Текст книги "Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса"

Автор книги: Олег Евсеев

Соавторы: Светлана Шиловская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Разбудили меня непонятные сперва звуки – спросонья показалось, что в первый этаж усадьбы пробрался наглый огромный хряк и, изъясняясь почему-то на чистейшем русском языке, перемежает вежливую речь обыкновенным свинским хрюканьем. «Очень рад… хрюк-хрюк… позвольте… хрюк… это ужасно… хрюк-хрюк… спасибо, не откажусь… хрюк…» Перевернувшись на другой бок, я нехотя стал припоминать, к чему может присниться такая нелепица, но так ничего и не вспомнил. Голоса снизу тем временем становились все отчетливее; я приподнялся и, вслушавшись, понял, что хряк вполне реален, как реальны доносившиеся из залы знакомые интонации Аркадия Матвеевича и Авдотьи Михайловны. Так как предположение о внезапном прибытии в Медынское гастролирующего цирка-шапито с говорящей свиньей в качестве гвоздя программы я отмел сразу, оставалось последнее – вероятнее всего, появился еще один гость, и почти наверняка это – господин Юрлов.

Потянувшись как следует, я вскочил с постели, умылся, небрежно накинул на новую белую сорочку мундир и спустился вниз. Никакого хряка, конечно, не было, вместо него за столом в компании князя и его супруги сидел накрытый шотландским клетчатым пледом, так что из него торчала только округлая взъерошенная голова, мужчина лет шестидесяти и беспрестанно чихал. По всей видимости, это его носовые звуки я и принял за хрюкание. Несмотря на красное лицо и болезненный вид, мужчина тем не менее улыбался и весьма-весьма благосклонно взирал на меня, прихлебывая дымящийся чай и черпая ложечкой малиновое варенье.

– Познакомьтесь, Михайло Яковлевич, племянник мой, Павел, сын покойной сестрицы, – любезно представил меня Аркадий Матвеевич.

– Крайне приятно… чхай!.. Извините, руки не подам, князь раздел меня до исподнего… Промок, знаете ли, пока к вам добрался… – благодушно кивнул мне Юрлов.

Я тоже ласково кивнул веселому старичку и присел рядышком, намереваясь позавтракать и посмотреть за реакцией на появление бывшего судебного следователя остальных обитателей второго этажа.

Глава четвертая, в которой все действующие лица собираются вместе

Увы, но моим ожиданиям не суждено было сбыться – испив три чашки крепчайшего чаю, Юрлов извинился и попросил князя указать ему покои, в которых он смог бы немного отдохнуть после измотавшего его ночного вояжа на крупе лошади Силантия. Оказывается, старик, совершенно не умевший ездить верхом, уселся позади лихого мужика, уцепившись за него, и таким манером под проливным дождем, укрытый какой-то попоной, проделал весь путь до Медынского. Понятно, что такое испытание оказалось слишком серьезным для его почтенного возраста. Несколько разочарованный отложившимся собранием, я позавтракал с бледной, невыспавшейся Дашей и с преисполненной решимости как можно быстрее разобраться со вчерашним кошмаром Авдотьей Михайловной и вышел на веранду. Дождь стал несколько слабее, но это выражалось всего лишь в том, что вместо давешнего потопа вода лилась умеренным потоком с ровным звуком «ш-ш-ш», не давая ни малейшей надежды хоть на какой-нибудь просвет. Вдалеке, сквозь серую пелену, виднелась малюсенькая фигурка мужичка, лихорадочно скидывавшего вилами сено из хилой копёнки в телегу, запряженную понурой тощей лошаденкой.

– Никак Михайло Яковлевич пожаловали? – поинтересовался у меня за спиной голос Скальцова. Он стоял, одетый в явно великоватый для его роста стеганый халат князя, и с видимым наслаждением, причмокивая, отпивал из чашки кофе, распространяя вокруг себя терпкий, уютный аромат. – А я было думал, что не поедет.

– Думали? Или надеялись? – уколол я Сергея Диомидовича, прозрачно намекая на двусмысленность нашего с ним положения.

