355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Алякринский » Австралия (Путеводитель) » Текст книги (страница 6)
Австралия (Путеводитель)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:59

Текст книги "Австралия (Путеводитель)"


Автор книги: Олег Алякринский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Начиная с 1930-х гг. рост политического самосознания аборигенов постепенно набирал силу, достигнув кульминации во время "поездок свободы" в 1960-е, когда молодые активисты объезжали на автобусах глубинку Квинсленда и Нового Южного Уэльса, агитируя жителей отдаленных резерваций. Перед домом правительства в Канберре появилось палаточное "Посольство аборигенов", демонстрации борцов за гражданские права выливались в жестокие стычки с полицией, но зато новости о движении протеста аборигенов попадали на первые полосы газет и в телепередачи. Активисты требовали отмены дискриминационных законов и предоставления коренным австралийцам тех же гражданских свобод, что имели прочие граждане страны. Они также выступали за "земельные права" и за социальное и экономическое равноправие.

К началу 1970-х гг. набравшее размах движение аборигенов за свои права вынудило федеральное правительство во главе с прогрессивным премьером Гафом Уитлемом, принять новую политику – "самоопределения". Отныне аборигены получали возможность самостоятельно решать свою судьбу – при сохранении культурных традиций и ценностей, они получили больше социальных и экономических прав. В 1972 г. было создано министерство по делам аборигенов, а в 1980 г. – учреждена комиссия по развитию аборигенов.

И тем не менее многие реформы были ещё впереди. В 1988 г., когда вся Австралия весело праздновала 200-летие первого британского поселения, организации аборигенов провели несколько мирных маршей протеста. Международная пресса сделала их требования достоянием мировой общественности, и белые австралийцы были вынуждены признать, что у чернокожих туземцев нет повода для праздника: ведь с их точки зрения, британское вторжение стало воистину ужасным бедствием. Так уж получилось, что праздничные мероприятия юбилейного года выдвинули проблемы аборигенов на авансцену национальной политической жизни. Символичным жестом доброй воли стало обсуждение проекта договора между аборигенами и остальными народам Австралии, но наряду с ним были выдвинуты и более конкретные инициативы.

Насущные проблемы. С 1970-х гг. лидеров движения аборигенов стали привлекать к выработке национальной политики в отношении туземного населения страны. И что самое важное, возникла целая сеть общественных организаций аборигенов, от местных центров медицинских и юридических услуг до земельных советов, курирующих жизнь аборигенов в различных регионах страны. Сейчас в Австралии насчитывается более 1200 общинных организаций.

Из 250 языков, на которых в 1788 г говорило более 600 аборигенных племен, в наши дни сохранилось лишь 30. Многие аборигены, проживающие в Виктории и Новом Южном Уэльсе, предпочитают называть себя кури, жители Квинсленда называют себя мурри, Южной Австралии – нунга, а Западной Австралии – ньюнга.

Для всех групп аборигенного населения "земельные права" всегда имели приоритетное значение. Ведь земля для аборигена – основа его существования, и охрана священных мест является краеугольным камнем его духовной жизни, его высшим моральным и социальным долгом. Изгнание с племенных территорий, которые застраивались домами, покрывались дорогами, раскапывались под шахты, затоплялись плотинами ГЭС, причиняло аборигенам ужасные нравственные страдания. Закон Северной Территории о земельных правах, принятый в 1975 г., позволил аборигенам требовать возврата огромных просторов великих пустынь, которыми исстари владели их предками. Закон также предоставлял аборигенам право контролировать горнодобывающую промышленность и прочие виды землепользования на своих территориях. Часть доходов от горнорудных разработок распределялась между аборигенами, проживающими в данном районе.

Законы о земельных правах были приняты и в других штатах, в том числе в Новом Южном Уэльсе и Южной Австралии. В 1985 г. федеральное правительство попыталось принять национальное законодательство о земельных правах. Однако законопроект встретил серьезное сопротивление – особенно в Западной Австралии и Квинсленде – со стороны мощного горнодобывающего лобби. Канберре пришлось отступить, согласившись с тем, что все вопросы можно решить на основе местного законодательства в каждом штате. В начале 1990-х гг. правительство согласилось также передать аборигенам древние священные места, имевшие ритуальное значение: г. Улуру (Айэрс-Рок), парк Какаду и залив Джервис были возвращены их прежним владельцам. Аборигены помогают ухаживать за этими национальными парками, и туземные кланы получают немалый доход от туризма. Федеральное правительство призвало местных законодателей предпринять аналогичные шаги по передаче аборигенам священных мест, однако до сих пор этого не произошло.

Наверное, наиболее важное символическое событие произошло в 1992 г., когда Верховный суд Австралии объявил утратившим юридическую силу понятие terra nullius – на основе которого осуществлялось заселение австралийского континента. Верховные судьи страны признали, что на континенте, где искони проживали аборигены, всегда существовали "туземные топонимы". Реакция на "решение Мейбо" – по имени Эдди Мейбо, островитянина с пролива Торреса, возбудившего иск – нередко принимала гипертрофированные формы, особенно со стороны шахтеров и фермеров, так что весь процесс нормализации межрасовых отношений в стране оказался под угрозой. В 1993 г. правительств создало Трибунал по туземным наименованиям для рассмотрения всех исков. Но время шло и становилось ясно, что "решение Мейбо" мало что изменило на практике: с XIX в. миссионеры произвольно перегоняли племена с места на место, разделяя и силой соединяя чуждые друг другу кланы для совместного проживания в отдаленных уголках материка. Так что в 1970-е гг. очень немногие из племен могли предъявить свидетельства о постоянном проживании на данной территории. Проволочки в кампании возврата племенных земель вызывают горькое разочарование у аборигенов. Жаркие земельные споры продолжаются и поныне, и эта проблема остается одной из самых животрепещущих и болезненных в социально-политической жизни сегодняшней Австралии.

Два века презрения. Начиная с 1980-х гг., Комиссия по делам аборигенов и островитян пролива Торреса закладывает прочную экономическую базу для аборигенов путем финансирования их бизнеса. В Австралии сейчас существует немало успешно развивающихся предприятий, которыми владеют аборигены – от торговых центров и скотоводческих ферм до мастерских прикладного искусства. Комиссия также помогла нескольким общинам выкупить у правительства свои племенные земли (и таким образом не погрязнуть в долгих дискуссиях о "земельном праве"), построить современное жилье и получить жилищные ссуды для нуждающихся.

После отмены дискриминационных законов и с предоставлением основных гражданских прав аборигены перестали быть угнетенными изгоями в обществе (до 1967 г. аборигены не считались гражданами Австралии и не имели избирательных прав). Но даже при этом можно усомниться том, что закон, а в особенности уголовное законодательство, всегда справедлив в отношении аборигенов. До сих пор доля аборигенов, оказывающихся за решеткой, значительно превышает показатели среди других этнических групп населения. С 1980 по 1987 гг. Королевская комиссия проводила исследования с целью выяснить причины высокой смертности молодых аборигенов в камерах предварительного заключения (за отчетный период таких оказалось свыше 100 против нескольких не-аборигенов). Выяснилось, что многие, оказавшись под замком, кончали с собой от отчаяния: по аборигенным представлением, ограничение свободы перемещения – страшное наказание. А ведь зачастую белые полицейские сажали аборигенов в кутузку просто за бытовое пьянство. В наше время действуют более двух десятков центров юридических услуг, стремящихся нормализовать отношения между правоохранительными органами и аборигенами.

Во многих аборигенных анклавах система здравоохранения находится на уровне стран "третьего мира", здесь распространены трахомы, туберкулез, гепатит, сердечные заболевания, респираторные инфекции и бытовые увечья. Правительство пыталось повысить уровень жизни, в частности, улучшая санитарные условия и эффективность социальных служб. Сейчас в местах компактного проживания аборигенов насчитывается около 60 общинных центров здоровья.

Среди аборигенов высок уровень безработицы: многие аборигены проживают в отдаленных сельских районах, не имеют образования и испытывают дискриминацию на рынке рабочей силы. Чтобы хоть как-то сократить армию аборигенов, живущих на пособия, внедряются программы самоподготовки аборигенных кадров.

Упрямая культура. Несмотря на массированное вторжение европейской культуры, племенные аборигены до сих пор практикуют традиционный стиль жизни, сохраняя узы с прошлым. Художники хранят традиции мастерства, переданные им отцами и дедами, украшая оружие, инструменты и тотемы древними племенными цветами. Танцоры до сих пор вздымают тучи красного песка во время плясок и песнопений под грохот барабанов, разыгрывая сюжеты мифов Сонного времени многотысячелетней давности.

