Текст книги "Великая битва у Малого пруда"
Автор книги: Октав Панку-Яшь
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Не глядя на неё, Петрикэ немного погодя крикнул:
– Ну, иди уж!
– Теперь вот и не пойду! – И Инна ловко перемахнула через забор…
Глава пятая. Шестнадцать минус два – будет… два без четырнадцати
На заре сонный ветерок изредка гнал по небу маленькие белые облачка, похожие на корабельные паруса. Но потом ясное синее небо гляделось в зеркало Малого пруда, как бы любуясь своим посвежевшим видом.
Душный воздух обдавал жаром, словно в машинном отделении тяжёлого крейсера. Никли метёлки тростника, клонились к земле стебли цикуты…
Да, давно уже не знал Малый пруд такого зноя. Старый морской волк определённо мог бы сказать, что такой жары не помнит с той поры, как у него борода седая, а то и раньше. В силу обстоятельств в порту Малый пруд не было ни одного старого морского волка. Но юные матросы, которые ещё не носили бороды, разве что из пакли, не хуже стариков знали, что только тот истинный моряк, у кого в крови отвага и мужество. Как поётся в песне:
О таком утре многие, возможно, сказали бы: «Ничего особенного. Просто будет жаркий день, и всё!» Но если ты перешёл в седьмой класс, если тебя зовут Дину Попеску и если ты помощник адмирала, а к тому же ещё и поэт, тогда ты хорошенько подточишь карандаш, откроешь вахтенный журнал и на первой странице, под заголовком «Атмосферные условия», напишешь:
Утро. Зноем дышит
Тихий ранний час…
На диктанте тише
Не сидят у нас!
Ветра нет в помине —
Всё мертво кругом…
Флюгер в небе синем
Спит глубоким сном.
Сорок два на солнце!
Тридцать семь в тени!
Нет дождя… (и нету
Больше рифм ни-ни!)
Прежде чем этот момент, знаменующий начало деятельности порта, был увековечен в вахтенном журнале, у гавани, перед сторожевым постом номер один, собрались ребятишки, которые, судя по одежде и особенно по росту, не принадлежали к экипажу Малого пруда. Тут были две девочки, очень похожие друг на друга: обе чёрненькие, с короткими косичками, в одинаковых красных платьях с цветочками. Они держались за руки и выжидающе смотрели на мальчика ростом повыше остальных, в широких штанах с большими заплатами. Прислонившись к будке, он – уже неоднократно – заверял их, что пока дальше этой будки ходить нельзя.
– Раз я вам говорю, значит спорить нечего! Вот придут моряки, тогда и пойдём.
– Бабушка сказала, чтобы мы кричали и бежали домой, если они станут толкать нас в воду, – сказала одна из девочек.
– И ещё бабушка сказала, что один раз мальчишки утопили в пруду кошку. Она помяукала, помяукала и утонула. У нас дома тоже есть кошка, но мы её бережём, – вставила вторая.
– И у меня есть кошка! – сказал мальчик с блестящими, как у белки, глазами. – И рыбка.
– Где ты её держишь? – заинтересовался старший мальчик и даже вытянул шею.
– В коробочке.
– И она не подохла?
– Как она подохнет?.. Она ведь жестяная! Это ножичек. Папа обещал мне отдать его, когда я вырасту большой и буду солдатом.
– Э-э! Значит, рыбка не твоя!
– Нет, моя! Только пока мне не дают её… И цепочка есть.
– Подумаешь, цепочка! Ты бы посмотрел, что тут у моряков есть! Всякая всячина: и проволока, и колёсики, и колокольчики…
– Откуда ты знаешь?
– Как, разве я не говорил? Вчера видел, когда вы убежали. – И важно добавил: – У них нельзя драться и плакать!
– Я никогда не плачу! – похвастался мальчик, сгребавший в холмики тёплый, рыхлый песок. – Старшая сестрёнка плачет, а я нет. Попробуй ущипни меня за руку, я и не пикну. У нас дома я самый сильный…
Санду пришёл на пруд в белом берете с синими лентами и вышитым синим якорем. Он ещё издали увидел собравшихся у сторожевого поста и обрадовался. «Значит, не сони!» – подумал он и заторопился.
– Доброе утро, друзья! А где Раду?
– Я здесь! – бойко отозвался Раду и запрыгал на одной ножке.
