Текст книги "Оруженосец"

Автор книги: Олег Верещагин

– У тебя красивые глаза.

Это был не комплимент, нет! Гарав и сам не понял, как и почему это вдруг выговорилось. И обмер. Даже руки – он опять вертел в них срезень – уронил. Странно, так просто было с Тазар. А тут… «Принцесса – и трактирная девка?» – подколол сам себя Гарав, сам на себя разозлился (ну не была Тазар трактирной девкой, и так думать про неё было подло!) и немного пришёл в себя.

Красивые глаза Мэлет стали немного удивлёнными. Она наклонила голову к плечу.

Никогда в жизни Мэлет не слышала о себе таких слов. То, что люди называли «красотой», у эльфов считалось чем–то самим собой разумеющимся. Можно и нужно было восхищаться искусством воина, барда, художника, вышивальщицы, каменотёса, красотой того, что ими создано – всем тем, что поднимает Дитя Эру над миром материи, миром животных. Но «красота»? В книгах – там, где говорили люди – часто употреблялось это слово по отношению к Детям Эру.

Мэлет медлила с ответом. Она исследовала лицо человеческого мальчика, оценивая его с той, книжной позиции «красоты» – и Гарав замер, скованный этим взглядом. Это было не неприятно, только немного… странно.

– Ты тоже красивый, – сказала эльфийка – немного отстранённо, как будто вынесла важный вердикт. Это было немного смешно, и Гарав, освободившись от полугипнотического состояния, так и сделал – рассмеялся, чуть смущённо. Пожал плечами – а что тут можно было сказать–то? За последнее не очень долгое время девчонки во второй раз в жизни говорили ему, что он красивый.

И вскинулся, вскочил – подошёл Эйнор.

– Спать, – приказал он жёстко. Лицо у Эйнора было осунувшееся, как будто не час проговорил, а сутки кряду скакал галопом. – Iquista оloriе, Melet, [46]46
   Пожалуйста спать, Мэлет (квэнья).


[Закрыть]– совсем другим тоном обратился он к эльфийке, но та тоже послушно встала, смущённо опустив глаза. Она вдруг поняла, что будет страшно спать. Едва закроешь глаза – привидятся орки, ползущие к лагерю, она это знала. – Ты хорошо поработал, – уже немного мягче сказал Эйнор Гараву, и тот кивнул.

– Благодарю, рыцарь.

– Можно я лягу здесь? – робко спросила эльфийка. Юноша и мальчишка обернулись к ней одновременно. – Здесь… рядом с Гаравом.

Эйнор думал секунду. Потом кивнул и пошёл в ночь – от костра. Минуиала уже нигде не было видно.

Эй, хотел окликнуть Гарав, а мне–то что делать?! Но потом вздохнул и стал раскатывать одеяла.

Мэлет ждала, сидя на седле. Гарав чувствовал ей взгляд, и любой девчонке он уже сказал бы: «Чего уставилась–то?!» Но сказать такое сейчас просто не получалось.

– Готово, – сказал он негромко, распуская пояс. Потом помедлил, вытащил меч. Подержал его в руке и, пряча глаза, положил на одеяло точно посередине. И сам лёг рядом – спиной к устраивающейся эльфийке, которой досталось второе одеяло. Сам Гарав закутался в плащ. «Чёрт, – сердито подумал мальчишка, – не высплюсь!» Он сунул руки под мышки и сердито засопел, против воли прислушиваясь, как возится Мэлет. Тихо и как–то… как–то извиняющееся, что ли.

– Мне просто было страшно, – сказала вдруг эльфийка, и Гарав повернул голову, привстал на локте. – Мне было страшно, что опять придут орки. Я очень перепугалась. И сейчас боюсь.

– Я же рядом, – грубовато буркнул Гарав. И сам замер – ага, защитничек… но Мэлет согласилась:

– Да. И меч у тебя под боком. Я боюсь, но… не так. Меньше. Намного.

Гарав удивлённо понял, что Мэлет не знает этого обычая – бытующего и тут. [47]47
   Имеется в виду обычай класть во время ночлега между путешествующими вместе в сложных условиях воином и дамой (если они не муж и жена) меч – как символ ограды чести женщины.


[Закрыть]И облегчённо сообразил: да она совсем не думает о том… о том… о чём он подумал. Ну и хорошо.

– Спи, никто сюда не придёт, а завтра ты поедешь домой, – сказал он, снова укладываясь и глядя на огонь. Из огня стали вылетать птицы с ало–фиолетовыми трепещущими крыльями; они кружились и по спирали поднимались в небо, очистившееся от облачных клочков…

…От одеяла, которым укрылась Мэлет, пахло железом, сыростью, конским и человеческим потом. Эльфы очень остро ощущали запахи, и некоторым из–за этого было трудно общаться с людьми. Но сейчас эти мысли казались Мэлет недостойными. Люди спасли её. Спасли. И…

Мальчик рядом посапывал, потом – тихо вскрикнул и дёрнулся, выпростал руку – с неровно, но тщательно обрезанными (явно ножом) ногтями, плохо отмытую и побитую; нашарил меч, сжал рукоятку. Потом пальцы расслабились. Мэлет ни за что не позволила бы себе проникнуть в его сны, но она касалась их краешка – всё равно что войти в реку или сидеть на берегу и смотреть на текущую мимо воду. Сны были стремительные, изменчивые и живые, как пролитое неосторожным учёным жидкое серебро. Эльфы, которые спят редко, а могут и вообще вообще не спать подолгу, не видели таких снов. Их грёзы наяву были плавными и спокойными. А здесь…

Мальчик что–то тихо сказал на непонятном, но красивом языке. Для эльфов слова талиски были слишком быстры и коротки, слова адунайка – слишком неблагозвучны. Этот язык был другим.

Мэлет перелегла на бок и стала смотреть в светлый затылок человеческого мальчишки.

* * *

Утром подморозило. Начало июня, блин, нариэ по–здешнему… Одеяло прихватило к земле, и даже торчащие из–под плаща сапоги побелели (во сне мальчишке привиделось, что он опять идёт босиком по ледяной каше). Гарав закутался с головой и проснулся только когда холодно стало уже совсем, никуда.

Тогда он откинул плащ и сел.

Утро было пронзительное, ясное, всё кругом покрыл иней. Солнце еле–еле поднялось краешком над горами, тонкой зубчатой линией поднимавшимися на востоке. Горел костёр, около него Фередир подкидывал в пламя клубки сухих былок. А…

А больше никого не было. Ни Эйнора, ни эльфов.

Гарав и сам не ожидал, что ему вдруг станет так – до боли в груди, до слёз на глазах и тугого шнурка, перетянувшего горло – плохо.

Ёжась и переглатывая, он подошёл к костру, хмуро кивнул так же кивнувшему в ответ Фередиру. Обнял и погладил голову подошедшего Хсана, потом поцеловал и слегка оттолкнул – иди. Конь вздохнул и пошёл к Азару, который хрустел ячменём, сунув голову в торбу.

Оставленная с вечера в котелке вода подёрнулась льдом, мальчишка проткнул его пальцем.

– Не студись, я квенилас заварю, – сказал Фередир и бросил в булькающую на огне воду котелка несколько скрюченных чёрных листочков. Они упруго распустились, закрутились, вода начала коричневеть – спиральными струйками. – Эти… эльфы оставили.

– Чай! – обрадовался Гарав, ощутив знакомый запах – только более сильный и приятный, чем он привык.

– А? – Фередир поднял голову.

– Нет, ничего… – Гарав присел рядом на корточки, втянул запах заваривающегося чая. – А где все?

– Эльфы уехали на юго–запад, – Фередир махнул рукой. – В Артедайн, а оттуда будут добираться до Раздола. Эйнор их проводит – недалеко, сказал, что к полудню вернётся.

– А чего не разбудили? – сердито и глупо спросил Гарав. Фередир удивился:

– Эйнор сказал – ты вчера поздно лёг. А что?

– Ничего, – буркнул Гарав и опять потянул ноздрями воздух. Фередир зачерпнул кружкой тёмную кипящую жидкость, поставил на иней. Зачерпнул вторую, потом – снял котелок с огня. И сказал:

– Что–то мне не нравится. Вообще не нравится. И Эйнору, – Фередир говорил отрывисто. – Плохо что–то.

– Мы что, вернёмся назад? – Гарав передвинул кружку к себе. Фередир покачал головой:

– Ну нет. Но вполне можем не вернуться.

– Ну… – Гарав пожал плечами.