– Вы, сударь, все меня, старика, обидеть за что-то хотите, – вздохнул Скальдов, – а не получится! Во-первых, и не такие мамонты зубы об меня ломали-ломали да и руками махнули. А во-вторых, у вас и самих-то положение хуже архиерейского: дамочку-то вы нашли, а зачем к ней подались в темноте – непонятно! Сами понимаете, девчонке по горлышку резануть – много времени не надо, а то, что слова она там какие-то вам сказала, так это домыслы ваши!

– Полноте, Сергей Диомидович, – в тон ему ответил я, следя за реакцией неприятного мне человека. – Это у вас наличность-то вся в пуху, про ваши шалости с младыми наядами в городе разве что глухие не слыхали. Да что в городе, на всю губернию прославились! Может, взыграло ретивое? Видел я, как вы посматривали на девчонку! А кстати, дело-то ваше с купеческой дочкой уж не Юрлов ли вел?

– Хо-хо, – неопределенно высказался Скальдов и с тою же улыбкой покинул веранду, заставив меня внутренне ликовать.

Кстати, во многом он был прав! Черт меня дернул вообще выходить из дома! Хорошо еще хватило ума не смалодушничать и сообщить всем о происшедшем, хоть бы и навлекши на себя неизбежные подозрения в том, чего не совершал. Поразмышляв, я понял, что, как ни прискорбно для меня, тяжесть сомнений в своей невиновности мне придется на равных делить с Кубацким, Скальцовым и отцом Ксенофонтом. Имея желание по какой-нибудь причине убить несчастную, я бы вполне мог это сделать за то время, что выходил проветриться, и, увы, никак не смогу опровергнуть обвинения, буде они появятся в голове Юрлова. Вспомнив, что причиною моей прогулки было желание кузины непременно исполнить проклятую занудную арию для своего сомнительного жениха, я с горькой иронией усмехнулся: вот уж поистине забавную штуку выкинула со мною великая сила искусства!

Докурив, я поднялся к себе в комнату и, взявшись от нечего делать за томик Карамзина, незаметно для себя задремал над хитросплетениями бесконечных междоусобиц многочисленных русских князей. Из всей отечественной истории я с симпатией отношусь лишь к веку восемнадцатому – там как-то все понятно и, я бы сказал, не без курьезов, все же, что происходило ранее, на меня неизбежно действует как отменное снотворное.

Сон мой длился около трех часов – вы не поверите, насколько хорошо спится в деревне под дождь, один только шуршащий монотонный звук заставляет ваши глаза сомкнуться, а организм – погрузиться в сладостные объятия старика Морфея. Поднявшись, я разгладил перед зеркалом несколько смятую подушкой щеку и отправился в залу, заранее предвкушая радостную встречу Юрлова со Скальцовым.

Внизу будто бы ничего не изменилось со вчерашнего дня: на стол было накрыто так же обильно, люди были те же самые. Различие заключалось в несколько унылых физиономиях собравшихся, совсем уж убитом виде Шмиля и, собственно, в присутствии нового лица.

Михаил Яковлевич Юрлов был облачен в немного потертый вицмундир и в несколько оборотов намотанный на шею вязаный шарф, выглядя, таким образом, довольно комично и не строго. В момент моего появления он как раз досказывал что-то, очевидно, историю своего приезда в Медынское.

– …совершеннейший зверь, господа, вы бы его видели! – с аппетитом вкушая яичницу, несколько простуженным голосом юмористически живописал Юрлов. – Поедемте, говорит, господин Юрлов, беда случилась. Я ему и говорю, мол, голубчик, я не врач, а от дел уж год как отошел, ступай, братец, с богом! А он мне – делайте что хотите, барин, а без вас не поеду, а сам все на меня эдак надвигается как скала. В общем, повязался он кушаком, меня какой-то рогожею накрыл, как собаку, на забор усадил позади себя и велел держаться за кушак. А что по дороге-то творилось, не приведи Господь! Я, господа, седьмой десяток на свете живу, а подобного со мной никогда не случалось… чхай! Пардон!

Я, небрежно кивнув всем, кого сегодня еще не имел удовольствия лицезреть, уселся за стол, указал слуге, чтобы налил мне ухи, и с удовольствием плеснул в рюмку водки.

– Нуте-с, господа, теперь, когда все здесь, может быть, вы позволите мне приступить к тому, зачем меня, собственно, пригласили? – с некоторой даже робостью спросил Юрлов. ~ Надеюсь, вы понимаете, что никакого удовольствия сие мне не доставит, а прибыл я, только внимая просьбе и, скажем так, неловкой ситуации, в которой оказался добрый мой сосед князь Аркадий Матвеевич. Следствие проведем, так сказать, частным порядком, а как распогодится, известим полицию. Гости-то они более неприятные, нежели я, а потому, если им свои выводы преподнести, они и вас надолго не задержат!

– Да-да, господа, я бы попросил всех быть пооткровеннее с Михайлой Яковлевичем, ибо мы все сейчас кровно заинтересованы в… – неожиданно замялся Аркадий Матвеевич.

– В чем же? – иронично осведомился Кубацкий.

– В торжестве истины, господин мой хороший, – ласково подсказал ему Юрлов. – Убийца-то сейчас посреди нас находится. Мы пока что не знаем, для чего он сотворил такое, а узнать, кто и для чего, – надо: а ну как злоумышленник не ограничится одной жертвой? Что тогда?

Скальцов на эти слова презрительно фыркнул, обратив на себя внимание ласкового Михайлы Яковлевича:

– Али ты, Сергей Диомидович, иначе мыслишь?

– Да какая, Михайло Яковлевич, тебе разница, что я мыслю? – отворотившись от Юрлова, отвечал тот. – А мыслю я, собственно, так: глупости все это и ни к чему! Анну наверняка пришлые убили, их и искать надобно. Ну что ж ты думаешь, в самом деле, что это я девицу-то зарезал или там Вадим Викентьевич? Глупость-то, господи, какая!

– Глупость не глупость, а разобраться надо, – мягко сказал Юрлов, со вздохом доедая яичницу. – Княгинюшка, попроси еще яишенки сделать, страсть как люблю ее, голубу! Мясцо-то я, грешник, есть и вовсе перестал – нехорошо это, животинушек-то кушать, а яишню весьма уважаю.

– Может быть, уже начнем? – нетерпеливо дернул тонкой бровью Кубацкий. – Я с удовольствием при других обстоятельствах выслушал бы рассказ о ваших гастрономических пристрастиях, но, поверьте, каждый лишний день пребывания в гостях у уважаемого Аркадия Матвеевича стоит мне потери баснословных денег!

– Воля ваша, сударь, – кротко молвил Юрлов, ковыряя в пустой тарелке остатки квашеной капусты. – Начнем, пожалуй. Кто из вас, господа, может сказать мне, когда видел в последний раз Анну Шмиль живой? – И внезапно строго обвел всех сидящим за столом взглядом.

– О господи! – всхлипнул управляющий, приложив к запавшим глазам засморканный платок

– Простите, ради бога, что затрагиваю отцовские чувства столь печальным образом, – учтиво извинился Юрлов. – Сам отец, знаю, каково детушек терять… О-хо-хо, деточки, деточки! – вздохнул он и, выдержав паузу, снова обратился к нам: – Итак, кто?

– Может быть, я? – с необычной для его комплекции и внешности нерешительностью спросил отец Ксенофонт. – Где-то, если не ошибаюсь, в четвертом часу я стоял у окна… вместе с господином Скальцовым и видел, как покойная бежала куда-то по двору, накрывшись какой-то тряпицей… Более я ее не видел.

– Подтверждаете, Сергей Диомидович? Было такое? – немного насмешливо спросил Юрлов.

– Ну, было… – раздраженно огрызнулся Скальцов. – Какая разница – было не было… Да, вроде бы, все так! Я тоже тогда видел ее в последний раз.

– Присоединяюсь, – согласился и я. – Я, правда, у окна не стоял, а сидел вон в том кресле, но Анну, действительно, видел.

– Я и того раньше, – шмыгнул носом Шмиль. – Что-то около двух часов дня. Звал ее сюда, но она, как всегда, отказалась, а я, старый дурак, не стал настаивать… Она у меня такая… была… – И разразился беззвучными рыданиями.

Остальные подтвердили, что если и видели вчера несчастную Анну, то еще раньше старика Шмиля, либо, как Кубацкий, вообще не видели ее в этот день.

– Понятно, – обрадовался неизвестно чему Юрлов. – Тогда идем далее. Кто может восстановить события вчерашнего застолья? Прошу кого-то одного, а остальные, если что-то будет не так, поправляйте!

– Можно? – по-школярски поднял я руку, сам внутренне удивившись своему неожиданному поведению. Право, что-то было в этом Юрлове… черт, даже не умею сказать, что именно! – Началось все спором Аркадия Матвеевича с господином Кубацким на самые безобидные темы… нечто вроде дискуссии двух полярных мировоззрений на судьбы России. На мой взгляд, победила партия капиталистов в лице Вадима Викентьевича, после чего он покинул нас, если не ошибаюсь, минут на десять. Так, Вадим Викентьевич?

– Может быть, – с холодным безразличием пожал плечами Кубацкий. – Мне как-то не пришло в голову смотреть на часы!

– Вернувшись, господин Кубацкий в дверях столкнулся с господином Скальцовым, тоже отправившимся подышать воздухом, – продолжал я, наблюдая за хладнокровно что-то жующим Сергеем Диомидовичем, – и отсутствовавшим уже несколько дольше, придя, уже только когда все перебрались в музыкальную комнату…

– Экая у вас память завидная, сударь! – насмешливо протянул Скальцов. – Словно специально за всеми следили…

– Благодарю, – отвесил я легкий полупоклон. – Просто я люблю наблюдать за людьми, это моя слабость, не скрою! Итак, после ухода Сергея Диомидовича, спустя минут этак с двадцать, нас покинул святой отец, сославшись на необходимость освежиться. Время его возвращения указать не могу, так как приблизительно через полчаса сам вышел прогуляться и покурить. Завидев приоткрытую дверь обиталища семейства Шмилей, я решил проведать отшельницу и, собственно, там ее и застал… еще живой…

– Вот как! – крайне заинтересовался Юрлов. – Успела ли, любезнейший Павел Владимирович, она вам что-то сказать?

– Именно что успела! – торжествующе возгласил я, выдержав театральную паузу. – Я никому еще этого не говорил, желая поделиться только с вами, поскольку, считаю, слова эти могут пролить свет на тайну убийства!

– Нечего, сударь, нам тут туману пускать, говорите, – махнул ручкой Михаил Яковлевич.

– Воля ваша! – помедлив, согласился я. – А слова эти были такие: я знала, что все кончится так!

Молчание, воцарившееся за столом, было отличнейшим соусом к блюду, заранее заготовленному мною – я был крайне доволен своею выдержкой, позволившей мне не проболтаться раньше!

– Та-ак… – хмыкнул Юрлов, погрузившись в свои мысли и даже не заметив принесенной ему старым слугою очередной яичницы. – Да вы не напутали ли чего? Может, она что-то другое сказала, или похоже на это?

– Михайло Яковлевич, – обиделся я, – я, слава богу, на память не жалуюсь, вот и господин Скальцов уже изволил подтвердить, а уж он-то слов на ветер не бросает!

– А позвольте узнать – за каким, собственно, чертом вас вдруг понесло к этой Анне? – резко вопросил вдруг Скальцов, вперив в меня точечки обычно полуприкрытых глаз. – Да еще в темноте, вечером, в дождь? Я что-то не видал, чтобы вы часто общались с покойной?

– Во-первых, Сергей Диомидович, дождя тогда не было – вы-то должны это помнить, я ушел сразу после вашего появления в музыкальной комнате! – с трудом сдержался я, чтобы не плюнуть в эту лоснящуюся физиономию. – Во-вторых, я и не знал, что вы все лето следили за перемещениями моими и убиенной Анны Шмиль, иначе непременно постарался бы быть позаметнее. А в-третьих, уж коли это вас так интересует, нахождение в одной компании с вами весь день заставило меня искать общения с людьми более приятными нежели вы, а именно – с Анной, тем более что я несколько выпил… Гвардейские привычки, знаете ли… Теперь я вправе задать вам тот же вопрос – а куда удалялись вы? Честно говоря, за тот промежуток времени, что вы отсутствовали, можно было бы убить дюжину девушек, тем более зная ваше пристрастие к оным!