В отличие от традиционных, современные пьесы, музыкальные и танцевальные произведения, сочиняемые и исполняемые городскими аборигенами, зачастую представляют собой смесь культур – славного племенного прошлого и городского настоящего, исполненного социальной и политической проблематики злобой дня.

В прошлом попытки культурной ассимиляции нередко имели трагический итог. Альберт Наматджира, например, был первым аборигеном-художником, который воссоздавал суровые пейзажи центральной Австралии в европеизированных акварелях. И хотя его творчество получило мировую известность, Наматджура так и не смог примириться с культурными различиями между аборигенным и европейским стилем жизни. В 1950-е гг. ему было даровано австралийское гражданство и официальное разрешение употреблять спиртное – в то время как простые аборигены были лишены этих привилегий. Белые патроны заманили художника в ловушку европейских условностей, но отказались признать его обязательства перед своим народом. Раздавая заработанные деньги бедствующим родственникам, сам художник стал алкоголиком и часто оказывался за решеткой. Одаренный и гордый абориген рано умер, оказавшись жертвой маргинального существования чужого среди своих, который не стал своим среди чужих.

Многие аборигены, впрочем, с успехом вписались в австралийское общество. Невилль Боннер стал сенатором федерального парламента, а пастор сэр Даг Николс был назначен губернатором Южной Австралии. Ивонн Гулагонш-Каули стала чемпионкой уимблдонского теннисного турнира, а Уджеру Нунаккол (бывшая Кейт Уокер) остается крупнейшей австралийской писательницей и художницей. Такие писатели, как Херб Уортон (автор книги "Ты где был, приятель?") и Эвелин Кроуфорд (автор книги "Над моими следами") пользуются огромной популярностью. Можно назвать огромное число аборигенов-звезд спорта (среди них, к примеру, "летающие братья Элла" в футболе), актеров (Дэвид Галпилил, комик Эрни Динго). В современной живописи почетное место занимают Тревор Николлс и Дэнни Иствуд, фотограф Трейси Мофффит, можно также вспомнить "Танцевальную школу аборигенов и островитян", популярный музыкальный ансамбль Йоту-Йинди, которым руководит бывший "австралиец года" Мандавуй Юнупингу.

Хотя аборигены до сих испытывают различные формы дискриминации, в 1990-е гг. появилась надежда на существенное улучшение их положения. Многие австралийцы считают, что это – приоритетная проблема социальной жизни страны. Хотя никакими словами и благими делами невозможно перечеркнуть кровавую летопись колониального прошлого, взаимопонимание между белыми австралийцами и аборигенами должно стать фундаментом духовного благополучия страны на пороге XXI в.

ИСКУССТВО

На протяжении всей современной истории Австралия считалась культурной пустыней – и в "остальном мире" и, как ни странно, самими австралийцами. После второй мировой войны многие австралийские деятели культуры уезжали за океан – почти непременно в Лондон – и там покоряли вершины славы. Так произошло с оперной певицей Джоан Сазерленд, писателем Патриком Уайтом, художниками Сиднеем Ноланом и Албертом Такером, балетным танцовщиком Робертом Хелпманом, скульптором Клементом Медмором и многими другими. Австралийская аудитория, жаловались экспатрианты, выказывают полное отсутствие утонченного вкуса и непонимание "высокого" искусства.

Эта черта – "культурное самоуничижение" – появилась очень давно: литературные запросы первых поселенцев, к примеру, были весьма скромными и примитивными. Успех, похоже, ожидал лишь тех писателей, которые забывали о своей австралийской сущности и выбирали себе удел экспатриантов. Местные литераторы считали позором, что один из лучших романов об Австралии принадлежал перу заезжего писателя – речь идет о "Кенгуру" (1923) англичанина Д. Г. Лоуренса.

В 1970-е гг. художественный ландшафт страны менялся стремительными темпами, и с расцветом здесь разных форм многие давние эмигранты поспешили вернуться на родину. Отчасти этот попятный исход объяснялся тем, что аудитория "потребителей искусства" выросла до такой степени, что в Австралии теперь деятель культуры вполне может – и неплохо – зарабатывать своим творчеством на жизнь (во всяком случае, живя на государственные гранты, выделяемые Австралийским Советом). Отчасти это стало возможно благодаря развитию глобальных средств массовой коммуникации: писатель или художник, оставаясь в родном Сиднее или Мельбурне, все равно имеет доступ к мировому рынку культуры.

