Текст книги "Принц Галлии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

Глава XLVI
О том, как Бланка оказалась в затруднительном положении и как воспользовался этим Филипп

На следующий день события разворачивались именно так, как им и полагалось разворачиваться по замыслу Эрнана, правда, со некоторым запаздыванием во времени. Задержка была вызвана тем, что большинство гостей Маргариты отсыпались после вчерашней попойки до двух, а кое-кто – до трех пополудни, и лишь в четвертом часу два десятка молодых людей изъявили желание отправиться на прогулку в лес, чтобы проветрить отяжелевшие с похмелья головы.

В числе оставшихся в замке была Изабелла Арагонская, которая замкнулась в своих покоях и, сославшись на плохое самочувствие, велела горничной никого к ней не впускать. В первый момент Филипп не на шутку встревожился, заподозрив, что ее муж прознал о случившемся прошлой ночью и жестоко избил ее. Однако чуть позже стало известно, что после вчерашнего у графа де Пуатье начался очередной запой; едва лишь проснувшись, он вызвал к себе виконта де ла Марш и графа Ангулемского – своих обычных собутыльников, в их компании быстро нахлестался и к часу пополудни снова впал в состояние полного беспамятства.

Не выехали на прогулку также Жоанна Наваррская, Констанца Орсини, Фернандо де Уэльва, Эрик Датский, Педро Оска, Педро Арагонский и еще с десяток вельмож. Поначалу от участия в прогулке отказывался и Рикард Иверо, но затем он поддался на уговоры сестры и изменил свое решение, так что Гастону не пришлось даже намекать Елене на желательность присутствия в их компании ее брата.

Углубившись в лес, молодые люди разделились на несколько небольших групп, каждую из которых сопровождали знавшие местность слуги. Маргарита была единственная, кто не взял с собой проводника. Кастель-Бланко был излюбленным местом ее отдыха, с десяти лет она по два-три раза в год выезжала вместе с придворными в эту загородную резиденцию, часто здесь охотилась или просто прогуливалась по окрестным лесам и знала их, как свои пять пальцев.

Быть ее спутниками на прогулке Маргарита предложила Филиппу и графу Шампанскому. Последний принял ее приглашение без особого энтузиазма – как оказалось, он был очень обижен на принцессу. Прошлой ночью, уже после ухода Филиппа, Маргарита едко высмеяла одну из поэм Тибальда – по его собственному мнению, самую лучшую из всего им написанного. Талантливый поэт и прозаик, признанный потомками самой видной фигурой в галло-франкской литературе Позднего Средневековья, Тибальд был нетерпим к любой критике, но особенно его раздражали безосновательные нападки несведущих дилетантов, к числу которых он, при всей своей любви к ней, относил и Маргариту. Когда она чересчур разошлась, разбирая по косточкам поэму и походя отпуская ядовитые остроты в адрес ее создателя, Тибальд просто встал и в гордом молчании удалился. Насмешки Маргариты были столь язвительны, несправедливы и даже неприличны, что он до сих пор дулся на нее и довольно вяло поддерживал с ней разговор.

Филипп тоже не слишком охотно беседовал с наваррской принцессой. Он отвечал ей невпопад и знай искоса бросал быстрые взгляды на соседнюю группу, где был Рикард Иверо. Филипп нисколько не переживал за успех замысла Эрнана – в таких делах он полностью полагался на своего друга и был уверен, что все пройдет гладко. А его повышенный интерес к этой компании объяснялся другой причиной: кроме Рикарда и Елены Иверо, Гастона д’Альбре, Марии Арагонской и Адели де Монтальбан, там была также и Бланка, которая оживленно болтала с Еленой, не обращая на Филиппа никакого внимания.

– Эй, Бланка! – окликнула ее Маргарита, смекнув, наконец, в чем дело. – Присоединяйся к нам. Елена, отпусти кузину – у вас мало кавалеров, а нашей компании как раз недостает одной дамы.

Бланка взглянула на Филиппа и уже было покачала головой, но тут Елена с хитрой усмешкой произнесла:

– Кузина боится за свою добродетель. Она трепещет перед чарами кузена Аквитанского. Вчера он едва не соблазнил ее, и лишь отчаянным усилием воли ей удалось дать ему отпор. Так что не удивительно…

– Прекрати, кузина! – возмущенно воскликнула Бланка, вмиг покраснев. – Такое еще скажешь!

Она хлестнула кнутом по крупу своей лошади, подъехала к Маргарите и, с вызовом глядя на Филиппа, заявила:

– И вовсе я не боюсь!

Филипп взглядом поблагодарил Елену, которая ответила ему заговорщической улыбкой, и обратился к Бланке:

– Я в этом не сомневаюсь, кузина. Чтобы меня боялись, я должен быть страшным. А я совсем не страшный – я очаровательный и прекрасный.

Маргарита рассмеялась.

– Ну, разве это не прелесть, граф? – сказала она Тибальду. – Вы не находите, что у нашего принца оригинальная манера ухаживать?

Тибальд лишь мрачно ухмыльнулся. А Филипп склонился к Бланке и спросил:

– Так это правда?

– Что?

– То, что сказала кузина Елена. Об отчаянных усилиях.

Бланка негодующе фыркнула и не удостоила его ответом.

Между тем группы молодых людей, по мере углубления в чащу леса, рассеялись и вскоре потеряли друг друга из виду. Маргарита уверенно вела своих спутников по хорошо знакомой ей лесной тропе. Они ехали не спеша, наслаждаясь погожим днем. Наваррская принцесса отчаянно паясничала, пытаясь расшевелить Тибальда, но все ее шутки он либо игнорировал, либо отвечал на них кривыми усмешками и неуместными замечаниями весьма мрачного содержания. Тем временем между Филиппом и Бланкой завязался непринужденный разговор. Филипп сыпал остротами, она отвечала ему меткими добродушными колкостями, то и дело они заходились веселым смехом. Короче говоря, в эмоциональном плане эта парочка представляла собой полную противоположность минорному дуэту Маргарита – Тибальд.

В конце концов, принцесса не выдержала и раздраженно произнесла:

– Ну, и угрюмый вы тип, господин граф! А еще поэт!

– Вот именно, – проворчал Тибальд. – Я поэт.

– И куда же девался ваш поэтический темперамент? Волки съели? Вы претендуете на роль спутника всей моей жизни, а на поверку оказываетесь никудышным спутником даже для прогулки в лесу… А вот другой пример, – она кивнула в сторону Филиппа и Бланки. – Вы только посмотрите, как разворковались наши голубки. Кузен Аквитанский, по его собственному признанию, полный профан в поэзии. Но это ничуть не мешает ему заливаться соловьем.

– Неправда, он не профан, – вмешалась Бланка. – В Толедо Филипп слагал прелестные рондó.

– Благодарю, кузина, за лестный отзыв, – вежливо отозвался Филипп, – но вы переоцениваете мои скромные достижения.

– Отнюдь! – с неожиданным пылом возразила она. – Это вы слишком самокритичны. Он скромничает, кузина, граф, не слушайте его. Вы знакомы с сеньором Хуаном де Вальдесом, дон Тибальд?

– Лично не знаком, к моему глубочайшему сожалению, принцесса, – ответил ей граф Шампанский. – Однако считаю господина де Вальдеса одним из своих учителей и лучшим поэтом Испании. Ваш новоявленный гений, этот Руис де Монтихо, в подметки ему не годиться.

– Так вот, – продолжала Бланка, – сеньор Хуан де Вальдес как-то сказал мне, что у кузена Филиппа незаурядный поэтический дар, но он зарывает свой талант в землю. И я разделяю это мнение.

– Видите, граф, – вставила словечко Маргарита, – как они трогательно милы. И какая досада, что они не поженились! Это бы устранило последнее имеющееся между ними недоразумение, единственный камень преткновения в их отношениях.

– И что же это за камень такой? – все с тем же угрюмым видом осведомился Тибальд.

– Они расходятся во мнениях насчет характера их дружбы. Кузина решительно настаивает на целомудрии, а кузен Аквитанский… Нет, вру! Бланка вправду настаивает на этом, но не очень решительно, а в последнее время даже очень нерешительно. В конце прошлой недели она призналась мне…

– Маргарита! – в замешательстве воскликнула Бланка. – Да замолчи ты, наконец! Как тебе не совестно!.. Ну все, теперь я ничего не буду тебе рассказывать, раз ты не умеешь держать язык за зубами.

