Текст книги "Принц Галлии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

– Я и вправду не прочь напиться, – в нерешительности промямлил Рикард. – Сегодня у меня… у меня отвратительное настроение.

– Ну, кузен! – подзадорила его Адель. – Соглашайтесь.

– Ладно, – вздохнул Рикард. – Я согласен.

А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то…

Рикард припустил коня настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась с лошадью ничуть не хуже своих спутников. Ее слова, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой.

Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей.

– Ого! – изумленно воскликнул Симон. – У лесника, видать, губа не дура – такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек.

– Вовсе нет, – вяло возразил Рикард. – Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесник здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции…

– Вот как! – перебил его Эрнан. – Значит, раньше Кастель-Бланко принадлежал графу Бискайскому?

– Да. Восемь лет назад король отобрал у Александра этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие.

– Понятно…

– И лесник живет один в таком большом доме? – отозвалась графиня. – А как же лесные разбойники?

– Разбойничьих банд здесь нет, – ответил Рикард. – Но время от времени эту усадьбу грабят – правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не сильно злить Маргариту.

Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить.

«Кто бы мог подумать, – мысленно сокрушался он, – что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы… Впрочем, пути Сатаны тоже…»

В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все – пусть она сама решает, как поступить с Рикардом. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа – его интересы, и служить ему – его первейшая обязанность…

Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо.

– Те люди уже явились, монсеньор, – сообщил он с почтительным поклоном.

– Какие люди? – удивленно спросила Адель.

– Да, Жакомо, что за люди? – Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. – И где, кстати, хозяин усадьбы?

– Мастер лесник отправился за хворостом, – сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: – Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его.

Адель охнула:

– Преступник? Бог мой!.. Симон, помогите мне. – Опершись на его плечо, она спрыгнула с лошади. – А где эти… эти люди?

– В подвале, госпожа.

– Они п-пытают его? Но почему не слышно…

– Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского. Там, в той камере, я такие инструменты видел!..

Графиня вздрогнула и прижалась к Симону.

– Очень интересно, – сказал Эрнан. – А как ты думаешь, Жакомо, эти люди не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника?

– Думаю, что нет, монсеньор.

– Только без меня! – Адель брезгливо поморщила нос. – Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, Симон?

Тот вопрошающе взглянул на Шатофьера. Эрнан улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее – отвлекать внимание графини.

– Да, Адель. Конечно, я провожу вас.

– А может, искупаемся вместе? – спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.

Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.

– Наш Симон разгулялся вовсю. Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает… вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник – сын мужа моей сестры.

– Однако ты циник еще тот, – покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Аделью затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: – Так что, виконт, сходим поглядим на преступника?

Рикард понуро кивнул:

– А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож… Вот только выпить бы мне…

– Жакомо сейчас все приготовит. А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.

Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.

– Преступника уже привезли, хозяин, – сказал он.

– Да, я видел, – произнес лесник с сильным акцентом. – И пусть господа простят, что я не поспешил приветствовать их. Не шибко мне хотелось встречаться со злодеем.

– Да ничего, ничего. Все в порядке, хозяин.

Лесник тяжело вздохнул:

– Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее позволения…

– Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть – так чего же переживать? Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.

– Это я разумею…

– Вот и ладушки, – ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. – Да, еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.

– О, с этим нет проблем, – заверил его лесник. – За господином с женой я поухаживаю с великой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел.

– Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.

– Хорошо, хорошо…

– А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.

– Ну, конечно, конечно…

– А также позаботься о наших лошадях, – добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым скрылись господа.

А тем временем трое молодых людей вошли в дальнее помещение подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.

В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхим столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати пяти – сорока. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи и чернильница. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистой бумаги и полдюжины новых перьев.

В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.

Завидев вошедших господ, все четверо вскочили на ноги и поклонились.

– Ваша светлость, – сказал Гоше Шатофьеру. – Вот те самые люди, которых мы ждали: младший секретарь управы города Сангосы мэтр Ливорес, а также мастер городской палач с подручным.

– Молодчина, Гоше! – одобрительно произнес Эрнан.

– А где же преступник? – спросил Рикард, тревожно озираясь по сторонам.

– Ну, раз вы уже пришли, господа, – ответил секретарь, – то и его должны вскоре привести.

С этими словами он вопросительно взглянул на Эрнана, но тот притворился, будто не понял его взгляда.

– А вы не скажете, – не унимался Рикард, – в чем состоит его преступление?

– Разве вы не знаете? – искренне удивился мэтр Ливорес. – Впрочем, мне тоже сообщили об этом лишь по приезде сюда. К вашему сведению, сударь, нам предстоит допрашивать преступника, обвиненного в покушении на жизнь ее высочества Маргариты Наваррской.

– О Боже! – в ужасе содрогнулся Рикард. – Как же так!.. Господи помилуй!.. Кто?… Кто?…

– И этот преступник, – невозмутимо продолжал секретарь, даже не подозревая, как он развлекает этим Шатофьера. – Представьте себе, милостивый государь, этот преступник – не кто иной, как сам господин виконт Иверо.

Глава XLVIII
в которой Тибальд мирится с Маргаритой и встречается со старым знакомым

Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались вдвоем, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по требованию принцессы, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки и приготовившегося к решительным действиям Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще немного поупрямилась, но в конечном итоге попросила у Тибальда прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил – еще бы! – но в искренности второго утверждения он позволил себе усомниться.

Вместо того, чтобы продолжать оправдываться, Маргарита прибегла к более верному способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, – она принялась с выражением декламировать эту злосчастную эпическую поэму, послужившую причиной их ссоры.

Тибальд весь просиял. Его роман в стихах «Верный Роланд» уже тогда снискал себе громкую славу, но тот факт, что Маргарита знала его наизусть, польстил ему больше, чем все восторженные отзывы и похвалы вместе взятые. Когда через четверть часа Маргарита устала и голос ее немного осип, Тибальд тут же перехватил инициативу и был восхищен тем, с каким неподдельным интересом она его слушает.

Так они и ехали не спеша, увлеченно повествуя друг другу о похождениях влюбленного и чуточку безумного маркграфа Бретонского, верного палатина франкского императора Карла Великого. Маргарита первая опомнилась и звонко захохотала:

– Нет, это невероятно, граф! Что мы с вами делаем?

– Насколько я понимаю, декламируем моего «Роланда».

– Слава Богу, что не «Отче наш».

– В каком смысле?

– Вы что, не знаете эту пословицу: «Женщина наедине с мужчиной…»

– Ага, вспомнил! «Не читает „Отче наш“».

– Ну да. Вот уже солнце садится, а мы все… Да что и говорить! Держу пари, что кузену Красавчику даже в голову не пришло читать Бланке свои рондó.

Тибальд усмехнулся:

– Не буду спорить, принцесса. Потому что наверняка проиграю.

– Бедный Монтини! – вздохнула Маргарита. – Зря он поехал в Рим.

– Это вы о ком?

– О любовнике Бланки… уже о ее бывшем любовнике. Наверное, сейчас он сходит с ума.

– Он ее очень любит?

– Точь-в-точь, как ваш Роланд. Был себе хороший парень, в меру распущенный, в меру порядочный, но повстречал на своем пути Бланку – и все, погиб.

Тибальд снова усмехнулся.

– Да у вас тут все дамы отъявленные сердцеедки, как я погляжу.

– Возможно. Но к Бланке это не относится. Она у нас белая ворона – скромная и застенчивая… Впрочем, ни скромность, ни застенчивость не мешала ей кусать Монтини в постели.

Тибальд нахмурился:

– Постыдитесь, сударыня! У госпожи Бланки есть все основания обижаться на вас. Негоже рассказывать другим то, что она вверила вам по секрету.

– А вот и нет! Она мне этого не вверяла. Мне рассказал кузен Иверо. Как-то во время купания он заметил на плече Монтини сочный синяк от укуса. Так что никаких секретов я не выдаю. Или вы считаете иначе?

Тибальд хранил гордое молчание, хмурясь пуще прежнего.

– Что с вами, граф? – спросила Маргарита. – Если вам не по нутру, что некоторые женщины кусаются в постели, так и скажите… Гм… На всякий случай… Что вы молчите?

– Я думаю, как назвать вашу болтовню.

– И что вы надумали?

– Это копание в грязном белье.

– Да ну! Вы такой стеснительный, господин Тибальд!

– Вы преувеличиваете, госпожа Маргарита. Стеснительность не является моей отличительной чертой. Однако, по моему убеждению, для всякой откровенности существует определенная грань, переступать которую не следует, ибо тогда эта откровенность становится банальной пошлостью.

– Да вы, похоже, спелись с Красавчиком, – с явным неудовольствием произнесла принцесса. – Недели три назад, прежде чем впервые лечь со мной в постель, он…

– Замолчите же вы! – вдруг рявкнул Тибальд; лицо его побагровело. – Как вам не стыдно!

Маргарита удивленно взглянула на него:

– В чем дело, граф? Я что-то не то сказала?

– Вот бесстыжая! – буркнул Тибальд себе под нос, но она расслышала его.

– Ага! Выходит, я бесстыжая! Да вы просто ревнуете меня.

– Ну, допустим… Да, я ревную.

– И по какому праву?

– По праву человека, который любит вас, – ответил он, пылко глядя на нее.

– Ах да, совсем забыла! Ведь в каждом своем письме вы не устаете твердить: прекрасная, божественная, драгоценная – и так далее в том же духе. А из «Песни о Маргарите», которую вы прислали мне в прошлом году, и вовсе следует, что солнце для вас восходит на юго-западе, из-за Пиренеев. Вы что, вправду путаете стороны света?

– Не насмехайтесь, Маргарита. Вы же прекрасно понимаете, что это была поэтическая аллегория.

– Что, впрочем, не помешало вам написать мне этим летом, что вы отправляетесь на свой личный восток, чтобы снова увидеть свое солнышко ясное.

– И опять же я выразился фигурально. Я…

– Ну, и как вы находите свое солнышко? – не унималась Маргарита. – Скажите откровенно, вы не разочарованы?

– Напротив. Оно стало еще ярче, ослепительнее. Оно сжигает мое сердце дотла.

– Однако вы еще не предложили этому солнышку свою мужественную руку и свое горящее сердце.

– А я уже предлагал. В прошлом году. Солнышко ясное помнит, что оно мне ответило?

Опустив глаза, Маргарита промолчала. Щеки ее заалели.

– Вы прислали мне, – после короткой паузы продолжал Тибальд, – большущие оленьи рога, чтобы – как было сказано в сопроводительном письме – немного утешить меня, поскольку настоящие, мужские, наставить мне отказываетесь. Было такое?

– Да, – в смятении подтвердила она. – Так я и сделала.

– Это была не очень остроумная шутка. Но язвительная. – Тибальд пришпорил коня. – В моей охотничьей коллекции хватает оленьих голов с рогами, – бросил он уже через плечо, – и мне ни к чему еще одна пара, даже подаренная вами.

Маргарита также ускорила шаг своей лошади и поравнялась с Тибальдом.

– Не принимайте это близко к сердцу, граф. Я признаю, что тогда переборщила, мне очень стыдно, и… и хватит об этом. Лучше поговорим о чем-то другом. Например, о нашей влюбленной парочке, о Бланке и Красавчике.

– Сударыня! Опять вы…

– Да нет же, нет! Ни слова об укусах и прочих пикантных штучках. Поговорим о романтической стороне их отношений.

– Романтической? – скептически переспросил Тибальд.

– Ну, конечно! Бланка до крайности романтическая особа, да и Красавчик не промах. А я была бы не прочь посмотреть, как они занимаются любовью на лоне природы.

– Принцесса! – возмущенно воскликнул Тибальд. – Извольте прекратить…

– Нет уж, это вы извольте прекратить строить из себя святошу, – огрызнулась Маргарита. – Лицемер несчастный! Будто бы я не читала ваши «Рассказы старой сводницы», в которых вы бессовестно подражаете Бокаччо.

Тибальд покраснел.

– Это… знаете ли… – пристыжено пробормотал он. – У каждого есть свои грехи молодости. Десять лет назад – тогда мне было шестнадцать, – и я…

– Тогда вы лишь недавно потеряли невинность, но сразу возомнили себя великим сердцеедом и большим знатоком женщин. Я угадала?

– Ну, в общем, да.

– Так почему бы вам не переписать эти рассказы с учетом накопленного опыта. И добавить к ним новеллу про Красавчика с Бланкой – если хотите, ее мы напишем вместе.

– Гм. В таком случае, у нас выйдет не новелла, а поэма.

– Тем лучше. И на каком языке мы будем ее слагать – на галльском или французском? Но предупреждаю: французский я знаю плохо.

Тибальд хмыкнул:

– А разве есть такой язык?

– А разве нет? – удивилась Маргарита.

– Конечно, нет. То, что вы называете французским, на самом деле франсийский – на нем говорит Иль-де-Франс, Турень, Блуа и Западная Шампань. В разных областях Франции разговаривают на очень разных языках – анжуйском, бургундском, нормандском, бретонском, лотарингском, фламандском…

– Ой! – с притворным ужасом вскричала Маргарита. – Довольно, прекратите! У меня уже голова идет кругом. Боюсь, вы меня не поняли. Говоря о французском, я имела в виду язык знати, духовенства, в конце концов, просто образованных людей.

– То есть, франсийский? Но, увы, он явно не дотягивает до уровня общефранцузского языка.

– А какой же дотягивает?

– Никакой.

– Да ну! – покачала головой Маргарита. – И что же с вами, бедными французами, станется?

– Ясно что. Когда-нибудь все французы станут галлами.

Маргарита удивленно подняла бровь:

– Вы тоже так думаете?

– А почему «тоже»?

– Потому что так считает Красавчик. По его мнению, Франция и Галлия должны быть и непременно станут единой державой – как это было когда-то в древности.

Тибальд кивнул:

– Тут он совершенно прав. И не суть важно, как будет называться это объединенное государство – Великой Францией или Великой Галлией, кто выиграет в объединительном споре – Париж или Тулуза…

– А вы как думаете?

– По-моему, Париж проиграет. Как ни парадоксально это звучит, но галлам повезло, что более трехсот лет в новое время они находились под властью Рима. Не говоря уж о положительном культурном влиянии Италии, жесткая, централизованная власть римской короны заставила галлов сплотиться в борьбе против господства чужеземцев. За три с половиной столетия в составе Римской Империи, они стали единым народом даже в большей степени, чем сами итальянцы. Вся галльская знать разговаривает на одном языке – лангедокском или, если хотите, галльском, а различия между говорами простонародья далеко не такие значительные, как у нас во Франции. Единственное, чего не хватает Галлии для ее успешной экспансии на север, это сильной королевской власти.

– Таковая вскоре появится, – со вздохом ответила Маргарита. – Ладно, оставим это. Вернемся к Бланке с Красавчикм и к нашей поэме о них. Вы, кстати, не передумали?

– Если вы настаиваете…

– Я лишь предлагаю вам свою помощь, – уточнила принцесса. – У вас богатый мужской опыт, у меня – женский. Итак, мы будем писать нашу поэму на галльском языке…

– Лучше на латыни.

– На латыни? Но тогда у нас получится скорее научный трактат, а не поэма. «De amoris natura et de amore in natura».[10]10
  «О природе любви и о любви на лоне природы» (лат.).


[Закрыть] Каково?

Вместо ответа Тибальд резко осадил своего коня.

– Нет. Название неправильное.

– Вам не нравится? – спросила Маргарита, также остановившись.

– В общих чертах нравится. Но его следует уточнить: «De Margaritae amoris natura et de eicum amore in natura».[11]11
  «О природе любви Маргариты и о любви с ней на лоне природы» (лат.).


[Закрыть]

– Как это понимать, граф?!

– А вот так! – Тибальд спешился, подошел к Маргарите и протянул ей руку. – Давайте я помогу вам сойти с коня.

– Зачем?

– Чтобы немедленно приступить к работе над трактатом. Заодно проверим – может быть, и у вас непорядок с чулками.

– Ага! Значит, вы набиваетесь?

– А как набиваюсь, так что?

Маргарита весело фыркнула и ловко соскочила с седла прямо в объятия Тибальда. Их губы сомкнулись в страстном поцелуе.

– А ты хорошо целуешься, – сказала она, переведя дыхание.

– Вы тоже не промах, – поделился своим впечатлением Тибальд.

– Прекрати выкать! – враз посуровела Маргарита. – Вот за что я не выношу французов – они даже в постели говорят мне «вы». – Она запустила пальцы в его буйную шевелюру. – Просто обожаю брюнетов!

– Но ведь и Красавчик, и Рикард Иверо блондины, – с ревнивыми нотками в голосе заметил Тибальд.

– Потому-то мне нравятся брюнеты, – сказала Маргарита и вновь поцеловала его. – Так пойдем же!

– Куда?

– Сейчас увидишь.

Держа лошадей за поводья, они взобрались на знакомый нам холм, который более часа назад миновала компания, ведомая Рикардом Иверо. Маргарита указала на дом, возле которого мы уже побывали.

– Что это? – спросил Тибальд.

– Усадьба лесника.

– Ничего себе усадьба лесника! Это больше похоже на охотничью резиденцию вельможи.

– Так оно раньше и было. Но теперь здесь живет лесник. И сейчас мы навестим его.

– А зачем?

Маргарита вздохнула и кокетливо покосилась на графа.

– Вот ты недотепа, Тибальд! Уже вечер, холодает, и время для «amore in natura» не очень подходящее. А так у нас будет кров над головой, и мы сможем всласть позаниматься любовью, невзирая ни на какие капризы погоды.

– Значит, ты согласна? – просиял Тибальд.

– А как согласно, так что? Думаешь, мы случайно забрели сюда?

– А нет?

– Конечно! Перед отъездом я сказала мажодорму Кастель-Бланко, чтобы к вечеру меня не ждали. Уже тогда я решила провести с тобой ночь в усадьбе лесника. Сейчас мы поужинаем – я чертовски голодна! – а потом займемся любовью.

Теперь уже вздохнул Тибальд. Тяжело вздохнул.

– Что случилось? – тревожно осведомилась принцесса.

– Да так, ничего особенного. Просто я подумал, что все-таки ты странная девушка, Маргарита.

– В каком смысле? – спросила она, останавливаясь у ворот усадьбы.

– Да в любом. В частности, ты сказала «займемся любовью» точно таким же тоном, как и «поужинаем».

– Это тебе показалось, Тибальд.

– Отнюдь. Ты холодная, как льдинка, дорогая.

– Ты тоже, милый.

– Я?

– А разве нет? Будь ты так безумно влюблен в меня, как утверждаешь, и желай ты меня так страстно, как хочешь это показать, то не обратил бы внимания на мой тон. Одно лишь мое предложение заняться любовью прозвучало бы для тебя райской музыкой, ты должен был бы плясать на радостях и…

– И целовать землю под твоими ногами, – саркастически добавил Тибальд.

– Вот именно. И не только землю под моими ногами, но и мои ноги. И вообще, всю меня.

– Какая же ты бесстыжая! – восторженно вскричал он, заключил ее в объятия и стал покрывать ее лицо жаркими поцелуями.

Но тут Маргарита резко отстранилась от него.

– Погоди. К нам, кажется, идут.

И в самом деле – пока они пререкались, из дома вышел лесник, с которым мы уже имели случай познакомиться, и поспешил навстречу своим новым гостям.

– Не называй меня Маргаритой, – предупредила она Тибальда. – Для этого человека я кто угодно, только не принцесса Наваррская.

– С какой стати? Ведь он твой слуга.

– Он меня еще ни разу не видел, но наверняка боится, как геенны огненной. У него не все в порядке с головой…

– Чокнутый лесник? Этого еще не хватало!

– Да не бойся. Говорят, он добродушный малый и вполне безобиден. У него лишь одна навязчивая идея… Тсс! Об этом молчок!

Тем временем лесник приблизился к ним и отвесил почтительный поклон. Вдруг глаза его округлились от изумления.

– Ваша светлость! – воскликнул он по-франсийски. – Господин граф!

Тибальд был удивлен не меньше его.

– Вот те на! Да это же слуга моего покойного отца!

– Он самый, монсеньор, – еще раз поклонился лесник. – Готье меня зовут. Ваша светлость еще спасли меня от разбойников, когда я шел исполнять волю Господню… Ах, простите, милостивые государи! – всполошился он. – Прошу, проходите в дом. Сейчас я позабочусь о ваших лошадях, накормлю их овсом, напою студеной водой из колодца…

– Так ты знаешь этого человека? – озадаченно спросила Маргарита.

– Да, знаю. Мы встретились с ним при весьма интригующих обстоятельствах. – Тибальд повернулся к Готье: – А как ты очутился в этих краях?

– Господь привел, Господь привел… Ах, как я рад видеть вашу светлость, как приятно поговорить на родном языке! А госпожа, верно, жена вашей светлости?

Тибальд не знал, что и сказать.

– А как же иначе, – вместо него ответила Маргарита. – Конечно, жена. Так ты говоришь, что Господь привел тебя в эти края?

– Ну да, ваша светлость, он самый. Господь Всевышний.

