Текст книги "Принц Галлии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

Глава XLIII
в которой Филипп становится должником, а Эрнан между тем пьянствует

Когда Филипп вернулся в банкетный зал, там еще оставалось человек двадцать пирующих. Молодые люди разделились на две группы, одной из которых, чисто мужской, заправлял Эрнан де Шатофьер. Хорошо зная привычки своего друга, Филипп догадался, что он устроил поединок выпивох, уже успел опоить своих соперников до зеленых чертиков, и их безоговорочная капитуляция была лишь вопросом времени.

Душой второй компании была Маргарита. Она безжалостно измывалась над Тибальдом де Труа и графом Оской, проявляя при том незаурядное остроумие, утонченное коварство и почти полнейшее бессердечие, а несколько ее кузин и кузенов искренне забавлялись этим представлением.

Появление Филиппа было воспринято с неподдельным изумлением. На мгновение в зале воцарилась напряженная тишина; все присутствующие с немым вопросом уставились на него.

– Вот как! – озадаченно произнес Фернандо де Уэльва. – Вы уже кончили?

Сказанная им пошлость была весьма характерна для его отношений с Бланкой, которую он ненавидел так же люто, как нежно любил ее Альфонсо, а она, в свою очередь, отвечала обоим братьям взаимностью, любя старшего и презирая младшего. В этой семейной вражде Филипп всякий раз принимал сторону Бланки, чем снискал себе глубокую ненависть Фернандо, и тот никогда не упускал случая уязвить его какой-нибудь едкой остротой – что, впрочем, в равной степени относилось и к Филиппу.

Грубая шутка Фернандо пришлась по вкусу большинству пирующих, и зал просто сотрясся от гомерического хохота, в котором особо выделялся сочный баритон Шатофьера и густой бас Пуатье. Филипп подошел ближе к компании Маргариты и устремил на кастильского принца пронзительный взгляд.

– Каждый думает в меру своей распущенности, кузен де Уэльва, – ответил он, когда смех немного поутих. – Что же касается меня, то я лишь проводил кузину Бланку до ее покоев.

– Однако долго вы ее провожали, – не унимался Фернандо. – Почти целый час… Ага! Понятненько! Все в порядке, господа. Моя сестра, оказывается, поселилась где-то по соседству, и кузену Аквитанскому пришлось отвозить ее.

– А к вашему сведению, – вставила словечко Маргарита, – ближайшее людское поселение, мужской монастырь августинцев, находится в двух милях отсюда. Так что нашему дорогому принцу пришлось здорово попотеть, чтобы уложиться в один час… Вы, случаем, лошадь не загнали, кузен?

Присутствующие так и покатились со смеху. Филипп не на шутку разозлился, но никакой достойной отповеди насмешникам, кроме грязных ругательств, не приходило в его затуманенную хмелем голову.

– А ему это не впервой, – заметил Фернандо. – В Толедо он имел обыкновение назначать по несколько свиданий в одну ночь.

– Ну и как? – вяло поинтересовался Педро Арагонский. – Успевал?

– Ясное дело, успевал. Он же вездесущ и неутомим.

– Какое счастье, что я оставил свою сестру в Шалоне, – с серьезной миной констатировал Тибальд де Труа. – Так я чувствую себя более или менее спокойно. Хотя, надо признаться, если я подолгу не вижу кузена Аквитанского, меня начинают мучить дурные предчувствия.

Опять хохот.

– Надеюсь, – отозвалась Маргарита, – с кузиной Бланкой по дороге ничего не случилось?

– А что с ней могло случиться? – с циничной ухмылкой произнес Филипп, наконец совладав с собой. – Кто-кто, но вы, Маргарита, должны знать, что ничего особенного. С вами же все было в полном порядке, вы даже не забеременели.

Смешки в зале мигом умолкли. От неожиданности Маргарита остолбенела. Королева Констанца Орсини, Жоанна Наваррская, Изабелла и Мария Арагонские стыдливо опустили глаза, а Тибальд де Труа и Педро Оска вскочили со своих мест и, сжав кулаки, медленно двинулись к Филиппу. Филипп ожидал их приближения с олимпийским спокойствием. Синева его глаз, обычно чистая и глубокая, как весеннее небо над Пиренеями, поблекла и стала напоминать скованное льдом зимнее озеро.

Эрнан тоже встал.

– Сейчас будет драчка! – громко сообщил он. – Двое на одного. Ну, ничего, невелика беда. Держитесь, государь, я иду на подмогу. Вместе мы их так отделаем… – И он ринулся к Филиппу.

Первой опомнилась Изабелла Арагонская. Она торопливо поднялась с кресла, быстрым шагом опередила Тибальда и Педро Оску и стала между ними и Филиппом.

– Умерьте свой пыл, господа! – чеканя каждое слово, произнесла она. – Ваше искреннее негодование несколько запоздало. Вам следовало бы чуть раньше выказать свое рыцарство – когда дон Фернандо и Маргарита оскорбляли отсутствующую здесь Бланку. Кузина Наваррская сама напросилась на неприятности, и нечего тут винить дона Филиппа. В конце концов, это его личное дело, где он был и с кем он был. А вы, дон Фернандо… Я не понимаю вас. Хотите вы того или нет, но Бланка ваша родная сестра. Своими пошлыми остротами в ее адрес вы прежде всего оскорбляете свою семью, а значит, и самого себя. Мне стыдно, что у моей сестры такой муж.

Маргарита и Фернандо смутились под осуждающими взглядами прочих дам и господ, которые, вдруг почувствовав себя неловко, поспешили переложить на них всю вину.

Филипп невольно залюбовался Изабеллой.

«Ах, какая она красавица! – с умилением подумал он, а взглянув искоса на пьяного вдрызг графа де Пуатье, удрученно вздохнул: – И досталась такому увальню…»

– Дон Педро, – снова заговорила Изабелла, властно глядя на графа Оску. – Я старшая дочь вашего короля. – Затем она перевела свой взгляд на графа Шампанского: – Я ваша наследная принцесса, дон Тибальд. И я приказываю вам обоим вернуться на свои места. – Она топнула ножкой. – Ну!

Тибальд де Труа и Педро Оска неохотно повиновались, всем своим видом показывая, что поступают так против своей воли и только из уважения к женщине и принцессе.

Эрнан де Шатофьер тоже уселся и хлопнул по плечу сидевшего рядом виконта Иверо.

– Аларм отменяется, приятель. Продолжим-ка наше состязание.

Порядком кося глазами, Рикард внимательно посмотрел на Эрнана и в растерянности захлопал ресницами, по-видимому, не соображая, о чем идет речь, но потом все же неуверенно кивнул.

– Вот и ладушки, – сказал Шатофьер и поднял очередной кубок вина.

Между тем Изабелла подошла к Филиппу и взяла его за руку.

– Кузен, вы не откажете мне в одной маленькой услуге?

– Всегда рад вам служить, моя принцесса.

– В таком случае, побудьте моим кавалером до конца этого вечера. Сегодня мой муж не в состоянии позаботиться обо мне.

– Почту за честь, кузина, – вежливо поклонился Филипп.

Граф де Пуатье недовольно заерзал в своем кресле, однако возражать не стал, лишь потребовал себе еще вина.

Филипп и Изабелла отошли в противоположный конец зала, подальше от обеих компаний, и устроились в мягких креслах, немного повернутых друг к другу. На какое-то мгновение их колени соприкоснулись, и Изабелла с такой поспешностью отдернула ногу, будто до боли обожглась. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, и Филипп с некоторым самодовольством отметил, что смутилась она вовсе не из страха оказаться в неловком положении – ведь их ноги надежно укрывал от посторонних глаз стоявший перед ними невысокий столик.

– Кузина, – первым заговорил он. – Примите мою искреннюю признательность за ту услугу, которую вы мне оказали… Да и не только мне – всем остальным тоже.

– Я сделала то, что сочла нужным сделать, – просто ответила Изабелла. – Не больше, но и не меньше.

– И все же позвольте мне считать себя вашим должником.

Она кротко улыбнулась, а в ее глазах зажглись лукавые искорки.

– Вы не очень обидитесь, если я не позволю?

– Но почему? – удивился Филипп.

– Честно говоря, я боюсь быть вашим кредитором, дорогой кузен. Насколько мне известно, у вас довольно своеобразное понимание долга перед дамой, к тому же вы, как и Господь Бог, привыкли воздавать сторицей. Поэтому я сразу списываю ваш долг и сжигаю все ваши векселя.

Филипп тихо рассмеялся.

«По-моему, я влюбляюсь, – решил для себя он, желая отомстить Бланке за ее неуступчивость. – Какое очаровательное дитя!.. Гм, дитя то дитя, да почти на три года старше меня».

Он нежно поцеловал ее руку и в то же мгновение почувствовал на себе хмурый взгляд своего тезки, графа де Пуатье.

– Ну вот, – сокрушенно констатировала Изабелла. – Так у нас с мужем всегда: когда он смеется – я невеселая, мне весело – он бычится.

– Искренне вам сочувствую. Боюсь, вы ставите себя под удар, продолжая оставаться в моем обществе.

Изабелла мило тряхнула своей белокурой головкой.

– Ваши опасения напрасны, кузен. Я уже поставила себя под удар, когда вмешалась в вашу ссору с кузенами Тибальдом и Педро. Дальше хуже не будет. Теперь не имеет принципиального значения, сколько времени я проведу с вами наедине – четверть часа или четыре часа.

– Или всю ночь? – вкрадчиво поинтересовался Филипп.

– Или всю ночь, – повторила она с утвердительной интонацией. – Это ничего не изменит. Все равно завтра меня ожидает бурная сцена ревности.

– Гм… И на каком основании?

– Да ни на каком. Просто чуть ли не с самого первого дня нашего пребывания в Памплоне мой муж вбил себе в голову, что мы с вами тайком, как он выражается, крутим шуры-муры.

– Стало быть, у нас роман? А я не знал.

– Зато мой муж в этом уверен. А после того, как в этой ссоре я приняла вашу сторону, его уверенность наверняка переросла в убеждение.

– Ну, коли так, – произнес Филипп, устремив на нее нежный взгляд, – то что мешает нам подтвердить его убеждение? Ведь, как вы сами сказали, хуже все равно не будет.

Щеки Изабеллы вновь порозовели. Она потупила глаза и в замешательстве принялась перебирать тонкими пальцами оборки своего платья.

– Это следует понимать так, что вы меня соблазняете?

– Помилуй Бог, кузина, вовсе нет! Это вы меня соблазняете.

– Я?!

– Ну да. Ведь наш разговор вели вы, а я лишь пассивно поддерживал его. И именно вы спровоцировали меня на это предложение.

Изабелла еще больше смутилась.

– Поверьте, кузен, я ни о чем таком и не думала.

Филипп внимательно посмотрел ей в глаза:

– Вижу, вы не лукавите.

– Я же говорю, что вы ошибаетесь.

– Э нет, кузина, все не так просто. Может, сознательно вы не собирались провоцировать меня, но где-то в глубине души вам очень хотелось, чтобы я предложил вам свою любовь.

– Любовь? – произнесла вконец обескураженная Изабелла. – А вам не кажется, что вы слишком вольно трактуете это слово? Любовью нельзя разбрасываться направо и налево. Но вы, похоже, говорите о любви всем женщинам, которых хотите соблазнить.

– Вы рассуждаете точно так же, как Бланка, – с недовольным вздохом заметил Филипп.

Изабелла усмехнулась:

– То-то я и гляжу, что слишком уж близко к сердцу вы приняли пошлые остроты Маргариты и Фернандо. У меня сразу возникло подозрение, что вы ушли от кузины Бланки не солоно хлебавши, и потому были так взвинчены.

Теперь пришла очередь краснеть Филиппу. Однако он быстро совладал с собой и отпарировал:

– Если вы так проницательны, принцесса, то, может, скажете, почему кузен Эрик Датский смотрит на меня с таким видом, будто я сейчас отбиваю у него невесту. Кажется, он безнадежно влюблен в одну известную нам обоим даму, которая явно не спешит отвечать ему взаимностью.

– Но ведь она замужем, – возразила Изабелла, впрочем, без особой убежденности.

– Ну и что? Это же не мешает ей заигрывать с Гамильтоном.

Изабелла недоуменно взглянула на него:

– О чем вы говорите, кузен?

Ее изумление было таким неподдельным, что Филипп растерялся.

– Неужели я ошибся? Почему-то я был уверен, что это по вашей просьбе кузен Эрик выхлопотал для барона приглашение в Кастель-Бланко.

– Да, по моей. Об этой услуге меня попросила кузина Иверо. Сейчас она не в ладах с Маргаритой, недавно они крепко поссорились…

– Я знаю. Из-за ее брата.

– Вот именно. Поэтому Елена не хотела сама обращаться к Маргарите и попросила меня. Ну а я переадресовала эту просьбу кузену Эрику, который хорошо знает Гамильтона по балканской кампании.

– Понятно, – сказал Филипп, а после короткой паузы добавил: – И все же странно. Мне казалось, что кузина Елена всерьез увлечена Гастоном д’Альбре.

Изабелла пренебрежительно фыркнула:

– Да бросьте вы, в самом деле! Если Елена кем и увлечена, так это своим братом. А что касается Гастона д’Альбре, то разве можно принимать его всерьез, когда он сам несерьезный? Вы уж простите за прямоту, но у меня сложилось весьма неприглядное мнение о вашем друге. Он груб, до крайности пошл, настырен, к тому же похотлив, как мартовский кот.

– В самую точку, – улыбнулся Филипп. – Таков наш Гастон. Быстро же вы его раскусили!

– Кстати, – сказала Изабелла, косясь в сторону. – Еще об одном вашем друге. Кажется, господин де Шатофьер победил.

С некоторым усилием Филипп оторвал взгляд от глубокого выреза ее платья и посмотрел в том же направлении. Последний из выпивох – противников Эрнана только что отключился, и теперь Шатофьер принимал поздравления от компании Маргариты. Он стоял, выпятив грудь, и, чуть пошатываясь, держался за спинку кресла.

– Черти полосатые! Да ведь он пьян!

– Разумеется! Как же ему быть трезвым после такой залихватской попойки?

– Э нет, моя принцесса. Вы просто не знаете Шатофьера. Ни с того ни с сего он никогда не пьянеет. И если он пьян, значит, имеет на то основания.

Тем временем Эрнан взял в обе руки два наполненных вином кубка и неуверенной поступью двинулся через зал к Филиппу.

– Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, – заорал он, довольно удачно подражая главному герольду турнира, – вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, верховного сюзерена Мальорки и Минорки… э-э… графа Кантабрии и Андор-р-ры! – Это последнее раскатистое «р-р-р» было произнесено так звучно и с таким смаком, что все присутствующие в зале, кто еще оставался при своей памяти, дружно захохотали.

– Неужели он играет? – с сомнением произнесла Изабелла. – Уж больно естественно у него все получается.

– Я думаю, – предположил Филипп, – что при необходимости он просто позволяет хмелю ударить себе в голову. Но сколько бы он ни выпил, ни капли здравомыслия не теряет.

Подойдя к ним, Эрнан поставил оба кубка на стол и бухнулся в соседнее кресло.

– Ну что, государь, посоревнуемся?

– Не возражаю, – ответил Филипп, внезапно почувствовав настоятельную потребность дозаправиться. Он взял в руки один из принесенных Эрнаном кубков, сделал приличный глоток и спросил: – Что стряслось, дружище? Почему ты пьян?

Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:

– Слушай меня внимательно, Филипп… И пей, пей, не смотри на меня так… И вы, сударыня, тоже – сделайте вид, что я несу пьяный вздор… Так вот, сейчас я отключусь, а ты через час-полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?

– Да. Но что…

– Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное… Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну – я держу ситуацию под контролем… И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. – Он снова взглянул на Изабеллу. – Ну, хорошо. Крайний срок – два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?

– Да.

– А вас, сударыня, – обратился он к арагонской принцессе, – убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.

– Безусловно, граф, – кивнула она.

– Вот и ладушки! – Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: – Где вино, черт возьми? Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.

С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, а спустя пару секунд раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.

– Отнесите господина графа в его покои, – велел Филипп двум подошедшим лакеям. – Нет-нет, возьмите третьего – вдвоем вы его уроните… А еще лучше, если вас будет четверо.

Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:

– Он что, вправду заснул?

– Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.

– Однако странный у вас друг!

– До странности странный, – согласился Филипп. – И жутко охоч до драматических эффектов.

– Да, кстати, – произнесла Изабелла. – Ваш брат Робер действительно интригует против вас?

– О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.

– Но ведь господин де Шатофьер…

– Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу.

– Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?

– Не всем. Но вам – да.

– Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, – сказала Изабелла и поднялась с кресла.

Следом за ней вскочил и Филипп.

– Вы уже покидаете меня?

– Мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен… – Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: – Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.

Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:

– С превеликим удовольствием, кузина.

К этому времени граф де Пуатье уже перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке – вино, которое надо пить. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, когда напивался в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.

Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:

– Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь…

Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.

– Боюсь, принцесса, – произнес он, – что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.

Изабелла сделала вид, что не поняла его тонкого намека, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.

Глава XLIV
в которой Филипп доказывает, что не привык долго оставаться в долгу

По пути в восточную башню они не разговаривали. Изабелла искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.

Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:

– Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали?

В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:

– Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.

Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и скрылась за дверью.

Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и растерянно таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: «Черти полосатые!» – и ворвался внутрь.

В два прыжка он пересек маленькую переднюю и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.

«У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин», – почему-то подумал Филипп.

Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:

– Пошла вон!

Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.

Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями… Но вдруг Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.

Филипп растерялся. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Он усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.

– Не плачь, милая, – взмолился он. – Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.

– О нет, нет! Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной.

– Но почему ты плачешь?

– Это я так… от счастья. Я уже оставила надежду когда-нибудь свидеться с тобой… Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня… как и тогда…

– Ты все еще помнишь об этом? – спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.

– Да, помню. Все до последней мелочи помню. – В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. – Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.

– Я тоже не забуду…

– Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.

Филипп улыбнулся – мечтательно и с некоторым смущением.

– «Чуть» не считается, Изабелла. – Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. – Тогда мы здорово испугались.

– Как? Ты тоже?

– Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.

– А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.

– Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.

– Подумать только! – томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. – У тебя – и поджилки тряслись!

– Тогда я был ребенком, – пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. – Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.

– А мне уже шел шестнадцатый.

– То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.

– Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень жалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием, но отец сказал, что это не беда, что со временем эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда Корнелия Юлия – и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.

– А я полагал, что это была твоя идея.

– Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола…

– Да что ты говоришь?! – перебил ее пораженный услышанным Филипп. – Неужели так было?

– А ты не знал?

– Нет. Тогда отец вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились… Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения… Черт возьми! – Филипп досадливо закусил губу. – А как же твой брат? – после секундного молчания спросил он.

– Педро не будет королем. Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.

– Твой отец намерен лишить его наследства?

Изабелла грустно вздохнула:

– Ты же знаешь, каков мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс – жениться на кузине Маргарите…

– Это безнадежно, уж поверь мне.

– Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.

– С Фернандо?! О Боже!..

– Только никому ни слова, – предупредила Изабелла. – Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.

– Но Фернандо! – воскликнул Филипп. – Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.

– Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.

– А если…

– Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.

– Однако она любит его. При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.

– Так таки и без ума? – криво усмехнулась Изабелла. – Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой – и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.

– Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.

– Не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка – от тебя или от Фернандо.

– Я тоже не уверен, – с горечью произнес Филипп. – Как бы мне хотелось знать наверняка… Ах! – спохватился он. – Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца… Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию… Как глупо все получилось!

Изабелла опять вздохнула:

– Да, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе…

– Тогда я просто потерял голову от любви, – быстро перебил ее Филипп. – Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству – что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно – тогда бы все сложилось иначе.

– Да, – с грустью согласилась Изабелла. – Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня… Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился – и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня – за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. – Она нервно хихикнула. – Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. – Снова вздох. – Он предложил мне на выбор две кандидатуры – кузена Фернандо и этого… брр! – Она содрогнулась.

– И ты выбрала Филиппа Французского? Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?

– Нет, не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию – а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить… Если бы только я знала…

Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.

– Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.

Изабеллу прошибла мелкая дрожь.

– Филипп… милый…

– Ты не хочешь? – удивленно спросил он. – Уже передумала?

Она напряглась и побледнела.

– Нет-нет! Я… хочу, но… Только не надо спешить. У нас еще полтора часа… даже больше… Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста…

Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.

– Ты так боишься прелюбодеяния?

– Нет… нет… Я… я боюсь…

– Ты боишься вообще заниматься любовью?

Изабелла всхлипнула – раз, второй, третий…

– Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! – истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.

Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее – дать ей выплакаться вволю.

Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:

– Мой муж – грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он… он… Каждый раз он насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно… – Она прижала голову Филиппа к своей груди. – Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его… это… его раздетого – я упала в обморок… а он… он пьяный набросился на меня и… – Ее затрясло от нового приступа рыданий.

Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.

– Потерпи, милая, – захлебываясь, говорил он. – Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях – я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.

Изабелла мигом утихла.

– Любимая? Ты сказал: любимая?

– Да, я люблю тебя, – пылко ответил он. – Очень люблю.

– А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?

Филипп вздохнул:

– Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. – Он положил голову ей на колени. – Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает. Он знает, что я всей душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не хотят этого понять меня.

– Я понимаю тебя, милый, – ласково сказала Изабелла. – У тебя так много любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую… и, может, не встретишь никогда… Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа, требовать, чтобы ты любил только меня. Я удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится на мою долю.

– О, как я тебя обожаю! – восхищенно произнес Филипп, поднимая голову.

Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю…