Текст книги "Приключения 1986"
Автор книги: Олег Кузнецов
Соавторы: Николай Самвелян,Анатолий Селиванов,Игорь Андреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Да, алиби у Чуркина не оказалось. Более того, он, мягко говоря, вводил следствие в заблуждение. Поздняков беседовал с вахтершей, которая дежурила в подъезде кооперативного дома, где жил Александр Степанович, и та рассказала, что в среду, 26 августа, Чуркин пришел домой около 12 часов ночи. Да, ровно в 12, потому что как раз били куранты, у нее было включено радио. Выглядел жилец взволнованным, он вообще человек нервный из-за жены. «А что такое?» – спросил Поздняков. «Ссорятся часто. Она как его доведет до белого каления, так к нему лучше не прикасаться. Один шип, как от утюга. И в тот вечер сперва, значит, она пришла, жена то есть, Люсей зовут, а уж после он… А минут через тридцать он обратно выскочил как угорелый и еще почитай час отсутствовал, я уже дремать стала…» – «Это было именно 26-го? Точно помните?» – допытывался Поздняков. «Сейчас скажу. Я десять дней отболела, давление у меня подскочило, младший-то у меня в институт провалился, вот я и переживаю, – вахтерша пошмыгала носом. – И в первый день, когда на работу вышла, это и была среда, 26-го». – «А не могло так случиться, что Чуркин возвратился домой раньше 12, минуя вас?» Вахтерша оскорбилась: «Как это «минуя»? Я никуда в этот вечер не отлучалась. Книжка попалась интересная, про космонавтов». – «Ну, и зачитались, недосмотрели?» – поддел Поздняков. «Насчет этого будьте спокойны, – возразила с превосходством вахтерша, одарив визитера цепким взглядом опытного детектива. – У меня так запросто не пройдешь».
Уже третье утро подряд Головачев заезжал сначала за своим пятилетним внуком Дениской, отводил его в детский сад, а вечером снова забирал домой. Отец мальчика, сын Олега Федоровича, был в служебной командировке, мать занедужила – хочешь не хочешь, а приходилось помогать. Впрочем, общение с мальчиком всегда доставляло Головачеву радость.
Когда выходили со двора, их обогнал юркий лохматый пацан, воинственно размахивая обтрепанным портфелем. Увесисто хлопнув кулачком по Денискиному плечу, пацан крикнул: «Привет, Головастик!», неуважительно окинул взглядом малопредставительную фигуру Головачева и затерялся среди прохожих.
– Тебе больно? Кто такой? – сердито спросил Головачев, глядя вслед паршивцу.
– Валька Сапог из девятой квартиры, – сказал Дениска, потирая плечо.
– Сапог? – удивился Головачев. – Что, такая фамилия? Очевидно, Сапогов?
– Сапожников, – поправил внук, преодолев очередной водный рубеж.
«А как меня величали в детстве сверстники? – подумал Олег Федорович. – Чаще всего Голова. А коли, злились, то Череп. Он улыбнулся воспоминаниям и вновь мысленно обратился к той зацепке, которую отыскал в деле. Нужно найти возможность проверить, прав ли он в своих логических построениях. Его охватило нетерпение. Крепко схватив внука за руку, Головачев ускорил шаг.
Придя на работу, он тут же набрал номер телефона. Занято… Опять занято… Сколько же можно висеть на проводе. Ага, вот, наконец.
– Попросите, пожалуйста, Ольгу Ивановну… Это из прокуратуры… Я подожду, спасибо… Ольга Ивановна? Здравствуйте, Головачев. У меня к вам небольшой вопрос. Скажите, в какой школе учился ваш муж? В 41-й? Это в каком районе?.. Ну, ничего, мы выясним. А в каком году он окончил десятый класс?.. Так, понятно. И еще вопрос. Ваш муж поддерживал отношения с кем-либо из одноклассников?.. Или с кем он жил в одном дворе с детства… Подумайте, пожалуйста, это важно… Сразу не можете вспомнить? Ну хорошо, когда вспомните, позвоните мне. Только обязательно. Условились? До свидания, Ольга Ивановна.
Поздняков вернулся в управление во второй половине дня. Дудин уже сидел за своим столом и мрачно жевал сухое печенье. Опрос шабашников, которые крутились около станции технического обслуживания, не принес никаких результатов. Про человека по имени Ермолай никто не слышал.
Угадав настроение товарища, Поздняков состроил скорбную мину, плюхнулся на свой стул и спросил замогильным голосом:
– И что?
– Плохо, – вяло откликнулся Дудин, продолжая механически жевать печенье, которое он с шуршанием доставал из объемистой пачки, лежащей перед ним на столе.
– Дай пожевать, с утра не емши, – сказал Поздняков, нарочно коверкая слова, что было у него признаком хорошего настроения. Дудин быстро уловил это,
– У тебя что – прогресс?
– Как тебе, дорогой товарищ, сказать? – Поздняков по-хозяйски залез в пачку с печеньем, хрустя, раскусил дольку. – Может быть, кое-что и наскребем… Одно пока ясно: этот Чуркин – гу-усь! Ха-роший гусачок! – Поздняков уселся на краешек дудинского стола и стал перечислять, загибая пальцы. – Он последний, кто видел Мальцева, так? Алиби у него нет. Так? Я у него на работе побывал – там о нем нелестного мнения. Говорят, жадный он, скрытный, сам себе на уме. Так? А начальничек его – тоже, между прочим, только на шкварки годится, – дал Чуркину такую смешную характеристику. – Поздняков достал блокнот и прочитал: «При отсутствии должного руководства имеет тенденцию к отдыху». – Это как понимать, а?
– Сачкует, – сказал Дудин, закуривая.
– Хороший выписывается портретик?
– Фактов маловато, Игорь. Одни предположения.
– Факты будут. Надо его потрясти, потрясти…
Телефонный звонок прервал их беседу. Дудин снял трубку.
– Да?.. Приветствую, Олег Федорович… На моем фронте пока без перемен… Чуркина? Это Поздняков проверял… Могу ему передать трубку.
Поздняков внимательно выслушал, что ему говорил Головачев, похмыкал, сказал: «Сейчас все сделаю!» – и дал отбой. Недоуменно покосился на Дудина.
– Чуркин с женой сидит у Головачева. Неужто раскололся? А мне Олег велел найти гардеробщика ресторана «Юбилейный», некоего Кургузова, и срочно доставить к нему. – Поздняков взглянул на часы. – Боюсь, дело затянется, а у меня сегодня вечером, как на грех, свидание. – Он подмигнул Дудину. – Понял?
– Тебе сколько лет, Поздняков? – спросил Дудин, хотя, конечно, прекрасно знал, что 28. – Пора бы остепениться.
– В смысле ожениться? – Поздняков сделал шаг к двери, взялся за ручку и приостановился. – Кто-то сказал, что женитьба – это событие, после которого мужчина перестает покупать цветы и начинает покупать овощи. – Он с комическим ужасом закатил глаза. —Ты этого от меня хочешь?
– Болтун ты, – сказал Дудин, усмехаясь.
– Точно. Как ты догадался? – Поздняков одарил товарища улыбкой и сделал прощальный жест. – Со мной не хочешь пойти?
– Нет. Тут мне какой-то участковый утром звонил, а меня не было.
Поздняков кивнул головой.
– Лады. Я улетучиваюсь!
3Головачев уже около часа выслушивал Чуркиных. Говорила в основном жена, сам же Чуркин, потеряв весь свой недавний лоск, сидел стиснув зубы, избегая смотреть на Головачева.
– Понимаете, мы, конечно, виноваты, – щебетала импозантная молодая женщина. – Но вы поймите, получилась совершенно нелепая история, все из-за его (кивок в сторону мужа) ужасно ревнивого характера. Естественно, когда мы догадались, что на Чуркина падает подозрение в связи со смертью Васи Мальцева, то решили честно об всем рассказать. Лучше поздно, чем никогда, правда ведь? – Она повела крепкими плечами и изобразила чарующую улыбку.
– Продолжайте, – суховато сказал Олег Федорович.
– Видите ли, в тот вечер, когда это случилось с Мальцевым, – вновь защебетала Чуркина, – наш отдел, я работаю в НИИ полимеров, собрался в ресторане «Юбилейный». У Жорика Абрамяна был юбилей – 50 лет. Прелестный товарищ, галантный, умный… Так вот мой Чуркин меня к нему африкански ревнует. Представляете? Словом, он проник в ресторан и хотел меня оттуда увести. А я не далась.
Чуркин заалел ушами, еще ниже наклонил голову, дымчатые очки его тускло сверкнули.
– И в котором же часу это произошло? – спросил Головачев.
Теперь с ответом поспешил сам Чуркин:
– Я был в ресторане примерно в половине девятого.
– Почему вы умолчали об этом при нашей первой встрече?
Супруги в замешательстве переглянулись.
– Так получилось, – медленно сообщила Чуркина, – что мой муж вступил в конфликт с гардеробщиком.
– То есть? Расскажите подробнее.
– Я в общем-то хотел понаблюдать за женой, – замямлил, краснея, Чуркин. – Стою в фойе и вдруг вижу, Люся выходит из зала… Я к ней подбежал и… Знаете, – Чуркин искоса взглянул на следователя, и глаза его за стеклами очков были жалкими, – не нравится мне, когда у них всю дорогу какие-то поводы для сабантуйчиков – то юбилей, то премия, то еще что-нибудь… Короче, я говорю гардеробщику: «Давай ее плащ». А он мне: «Без номерка не имею права». Ну, тут я, конечно, погорячился, хотел сам взять…
– Он ненароком заехал локтем в зеркало, и оно треснуло, – рявкнула Чуркина.
– Вот как? А потом? – поинтересовался Головачев.
– А потом он удрал… А я… Вы уж меня извините… Так не хотелось дальнейшего скандала, разбирательства… В общем, когда хотели составлять протокол, я сказала, что этот гражданин, который ко мне приставал, спьяну обознался, я его впервые вижу… – Она виновато отвела глаза.
– Понятно, – сказал Головачев, барабаня пальцами по столу. Картина в целом была ему ясна, оставалось выполнить некоторые необходимые формальности, в том числе получить подтверждение всего случившегося из уст самого пострадавшего.
– Фамилия гардеробщика там не упоминалась?
Чуркина встрепенулась.
– Ой, знаете, упоминалась! Он еще кричал: «Кургузов этого дела так не оставит!»
Дежурный по управлению передал Дудину, что опять звонил участковый инспектор Трофименко и сообщил важную новость… Живущий в доме № 2 по Северному проезду пенсионер Слуцкий Семен Ильич после предъявления ему фотографии Мальцева опознал в нем гражданина, которого видел 26-го вечером беседующим возле соседнего дома с другим, неизвестным ему мужчиной. Дудин сразу же выехал на место.
Трофименко оказался кряжистым, уже немолодым человеком, с одутловатым лицом. Но улыбка его Дудину понравилась. Улыбка была широкая и немного простодушная.
Пока направлялись от общественного опорного пункта милиции, где состоялась их встреча, к дому Слуцкого, Дудин спросил:
– Что за человек этот пенсионер? Не фантазер, часом?
Трофименко издал короткий смешок.
– Говорить любит. Это точно. Бывает, что и не по делу. Сейчас вот конфликтует с нашим домкомом. Такой шум стоит…
В квартире Слуцкого, в тесной прихожей повернуться было негде. Из кухни несло каким-то чадом, но, перебивая этот чад, стойко пахло грибами. Хозяин, неуловимо смахивающий на французского киноактера Луи де Фюнеса, встретил пришедших в потертом махровом халате, из-под которого виднелись ноги, обтянутые кальсонами не первой свежести.
Сразу же после обмена приветствиями и взаимного представления он провел гостей в ближнюю комнату и, не предложив сесть, ринулся в атаку.
– Вам давно надо было спросить у Слуцкого, дорогой товарищ Дудин. Слуцкий живет здесь десять лет и всегда в курсе.
– Вы же были за городом, Семен Ильич, – миролюбиво сказал Трофименко, с любопытством оглядывая стены, увешанные связками сушеных грибов, семейными фотографиями и декоративными тарелками.
– Да. А что? Вы знаете, сколько сейчас грибов? Так вот, когда Слуцкий идет собирать грибы, он еще даст фору молодым. И это в мои 78 лет! – Семен Ильич торжествующе воззрился на Дудина. – А что вы стоите, юноша? Садитесь! – Он широким жестом указал на продавленный диван.
Дудин с опаской присел. Трофименко пододвинул к себе колченогий стул. Слуцкий прислонился спиной к ветхому зеркальному шкафу и, скрестив руки на груди, застыл в выжидательной позе.
– Семен Ильич, – начал Дудин, извлекая из карманов фотографию Мальцева, – вы сказали, что человека, который изображен на этом снимке, вы видели около дома № 4 в обществе другого, незнакомого вам мужчины. Так?
– Совершенно верно, – с достоинством констатировал Слуцкий. – Это было в среду, 26-го. Почему в среду? Потому что в половине девятого за мной должен был заехать мой старший сын и отвезти на дачу. Вы знаете, у мальчика оказались большие способности. Он уже судья всесоюзной категории по пинг-понгу.
Не вдаваясь в обсуждение блистательной карьеры Слуцкого-младшего, Дудин задал следующий вопрос:
– Семен Ильич, а что делали вот этот гражданин, который на фотографии, его фамилия Мальцев, и тот, второй?
– О, я так понимаю, у них был конфиденциальный разговор. Когда я подошел к соседнему дому, этот, на фотографии, стоял ко мне лицом. Я его хорошо разглядел. А другой – спиной. Слышу, ваш Мальцев строго говорит другому: смотри, мол, Ерофеич, даю тебе еще два дня, а после в суд.
– Вы это… Ручаетесь, что так было сказано, Семен Ильич? – спросил участковый.
Слуцкий снисходительно оглядел его с ног до головы.
– Молодой человек, ваша мама только тихо радовалась, если бы у вас в ваши годы был такой слух, как у меня в мои. А знаете от чего? Крепкий сон и правильное положение в постели. Вы, например, как спите? – обратился он к Дудину. – Я в одном журнале прочитал: кто спит на животе – недоволен своей работой, кто на боку – склонен к тоскливости и нуждается в нежности, а кто на спине – тот сильная личность!
– Хорошо, хорошо, – поспешно перебил Дудин, – это очень интересно. Но давайте уточним. Вы слышали, как было сказано «Ерофеич»? А может, «Ермолаич»?
– Я, товарищ инспектор, еще в здравом уме и могу отличить козу от носорога, – обиженно произнес Семен Ильич. – Было сказано «Ерофеич»!
– Понятно, – миролюбиво согласился Дудин. – Значит, расписка, а через два дня в суд? Так? А больше они ни о чем не говорили?
– Не слышал. Я прошел мимо. Откуда мне знать, что вас это заинтересует?
– А они куда делись?
– Вы знаете, я когда прошел мимо, то потом обернулся. У меня есть такая привычка – оборачиваться. Так вот, тот, который Мальцев, уже пошел вот туда, к пустырю. – Слуцкий махнул рукой в сторону окна.
– А другой?
– А другой постоял и пошел вслед за ним.
– За ним? И вы его по-прежнему видели только со спины?
– Ах, товарищ Дудин, если бы я знал, что это нужно, так я бы его обежал со всех сторон…
Дудин немного подумал, потом решительно проговорил.
– Семен Ильич, вы могли бы показать на улице, в каком именно месте вы видели Мальцева и того неизвестного?
Через несколько минут Слуцкий, одетый в добротное ратиновое пальто и коротенькие, по щиколотку, брючки, привел сотрудников милиции к дому № 4. У фасада росли две чахлые березки, нижние ветви одной из них были надломлены.
– Вот, балуются сорванцы, – сокрушенно пробурчал Трофименко, поднимая безжизненную ветвь. – А ведь только недавно посадили… Сердце кровью обливается…
– Как, по-вашему, чем оно еще может обливаться? – резонно заметил Слуцкий и, неожиданно распалясь, набросился на участкового: – Это, между прочим, плоды безрукости нашего домового комитета. Кто там председатель? Бычков! А Бычков потерял свою нравственную чистоту перед жильцами, диктаторскими методами выводя одних членов домкома, с ним несогласных (тут Семен Ильич со значением на секунду умолк), и кооптируя других, ему поддакивающих!
Трофименко оторопело приоткрыл рот, намереваясь возразить, но Дудин решительно прервал грозившую разгореться дискуссию.
– Довольно! Сейчас вопрос к вам, Семен Ильич. Именно на этом месте 26 августа в 20.30 вы видели неизвестного, который вначале разговаривал с Мальцевым, а после пошел за ним к пустырю?
– Совершенно точно, – согласился Слуцкий.
– Не обратили внимания, какого он роста, сложения, цвет волос?
– Такой плотненький, но пожиже вас… И пониже. Волосы шатенистые…
– А возраст? Хотя бы приблизительно.
– На спине даже приблизительно и то не написано. Одно могу сказать: не старый, ваших лет, если позволите…
– Как он был одет?
– Знаете, какая-то куртка и джинсы. Белой краской вымазанные. Человек, скажем, работает по хозяйству дома, белит что-нибудь или красит, а тут к нему приходит знакомый экстремист, берет за горло и начинает требовать деньги…
– Почему деньги?
– Расписка, молодой человек, расписка. Вы никогда не давали в долг крупные суммы? Нет? А Слуцкий давал… И каждый раз под расписку. Так что вы думаете? Был такой случай, когда меня за это чуть не отослали в лучший мир. Давно, правда, еще при нэпе…
– Понятно. А что у того человека было на ногах?
– Вы полагаете модельные туфли? Как у меня? – Семен Ильич покрутил носком желтого стоптанного ботинка. – Сильно ошибаетесь. Тапочки.
– Белые?
– В белых тапочках, молодой человек, мы все будем там… – Слуцкий стоически указал на небо. – Нет, он был в обычных войлочных тапочках. На улице это бросалось в глаза…
Улучив момент, в разговор вступил Трофименко.
– А рукавиц каких-нибудь при нем не заметили? – спросил он приглушенным голосом, с некоторой долей таинственности оглядываясь по сторонам.
– Сейчас скажу, – шепотом заверил Семен Ильич, тоже оглядываясь по сторонам и отображая на челе нелегкую работу мысли. – Были! Кажется, брезентовые!
– Нет, точно?! – отпрянул Трофименко.
– У Слуцкого, между прочим, всегда все точно.
РАСПИСКА
1«Вот оно что. Расписка! Видимо, ее искал этот Ермолай или Ерофей, черт знает, как его кличут», – размышлял Дудин, простившись со Слуцким. Он взглянул на шагавшего рядом Трофименко.
– Молодец Петр Тарасович. Ценного свидетеля откопал.
Порозовевший от похвалы Трофименко энергично закивал головой.
– Я так понимаю, надо искать среди тех, кто ремонт какой делает.
– А правая рукавица, может быть, у него потеряна. Мы на пустыре нашли одну такую. Правильно соображаешь, товарищ Трофименко. – Дудин, улыбаясь, дружески коснулся плеча участкового, – Где тут у тебя телефон-автомат?
Из ближайшей телефонной будки он позвонил Головачеву.
– Олег Федорович? Это Дудин. Удалось заполучить интересного свидетеля. Знаете, кого мы ищем? Высокого шатена в черных тапочках. Зовут Ермолай Ерофеевич…
– Шутишь, – сказал на другом конце провода Головачев.
– Шучу. А что остается делать?
– Давай пораскинем мозгами. Тебя, кстати, как мальчишки в школе звали? Особенно в младших классах?
– Меня? По-моему, Дудой, Дудариком, а когда дразнили – Дудилой.
Головачев хихикнул в трубку.
– Вот что, Дударик, приезжай ко мне. Есть несколько идей.
Собравшись втроем, они подвели кое-какие итоги. Швейцар ресторана «Юбилейный» Кургузов подтвердил алиби Чуркина. Установлено наличие некоего третьего лица (Ермолая или Ерофея), которое, как можно предположить, сыграло роковую роль в судьбе Мальцева. Укрепилось их убеждение, что Василий Савельевич был на пустыре в начале десятого, потому что от дома, где его видел Слуцкий, до гаража (Дудин проверил это) ровно двадцать пять – тридцать минут ходьбы нормальным шагом. Наконец возникла дополнительная версия о мотивах преступления: не только бриллиантовые серьги и кольцо общей стоимостью свыше трех тысяч рублей, но и расписка! А может, завладение ею и было главной целью преступника?
Высказал это мнение Дудин. На улице уже сгущались сумерки. В окнах дома напротив кое-где зажглись огни. В их комнате тоже давно горел верхний свет, а теперь Головачев включил еще настольную лампу и принялся рыться в записной книжке, бормоча под нос: «Расписка… Расписка…» Найдя нужный телефон, он набрал номер.
– Ольга Ивановна? Добрый вечер, это опять я.
– Я вас узнала, Олег Федорович… Я только-только прибежала с работы, – ответила Мальцева.
– Вы извините, вы, наверное, еще не успели поужинать, но у меня к вам весьма важный вопрос. Припомните, муж не говорил вам, давал ли он кому-нибудь взаймы деньги под расписку. Нет? Не знаете… И в его бумагах никаких указаний на это нет?.. Что, что? Как вы говорите?
– Я говорю, Олег Федорович, – сказала Мальцева, – что, когда я просматривала бумаги мужа, на днях обнаружила еще одну пачку, то мне попался листочек… На нем была странная запись: «Ер. 3 т. Расп.»… Это все.
– «Ер. 3 т. Расп.», – повторил Головачев и, взяв карандаш, быстро записал эти слова на бумаге. Еще раз, не торопясь, прочитал вслух, вдумываясь в смысл записанного. Сказал в трубку: – Очень любопытно, Ольга Ивановна. А где вы нашли эту запись? В прошлогоднем календаре? От какого числа. Ага. 15 февраля. Ольга Ивановна, мне крайне необходим этот листок… Я обязательно у вас буду. До свидания. – Головачев положил трубку и хлопнул ладонью по столу.
– Чувствуете, братцы? Похоже, что была расписка!
Дудин посмотрел на Позднякова.
– Видишь? А ты не верил. «Ер» – это наверняка какой-нибудь Ермолай!
Олег Федорович взглянул на часы и вскочил, точно ошпаренный.
– Братцы! Я же за внуком в детский сад опаздываю. Меня дома прибьют за нерадивость. – И он стал торопливо собирать бумаги со стола.
Поздняков тоже посмотрел на часы и мечтательно произнес:
– А я, пожалуй, еще успею на рандеву… – Он аккуратно снял пылинку с пиджака. – В кино пойдем. Не хочешь присоединиться, Андрей? На последний сеанс.
– Пожалуй, – сказал Дудин. – Только жене надо звякнуть и еще успеть в больницу к Лаврикову. Может он слышал о Ермолае или Ерофее?
– Давай, – кивнул Головачев, натягивая плащ. – А завтра с утра созвонимся. Договорились?
На улице Дудин поймал такси. А еще минут через двадцать он уже беседовал с Лавриковым в маленьком холле травматологического отделения, где чуть слышно гудел большой белый холодильник, стоявший у окна, а одну из стен оживляла репродукция с картины Карла Брюллова «Итальянский полдень».
Лавриков, похудевший, со впалыми щеками, заросшими колючей щетиной, сидел, поставив костыли между ног.
– Я себе места не нахожу, – глухо говорил он. – Вы поймали того, кто убил Васю? Нет?..
Дудин сочувственно посмотрел в его потухшие глаза.
– Мы ищем человека по имени Ермолай. Не помните такого среди знакомых Мальцева?
Лавриков не отвечал, глядя под ноги отсутствующим взглядом. Вдруг он поднял голову, в глазах промелькнула искорка.
– Погодите, что-то в этом роде было… Вася однажды заезжал ко мне в гараж… Это было… весной прошлого года, кажется. И вместе с ним в машине сидел какой-то тип. Я спросил: кто такой? А Вася говорит: «Да так, один бывший однокорытник». А потом мы поговорили, и Вася уехал. А когда садился за руль, он этому сказал: «Эй, мол, поехали!» И назвал его как-то вот так – Ермолаич, Ерофеич, Еремеич. Что-то в этом роде.
– Не разглядели его? Нос какой, рот – не обратили внимания?
– Боюсь соврать. Помню, у него кепка на глаза была надвинута.
– А в чем был одет?
– Кажется, в куртке… Ни к чему мне было тогда его рассматривать.
Лавриков оставил костыли, неприязненно повел взглядом в сторону репродукции с круглоплечей южной красавицей.
– Вы, знаете, я так много за это время передумал… Сколько же я из-за них перетерпел, – с неожиданной болью вырвалось у него. – Из-за этих баб! Всю жизнь они мне поломали!
Дудин поднялся. Ему захотелось сказать Лаврикову что-нибудь утешительное. Но пора было уходить, и он проговорил только:
– Ничего, Сергей. Главное, чтобы ты понял, что все твои беды не из-за них, как ты считаешь, а из-за тебя самого. Подумай над этим.
А между тем события развивались своим чередом. В тот момент, когда последний сеанс в кинотеатре подходил к концу, в тесный, полутемный двор многоэтажного дома, расположенного на оживленной городской магистрали, въехали зеленые, забрызганные мокрой грязью «Жигули» и притормозили у одного из подъездов. Водитель выключил двигатель и, повернувшись вполоборота к сидевшему рядом спутнику, сказал ровным голосом, продолжая начатый разговор:
– Значит, завтра в двенадцать дня. Запомнил? Я за тобой заеду. Смотри, ты должен быть в форме. Спиртного ни-ни, понял?
Второй лениво просипел, почесывая бровь, над которой приметно выделялся узкий продолговатый шрам.
– И охота тебе? Чего ты там забыл?
Водитель вновь терпеливо заговорил:
– Хочешь, чтобы еще раз повторил? Повторяю. Мне нужно найти бумаги… Письма, записки разные. Понял? Больше ничего. Но для меня это очень важно. Поэтому прошу как друга помочь. Ты будь спокоен. В обиде не останешься. Я тебе часы дал? Это ерунда. У меня камешки есть. Если дело выгорит – поделимся. Понял?
После короткой паузы он спросил, глядя на руки спутника:
– Часы-то ходят? С собой?
– Часы? – человек со шрамом опустил боковое стекло, щелчком выбросил сигарету. Ответил не очень уверенно: – Часы ходят. Дома они.
Сидевший за рулем с угрозой сказал:
– Смотри, Леха. Если ты их кому-либо сбагришь, голову оторву.
Леха, отвернувшись, проворчал что-то нечленораздельное. Некоторое время они молчали. Мимо машины прошла в обнимку парочка. Стук женских каблуков звучно разносился по затихшему двору.
– Ладно, – примирительно произнес водитель. – Но чтобы завтра все было в ажуре. В двенадцать ноль-ноль. Осознал?
Леха открыл правую дверцу. Загоревшийся в салоне слабый свет на минуту вырвал из темноты его скуластое лицо и жесткий ежик черных с проседью волос. Выбравшись из машины, он буркнул:
– Чего там. В двенадцать так в двенадцать. Прикатывай. – И, не оглядываясь, пошел к подъезду.
– Матери привет передавай! – бросил ему вслед водитель, захлопывая дверцу автомобиля.