И все же обзор австралийского искусства показывает, что реальное положение вещей здесь было далеко не столь унылым, как казалось многим.

Британская культурная модель. Первый век австрало-европейской культуры был, что не удивительно, эпохой откровенных заимствований. Белые уголовники и их белые тюремщики не интересовались культурой аборигенов, возникшей по меньшей мере за 50 тыс. лет до их прибытия на континент. Тогда в Австралии укоренились стереотипы английского георгианского искусства, мировоззрения и жизненных устремлений, которые прививались на австралийской почве вместе с европейскими саженцами и семенами.

В живописи и поэзии того времени почти не найти оригинальных тем или образов. В ранних колониальных пейзажах даже деревья и те как две капли воды похожи на европейские – ведь Австралия считалась "Аркадией", а не Вулломулу или Какаду. Этот британский субстрат до сих пор ощутим в австралийской культуре – от популярности оперы до всенародной любви к рождественским сверчкам и снегу, плющу и остролисту, которые украшают австралийские рождественские открытки (хотя накануне Рождества семьи нередко целый день проводят на пляже под палящим солнцем).

Первый перелом в австралийской культурной истории произошел в 1890-е гг., ознаменовавшиеся расцветом австралийского национализма. Националистическая идеология нашла отражение в искусстве, особенно в литературе. То был период поэтов-балладистов и авторов короткого рассказа, группировавшихся вокруг журнала "Буллетин". Они подхватили традиции поэта Банджо Патерсона и Генри Лоусона, лучшего австралийского мастера короткого рассказа. Многие из них воспевали буш и его благородную этику: законы "мужской дружбы", национализм и стойкость бедняков перед лицом угнетателей – "аристократов-англофилов". Джозеф Ферви написал роман "Такова жизнь" (по преданию, это были последние слова бушрейнджера и народного героя Неда Келли, произнесенные им перед казнью).

Необычайной популярностью пользовались рассказы Стила Радда о жизни бедняков буша "По нашему выбору" – из которых много лет спустя выросли комедийные радио-сериалы и анекдоты про Дэда и Дейва. Чуть позже С. Дж. Деннис начал живописать городских чудаков в стихотворных балладах о Динджер Мике и Сентиментальном парне.

Этот литературный взрыв заложил традиции австралийской национальной литературы, которая в нашем веке окрепла в романах Генри Генделя Ричардсона, Майлса Франклина, Кристины Стед и Эвы Ленгли, рассказах Барбары Бейнтон, Гэвина Кейси и Питера Кауена, в поэзии Кристофера Бреннана, Кеннета Слесора, Р. Д. Фицджеральда, Дугласа Стюарта, Джудит Райт и вплоть до писателей наших дней.

Австралия выбирает свою стезю. Аналогичный всплеск национализма наблюдался и в других видах искусства 1890-х гг. Первые пьесы Луи Эссона нарочито написаны на австралийском жаргоне. В то же время возникла школа австралийской пейзажной живописи, чей стиль позднее откристаллизовался в работах сэра Артура Стритона, Тома Робертса и "гейдельбергской школы" (названной в честь мельбурнского пригорода, а не университетского городка в Германии). Нелли Мелба, первая из австралийских оперных див, добилась международного признания в Лондоне, прославившись исполнением арий во французских операх, и её именем был названо мороженое "Персиковая Мелба". Графики Лоу, Мей и Хоп стали сотрудничать с журналом "Буллетин", в Австралии были сняты "Солдаты Креста" – как говорят, первый в мире художественный фильм, который дал толчок развитию австралийской киноиндустрии.

К моменту образования Союза в 1901 г. австралийские архитекторы выработали оригинальный стиль, основанный на характерной для буша геометрии фермерского дома с тенистой верандой и островерхой крышей, покрытой гальванизированной резиной. Впрочем, в 1910 г. большинство австралийцев-горожан жили в каменных особняках с балконами, украшенными чугунно-литыми решетками (их до сих пор можно встретить в пригородах Мельбурна и Сиднея), или в сельских краснокирпичных бунгало, впоследствии определивших доминирующий стиль в национальной архитектуре.

Пришествие янки. Во время первой мировой войны австралийцы воевали на Галлипольском полуострове и на западном фронте. Австралийские словечки-обращения "копатель" и "приятель" прочно вошли в английский язык и озадаченные британцы стали живо обсуждать диковинный австралийский акцент такое было впечатление, то "осси" (австралийцы) говорят, не разжимая губ. Как утверждала одна весьма сомнительная психолингвитическая гипотеза, такая привычка у них выработалась от необходимости оберегать рот от залетных мух и комаров. Политическое содружество Австралии ведет свое летосчисление от начала века. Тогда же родилось и австралийское культурное содружество.

В конце 1920-х-начале 1930-х гг. в культурной жизни страны произошел новый поворот. По мере того, как Австралия стала освобождаться от политического и культурного влияния Англии, она втягивалась в сферу влияния Соединенных Штатов. Впрочем, это было данью Австралии глобальной интернационализациии культуры, охватившей весь западный мир.

Австралийская киноиндустрия фактически приказала долго жить после того, как янки захватили контроль над местным кинопрокатом. Американские фильмы, поп-музыка и радиопередачи, а потом и телевидение, оккупировали национальные СМИ. Австралийский язык заразился американским сленгом. Американские языковые клише проникли в рекламу, бизнес и финансы. Американские идеи определяли дизайн жилых новостроек, мотелей и супермаркетов. В результате сегодня возникает странное ощущение, что Австралия стала частично Британией, частично Америкой и частично Австралией. Да так оно и есть на самом деле.

Радио стало яблоком раздора между дикторами Австралийской радиовещательной комиссии, пытавшихся сохранять классический британский выговор, и диск-жокеями, которые переняли псевдо-американский сленг и которых прозвали за это "австралоянки". Лишь в 1970-е гг. в радиоэфире стал различим явный австралийский акцент, да и то лишь поле того, как пример показали ведущие репортажей с бегов. Но книги американских писателей по-прежнему возглавляли списки бестселлеров, американские комиксы заполняли газетные киоски, и американские кинозвезды становились кумирами публики.

Австралийское культурное сопротивление. Несмотря на это, исконная австралийская культура продолжала развиваться и крепнуть. В каком смысле она была всего лишь коктейлем из британских, европейских и азиатских компонентов, который с американской добавкой получил необычный вкус. Впрочем, американские культурные добавки встречали порой яростное сопротивление: традиционное искусство, особенно музыка, драма, опера и балет, продолжали тянуться к своим британским и европейским источникам. Американские стереотипы здесь рассматривались как явно низкопробные. В сфере же популярной культуры неприязнь к американским образцам остро проявилась после второй мировой войны, когда на материковой части Австралии были расквартированы американские части, и между солдатами-янки и австралийцами нередко разгорались конфликты по причине того, что американцы получали "больше продовольствия, больше денежного довольствия и больше сексуального удовольствия". Конечно, американские товары имели некий налет шика, но к ним относились без низкопоклонства. Большие американские автомобили называли "Янки-танки". Среди австралийцев в ходу были антиамериканские анекдоты.

Иногда культурное сопротивление принимало странные формы. Например, многие австралийские сельские песни и баллады XIX в. либо были забыты, либо вышли из моды. Американская же музыка кантри (или как её тогда называли "хиллбилли") вдруг стала очень популярна в провинции. Австралийские певцы "хиллбилли" без зазрения совести переиначивали американские шлягеры. И даже брали себе сценические псевдонимы "под американцев" – Текс Мортон, Бадди Уильямс, Слим Дасти. Но сочиняли они оригинальные песни про австралийское родео, про беглых каторжников и знаменитых бушрейнджеров, про пикники в буше и пьянки в пабах, переиначивая фольклорные предания и небылицы. Очень скоро в Австралии возник собственный гибридный стиль музыки "кантри", а затем появились бродячие группы "музыкального родео", звезды "кантри", грампластинки и музыкальные радиостанции.

Пластинка Слима Дасти "Паб, где нет пива" в конце 1950-х гг. стала национальным хитом (и до сих пор удерживает рекорд по тиражу). Настоящее имя певца – Гордон Киркпатрик. Он родился в буше и научился петь, слушая американские пластинки. Слим Дасти до сих пор много записывается, и его пластинки расходятся огромными тиражами, опережая "по валу" даже местных рок-музыкантов.

