Текст книги "Принц Галлии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

Глава XXXVI
в которой Маргарита избавляется от наваждения, а Филипп видит сладкие сны

Теперь, после этого небольшого отступления, вернемся к Филиппу и Маргарите. Как мы уже знаем, Филипп, оставшись наедине с принцессой, сказал:

– Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?

Маргарита резко вскочила на ноги.

– Извольте хотя бы не лежать в присутствии дамы! Ишь, как развалились! Как… как ленивая свинья!

Филипп вздохнул и принял сидячее положение.

– Это даму удовлетворит? Или дама желает, чтобы я упал перед ней на колени?

Лицо Маргариты вспыхнуло ярким румянцем негодования.

– Что за тон, милостивый государь?! Нет, каков нахал! А вырядился – тоже мне, римский сенатор!

– Галльский, – машинально уточнил Филипп. – Вы меня поражаете, любезная кузина. Я не понимаю, что вам от меня надо.

Вдруг Маргарита вся как-то сникла, опустилась рядом с ним на диван, положила голову на его плечо и тихонько заплакала.

– Ну, это уже никуда не годится, – растерянно пробормотал Филипп. – Прекрати, слышишь!

– Помолчи, – сквозь слезы взмолилась Маргарита. – Прошу тебя, молчи… Жестокий ты, бездушный!..

Так они и сидели: она плакала, а Филипп, превозмогая сон, думал о том, сможет ли он когда-нибудь понять этих удивительных и загадочных созданий – женщин.

Наконец Филипп поднял тяжелые, точно налитые свинцом веки.

– Хочешь остаться со мной?

Маргарита вытерла влажное от слез лицо о его тогу и утвердительно кивнула:

– Да, хочу.

– Ну, так пойдем. Только прихвати свечу, не то споткнемся.

В спальне Филипп скинул с себя тогу и нижнее белье и забрался в постель.

– Раздевайся сама, – сказал он Маргарите. – У меня нет сил помогать тебе.

Маргарита быстренько разделась донага и спросила:

– Свечу гасить?

– Нет, не надо, – ответил Филипп, восхищенно глядя на нее. – Боже, ты такая хорошенькая! Я никак не могу налюбоваться тобой… Иди ко мне, милочка.

Маргарита юркнула под одеяло, крепко прижалась к Филиппу и покрыла его лицо жаркими поцелуями. Ее поцелуи были столь страстными, что Филипп, мигом позабыв об усталости, с таким пылом принялся осыпать ласками ее тело, будто бы в нем через края расплескивалась энергия.

Впрочем, хватило его ненадолго. Вскоре он выдохся и бессильно уронил голову на ее прелестный животик.

– Что с тобой, милый? – спросила Маргарита.

– Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал…

Маргарита удрученно вздохнула:

– Что ж, на нет и суда нет… Только вот так и лежи.

– Хорошо. Я усну у тебя на коленях, – сонно пробормотал Филипп и умолк.

Спустя некоторое время Маргарита прошептала:

– Ты еще не спишь, Филипп?

– Нет. Я думаю.

– О чем?

– О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно – лежать в постели с такой восхитительной женщиной и ничего с ней не делать.

– Да, ты прав. Ненавижу турниры!

В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:

– Вот что я тебе скажу, Филипп…

– Да?

– Мы не можем пожениться.

Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:

– Как! Ты уже знаешь?

– Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.

– Не понял.

– Мы не созданы друг для друга. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть. Мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого, подчинить его своей воле – ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.

– Стало быть, та даешь мне отставку?

Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.

– Что с тобой?… Прекрати реветь… Ч-черт! – Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразительным. – Хоть скажи, почему плачешь – может, я тоже всплакну.

– Н-не м-могу… Я не могу дать отставку. Я… я хочу тебя, хочу всегда быть с тобой… Это какое-то наваждение! Ведь я не люблю тебя, ведь я… я… я… О-о, как я тебя ненавижу!

Маргарита подхватилась, опрокинула Филиппа навзничь и уселась на него сверху.

– Прошу тебя, умоляю, откажись от меня. Будь великодушным, дорогой… Будь безжалостным, непреклонным, ни за что не женись на мне. Пожалуйста, не губи меня, дай мне жить по-человечески… Ну! Ну! Ну! – и в исступлении она принялась наотмашь хлестать его по щекам.

Налицо были явные признаки истерики, поэтому Филипп, не долго думая, влепил ей две сильные пощечины и резко оттолкнул ее от себя. Упав на бок, Маргарита мигом успокоилась и тихонько захныкала.

– Я буду великодушным, жестоким и непреклонным, – заявил он. – Я не позволю тебе губить свою жизнь. Ты свободна.

Маргарита перестала хныкать.

– Правда? Ты отказываешься от меня? – с робкой надеждой и немалой долей горечи в голосе переспросила она.

– Наотрез. Я не хочу прослыть деспотом и эгоистом, единолично присвоившим такое бесценное сокровище, как ты. Ведь никто в здравом уме не поверит, что ты не изменяешь мне по собственной воле. Обо мне будут рассказывать ужасные истории, как я измываюсь над тобой, чтобы принудить к верности. Постепенно вокруг тебя возникнет ореол мученицы… Черт возьми! Снова плачешь?

– Это я от радости, дорогой… И самую чуточку – от грусти. Когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя… А ты будешь вспоминать обо мне?

– Ах, милочка, – сонно пробормотал Филипп. – Я никогда не забуду тебя. У тебя такое прекрасное тело, ты такая страстная, такая нежная, такая сладкая…

– А как же галльская корона? – всполошилась Маргарита. – Неужели ты откажешься от своих претензий? Не верю. Не могу поверить. Ты что-то затеваешь – но что?

Филипп не ответил. Усталость наконец одолела его, и он уснул мертвым сном. Маргарита нежно коснулась губами его лба, затем осторожно соскользнула с кровати и не спеша оделась. Вынув из подсвечника зажженную свечу, она в последний раз взглянула на спящего Филиппа – и в тот же момент лицо его озарила счастливая и безмятежная улыбка.

«Интересно, что ему снится? – думала Маргарита, направляясь к двери. – Или кто?… Может, Бланка?… Теперь это не важно. Между нами все кончено. И пусть ему снится кто угодно – но только не я…»

А Филиппу снились Перигор, Руэрг и Готия. В его вещем сне они представлялись ему в виде трех ступеней к возвышению перед алтарем собора Святого Павла в Тулузе, где по традиции происходит коронация королей Галлии. И видел он усыпанную драгоценными камнями золотую корону королевства Галльского, которую возлагает на его чело Марк де Филипп, архиепископ Тулузский, милостью Божьей венчая своего брата на царство в одном из могущественнейших европейских государств…

Глава XXXVII
Брат и сестра

Дверь тихо отворилась, и в спальню, освещенную двумя коптящими огарками свечей, вошла стройная рыжеволосая девушка, одетая в платье из темно-коричневого бархата.

Она осмотрелась вокруг и удрученно покачала головой. В комнате царил полнейший бардак; на полу была беспорядочно разбросана одежды, а ее владелец, юноша лет двадцати со всклокоченными светло-русыми волосами, лежал в разобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. Он даже не шелохнулся на звук открывшейся и закрывшейся двери, по-видимому, не расслышав ее тихого скрипа.

– Ты еще не спишь, Рикард? – шепотом спросила девушка.

Юноша повернул голову и уставился на нее тусклым взглядом. Темные круги под глазами – то ли от недосыпания, то ли от частых попоек, – делали его похожим на енота.

– Привет, сестренка, – вымученно улыбнулся он. – Как видишь, бодрствую.

Тяжело вздохнув, Елена присела на край кровати и взяла брата за руку.

– Да, вижу. Чего-чего, а бодрости и жизнелюбия тебе в последнее время не занимать.

– Все насмехаешься?

– Отнюдь. Я лишь пытаюсь вразумить тебя, непутевого, но, боюсь, только время зря трачу. А вот другие впрямь над тобой смеются. И громче всех Маргарита… Кстати, ты разговаривал с отцом?

– Когда?

– Та-ак, понятно. Стало быть, он не захотел даже повидаться с тобой перед отъездом. Про маму я и не говорю, она…

Рикард мигом вскочил, сел в постели и растерянно заморгал.

– Как?! Они уехали?

– Да, – кивнула Елена. – Сегодня утром. Они решили не оставаться на празднества. Забрали обеих сестренок и уехали в Калагорру.

– Но почему?… Неужели из-за меня?

– Из-за кого же еще! Пойми, наконец, что им стыдно за тебя, за твое поведение. Мама ужасно злится, а отец… Да что и говорить! Ты всегда был его любимцем, он так гордился тобой, но теперь…

– Ну, так пусть отречется от меня, если стыдится. Пусть лишит меня наследства – тогда и по моим долгам будет вправе не платить.

– Да что ты такое несешь?! – в отчаянии воскликнула Елена. – Ты в своем уме? Опомнись, братишка!

Какое-то мгновение Рикард непонимающе глядел на сестру, затем резко привлек ее к себе и уткнулся лицом в ее плечо.

– Прости, родная. Я сам не знаю, что говорю… Это безумие! Я спятил, я сумасшедший…

Елена нежно терлась щекой о его волосы. Ее красивое лицо расплылось в гримасе мучительного наслаждения, а глаза томно блестели.

«Вот дура! – думала она о Маргарите. – Это же надо иметь такой извращенный вкус, чтобы променять его на Красавчика… И поделом ей!»

– Рикард, – спустя некоторое время отозвалась Елена. – Не знаю, к добру ли это, но час назад произошло событие, которое должно немного утешить тебя.

Рикард отстранился. В глазах его вспыхнула робкая надежда.

– Неужели Маргарита так обиделась на Красавчика, что расторгла помолвку с ним?

– Не совсем так. Никакой помолвки и в помине не было.

– Ну так будет.

– А вот и не будет! Это все досужие домыслы. В действительности Красавчик женится на нашем племянничке.

– На каком еще племянничке?

– Тьфу ты! – поморщилась Елена. – Вот недотепа! Пить надо меньше, братишка, так соображать будешь быстрее. Я имею в виду нашего племянника женского пола или же, если тебе так больше нравится, племянницу пола мужского.

– Красавчик женится на Анне?! – наконец дошло до Рикарда. – Врешь!

– А вот и не вру. Оказывается, кузен Август Юлий и герцог Аквитанский давно вели переговоры об этом, а сегодня на банкете они объявили, что вскоре будет подписан брачный контракт. Поэтому Красавчик отдал венец Анне – как своей невесте. А с Маргаритой он, получается, просто развлекался. Нечего сказать, ловко водил ее за нос! И если она поверила, что он намерен жениться на ней, то так ей и надо… Рикард! Что с тобой?

Она ожидала от него какой угодно реакции – от буйного веселья с танцами и плясками до полного недоверия, – но только не того, что случилось на самом деле: он бухнулся ничком на постель и безудержно зарыдал.

Елена пододвинулась к брату и, положив его голову себе на колени, терпеливо дожидалась, пока он успокоится. Выплакавшись, Рикард вытер влажное от слез лицо о платье сестры, затем поднялся и сжал ее руки в своих.

– Ты вернула меня к жизни, родная. Я… я будто очнулся после кошмарного сна. Теперь у меня есть цель. Я снова хочу жить!.. Но мне нужна Маргарита…

Елена печально вздохнула:

– У тебя лишь одно на уме – Маргарита. И чем она околдовала тебя, вот уж не пойму.

– Я тоже не пойму, сестренка… Боже, какой я глупец! Зачем я так страдаю из-за нее?…

– Вот именно – зачем? Она не стоит того, чтобы ты так изводился, выставлял себя на посмешище, пытался покончить с собой… Слава Богу, кузен Бискайский поверил, что это из-за долгов, и не раззвонил по всему дворцу о том инциденте.

Рикард мрачно усмехнулся:

– Вернее сказать, слава Богу, что он не поверил правде, иначе наверняка раззвонил бы.

– Что ты говоришь?

– Сначала я рассказал ему правду. Не знаю, что на меня нашло; я был просто не в состоянии лгать и выкручиваться. Но кузен не поверил, что, впрочем, не удивительно. У него только две страсти в жизни – деньги и власть, а остальноеерунда. Он так и сказал мне: ерунда, чушь собачья. Тогда-то я и вспомнил о долгах, да еще приплел, что отец намерен лишить меня наследства. Вот этому Александр охотно поверил и… – Тут он обхватил голову руками и протяжно застонал. – Господи Иисусе! Как это мерзко, отвратительно!.. Вот что, Елена, мне надо срочно поговорить с Маргаритой. Сейчас же, немедленно.

– Сейчас? Да ты спятил! Уже далеко за полночь, и Маргарита, скорее всего, спит. А если не спит, то наверняка знает все и злая, как сто гадюк. Не нарывайся на неприятности, это не лучший способ восстановить с ней добрые отношения.

– Дело безотлагательное, сестренка, – настаивал Рикард. – Государственной важности.

– Какой бы важности оно ни было, – возразила Елена, – до утра подождет.

– Нет, не подождет. Я не подожду. Я не могу жить ни минуты с этой тяжестью на сердце.

– Так поделись со мной. Расскажи, что тебя мучит. Ведь никто не понимает тебя лучше, чем я.

– Нет. Я расскажу только Маргарите.

Елене так и не удалось урезонить брата. Обычно Рикард был предельно откровенен со старшей и самой любимой из своих сестер – но на этот раз он заупрямился, и в конце концов ей пришлось уступить.

– Ладно, – со вздохом согласилась она, – попытаюсь устроить тебе эту встречу. Вот только сперва приоденься, умойся, а то вид у тебя уж очень неряшливый.

Рикард на мгновение замялся, затем как-то виновато глянул на сестру и нерешительно, будто оправдываясь, произнес:

– Тогда выйди на минутку… Или отвернись.

Елена грустно улыбнулась и отошла к окну.

– Кстати, – отозвался Рикард, надевая чистое белье. – Ты все еще путаешься с графом д’Альбре?

– Нет, он уже увлекся Изабеллой Арагонской. У меня ему ничего не светило, и он решил попытать счастья у другой. Впрочем, его выбор нельзя назвать удачным. Она его быстро отошьет.

– Это правда?

– Так мне кажется. Говорят, кузина Изабелла донельзя добродетельна и ни разу не изменяла своему мужу. Хотя, по моему мнению, Филипп де Пуатье не заслуживает ее верности.

– Я не о том спрашиваю, сестренка. Это правда, что Гастону д’Альбре у тебя ничего не светило?

– Само собой. Ведь тебе известно, для кого я берегу свою невинность.

Слова эти были произнесены вполне будничным тоном, как бы между прочим, но на сей счет Рикард не питал никаких иллюзий: начиналась старая песенка. Он мысленно выругал себя за несдержанность и тут же совершил еще одну ошибку, выпалив сгоряча:

– Прекрати, Елена! Я не допущу, чтобы ты стала второй Жоанной.

Она резко повернулась к нему. В ее глазах застыло изумление.

– Ты-то откуда знаешь?!

– А ты?

Несколько долгих секунд они молча глядели друг на друга. Затем Елена отошла от окна и присела на кровать рядом с братом. Ее красивые брови сдвинулись и между ними залегли морщинки.

– Мне рассказала Бланка. Как-то я не могла уснуть и пошла к ней – а она как раз поссорилась с Монтини. Мы чуточку выпили… ну, не совсем чуточку – в самую пору для того, чтобы мы начали плакаться и поверять друг дружке свои сокровенные тайны. Стыдно вспомнить, что я в тут ночь наговорила… Вот тогда мы и стали близкими подругами.

– То-то я и смотрю, что в последнее время вы неразлейвода, – заметил Рикард, довольный тем, что ему удалось избежать очередного, вернее, дежурного объяснения в любви. – Даже Маргарита отошла на второй план.

– В этом нет ничего странного. У нас с Бланкой много общего, гораздо больше, чем у меня или у нее с Маргаритой. Не это удивительно – а то, что поначалу мы друг друга на вид не переносили.

– Понятно, – сказал Рикард. – И когда вы поженитесь?

Елена звонко рассмеялась:

– У тебя и Маргариты мыслишки вертятся в одном направлении. Увы, это так же невозможно, как и наш брак с тобой… – Она мигом оборвала свой смех и помрачнела. – Ну почему я твоя сестра?

Рикард вздохнул:

– Думаю, Господь порой не прочь зло подшутить над людьми… Ах, если бы вместо тебя моей сестрой была Маргарита!

– Зачем? Чтобы ты не мог любить ее? Или чтобы смог полюбить меня?

– И то, и другое, – ответил Рикард. Он быстро застегнул камзол и обул башмаки. – Ладно, пойдем. Вот потолкую с Маргаритой и только тогда окончательно решу, стоило ли мне вообще рождаться в этом дурацком мире, где обе женщины, с каждой из которых я был бы счастлив, недоступны для меня.

Глава XXXVIII
Прошлого не вернешь

Почти четверть часа пришлось простоять Рикарду в приемной апартаментов принцессы, дожидаясь возвращения сестры. Наконец Елена явилась; вид у нее был встревоженный.

– Маргарита еще не спит, – сказала она, – и согласна поговорить с тобой. Только недолго.

– Как там она?

– Паршиво. Слишком уж спокойная, а это не к добру. Боюсь, я сглупила, согласившись помочь тебе. Надо было…

– Все в порядке, сестренка. Не беспокойся.

– Тебе легко сказать – не беспокойся… Ну, ладно, ступай. – Она поцеловала его в губы. – И будь умницей… безумец ты мой!..

Маргарита ждала Рикарда в библиотеке. Она сидела в широком кресле в дальнем от двери углу, неподвижная, как статуя, и даже не шелохнулась, когда он вошел, лишь устремила на него тяжелый взгляд своих прекрасных голубых глаз. Свет от трех горевших в настенном канделябре свечей придавал ее бледному лицу зловещий багровый оттенок.

– Прошу садиться, кузен. Надеюсь, ваша сестра передала вам, что я не расположена к длительной беседе?

– Да, кузина, – ответил Рикард, устраиваясь в соседнем кресле. Сердце его упало: обращение на вы в личном разговоре и подчеркнутая официальность тона не сулили ничего хорошего.

– Итак, – продолжала Маргарита, глядя мимо Рикарда, – если я правильно поняла вашу сестру, вы намерены сообщить мне нечто весьма важное.

– Чрезвычайно важное. Но, прежде всего…

– Ага! Значит, ты выдвигаешь предварительные условия?

– Не условия. Всего лишь несколько вопросов.

– Хорошо, – снизошла она, – я отвечу на твои вопросы. Спрашивай.

Рикард сделал глубокий вдох, набираясь смелости.

– Маргарита, ты уже знаешь о помолвке Красавчика с Анной?

Принцесса поджала губы. Профиль ее заострился, глаза потемнели. Она резко повернулась к нему лицом.

– Да, знаю. А тебе какое дело?

– Для меня это очень важно. И ты знаешь почему – потому что я люблю тебя.

– Ну и что? Мне-то какое дело?

Рикард криво усмехнулся:

– О, насчет этого я не питаю никаких иллюзий, сударыня. Вы никого не любите; вы просто неспособны полюбить. Любовь для вас пустой звук… Впрочем, нет, ошибаюсь. В вашем лексиконе это эвфемизм, обозначающий состояние возбуждения перед и во время физической близости. Ведь сколько раз вы говорили мне в постели, что любите меня…

Маргарита вскочила на ноги. К лицу ее прихлынула кровь, а пальцы судорожно сжимались и разжимались.

– Замолчи, негодяй! Ты ничего не понимаешь. Я… я люблю…

– Ах да, совсем забыл! – саркастически произнес Рикард. – Вы же любите Красавчика!.. Гм… Однако здорово он отблагодарил вас за столь преданную любовь.

Принцесса упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.

– Ты такой же бессердечный ублюдок, как и все остальные. Вы, мужчины, все на один пошиб. И ты… ты тоже… У тебя нет ни капли сочувствия. А я считала тебя самым чутким, самым отзывчивым из мужчин… Но ты… ты оказался… – Тут она не выдержала и горько зарыдала.

Растроганный до глубины души Рикард мигом бросился ей в ноги.

– Прости меня, милая, прости. Я сказал так сгоряча, не подумав… Ну, пожалуйста, не плачь. Бей меня, мучь – только не надо плакать, родная.

Наконец Маргарита успокоилась и, то и дело всхлипывая, заговорила:

– Ты не представляешь, Рикард, какой он подлец, какая бессовестная скотина, этот… этот подонок! Сегодня я ходила к нему… когда еще не знала о его помолвке. Я пришла сказать ему, что передумала выходить за него замуж, а он… Вместо того, чтобы честно признаться, что у него появились другие планы и наши желания полностью совпадают, он заставил меня… он это умеет, проклятый!.. заставил меня унижаться перед ним, просить, умолять… О, как я его ненавижу!..

Она крепко прижалась к Рикарду, зарылась лицом в его волосах и спросила:

– Ты по-прежнему любишь меня?

– Еще больше, чем прежде, – пылко ответил он. – За это время я понял, как дорога ты мне, чтó ты для меня значишь. Ты стала смыслом всей моей жизни. Помимо тебя, Маргарита, я не вижу, ради чего еще мне стоит жить. Теперь я знаю, что только любовь к тебе и тайная надежда когда-нибудь добиться взаимности обуздывали во мне самые дурные наклонности, не позволяли им взять верх над тем добрым, что есть в каждом человеке… Но стоило мне потерять тебя – и я оказался способным на такую гадость, на такую мерзость…

– Ты о попытке самоубийства?

– Нет, не только. Но об этом позже, а сейчас…

– Да, ты прав, – согласилась Маргарита, поднимая его лицо к себе. – О делах мы поговорим утром, а сейчас… – Она наклонила голову и нежно поцеловала его в губы. – Знаешь, у меня такое чувство, будто вернулось лето. Наше с тобой лето… Я тоже многое поняла за это время. Я не люблю и никогда не любила Красавчика. Я люблю тебя.

Рикард схватил ее за плечи.

– Это правда? – с дрожью в голосе переспросил он. – Это не почудилось мне? Я не ослышался? Ты… ты любишь меня?

– Да, люблю. Может, я не так понимаю это слово. Может, мое чувство к тебе на самом деле не любовь… Но если я и люблю кого-то, если я вообще способна кого-нибудь любить, так это только тебя. До нашей размолвки я даже представить не могла, как ты стал мне дорог, как мне будет тебя не хватать. Возможно, это всего лишь привычка – ну что ж, пусть будет так, мне нравится такая привычка. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, хочу снова и снова слышать твои заверения в любви, хочу заниматься с тобой любовью, хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях. В постели ты прекрасный любовник, но что гораздо важнее, ты замечательный друг, лучший из друзей, и я очень нуждаюсь в тебе, нуждаюсь в твоей ласке, в твоей заботе, в твоем понимании и участии. И если это не любовь, тем хуже для любви.

Рикард слушал ее со смешанным чувством удивления, недоверия и какого-то радостного потрясения. Он уже привык к резким перепадам в настроении Маргариты, но в таком взвинченном состоянии видел ее впервые. В ее искренности сомневаться не приходилось, она была слишком возбуждена, чтобы сознательно кривить душой, однако вопрос состоял в том, было ли это правдой или просто попыткой самообмана, стремлением оскорбленной женщины выдать желаемое за действительное.

– Ты серьезно, дорогая? Ты не разыгрываешь меня?

– Клянусь, милый, я люблю тебя. Прости за ту нашу ссору, прости за все, что я наговорила тебе в тот день… и на следующий тоже… Господи, как я была слепа! Ты на целую голову выше Красавчика – не только ростом, но и во всех других отношениях. Он подлый обманщик, беспринципный властолюбец, а ты… Ты хороший, ты честный, ты порядочный, ты так любишь меня, так мне предан. Ты самый лучший, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я так соскучилась по тебе, любимый, я так тебя хочу. Ведь ты останешься со мной, правда? Ведь ты не уйдешь? Мы снова будем вместе, снова будем любить друг друга, и все у нас будет по-прежнему…

Чем больше лестных слов сыпалось в его адрес, тем больше Рикард хмурился. Все это было неспроста. Вне всякого сомнения, Маргарита говорила, что думала; но при всем том она явно что-то недоговаривала, что-то скрывала, пытаясь оттянуть неизбежное, и тем временем подслащивала горькую пилюлю, которую ему рано или поздно все же придется проглотить.

– Нет, дорогая, – оборвал он ее, – по-прежнему ничего у нас не выйдет.

– Почему? – удивилась принцесса. – Разве мы не любим друг друга? Разве мы не будем счастливы вместе? Ну, скажи: что теперь мешает нам?

– Неопределенность в наших отношениях, вот что. Я чертовски устал, Маргарита. У меня больше нет сил жить в постоянном страхе перед грядущим днем, дрожать при одной лишь мысли о том, что я могу потерять тебя. Если это вернется, я не выдержу, я сойду с ума.

– О нет, милый! Я никогда не разлюблю тебя, верь мне.

– И ты согласна освятить нашу любовь перед Богом? Ты станешь моей женой?

Маргарита вздохнула и высвободилась из его объятий.

– Это невозможно, Рикард. Все, что угодно, только не это. Брак всегда был камнем преткновения в наших отношениях, он был причиной всех наших ссор. Пожалуйста, не надо об этом, я не хочу ссориться с тобой. Я очень люблю тебя, ты мне очень нужен.

– И это все, чего стоит твоя любовь? – с горькой улыбкой, больше похожей на гримасу боли, произнес Рикард. – Не сказал бы, что много. Несмотря на все заверения, твоей любви ко мне явно чего-то недостает. А именно, готовности разделить со мной не только постель, но и всю свою жизнь.

– Не говори так, дорогой! – воскликнула Маргарита и тут же в смущении опустила глаза. – Да, это правда, у меня будет муж… Но любить я буду тебя!

– Весьма тронут, сударыня. Ваши слова делают мне честь… А в мужья, стало быть, я вам не гожусь? Недостоин, наверное?

– Ах, Рикард, не в том дело, – почти что простонала она.

– А в чем же тогда? Объясни мне, непонятливому. Нынче ты не на шутку разоткровенничалась, так будь же откровенной до конца. Ну!

Маргарита сплела пальцы рук, положила их себе на колени и сосредоточенно посмотрела на него.

– Беда в том, Рикард, что я очень плохая девочка. Я вконец испорченная. Капризная, самовлюбленная, эгоистичная, развращенная властью, богатством и всеобщим поклонением – и это лишь малая толика моих отрицательных черт; в действительности я еще хуже… Молчи! Я знаю, что ты любишь меня со всеми достоинствами и недостатками, со всем хорошим и плохим, что у меня есть; но речь сейчас о другом. Когда-нибудь я унаследую престол, и я хочу быть настоящей правительницей Наварры, а не женой правителя; королевой, а не женой короля. Как бы я ни любила тебя, как бы ни нуждалась в твоей любви, я не хочу делиться с тобой властью.

– Но ведь я не честолюбив, Маргарита. Я люблю тебя, а не твое наследство, и корона мне ни к чему. Поверь…

– Я верю тебе. Я не сомневаюсь в твоей искренности. Уж я-то знаю, каков ты на самом деле. При других обстоятельствах из тебя вышел бы идеальный супруг для такой честолюбивой женщины, как я. Но, себе на беду, ты происходишь из знатного наваррского рода. Твой отец пользуется большим уважением в Наварре, особенно в ее кастильской части. После моего отца он самый влиятельный человек в стране, и волей-неволей ты унаследуешь от него и это уважение, и это влияние. К сожалению, рассчитывать на то, что со временем ты растеряешь полученный в наследство авторитет, не приходится. Ты слишком честный, порядочный, добродушный и даже простодушный. С такими качествами из тебя вряд ли выйдет хороший правитель, но подданные будут любить тебя, для них ты будешь олицетворением доброго и справедливого короля в противоположность мне – злой и коварной королеве. Сейчас ты далек от государственных дел, политика не твоя стихия, однако, женившись на мне, ты против воли будешь втянут в эту трясину. И когда в один прекрасный день мои подданные скажут: «Королева нам не указ! У нас есть король, потомок Александра Завоевателя по мужской линии, пусть он нами правит», – тогда у тебя не будет даже того слабого оправдания, что ты никогда не занимался делами государства.

Рикард поднялся с колен, глядя на Маргариту с каким-то суеверным ужасом.

– И только поэтому ты отказываешь мне?

– Да, только поэтому. Не будь ты сыном Клавдия Иверийского, внуком Елены де Эбро, я бы с радостью вышла за тебя замуж и была бы счастлива с тобой. Ты прекрасный человек, Рикард, я тебя очень люблю, но, увы, судьба распорядилась иначе. Прости меня, дорогой.

– Боже! – в отчаянии прошептал он. – Кого я полюбил? Я полюбил чудовище!

– Рикард…

– Да, Маргарита, ты чудовище. Жажда власти, неограниченной, неоспоримой власти, так испортила тебя, что в тебе мало что осталось человеческого. Ты ничем не лучше кузена Бискайского! Тот свихнулся на мысли об утраченной короне, а ты заразилась от отца чувством неполноценности, которое преследует его с тех пор, как он взошел на престол, поправ законные права сына своего старшего брата. В тебе также сильно это чувство, порождающее угрызения совести, и ты стремишься самоутвердиться, убедить себя в законности своих прав, подчиняя этой цели все остальное – от личной жизни до государственных интересов. Ты отказываешься от счастья, от любви; мало того, ты упускаешь возможность укрепить королевскую власть, объединив Внутреннюю Наварру, Риоху и Алаву в единый домен. И ради чего все это? Ты пренебрегаешь мной, собой, целостностью страны единственно ради того, чтобы никто не мог подвергнуть сомнению неделимость твоей власти. Ты, повторяю, чудовище. Ты политическая и моральная извращенка.

– Какой ты жестокий, Рикард! – тоном обиженного ребенка произнесла Маргарита. – Жестокий! Жестокий!

– Это ты жестокая, и, прежде всего, по отношению к себе. Ты калечишь свою жизнь и калечишь мою. Но я не позволю тебе и дальше измываться надо мной – лучше смерть, чем такая жизнь.

С этими словами Рикард направился к выходу.

– Нет!!! – закричала ему вслед Маргарита, вскочив с кресла. – Нет! Не надо! Не делай этого!

У двери он остановился.

– Я не собираюсь покончить с собой – если ты это имела в виду. К сожалению, у меня не хватит мужества на вторую попытку самоубийства. Увы!..

– Не покидай меня! – взмолилась Маргарита. – Вернись, ты мне очень нужен. Я люблю тебя.

– Нет, дорогая, тебе не удастся завлечь меня этими словами. Слишком часто ты повторяешь их в последние минуты, чтобы они производили на меня магическое действие. Я уже устал от них и более не хочу слышать никаких признаний – ни в любви, ни в ненависти. Если ты в самом деле любишь меня, если так сильно нуждаешься во мне, скажи только «да», и я буду твоим – но целиком и на всю жизнь. Ни на что меньшее я не согласен, меня не устраивает должность обер-любовника при твоем дворе. И вообще, тебе стоило бы подумать, прежде чем предлагать эту унизительную роль мне – внуку римского императора… Хорошенько поразмысли, Маргарита, и реши наконец, что в тебе сильнее – любовь ко мне, если таковая имеется, или страх потерять власть. Даю тебе неделю сроку, как раз до намеченной тобою поездки в Кастель-Бланко – и ни днем позже. К тому времени ты должна сделать выбор, только смотри не опоздай.

– Но, Рикард…

– Это все. На сегодня все. Следующий наш разговор состоится лишь тогда, когда ты примешь мое предложение… или вовсе не состоится. До свидания, Маргарита. Или прощай – это зависит только от тебя.

Оставшись одна, Маргарита бессильно опустилась на пол возле кресла, уткнулась лицом в его мягкое сидение и вновь зарыдала. Той ночью она впервые в жизни прокляла корону, которая достанется ей от отца. Так это случилось впервые – но далеко не в последний раз…