Текст книги "Черный ростовщик"

Автор книги: Олег Мушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Кто-то насмешливо хмыкнул. Матрона взглянула недовольно, но ничего не сказала. Это внешне невинное предложение обычно означало, что она подержит свечу, пока сеньор будет раздеваться. Потом тот, будучи благородным человеком, не откажет девушке в ответной любезности и тоже подержит свечу, пока будет раздеваться она. Ну а потом они вместе задуют свечу, и дальше все будет только на ощупь. Если, конечно, будет.

При иных обстоятельствах так бы оно и было. Девушка была красива и определенно опытна в подобных забавах. Дон Себастьян хоть и пел в детстве в церковном хоре, но это, пожалуй, было единственным, что сближало его с монахами. В конце концов, мир создан для того, чтобы наслаждаться им, а славить Создателя лучше лично, когда придет время предстать перед ним. Любому творцу, будь то художник или поэт, конечно, приятна похвала, но какова ей цена, если хвалитель так и не увидел его творения? Вот и это белокурое творение дон Себастьян с удовольствием бы изучил лично во всех ракурсах, если бы перед его внутренним взором не маячило иное лицо. Обрамленное идеально черными волосами. А, как известно, чертовски сложно соблазнять одну женщину, постоянно думая о другой. Поэтому, вежливо поблагодарив девушку, дон Себастьян с большим сожалением в голосе поведал той, что завтра у него очень тяжелый день и он должен выспаться, а с такой прелестницей, как она, у него это ни за что не получится. Лукавый взгляд из-под ресниц ответил, что это уж точно. Алые губы тем временем уточнили, куда же он собрался? Порт-то закрыт. Или дон Себастьян получил-таки заветное разрешение?

– Нет, лапочка, я завтра должен проводить одного хорошего человека на озеро Валенсия, – ответил Эспада. – Слышала про такое?

Как оказалось, слышала и даже видела. Ничего интересного там нет, так что пусть сеньор возвращается поскорее. Она будет ждать с большим нетерпением. Как залог этого, Миранда торопливо поцеловала дона Себастьяна и тотчас исчезла. Растаяла в полумраке коридора. Дон Себастьян закрыл за ней дверь на засов, прилег на кровать и глубоко задумался.

* * *

В жизни успех часто сопутствует тому, кто пришел первым. Не потому, что тот лучше, умнее или хотя бы сильнее второго, а просто за счет преимущества по времени. Первый пришел, все съел и побежал дальше по своим делам, а второй при всех своих достоинствах остался голодным. Такой логикой и руководствовался падре Доминик, разбудив дона Себастьяна еще до того, как солнце поднялось над местными скалами.

Началось все с осторожного, деликатного постукивания в дверь. Эспада и ухом не повел. Следующая попытка до него достучаться, уже более решительная, так же не возымела никаких последствий. Дон Себастьян, перегруженный впечатлениями и сомнениями вчерашнего дня, задремал только под утро и теперь спал как убитый. Призывы к нему, приглушенные толстой дверью, аналогичным образом остались без ответа. Другой бы вздохнул, примиряясь с очевидным, спустился бы в обеденный зал и позавтракал бы спокойно, ожидая пробуждения благородного идальго, но не таков был падре Доминик.

Где он раздобыл барабан, так и осталось загадкой. Дальнейшее же, напротив, общеизвестно. Заняв позицию под окном – под тем, что выходило на улицу, – он безошибочно выбил сигнал тревоги. «Подъем! Враг рядом! К бою!» Дон Себастьян оделся раньше, чем проснулся. Пробудился он уже в дверях, со шпагой в правой руке и плащом поверх левой. Нахлобученная на голову шляпа сидела кривее, чем обычно, а небрежно брошенный с вечера колет оказался надет шиворот-навыворот. Как тут же выяснилось, Эспада был не единственным постояльцем с военным прошлым. В коридор выскочили еще двое сеньоров, полуголых и вооруженных, а также один безоружный, в длинной ночной сорочке и чепчике с болтающейся впереди кисточкой. Все вместе они смотрелись очень живописно. Миранда, стоявшая у лестницы, звонко расхохоталась и объявила:

– Завтрак сейчас будет, сеньоры.

Не будь падре Доминик духовным лицом, то быть бы ему лицом потерпевшим, а то и вовсе великомучеником. В данном же случае пришлось удовлетвориться извинениями, которые монах тотчас и принес со всей учтивостью.

Умывшись и приведя себя в порядок, сели завтракать. По лукавым взглядам, которые Миранда непрестанно бросала в сторону разбуженных ветеранов, дон Себастьян заподозрил, что идея с побудкой не всецело принадлежала монаху. Впрочем, тот ни словом, ни жестом сообщницу не выдал, правда, и поглядывать в ее сторону избегал. Хотя, быть может, она просто смущала его. Бесхитростная блондинка воспринимала тезис о необходимости возлюбить ближнего своего слишком буквально. Ее любвеобильность волнами изливалась на всех и каждого, впрочем, выделяя дона Себастьяна как первого среди равных.

Падре Доминик был уже в том возрасте, когда на красоток принято только смотреть. Короткие седые волосы обрамляли тонзуру. Идеально белые, без единого темного волоска, они образовывали пушистый ореол. Округлая лоснящаяся физиономия и общая комплекция, тучность которой мало соответствовала бодрости и подвижности падре, недвусмысленно свидетельствовали, что по крайней мере чревоугодие святому отцу не чуждо. Ростом монах был по плечо дону Себастьяну. Белая мантия с черным плащом выглядели далеко не новыми, но чистыми и аккуратными.

– Где вы так барабанить научились, святой отец? – спросил один из ветеранов с длинными пышными усами.

– А я, сын мой, в Новый Свет войсковым капелланом прибыл, – неспешно ответствовал падре Доминик, деловито разбирая руками холодную курицу. – Так что музыку вашу знаю.

– Нашу? – переспросил дон Себастьян. – То есть вы уже не с нами?

Падре Доминик покачал головой.

– Я уже давно оставил эту службу, чтобы всецело посвятить себя обращению индейцев в истинную веру. Приходится поспешать, пока наши славные конкистадоры [26]26
  Конкистадор (исп.) – завоеватель; участник конкисты – завоевания Америки.


[Закрыть]не вытоптали все поле моей деятельности.

– Да уж, – усмехнулся усатый солдат. – Показали мы им на днях, что такое испанская ярость. Деревенек пять с землей сровняли.

– Шесть, – поправил его другой.

– Не, пять. Та, шестая, была походным лагерем. Вы уж простите, падре, что по вашему полю прошлись, но эти мерзавцы напали на испанское поселение.

– Враг должен быть разбит, – спокойно ответил на это падре Доминик. – Но души индейцев нужно спасти.

– Это, конечно, верно, – кивнул тот сеньор, что не так давно красовался в чепчике с кисточкой.

Теперь он был одет как настоящий франт. Один камзол с лентами, манжетами, бантами и самыми настоящими, некрашеными, серебряными пуговицами стоил, наверное, побольше, чем весь гардероб дона Себастьяна. Взглянув на него, и не скажешь, что это – самый обыкновенный артиллерист. Или – если, конечно, верить его вчерашнему бахвальству – пушкарь необыкновенной меткости, но при всей своей несравненной точности не попавший даже в капралы.

– Это верно, – повторил артиллерист. – Но, падре, еретики – они ведь могут, конечно, обратиться в истинную веру, но могут и упереться. А вот когда они надежно заперты в аду, от них уже никакого вреда не приключится.

– Это сейчас, – возразил падре Доминик. – Когда придет время Армагеддона, все нераскаявшиеся грешники встанут в ряды дьявольской армии. Судя по тому, что я вижу вокруг, у него и без того будет немалый численный перевес.

Сказано это было без строгости и назидания, лишь с ноткой затаенной грусти в голосе, но все как-то разом вдруг утратили интерес к вину, до того столь щедро разливаемому по кружкам. Заметив это, монах тотчас произнес тост за грядущие победы над злом – как нынешние малые, так и окончательную всеобщую – на чем завтрак и завершился. Из кухни галеоном выплыла матрона. Выглядела она не так бодро, как Миранда, но держалась по-прежнему властно и уверенно, как и подобает флагману. Доброго утра всем пожелала бесплатно, но деньги за завтрак стребовала сразу. Не грубо, а как-то так между делом, но раскошелиться пришлось всем.

