Текст книги "Оруженосец"
Автор книги: Олег Верещагин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 10,
в которой Гарав даёт клятву и не жалеет об этом.
Гарав замолчал и сгорбился в седле.
Эйнор тоже молчал – качался в седле, смотрел между конских ушей и выглядел совершенно непробиваемым, равнодушным. Мальчишку колотило, он никак не мог успокоиться. Неизвестно, как рыцарь поймал момент, когда Гарав пришёл в себя – но определил точно и опередил Фередира, который как раз тоже продышался и восторженно открыл рот:
– Вот это д… чался седле, от них никуда было не деться.
– Значит, Руэта строит укрепления руками рабов, а пригоняют их даже из Ангмара… Добрая весть, – в голосе Эйнора была злая ирония. – Что было потом? – спросил он резко.
– Потом… – Гарав потёр лоб. – Потом я не помню. Наверное, я всё–таки заболел и как–то шёл…
– А всё–таки? – голос Эйнора был спокойным, даже чуть ленивым, но глаза – глаза стали пристальными и холодными. – Откуда ты так хорошо знаешь наши места? Шёл ты больной, пусть. И что?
Лицо Гарава сделалось беспомощным. Он закусил губу и погрыз её.
– Ты говорил, что раньше никогда тут не был… – Гарав помотал головой. – Но ты называешь почти всё, мимо чего мы проезжаем.
– Я правда тут не был никогда! – почти взмолился Гарав. – Эйнор… поверь мне, я не лгу! И не лгал!
– Я тебе верю, – кивнул Эйнор. – Я нуменорец, а нас почти невозможно обмануть… да и не старался ты меня обманывать, когда говорил это, я вижу. Но тогда всё тем более интересно: откуда ты знаешь места, в которых не был никогда в жизни? Можно их изучить по карте. Да. Но зачем – вот вопрос? И как ты всё–таки попал в Эттенблат? Ты начал говорить с того момента, когда вышел на равнину – откуда?
Пашка побледнел. С трудом сказал, не сводя глаз с рыцаря, который по–прежнему расслабленно сидел на камне, похлопывая по голенищу сапога веточкой.
– В чём… в чём ты меня подозреваешь?
– Пока – ни в чём, – парировал Эйнор. – Но пойми меня. Я ничего не знаю о тебе. А это плохо. Особенно сейчас.
– Ты не поверишь, если я расскажу, – упавшим голосом ответил Пашка. – Я сам не верю. Но я не знаю, как попал сюда. Вообще не знаю.
Возможно, нуменорца и нельзя было обмануть. Но Эйнор и не ждал лжи здесь. А Гарав не знал, почему не рассказал правду – правду о Пашке и его мире. Может быть, он просто боялся, что эти люди – люди, которые ему понравились и которые сделались наконец–то чем–то вроде якоря для него в этом мире – решат, что он дурачок. Бросить не бросят, но сунут в какую–нибудь деревню пастухом (почему–то у Пашки именно это ассоциировалось с дурачком в средневековье). И Гарав «ушёл в отказ» накрепко, сказав ещё раз, что помнит себя только с того момента, когда увидел мокрую равнину.
Точно. Гарав не знал этого (подозревал), но Эйнор и правда внимательно исследовал мысли и сознание мальчишки при помощи осанвэ [34]34
В общем смысле – мощнейшие ментальные способности вплоть до прямого и непосредственного чтения чужих мыслей (впрочем, это возможно, судя по всему, только по согласию «читаемого»). Присуще всем эльфам, но из людей осознанно умеют им пользоваться только нуменорцы и некоторые из их нечистокровных потомков.
[Закрыть] – однако искал он не те вещи, которые прятал Гарав.
– Не бросайте меня, – вдруг жалобно и открыто попросил Гарав. – Я поеду с вами и дальше, можно? Ну не бросайте.
– Эй… – начал Фередир, бросая на Гарава короткие сочувственные взгляды. Фередир поднял руку – оруженосец заткнулся мгновенно – и посмотрел на Гарава:
– Поговорим вечером, – сказал рыцарь. – Серьёзно поговорим.
Он сказал это сухо, почти неприязненно. Но мальчишке сразу стало легче.
Правда.
* * *
Фередир ушёл на охоту недовольный, хотя до этого несколько раз напоминал, что неплохо бы поесть свежатинки. А теперь Эйнор его фактически услал. Гарав разводил костёр, поглядывая на эту картину – он понимал, что разговор будет с глазу на глаз. Но не очень догадывался – о чём.
– И кем ты хочешь с нами ехать дальше?
Вопрос настиг Гарава неожиданно – он как раз ломал через колено толстую сухотину и почти уронил её. Повернулся, положил в огонь несломанную – пламя поползло по дереву.
– Я не знаю, – хрипло сказал мальчишка. Эйнор кивнул на седло Фередира. Гарав понял – подошёл, сел. Уронил руки между коленей. – Мне всё равно. Мне же не… – он перхнул. – Некуда идти. Возьмите слугой.
– Я не харадримец и не держу бесполезных слуг, – негромко сказал Эйнор.
– Я же помогаю, – беспомощно прошептал Гарав.
– Скажи, – предложил Эйнор. Гарав вздрогнул:
– Что?
– Скажи то, что подумал. До того, как предложил себя в слуги.
Гарав почувствовал, что краснеет. Быстро, неудержимо. Горло ему стиснуло, потому что просьба была дикой и дерзкой.
– Я… – выдавил он. – Хочу… как вы. Во… во… – он прокашлялся, поправил деревяшку, которая уже капитально обуглилась в середине. – Воином. Но это же невозможно…
– Почему? – голос Эйнора был искренне удивлённым.
– Но я же не…
– Не нуменорец?
– Нет, я не…
– Девушка?
– Нет! – Гарав возмутился. – Я не… я же не знатного рода. Я вообще… никто.
Он с трудом подобрал эти слова, и Эйнор явно не понял – не слова по отдельности, а их смысл. Потом потёр висок и усмехнулся:
– А! Это… Я не понял сразу. В наших местах это не имеет… – Эйнор поморщился. – Имеет очень мало значения. Дело рыцаря – выбирать себе спутников и говорить, кем они будут, их дело – соглашаться и оставаться или не соглашаться и уходить. И всё.
– А!? – Гарав не верил сказанному и готов был завопить от восторга. – И ты…
– Я не против второго оруженосца. Но… – Эйнор оперся локтем на седло и несколько секунд смотрел поверх головы своего оруженосца. Потом тихо сказал: – Положи плащ и слушай. Представь себе на секунду, что ты – сын воина. Внук воина. Правнук воина. Тебе разрешают меньше, чем остальным. С тебя требуют больше, чем с остальных. И Кардолан – это твоя жизнь. Он окружает тебя, и ты знаешь – вот символ твоей веры… – брови Гарава удивлённо надломились, но Эйнор не обратил внимания. – А ещё – твоя земля ведёт войну. Бесконечную, которая есть всегда. Горе тебе, если поверишь, что её нет – даже если она не напоминает о себе годами! И ты знаешь, что рано или поздно возьмёшь в руки оружие… В восемь лет я стал пажом. В одиннадцать – оруженосцем. И в тот же год я увидел, как убивают и что такое – война… – Эйнор помолчал. Гарав слушал, чуть склонив голову к плечу и внимательно глядя на рыцаря расширившимися глазами с золотой тревожной искрой. – У меня был друг, – продолжал Эйнор. – Сын рыцаря, как и я. Только он знал своего отца… Мы дружили все те три года – тот парень жил при дворе, как и я. А когда мы стали оруженосцами – он поехал домой. Ненадолго, отдохнуть… Он жил в среднем течении Буйной. Вскоре после отъезда пришла весть, что орки переходят границу тут и там, грабят и откатываются… Князь послал на границу пятитысячное войско под командой нашего лучшего полководца – Имразора. Я так гордился тем, что и мне доверили честь – идти с войском… Когда мы добрались… орки уже ушли. Ушли, услышали, что мы идём – и ушли… Но кое–что они всё же сделали… Нас было пятьсот – два десятка рыцарей с оруженосцами и пажами… четыре сотни лёгкой конницы с юго–востока. Мы зашли дальше остальных. Навстречу дул ветер, плотный, как заросли кустов. Пахнул чем–то таким отвратительным, что нас тошнило…
– Вы… – Гарав не договорил. А Эйнор, кажется, и не услышал. Он закрыл глаза. И вдруг ощутил осторожное касание – Гарав видел его памятью. Эйнор не успел даже удивиться – как же так, его же этому никогда не учили…
…Дома догорали. Орки сожгли всё, что не смогли утащить. Всё и… всех. Пахло горелым мясом от тел, которые лежали ближе к огню. Пыль, забрызганная кровью, свернулась длинными чёрными полосами. Тяжёлые боевые попоны коней мели её краями. Серая пелена гари, поднятая подкованными копытами, скрывала отряд. Штандарты казались одноцветно–серыми, неясно даже, чьими…
Отрубленные головы орки вонзали на колья и расставляли вдоль дороги. Не только головы – на некоторых ещё жили люди…
… – Ма–ма!!! – вскрикнул Гарав, вскидывая руку к глазам – ладонью наружу, словно он это видел наяву и мог защититься.