– И это Всевышний назначил тебя лесником?

– О, сударыня, не насмехайтесь! – серьезно произнес Готье. – Лесником-то назначила меня госпожа Наваррская, но с благословения Господня.

Принцесса фыркнула. А Тибальд спросил:

– Так ты уже исполнил волю Божью?

– Да, монсеньор, исполнил. Все, что велел мне Господь, я сделал.

– Ну-ка, ну-ка! – отозвалась Маргарита. – Что-то я припоминаю. Это не ты, случайно, пустил стрелу в окно королевского кабинета?

– Да, сударыня, я самый.

Тибальд в изумлении вытаращился на Готье:

– Это был ты?!!

Лесник молча кивнул.

– Но зачем?

– Так велел мне Господь, монсеньор.

– Ты уверен?

– А как же! Я услышал Его приказ. Такова была воля Божья. И госпожа принцесса считает так же.

– А? – удивилась госпожа принцесса. – С чего ты взял, что она так считает?

– А с какой тогда стати она назначила меня лесником? – вопросом на вопрос ответил Готье. – Меня ведь сперва в тюрьму упекли. – Он сокрушенно вздохнул. – Оказывается, все злодеи – законченные идиоты.

Маргарита ухмыльнулась и прошептала Тибальду по-латыни:

– Это была не тюрьма, а приют для умалишенных.

– Ну-ну! – криво усмехаясь, произнес граф. – Однако здорово он тебя боится! Аж трясется от страха.

– А может, принцесса просто пожалела тебя? – обратилась к Готье Маргарита. – Поэтому освободила из заточения.

Но тот был непреклонен:

– Нет, сударыня. Ее высочество знала, что это была воля Божья, и не я выстрелил – выстрелил сам Господь моей рукою.

– Из моего арбалета, – добавил Тибальд.

– Воистину так, – подтвердил Готье.

– Да ну! – изумилась Маргарита. – Это ты дал ему оружие?

Пока они шли к дому, Тибальд в нескольких словах поведал ей о своем падении на охоте, приведшему к спасению Готье от разбойников.

– Ну и дела! – задумчиво промолвила принцесса. – Как непостижимо переплетаются судьбы людские.

– На все воля Провидения Господнего, – назидательно отозвался Готье с видом человека, посвященного в самые сокровенные тайны мироздания.

– У тебя уже кто-то гостит? – спросила Маргарита, заметив в конюшне лошадей.

Лесник забеспокоился:

– Ну… В общем-то, да, сударыня. Один господин с женой. Они искупались в ручье, поужинали и совсем недавно отправились спать. К сведению ваших светлостей, на втором этаже у меня несколько барских спален, и ежели вы с монсеньором графом захотите отдохнуть…

– Спасибо, любезный Готье, так мы и сделаем. И поужинаем тоже. Надеюсь, у тебя найдется, что поесть?

– О да, сударыня. Конечно, найдется. Даже пара бутылок доброго вина еще…

– Постой-ка! – перебила его Маргарита. – Но лошадей у тебя целый табун. Откуда же взялись остальные?

– Это другие господа их оставили, – в замешательстве ответил лесник. – Они оставили мне на попечение своих лошадей, а сами гурьбой пошли в лес. Только один господин с женой…

– А кто они, собственно, такие, этот господин с женой?

– Увы, ваша светлость, не знаю. Я не любопытен излишне. Видать, они гости моей госпожи – как и вы, верно… Ну, и еще за ужином они называли друг друга Симоном – это господина, и Аделью – это госпожу.

– Ага! – рассмеялась Маргарита. – Понятно. Графине де Монтальбан не терпится родить своему мужу наследника.

– О да, сударыня, да, – с готовностью закивал лесник. – Как видите, они еще засветло отправились в спальню… Надеюсь, ваша светлость вскоре тоже подарит монсеньору ребенка. Первая жена господина графа, царство ей небесное, так и не…

– Замолчи! – рявкнул смущенный Тибальд. – Не суй свой нос не в свое дело.

– Но почему же? – ласково промурлыкала Маргарита, положив руку ему на плечо. – Мастер Готье дело говорит. Ведь дети – это так прекрасно.

– О да, сударыня, да, – подтвердил лесник и горестно вздохнул. – Жаль, что у меня нет ни жены, ни детишек… Да и поздно мне их заводить, старому монаху-расстриге…