– А ты и так не шибко поверяешь мне свои тайны, – огрызнулась Маргарита. – Все больше шушукаешься с Еленой. Впрочем, и она изрядная болтунья.

– И все же…

– Ладно, Бланка, прости, я не нарочно, – извинилась Маргарита и переключила свое внимание обратно на Тибальда: – Итак, граф, вам не кажется, что вы выглядите белой вороной в нашей жизнерадостной компании?

– Вполне возможно.

– Неужели вы еще в обиде из-за того стишка?

– Это не стишок, сударыня. К вашему сведению, это поэма.

– Пусть будет поэма. Какая разница!

– Разница большая, принцесса. Если вы не в состоянии отличить стихотворение от поэмы, то тем более не вправе судить о том…

– Ах, не вправе! – с притворным возмущением перебила его Маргарита. – Вы осмеливаетесь утверждать, что я, дочь короля и наследница престола, не вправе о чем-то судить?

– Да, осмеливаюсь. Я, между прочим, внук французского короля, но не стыжусь признаться, что преклоняюсь перед гением Петрарки, человека без роду-племени, ибо подлинное искусство стоит неизмеримо выше всех сословий. Человек, который считает себя вправе свысока судить о науках и искусстве единственно потому, что в его жилах течет королевская кровь, такой человек глуп, заносчив и невежествен.

– Ага! Это следует понимать так, что я августейшая дура?

– Ни в коей мере, сударыня. Просто вы еще слишком юны, и ваша хорошенькая головка полна нелепых предрассудков. Вы верите в свою изначальную исключительность, в свое неоспоримое превосходство над прочими людьми, стоящими ниже вас по происхождению, так же слепо и безусловно, как верят евреи в свою богоизбранность. Но и то, и другое – чистейший вздор. Да, это правда: Бог разделил человечество на знать и плебс, чтобы господа правили в сотворенном Им мире, а все остальные повиновались им и жили по законам Божьим, почитая своего Творца. Без нас, господ, на земле воцарилось бы безбожие и беззаконие, и наш мир превратился бы в царство Антихриста.

– Ну вот! – сказала Маргарита. – Вы же сами себя опровергаете.

– Вовсе нет. Я не отрицаю божественного права избранных властвовать над прочими людьми. Я лишь утверждаю, что поелику все люди – и рабы, и князья – равны перед Творцом, то равны они все и перед искусством, как божественным откровением. Королевская кровь дает право на власть, славу и богатство, но человек, озаренный откровением свыше, приобретает нечто большее – бессмертие в памяти людской. Мирская слава преходяща – искусство же вечно. Владыку земного чтят лишь пока он жив, а когда он умирает, последующие поколения быстро забывают о нем.

– Но не всегда, – заметила Маргарита, довольная тем, что ей удалось раззадорить Тибальда. – Александр Македонский, Юлий Цезарь, Октавиан Август, Корнелий Великий, Карл Великий – их помнят и чтят и поныне.

– Но как их чтят! Главным образом, как персонажей легенд, баллад, хроник и романов. Они были великими государями, их деяния достойны восхищения потомков – но память о них не померкла лишь благодаря людям искусства, которые увековечили их имена в своих произведениях. А что касается самых заурядных правителей… – Тут Тибальд умолк и развел руками: дескать, ничего не попишешь, такова жизнь.

– Ну, а я? – лукаво улыбаясь, спросила Маргарита. – Меня тоже быстро забудут?

– Если только… – начал было граф, но вдруг осекся и смущенно потупил глаза.

– Если только, – живо подхватила принцесса, – я не выйду за вас замуж. О да, тогда потомки будут помнить меня! «А-а, Маргарита Наваррская! Та самая, на которой был женат великий Тибальд де Труа? Ну, и вертихвостка она была!..»

Филипп, последние несколько минут внимательно слушавший их разговор, громко захохотал, взглядом приглашая Бланку посмеяться вместе с ним. Однако Бланка в ответ лишь вымучила вялую улыбку. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она испытывает какое-то дразнящее неудобство, вроде камешка в башмаке, а ее явное замешательство указывало вдобавок, что обстоятельства, вызвавшие у нее чувство дискомфорта, были несколько деликатного свойства.

Поймав на себе умоляющий взгляд Бланки, Маргарита мигом смекнула, в чем дело, и придержала свою лошадь.