Очередной большой взрыв. Если 1890-е гг. стали первым периодом развития австралийской культуры, то в конце 1960-х-начале 1970-х наступил второй период. Тому было немало причин. Тяготы второй мировой войны дали сильный толчок австралийскому национализму, это было время устойчивого экономического роста и углубления национального самосознания. Тем временем закончилась длительная изоляция континента, и благодаря широкомасштбной программе иммиграции в страну хлынули миллионы мигрантов из Европы, в том числе итальянцев и греков, а также представителей других южноевропейских народов.

Пришло ощущение, что обветшалые социальные устои, которые ограничивали австралийский образ жизни жесткими рамками, наконец отброшены. Австралийцы вдруг познакомились с салями, пиццей, белым вином, рок-н-роллом, хиппи, серфингом, студенческим и женским движением. Традиционные связи с элитарной британской культурой ослабли, но вместе с тем австралийцы впитали американскую "прививку". Социологические клише вроде "кризис личности" или австралийский характер" стали разменной монетой. Теперь вполне ясно, что в ту пору возник полный набор ингредиентов, соединение которых произвело мощный культурный взрыв.

Как всегда, в авангарде шли поэты. Поначалу тон в поэтическом сообществе задавали "академики" вроде А. Д. Хоупа и Джеймса Маколи При чем определяющее воздействие на современную австралийскую литературу оказала эротическая и интеллектуально-насыщенная строгая поэзия профессора Хоупа. По стопам поэтов-академиков пошли Дэвид Мэлуф, Том Шепкотт, Брюс Доу, Лес Марри, Гвен Харвуд, Джон Трантер и Роберт Адамсон, которые писали на разговорном языке и сосредоточили внимание на узнаваемой австралийской тематике. А Марри для воспевания своих ново-южно-уэльсских "корней" даже заимствовал кое-что из аборигенной устной традиции

Неожиданно вновь стал популярен короткий рассказ. Тут тон задавали писатели старого поколения вроде Хола Портера и Питера Кауена, но они едва ли предвосхитили приход таких современных мастеров прозы, как Фрэнк Мурхаус с его холодно ироническим взглядом на мир, или Питер Кэри, создатель причудливо-фантастичных притч (завоевав в 1988 г. Букеровскую премию за роман "Оскар и Люцинда", он обрел международную известность), а также Моррис Лури, Марри Бейл и Роберт Дрю. Среди женщин-писательниц следует назвать Джудит Райт и Хелен Гарнер, Теа Эстли и Инес Бараней.

В области романа прогресс также был налицо, что объясняется, вероятно, стойким влиянием покойного патриарха Патрика Уайта. Лауреат Нобелевской премии 1974 г., он оказал колоссальное воздействие на молодых писателей своим неподражаемым поэтичным стилем. Новая генерация прозаиков включала Дэвида Айрленда ("Женщина будущего"), Томаса Кеннелли ("Песнь Джимми-Кузнеца", "Ковчег Шиндлера"), Элизабет Джолли ("Наследство мисс Пибоди"), Гленду Адамс ("Танец на коралле"), Дэвида Мэлуфа ("Воспоминания о Вавилоне"), Роднея Холла ("Скверная жена") и Джилл Керр Конвей ("Дорога из Курейна"), выработавших своеобразную манеру письма – то же можно сказать и о недавних новичках: Тиме Уинтоне ("Наездники"), Дэвиде Фостере ("Лунный свет"), Кейт Гренвилль ("История Лилианы") и Фотини Эпаномитис ("Жербенок"), как и о целой плеяде писателей-аборигенов ( см. главу "Аборигены сегодня").

Возрождение австралийского кинематографа во многом произошло благодаря писателям, чьи книги легли в основу новых сценариев. Так, после успеха фильма "Песнь Джимми-Кузнеца" режиссер Фред Шепси переместился прямехонько в Голливуд. Впрочем, кинематографистов больше привлекало творчество драматургов Мельбурна, чьими усилиями в Австралии возник злободневный политический театр.

На авансцене. Тут были как всегда первопроходцы. "Лето семнадцатой куклы" Рея Лоулера и "Один день в году" Алана Сеймура, Последняя пьеса была посвящена празднованию Дня АНЗАКа, когда Австралия отмечает поражение на Галлиполи в первой мировой войне (символический акт катарсиса, связанный со старинной австралийской традицией сострадания и поминания погибших мужчин-неудачников).

Экспериментальные мельбурнские театры 1970-х гг., "Ла Мама" или "Прэм Фабрика" стали центром притяжения новых талантов. Среди работавших для этих театров драматургов были Барри Оукли, Джек Хибберд и Дэвид Уильямсон. Последний написал целый ряд удачных пьес – "Клуб", "Вечеринка Дона", "Путешествие на север", "Изумрудный город" (все они впоследствии были экранизированы), а также сценарии для многих картин, в том числе для "Галлиполи" (1981 – его режиссер Питер Уир после успеха этого фильма переехал работать в Голливуд).

В Сиднее Боб Эллис, Стивен Сьюэлл, Майкл Гоу и Луи Наура, также писали весьма удачные пьесы, хотя и не столь остро – политического содержания. Условия для работы кинематографистов и драматургов в Сиднее были настолько благоприятны, что Уильямсон и Оукли оба переехали туда, подтвердив распространенное мнение, что Сидней для Австралии – то же, что Нью-Йорк для Соединенных Штатов и точно так же, используя свой культурный и финансовый потенциал, оттягивает к себе лучшие творческие силы страны.

С приходом целой плеяды талантливых драматургов и с внедрением новых программ государственной поддержки искусства, кинематограф стал важнейшей статей культурного экспорта Австралии. Лучшие австралийские фильмы сегодня можно взять напрокат в видеосалонах любой страны мира: от брутального "Безумного Макса" с Мелом Гибсоном до очаровательных исторических фильмов (например, "Моя блестящая карьера" с Джуди Дэвис или таинственный "Пикник у нависшей скалы"), от "Года, когда у меня пропал голос" до "Сладенькой" и международного комедийного хита "Малыш" (1996) – про говорящего поросенка. Вершинами эклектичных 1990-х стали танцевальная комедия База Лурманна "Только в танцзале", "Присцилла, королева пустыни" и китчеватая "Свадьба Мюриель".

Если австралийское кино можно назвать аналогией тонких марочных вин из виноградников Хантер-Вэлли, аналогом ординарных столовых вин стали бесконечные телевизионные "мыльники". Многие из них просто вовремя заполнили образовавшуюся нишу в мировой телеиндустрии, другие же – особенно "Соседи" (показанные и по российскому телевидению) – стали чуть ли не культовым событием в Великобритании, в равной степени заинтересовав и оксфордских студентов, и пролетарские семейства.

Образы на холсте. Живопись и скульптура пользовались в середине 1970-х гг. такой популярностью, что все заговорили о "буме искусства", когда частные коллекционеры и художественные галереи стали наперебой скупать работы местных мастеров по сногсшибательным ценам. Бурное оживление австралийского художественного рынка привело к созданию новой Национальной художественной галереи в Канберре и к сенсационной покупке – за несколько миллионов долларов – "Голубых столбов" Джексона Поллока.

И вновь Мельбурн был пионером. После второй мировой войны в городе возникла группа мастеров фигуративной живописи, которую долгое время именовали "австралийской школой". В кружок входили Сидней Нолан, чьи сюжетные картины в сериале о бушрейнджере Неде Келли стали национальными иконами, Алберт Такер, чьи грубые австралийские лица на обложке книги "Край счастья" Дональда Хорна помогла ей стать бестселлером, Артур Бойд, Ллойд Рис и Клифтон Паг.

В начале 1970-х Сидней стал центром абстрактного экспрессионизма. Художники черпали вдохновение в творчестве старых художников Иена Фрейзера и Годфри Миллера и добились впечатляющих успехов в жанре контрастных цветовых композиций и лирических экспрессионистических пейзажей. Джон Олсен прославился серией пейзажей, оптимистически воспевавших национальную природу. Эрик Смит, Уильям Роуз, Джон Кобурн и Станислаус Рапотек взрастили молодых последователей – Бретта Уайтли (умершего в расцвете славы от наркотиков), Дэвида Аспдена, Майкла Джонсона и Тима Сторьера.

В Мельбурне Фред Уильямс завоевал репутацию лучшего пейзажиста послевоенного периода – а возможно, и за всю историю австралийской живописи – своими чарующими полуабстрактными фантазиями-пейзажами австралийской Глуши. Уильямс частенько шутил, что буш его пугает, но полотна, запечатлевшие величественные просторы Глуши, дали австралийцам запоминающиеся образы родины, сменившие более ранние "приглаженные" картинки Стритона и Драйсдейла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю