул едва державшийся на ногах мальчишка, чёрный от побоев и засохшей тут и там на теле и лохмотьях одежды крови. И тут же получил от Руэты пинок в лицо, отлетел на руки своих угрюмо молчащих старших товарищей.

И в тот момент, когда он запрокинул голову – именно тогда Гарав узнал Фередира. И вскрикнул тихо.

– Это твой друг? – спросил Ангмар. Гарав кивнул, помедлил… и сломанно, дерганно опустился на колени.

– Умоляю тебя, король… – слова царапались, с трудом рождаясь наружу, извивались в мокром воздухе отвратительными кольчатыми червями… – Умоляю тебя, мой король… пощади Фередира.

– Он не хочет переходить на мою сторону, – тихо сказал Ангмар, глядя сверху вниз. – Ему предлагали. Но он оказался сильнее тебя… впрочем – его я сам не допрашивал.

– Я уговорю его… – хрипло выдохнул Гарав. – Пощади его, мой король.

– А остальные? – спросил Ангмар, и камень в перстне сверкнул собственным светом, когда он повёл рукой. – Скажи, что делать с остальными. Пощадить всех я не могу. Его – могу, раз ты просишь и обещаешь поговорить с ним. Что делать с остальными, если не щадить, скажи? Скажи! – голос Ангмара резанул, как нож.

– Убить… – прошептал Гарав.

– Что? – переспросил Ангмар.

– Убить, – уже отчётливо сказал Гарав.

– Хорошо, – Ангмар подошёл к перилам и сделал какой–то жест, мальчишка не различил – какой. – У тебя будет три дня. Если через три дня он не согласится… впрочем, ты сейчас увидишь, что тогда с ним будет. Вставай и пойдём.

Гарав поднялся. Ангмар уже уходил по галерее, и мальчишка заспешил следом… но бросил вниз быстрый взгляд.

Руэты (так вот он какой – вождь холмовиков!) там не было. Два десятка орков стаскивали в кучу изрубленные тела.

Тела Фередира среди них Гарав не увидел…

И перевёл дух. На миг. Потому что в следующий миг представил себе, как будет говорить с Фередиром (а не говорить нельзя).

Предательство растёт, как жрущий паук. Предал один раз – и конца у этого не будет.

Он стиснул кулаки и заспешил по галерее. Меч мешал идти, но Гараву было стыдно прикасаться к его рукояти…

…Винтовая лестница, уводившая вниз, была крутой. Ангмар спускался уверенно… и Гарав, глядя в его спину, озарённую бегучими отблесками странных алых факелов, горевших через каждые десять шагов странным ровным пламенем – подумал, что король всё–таки не человек.

– Кое–что во мне осталось, – сказал Ангмар впереди. – Например, моя ненависть вполне человеческая.

– Кого ты ненавидишь, мой король? – почти безразлично спросил Гарав (наверное, надо разучиться думать…)

– Всех, – в голосе Ангмара была усмешка. – Очень сильно – Гобайн Саура. К несчастью для вас – семя Элендила я ненавижу немного сильнее. Чуточку меньше – но больше, чем Гобайн Саура – ненавижу нимри. А тебе ведь нравятся эльфы?

– Да… – какой смысл был лгать.

– Между прочим, – Ангмар ступил на пол узкого коридора, – с теми людьми были и эльфы. Мужчина, женщина и ребёнок. Мужчина мёртв. А женщина и ребёнок… им стоило воспользоваться своим умением ухода, но эльфы этого почти никогда не делают. Боятся запачкать следующую жизнь…

Гарав закусил губу. В коридоре – в свете тех же факелов – стояли двое эльфов. Точнее – эльфийка (на миг мальчишке показалось ужасное – что это Мэлет, и он со стыдным облегчением понял, что – нет…) и прижавшийся к ней мальчик, на человеческий взгляд – лет пяти–шести. Оба – в изорванной, перепачканной одежде. Женщина гладила волосы сына, а мальчик что–то ей шептал, обнимая ноги матери.

– Что ты бормочешь ему, ведьма? – голос Ангмара был неожиданно взвинченным, злым – было ясно, что он на самом деле ненавидит эльфов, и ненавидит страшно, а корни этой ненависти – в каком–то дальнем далеке. – Вы умрёте оба!

– Он боится умирать, – эльфийка подняла голову, и голос её оказался контрастным по сравнению с голосом Ангмара – оказался чистым и нежным, не вяжущимся с измученным лицом и лохмотьями. – Он просит, чтобы я спасла его.

– И что ты скажешь ему, ведьма? – с насмешкой спросил Ангмар.

– Я уже сказала, – тихо ответила женщина, и её голос заполнил собой коридор. – Я сказала ему, – тонкие пальцы эльфийки перебирали пепельные волосы сына, – что не стоит просить дар жизни у смертных.

Мальчик успокоился. Он тоже смотрел – через плечо – на Ангмара. Но Гараву казалось, что смотрит он – на него, и взгляд был мучительным.

– Я бессмертен, ведьма, – сказал Ангмар.

Тогда эльфийка засмеялась.

– Ты хорошо знаешь, что ты даже не вечен. А умер ты уже давно. Ты просто не можешь себе представить, как мне тебя жаль, бывший человеком.

Ангмар поднял руку – и коридор в дальнем конце объяло пламя.

– Иди, – сказал король. – Вот твой путь в Мандос, стерва. Иди!!!

Ответом снова был смех – и голос эльфийки, которая медленно, словно танцуя, шла в огонь, оставив сына…

 
Под звон тетивы
Сорвалась стрела
В короткий полет
Обрывающий жизнь.
 
 
Ты мог не прийти,
Ты мог не сломать
Чужой красоты.
Росток был так чист.
 
 
Она ведь могла
Пережить твою дочь.
И внуков твоих
На тот свет проводить.
 
 
Она ведь была
Как звездная ночь,
Наполнена светом,
Что смог погасить.
 
 
Цветы оплетут
Ее нежную плоть.
А телу убийцы
И духу его.
 
 
Не ведать покоя,
Во век не уснуть.
Лететь черной птицей
Над мертвой страной… [68]68
   Песенный текст группы «Тамлин».


[Закрыть]
 

Пламя обняло женщину со всех сторон и стало её вторым платьем – трепещущим и прекрасным.

– Pada, ionуо. U–gosta, [69]69
   Иди, сынок. Не бойся.


[Закрыть]– послышался из огня голос эльфийки.

– Padan, nana! [70]70
   Я иду, мама!


[Закрыть]– звонко откликнулся мальчик, улыбнулся – и ровным шагом вошёл в огонь, протягивая руки.

Он успел прижаться к матери.

В тишине ревело пламя. И только. Больше – ни звука.

Потом женщина и ребёнок упали.

Гарав закрыл глаза.

– Когда уляжется пламя – убери тут, – приказал Ангмар. – Слева сброс, там просто открывется ящик. А на правую сторону не ходи, там камеры, и не все пусты… а кое–кто из их обитателей давно лишился рассудка. Подойдёшь близко – могут дотянуться…

…Когда мальчик выбрался на галерею, Ангмар отметил, что в его огромных глазах нет ничего, кроме страха. Белая кожа, синие круги у глаз и рта…

– Убрал? – король облокотился на перила. Снаружи опять шёл дождь, настоящий.

– Да, мой король, – тонко сказал Гарав. – Там почти ничего не осталось…

– Вот странность… – Ангмар вдруг, обернувшись, чуть наклонил голову, разглядывая Гарава. – Меня к тебе необъяснимым образом тянет…

Гарав поднял глаза. Пожал плечами:

– Ладно… Только я ничего такого не умею. У меня была одна девушка, а с мужчинами… – он криво усмехнулся. – В общем, вы как–нибудь сами всё делайте. Куда идти? Или здесь?

Ангмар рассмеялся. Невесело, даже с какой–то… болью, что ли?

– Знаешь, даже в бытностью свою… другим я никогда не одобрял этих влечений к одному с собой полу. Женщин у меня было немало… но так давно, что я и забыл, как это… Нет, мальчик, я о другом. Мне временами кажется, что ты – книга, которую я хотел прочитать очень давно… а потом отвлёкся и забыл на полке. И с тех пор всё время мешают взяться какие–то дела… Что скажешь на это?

Гарав опять пожал плечами:

– Ничего, Ваше Величество. Я не понимаю, о чём вы.

– Да? – Ангмар помедлил.

Отчётливой была сцена из фильма, виденного Пашкой – не из книги.

Эовин. Мерри. Пеленнорские поля. Удар в ногу, удар в лицо… КОЛЬЦО.

– Какое кольцо? – резко спросил Ангмар. Гарав обмер. Он только теперь понял, что может случиться прямо сейчас. И перестал быть. Перестал мыслить и дышать.

Его спасло именно это. Это – и появившийся в конце галереи Руэта. Лицо вождя холмовиков было гневным, шаг уверенным, он держал руку на рукояти меча… но Гарав почти усмехнулся.

Руэта боялся.

Не доходя до Ангмара нескольких шагов, он отсалютовал и хмуро сказал:

– Нам надо поговорить, король.

– Несомненно… – Ангмар посмотрел на Гарава. – Ты можешь идти. Тарик наверняка нуждается в тебе… а я уже показал всё, что хотел… на сегодня.

Гарав поклонился. И пошёл прочь, стараясь не спешить.

– Он всё поймёт. Не сегодня, так завтра, – горячечно шептал мальчишка. И отчётливо увидел: а ведь для всего Средиземья лучше, чтобы он, Гарав, просто перестал жить. Сейчас же. Сию секунду.

На лестнице он чуть не упал и долго стоял, подставив лицо дождю – покрытый липким потом страха. Думал.

Сейчас пойти, повалиться в ноги и рассказать Ему. Всё рассказать, оборвать эту муку. Рассказать про будущее, про Кольцо, про всю эту нелепую фантастику, которая вдруг стала реальностью.

Мысль о признании обдала ужасом. Но… это был сладкий ужас. Какой–то мазохистский. И… не только ужас. На миг Гарав отчётливо представил себе, куда может вознести его самого такой рассказ.

Это не fyellk, это не theyd, не годы и годы опасной и тяжёлой службы. Такое бывает в жизни одного человека из миллиона. Такой скачок – это… это.. это…

Он всё равно уже предатель, и в Кардолане его ждёт меч. А тут – полчаса рассказа, и будущее… Почему–то Гарав был уверен в том, что благодарность Ангмара – может быть, расчетливая и холодная – всё–таки будет не фальшивой и веской.

Весьма.

Мальчишка закрыл лицо рукой.

Как же страшно.

 
В долине – строй домов многоэтажных,
Коробок из камней и кирпича.
А за Рекою – черный дым все так же
И пламени отсветы по ночам.
 
 
Зловонием курятся шлака горы,
Тускнеет солнце в дыме, восходя.
Ползут с востока тучи и на город
Роняют капли черного дождя.
 
 
А люди, ничего не замечая,
И думать не желая про Врага,
Лишь о своем заботясь и печалясь,
Спокойно обживают берега.
 
 
Отстроены мосты, а переправы
Давным–давно забыли блеск мечей.
И в Реку, исходя холодным паром,
Вливается отравленный ручей.
 
 
А на горе – разрушенная крепость,
Остатки стен скрываются в траве,
Заросшие бойницы смотрят слепо,
И копоть красит камни в серый цвет.
 
 
Железные ворота с петель сбиты,
И часовые вход не стерегут.
Зачем? Ведь крепость всеми позабыта
И не нужна ни другу, ни Врагу.
 
 
В камнях гнездятся полевые мыши,
На стенах в полдень греются ужи…
Кто скажет, кто ответит, как так вышло,
Что пала Цитадель, а Мордор жив?! [71]71
   Стихи Эйлиан.


[Закрыть]
 

Но предел есть даже у самого страшного страха. Тот предел, за которым уже не страшно.

Как часто те, кто правит кнутом страха, не понимают этого. Даже если они мудры – на горе людям…

…Те, кто считает, что самая страшная на свете боль – физическая, что моральные муки ничто по сравнению с муками тела – а такая точка зрения в последнее время очень была распространена в мире Пашки – обманывают и успокаивают себя и других. Так проще жить и оправдывать предательство – надо лишь убаюкать свою совесть словами о том, что «жизнь одна», что «иначе было нельзя»…

Но у Гарава – даже надломленного, испуганного, сжавшегося – совесть всё–таки была. И она говорила ему беспощадно: жизнь одна? ну так живи – доволен?! иначе было нелья? можно, не ври себе!

Мальчишка вдруг отчётливо понял, что всё равно рано или поздно умрёт здесь. Тогда зачем трястись и цепляться за это… существование?

Но умереть нужно было так, чтобы хоть немного искупить свою трусость и своё предательство.

Правда – что ждёт его в случае неудачи – Гарав старался просто не думать…

…В комнате опять горела лампа. Тарика не было. Гарав медленно снял перевязи, сел к столу, на котором – в раскрытой книге – бежали ряды букв. Интересно, что тут написано?

– Ломион, – позвал он. – Ломион Мелиссэ, я жду тебя…

…Существо с прекрасным лицом и неживой сияющей улыбкой на тонких губах сидело напротив мальчика. Оно слушало. Слушало горячечные слова внимательно… хотя мальчик мог ничего не говорить – зачем? И так всё было понятно…