Дон Себастьян и падре Доминик стали собираться. Матрона, вместе с Мирандой убирая со стола, поинтересовалась, не нужно ли им съестных припасов в дорогу. Все-таки до Валенсии даже по прямой будет двадцать лиг, а тем извивам, что выписывали местные пути сообщения, любая змея позавидовала бы, так что не меньше двадцати пяти выйдет.

– Двадцать семь с половиной, – со вздохом уточнил падре Доминик. – Долог путь к трудам праведным, и благословен будет тот, кто на этом пути протянет идущему руку помощи.

Руку помощи матрона протянула им не бескорыстно, но и лишнего не взяла. Если бы дон Себастьян покупал то же самое в лавках Старого Света, то заплатил бы раза в полтора, а то и вдвое дороже. Миранда украдкой, но так, чтобы Эспада заметил, сунула ему в дорожную сумку фляжку с вином, заговорщицки при этом подмигнув. Дон Себастьян не остался в долгу и, забирая сумки, вложил в ее маленькую ладошку монету. Девушка задержала ладошку в его руке – ровно настолько, чтобы дон Себастьян усомнился в том, что ему столь уж необходимо продолжить путешествие, – и только потом мягко ее отняла.

– Кстати, сеньоры, – осведомился тем временем у солдат падре Доминик. – Вы ведь там недавно проходили. Дорога до ручьев по-прежнему разбита?

– Ну а кто ее будет ремонтировать? – хмыкнул усатый солдат. – И, кстати, не стоит обольщаться нашим недавним успехом. Там по-прежнему не вполне безопасно. И до, и после.

– Дон Себастьян бесстрашен как лев и вооружен целым арсеналом, – игриво ответила за него Миранда и лукаво добавила: – Остановить такого воина может только женщина.

– Такая, как ты? – усмехнулся артиллерист.

– Именно, – гордо ответила Миранда, принимая вызывающую позу.

И столь чертовски соблазнительно она выглядела в этот момент, что каждому из присутствующих тут же захотелось взять штурмом эту цитадель. Кроме, разве что, падре да матроны, которая небрежно сунула девушке в руку стопку тарелок и велела унести их на кухню. Эспада, чтобы отвлечься от мыслей о прелестях Миранды, спросил: что там вообще за дорога? Голоса разделились. Солдаты считали, что до ручьев, то есть до того места, где многочисленные ручьи отмечают начало подъема местности, это вообще не дорога. Миранда же, высунувшись из дверей кухни, напротив, описала те края как рай земной, цветущий и благоухающий.

– Цветущий – это да, – признал усатый солдат. – Но пахнет там обычно неприятностями. Потому и рекомендую весь свой арсенал держать под рукой.

– А как же указ, который запрещает огнестрельное оружие? – спросил Эспада.

– За указ, сеньор, вы будете отвечать перед альгвасилами, – спокойно ответил солдат. – А за беспечность – перед самим Господом.

Эспада хмыкнул и поинтересовался, где в таком случае можно пополнить запас пуль и пороха. Как оказалось, невзирая на указ, проблем с этим не было. Усатый солдат присоветовал лавку при местном гарнизоне. Дожди заливали Каракас регулярно, а не все торговцы знали, как правильно сберечь порох от сырости. Военным же можно было доверять смело.

– Кстати сказать, мы как раз идем в гарнизон, так что нам по пути.

Внутренний голос шепнул было Эспаде, что в деле, где замешаны большие деньги, следовало бы быть очень разборчивым в выборе попутчиков, но дон Себастьян тут же успокоил сам себя. С таким же успехом можно заподозрить Миранду, которая нисколько не скрывала своего желания задержать рядом с собой благородного идальго. Или нищего, что, похоже, решил поселиться под пальмой напротив окна его комнаты. По крайней мере утром он все еще был там. Дремал, завернувшись в свой плащ, и ничем не выказывал желания разбогатеть незаконным путем.

О лошадях падре Доминик позаботился заранее. Точнее, о паре смирных старых лошадок, продремавших все то время, что дон Себастьян провел в их обществе. Они дремали стоя, дремали на ходу и даже сено жевали не выходя из дремы. Солдаты путешествовали пешком – благо до форта, где базировался гарнизон, было меньше лиги – и вполне могли дать фору этим скакунам. Артиллерист, не сходя с крыльца, пожелал им счастливого пути и отправился, по его собственному определению, досматривать сон. Миранда, тоже выскочившая проводить гостей, больше пеклась об их скорейшем возвращении, но матрона быстро нашла ей неотложную работу. Нищий под пальмой приоткрыл один глаз, сонно глянул на уходящую компанию, перевернулся на другой бок и снова захрапел.

Погода была ветреной и пасмурной, но дождя не было. Эспада, вняв доброму совету, держал пистолет под рукой, укрыв его от непогоды и чужих взоров плащом. С солдатами они расстались у ворот форта – настоящей серой крепости, еще хранившей следы прошлогоднего штурма. Расстались, кстати сказать, вполне мирно и даже по-дружески, так что внутренний голос получил легкий нагоняй за ложную тревогу. От форта дон Себастьян и падре проследовали по изогнутой подковой дороге, что огибала город, перебрались через мостик – настолько гнилой, что держался он исключительно милостью Господней, – и выехали на развилку.

Слева, у въезда в город, серой громадой высился круглый бастион с узкими бойницами. Несколько солдат, расположившись на травке, только-только приступили к завтраку. Еще один с мушкетом стоял чуть поодаль и наблюдал за дорогой. Точнее, за теми, кто по ней проезжал. Деревья и кустарник вокруг бастиона были вырублены подчистую, но справа от развилки начинались настоящие джунгли. Дорога к озеру Валенсия выглядела не более чем просекой в этих зарослях. Размытая дождями, разбитая телегами и засохшая под жарким солнцем, она являла собой очень удручающее зрелище. Ползучие растения, не довольствуясь зарослями по обе стороны, вытягивали свои длинные ветки над ней и по ней. Впрочем, запах акаций, разбавленный еще каким-то терпким ароматом, был даже по-своему приятный. Лошадки, сонно поглядывая себе под ноги, осторожно ступали по этим буеракам.

– Значит, двадцать с лишним лиг по таким колдобинам? – вздохнул дон Себастьян. – Это хуже, чем я ожидал.

– Да нет, такой она будет лиг пять, не больше, – заверил его монах, понукая лошадку, которая никак не хотела прибавить шагу и начала слегка отставать. – Тут переселенцы недавно прошли – двинули куда-то в глубь материка. Вышли из Каракаса сразу после дождей, земля сырая была, ну вот и размесили дорогу своими повозками. А потом все засохло. Дальше-то, у ручьев, караван свернул, да и дорога там каменистая. А тут придется ждать следующих ливней. Землю опять размоет, все это растечется, и будет снова ровнехонько. Можно было бы, конечно, рабочих отрядить и все поправить, но наш губернатор – человек в определенном смысле очень экономный.

Эспада улыбнулся, оценив тактичность священника. Сам бы он охарактеризовал эту черту совсем иным словом. С дона Луиса его мысли перетекли на события вчерашнего вечера. Визит к губернатору, прекрасная незнакомка, столь упорно не желающая познакомиться, инквизиторы. Воспоминания о незнакомке были самыми яркими, а об инквизиторах – самыми тревожными.

– А скажите, падре, – начал Эспада. – Вчера, после того как я пообщался с губернатором, ко мне приходили двое ваших братьев по ордену. Так толком и не сказали, зачем приходили, но про вас говорили, и про губернатора тоже. Это как-то связано с нашей поездкой?

Падре Доминик пожал плечами.

– Инквизиторы или иные братья?

– Инквизиторы.

– Тогда, полагаю, это в первую очередь касалось губернатора, а уж потом меня.

Эспада склонил голову, проезжая под низко висящей веткой, снова выпрямился, поправил шляпу и продолжил:

– Вы, как я понимаю, не слишком ладили с доном Луисом. По крайней мере мне показалось, что губернатор был очень рад вашему отъезду. Или он так за души аборигенов радовался?

– Вполне возможно, что и за них тоже, – с улыбкой дипломатично отозвался падре Доминик. – Он, как я уже говорил, в некоторых вопросах не в меру экономен. А в других, обычно касающихся его персоны, напротив, расточителен. Что же до моих с ним отношений… Видите ли, уже поболее, чем два десятка лет назад, за грехи наши сильное землетрясение разрушило город. Господь так прогневался, что не пощадил даже собор, что воздвигли первые поселенцы в его честь. Он до сих пор лежит в руинах. Чтобы воздвигнуть новый, необходимы солидные средства, а изыскать их оказалось не так-то просто.

– Насколько я понимаю, вы обращались к дону Луису за помощью в этом деле? – уточнил Эспада, уже заранее угадав ответ.

– Да. И неоднократно. Но каждый раз получал отказ: дескать, в городской казне недостаточно средств, чтобы позволить себе подобное богоугодное дело. – Тут падре недовольно фыркнул, точь-в-точь как его лошадка незадолго до этого. – А откуда им там взяться, если наш губернатор вечно путает казну со своим карманом?!

– Дело, конечно, нехорошее, но вряд ли это заинтересовало бы инквизиторов, – заметил Эспада. – Если карать за казнокрадство, в стране не останется чиновников. Хотя, может быть, это было бы к лучшему.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул падре. – А что до губернатора, то мало ли какие еще за ним грехи водятся. Он ведь у нас дон Луис Сармиенто, сеньор.

На фамилии монах сделал четкий акцент. Эспада на несколько секунд задумался и только потом сообразил. Фамилия Сармиенто дословно означала «виноградная лоза», а «растительные» фамилии были зарезервированы Святейшей Инквизицией за новохристианами. С учетом общей длины фамилии, из другой веры в христианство перешел не сам дон Луис Сармиенто де лас Пеньяс и Кональбар, а как минимум его дед, а то и прадед, но инквизиторы, когда им это было нужно, копали и до седьмого колена. Должно быть, чем-то досадил им губернатор. Чем именно, Эспада так и не успел поинтересоваться.

Его ноздрей коснулся неприятный запах. Он не был каким-то особенно мерзким или зловонным, но пах серьезными неприятностями. То был запах тлеющего фитиля. И даже, пожалуй, не одного. На пистолетах уже давно прижились новые замки – где колесцовые, а где и совсем новенькие кремневые – а вот мушкетеры хранили верность старому испытанному запалу. Неповоротливое военное ведомство, едва успевавшее снабжать новым оружием королевские войска, всячески эту верность стимулировало. А уж тем, кто вооружался не в государственных арсеналах, еще долго предстояло дуть на фитили.

Чем они в тот момент и занимались. Эспада нахмурился. Едва проехали пару лиг, и вот уже пожалуйста – началось. Причем сразу по-серьезному. Шпагой можно напугать, пригрозить, а вот несколько мушкетов заряжают только для того, чтобы убить. Произойти это, скорее всего, должно было шагов так на сотню дальше. Там дорога делала поворот, огибая толстенное – в обхвате ничуть не меньше бастиона у въезда в город – дерево. В его ветвях можно было упрятать целый взвод стрелков, но, скорее, те засели в кустарнике справа от дороги. Подходящее место.

– А что, падре, не отдохнуть ли нам? – громко спросил Эспада, останавливая лошадку.

Та понурила морду чуть больше, чем обычно, и застыла. Падре Доминик удивленно взглянул на своего спутника.

– Не рано ли отдыхать, дон Себастьян?

– Потом не получится, – уже тише ответил Эспада. – Впереди – засада.

– И вы думаете, что те, впереди, поднимут руку на святого отца?

Дон Себастьян спрыгнул с лошади и взял обеих под уздцы. Слева от него кустарник был погуще, зато справа за деревьями виднелся серый излом скалы. Неплохое укрытие от пуль. Эспада повел лошадей направо.

– Думаю, поднимут, и не только руку, – сказал он. – Как полагаете, по этим зарослям проехать можно?

– Не спеша – можно, – сообщил падре. – Но лучше все-таки по дороге. Я нисколько не сомневаюсь в вашем профессиональном чутье, но, быть может, нам все-таки удастся проехать мирно?

– Я попробую разведать обстановку, а вы пока уведите лошадок вон к той скале. – Эспада указал на видневшуюся впереди серую стену и добавил, видя, что священник открыл уже было рот, чтобы возразить. – И не спорьте, пожалуйста, сейчас на это нет времени.

– Я только хотел сказать, что там, у скалы, болото, и разумнее будет взять левее.

Дон Себастьян коротко кивнул в знак согласия, сбросил на лошадку плащ, вынул шпагу, поправил шляпу и нырнул в просвет между двух пышно разросшихся кустарников. Солнце, выглянув из-за туч, щедро заливало заросли своим светом. Под ногами журчал тоненький ручеек. Этот лес оказался куда более густым, чем в Старом Свете, а двигаться следовало одновременно быстро и осторожно.

Эту науку Эспада постигал на собственном опыте, когда ему еще двадцати лет не исполнилось. В качестве учителей выступали испанские и французские пехотинцы. Первые были товарищами по оружию, вторых следовало тихо зарезать на посту, не позволив им сделать это с тобой. Наказанием за плохо выученный урок был град пуль, а то и ядер с вражеских позиций. То, что дон Себастьян до сих пор оставался в живых, позволяло в известной степени считать его примерным или хотя бы удачливым учеником.

Сапоги бесшумно касались земли, ни одна ветка не хрустнула под ногой, ни одна не закачалась над головой. Где бегом, а где и ползком, Эспада быстро добрался до цели и застыл, прижавшись к теплой коре дерева. Враг должен был быть где-то рядом. Взгляд тщательно обшаривал заросли, ноздри ловили запах фитилей, а уши реагировали на малейший звук. Сам же дон Себастьян пребывал в полной неподвижности. Даже головой не крутил. Как прижался щекой к стволу, так с того момента двигались только зрачки.

Первыми врагов обнаружили уши. Те умело укрылись в зарослях, но, не подозревая, что сами уже стали дичью, шепотом переговаривались. Не забывая при этом, конечно, посматривать вперед, но разговор, отвлекая, застилает взгляд.

– Заметил он нас, – просипел по-испански голос. – Какой там отдых к чертям собачьим?

– Да как он мог заметить? – ответил ему хриплый, с шепелявым акцентом, выдававший в его обладателе португальца. – Ребята из кустов носа не казали.

– Как-как, – недовольно отозвался сиплый. – Сказано же было, из наших он, из пехотных. Вот фитили и учуял. Ветер-то к нему дует. Говорил я, в ножи их брать надо было.

– В ножи, – фыркнул португалец. – Позавчера его Дианкины ребята брали в ножи. А вчера она новых вербовала. Стрелять надо.

Эспада едва заметно, одними уголками губ, позволил себе улыбнуться. Значит, если никто тут ничего не напутал, прекрасную незнакомку звали Диана. Чудесное имя. А эти, стало быть, задумали убийство. Вот это уже плохо.

– Ладно, нечего больше ждать, – прошептал сиплый. – Назад они вряд ли сразу повернули, дорогу тоже не пересекали, значит, пошли в обход, вдоль скал. Поднимай ребят.

Португалец не ответил, но Эспада почувствовал, что тот кивнул. Эти двое были почти рядом, за пышным кустом, украшенным множеством мелких бело-золотистых цветов. Некоторые уже отцвели и пожухли, другие еще выступали в полном блеске. Точнее, пряталась парочка не за, а в самом кусте, судя по тому, как мелко задрожали веточки, когда португалец начал выбираться назад.

Смена на посту – удачное время для визита. Один еще не смотрел по сторонам, а второй уже не смотрел. Учитывая же, что направление они угадали правильно, разойтись тихо, по-дружески, все равно никак не получилось бы. Дав небольшую фору уходящему, Эспада сделал шаг вперед. Он так плавно передвинулся, будто перетек от одного дерева к другому, которое прикрывало с фланга спрятавшихся в кустах наблюдателей, но оно же ограничивало обзор сбоку.

Считается, что резать часовых лучше подобравшись к ним сзади. В этом, разумеется, есть свои плюсы, но имеются и минусы. На обход сзади нужно время, каждая секунда которого наполнена риском ошибки, а за ошибки в таком деле приходится расплачиваться своей головой. Или же перерезанным горлом, если позади часового укрылся секрет. Те тоже любили резать сзади.

Эспада придвинулся сбоку. В этот момент сидящий в кустах повернул голову. Толстое, круглое лицо с черными обвисшими усами показалось меж ветвей. Карие глаза расширились, увидев неприятеля в такой опасной близости. Рот открылся, демонстрируя отсутствие едва ли не трети всех положенных человеку зубов. Шпага коброй метнулась вперед, прошила серый стоячий воротник и нашла за ним горло. Послышалось тихое бульканье, карие глаза остекленели, и человек медленно завалился вперед. Эспада подстраховал его шпагой, для большей плавности оседания.

Уползавший на карачках португалец мог бы этого и не заметить, но, должно быть, что-то почуял.

– Что там, Педро? – послышался его хриплый шепот.

Тишина в ответ яснее ясного сообщила, что лейтенант испанской пехоты совершил-таки ошибку.

Дальше действие разворачивалось очень быстро. Эспада выхватил пистолет и выстрелил на голос. Протяжный вопль показал, что он не промахнулся, но и записывать второй труп на свой счет ему было еще рано.

В следующую секунду в кустах у дороги поднялся переполох, а Эспада помчался прочь, лавируя между деревьями. Грозно бухнул мушкетный выстрел. Пуля сбила листья где-то слева. Эспада взял чуть правее. Очень своевременно. Следующая пуля расплющилась о дерево совсем рядом с ним. Выстрелы гремели один за другим. За спиной раздавались крики преследователей. Потеряв дона Себастьяна из виду, они ориентировались по его следам.

Услышав впереди легкое ржание, Эспада рванулся туда.

– Падре…

Но это был не монах. Их было пятеро. Высокий, невероятно худой идальго во всем черном сидел верхом на черном скакуне. Его бледная кожа больше подошла бы выходцу с того света и уж точно не могла принадлежать тому, кто вырос под здешним солнцем. На левой руке, в опять же черной перчатке, блистал массивный золотой перстень. Четверо других, что полукругом выстроились справа от этого идальго, сошли бы за своих в любом разбойничьем притоне. Заношенные потертые штаны и рубахи, видавшие виды куртки – у двоих из-под них выглядывали кожаные нагрудники – надвинутые на глаза шляпы и целый арсенал на поясе. Шпаги, ножи, пистолеты.

Все пятеро напряженно вслушивались в поднявшийся тарарам. Эспада подумал было, что нашел помощь, но тут верховой увидел его, воскликнул:

– Это он!

И сразу ударил сверху шпагой. Эспада рефлекторно отразил удар и в ответ хлестнул клинком коня. Тот отпрянул, загородив дона Себастьяна от остальных четверых. Ненадолго, конечно, но Эспада тоже не мешкал. Получив столь наглядное доказательство, что ему здесь не рады, он не стал здесь задерживаться и припустил прочь. Грохнувший вслед ему пистолетный выстрел привлек внимание тех, первых разбойников.

– Сюда! – послышалось оттуда.

Эспада бесшумно отбежал в сторону. Бандиты устремились навстречу друг другу и вскоре встретились. Послышались крики, ругань, звон стали и редкие выстрелы. Встреча вышла явно недружественной. Дон Себастьян усмехнулся, огляделся по сторонам и поспешил в сторону скал. Звон стали и короткий вскрик справа привлекли его внимание. Наученный недавним опытом, он замер на месте, а лишь потом аккуратно выглянул из-за деревьев. На небольшой полянке двое скрестили шпаги. Третий привалился к дереву, зажимая обеими руками рану в боку. Решив, что здесь его присутствие излишне, Эспада быстро направился дальше, пока его не остановил громкий шепот:

– Дон Себастьян.

Падре стоял у покосившегося ствола гуавы [27]27
  Гуава– дерево семейства миртовых.


[Закрыть]укрытый ее раскидистой кроной. В высоту дерево было едва ли в два роста священника – который, в свою очередь, составлял всего две вары [28]28
  Вара– старинная испанская мера длины, равная 83,59 сантиметра.


[Закрыть]даже вместе с башмаками и капюшоном, – а ветви раскинуло вары на три в каждую сторону. Монах погладил по морде фыркнувшую лошадку и вывел обеих из-под ветвей.

– Простите, падре, мирно тут проехать не получится, – подытожил Эспада результаты разведки.

– Да, я это уже понял, – вздохнул монах.

Шальная пуля, просвистев над ними, срезала лист с пальмы, и тот спланировал на круп одной из лошадок. Та мелко вздрогнула, но головы не подняла.

– Это уже в нас стреляли? – спокойно осведомился падре Доминик.

– Вряд ли, – отмахнулся Эспада. – Слишком высоко. Они там между собой отношения выясняют. Делят ваш кошелек, падре. Ну а нам бы лучше тут не задерживаться. Надеюсь, эти лошадки смогут показать достойную скорость.

– Боюсь, в этих зарослях пешком и то быстрее.

Эспада недовольно хмыкнул и огляделся. Местами заросли действительно были густыми, но проехать наверняка можно. Тот-то, в черном, как-то сумел заехать верхом.

– Поверьте, дон Себастьян, я знаю эти края.

– А пройдете ли вы их? До озера не близко.

– Пройду, – уверенно ответил падре.

В отдалении послышались голоса. Медлить дальше стало просто опасно. Эспада набросил на себя плащ и перекинул через плечо сумки. Падре выпустил поводья и на прощание похлопал лошадок по крупу.

– Ну, ступайте домой. Ступайте.

Те, не поднимая головы, неуверенно сделали пару шагов, убедились, что именно этого от них и ждут, и неспешно затрусили в сторону Каракаса. Падре Доминик и Эспада зашагали в другую сторону. Дорогу выбирал монах. Эспада только приглядывал, чтобы удобный путь, проложенный природой, не портили своим присутствием люди. Заросли то расступались, открывая широкие прогалины, то вставали сплошной темно-зеленой стеной. Падре Доминик, всякий раз почесав затылок через капюшон, сворачивал и вскоре находил пусть узенький и кривой, но проход.

Пару раз им попадались рукотворные просеки. Одна – совсем свежая, другая уже начала зарастать по новой. Было большое искушение воспользоваться шпагой, чтобы расчистить путь, но Эспада решил без крайней на то необходимости этого не делать, не желая оставлять преследователям столь четкий след. То тут, то там раздавались крики и гремели выстрелы. Когда эти звуки приближались, дон Себастьян трогал монаха за плечо, и тот послушно замирал, пока не получал сигнала следовать дальше.

Как-то раз преследователи прошли буквально на расстоянии вытянутой руки. Крайний из них – широкоплечий кряжистый мужчина в сером колете на голое тело – яростно орудовал саблей, перерубая толстые стебли на своем пути и одновременно отмахиваясь от докучавших насекомых. Поверни он голову – и увидел бы тех, за кем гнался. Правда, этот поворот головы закончился бы для разбойника ударом шпаги в бок, но с ним было еще человек восемь. Эспада застыл с занесенной шпагой и не пошевелился до тех пор, пока спина разбойника не скрылась из виду.

– Давайте возьмем правее, падре, – предложил дон Себастьян шепотом.

– Там болото, – возразил монах. – Уже здесь земля слишком сырая, можем завязнуть.

– Тогда привал десять минут, и пойдем за ними.

Позади лежало дерево. Толстый ствол оброс мхом, ветви и корни опутали лианы. Когда-то не так давно лесной исполин проиграл битву с природой, был повален и пленен и теперь гнил в тени папоротника. Падре внимательно заглянул за него и под него и только тогда сел. Эспада сбросил сумки и опустился рядом. Стянув шляпу, он отер ею вспотевший лоб и вздохнул. Солнце окончательно отвоевало небо у туч и теперь без помех изливало тепло вниз, на землю. Птицы приветствовали это громким пением. Где-то в стороне журчал ручеек. Эспада сразу захотел пить. В сумках были две фляги, с водой и вином, но тратить припасы, когда дело обернулось такими неприятностями, следовало рационально.