– Сударь мой, позвольте мне самому узнать сие, – с ледком в голосе попросил Юрлов. – В свое время я побеседую отдельно с каждым. А сейчас я бы хотел взглянуть на тело девушки. Надеюсь, вы там ничего не трогали?

– Что вы, что вы, Михайло Яковлевич, – торопливо сказал за всех Аркадий Матвеевич. – После Павла были только ее отец, господин Кубацкий, батюшка, Сергей Диомидовичия…

– Ну, спасибо, что не больше… – кротко улыбнулся Юрлов, давая понять, что нанести большего вреда следствию было бы уже затруднительно. – На ночь дверь не запирали случайно?

– Как же, заперли! – обрадованно выпалил князь. – Господин Скальцов предложил!

– Чудненько! Благодарю, Сергей Диомидович, вот услугу-то оказали! – кивнул ему Юрлов несколько удивленно. – А у кого ключ-то?

– Ой, да у меня же! Сейчас принесу! – наседкой всполошилась Авдотья Михайловна и опрометью, совершенно не шедшей к ее дородной фигуре, кинулась из залы.

– Это замечательно, господа, что вам пришло в голову закрыть дверь! – наконец-то принялся за остывшую уже яичницу Михаил Яковлевич. – Наверняка остались какие-нибудь следы преступления, они-то и помогут выйти на злоумышленника, непременно помогут…

– Да какие следы? – фыркнул Скальцов. – Был я там – нету никаких следов и не было! Говорю вам – наверняка беглые какие. А от беглых – какие же следы, у них и нет ничего!

– А вот я ужо посмотрю, может, чего и наковыряю, – не стал спорить Юрлов, с удовольствием доедая яичницу. – Ты, Сергей Диомидович, чиновником, поди, не одну пару штанов-то протер, а я же – человек практический, много на своем веку покойничков повидал, и немало они мне рассказали…

Неспешный их диалог был прерван появлением Авдотьи Михайловны: она растерянно, с виноватым лицом вошла в комнату и развела руками, как-то по-простонародному – вероятно, сказалась былая берендеевская закваска – прошептала:

– Нету!

Глава пятая, в которой сюрприз следует за сюрпризом

– Чего нету, матушка? – не понял Михайло Яковлевич, терпеливо моргнув голубиными глазами.

– Ключа-а… – с ужасом протянула Авдотья Михайловна. – Я его давеча в комод положила, а сейчас глядь – ключа-то и нет!

В наступившем молчании – уже не первом за сегодняшний вечер – раздался ехидный смешок Кубацкого:

– Я говорил – дайте ключ мне!

– Матушка, а кто-нибудь видел, как вы ключ в комод клали? – посерьезнев, спросил Юрлов.

– Да, господи, никто… – неуверенно наморщила лоб княгиня. Она сейчас более всего напоминала нерадивую ученицу, всю ночь твердившую урок и от волнения перед учителем начисто забывшую его.

– Да как же никто, маменька! – не выдержала Даша. – Я вот видела, папенька видел…

– Понятно, – озадаченно потер лоб Юрлов и оглушительно чихнул, успев спрятать лицо в шарф. – А ты говоришь, Сергей Диомидович, беглый… Ключ-то, по-твоему, тоже беглый утянул?

– Бесовские это все проделки! – угрюмо пробасил все более до этого отмалчивавшийся отец Ксенофонт. – Уж извините, Аркадий Матвеевич, но я зрю в сем кару небесную, за прегрешения наши ниспосланную. На ремонт-то все лето уж обещали пожертвовать, а не дали до сих пор. Вот и господин Кубацкий вовсе просьбу мою отверг… А я ведь не для себя прошу! Вот диавол-то и разгулялся: и дождь наслал, и душу невинную погубил, и далее не остановится, пока не покаемся мы все и не признаем власть отца небесного!

– Да… – ядовито молвил Кубацкий. – Лихо, святой отец, ваш диавол по комодам-то шарит!

– Господа, не будем спорить, – умоляюще развел руками, словно бы изображая скульптурную аллегорию «Примирение», Аркадий Матвеевич. – Сейчас я пошлю Василия, и он взломает эту треклятую дверь, будь она неладна. А ключ, я уверен, найдется!