– Езжайте прямо по этой тропе, господа, – сказала она Тибальду и Филиппу. – Мы с кузиной вас скоро догоним.

Молодые люди продолжили путь, но не успели они отдалиться и на тридцать шагов, как позади них раздался окрик Маргариты:

– Постойте, принц!

Филипп остановил коня и повернул голову. Бланка уже спешилась и недоуменно глядела на Маргариту, которая, оставаясь в седле, с коварной ухмылкой сообщила:

– У кузины начали неметь ноги. Вероятно, у нее что-то не в порядке с чулками.

– Маргарита! – почти простонала Бланка, потрясенная такой откровенностью.

Филипп мигом сообразил, к чему клонит принцесса. Точно выброшенный из катапульты, он вылетел из седла и опрометью бросился к Бланке.

– Правильно! – одобрила его действия Маргарита. – Помогите кузине разобраться с этими дурацкими чулками… И помассируйте ее онемевшие ножки, – смеясь добавила она и ударила кнутом свою лошадь. – Поехали, Тибальд! Айда!

Граф не нуждался в повторном приглашении. Он тоже припустил своего скакуна, и вскоре оба исчезли за деревьями. Еще некоторое время издали доносился звонкий и чистый смех Маргариты, но затем и он стих в лесной чаще. Филипп остался с Бланкой наедине.

Они стояли друг перед другом раскрасневшиеся и запыхавшиеся – Филипп от быстрого бега, а Бланка от жгучего стыда и волнения. В руке она судорожно сжимала кнут.

– Оставьте меня… прошу вас…

Филипп демонстративно огляделся вокруг.

– Неужели здесь еще кто-то есть, что ты просишь нас оставить тебя?

– Филипп… прошу, оставь меня… Уйди…

– Это уже лучше, – усмехнулся он. – Но не совсем. Так просто я не уйду.

– А что… что тебе надо?

– Как что! А помочь тебе? Разобраться с твоими чулками, помассировать ножки. Ведь Маргарита просила…

– Маргарита бесстыжая! – взорвалась Бланка. – Она развратна, беспутна, вероломна! У нее нет ни малейшего представления о приличиях!

– Ну, солнышко, уймись, – успокоительно произнес Филипп. – Право, не стоит так горячиться. Маргарита очень милая девушка, зря ты на нее нападаешь. Но хватит о ней. Лучше займемся твоими чулками. Маргарита поручила мне позаботиться об этом, и я не могу обмануть ее ожиданий. – С этими словами он сделал шаг вперед.

Бланка тут же отступила на один шаг и угрожающе подняла кнут.

– Только попытайся, – предупредила она. – И я ударю.

– Бей, – с готовностью отозвался Филипп. – Я жду.

Она замахнулась.

– Сейчас ударю!

– Бей! – вскричал он тоном христианского мученика периода гонений. – Бей же!

– Вот… сейчас… сию минуту…

– Ну, давай! – Филипп добродушно улыбнулся, поняв, что она не ударит его. – В Андалусии мавританские сводники предлагали нам девочек с кнутами, но мне так и не довелось испытать на собственной шкуре всю прелесть этого пикантного развлечения.

Бланка в отчаянии швырнула кнут наземь и всхлипнула.

– Не могу… не могу…

– И не надо, – он подступил к ней вплотную и обнял ее за стан, – девочка ты моя без кнута.

– Филипп, – томно прошептала Бланка, положив ему руки на плечи. – Прошу, оставь меня.

Он нежно поцеловал ее в губы, и она ответила на его поцелуй.

– Но ведь чулки…

– С ними я разберусь сама. Оставь меня пожалуйста… Уйди!..

– Понятно! – выдохнул он. – Выходит, Маргарита обманула меня. Тебе нужно…

– Нет, нет! – быстро перебила его Бланка; к ее лицу прихлынула кровь. – Ты ошибаешься! Просто… У меня… просто…

– У тебя месячные? – «помог» ей Филипп.

– Да нет же, нет! Такое еще… У меня…

– Так что у тебя не в порядке?

– Подвязки! – яростно воскликнула Бланка, отстранясь от него и в неистовстве тряся его за плечи. – Подвязки! Вот что! Коломба чересчур сильно стянула их, и теперь мне больно… Прошу тебя, уходи. Сейчас же!