И вдруг как–то очень обыденно понял, что это будет ужасно – умереть и больше ни разу не увидеть Мэлет…

…Эйнор приехал, когда солнце подобралось к зениту, стало тепло и весь иней растаял. Оруженосцы сидели у костра и смотрели – почти час смотрели молча – как по мокрой равнине от дальних скал приближается всадник. Сперва как точка, потом – как маленькая фигурка, потом – как отчётливо различимый кавалерист. Потом они различили черты Эйнора и оба сразу встали.

Эйнор подъехал шагом. Соскочил, бросил поводья Фередиру, знаком показал Гараву: «Налей.» Тот торопливо черпнул подогреваемый чай, подал кружку рыцарю.

– Есть будешь?

Тот, глотая, мотнул головой, сплеснул остатки под сапоги. Выдохнул.

– Сворачивайтесь, едем.

– А где… – Гараву показалось, что он сказал «Мэлет». Но он не сказал – договорил: – …эльфы?

– Уехали, – рассеянно сказал Эйнор, глядя куда–то сквозь оруженосца. Тряхнул тёмными волосами, слипшимися от пота и сырости в длинные острые пряди. И стал поправлять сбрую на Фионе.

Глава 17,
в которой Гарав впервые убивает.

Лес начался чуть ближе к вечеру, после спуска в широкий распадок, уходивший вправо и влево. Мокрый и пустынный лес, чёрные ели и редкая трава, серый можжевельник и звериная тропа, видимо, почему–то знакомая Эйнору.

Эйнор кстати повеселел – точнее, стал обычным. Ехал впереди, временами тихонько посвистывал.

– И что – весь Ангмар такая пустыня? – со вздохом спросил Гарав. Фередир фыркнул, а Эйнор ответил, не поворачиваясь:

– Нет, конечно. Главное – уметь выбирать путь.

– А куда мы едем?

– К истокам Гватло, – Фередир быстро и удивлённо посмотрел на Эйнора, и Гарав понял, что тот тоже не знал этого. А Гарав и не знал, где это. И больше не стал ничего спрашивать. Ехал и думал про Мэлет. Думал, думал, думал, то ворочал мысли, как тяжёлые камни, то плескался в них, как в приятной светлой воде.

– Глорфиндэейл – полководец Элронда, – вдруг сказал Эйнор. Гарав поднял глаза. – Он родился раньше солнца и луны и видел Валинор.

– И что? – враждебно–непонимающе спросил Гарав. Эйнор покачал головой:

– Ничего, – и неожиданно спросил: – Вечером расскажешь ещё что–нибудь?

– Расскажу…

* * *

Костёр развели на поляне – в стороне от тропы, подальше, за сплетениями веток, недалеко от большого ручья (или маленькой речки, что ли?). Сегодня остановились раньше обычного – так захотел Эйнор, а что, почему – его не спросишь.

На огне защёлкал котелок – на ужин опять ожидался суп. Но пока до этого было ещё долго, и Эйнор с Фередиром выжидательно поглядывали на Гарава.

Если честно – не было у того настроения ничего читать и рассказывать. Ещё он почему–то знал: если сейчас откажется – Эйнор не будет ни настаивать, ни приказывать. И от этой мысли странным образом стало невозможно отказаться.

– Расскажу, расскажу, – буркнул он с полунатуральной сердитостью. – Я же обещал…

Фередир оживлённо и радостно заёрзал, как маленький. Эйнор опустил голову – и Гарав понял, что тот улыбается.

– В общем, так, – Гарав прокашлялся, копаясь в памяти. А! Да вот же! Он шагнул к сумкам и достал вкривь и вкось исписанные толстыми мелкими строчками листки. Перебрал и тряхнул их. – Времена Нуменора. Юг. Харадская пустыня. Меж барханов бредут двое, рыцарь и оруженосец… – мальчишка простёр перед собой руку, как бы невзначай показывая на своих спутников. Фередир хихикнул. Эйнор нахмурился, но губы нуменорца подрагивали, силясь не разъехаться. – Вооот… Рыцарь на ходу вслух сочиняет письмо даме сердца, взор его наполнен любовью и нежностью. Оруженосец мрачно внимает, то и дело поглядывая по сторонам.

 
– Любезная Катрин!
Уже который день
Мой тяжкий путь лежит через пустыню.
Здесь солнце белое и желтые пески,
И я готов зачахнуть от тоски
Не видя Ваших глаз…
Душа пуста без Вас…
Мой конь давно издох от жажды и жары,
Оруженосец мыслит о побеге… зараза…
 

Фередир опять захихикал, косясь на Эйнора. Гарав продолжал:

 
Оруженосец, тихо в сторону:
– Что за кретин! Тут разве есть куда бежать?
Попробуй сам – авось бы потерялся!
Рыцарь, грозно:
– Эй ты, бездельник! Снова замечтался?
А ну, вперед! Не вздумай лорду возражать!
 

На этот раз захохотали оба. Гарав возмущённо завопил:

– Ну мне дадут продолжать?! Чего ржёте?! – но тут же засмеялся сам, ощущая, что на душе становится полегче – и не сразу опять настроился на исполнение. – В общем, рыцарь!

 
Озабоченно и удивлённо:
– Простите, леди, вынужден прервать письмо.
На горизонте – чья–то ГОЛОВА!..
(Подходят поближе. Из песка действительно торчит голова).
Оруженосец, яростно:
– Какая сволочь закопала здесь вот ЭТО?
И должен ли я это откопать?
Рыцарь:
– Не рассуждай, бездельник! На том свете
За добрые дела должны воздать.
Оруженосец, презрительно:
– Да это харадрим! Может, его убить?
Рыцарь, задумчиво:
– Можно и убить.
 

Хохот снова раздался над стоянкой. Гарав отчаянно замахал рукой: ну слушайте же!

– В общем, оба разглядывают голову сараци… гм, это – харадрима.

 
– Харадрим в пустыне знойной
Вогнан по уши в песок.
Эк скрутило бедолагу,
Хоть бы кто–нибудь помог!
Оруженосец:
– Господин, ведь мы не знаем,
Что за грех лежит на нем!
Рыцарь, небрежно махнув рукой:
– Для начала откопаем,
А потом, глядишь, убьем.
Эй, харадец, как тебя зовут?
Харадрим:
– Саид.
Рыцарь:
– Кто тебя закопал?
Харадрим, яростно, с жутким акцентом – примерно так:
– Нуменорская собака в чёрном плаще со звездой. Отца убил, брата убил, последнего барана в свою веру обратил! Совсем плохой, слюшай да. Встретишь его – не трогай, он мой!
 

– У харадримов нет имени Саид, – заметил Эйнор и вдруг по–детски прыснул. Но тут же принял достойный вид: – Что там дальше?

 
Пустыня. Меж барханов опять бредут двое…
Рыцарь:
– Любезная Катрин!
Уже который день мой тяжкий путь лежит через пустыню.
Здесь солнце белое и желтые пески…
Оруженосец, с надрывом:
– Мой лорд! Харадец спер последние портянки!
Рыцарь, злорадно хихикая и потирая руки:
– Надеюсь, он скончался в страшных муках!
 

На этот раз хохот был подобен обвалу. Гарав тоже не удержался – опять. Но всё–таки усилием воли скрутил ржачку и продолжал:

 
Рыцарь мечтательно продолжает:
– Простите, леди, за вульгарный слог,
Но проза жизни снова грубо вторглась.
Оруженосец, вглядываясь вперед:
– Прошу простить, что прерываю этот бред,
Конца которому, боюсь, вовек не будет.
Там, впереди, – девица на верблюде.
Держите крепче верности обет!
Рыцарь, свирепо:
– Ну ты, наглец! Закрой покрепче пасть,
А то зубов тебе недосчитаться!
Оруженосец, обиженно:
– Ну вот, опять – чуть что, так сразу драться,
А без меня давно бы мог пропасть.
Рыцарь, горделиво:
– Но не пропал. Поэтому – заткнись!!!
Тут появляется девица на верблюде. Рыцарь тихо обалдевает.
– Попридержите, леди, скакуна,
Ваш лик прекрасен в ярком свете солнца!
Девица, жалобно:
– Ах, сударь, мой верблюд вот–вот загнется,
Среди пустыни, сударь, я одна!
Рыцарь, недоверчиво:
– Одна?
Девица, с нажимом и убедительно:
– Одна.
Рыцарь, гордо выпрямляясь:
– Позвольте вас сопроводить!
Вам путь, клянусь, покажется короче!
Девица, с робкой надеждой в голосе:
– Вы не спешите?
Рыцарь совсем гордо выпрямляется:
– Ради вас – не очень!
Девица, радостно:
– Ах, рыцарь – как мне вас вознаградить?
Рыцарь:
– Вознагради… ах, вознаградить? Я весь у ваших ног!
Такое дело тонкое – Восток!
Процессия разворачивается и медленно удаляется в противоположную сторону. Рыцарь, мечтательно вслух:
– Любезная Катрин!
Простите за задержку. Я весь горю от жажды встречи с вами…
Оруженосец (подсказывает):
– Душа моя давно уже сгорела… да, сгорела…
И сердце изнывает от ожогов… ох, изнывает!..
Рыцарь, патетически:
– Но здесь война! И долг пред Нуменором священен!
(Нежно улыбается) [48]48
   Вся постановка принадлежит перу и исполняется бардами Тэм Гринхилл и Йовин.


[Закрыть]
 

Гарав пригнулся, пропуская над собой фляжку Эйнора. И тут же сделал вид, что кланяется.

– Благодарю за внимание.

Правда в следующие две минуты он всё равно вынужден был бегать вокруг бивака от рыцаря, который носился следом, да ещё и швырялся разными предметами.

– Фляжка… – комментировал Фередир, помешивая в котелке. – Сапог… Эйнор, сам будешь искать… опять фляжка… а это что?.. О, надо же, сумку не пожалел… овёс не просыпался?.. Опять сапог… Меня за что?!

– Чтоб не болтал, – сел к огню Эйнор и второй раз треснул Фередира крагой. С показной сердитостью обулся.

– Мне уже можно подходить? – осведомился из темноты Гарав. – Я есть хочу.

– Подходи, – хмыкнул Эйнор. Гарав сел напротив. Эйнор протянул руку и хлопнул оруженосца по плечу: – Когда вернёмся – выступишь перед князем.

– Я?! – испугался Гарав. И огляделся, словно князь уже стоял возле огня.

Но вместо князя к огню вышли четыре человека. Бесшумно. Один за другим.

Это были рыжие холмовики. В кольчугах, клетчатых плащах, с оружием и щитами. Двое молодых мужчин, двое мальчишек постарше Гарава. Всё произошло так быстро и обыденно, что Гарав не успел толком удивиться. Фередир опустил миску, но больше ничего не сделал. Эйнор остался невозмутим и неподвижен… хотя Гарав на миг увидел на его лице замешательство и даже… страх, что ли?

Холмовики остановились сбоку от огня, держа руки на виду, не на оружии. Гарав снова ощутил нелепость ситуации – а точнее, какую–то её нереальность. Вышли к костру люди и стоят, смотрят. Как будто это тут обычное дело.

Или правда обычное?

– Hela, [49]49
   Привет.


[Закрыть]– сказал Эйнор, пошевелив ногой ветку в костре.

– Hela. Oyst tyja? [50]50
   Привет. Откуда вы?


[Закрыть]– отозвался тот из мужчин, что постарше. Вполне мирным голосом.

Эйнор показал рукой на северо–восток.

– Karn Dum. [51]51
   Карн Дум.


[Закрыть]

– Farst raydda. [52]52
   Дальний путь.


[Закрыть]

– Yo. [53]53
   Да.


[Закрыть]

– Wimma steppa? [54]54
   А по каким делам?


[Закрыть]

Эйнор покачал головой.

И в этот миг рыжий ударил мечом.

А дальше всё смешалось. Вроде бы Фередир кинул углями в лицо второго нападающего. Мимо прокатился какой–то клубок, пророс стальным шипом. Гарав крутнулся на месте, вскакивая и рывком за рукоятку сбрасывая с меча ножны – пояс полетел в сторону. Пнул бросившегося на него во вторую атаку парня в колено и вскочил, подхватывая левой рукой щит.

Кто–то рухнул рядом с костром. Лязгала сталь и слышались ругательства. Но это всё уже отдалилось от Гарава. Сейчас в мире остались он – и его противник.

Человек. Рыжий парень. С длинным мечом…

…Как это ни смешно и ни странно, но только теперь Гарав понял, зачем воины носят доспехи. По–настоящему понял, не умом, а – почувствовал.

Противник был выше и сильней Гарава. И драться умел, пожалуй, лучше – хотя мальчишка пришёл сюда, в этот мир, с кое–какими навыками, а уроки Эйнора впитывал, как губку.

И выше, и сильней, и дерётся лучше… Но только достать Гарава как следует – не мог. А ведь дважды доставал, несмотря на щит – так, что это могло кончиться глубокими ранами – и оба раза сухо шуршала безотказная сталь доспеха. И Гарва, после первого такого удара – в правое бедро – было струхнувший, осмелел. А после второго – по левому плечу – ответным выпадом достал противника сам, в локоть. В правый – левше Гараву было легче наносить такие удары.

И увидел, как на лице рыжего парня появилось и стало расти отчаянье. Он ещё отмахивался, но потом перебросил меч в левую – и сразу стал отступать, не в силах противостоять натиску осмелевшего и разошедшегося Гарава. Лёгкая кольчужка и такой же лёгкий шлем – немного против латника…

Странно, едва Гарав осознал эту обречённость своего противника – как исчезли злость и желание достать рыжего. Наоборот: Гарав подумал – да беги же, вот баранище!!! Я же не угонюсь за тобой в доспехе, так и скажу – не мог догнать. Да и не погонюсь я…

Но рыжий продолжал взмахивать мечом в левой. Отчаянно и обречённо. Видно, он не был научен отступать.

– Помочь? – спросил Фередир. Он подошёл, держа окровавленный меч остриём вниз. Гарав мотнул головой в сторону, на миг упустил рыжего из виду – и тот немедленно прянул вперёд. Молча и стремительно, как молния.

Гарав поймал его – скорей от неожиданности, чем сознательно – ударом снизу вверх. Через пах, под кольчужный подол.

Парня отбросило в ручей – руки крестом, меч вылетел из ладони и сухо грохнул по гальке. Рыжий хотел вскочить – и из него выпало то, что из человека выпадать не должно.

Тогда он не выдержал – закричал. Истошным долгим криком, каким люди не кричат и тоже не должны кричать. Гарав отвернулся и не выпустил меч только потому, что твёрдо помнил – оружие не роняют. А крик звучал, звучал, звучал и никак не кончался. Тогда Гарав тоже закричал, и в крике прорвались смешные и страшные слова, сорвавшиеся на визг:

– Ну что он не умрёт–то никак?!

Фередир смотрел угрюмо. А подошедший Эйнор взял второго своего оруженосца за затылок и силой повернул его голову в сторону корчащегося в ручье умирающего:

– Потому что ты плохо ударил, – сказал нуменорец. – Не мучай его. Иди и исправь.

Гарав хотел замотать головой – и не мог. Хотел закричать, что не будет – и не мог. Он повернулся и пошёл, тяжело переставляя ноги.

Рыжий перестал кричать. Он хрипел и сжимал обеими ладонями низ живота поверх скользких сизых и жёлтых петель, перепачканных кровью и ещё многим другим. Длинная прядь прилипла к белой щеке ниже безумного от боли глаза.

– Убееееей… – попросил он – выдохнул пляшущими губами на неплохом адунайке. – Прикончи… южанин… ради твоей матери…

Да он же не старше меня, с ужасом понял Гарав. Просто выше и крепче. Я не могу. Я никак не могу. Я и этого–то не имел права делать, ведь он же не орк какой–нибудь…

– Почему ты не побежал?! – шёпотом крикнул он. – Я бы не погнался…

– Я не трус, – губы рыжего скривились, на них показалась кровь. – Моим… в сто раз легче будет знать… что я умер… чем видеть меня… беглецом…

– Добей его, – послышался холодный голос Эйнора. – Не будь глупцом, не тяни нити между.

Гарав приставил остриё меча к шее рыжего – к ямке между ключиц в вырезе расшитой рубахи и не спасшей хозяина простенькой кольчуги.

Я сделал это и я не буду закрывать глаза, подумал мальчишка. Чтобы помнить, как это легко и страшно – убить человека.

И налёг на меч.

Хруст. Скрежет. Хаотичные рывки.

Глаза рыжего стали потусторонними от новой боли. Он открыл рот… но вместо крика, которого так боялся Гарав, лишь тихо закашлялся. И глаза сделались спокойными и сонными. Потом закрылись.

– Вынь меч, – сказал Эйнор. Гарав послушно потянул клинок – мёртвое тело чуть подалось вверх, потом – соскользнуло. – Вытри его, – Гарав, присев, тщательно обтёр оружие, как во сне, о край рубахи убитого. – Теперь кричи или плачь. Не стыдись, Волчонок.

– Мы никому не скажем, – Фередир встал рядом. – Это не стыдно, Гарав, правда. Это первый человек, чью жизнь ты отнял. Плачь.

И Гарав закричал…

…Подогретое вино пахло корицей и было неожиданно приятным. Держа кубок обеими руками, Гарав выпил половину залпом и допил остальное несколькими глотками. Больше всего он боялся, что Эйнор или Фередир начнут говорить… утешать, рассказывать истории из своей жизни…

Но они молчали. Сами всё сделали со стоянкой, только что стащить доспех никто не помогал. Сами сложили в ряд и завалили плоскими камнями из ручья всех четверых холмовиков. Совсем стемнело. Гарав немного пришёл в себя, когда выпил вино… и совсем очнулся, когда на колени ему Фередир положил тяжёлое золотое зарукавье. Гладкое, лишь с концов его украшали двойные кольцевые выступы.

– Что это? – Гарав поднял голову. Вино согрело, но не ударило ни в голову, ни в ноги.

– Возьми, – сказал Фередир и присел рядом. – Это тебе.

– С?!. – Гарав отшатнулся, золотой обруч покатился с колен. – Ты что?! С убитого снял?!

– Бери, – Фередир опять сунул зарукавье Гараву. – Бери, Волчонок, – голос его стал умоляющим. – Ты не понимаешь, что ли? У вас не так, что ли? Это же твой первый. Он придёт обязательно… Эйнор–то не верит, – Фередир покосился на рыцаря, который словно бы и не видел ничего, ворочал над огнём кусок окорока на двух прутьях. – Он придёт, а ты не бойся. И скажи: мол, честью я тебя убил, честью похоронил, честью твоё взял, погляди и уходи.

– Ты чего несёшь? – Гарав заозирался.

– Увидишь, – сердито отрезал Фередир и почти силой надвинул на запястье Гарава зарукавье. – Вот так…

…Вино, как видно, всё–таки подействовало. Гарава потянуло в сон. Он кое–как добрался до плащей, завернулся и лёг. Голова поехала, завертелась противно, и всё тело закружилось, как будто лежал не на камнях, а на диске старой карусели… «Ой плохо–то как…» – успел подумать мальчишка и провалился в сон…

…Он видел родное село. Село было сожжено, и он знал, что это орки и шпорить коня уже бесполезно. Где–то в глубине души жила мысль о том, что это НЕПРАВИЛЬНО и этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Но он ехал и ехал по улице и удивлялся, что не видит ни одного трупа. Именно удивлялся…

…Видимо, он спал недолго, потому что, когда открыл глаза – с криком – то от костра обернулись сразу оба. Эйнор кивнул:

– Есть будешь?

– М… ага–а… – Гарав встал. Фередир спросил:

– Приснился?

– Не помню, – нерешительно ответил Гарав, садясь к огню. – Наверно, да. Я страшное видел…

– Не рассказывай, тогда не сбудется, – торопливо прервал его Фередир. А Эйнор просто запел – негромко, не глядя сунув Гараву пару сухарей и кусок крепко прожаренного (портиться начало) мяса.

 
Бегут ручьи, спускаясь с гор
И снег лавинами идет.
Над пропастью туман лежит,
И только Эдельвейс цветет.
 
 
Здесь солнце, как слепящий диск
И странник не найдет пути.
Дороги не ведут туда,
Туда, где Эдельвейс цветет.
 
 
И гномы стерегут тот край,
Чтоб люди не смогли узнать,
Что где–то далеко в горах
Чудесный Эдельвейс цветет.
 
 
Волшебный цветок, волшебный цветок
В чужие руки не идет.
Волшебный цветок, волшебный цветок
Сулит бессмертие богов. [55]55
   Песенный текст группы «Громовник».


[Закрыть]
 

* * *

В разрывах крон елей неподвижно светили звёзды.

Гарав лежал и думал. Не об убитых, лежавших в полусотне шагов от стоянки, нет. Теперь ему не хотелось спать – короткий нервный сон сыграл плохую шутку с усталым мальчишкой.

– Эйнор, – позвал Гарав. Тихо позвал, но оказалось, что рыцарь не спит.

– М? – так же негромко и как–то равнодушно отозвался он.

– Сколько стоит всё то, что ты мне купил в Форносте?

– Двадцать восемь кастаров, считая коня, – спокойно ответил рыцарь.

– Когда я их отслужу?

– Если брать жалованье наёмника, – в темноте произошло шевеление, на секунду мигнули и погасли некоторые звёзды – Эйнор ворочался, даже привстал, – то через семь месяцев.

– А если брать жалованье оруженосца?

– Оруженосцы служат не за жалованье.

– Ради чести? – мальчишка попытался снасмешничать, но голос дрогнул.

– Не только, – неожиданно ответил Эйнор. – Оруженосец мечтает стать рыцарем. Это дорога в жизнь. В другую. Собственно, почти все оруженосцами в первую очередь ради этого и становятся.

– Почти все? – уточнил Гарав, привстав на локте.

– Я знаю одно исключение, – отозвался рыцарь. – Тебя… – он сел. – Слушай, Волчонок, что тебя беспокоит?

– Будущее, – честно признался мальчишка. – Моё маленькое будущее в этом большом мире. Я принёс тебе присягу, я твой оруженосец. Но мне хотелось бы знать, что дальше.

– У тебя нет своего будущего, пока ты не станешь рыцарем, – спокойно отрезал Эйнор.

– Так, – не менее спокойно кивнул Гарав и лёг на спину, заложил руки под голову, глядя в небо. – Если я не хочу?

– Ты не хочешь? – ровно спросил Эйнор.

– Сдаюсь, хочу, – согласился Гарав. – Я думал об этом ещё раньше, до клятвы, и давал её не просто так, не думай. Но что потом? Я хочу, но я смогу?

– Ну, если мы вернёмся из этого похода, – заговорил Эйнор, – а у нас очень мало шансов на это, я тебе скажу – то в будущем у тебя будет примерно шесть шансов на четыре, что ты станешь рыцарем в ближайшие пять–семь лет. Ты вынослив, ловок, достаточно храбр и достаточно туп… – Гарав невольно хихикнул – Эйнор холодно пошутил. – Князь посвятит тебя не без удовольствия, особенно если узнает, что ты мой оруженосец – князь мой воспитатель.

– Я не знал, – Гарав сел.

– Теперь знаешь… Четыре шанса на шесть, что в те же ближайшие год–семь ты погибнешь, и я тебе обещаю, что ты ляжешь возле нашего фамильного кургана, если будет, что класть; если нет – там вместо тебя положат плиту из мрамора.

– Спасибо, – без малейшей иронии ответил Гарав. – Предположим, что я стал рыцарем. Тогда?

– Тогда ты или станешь доказывать всем, что имеешь право на место в княжьей дружине – или получишь, как отец Фередира, свой fyellk, – Эйнор употребил слово из талиска, но Гарав кивнул, он знал, что это земельный надел за службу. – Если ты прослужишь рыцарем двадцать лет, fyellk превратится в theyd, и ты волен будешь жить на своей земле в меру своего разума и взглядов на жизнь. Я знаю тех, кто начал сам пахать эту землю и находил в этом удовольствие – и знаю тех, кто тихо спился на покое, распродав theyd богатым крестьянам по соседству. В общем, всё будет в твоих руках… пока ты держишь в них меч – и будет зависеть от этого меча.

– А ты рыцарь князя? – утвердительно спросил Гарав.

– Да.

– Чем это лучше?

– Для меня не стоял этот вопрос, я пошёл путём моего покойного отца.

– Но всё же? – добивался Гарав.

– Подарки, – Гарав не видел Эйнора, но услышал, что тот улыбается. – Нет, правда. Даже прижимистый властитель не скупится на свою дружину. Денег тебе будет хватать с избытком. Но княжеские рыцари нечасто умирают на покое в дружинной зале.

– Я не трясусь за свою жизнь, – честно сказал Гарав. Эйнор согласился:

– Я верю. Тебе очень нужны деньги?

– Я не знаю, что мне нужно, – признался Гарав. – Но я не очень люблю власть, Эйнор. На моей родине… – он не стал договаривать. – Я не люблю власть, – повторил мальчишка.

– Выслуживай fyellk, потом theyd, – снова почти равнодушно подытожил Эйнор.

– Эйнор, – жалобно сказал Гарав, – а ты совсем не будешь давать мне денег в эти годы?

Рыцарь засмеялся.

– Будут и деньги, и подарки, и военная добыча…

– Не хочу, – буркнул Гарав. – С мёртвых…

– Никто не просит ничего брать с мёртвых, этот браслет – дело особое. Но кошелёк на поясе мертвецу не нужен, тем более – взятое во вражеских домах и крепостях… Ты не можешь уснуть?

– Не могу, – признался Гарав. – Я думаю, всё время думаю. Про…

Он не договорил, глухо замолчал. И вздрогнул сам – думал, что Эйнор уже уснул:

– Нам сначала надо вернуться, Гарав. Лучше думай о том, что мы не вернёмся. Тогда тебе будет спокойней.