Текст книги "Великая битва у Малого пруда"

Автор книги: Октав Панку-Яшь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Санду не ответил. Петрикэ опять стал копать. Тут ему попался земляной червь, он поднял его и бросил в пруд.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? – спросил Петрикэ.

– Не знаю, – ответил Санду с напускным безразличием.

– Мне нравится, что ты всегда подумаешь, прежде чем что-нибудь сказать.

– То есть как?

– А вот так. Ты никогда не спешишь с ответом. И в школе тоже. Вызовут тебя к доске, спросят, ты молчишь, молчишь. Мы сидим как на иголках. «Крышка! Не знает!» А ты вдруг преспокойно начинаешь, и… пожалуйста – пятёрка! – Петрикэ вздохнул. – А я не такой…

– Ты уж очень горячишься.

– Знаю. А что делать?

– Сдерживаться.

– Легко сказать! Ты вот можешь, я уж знаю. И ты воображаешь, что я поверил, будто Нику и Илиуцэ тебя не интересуют? Держу пари, что ты дал бы миллион, только бы узнать, как они там.

– И проиграешь! Во-первых, у меня нет миллиона, а всего пять лей в копилке. Во-вторых, я прекрасно знаю, каково им там.

– А именно?

– Думаю, что скверно. Может быть, они и не сознают этого, но всё равно им скверно. Тот, кто порывает с друзьями, не может чувствовать себя хорошо.

Петрикэ захотелось поддразнить Санду.

– Ты сейчас заговорил точь-в-точь, как Дину. По-книжному.

– Возможно… Но ведь это правда. Знаешь, я как-то думал – говорят, нельзя жить без воздуха и без еды. А по-моему, и без друзей нельзя жить!

За работой они, наверно, ещё долго проговорили бы так. Обычно дома у Санду или у Петрикэ они засиживались до позднего вечера, и разговорам конца не было. Но дома им всегда кто-нибудь напоминал о том, что пора кончать. Теперь же их вернул к действительности колокольчик адмиралтейства, который подавал знакомые сигналы. Потом прибежал запыхавшийся дежурный Алеку и, переводя дыхание, еле выговорил:

– Санду, мы поймали… двух лазутчиков. Они хотели пробраться в порт… Ни слова из них не вытянешь. Требуют, чтобы их допросил самый главный. Ты, значит.

– Где же лазутчики?

– Мы их крепко связали и заперли в адмиралтействе.

– Ну, и как они там?

– Сначала стучали кулаками в дверь, потом унялись. Наверно, плачут.

– Почему же плачут? Не маленькие девочки?

Алеку повертел на пальце ключ от замка:

– Не такие уж маленькие, но думаю, что плачут.

– Пошли все туда!

Оставив лопаты в канаве, ребята впопыхах натянули рубашки и отправились к адмиралтейству.

Ключ повернулся в замке, громыхнул засов, и с жалобным скрипом, напоминающим мяуканье, растворилась дверь. Глазам вошедших представились две девочки. Одна, краснощёкая, коротко остриженная, с зелёными шустрыми глазами, расположилась на столе. Вторая, с длинными светлыми косами, сидела на стуле; она казалась выше той. Им было лет по двенадцать – тринадцать. Обе одеты в одинаковые синие юбки и белые блузки, в пионерских галстуках.

– Это и есть лазутчики? – шёпотом спросил Санду.

– Они! – ответил Алеку.

– А сам говорил, что они крепко связаны и плачут… Ничего похожего!

Ребята с законным любопытством разглядывали девочек, пытаясь угадать, что их привело в порт. Придерживая юбку, девочка, сидевшая на столе, спрыгнула прямо на середину комнаты. Петрикэ отступил на шаг, узнав Нину. Он насупился и прошипел:

– Что тебе тут нужно?

Нина пожала плечами и высунула язык.

– Надо их допросить, чего ещё ждать! – предложил Алеку, обрадованный тем, что наконец представился такой счастливый случай.

– Спроси, как их зовут, – согласился Санду.

Алеку сделал два шага вперёд к «лазутчикам», кашлянул и, выпрямившись, спросил:

– Как вас зовут? Отвечайте по очереди!

– Нина.

– Родика.

– Чем вы можете доказать это?

Девочки удивлённо переглянулись, и, когда Алеку повторил свой вопрос уже суровее и резче, Нина ответила:

– Завтра мы можем принести свои табеля. Я бы даже хотела, чтобы вы посмотрели мои отметки! Только одна четвёрка, а то всё сплошь пятёрки.

– У меня всё больше четвёрки, но троек – ни одной! Честное слово! – сказала Родика.

– Это нас не интересует! – повысил голос Алеку. – Можете иметь и двойки, и колы, и даже нули. Это вам не школа.

– Оно и видно, – сказала Нина. – В школе никто бы не стал нас запирать и связывать. – И с явной иронией добавила: – Хорошо ещё, что вы не умеете связывать как следует. Мы в два счёта развязали верёвки…

– Потому что мы пожалели вас и потом… – Не зная, что придумать, Алеку сурово пробасил: – Докажите, что вас так зовут.

Девочки задумались, и тут Нина, показав вышитую на блузке букву, сказала:

– Вот видите «Н». Это значит Нина…

– Не пойдёт! Это может означать и Николай, и Нэстасе…

– И Навуходоносор! – прыснула Нина. – Но только меня зовут Ниной, и блузка моя. Новая. Я её даже ни разу не стирала. У меня есть ещё одна, но я таких бед натворила!.. Стирала её вместе с зелёным передником, а он линяет… Какой мне мама нагоняй дала, лучше не спрашивайте… Мой главный инспектор…

– Вы зачем сюда пришли? – прямо спросил Санду, видя, что Алеку так никогда и не кончит допрос.

– Мы хотим говорить с вашим адмиралом, – ответила Нина. – Веди нас к нему. А вам мы ничего не скажем.

Санду лукаво подмигнул:

– Не могу отвести.

– Почему?

– Потому что это я и есть.

– Ты? – воскликнула Нина. – Отлично. Тебя я знаю.

Санду внимательно посмотрел на неё:

– Ты знаешь меня?.. Не верю.

– Ты и вчера так говорил.

– Вчера?

– Да! – И девочка вдруг пропищала: – Я лучший стрелок из рогатки на нашей улице.

– А-а! – Санду засмеялся. – А я мастер драть за уши…

– Ага! Теперь вспомнил меня?

– Да, но я всё-таки не понимаю, что тебе здесь нужно?

– А почему вы на нас сразу набросились? Подняли тревогу. Связали, заперли… Допрашивают… Что это вам вздумалось? Кабы я знала, захватила бы с собой рогатку и близко бы не подпустила.

Когда Санду сказал, что моряки не испугаются какой-то жалкой рогатки, Нина пришла в негодование:

– Моя рогатка вовсе не жалкая, она крупнокалиберная!

Все рассмеялись, а Петрикэ сказал:

– О рогатке говоришь, словно о пушке!

– А сами небось встретили нас, как врагов!

– Мы ведь к вам как к друзьям пришли, – добавила Родика.

– В таком случае, и мы вас примем как друзей, – сказал Санду. – Садитесь и рассказывайте, с чем пришли.

– Мы пришли… – начала было Родика, но потом подтолкнула локтем Нину: – Говори ты, ты лучше умеешь…

Нина только этого и ждала.

– Мы хотим, чтобы вы приняли нас к себе. Мы тоже хотим быть моряками.

– Что-о-о?! – разом вырвалось у всех.

Потом воцарилось напряжённое молчание. Слова: Нины прозвучали, словно удар грома, после которого тишина всегда кажется особенно полной. Петрикэ опомнился первым:

– Вы – моряками?

– Вы? – вторили ему удивлённые голоса ребят.

– Хорошенькое дело, юноши! – сказал Дину. – Девочки – и вдруг моряки! Где это видано? Это равносильно тому, что заставить матроса штопать.

– Хм! Подумаешь, какой умник… юноша в очках, – сказала Нина. – Ты воображаешь, что матросы ходят в драных носках? Это ты, наверно, так ходишь!

Дину поправил очки и сердито ответил:

– Видно, какая ты умная, если не понимаешь, что значит сравнение!

Санду не торопился высказывать своё мнение. Он подождал, пока закончится обмен колкостями, и тогда сказал:

– Мне очень жалко, но думаю, что мы не сможем вас принять. Это не для вас. У нас дела серьёзные – мальчишеские. Тут уж не скажешь: «Это я не хочу!», «Это я не могу!»… Если не подчиняешься дисциплине, получаешь наряд…

– …и удаляешься в царство «лягушиного шёлка», – высокопарно заметил Дину.

– Да, здесь дело нелёгкое, – продолжал Санду. – Прикажут тебе копать бассейн или стоять на часах не двигаясь, и тут, хоть всё гори вокруг тебя, ты не оставишь пост, пока тебе не скажут… Вам же мы не можем так приказать. Тогда что же станет с дисциплиной?

– Поминай как звали, бултых – и ко дну! – сказал Алеку, показывая пальцем на пол. – Для вас найдётся только одно занятие: ухаживать за маленькими, которым мы позволили здесь играть…

– Что? – возмутилась Родика. – Значит, рыть бассейн мы не можем, стоять на часах мы не можем! Ну конечно, это ведь всё дела серьёзные… мальчишеские! А вот заботиться о маленьких ещё так-сяк. Ладно, Нина, пошли домой! Нечего нам здесь делать с этими воображалами.

Но Нина была другого мнения:

– Нет, погоди. Всё-таки и вы и мы – пионеры. Мы должны договориться. – Она пристально посмотрела на Санду. – И потом, к твоему сведению, мы тоже знаем толк в серьёзных делах и тоже кое-что понимаем в дисциплине. И в нашем отряде найдутся смелые, сообразительные девочки. У нас одна только Иоана боится темноты и жуков. Но её родители переехали в другой город, так что её уже не будет с нами осенью. Я, правда, жалею, что она уехала. Она добрая и всегда давала мне краски… – Спохватившись, что говорит не то, Нина с огорчением заметила: – Вот насчёт себя я должна с самого начала признаться: у меня один недостаток – много болтаю. Но если вы меня примете, я обещаю молчать каждый день целый час. Уговорились?

Банг! Баланг-баланг! Банг! – громко зазвонил колокольчик с наблюдательного пункта. Все, точно ужаленные, бросились наружу и услышали голос Кости, кричавшего с верхушки клёна:

– Внимание! Внимание! Двое неизвестных пробрались в порт. Захватили на рейде два корабля и убежали. На неизвестных маски из листьев. Они в одних трусах и вымазаны илом. Внимание! Бегите за ними! Бегите за ними!

– Ребята, за мной! – крикнул Санду.

И в одно мгновение вся команда скрылась в высоких зарослях.

Оставшись у дверей адмиралтейства, Нина и Родика смотрели друг на друга в полной растерянности.

– Ну, а нам что делать? – спросила Родика.

– Пошли и мы!

– Куда?

– В бой… Ах! Почему я не взяла с собой рогатку?!

Глава четырнадцатая. Следы

На Лягушином побережье под старой ивой сидели и шептались двое полуголых, вымазанных илом мальчиков в масках из листьев. В них с трудом можно было узнать бывшего капитана «Отважного» Нику и Илиуцэ, бывшего капитана крейсера «Малый пруд первый». Возле них, накренившись, как бы с непривычки к суше, стояли и оба корабля. Было жарко, жужжала болотная мошкара, от илистой почвы поднимался прелый запах.

– Потрясающий манёвр! – сказал Илиуцэ спустя некоторое время, в течение которого оба насторожённо прислушивались и вздрагивали при малейшем шорохе.

– Кому ты это говоришь? – не без важности сказал Нику. – Знай адмирала Нику! Теперь, я думаю, ты убедился.

– Убедился, – признался Илиуцэ. – По правде говоря, я не очень надеялся. Считал, что ты только на слова горазд. Теперь вижу, что ошибался. Смелый был налёт. Вот это мне нравится!

Нику на радостях толкнул его, а когда Илиуцэ попробовал защищаться, Нику наградил его щелчком.

– Так, говоришь, нравится, цыплёночек? Я думаю! А это ещё только начало. Пока что я только наполовину адмирал. Скоро наши ряды возрастут, получим подкрепление. Тогда увидишь, как я поведу вас в бой. Почище самого Леонардо да Винчи!..

– Полегче, полегче! Леонардо да Винчи был великий художник, а не полководец.

– Неважно, зато у него красивое имя! – ответил Нику и тут же перевёл разговор: – Они, конечно, не ожидали такого удара. Даже и не догадываются, что мы стали на якорь именно здесь, на Лягушином побережье.

Но Илиуцэ не выказывал такой уверенности.

– А если всё-таки догадаются? Если они придут сюда?

– Ничего! Выдержим! Мне не привыкать. – Нику деланно засмеялся. – Меня закалили стычки с отцом. Я мог бы и удрать, когда вижу, что он собирается меня ударить, но даже и не думаю. Стою себе и кричу: «Бей сколько влезет, мне и не больно!» Он тогда обозлится и ещё крепче бьёт.

– Не понимаю тебя, Нику! – удивился Илиуцэ. – Зачем ты так делаешь? Неужели тебе приятно?

Нику с сожалением посмотрел на него:

– Дурак ты! Вообразил тоже – приятно! Просто хочу показать, что я стойкий, будто мне всё нипочём. Ему это, конечно, не по вкусу. Раз он меня лупит, зачем я буду доставлять ему удовольствие? А?

– Не знаю даже, что и сказать… У нас дома ничего подобного не бывает. Мой отец весёлый человек.

– А ты думаешь, мой не весёлый? Он так хорошо поёт! Шофёры вообще народ весёлый, столько песен знают! Я так люблю его слушать! Сижу себе и слушаю. А он вдруг замолкает и давай на меня: «Ты чего сидишь? Уроки сделал? Лодырем хочешь быть? Меня посмешищем сделать?» А я, даже если и сделал все уроки, отвечаю: «Вот и сижу… Вот и не сделал ни одного урока. И хочу быть лодырем!»

– Зачем же ты так отвечаешь? – спросил озадаченный Илиуцэ. – Просто не понимаю.

– Муравьиная твоя башка! А почему отец не позволяет мне слушать? Что я ему плохого делаю?

– А вот почему ты меня всегда донимаешь? Что плохого я тебе делаю? И почему ты вечно пристаёшь к ребятам без всякой причины и лезешь с кулаками? Что они тебе плохого делают?

Нику не ответил. Оба замолчали, прислушиваясь. Ничего подозрительного не было слышно. Только ветер трепал ветви ивы да изредка квакали лягушки.

– Что же не отвечаешь? Небось не нравится?

– Я думаю… Каждый раз, как отец накричит на меня или побьёт, тут я и сам рад бы на кого-нибудь наорать или хоть разок двинуть…

Илиуцэ горестно покачал головой.

– И для этого ты меня выбрал? Нечего сказать, хороша дружба! Разве я виноват, что отец бьёт тебя?

– А я чем виноват? Мне досадно… Досадно и на тебя, и на Санду, и на Петрикэ. У вас вон отцы не такие. Думаешь, почему я не принёс на школьную выставку шахматную доску, которую я сам сделал? Я спросил у отца: «Ты придёшь посмотреть выставку?» А он и говорит: «Услышать там, какой ты лентяй? Нет, не пойду!» Ну, я и не понёс доску… А ведь она получилась очень хорошо. Правда?

– И правда очень хорошо! – с воодушевлением сказал Илиуцэ. – Мой рисунок был так себе, но отец, когда посмотрел, обрадовался, сказал, что ему нравится.

Во время этого разговора Илиуцэ почувствовал, что Нику стал ему как-то ближе и вроде милее. Ему захотелось сказать Нику что-нибудь приятное, развеселить друга, но он не нашёлся и только повторил:

– Да, очень хороша твоя шахматная доска!

Илиуцэ задумался. Что бы такое сделать для Нику? Теперь понятно, почему он иной раз такой злой. Только ведь понять – разве это всё? Как бы помочь приятелю! Сейчас, конечно, не время, но что-то надо придумать.

– Интересно, где они нас разыскивают? – спросил Нику.

– Тебе страшно?

– Мне? Ха!.. Я и не знаю, что значит «страшно».

Тут они оба навострили уши. Слегка прошумела ива.

– Никого нет. Это ветер! – И Нику облегчённо вздохнул.

* * *

– Куда же делись ребята? – спросила Родика и остановилась.

Они с Ниной бежали наугад, пока не очутились среди каких-то кустов, доходивших им до плеч.

Санду Дану и других ребят не видно было. Приложив ладони ко рту, девочки по очереди кричали:

– Ау-у… Где вы?

Никакого ответа.

– Словно сквозь землю провалились! – сердито сказала Родика. – Пожалуй, лучше вернуться и подождать их.

– И не подумаю! – Нина бросила на подругу укоризненный взгляд. – Пошли дальше искать воров.

– Од-д-ни? Ты разве не слышала – они в масках.

– Эх, Родика, Родика! Тоже ещё храбрая! – Нина взяла её за руку. – Стоит ли бояться каких-то масок? Пошли!

Девочки осторожно двинулись вперёд, оглядывая всё кругом.

– Гляди во все глаза, Родика! Тут каждый след поможет.

Они обшаривали кусты, присматривались к качнувшейся ветке.

– Стой! Нагнись! – крикнула вдруг Нина.

Косы Родики скрылись за кустом. Она испуганно пролепетала:

– Ты что-нибудь увидела?

– Да, мне показалось. Стой на месте! Я поползу туда.

Она скоро вернулась и с досадой сказала:

– Никого… Это кошка перепрыгнула через забор.

Пошли дальше. Идти становилось всё труднее. Высокие кусты цикуты остались позади. Появились копья тростника и рогоза, за ними начинались болотистые места, ноги скользили. Девочки сломали две тростинки и, прежде чем ступить, нащупывали ими путь. Туфли Родики из белых превратились в тёмно-зелёные.

– Их уже наверняка не отчистишь! – сокрушалась Родика. – И что я теперь скажу маме?

– Правду.

– Так она мне и поверила! Думаешь, маме приходилось когда-нибудь гоняться за похитителями кораблей?

– Тс-с! Молчи! – Нина сделала ей знак и потянула Родику за собой, показывая на следы.

Родика обрадовалась. Она решила, что Санду с ребятами шли этой дорогой, и предложила Нине пойти по их следу.

Но, приглядевшись, Нина возразила:

– Посмотри хорошенько… Это не их следы. Их было много, а тут только один прошёл… Нет, постой, двое! Ясно видно.

– Это точно?

– Так же точно, как то, что меня зовут Ниной и что я перешла в седьмой класс!

* * *

После тщетных поисков удручённые ребята вернулись в порт. Им не удалось напасть на след беглецов. Но никто не сомневался в том, что это были Нику и Илиуцэ.

Санду был страшно огорчён, хотя и не показывал виду. Не из-за пропажи кораблей: не сегодня-завтра они снова будут на рейде, корабли они безусловно отвоюют. Горевал Санду по другой причине. Когда он не стал задерживать Илиуцэ и Нику, он был убеждён, что они сами вернутся. По крайней мере Илиуцэ. А получилось совсем не так. Прошло несколько дней, а Нику и Илиуцэ всё не возвращались.

– Послушай, Петрикэ, девочки ушли? – спросил Санду.

– Да.

– Домой?

– Надо полагать. Сразу небось увидели, что это не по ним, тут дело нелёгкое, мальчишеское. Поняли и ушли.

Вдалеке, точно паровоз, возвещающий о своём прибытии на станцию, загудел гудок фабрики «Виктория».

* * *

…Токарь Думитру Дану покинул фабрику одним из последних. Выходя из ворот, он услышал, что кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел своего старого приятеля Петре Станку.

– Здоро́во, Петре! Где ты пропадаешь? Забыл друзей. Я тебя уже несколько дней не видел.

– Вот уж нет, скорее друзья забыли про меня! – улыбаясь, ответил Петре Станку и стал журить Думитру за то, что не от него самого, а от нормировщика узнал о досрочном выполнении заказа его цехом. – Сам посуди, – продолжал Петре Станку, – будь это обычный заказ, ещё так-сяк. А то ведь… – И он дружески похлопал Думитру по плечу. – Ну, и как получилось? Доволен?

– Могло бы быть и лучше! – задумчиво ответил Думитру Дану.

Петре Станку иного ответа и не ждал. Он знал, что Думитру Дану никогда не похвалит свою собственную работу, всегда скажет: «Могло бы быть и лучше!» Месяц назад цех Думитру Дану изготовил мебель для одной из столичных библиотек. Приёмочная комиссия была очень довольна. Качество работы нашли превосходным. Вся фабрика радовалась. Один только человек не успокаивался – Думитру Дану. Он пошёл к председателю приёмочной комиссии, долго с ним беседовал, пока не убедил его, что «могло бы быть и лучше», и упросил отложить на несколько часов отправку мебели, так как хотел ещё что-то доделать.

– Что могло быть и лучше – дело известное. Оно всегда так. Но что вам помешало на этот раз?

– Материал…

– А что такое? У нас на складе отличный материал.

– Знаю…

– Тогда в чём же дело?

Думитру Дану достал из кармана портсигар, вынул папиросу, размял её, зажёг и, пуская струйки голубоватого дыма, сказал:

– Может быть, я и ошибаюсь, но вряд ли… С некоторых пор на складе творятся такие вещи, которые наводят на размышления. Знаю, что хороший материал там есть, прошу его, потому что он нужен, ну, а выдают совсем не то. Вначале я объяснял это тем, что заведующий складом Хынку человек у нас новый и ещё не освоился с делом.

– Возможно, и так.

– И я думал… На такой фабрике, как наша, это нелегко. Уметь на глаз определить, что это за материал, прочен ли он и на что лучше годится, – этому сразу не научишься.

– Правильно. Нужен опыт, намётанный глаз, – согласился Петре Станку.

– Да, всё это не усвоишь за несколько дней! – продолжал Думитру Дану. – Но вот тут-то и загвоздка. По-моему, Хынку знаток своего дела. То-то и странно. Глаз у него намётанный, а не проходит и дня, чтобы я с ним не поругался из-за материала, который он мне посылает. Я прошу качественное дерево, он отговаривается тем, что у него нет, и подсовывает мне еловые доски. Не стану же я еловые парты для детей делать! Попробуй-ка спокойно писать контрольную, когда парта скрипит!

Тем временем они дошли до парка, и тут Думитру Дану сообразил, что приятель, живший совсем в другой стороне, проводил его почти до самого дома.

– Ты, собственно, куда направляешься, Петре? Разве не домой, обедать?

– Я попозже пойду. Меня очень интересует то, что ты рассказываешь.

– Если твоя жена не поругает меня, я бы затащил тебя к нам обедать.

Петре Станку улыбнулся: – Вот что значит давно не видеться! Мария уже неделю в отпуску. Она с дочуркой уехала.

– Вот и отлично! – повеселел Думитру Дану. – Пошли, вместе пообедаем. И жена будет рада. Знаешь, какие она борщи варит! За тридевять земель ими прославилась!

– Ладно, – согласился Петре Станку. – У тебя мы сможем спокойно поговорить.

Мать Санду недавно вернулась с работы и действительно очень обрадовалась гостю, не преминув, впрочем, упрекнуть за то, что он давно к ним не заглядывал.

– А где же ваш адмирал? – поинтересовался Петре.

– Должен прийти, – сказала мать.

Но вскоре явился один Топ. Он стал на задние лапы перед Думитру Дану, и это означало, что надо обследовать его ошейник. Думитру обнаружил там записку, в которой Санду извинялся за опоздание – у него «очень важные дела».

– Ну, мать, как тебе нравится письмо сына? – смеясь, спросил Думитру.

– А тебе нравится? – огорчённо ответила она.

– Письмо могло бы быть и лучше, но и не такое плохое. Раз предупредил о том, что запоздает, значит – он человек вежливый.

Мать посмотрела на него, и Думитру прочёл в её взгляде: «Санду весь в тебя».

В конце обеда, когда мать Санду закрыла ставни и ушла на кухню мыть посуду, начатый по дороге разговор возобновился.

– Итак, насколько я понимаю, – сказал Петре Станку, – ты недоволен материалом, поступающим со склада?

– А как же может быть иначе? Надо, чтобы той мебели, которую заказывают нашей фабрике, износу не было, пускай и правнуки наши пользуются. Конечно, и работа за себя говорит, но решающее слово всё-таки за материалом. А с Хынку я никак не могу столковаться. Это не дело!

– Ты прав, Думитру. Хорошо, что мы сегодня встретились и поговорили. Я и сам задумывался насчёт этого Хынку. Хотя и знаю, что разумнее судить о человеке по всем его поступкам, но всё же… – Он помолчал, как бы вспоминая что-то. – На днях я говорил с ним, когда он запретил детям играть на пруду. Я подметил, что он не любит детей. В каждом он видит хулигана, бездельника. Я уже сказал, что по одному этому нельзя судить о человеке, но на мой взгляд, люди, которые не любят детей, – чуждые нам люди, бездушные. А ведь мы в свой труд и душу вкладываем. Работа, сделанная без души, недолговечна… Придётся хорошенько заняться тем, что происходит на складе. Я поговорю с директором, чтобы пригляделись повнимательнее, как обстоят дела с материалами. – Посмотрев на дрожащую полоску света, робко пробивающуюся в щель между ставнями, он спросил: – Над каким заказом сейчас работает твой цех?

– Сейчас? – Лицо Думитру Дану просияло. – У нас сейчас заказ на славу! Нашей мебелью будут обставлять дома шахтёров. Мы ещё в апреле для них же мебель делали. Я до сих пор не забыл, какое они нам письмо прислали. Пишут: «Мы переехали в новые квартиры и обставили их мебелью, которую изготовила ваша фабрика. Добротная и красивая мебель. Если кому-нибудь из вас доведётся быть в наших краях, милости просим в гости. Всегда будем рады таким мастерам». Ну, что скажешь? Кабы всегда получать такие письма! Вот и сейчас для них стараемся. Лицом в грязь не ударим. Поскольку заказчики у нас прославленные, надо, чтобы и мебель у них была славная.

Петре Станку засмеялся:

– Это ты сейчас так говоришь, а когда заказ будет готов, как бы хорош он ни был, ты насупишься и скажешь: «Эх, а ведь могло бы быть и лучше!»

Думитру Дану тоже улыбнулся:

– Посмотрим… Давай-ка сыграем в шахматы. Кто победит, получит от жены банку варенья из ренклода.

– А кто проиграет?

– Будет смотреть и облизываться.

– Ну, раз так, я постараюсь выиграть…

– Да? – притворился удивлённым Думитру Дану. – А я-то думал, что ты не охотник до варенья.

– Нет, я люблю и шахматы и варенье. Тащи доску и… банку с вареньем.

* * *

– Смотри, смотри, бежит! – закричал Лэзэрикэ.

По вырытой канаве вода хлынула в небольшой бассейн, устроенный на левом берегу пруда, и скоро заполнила его.

Малыши прыгали и шумно хлопали в ладоши. А «строители» стояли навытяжку, словно проглотив аршин, важные, серьёзные, и созерцали плоды своего труда. Всем хотелось высказаться, но вместе с тем, желая показать, что, собственно, такое дело для них сущий пустяк, каждый начинал свою речь словечком «м-да!»

– М-да… Вот и готов бассейн.

– М-да… неплохо получилось.

– М-да… Теперь и малыши смогут покупаться.

Как видите, открытие бассейна было… весьма торжественным.

Совершенно неожиданно для всех из кустов с правого берега послышалась знакомая песня, звучавшая всё громче и громче:

 
На праздник весенний шагает
С весёлою песней отряд.
 

Потом появились Нина и Родика.

Все так и обомлели. Значит, они не уходили домой? Где же они были до сих пор?

 
Лучистое солнце играет
В глазах у счастливых ребят.
 

Девочки дружно вышагивали рядом. Поравнявшись с группой ребят, Нина скомандовала: «Стой! Вольно!», и, вытянув руки по швам, отрапортовала Санду:

– Товарищ адмирал, мы успешно выполнили трудное боевое задание. Мы одержали победу, и вот что мы вам принесли!

Что тут было! Даже Дину Попеску, признанный всей школой литератор, не сумел бы описать физиономии ребят в тот момент. Петрикэ так вытаращил глаза, что Санду чуть не спросил его: «Что с тобой, друг, тебе плохо?» Ну, а у Дину, у того очки съехали на самый подбородок.

Родика и Нина принесли два похищенных корабля!

– Но как? Как это вы сумели? Где вы их взяли? – Вопросы так и посыпались на них.

Нечего и говорить, что Нина только этого и ждала.

– Погодите, погодите, сейчас всё узнаете. Только идёмте куда-нибудь в тень, тут изжариться можно.

Пошли в адмиралтейство. Впереди торжественно, точно прославленные полководцы, шагали Нина и Родика.

– Значит, дело было так, – начала Нина. – Когда пробили тревогу, вы все сразу исчезли. Мы – за вами, но вас не нашли. Вдруг видим – по илу следы. Мы – прямёхонько по следам. Идём, идём через какую-то трясину…

– Ох, и задаст мне теперь мама, когда увидит мои туфли! – заохала Родика.

– Молчи, не перебивай! – цыкнула на неё Нина. – Шли мы себе, шли по следам через трясину и тут слышим – за ивой голоса. «Тс-с!» – говорю я Родике.

– Неправда, – заметила Родика, – это я сказала «Тс-с!»

– Неважно… Одна из нас говорит: «Тс-с!»…

– Почему же «одна из нас», когда я это сказала? Так несправедливо.

– Ну ладно, ладно. Мы сразу замолчали и присели. Видим – под ивой двое ребят. В масках из листьев, а сами вымазанные в тине, как черти. И около них знаете что?

– Наши суда! – воскликнул Алеку.

– Ага. Видим – два кораблика…

– Да, не кораблики, а суда, – поправил её Петрикэ. – Эсминец и крейсер… Кораблики бывают только у маленьких.

– Ладно, пусть будет так, – согласилась Нина. – Мы, конечно, сразу догадались, что эти мальчишки стянули корабли. Решили выждать момент, когда можно будет подкрасться и захватить суда. Сказано – сделано! Немного погодя ребята сняли маски и пошли на пруд купаться. Тут мы и пробрались к иве, сцапали корабли – и наутёк!

– И не только корабли взяли! – вмешалась Родика. – Один из мальчишек оставил под ивой сандалии. Мы захватили одну и принесли с собой. Вот она! – Девочка подняла грязную сандалию. – Мы решили, что это будет прекрасный трофей. Ну, вот и вся наша история…

Санду Дану горячо пожал им руки:

– Благодарю вас от имени моряков Малого пруда. Вы будете отмечены в приказе… И, если хотите, мы позволим вам заходить в порт.

– Как ты сказал? – обиделась Родика. – Заходить? Значит, мы не останемся здесь? Вы нас не принимаете в моряки? Ты слышишь, Нина?

Но вместо ответа Нина пропела:

 
Лист зелёный, парус белый
Над водою голубой…
 

Потом Родика подхватила:

 
Всё равно, моя подружка,
В моряки пойдём с тобой.
 

Все начали смеяться.

– Э, да они, оказывается, отчаянные в самом деле! – удивился Мирча и шепнул Санду: – Они мне нравятся, и, если на совете командиров ты поставишь на голосование, принять их или нет, я буду «за»!

– Какой смысл созывать совет командиров? – громко сказал Санду. – Я считаю так: все здесь в сборе. Кто за то, чтобы принять к нам пионерок Нину и Родику, подымите руки!

В первую минуту никто не шелохнулся. В глазах девочек вспыхнула тревога. Но вот поднялась одна рука, потом другая, ещё… и ещё…

Петрикэ поднял руку последним и впервые приветливо улыбнулся той самой девочке, с которой до сих пор он обходился так сурово, хотя она была его соседкой и к тому же сверстницей. Нина ответила ему широкой, радостной улыбкой, как бы говоря: «Я писала о тебе в дневнике. Собиралась зачеркнуть, но раздумала».

…Вот такое событие совершилось в жизни порта Малый пруд, событие, узнав о котором Влад сказал сестре Петрикэ: «Вот как ребята сами действуют… – И, улыбаясь, добавил: – Но кое-когда и мы бываем им дружны».

* * *

Вечером в ту пору, когда по улице разносится приятный запах супа, жаренной картошки, а в окнах можно увидеть ужинающие семьи, шофёр Мирон Негулеску возвращался домой. Он был задумчив, как и раньше, перед уходом из дому. Но если тогда его мыслями владели гнев и досада, то сейчас он и сам не мог бы разобраться, что с ним происходит. Он испытывал странное чувство, которое возникает у нас после какого-нибудь откровения.

Перед уходом из дому он обозлился на Нику, потому что тот явился весь в тине, потерял сандалию.

«Не знаю, что и делать с этим мальчишкой! Просто сладу с ним нет!» Мирон Негулеску оделся и пошёл в парк. Решил, что там скорее успокоится. Он прошёлся по аллеям в поисках свободной скамейки, но все были заполнены. И только одна, под липой, почти пустовала. Там сидел мужчина, примерно его ровесник, в форме железнодорожника и читал газету.

– Можно здесь сесть? – спросил отец Пику.

– Пожалуйста, – ответил железнодорожник и подвинулся на кран скамейки.

Мирон Негулеску сел, рассеянно посмотрел по сторонам, потом взглянул на газету. Сосед заметил это.

– Хотите почитать?

– Нет, благодарю, я так просто…

– А то, если хотите, пожалуйста, – настаивал железнодорожник. – Я уже всю прочитал.

– Нет, нет, спасибо! Я утром читал.

– Вы тоже читаете «Учительскую газету»? Вы, случайно, не учитель?

Мирон Негулеску только теперь разглядел название газеты. Он ответил:

– Нет, я не учитель. Когда я сказал, что уже читал, я имел в виду центральные газеты.

Железнодорожник снял очки, вложил их в парусиновый футляр и, смеясь, сказал:

– Я тоже не учитель, да мне и не стать им с моим-то образованием. Но я – отец, а в этой газете много интересного и для родителей.

– Я тоже отец, – со вздохом сказал Мирон Негулеску.

– У вас много детей?

– Много?.. Этого еще не хватало! Тут от одного поседеешь. Упрямый, каких свет не видел. Просто ума не приложу, что с ним и делать! Бьёшь его, и всё равно не помогает.