– Нет, – упрямо покачал головой Филипп. – Никуда я не уйду. Я не оставлю тебя на произвол судьбы.

Он снова привлек ее к себе.

– Филипп! – слабо запротестовала Бланка. – Не надо…

Он запечатал ее рот поцелуем.

– Надо, милочка.

– Не…

– Надо! – опять поцелуй.

– Ну, прошу тебя… – прошептала она из последних сил.

На сей раз Филипп крепко поцеловал ее.

– Ты ведь хочешь этого, правда? Хочешь, чтобы я помог тебе?

Бланка зажмурила глаза и кивнула.

– Вот то-то! – Филипп опустился перед ней на колени и подобрал ее юбки. – Да уж, – констатировал он, – твоя горничная явно перестаралась. Ну-ка, придержи свои юбки, милочка.

– Даже так! – возмутилась пристыженная Бланка. – Я еще должна их держать, пока ты… ты…

– У меня всего две руки, дорогуша, – спокойно заметил Филипп. – Если ты откажешься помочь, мне придется нырнуть тебе под юбки – о чем я, кстати, давно мечтаю… Так ты придержишь их или как?

С тяжелым вздохом Бланка все же повиновалась. С ловкостью заправской горничной Филипп снял подвязки и откатил книзу чулки.

– Та-ак, одно дело сделано. А теперь мы помассируем твои онемевшие ножки, – и он поглубже запустил обе руки ей под юбки.

Бланка испуганно ойкнула и затрепетала в сладостном возбуждении.

– Что ты делаешь, Филипп?!

– Массирую твои ноги, – ответил он, постанывая от удовольствия.

– Это… это уже не ноги, Филипп… Разве ты не видишь?…

– То-то и оно, что не вижу. Приподними-ка свои юбчонки, чтобы я видел… Вот так… Еще чуть-чуть… еще… и чуток еще… И еще самую малость… Ну же!

– Негодяй! – всхлипнула Бланка и до конца задрала юбки. – Вот, получай! Подавись, чудовище!

Она вся пылала от стыда и в то же время испытывала какое-то мучительное наслаждение, демонстрируя перед Филиппом свою наготу.

Филипп облизнул свои враз пересохшие губы и принялся нежно массировать… нет, ласкать ее стройные ножки, забираясь все выше и выше.

– Филипп… что… о-ох!.. Что ты делаешь?… Прекрати…

– Но ведь тебе это нравится. Тебе это приятно, правда? Ну, признавайся!

Вместо ответа Бланка истошно застонала и пошатнулась, теряя равновесие.

Филипп быстро встал с колен. Обхватив одной рукой ее талию, он прижал Бланку к себе и провел ладонью по ее шелковистым каштановым волосам.

– Ты так прекрасна, милочка! Ты вся прекрасна – с ног до головы. И я люблю тебя всю. Всю, всю, всю!..

Бланка еще крепче прильнула к Филиппу и подняла к нему лицо. Ее губы невольно потянулись к его губам.

– Сейчас я сойду с ума, – в отчаянии прошептала она. – Ты меня соблазняешь…

Филипп легонько коснулся языком ее губ, затем поцеловал ее носик.

– Признайся, милочка, ты любишь меня? Ну, скажи, что хочешь меня.

Бланка запрокинула голову и устремила свой взгляд вверх.

– Да! – вскричала она, будто взывая к небесам. – Да, чудовище, я хочу тебя! Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу!

Филипп весь просиял.

– Бланка, ты потрясная девчонка! – с воодушевлением сообщил он и повалил ее на траву.

– Филипп! – пролепетала она, извиваясь. – Что ты делаешь?…

– Как это что? – удивился он. – Я делаю именно то, что ты хочешь. – Он сполз к ее ногам и стал целовать их. – Ой!.. Да что с тобой, в самом деле? – Филипп поднял голову и озадаченно уставился на нее. – Ты чуть не расшибла мне нос.

Бланка села на траву и одернула юбки.

– Ты, конечно, прости, но так дело не пойдет, – решительно заявила она. – Здесь не место для этого. Нас могут увидеть.

– Кто? Птички?

– Нет, люди. Эта тропинка ведет к усадьбе лесника – не ровен час, кто-нибудь появится, когда… когда мы…

– Ну, и пусть появляется. Ну, и пусть увидит. Ну, и пусть позавидует мне… да и тебе тоже.

Бланка вздохнула:

– Какой ты бесстыжий, Филипп!

– Такой уж я есть, – согласился он и нетерпеливо потянулся к ней. – Иди ко мне, солнышко.

– Нет, – сказала Бланка, отодвигаясь от него. – Только не здесь.

– А где?

– В замке.

– В замке? Ты меня убиваешь, детка! Пока мы доберемся до замка, я умру от нетерпения, и моя смерть будет на твоей совести.

– Здесь совсем недалеко, – возразила Бланка. – Ведь мы ехали медленно. Через четверть часа мы будем на месте.

– А ты не передумаешь?

– Об этом не беспокойся. – Бланка пододвинулась к Филиппу и положила голову ему на плечо. – Теперь уже я тебя не отпущу. Теперь пеняй на себя, милый, так просто ты от меня не избавишься. Слишком долго я ждала этого дня…

На обратном пути Бланка то и дело смахивала с ресниц слезы. Филипп делал вид, что не замечает этого, не решаясь спросить у нее, почему она плачет.

Глава XLVII
На хорошего ловца зверь сам бежит

Присутствие рядом с Рикардом его сестры Елены Эрнан учел наперед и предполагал избавиться от нее при помощи Гастона. Для графини де Монтальбан у него был припасен Симон; а вот Мария Арагонская не фигурировала в его первоначальных планах. Впрочем, нельзя сказать, что это обеспокоило Шатофьера. Он лишь предвидел некоторые осложнения в связи с возникшей необходимостью отделаться от принцессы и уже просчитал в уме несколько вариантов дальнейших действий.

Однако проблема решилась сама собой, и никаких дополнительных мер Эрнану принимать не пришлось. Едва лишь он вместе с Симоном присоединился к компании, Мария Арагонская, негодующе фыркнув, демонстративно отъехала в сторону.

– Что стряслось, кузина? – спросила Елена, придерживая лошадь. – Вы покидаете нас?

– Пожалуй, да, – ответила Мария и бросила на Симона презрительный взгляд. – Я уже устала. И вообще, зря я выбралась на эту прогулку. Скучно, неинтересно… Вернусь лучше к мужу.

Видя, что решение Марии окончательное, Елена подъехала к ней.

– Что ж, ладно. Признаться, я тоже не в восторге от прогулки… Адель, – обратилась она к молоденькой графине де Монтальбан, – вы с нами?

Графиня украдкой взглянула на Симона, чуть зарделась и отрицательно покачала головой.

Елена хохотнула:

– Ну, как хотите, дорогуша, как хотите. Воля ваша. – Она пришпорила лошадь. – Всего хорошего, господа. Присмотрите за моим братом, ладно? Ему надо хорошенько развеяться после вчерашнего.

– Непременно, сударыня, – пообещал ей Эрнан. – Мы все будем присматривать за ним.

Мария Арагонская, не проронив ни слова, хлестнула кнутом по крупу своей лошади и последовала за Еленой. Когда обе девушки скрылись за деревьями, Гастон озадаченно спросил у Симона:

– Признайся, малыш, чем ты так напакостил госпоже Марии, что она шугается от тебя, как черт от ладана?

– Да ничего я ей не сделал, – растерянно ответил Бигор, покраснев, как варенный рак. – Совсем ничего.

– Он лишь попытался поухаживать за ней, – объяснил Эрнан. – О подробностях я деликатно умолчу.

Д’Альбре ухмыльнулся:

– И что он в ней нашел, вот уж не пойму! Худощава сверх меры, ноги как тростинки, грудь еле заметна, да и лицом не очень-то вышла. Трудно поверить, что Изабелла Юлия – ее родная сестра.

– Замолчи, Гастон! – резко произнес Эрнан. – Не забывай, что с нами дама.

Адель де Монтальбан наградила Эрнана чарующей улыбкой. Подобно большинству женщин, присутствовавших на турнире, она была чуточку влюблена в него.

– Господин д’Альбре глубоко не прав, – сказала графиня. – Он судит лишь по внешности, а между тем кузина Мария очень душевная и чуткая женщина, хорошая подруга. Она высокомерна, но не заносчива, не чванится и не смотрит на всех сверху вниз, как ее гордячка-сестра. И если на то пошло, сам Красав… кузен Аквитанский одно время ухаживал за ней.