– Да ключ-то найдется, кто ж спорит, – пропел Скальцов, – только, боюсь, сейчас за этой дверью не все так, как было вчера…

Не желая вступать в дальнейшие словопрения, князь кликнул старика Василия, и все присутствующие, накинув на себя кто что смог найти, потянулись из залы наружу. «Ох, боюсь, совсем простыну!..» – закряхтел Юрлов, натягивая с рук услужливого Кашина видавший виды пыльник. Уже стемнело и, если не считать пары керосиновых ламп в руках дворецкого и Даши, можно было подумать, что все попали в какую-то ненастную преисподнюю, сама же процессия, облаченная в наспех найденную верхнюю одежду, унылостью и абсурдом происходящего напоминала языческие похороны с вооруженным топором и лампадою предводителем во главе. Подойдя к двери флигеля, Василий аккуратно поставил керосинку на пол и, согнувшись над замком, вдруг испуганно отпрянул, издав неопределенный звук. «Что там, что?» – нетерпеливо спросил замыкавший шествие князь.

– Ваше сиятельство, – растерянно промычал дворецкий. – А тут не заперто! – И в доказательство своих слов легонько подтолкнул чуть скрипнувшую дверь, которая, легко отворившись, словно бы пригласила всех желающих проследовать в темное нутро флигеля.

– Так, – лишенным каких-либо эмоций голосом тихо сказал Юрлов и, легонько отодвинув Василия в сторону и подхватив с пола лампу, прошел внутрь. Мужчины последовали за ним. «Боже милостивый!» – ахнул отец Ксенофонт, узрев то, что осветил неверный свет в руках Михайлы Яковлевича.

Анна сидела в кресле, уставив мертвые полуприкрытые глаза на вошедших. Шея и платье ее были залиты засохшей кровью, кровь была везде – особенно там, где я впервые застал ее лежащей на полу. Жутковатая, несколько кривая улыбка чуть искажала заострившееся лицо бедняжки, придавая общей картине леденящую кожу атмосферу дьявольщины – будто в подтверждение недавних слов священника.

– Всех прошу не проходить дальше! – скомандовал Юрлов, прервав всеобщее оцепенение. Приблизившись к покойнице, он молча осветил всю ее фигуру, особенно задержавшись на выражении ее лица и зияющей ране на шее, осторожно перешагнув через темную лужу, прошел к письменному столу, зажег еще одну лампу и, дождавшись, пока вся комната не осветилась достаточно ярко, осмотрелся.

– Эге, – внезапно произнес отставной судебный следователь, взяв со стола какой-то блестящий предмет. – А вот и нашлась пропажа Авдотьи Михайловны! – И торжествующе показал нам уже знакомый всем массивный ключ.

– Я так понимаю, что за ночь госпожа Шмиль немного сменила местоположение? – обернувшись, спросил он нас. Мы как завороженные разом кивнули.

– Господин управляющий, могу я попросить вас остаться? – мягко молвил Юрлов, жестом указывая остальным, что их присутствие здесь нежелательно. Неприятно пораженные увиденным, мы покинули сей мрачный чертог и, выйдя на крыльцо, уставились друг на друга.

– Вы, святой отец, просто провидец. Без сатаны здесь действительно не обошлось! – недобро пробурчал Кубацкий, шаря по карманам. – Черт, портсигар где-то оставил! Павел Владимирович, вы, кажется, курите?

– Прошу вас, – ошарашенный малоприятным зрелищем, механически протянул я ему свои папиросы.

– Вадим Викентьевич, Сергей Диомидович, Павел, умоляю, да что же там такое? – заранее испугавшись неизвестно чего, робко подергала нас за рукава /Даша.

– Да ничего особенного, если не считать того, что покойная, устав лежать на холодном полу, решила пересесть в кресло, – словно Вельзевул, выпустив струю дыма, с обычным спокойствием ответил за всех Кубацкий. Авдотья Михайловна, услышав такие слова, чуть вздрогнула и, закатив глаза, с легким стоном осела прямо на руки Скальцова. Мы, побросав папиросы, подхватили сомлевшую даму и со всеми предосторожностями перенесли ее назад в залу, уложив на мягкий диван. Даша, на удивление, сохранившая самообладание, бросилась за нашатырем, и через минуту княгиня уже, затрепетав короткими ресницами, открыла глаза.

– Вадим Викентьевич, скажите, ради бога, я ослышалась? – слабым голосом спросила бедная Авдотья Михайловна.

– К сожалению, нет, – усмехнулся Кубацкий, противу обыкновения налив себе довольно большую порцию водки и не спеша процедив ее в несколько глотков сквозь сжатые зубы. – Правда, полагаю, что это – проделки того же черта, так ловко проследившего, куда вы столь тщательно спрятали ключ!

– А положеньице-то у нас неважное, – задумчиво глядя в темное окно, высказался Скальцов. – Кто-то, похоже, расшалился не на шутку… Я, по крайней мере, не могу найти всему происходящему внятного объяснения.

– Что, Сергей Диомидович, я так понимаю, что ваша гипотеза о безумном беглом мужике оказалась несостоятельной? – не смог я отказать себе в удовольствии подъегорить самоуверенного чиновника.

– По всему выходит, что так, – с неудовольствием посмотрев на меня, согласился Скальцов. – Только в толк взять не могу – вы-то с чего радуетесь? На вас на первого падает подозрение!

– С того и радуюсь, что терпеть не могу, когда умный человек несусветную ересь доказать пытается… Вы же ведь умный, Сергей Диомидович? А что тогда свою точку зрения навязать все пытаетесь? Может, вам сие не без выгоды?

– Это что же выходит? – растерянно, словно очнувшись от забытья, вопросил Аркадий Матвеевич. – Что убил кто-то из нас?

– Именно, милейший князь, именно так! – развеселился Кубацкий, все еще механически хлопая себя по карманам в поисках портсигара. – Либо ваше поместье стало пристанищем для загадочного монстра, неизвестно где скрывающегося и откровенно забавляющегося с нами, – но это, сами понимаете, вряд ли!

В дверях тем временем показались Юрлов и Шмиль – последний выглядел просто ужасно, я даже всерьез подумал, что неплохо бы кому-нибудь озаботиться его здоровьем, видно, метаморфозы с телом убиенной добили старика окончательно. Михаил Яковлевич, размышляя о чем-то, погрузился в кресло, помолчал с пару минут, обведя всех хитренькими глазками, крякнув, взъерошил редкие седые волосы и объявил:

– Господа, дело оказалось серьезней, чем я изначально предполагал! Как показал досмотр личных вещей убитой, ничего не пропало – стало быть, предположение о разбойном нападении с целью грабежа, увы, отпадает. Надеюсь, всем понятно, что это означает?

– Не совсем, сын мой! – побагровел вдруг отец Ксенофонт. – Потрудитесь объяснить, в чем вы меня подозреваете?

– Пожалуйста, батюшка, – с неизменной кротостью ответил Юрлов. – Вы, равно как и господа Кубацкий, Беклемишев и Скальцов, находитесь под подозрением моим в совершении убийства девицы Шмиль, ибо ничем не можете подтвердить причины своей отлучки во время обеда. Кстати, – всем пухлым телом развернулся он в кресле к Кубацкому, – Вадим Викентьевич, уж не ваш ли это портсигар?

– Верно, мой, – искренне удивился тот, протягивая руку к находке. – Весь день ищу!

– А чего его искать? – не обращая внимания на протянутую руку, спрятал Юрлов портсигар во внутренний карман. – Гце позабыли, там он и лежал – в комнате покойной, под столом… Вот и Артемий Иванович тому свидетель. Так-то!

В зале раздалось громкое аханье – все как один по-новому посмотрели на Кубацкого и слегка отодвинулись от него – очевидно, в опасении, что Вадим Викентьевич выхватит аршинный нож и начнет всех кромсать направо и налево. Да что там – даже я был поражен внезапной развязкой! Признаться, более всего я подозревал антипатичного мне Скальцова, не зная только, зачем ему все это было надобно.

Изменившись в лице, Кубацкий отдернул руку и, не утирая выступившей испарины, как плохо управляемая пьяным кукловодом марионетка на неверных ногах, несколько криво плюхнулся на стул.

– Господа, это какое-то недоразумение! – пробормотал он, вмиг растеряв обычный свой самодостаточный вид. – Я оправдаюсь, господа, но, видит бог, – это не я!

