Текст книги "Принц Галлии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

Глава XXX
в которой походя решается судьба Матильды, а Филипп начинает понимать, что явно поспешил с переоценкой ценностей

Молоденький паж провел Филиппа на крытую террасу с видом на дворцовый парк, где при хорошей погоде Маргарита имела обыкновение обедать в узком кругу друзей. На этот раз за столом компанию ей составляли две постоянные ее сотрапезницы – Бланка и Жоанна, а также Этьен де Монтини, занявший место своей сестры, которая по вполне понятным причинам сегодня отсутствовала.

Пустовало и кресло справа от Маргариты – с начала июня и вплоть до последнего дня его неизменным хозяином был Рикард Иверо. Но сегодня Маргарита не пригласила его к себе. Также не предвиделось присутствие сестры Рикарда, Елены.

Когда появился Филипп, Маргарита, и до того удивившая Бланку и Жоанну бесконечными проволочками с началом обеда, отколола нечто вообще из ряда вон выходящее – она встала из-за стола и почти бегом бросилась ему навстречу.

– А вот и наш милый кузен, – проворковала она, глядя на него с откровенным восхищением. – Вы уж не взыщите, что мы начали без вас…

– Э, нет, кузина, – живо возразил Филипп. – Так не пойдет. Ведь это я должен извиняться за опоздание. – Он галантно поцеловал ее руку и почтительным кивком приветствовал остальных присутствующих. – Во всем виноват мой паж. Я сказал ему, что меня ни для кого нет, имея в виду моих придворных. Но он понял эти слова буквально и целых полчаса заговаривал зубы вашему посланнику, в то время как я беседовал с… мм… с одним из моих дворян – о чем я рассчитываю потолковать с вами несколько позже.

– Да, – кивнула Маргарита. – Об этом мы непременно поговорим – но чуть позже. А пока, прошу вас к столу, кузен.

Филипп расположился в кресле Рикарда Иверо, первым делом отпил из кубка глоток вина и произнес:

– Направляясь к вам, я заметил на площади римские флаги и штандарты. Вы не знаете, с какой это стати? Неужели прибыл император?

– Нет, – ответила Маргарита. – Только консул Гай Орсини Калабрийский с известием о приближении императорского поезда. Самого Августа Юлия мы ожидаем к вечеру.

– Ах да, теперь вспомнил. Утром меня пытались разбудить по поручению отца, но спросонку я заявил, что и сотня консулов не помешают мне выспаться.

– Еще бы! – едко заметила Бланка. – Ведь вы так утомились.

Филипп озадаченно уставился на нее. Эти симптомы были ему хорошо знакомы. В дурном расположении духа Бланка становилась крайне язвительной, и горе было тому, кто в такие моменты подворачивался ей под горячую руку (вернее, острый язычок) да еще осмелится пререкаться с нею.

«Вот как! Вижу, ты очень привязана к Матильде…»

– Вы правы, кузина, – с готовностью согласился он, лишая Бланку повода для дальнейших злых острот. – Я в самом деле чувствовал себя уставшим, и даже приезд императора не заставил бы меня… Однако постойте! Если Август Юлий лично приезжает за своей невестой, то и венчание должно состояться сразу же после передачи.

Маргарита пожала плечами.

– Ясное дело! Ведь в противном случае итальянские ханжи-патриции лопнут от негодования: ах, какое вопиющее нарушение правил приличия! Венчание назначено на десятое число. На десятое сентября, разумеется…

– Очень существенное уточнение, – съязвила Бланка. – Не то кузен подумал бы, что на десятое декабря.

Маргарита бросила на нее быстрый взгляд и продолжала:

– Так вот, десятого сентября Август Юлий и Нора обвенчаются здесь, в Памплоне, а уже на следующее утро отправятся в Рим, где по их прибытии состоится коронация новой королевы Италии.

– Можно подумать, – вставила Бланка, – что до их прибытия.

– А можно подумать, – раздраженно ответила Маргарита, – что у тебя больше неприятностей, чем у меня, что я меньше твоего переживаю за Матильду, что в конце концов… Ведь это ребячество, кузина!

К удивлению Филиппа, Бланка не огрызалась и даже попросила прощения за несдержанность, хотя видно было, что она очень расстроена.

«Взрослеет», – отметил он с умилением отца, в один прекрасный день обнаружившего, что его дочь из нескладного подростка превратилась в очаровательную юную девушку.

После этого инцидента разговор за столом увял и лишь изредка молодые люди обменивались скупыми бессодержательными репликами. Когда подали десерт, Жоанна, не любившая сладкого, молча поднялась со своего места.

– Ты уже уходишь? – спросила ее Маргарита.

– Пожалуй, да. Если я не ошибаюсь, у вас намечается разговор не для чужих ушей.

– А разве ты чужая? Оставайся. Мы люди простые, откровенные, нам нечего от тебя скрывать.

– Однако я пойду.

Маргарита небрежно передернула плечами.

– Воля твоя, сестренка. И пожалуйста – про Рикарда никому ни слова. Передай Александру, что если он станет болтать…

– Не надо угроз, Маргарита. Я просто попрошу его молчать. Меня он послушается.

– Вот и хорошо.

Проводив Жоанну взглядом, Маргарита повернулась к Филиппу:

– Представьте, кузен! Этот бешеный идиот…

– Сиречь виконт Иверо? – усмехнулся Филипп, по достоинству оценив такую оригинальную характеристику бывшего любовника принцессы. – И что же с ним приключилось?

– Он едва не покончил с собой.

– Да что вы говорите?!

– Так оно и было. Этой ночью он пытался выброситься с восточной башни, но его спас кузен Бискайский. Порой у Александра бывает бессонница – вот он и шатался ночью по дворцу и случайно забрел именно в эту башню. Жоанна рассказывала, что он спокойно сидел на парапете меж двух зубцов, как вдруг появился кузен Иверо и, точно лунатик, не видя ничего вокруг, направился к краю башни. К счастью, Александр вовремя сообразил, что происходит, и в последний момент помешал ему совершить эту глупость.

– Невеселая история, – констатировал Филипп и, как бы из праздного любопытства, поинтересовался: – А что могло толкнуть его к самоубийству?

– Наверное, долги, – смущенно ответила принцесса. – Так он сказал кузену Бискайскому.

– И вы верите в это?

– Ну… Он задолжал ростовщикам свыше восьмидесяти тысяч, – будто оправдываясь, сообщила Маргарита; щеки ее сделались пунцовыми.

– Восемьдесят тысяч?! – ошарашено произнес Филипп. – Ничего себе! Да ведь это в три или четыре раза превышает годовой доход графства Иверо. Как только он ухитрился растранжирить такую уйму денег?

– Мало ли как! Этот остолоп на все способен.

Бланка сокрушенно покачала головой:

– Ты бессердечная, кузина. На кого же, как не на тебя, потратил он эти деньги. На все эти роскошные и безумно дорогие подарки… – Она вздохнула. – Да разве в деньгах дело…

– Помолчи, Бланка! – вскипела Маргарита. – Мне и без твоих комментариев тошно.

– А меня тошнит от твоей черствости! – огрызнулась кастильская принцесса. – И от твоего самодурства. Такой закоренелой эгоистки, как ты, я еще не встречала. Ты любишь только себя, до других тебе нет дела. Ради тебя Рикард готов был на все, а ты… ты использовала его, забавлялась с ним, как с игрушкой, пока он тебе не надоел, а затем без сожаления вышвырнула прочь, едва лишь у тебя появился новый кумир. – Тут Бланка выстрелила в Филиппа глазами, и в ее взгляде тому почудилась ревность. – Тебе и в голову не приходило, что Рикард такой же человек, как и ты, и его боль не менее реальна, чем твоя. Если кто и виноват в том, что едва не случилось, так это ты со своей жестокостью.

– Нет, вы только поглядите, какая защитница нашлась! – с издевкой произнесла Маргарита. – Так что же ты здесь сидишь и попусту треплешь языком? Ступай-ка лучше к Рикарду, помоги Елене утешить его и заодно присмотри за ней самой – как бы она не перестаралась в своем рвении.

Перебранка между принцессами грозила вылиться в крепкую ссору. Поэтому Филипп, не долго думая, стукнул кулаком по столу и громко сказал:

– Ну, все, хватит! Что вы, как дети! – Он помолчал, давая принцессам время успокоиться, затем продолжил: – Дорогие кузины, я прекрасно понимаю, в чем действительная причина вашей раздражительности, и прошу не вымещать свое дурное настроение друг на друге. Давайте лучше перейдем к делу.

– Вот именно, – отозвалась Маргарита. – Поговорим, наконец, о Матильде.

Бланка кивнула:

– Да, пора уж. Вы начнете, Филипп?

– Пожалуй, да. Прежде всего, я хотел бы выразить свое сожаление по поводу случившегося. Безусловно, я признаю, что поступку господина де Шеверни нет оправдания, но вместе с тем настаиваю на непредвзятом отношении к нему и прошу учесть смягчающие его вину обстоятельства.

– А разве он заслуживает этого? – осведомилась Маргарита.

– Ну, разумеется, принцесса! Даже самый закоренелый преступник вправе рассчитывать на справедливый суд, – назидательно произнес Филипп, украдкой поглаживая ее ногу. – Тем более, что я не считаю господина де Шеверни преступником.

– Ах так! – не удержался от негодующего восклицания Монтини. – Кто же он тогда?

Филипп смерил его ледяным взглядом:

– К вашему сведению, милостивый государь, господин де Шеверни выразил готовность встретиться с вами в поединке и позволить вам без труда убить себя. Но, боюсь, это не будет выходом для вашей сестры, да и вам не сделает большой чести. – Он повернулся к Бланке: – Вас можно на пару слов, кузина? Вы не возражаете, Маргарита?

Маргарита не возражала, а Монтини возражать не посмел.

Бланка согласно кивнула и поднялась из-за стола. Они отошли к краю террасы и остановились возле высокого парапета.

– Бланка, – заговорил Филипп, переходя на кастильский, – скажите по старой дружбе: вы, все трое, уже пришли к определенному решению?

– Да. А вы?

– Я буду просить руки Матильды для Габриеля де Шеверни.

– Мы примем ваше предложение.

Филипп вздохнул:

– Вот и хорошо.

– По вашему виду не скажешь, – заметила Бланка. – Вы вздыхаете, как за покойником. В чем дело, Филипп?

– Не по душе мне этот брак, Бланка. С тяжелым сердцем я взялся за сватовство. По мне, лучше бы Габриель в тюрьме посидел, чем женился на Матильде.

– Вы тоже так считаете?

– А вы?

– Я – да. Но Маргарита и Эть… господин де Монтини думают иначе. Они вроде бы пекутся о Матильде, хотят устроить ее будущее, искренне желают ей только добра, но не понимают, не хотят понять, что это значит для самой Матильды. Какой бы там ни был господин де Шеверни замечательный человек, у нее уже сложилось весьма неприглядное мнение о нем, и вряд ли кто-то способен внушить ей уважение к нему, не говоря уж о любви. Ну, а там, где нет ни любви, ни уважения… Словом, я очень боюсь, что их супружеская жизнь будет сущим адом.

Филипп кивнул:

– Полностью согласен с вами, Бланка. Я даже собирался предложить Матильде отступную – одно из моих личных поместий в Кантабрии, дающее право на баронский титул и около шестисот скудо чистого годового дохода.

– О! Внушительная отступная. Пожалуй, это меняет дело. Будучи баронессой, Матильда сможет найти себе достойную партию, даже если все произошедшее с ней получит огласку. Я почти уверена, что в свете ваших условий Маргарита и Этьен пересмотрят свое решение.

Филипп угрюмо покачал головой:

– Не все так просто, кузина. Я сказал, что собирался предложить отступную; но не сказал, что предложу ее. К сожалению, Габриель не согласен. Он хочет жениться на Матильде, глупец этакий! Сколько я его не отговаривал, но он уперся рогом, и ни в какую.

– И ради его каприза вы готовы пожертвовать счастьем Матильды? – с упреком произнесла Бланка.

Филипп опять вздохнул.

– Будь это просто каприз, я бы велел заключить его под стражу и немедленно отправить в Тараскон. Но Габриель не капризничает – он спятил. Он помешался на Матильде, как… как Рикард Иверо на Маргарите, и, подобно ему, вполне способен наложить на себя руки. Он уже пообещал мне покончить с собой, если Матильда не станет его женой.

– Боже правый! Он серьезно?

– Очень боюсь, что да. Габриель на редкость упрямый парень, коли вобьет себе что-то в голову, его уже ничем не переубедишь. Конечно, со временем он остынет и поймет свою ошибку, но тогда будет слишком поздно.

– А если назначить свадьбу, скажем, на конец весны, когда Матильде исполнится шестнадцать? Надеюсь, к тому времени господин де Шеверни трезво оценит ситуацию и передумает, а Матильда получит предложенную вами отступную.

– Это был бы неплохой выход. Но Габриель очень умен, его не проведешь. Он мигом учуял подвох, едва лишь я заикнулся о возможных проволочках. Вот его окончательное решение: бракосочетание должно состояться самое позднее через месяц. Я сдаюсь, кузина. Я совершенно беспомощен.

– А как вы смотрите на то, чтобы я поговорила с господином де Шеверни?

Филипп ослепительно улыбнулся:

– Бланка, солнышко, ведь этого я и хочу! У вас просто изумительный дар убеждать людей. Так что потолкуйте с Габриелем, попытайтесь отговорить его от брака с Матильдой. Этим вы меня очень обяжете.

– Но учтите, Филипп, я ничего не обещаю.

– А я и не рассчитываю на успех. Однако чем черт не шутит. Значит, договорились?

– Договорились, – кивнула Бланка. Она чуть вздернула подбородок и быстро вдохнула, будто собираясь еще что-то сказать, но затем плотно сжала губы, опустила глаза и покраснела.

– Смелее! – приободрил ее Филипп. – Чего стесняться? Доверьтесь мне. Как-никак, я ваш старый друг и кузен.

– Ну… Есть один человек…

– Этьен де Монтини?

– Да… он…

– И что ему надо? Рыцарские шпоры?

Бланка удивленно подняла бровь:

– А как вы догадались?

– Это же элементарно, радость моя. Господин де Монтини, как мне известно, не принадлежит к числу знатных вельмож; попросту говоря, он беден. Но вместе с тем он горд и очень тяготится своим теперешним положением… гм… Ладно, не будем об этом. Так вот, нетрудно догадаться, что для своего возвышения господин де Монтини избрал военное поприще, и сейчас он нуждается в рыцарском достоинстве, чтобы занять должность, которую вы ему подыскали… Простите за праздное любопытство, Бланка, но можно поинтересоваться, что это за должность?

– Лейтенант гвардии, – немного растерянно ответила она.

– Лейтенант гвардии? – повторил Филипп. – Что ж, для начала неплохо… Итак, завтра вас устроит?

– Завтра?

– А зачем мешкать? Как раз завтра я собираюсь посвятить в рыцари нескольких моих дворян, отличившихся в бою с иезуитами. Факт присутствия в их числе господина де Монтини вряд ли привлечет особое внимание. Так мы договорились?

– Да, конечно. Благодарю вас, Филипп, вы очень милы.

– Э, нет, солнышко, ты еще не знаешь, как я мил, – энергично возразил он. – Вот если бы наша дружба не остановилась на полпути и нашла свое логическое продолжение в любви… – Филипп многозначительно умолк, страстно глядя ей в глаза. В этот момент у него зародилось подозрение, что, несмотря на все случившееся полгода назад, даже несмотря на предательство (как он считал) со стороны Бланки, она была и остается для него самой лучшей женщиной на всем белом свете. После секундных колебаний он протянул руку и легонько провел пальцем за ее ушком. – Ах, Бланка, Бланка, ну почему ты такая упрямая девчонка? Какой черт тебя дернул, что ты отказалась от предложения падре Антонио?… Сладкая ты моя…

– А это еще зачем? – почти простонала она, злясь на себя за то, что такое легонькое, едва ощутимое прикосновение, тем не менее, вызвало у нее неожиданно сильное возбуждение. – На нас же смотрят!

– Именно этого я и хочу. Пусть чуточку поревнуют.

С виноватой улыбкой Бланка повернулась к столу и тут же оторопела.

– Ну, ничего себе «чуточку»! Боже, что это с Маргаритой?! Да никак она ревнует? И еще как ревнует! Такой грозной я ее никогда не видела… Возвращаемся, Филипп. Скорее, пока не началась буря.

– Пожалуй, надо поспешить, – согласился Филипп, предлагая ей руку. – Не хватало еще, чтобы вы снова сцепились… Странный вы, однако, народ, женщины. Неужели вам невдомек, что меня хватит на вас обеих, и при этом ни одна не останется внакладе?

В ответ Бланка лишь негодующе фыркнула.

Вернувшись к столу, Филипп без дальнейших проволочек попросил от имени Габриеля руки Матильды и, получив согласие, выразил желание, чтобы бракосочетание состоялось в самое ближайшее время. Маргарита предложила сыграть свадьбу в ее загородной резиденции Кастель-Бланко, куда она намерена пригласить молодых вельмож – своих гостей по окончании официальных торжеств. Поскольку никаких возражений ни от кого не последовало, на том и порешили.

Отобедав, молодые люди еще немного поболтали о всяких пустяках, затем Бланка во исполнение своего обещания послала Этьена де Монтини за Габриелем, строго-настрого велев ему не затевать с ним ссоры, а сама, попрощавшись с Филиппом и Маргаритой, отправилась к себе.

Не успел Филипп проводить ее изящную фигурку вожделенным взглядом, как Маргарита очутилась у него на коленях и обхватила руками его шею.

– Сегодня отец сказал мне, что наш брачный контракт уже готов к подписанию.

– Ну да. А что?

– Как это что! Я жду, не дождусь, когда стану твоей женой.

От неожиданности Филипп нервно закашлялся. Появись перед ним Сатана собственной персоной, он бы, пожалуй, здорово испугался, но удивлен был бы куда меньше, ибо в существовании Князя Тьмы нисколько не сомневался. Маргарита похлопала его по спине.

– С тобой все в порядке, милый? Что стряслось?

– Ничего особенного, – ответил он, с трудом уняв кашель. – Слюной подавился… Так о чем мы говорил? Ах да, помолвка. Если не возражаешь, объявим о ней сразу после турнира.

– Угу. А вскоре поженимся, – проворковала она, запуская свои тонкие пальчики в его золотистую шевелюру. – Это будет просто замечательно!

«Чтоб я сдох!» – подумал ошеломленный Филипп.

Перед ним было лишь жалкое подобие той гордой, независимой, своенравной красавицы, очаровавшей его накануне вечером. Правильные черты ее лица безвольно расплылись, голос звучал вяло и отталкивающе, а ее большие голубые глаза смотрели на него с собачьей преданностью.

«Боже! – ужаснулся он. – Что я наделал!..»

Между тем Маргарита крепче прижалась к нему и сказала:

– Кстати, ты всегда покидаешь женщин среди ночи?

– Нет, крайне редко. Лишь когда вынуждают обстоятельства.

– И какие же обстоятельства были этой ночью?

– Я беспокоился за Габриеля. Когда мы расстались, он был не в себе, и я очень боялся, что он сделает какую-нибудь глупость. Как видишь, мои опасения подтвердились. – Тут Филипп малость покривил душой, причина его ухода была гораздо банальнее. Днем ему не удалось как следует отдохнуть с дороги, и он раньше времени выбился из сил, но не хотел выказывать это перед принцессой.

Маргарита наклонила голову и нежно коснулась губами его губ.

– В таком случае, милый, за тобой должок.

Филипп улыбнулся:

– А я не люблю оставаться в долгу.

– Тогда начнем?

– Как? Прямо здесь?

– Нет, я предпочитаю заниматься этим в постели. – Она ловко соскочила с его колен и, смеясь, протянула ему руку. – Пошли, пока я еще в состоянии ходить. А то тебе придется нести меня на руках.

– Без проблем, – ответил Филипп и подхватил ее на руки.

Глава XXXI
в которой Филипп знакомится с регламентом турнира и узнает некоторые подробности из личной жизни Симона

В четыре пополудни Филипп вернулся в свои апартаменты, чтобы подготовиться к встрече с императором, однако тут его ожидало разочарование. Незадолго до этого во дворец прибыл курьер с сообщением, что начальник императорского поезда допустил ошибку в расчетах и итальянские гости не успевают прибыть в Памплону засветло. Поэтому Август ХII отложил свой въезд в город до утра следующего дня, решив остановиться на ночь в одной из резиденций наваррского короля, что в трех часах езды от Памплоны.

Таким образом, у Филиппа неожиданно освободился весь вечер. Идти обратно к Маргарите ему не хотелось: на сегодня он был сыт ею по горло и чувствовал какое-то опустошение при одной лишь мысли о ее ласках. К тому же перед его уходом принцесса велела пажам разыскать Рикарда Иверо. Она собиралась потолковать с ним о ночном инциденте, а Филиппа совсем не прельщала перспектива присутствовать при ее разборках с бывшим любовником.

Бланка была занята. После длительного, но безрезультатного разговора с Габриелем, который так и не внял доводам здравого смысла, она теперь беседовала с Матильдой – вернее, утешала бедную девушку, буквально убитую известием о своем предстоящем замужестве. С трудом поборов желание пойти и отлупить Габриеля, раздосадованный Филипп отправился на розыски Эрнана, но вместо него нашел только его камердинера Жакомо, который сообщил, что Шатофьер, прихватив с собой Симона, поехал осмотреть ристалище и там немного поразмяться.

Тогда-то Филипп вспомнил, что должен установить возле отведенного ему шатра на ристалище свой щит с гербом и собственноручно поднять знамя, тем самым засвидетельствовав, что он, как зачинщик, уже прибыл на турнир и готов сразиться с любым посвященным рыцарем. Недолго думая, Филипп решил воспользоваться случаем, чтобы совместить полезное с приятным – выполнить необходимые формальности и увидеться с друзьями.

По пути к ристалищу он отпустил поводья лошади, предоставив ей не спеша идти за слугами, а сам приступил к чтению только что полученной копии регламента состязаний, из коего следовало, что праздничный турнир по случаю восемнадцатилетия наследной принцессы Наварры начнется утром 5 сентября «на ристалище в ложбине, близ славного города Памплоны» и продолжится четыре дня. Филипп бегло просмотрел перечень предполагаемых ратных забав, особо отметив для себя весьма экзотическую охоту за сарацинами (Альфонсо Кастильский обещал привезти два десятка плененных мавританских воинов), и вернулся к первому дню состязаний, когда в единоборствах с копьями и в тяжелых доспехах будет разыгрываться самый престижный приз состязний. В этом виде Филипп выступал в числе рыцарей-зачинщиков. Кроме него зачинщиками были также Александр Бискайский, Тибальд де Труа, Педро де Оска, принц Эрик Датский, барон Ричард Гамильтон и командор Гуго фон Клипенштейн, по прозвищу Гроза Сарацинов.

Вечером накануне турнира среди рыцарей, изъявивших желание сразиться с зачинщиками, должна состояться жеребьевка, призванная определить, в каком порядке они будут выходить на ристалище. А если желающих окажется больше тридцати пяти, то жребий отсеет лишних – так, чтобы каждый зачинщик сразился с пятью противниками, после чего маршалы турнира определят четверку сильнейших рыцарей, которые затем разыграют между собой венец победителя.

У Филиппа был добавочный стимул стремиться к победе, и не столько из тщеславия, сколько потому, что победителю турнира предоставлялось право выбрать королеву любви и красоты – а он не хотел, чтобы Маргариту выбрал кто-нибудь другой. Кстати сказать, с выбором королевы дон Александр попал в весьма затруднительное положение. Согласно традиции, этот почетный титул принадлежал самой знатной из присутствовавших на турнире дам и девиц, обычно жене устроителя, либо старшей его дочери, либо жене его старшего сына. Так, в бытность Филиппа в Кастилии, на королевских турнирах место в украшенной гирляндами цветов ложе занимали поочередно Констанца Орсини, жена Альфонсо, и Бланка. По логике вещей, королевой на предстоящем турнире должна была стать Маргарита, ведь и турнир-то устраивался в ее честь. Но, с другой стороны, на празднествах ожидалось присутствие двух настоящих королев – Галлии и Кастилии, и пяти принцесс, королевских дочерей, – Бланки и Элеоноры Кастильских, Изабеллы и Марии Арагонских, а также Анны Юлии Римской. В этих обстоятельствах дон Александр, со свойственной ему деликатностью, не отважился назначить свою дочь королевой, изначально поставив ее как бы выше других дам и девиц, не менее знатных, чем она, и решил поступить в лучших традициях рыцарских романов – переложить бремя выбора на будущего победителя. Он был уверен, что кто бы ни победил (а что победит зачинщик, он не сомневался), королевой будет избрана Маргарита – Ричард Гамильтон и Гуго фон Клипенштейн, как истые рыцари, поступят так из уважения к хозяйке празднеств, а Филипп, Тибальд Шампанский, Педро Оска и Эрик Датский претендуют на ее руку. Графу Бискайскому лавры сильнейшего не грозили – он был неплохим полководцем, но никудышным бойцом, и король принуждал его к участию в турнирах лишь в тайной надежде, что когда-нибудь он серьезно покалечится.

На месте предстоящих баталий лихорадочно кипела подготовительная работа. Плотники сооружали помост для почетных гостей и сколачивали на близлежащих холмах временные трибуны для мелкопоместного дворянства и плебса, на самóм ристалище косари скашивали высокую траву, а землекопы разравнивали бугры и затаптывали землей рытвины.

Роскошные шатры зачинщиков уже были возведены; возле каждого из них был установлен деревянный навес с яслями для коней. Подъезжая к своему шатру, Филипп внимательно оглядывался по сторонам в надежде увидеть друзей, но на ристалище не было ни единого всадника – лишь только рабочие да гурьба ребятишек из окрестных сел.

– Вот черт! – произнес он с досадой. – Разминулись все-таки…

Оруженосец развернул знамя Гаскони и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал, лишь наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было обязательно – на турнирном жаргоне это называлось поднимать собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники должны вызывать Филиппа на поединок.

Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался в обратный путь, из небольшой рощицы шагах в трехстах позади шатров показались два всадника. Они во весь опор неслись к нему, размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них, могучего телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан. Вторым всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше походила на пони, оказался Симон.

Друзья подъехали к Филиппу и спешились.

– Привет, соня! – загрохотал Эрнан. – Проспался, наконец?

– Говорят, ночью ты был у принцессы, – вставил словечко Симон. – Ну как, здорово развлекся?

Филипп содрогнулся.

– Ой! Не напоминай!

– Что, объелся?

– Да вроде того, – уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему: – Так вы уже размялись?

– Да вроде того, – передразнил его Эрнан. – И даже чуток отдохнули в той рощице. Этак самую малость… – Он сухо прокашлялся. – Черт! Жажда замучила. Пожалуй, пора возвращаться.

Филипп это предвидел.

– Может, сначала перекусим?

– А? – оживился Эрнан. – У тебя есть жратва?

– Естественно… Гоше, – велел он слуге, – занеси котомку в шатер. Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара адская, не правда ли? Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.

– Будет хуже, если зарядит дождь, – заметил Эрнан. – К жаре я привык в Палестине. А вот дождь… Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.

Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его друзья с уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо прожаренного мяса.

Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.

– Очень даже неплохо, – проворчал он, отбросив в сторону пустую бутылку и извлекая из котомки следующую. – Это, как я понимаю, наваррское. Великолепное вино, нечего сказать.

– Гасконское лучше! – хором возразили Филипп и Симон, затем недоуменно переглянулись и громко рассмеялись.

Эрнан тоже захохотал:

– Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.

Симон мигом унял свой смех.

– Ты меня обижаешь, Эрнан.

– Это насчет чего?

– Насчет дураков, разумеется.

– А-а! – протянул Шатофьер, ничуть не удивившись. Зная Симона с детства, он давно привык, что порой тот принимает шутки за чистую монету. – Ты уж прости, дружок, что я лишний раз напомнил о твоем несчастье… Кстати, Филипп, а вот у меня действительно есть причина для обиды. Оказывается, твой будущий тесть пригласил зачинщиком Гамильтона.

– Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон – добрый рыцарь.

Эрнан состроил презрительную гримасу.

– Да уж, добрый! Много хуже меня. Я должен быть на его месте. Ведь я лучше, я сильнее.

– Не спорю. – (Филипп решил не бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Гамильтона, отдал предпочтение шотландцу.) – Надеюсь, ты не упустишь случая доказать свое превосходство?

– Непременно! Я покажу этому выскочке, где раки зимуют.

– Между прочим, – Филипп достал копию регламента. – Ты можешь записаться еще до жеребьевки – но только начиная с третьего круга.

– Я уже записался, – ответил Эрнан. – Пятнадцатым.

– Не хочешь рисковать?

– Конечно, нет! Ведь когда придет время бросать жребий, незанятыми останутся лишь четырнадцать первых и, возможно, еще несколько последних мест – и на них будут претендовать не менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала мне участвовать в турнире. Лучше быть пятнадцатым, чем вообще никаким.

С этими словами Эрнан вновь запустил руку в котомку.

– Ай-ай-ай! – произнес он, вынимая последнюю бутылку. – Осталась единственная и неповторимая.

– Не грусти, – утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две трети. – Вот. С меня достаточно.

– И мою можешь взять, – добавил Симон. – Там осталась почти половина.

Шатофьер одобрительно хмыкнул:

– Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья… Ну что ж, коль скоро у меня есть что пить, я побуду здесь до приезда императора. Передайте Жакомо…

– Это излишне. Август Юлий изменил свои планы. Он прибывает завтра утром.

– Ах, так! Тем лучше. Тогда я чуток сосну в твоем шатре, не возражаешь?

– О чем речь! Спи, сколько влезет.

– Так я и сделаю, спешить-то мне некуда. Во дворце меня никакая барышня не ждет… Кстати, о барышнях. Слыхал я, что ты остался с носом. Это правда?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я о той смазливой девчушке, сестре Монтини, – Эрнан лукаво прищурился. – Говорят, ты положил на нее глаз, но она отвергла твои домогательства и предпочла Габриеля. Прошлой ночью у них уже состоялось свидание.

– Ба! – изумился Филипп. – Говорят? Кто?

– Спроси у Симона. Это он рассказал.

Филипп повернулся к Симону:

– А ты откуда знаешь?

Тот почему-то смутился.

– Я… ну, я сам видел, как Габриель выходил из ее комнаты.

– Ага, понятно. Ты разговаривал с ним?

– Да.

– И он не просил тебя держать язык за зубами?

– Ну… собственно… это…

– Все-таки просил?

Симон виновато заморгал.

– Да, просил.

– Ах, ты трепло несчастное! – негодующе рявкнул Эрнан. – Какого тогда дьявола ты разбалтываешь чужие секреты?! К твоему сведению, Филипп, этот пустомеля уже по всему дворцу раззвонил про Габриеля и его барышню.

Филипп укоризненно поглядел на Симона и вдруг улыбнулся.

– Стало быть, ты видел, как Габриель выходил от Матильды? Ладненько. – Тут он ткнул его пальцем в грудь. – Но ты-то что делал на половине фрейлин в это самое время?