– Вот как! – Гастон склонил голову, будто в знак признания своей неправоты. – Тогда я беру назад все свои слова и покорнейше прошу вас, сударыня, простить меня. Кузен Филипп для меня непререкаемый авторитет, и дамы, что привлекают его внимание, достойны всяческого восхищения. Теперь я преклоняюсь перед госпожой Марией Юлией с ее худенькими ногами и девственной грудью. А ее маню-у-усенький носик и вовсе сводит меня с ума.

Гастон откровенно провоцировал графиню на ссору, в надежде, что она обидится и оставит их компанию. Но семнадцатилетняя Адель де Монтальбан оказалась девушкой непосредственной и не слишком застенчивой; ее ничуть не покоробило от грубости Гастона. К тому же она твердо решила держаться подле Симона.

– Однако вы шут, господин д’Альбре, – спокойно ответствовала Адель. – И между прочим, о ногах. У кузины Елены, к вашему сведению, довольно узкие бедра, да и грудь не ахти какая. Конечно, лицом она хороша, право, писаная красавица. Но характер у нее такой капризный, что не приведи Господь.

– Вот и получай, дружище, – злорадно сказал Эрнан. – Сам напросился… Ну, так что? Мы поедем куда-нибудь или по-прежнему будем топтаться на месте?

– А куда ты предлагаешь ехать? – спросил Симон с таким наигранным безразличием, что Адель де Монтальбан недоуменно уставилась на него, заподозрив неладное.

– В часе езды отсюда, – быстро заговорил Эрнан, стремясь поскорее замять неловкость, – если меня, конечно, верно информировали, находится усадьба здешнего лесника.

– Вас верно информировали, граф, – меланхолично отозвался Рикард Иверо. – Но не совсем точно. В часе быстрой езды – это другое дело. А если не спеша, да еще с дамой, то весь путь займет добрых два часа.

– Ах, бросьте, кузен! – обиделась Адель. – За кого вы меня принимаете, за какую-то неженку? Да я в своем дамском седле езжу не хуже, чем ваша сестра в мужском. Если хотите, можем посоревноваться.

– И тогда вы вспотеете, – предпринял очередную попытку отвадить ее Гастон. – А женщинам негоже потеть… Кроме как в постели с мужчиной, разумеется.

– Это мое личное дело, когда мне потеть, где, как и с кем, – огрызнулась юная графиня. – Во всяком случае, не с вами. – Она демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила, обращаясь якобы к Эрнану, тогда как на самом деле ее слова были адресованы Симону: – Кузина Маргарита говорила, что вблизи усадьбы лесника протекает глубокий ручей, где можно искупаться… Это к вопросу об упревании, столь уместно затронутом господином д’Альбре. Потом, в доме лесника есть несколько спальных комнат, где можно отдохнуть, – она выстрелила своими бойкими глазами в Симона. – По словам кузины, там есть все условия, чтобы остаться даже на ночь.

«Вот бесстыжая-то!» – раздраженно подумал Гастон и открыл было рот для очередного язвительного замечания, но тут Эрнан опередил его.

– Друзья, – произнес он с видом кающегося грешника. – Я должен сделать одно признание.

– Какое? – поинтересовалась Адель.

– Еще утром я отослал своего слугу к леснику с дюжиной бутылок самого лучшего вина, которое я смог найти в погребах Кастель-Бланко. Я думал, что прогулка начнется значительно раньше, и предполагал сделать там привал на обед, но поскольку…

– Ах, как прелестно! – перебила его графиня, захлопав в ладоши. – Ведь мы можем сделать привал на ночь. Я очень хочу искупаться в том ручье – его так расхваливала Маргарита! А, кузен?

Рикард отрицательно покачал головой:

– Вы себе езжайте, а я остаюсь.

– Но почему? Вино там есть, еда, думаю, найдется. Есть где спать…

– И есть с кем спать, – вставил д’Альбре. – Правда, Симон?

Адель смерила его испепеляющим взглядом.

– Если вы хотите смутить меня, то зря стараетесь. Может быть, в Гаскони этого не знают, но здесь всем известно, что мой муж давно бессилен как мужчина. Он женился на мне лишь в надежде, что я рожу ему наследника, и его графство не достанется моему беспутному братцу. Что, собственно, я и намерена сделать в самое ближайшее время. Я не вижу, чем плох ваш зять как отец моего будущего ребенка… Вы уж простите меня за такую откровенность, милостивые государи.

– Весьма прискорбная откровенность, – пробормотал слегка обескураженный Гастон.

– И вот еще что, господин д’Альбре, – добавила Адель. – Мне начинает казаться, что вы просто сгораете от желания избавиться от меня. Возможно, я ошибаюсь, и это лишь игра моего воображения, но ваше вызывающее поведение заставляет меня предположить, что мое присутствие в вашей компании чем-то вас не устраивает.

– Вы ошибаетесь, сударыня, – поспешил вмешаться Эрнан, видя, что их перепалка принимает нежелательный оборот. – Поверьте, мы очень польщены тем, что внучка великой королевы Хуаны Арагонской отдала предпочтение именно нашей компании. А что касается моего друга, графа д’Альбре, то я приношу вам извинения за его бестактность. Всему виной его дурной характер и невоспитанность, к тому же… Прошу отнестись к нему снисходительно. Ведь вы сами были свидетелем того, как госпожа Елена лишила его своего общества.

– Ах, вот оно что! – рассмеялась графиня. – Я как-то выпустила это из внимания. Да, господин д’Альбре, вас действительно можно понять. Искренне вам сочувствую.

Гастону хватило благоразумия не огрызаться.

– Вот и ладушки, – подытожил Эрнан. – Мир нам да любовь. Как я понимаю, все, кроме господина Иверо, согласны отправиться на ночевку в усадьбу лесника… Минуточку! – С притворным изумлением он огляделся по сторонам. – А где же запропастился наш проводник? Друзья, вы не заметили, куда подевался этот негодяй?

– Кажется, он поехал вслед за кузинами Марией и Еленой, – промолвила Адель де Монтальбан. – Да, точно! Так оно и было.

– Ну и ну! – покачал головой Эрнан. Он, естественно, не собирался признаваться, что сам велел проводнику немедленно исчезнуть, сунув ему в руку пару серебряных монет. – Что же нам делать? Ведь без господина виконта мы в два счета заблудимся в этом лесу.

– Кузен, – обратилась графиня к Рикарду, который, понурившись, сидел на коне и с безучастным видом слушал их разговор. – Неужели вы бросите нас на произвол судьбы?

– Нет, почему же, – хмуро отозвался он. – Я проведу вас к замку.

– Ну-у! – разочарованно протянула Адель.

– А там покажу тропинку, что прямиком ведет к усадьбе.

– И мы попадем туда аккурат к заходу солнца, – констатировал Эрнан.

– А тогда уже похолодает, и я не смогу искупаться в ручье, – добавила Адель. – Пожалуйста, Рикард, не упрямьтесь. Что вы такой мрачный? Перестаньте, наконец, хмуриться.

– И в самом деле, – поддержал ее Гастон. – Ваша сестра, виконт, просила позаботиться о вас, проследить, чтобы вы развеялись. Что же мы скажем ей, когда вы вернетесь с прогулки вот такой – как в воду опущенный?

– Вам не помешал бы кубок доброго вина, – заметил Эрнан.

При упоминании о вине Рикард весь содрогнулся и в то же время невольно облизнул пересохшие губы.

– Я вчера изрядно напился…

– Тем более вам надо похмелиться, – настаивал Шатофьер. – Это должно помочь, ведь подобное лечат подобным. У вас такой угнетенный, подавленный вид… Да вам просто необходимо выпить!

Рикард заколебался.

– Собственно, я бы не отказался, но… Мне нужно в замок.

– Прямо сейчас?

– Нет, чуть позже. К ночи.

– Ага! – с заговорщическим видом закивал Эрнан. – Понятно! У вас свидание, верно?

– Ну… В некотором роде…

– Однако до наступления ночи еще много времени. Если мы поспешим, то будем в усадьбе где-то в начале шестого. Там сделаем привал, перекусим, выпьем, немного отдохнем, а часам к девяти вернемся в Кастель-Бланко… Не все, конечно, – он быстро взглянул на графиню де Монтальбан. – Кто захочет, может искупаться и переночевать в доме лесника. А я – так и быть! – поеду вместе с вами. А, виконт?