– А это, государи мои, еще один сюрпризец! – Как фокусник, вынул из того же внутреннего кармана Юрлов небольшую тетрадочку в сафьяновом переплете. – Покойница, оказывается, вела дневник… Я его почитаю и непременно извещу вас, что думаю по поводу прочитанного!

Готов был поклясться, что лица Скальцова, батюшки и Кубацкого при словах о дневнике разом омрачились еще более! Черт, что за создание была эта Шмиль?! Уж не крутила ли она романчики со всеми тремя одновременно? Признаться, от таких особ, что называется, не от мира сего, можно ожидать чего угодно! Помню, во времена кавалерийской молодости, у моего знакомца корнета Гусева завелась одна такая знакомая: она любила декламировать какие-то в высшей степени престранные стихи, гадать на даму треф, искать даже в самых пустячных и ничего не значащих, казалось бы, событиях некий тайный, и непременно зловещий, смысл, и вообще – была, откровенно говоря, не совсем нормальной особой! Так вот, закончилось все весьма прискорбным образом: предположив, правда, чего греха таить, не без основания, что корнет не имеет на ее счет никаких серьезных намерений, застрелила бедолагу Гусева у него на квартире и застрелилась сама. Кто знает, может быть, покойная Анна тоже была из таких? Увы, должен признаться, что не знал ее абсолютно – ни с этой, ни с какой другой стороны!

– А что тянуть-то, Михайло Яковлевич? – вкрадчиво спросил Скальдов, проводив глазами обратный путь тетрадочки во внутренний карман облачения Юрлова. – Может, вместе и зачитаем девичьи потаенные мысли?

– Извините, друг мой, не могу – тайна следствия! – решительно мотнул головою Юрлов. – А вас, любезнейший Вадим Викентьевич, уж простите великодушно, вынужден до выяснения обстоятельств содержать под домашним арестом – уж больно улики противу вас серьезные!

– А вы не допускаете мысли, что если кто-то умыкнул ключ у Авдотьи Михайловны, то он мог точно так же поступить и с моим портсигаром? – пристально посмотрел в глаза Юрлову уже справившийся с первоначальной растерянностью Кубацкий.

– Отчего же, сударь мой, охотно допускаю, – не стал спорить Юрлов. – Точно так же, как предположение о том, что это мог быть ловкий ход с вашей стороны: дескать, настоящий убийца все улики на меня замкнул, это же, мол, очевидно и слишком было бы просто! Всякое, сударь, бывает, поверьте! А я вам – и, кстати, всем остальным, советую, пока я тетрадочку-то не прочел, ежели есть что сказать – так говорите сейчас, иначе – все одно докопаюсь!

– Поздно уже! – с некоторой даже дерзостью широко зевнул Кубацкий. – Спать хочу, устал! Где прикажете разместиться, господин следователь? В чулане или на чердаке?

– Ну зачем же на чердаке! – усмехнулся Юрлов. – В своей комнате и почивайте на здоровье! Только вот, Аркадий Матвеевич, хорошо было бы этого вашего… Силантия, что ли, пригласить Вадима Викентьевича посторожить, мужчина он видный, страхолюдный! Да и остальным, в случае чего, спокойнее будет!

– Распоряжусь! – пошел кликать старика Василия князь.

– Ну а с вами, господа, – Юрлов, сонно жмуря глазки, обратился ко мне, Скальцову и отцу Ксенофонту, – если не возражаете, мы завтра поговорим с каждым отдельно… Верно Вадим Викентьевич сказал – поздно уже, день длинный был, непростой. – И чуть заметно зевнув, перекрестил маленький ротик.

– Все одно скажу – диавольские сие козни! – бросил на прощанье отец Ксенофонт, поднимаясь вместе со мною по лестнице. – Господин Кубацкий – плохой христианин, но не диавол, нет!

– Вы полагаете, святой отец, что диавольского гораздо более в вас или во мне? – осведомился я. – Совсем забыл, есть же еще месье Скальцов – этот-то точно за самого сатану сойдет!

Отец Ксенофонт ничего не ответил, лишь задумчиво покачал головой и скрылся за дверью в свои покои.