– Мы тоже вонзаем головы на колья, – спокойно сказал Эйнор. – Головы казнённых преступников. Но никогда никого не сажаем на колья. И не делаем того, что так любят орки – не издеваемся над беззащитными.
– Твой друг – он… – начал Гарав, но Эйнор перебил его:
– Я искал. Долго искал. Я очень боялся, что орки схватили его и увели. Нас учили, что лучше броситься на меч, чем попасть к ним. И дело даже не в какой–то особой гордости, хотя мы – гордый народ. Плен у орков – это… впрочем, ты, пусть краем, знаешь, что это, – Гарав вздрогнул. – К счастью, я нашёл его. Он лежал возле обрушившегося частокола форта. Ему отрубили правую руку и голову, сорвали всё, что было ценного… но мы три года делили комнату, я не мог его не узнать – и порадовался, что судьба позволила ему умереть в бою. Голову я так и не нашёл – наверное, её бросили в огонь. А рука лежала подальше. С мечом. У нас были одинаковые мечи, нас опоясали ими, как оруженосцев – мой Бар, – пальцы Эйнора тронули рукоять меча, – тогда ещё ждал моего рыцарства… Меч был весь выщерблен. Помню, я подумал тогда: «Если уж придётся умереть в бою – пусть я так же умру!» Я не плакал, только помню – всё хотел схоронить его, а мне не давали и что–то говорили, говорили… даже ударили, чтобы я опомнился… Оказалось, Гарав, что нас заманили в ловушку.
– Подожди, – Гарав по–прежнему был бледен, но выглядел решительно. – Я должен это увидеть. Сам. Как это у нас получилось…
«Не надо», – хотел сказать Эйнор. Но кивнул и прикрыл глаза:
– Смотри…
…Приближение орочьего отряда – ужасно. Их ещё не видно, но почему–то вновь поднимается ветер, и он несёт уже не только пыль, но ещё и ослабляющий тошнотворный ужас, от которого меч становится неподъёмным, а мозг заполняет мысль даже не о бегстве – о том, чтобы упасть наземь и просто ждать своей участи.
Потом возникает звук. То ли вой, то ли рёв, то ли стон – слитный и давящий, ближе и ближе, и нет сил терпеть… Словно единый голос кричит тебе в уши обо всех твоих страхах, грехах, слабостях. И ты – крошечная песчинка в этом безумном вихре, рождённом в далёких горах, который сейчас поглотит не только тебя, но и весь мир, тебе дорогой и тебя вскормивший.
Ещё миг – и горизонт подсекает чёрная коса. Она ширится, растёт, обрамляется искристым сиянием и рождает ещё один страшный звук – слитный лязг металла.
Это приближается враг. Впереди – волчьи всадники в чёрном железе. Вал, который прокатится по тебе, раздавив, как твоя нога давит муравья – равнодушно, походя и мгновенно. И вот уже нет ничего, кроме трёх полос. Вверху – небо. Внизу – вытоптанная земля. Между ними – стремительно растущая и пожирающая их стена чёрного железа. Вой пульсирует прямо в мозгу. Тебе – одиннадцать лет. Ты стоишь голый перед этим неостановимым потоком. Всё кончено, всё кончено, всёконченовсёконченовсёкончено, всё…
Дрожит земля от гнева,
Вскипает океан!
Пути нам преградили
Отряды низких стран!
Когда потоком диким
Нас потеснят враги —
О Тулакс, Гром Великий,
Дух Сечи, помоги!
…Что это?!
А строй поёт:
– О Варда, будь опорой,
Защитой до конца
Душе, что станет скоро
Перед лицом Творца.
Мы все среди мучений
От женщин родились —
За верного в сраженье
О Варда, заступись!
И твой голос – высокий и ещё детски–тонкий – сам собой вплетается в мужской хорал:
…Развеялся душный морок ужаса. Спешенные всадники опускают копья меж сдвинутых щитов, и грозно скрещены на них и на штандартах Мечи Кардолана.
С нами наш герб! Вера наша с нами! Вот мы встречаем вас в поле, и вот наши лица в обрамлении стали – плюньте в нас своим оружием, если хватит мужества, которого вы не ведаете! Это вам не крестьяне в поселении и не захваченная врасплох полусотня форта!
Накатывает тяжёлый вонючий вал, и уже видны оскалы волчьих морд, шлемы с рогами, черепами и султанами, хвостатые чёрные копья… Подходят волчьи сотни – чуждые и чужие всему человеческому…
Эйнор надевает лёгкий шлем, вдевает ладони в кольчужные рукавицы, подаёт рыцарю щит и пику. Губы сами собой шепчут слова выученной когда–то древней песни:
Грядущий день нас прочь
Уведёт за окоём.
Никто не узнает наших имён,
Но песни будут звучать.
Цель так близка, встретим свой рок.
Ты не одинок.
Без страха иди сквозь тьму и холод,
Ведь песни будут звучать.
Они будут звучать…
– Крепись, мальчик, – глухо сказал из–под шлема рыцарь, – мы выстоим.
Опустился второй ряд копий. Звук атаки сделался невыносим.
Всё. Больше нет ни неба, ни земли. Острая железная стена – во весь мир.
И вот – она рушится на перегородившую околицу сожженной деревни линию кардоланцев…
…С треском ломаются копья. Как пущенный катапультой камень, врезается в стену щитов черная туша с обломком копья, пробившего грубые толстые латы. Воют и визжат, заваливаясь, волки, и дымящаяся кровь свищет в пыль чёрными струями. Гнётся стена щитов, но не ломается, в руках третьего ряда уже сверкают «полуторки» и находят щели в чёрном железе… Но уже и кто–то из кардоланцев падает на щит, ломая вошедшее в грудь хвостатое копьё… а у кого–то вместо лица и шлема – смятая кровавая лепёшка от удара чем–то тяжёлым… Из заднего ряда выдвигаются новые, отрастает поломанная щетина копий, смыкается пробитая стена щитов – и катят новые чёрные волны…
– Вперёд! Дагор, Кардолан!
Эйнор двигает коня за рыцарем – огромным, на гигантском коне, рядом с которым волчьи всадники кажутся мелкими. Стальная глыба отводит сверкающий острый локоть – бьёт пикой, выдёргивает дымящийся гранёный наконечник из лопнувшего доспеха… бьёт пикой… бьёт пикой… С хрустом расседается тяжёлое веретено; его остаток, превратившись в руке рыцаря в палицу, вбивает в плечи угловатый шлем и летит в сторону…
– Дагор, Кардолан!
Эйнор ловко прикрывает рыцаря своим щитом, давая возможность выхватить меч, но рыцарь страшным неспешным движением достаёт из петли у седла полэкс. Стальной в стальной руке, он поднимается…
– Дагор, Кардолан!
Кровавой грудой валится из седла то, что только что было волчьим всадником.
Копьё с визгом скользит по щиту Эйнора. У мальчишки не хватает сил отклонить лёгким мечом удар тяжёлого лезвия, но со щитом он управляется ловко… Страшная маска, вся из каких–то углов, в поднятой чешуйчатой руке – ятаган… Узкий клинок лёгкого меча в до отказа выброшенной руке Эйнора входит в глазную щель маски – кровь ручейком бежит по долу.
Ах! Гранёный молот в руке орка бьёт рыцаря в лоб – ловко! Бессильно падает рука с окровавленным полэксом, и орк с торжествующим воем вскидывает молот для удара в затылок, от которого не спасёт шлем…
Эйнор принимает удар на щит и слышит, чувствует, как хрустко–больно ломается кость. Открыв рот, он кричит и принимает на себя всю тяжесть безвольно склонившегося на сторону рыцаря, одновременно обняв его сломанной рукой и закрыв щитом – не давая упасть.
Орк рычит и вновь поднимает своё страшное оружие, чтобы вмять в плечи черноволосую голову наглого щенка вместе с лёгким шлемом… поздно! Латный кулак перехватывает вооружённое запястье, гнёт назад… орк хрипит, но не может освободиться, а в левой руке пришедшего на помощь другого рыцаря мелькает – раз, два, три! – узкий нож, ловко пронзая более слабую металлическую чешую на открытом боку орка… и второй оруженосец закрыл щитом уже и самого Эйнора, и начавшего шевелиться оглушённого рыцаря…
…Гарав тяжело дышал. Эйнор смотрел на него спокойно, потом сказал:
– Утрись. У тебя лицо всё в поту.
Мальчишка медленно вытерся. Помолчал. Эйнор молчал тоже – но явно ждал, когда Гарав заговорит.
И тот заговорил.
– Страшно… Я не знаю. В общем, я ничего не знаю. Я даже прошлого своего не помню. Но как Туннаса тащил… помню. И людей на кольях я видел. Поэтому… если можно… я бы хотел…
– Тогда встань, – сказал Эйнор. И сам поднялся, обнажая меч. – И подумай ещё раз. После того, как ты повторишь за мной всего несколько слов – путь назад будет лежать лишь через предательство, а путь вперёд может привести к смерти. Уже на днях! Подумай!
Голос юного нуменорца наполнился тяжёлой и жутковатой силой. Гарав даже пошатнулся. Но выпрямился и вскинул подбородок.
– Я готов.
– Я, Гарав… – начал Эйнор тут же. И мальчишка, притиснув к бёдрам сжатые до белизны кулаки, повторил:
– Я, Гарав…
* * *
– А что тут было? – спросил Фередир. Выйдя из–за кустов с тремя утками у пояса, он как–то почуял – остатки произошедшего буквально висели в воздухе у костра над стоянкой – что разговор был и был серьёзным.
– Познакомься с младшим оруженосцем, – мотнул головой в сторону рубящего сушняк мальчишки Эйнор. – И приготовьте наконец ужин, олухи.
Фередир секунду стоял неподвижно. Потом по его лицу поползла улыбка.
И Гарав понял, что улыбается в ответ.
Глава 11,
в которой Эйнор решает ехать ясно куда, но непонятно, зачем.
Когда мальчишки проснулись утром – оказалось, что Эйнор, который брал себе последнюю стражу, как с вечера не ложился, так и торчал у кое–как пыхтящего костра. Было туманно, но туман этот показывал, что день придёт солнечный и вообще лето всё ближе. А вот рыцарь показался Гараву похожим на торчка в чаяньи дозы – бледный, волосы какие–то… неживые, глаза запали. Зевая и вздрагивая, Гарав и Фередир стали обуваться. Эйнор на них и не покосился, а когда Гарав было сунулся с вопросом о самочувствии – залепил ему по шее, причём очень сильно.
– Чего он?! – мальчишка всё–таки обиделся на удар. Фередир, скатывавший одеяла, пожал плечами и тихо ответил:
– Не лезь, он думает и смотрит.
– Вы долго будете возиться?! – неожиданно окликнул их Эйнор – раздражённым голосом. – Где костёр, где вода, завтрак где?! Поедете голодными, если через десять минут вода не будет кипеть!
– Что–то не то, – объяснил Фередир. – Давай скорей. Ты за водой, я костёр.
– Угу, – кивнул Гарав.
Вода закипела даже раньше, чем через десять минут. От вчерашних уток осталась одна ножка, Эйнор её брезгливо укусил, кинул у огня и стал бродить вокруг костра кругами. Нет, поведение его правда напоминало наркота, который ждёт дозу, Гарав даже испугался.
– На, – ткнул ему между тем половину ножки (со второй мясо было счищено наголо) Фередир. – Эйнор, ты будешь суп–то?
– Да, – отрезал тот.
То, что Фередир называл супом – Гарав уже познакомился с этим блюдом – готовилось просто. В кипящую воду бросали шматок свиного жира, перетопленного с сухарной крошкой, тёртым вяленым мясом и такой же тёртой сухой зеленью и солью. Когда Гарав увидел шлёпнувшуюся в котелок припахивающую массу – он, хотя и был голоден, усомнился, стоит ли есть. Но суп этот был поразительно вкусным. Впрочем, сейчас он в горло не лез – Гарав заподозрил серьёзно, что нарушил своим навязчивым появлением какие–то планы Эйнора. Что у него эти планы есть и что они серьёзны – сомнений не оставалось.
– Поедем в Форност, – сказал Эйнор, за завтраком ни слова не проронивший. Гараву это название мало что говорило (вроде бы читал в книжке, но он не помнил даже, что это за место). А Фередир даже руки уронил:
– Куда?! – подавился он. – До Раздола четыре дня пути!!! Это же обратно и на север!
– Твое дело – не протереть седло задом, – отрезал Эйнор неожиданно грубо. Фередир пожал плечами:
– Да я–то что. Но что мы будем жрать? Я на такие петли не рассчитывал. И потом, нас же трое теперь.
– Вот именно. И у третьего нет ни коня, ни оружия, ни вещей, – пояснил Эйнор. Фередир всем своим видом показал: да мне–то, как скажешь. Но Гараву удивлённо сказал:
– Запросто могли бы всё купить в Раздоле. Хотя… – оруженосец поморщился. – Может, оно и к лучшему. Не видеть эльфов лишний раз.
– А что, они такие страшные? – Гарав вспомнил посаженного на кол и невольно вздрогнул всем телом.
– Нет, что ты… – Фередир собрал миски. – Коней седлай давай, я помою… Не страшные, красивые, мудрые… А только всё равно…
Он дальше ничего не стал объяснять.
* * *
Обратно ехать было скучно. Хорошо ещё, стоило рассеяться туману, как Эйнор как будто ожил. Мальчишки, вёдшие себя тише воды ниже травы, даже вздрогнули, когда услышали вдруг голос рыцаря – Эйнор пел на каком–то незнакомом и красивом языке. Гарав понял, что это эльфийский.
– Ого, у него настроение хорошее стало, – прошептал Фередир в ухо Гараву. – Слушай, он сейчас будет петь много.
Гарав кивнул.
– Pella hisie, penna meyr
Orenyan iltuvima lar.
Erya tenn' ambarone sundar
Nalye – firie, nwalme, nar.
Tular Valar mi silme fanar.
Meldanya curuntanen tanar.
Minya Vard' elerrile anta;
Miruvore yavanna quanta.
Ulmo – losse earo, yallo
Aule cara vanima canta.
Nesso – lintesse, Vano – helma.
Tula Melkor ar anta melmo.
Erwa na Feanaro hin,
Uner mara voronda nin.
Hlara, melda carmeo aina,
Laurefinda ve laurelin:
U–kenuvalye tenn' ambar–metta.
Hlara enya metima quetta.
Pella hisie, pella nen,
Tira iluvekena hen.
Indis.
Engwa indeo olos.
Nava manina elya men. [36]36
Vinyar Tengwar N26, ноябрь 1992
За туманом, без дома,моей душе не найти покоя.До самых ее проклятых корнейты – смерть, мучение, огонь.Приходят Валар в сияющих обличияхи творят мою любимую своим волшебством.Первой – Варда дарит звездный блеск;нектаром жизни наполняет Йаванна.Ульмо (дарит) пену моря, из которойАуле создает прекрасный облик.От Нессы – резвость. От Ваны – кожа.Приходит Мелькор и дает ей возлюбленного.Одинок сын Феанора;никто не остался верен мне.Слушай, любимая, (плод) святого искусства,златоволосая, как Златое Древо.Я не увижу тебя до конца света.Слушай мое последнее слово.Из–за тумана, из–за водысмотрит всевидящее око.Женщина.Сон больного разума.Да будет благословенным твой путь.
[Закрыть]
– Это песня MacalaurК FКanАro–hino, – сказал Эйнор, закончив. – Не очень весёлая, но у этого великого певца было мало весёлых песен.
– Он был эльф? – спросил Гарав. Эйнор кивнул.
– Нолдо. Сын великого Феанора, сам великий воин и великий певец. Спеть ещё?
– Да! – мальчишки выкрикнули это в один голос. Эйнор засмеялся, но тут же посерьёзнел…
Словно птицы на небе летят облака
Над безмолвной морскою волной…
А когда–то, с поры той минули века,
Белый Град здесь стоял над скалой.
В шуме ветра над морем звучит – «Нуменор!» —
Твое имя осталось в веках…
Но под синей волной скрылись крыши дворцов,
Их колонны рассыпались в прах…
Слишком дорого стоит от смерти уйти —
Не вернулись домой моряки,
Только остров белеет на Дальнем Пути,
И обломки колонн – как клыки… [37]37
Стихи Анариэль Ровен.
[Закрыть]
– Ну что ты поёшь такие грустные? – огорчённо спросил Фередир и чуть пришпорил коня. Эйнор улыбнулся:
– Спой весёлую.
– Ну, не знаю, весёлую или нет, но точно пободрей спою! – задиристо отозвался Фередир. Подбоченился в седле (Гарав поёрзал, теснясь).
– Я искал Границу Бури —
А у бури нет границ…
И с тех пор мой корабль танцует
Под настойчивый ветра свист.
Белой чайкою рвется парус,
Где ты был – там тебя уж нет…
Даже имени не осталось
У осколка древних легенд.
И с тех пор меня мотает
По морям, городам и войнам.
Память льдинкой в ладони тает–
И нет силы крикнуть: «Довольно!»
В многих знаниях – много горя,
Я – воистину Черный Вестник,
Я играю чужой судьбою
С оголтелою бурей вместе!
Фередир присвистнул – без пальцев, но громко – и продолжал:
Но тебя ничто не удержит,
Если ветер – твоя стихия.
Если в сердце живет надежда–
Объяснюсь ей тогда в любви я.
У любви – очертанья бури,
Ну, а буря границ не знает…
Это все, что еще могу я,
Это все, что меня спасает.
Снова поутру – стылый ветер,
Для меня это – просто будни,
И в каком я сегодня веке–
Я узнаю только к полудню.
Я, нашедший Границу Бури,
Что границ не имеет вовсе,
Листопадом в окне любуюсь.
Снова осень, поздняя осень… [38]38
Стихи Алькор.
[Закрыть]
– Спой ты, Гарав, – предложил Фередир, едва умолкнув.
– Я не умею, – покачал головой Гарав. – Совсем. Честно. Слушать люблю и… – он чуть не сказал «…и стихи сочинять», но – не сказал. – И стихи читать.
– И ещё много чего не умеешь, – заметил Эйнор. – Поразительно. Ну ладно, ты потерял память. Но уж тогда бы до конца!!! А то вот как жрать – ты помнишь, но при этом забыл, как седлать коня.
– Я из крестьян, – ответил Гарав «предположительным» тоном. – Коней видел только в запряжке. Может, у нас вообще на быках пашут? Не помню.
– Ну, честно сказать, что ты из просто крестьян – не похоже, – уже без смеха продолжал рыцарь. – Тебя учили владеть мечом, причём учили неплохо. У тебя получается.
– Угу, – буркнул Гарав. – Я заметил, когда с тобой дрался. Неплохо. Просто офигеть как замечательно у меня получалось.
– Это ничего не значит, – ответил Эйнор почти равнодушно, без малейшего хвастовства и не обращая внимания на слово «офигеть». – С мечом в Кардолане меня могут одолеть два человека. И всё… Хотя коней ты, похоже, и правда видел только в запряжке. И практически не умеешь пользоваться щитом.
– Навстречу, – подал голос Фередир, всё это время не перестававший наблюдать за обстановкой.
По тракту навстречу неспешно рысил конный отряд. Впереди скакали два рыцаря, следом – полдесятка оруженосцев, а дальше – десятка три конных латников. Флажки, плащи и накидки воинов украшали острые шестиконечные звёзды Артедайна. Все воины были в полном доспехе – и двойная конная колонна проскочила мимо подавшихся к обочине путников в молчании, лишь головы обоих рыцарей – непокрытые, шлемы держались на луках сёдел – одновременно повернулись к троице путешественников. Гарав запомнил мрачные бледные лица, сильно напоминавшие лицо Эйнора в моменты раздражения – только старше и суровей. Похоже было, что эти люди никогда в жизни не улыбались, а Эйнор умел даже смеяться.
– Скачут к мосту через Буйную, – сказал Фередир, играя поводьями. – Из Эмон Сул.
– Эмон Сул – это развалины на горе? – вспомнил Гарав. Фередир удивился:
– Почему развалины? Это и есть гора. А на ней – сторожевая башня. Кстати, гора наша, кардоланская. Но дозоры там держат вместе с Артедайном.
– С 1356 года, – сказал Эйнор. – До этого было много крови.
– С кем воевали? – поинтересовался Гарав. Эйнор криво усмехнулся:
– Сами с собой… Артедайн, Кардолан и Рудаур сражались из–за Эмон Сул и Палантира на ней.
– Палантира? – Гарав вроде бы слышал это слово.
– Зрячий Камень, изделие самого Феанора, – пояснил Эйнор. Но больше ничего не добавил. Только оглянулся туда, где ещё виднелся среди молодой зелени хвост отряда – и пробормотал: – Хотел бы я знать, почему они торопятся…
Одна из стычек артедайнцев и кардоланцев за Эмон Сул – Ю.Каштанов
Гарав не понял его тревоги. Он, если честно, вообще думал уже о другом.
Те дни, когда он, видимо, шёл больной – сколько их было? – для мальчишки стали водоразделом. Нет, он помнил всю жизнь Пашки. Но не был уверен, что это не сон, вытеснивший какие–то настоящие воспоминания. Скорее всего, он и правда откуда–то из–за Мглистых Гор и почему–то потерял память. А сознание подсунуло взамен на опустевшее место жизнь четырнадцатилетнего мальчишки из странного мира, где есть автомобили и самолёты. Сложный сон – ну и что? В мире, где есть маги и магия, ещё и не такое возможно.
Гарав не успокаивал себя. Он и правда так думал. Не всё время, но часто. Но сейчас – сейчас старался всё–таки понять, какое же его прошлое настоящее?
* * *
На этот раз они въезжали в Пригорье днём.
Гарав просто–напросто извертелся в седле, рассматривая всё вокруг. Когда же перед ними распахнулись ворота, вёдшие в улицу, мальчишка засмеялся и вывернулся особо изощрённо – Азар недовольно фыркнул, а Фередир треснул беспокойного соседа локтем в живот:
– Да что ты как на сковородке?!
– Не, я ничего… – Гарав явно не обиделся. – Это правда Пригорье?!
– Самое настоящее, – буркнул Фередир. – Уже две тыщи лет как Пригорье.
– А Могильники и Вековечный Лес – там? – Гарав указал на запад.
– Какой лес? – не понял Фередир. – Тут везде лес. И нет там никаких могил.
– Как же… – начал Гарав, но замолчал. Ах да, правда!!! Вековечного Леса ещё нет. И Могильников нет – ведь в Могильниках как раз и будут лежать погибшие в войне кардоланцы. В будущей какой–то войне. А что если, и я там тоже буду лежать, вдруг подумал Гарав, и эта мысль не напугала, а показалась забавной.
– Это здесь живёт эта, как её – Ганнель? – вспомнил он. Фередир ответить не успел – ответил Эйнор, ехавший чуть впереди:
– Здесь.
Гарав заткнулся – тон рыцаря был не очень–то приветливым. Ему явно не нравилось, когда имя дамы трепали просто так.
А ну и ладно! Смотреть по сторонам было забавно, хотя Фередир морщился и ёжился – кажется, не получал никакого удовольствия от того, что они с Гаравом едут вдвоём – ни покрасоваться, ни погарцевать; в безлюдье ещё ладно, но тут–то из–за каждого забора смотрят!
Пригорье было похоже на обычную русскую деревню, честное слово! Накатанная улица, уже по–летнему сухая и пыльная. Густая низкая трава на обочинах. Символические плетни, за которыми вовсю цвели – белым и розовым – яблони. Невысокие дома под серыми ровными соломенными крышами (впрочем, кое–где виднелись и черепичные, но не красные, а буроватые). Огородики (а вдали чернели вспаханные и, видимо, только что засеянные поля). Правда, люди не походили на русских. И на Фередира не походили. Они были темноволосые, как Эйнор – но ниже (даже взрослые мужики), кряжистые, крепкие, мужчины – бородатые. Одетые в коричневое, серое, чёрное. У всех на поясах – даже у женщин и мальчишек – ножи. При виде рыцаря пригоряне наклоняли головы – молча, движением не подобострастным, а скорей просто уважительным – и возвращались к своим делам. Бездельничающих не было, только в одном из проулков Гарав мельком заметил группу во что–то играющих детей, совсем клопов. Хм, подумал мальчишка скептически, неужели Эйнор до такой степени демократ, что влюбился в одну из местных девчонок? Насколько он мог заметить, они все были крепкие, здоровые, но на взгляд Гарава – не слишком симпатичные и вряд ли могли понравиться Эйнору… Но потом пришло на ум, что Пригорье – это ведь не только сам посёлок, но и земли вокруг него. Наверняка тут где–то стоит замок, в котором живёт вполне достойная рыцаря пара.
Увидев двухэтажный трактир с вывеской «Гарцующий пони», Гарав полубезумно захихикал, только что не подлетая над седлом. Он поискал взглядом «окна вровень с землёй», но потом вспомнил, что хоббитов тут пока что нету, значит, не для кого и такие номера заводить. Да и второй этаж трактира выглядел совсем новёхоньким, видно, только–только пристроили.
– Ты что, был тут? – спросил Фередир, когда они спешились (и Гарав получил по физиономии брошенными поводьями Фиона – не успел поймать. Эйнор направился в трактир, оруженосцы – к коновязи). – Смотришь, как будто домой вернулся.
– Нет, просто точно слышал про это место, – честно сказал Гарав, захлёстывая повод о бревно. – Хозяина зовут Наркисс?
– Угу, – Фередир несколько раз поцеловал Азара в морду, прежде чем заняться рассёдлываньем. (Конские носы Гараву тоже нравились, но не настолько, чтобы их чмокать, и он просто потрепал Фиона по шее.) Осведомлённость найдёныша Фередира не удивила – «Гарцующий пони» был известен от Голубых гор до Мглистых. – Жаль, что ночевать тут не будем – поедим, запасёмся продуктами и дальше. Но хоть земли будут повеселей.
– А ты в Форносте был? – Гарав поместил седло на специальное крепление, снял потник и внимательно начал осматривать конскую спину.
– Был… подай совок, вон там… ага… Большущий город. Да ты сам увидишь. Жаль только, холмы и горы кругом, не люблю я их.
– Неловко как–то, – буркнул Гарав, снимая узду. – Из–за меня такие крюки.
– Хе, – Фередир насыпал в ясли овёс из стоящих рядом радушно открытых мешков. – Будь уверен, если бы это не ложилось на руку Эйнору – мы бы и дальше тряслись вместе на одном коне… что, моё солнце? Что, мой крылатый? Уууууу… – Фередир снова поцеловал требовательно толкнувшегося ему в плечо Азара. – Что не делает сын Иолфа – всё это не просто так.