– Мы с тобой познакомились, – сказал Санду, протягивая ему руку. – А вот товарищей твоих я ещё не знаю…
Тут же Санду узнал, что чёрненькие девочки – сёстры Джета и Дина. Мальчика с блестящими, как у белки, глазками звали Маринел. Отец его был другом отца Санду. Того, кто заверял, что он никогда не плачет, звали Тику. Он пояснил: «Меня зовут Константин, но Тику – короче, так меня все и прозвали». Потом Санду познакомился ещё с Сорином, Мэриукой, которой не было и пяти лет, с Виктором и Александру. Последнему Санду сказал: «Значит, теперь у нас два Александру – старший и младший».
Санду со стайкой детишек дошёл до адмиралтейства. Построив их по росту, он запросто сказал им:
– Теперь вы будете вместе с нами, пионерами. Будете помощниками матросов. Станете играть тут, загорать на пляже, многому научитесь и делом займётесь.
– Дома мы пол подметаем, – привстав на цыпочки, сказала одна из сестёр.
– И пыль вытираем, – добавила вторая.
– Я каждый день ношу воду! – крикнул Сорин.
Каждый старался показать, что он не хуже других. Все кричали наперебой, доказывая, как много они умеют делать. Санду еле унял их.
– Хорошо, хорошо! Только уж больно вы шумите. А ну, посмотрим, кто дольше всех промолчит? – И проговорил нараспев слова шуточной песенки:
Раз, два, три, четыре, пять!
Ну-ка, детки, помолчать!
Кто трещит да суетится,
Тот в сороку превратится.
Восемь часов. Перед адмиралтейством в строгом равнении выстроился экипаж Малого пруда. Собственно, строгое равнение было только в первом ряду. Второй ряд в этом смысле оставлял желать лучшего, несмотря на то что Санду обучил новичков-малышей строиться.
Когда Санду Дану направился к строю и остановился в нескольких шагах от ребят. Костя Стэнчук, по прозвищу «Бачок-толстячок», вышел вперёд и отрапортовал:
– Пионеры порта Малый пруд готовы к битве за сбор гербария!
Санду отсалютовал и сказал:
– Пионеры порта Малый пруд! Адмирал готов возглавить битву!
Нику Негулеску, стоявший в самом конце шеренги, оглянулся на новичков и пробурчал:
– Вернее было бы сказать, пионеры готовы к получению аттестата няньки.
– Молчи! – толкнул его локтем Петрикэ Бунеску. – Дисциплины не знаешь?
Он хотел добавить: «Пионер ты или нет?», но тут же опустил голову и увидел на рубашке, на том самом месте, которое обычно было закрыто галстуком, голубое пятно, выделявшееся на выгоревшем фоне. Петрикэ промолчал…
Начался «смотр». Дойдя до Алеку, Санду остановился:
– Почему ты не причесался, Алеку? Завтра не приходи в таком виде!
– Не придирайся к людям, – отозвался за Алеку воинственно настроенный Нику. И, проведя рукой по щетинистым волосам, добавил: – Вечно с пустяками пристаёшь!
Санду строго посмотрел на него.
– Во-первых, я говорил не с тобой, а во-вторых, это не пустяки. – Он обратился к Косте: – Запиши один наряд Нику: два часа чистить левый берег от тины.
Костя записал в блокнот: «Дисциплинарн. взыск. Нику наряд два часа» и подчеркнул два раза.
Санду пошёл дальше. Чувствуя, что кто-то дёргает его за пояс, Алеку обернулся. Джета, стоявшая позади, приложила палец к губам и шепнула:
– Я знаю, что сейчас нельзя разговаривать, но, если хочешь, я научу тебя причёсываться. Когда я была маленькой, мне мама показала, теперь я и сама умею… Хочешь, научу?
Алеку закусил губу и покраснел.
«Смотр» подходил к концу. Санду уже было подумал, что на первый раз с дисциплиной обстоит неплохо, как вдруг увидел Петрикэ. Санду постоял против него, поглядел с укоризной. Потупленный взгляд Петрикэ был красноречивее всяких слов. Всё же Санду счёл своим долгом сказать:
– Как ты мог забыть его дома?.. Именно ты?..
После «смотра» Мирча, Илиуцэ, Нику и Петрикэ следом за Санду пошли в адмиралтейство на «летучку» совета командиров, составлять план действий.
Остальные с нетерпением ждали. Время от времени Дину выглядывал в приоткрытую дверь и информировал их:
– Подождите немного, сейчас… Разгорелся спор… Скоро подведём итоги… Потерпите!
В адмиралтействе за столом обсуждался план действий. Дину записывал всё в вахтенный журнал: «Заседание совета начинается. Все командиры налицо. Первым берёт слово адмирал. Говорит, что самое важное – это две вещи, и их надо включить в план действий. Первое – распределение заданий по сбору гербариев. Второе – занятия с помощниками матросов. Бурные споры. Нику, командир эсминца «Отважный», вообще возражает против принятия помощников и обзывает их сопляками. Петрикэ, командир корабля «Победители морей», говорит, что это слово обидное.
Адмирал Санду объясняет, почему оно обидное. Командир «Отважного» затыкает уши и говорит, что ему не до басен. Предложение адмирала ставится на голосование. Четыре – за, один – против. Решение принято.
Мирча, капитан подводной лодки «Пионер», указывает, что адмирал не сможет сам управиться с помощниками матросов. Предлагает прикрепить их к лучшим командирам, по одному. Бурные споры. Пику, командир «Отважного», и Илиуцэ, капитан крейсера «Малый пруд первый» возражают. Поставлено на голосование: три – за, два – против. Предложение принято.
Переходим к составлению плана действий. Береговые суда под водительством капитана первого ранга Петрикэ отправляются в плавание. Экипажу судов – собрать побольше экземпляров водокраса и телореза. Боевые корабли под командованием адмирала действуют на левом берегу. Их задача – собирать водяные лилии, сальвинии. Помощнику адмирала (то есть мне) – заняться сегодня утром с помощниками матросов. Ему же, поскольку он силён в сочинениях, – написать письмо с предложением об обмене гербариями. Насчёт школ, куда посылать письма, посоветоваться с Владом. Под конец адмирал спросил помощника (то есть меня), где находится прошлогодний вахтенный журнал. Помощник ответил, что, должно быть, дома. Вчера обшарил весь дом и не нашёл! Отыскать журнал и принести его…»
Наконец дверь адмиралтейства открылась. На этот раз вышли командиры, все опять построились.
– Товарищи, – сказал Санду, – на сегодня план действий таков…
* * *
Слегка покачиваясь на волнах, всплеснутых прыжками лягушек, на рейде в ожидании отплытия стояли корабли с шёлковыми вымпелами.
Вдали виднелись береговые суда: барки, шхуны, теплоходы. Рядом с ними выстроились боевые корабли: быстроходные катера, крейсеры, эсминцы, подводные лодки.
Барки и шхуны были совсем маленькие. На них не смог бы прокатиться даже мышонок. Разумеется, если он не был расположен купаться… Единственный, кто странствовал на таком паруснике и потому вошёл в историю Малого пруда, – это паук. С потолка адмиралтейства он упал на шею Дину.
– Ага, ты так? – рассердился Дину. – Ну, я тебе покажу! Сошлю на необитаемый остров!
Взяв паука за ножку, он вышел с ним на рейд и посадил его на палубу шхуны. Затем отвязал шхуну от причала и, дёргая за верёвочку, сам пустился по берегу, а шхуна заскользила по воде. Вскоре Дину достиг того места, где неподалёку от берега был островок величиной с днище бочонка. Управляя шхуной. Дину подвёл её к островку, и «изгнанник», не привыкший к водным странствиям, как только увидел землю, сразу перебрался на остров. «Здесь ты проведёшь последние мгновения твоей грешной жизни», – сказал ему Дину, подражая некоему аббату из романа Дюма-отца.
Теплоходы были побольше, примерно с локоть. На них уже преспокойно мог бы проехаться мышонок. Вот только никто не принял бы его на борт из опасения, как бы грызун не вонзил зубы в обшивку и не вызвал тем самым кораблекрушение.
Крейсеры, эсминцы и подводные лодки были в два раза больше. На палубе крейсера, например, однажды прокатился Усач, кот Санду. Но путешествие показалось ему более неприятным, чем самая отчаянная схватка с Топом.
Ни на одном судне не было мотора, однако Дину обычно говорил, что у них «одна пионерская сила». К носу каждого судна была привязана двухметровая бечева. Командир соответствующего корабля шёл по берегу, тянул бечеву, а судно скользило вперёд, рассекая воду. Скорость корабля зависела от быстроты передвижения командира. Если тот шагал размеренно, не спеша. Дину заносил в вахтенный журнал: «Пять узлов», если тот бежал – «Двадцать узлов».
Этим летом совет командиров постановил перевозить на кораблях растения, предназначенные для гербариев. Так их в лучшей сохранности можно доставить в адмиралтейство.
Итак, по плану совета командиров, экипажи береговых и боевых кораблей приступили к делу.
Минуя гавани, экипаж береговых судов достиг назначенного места, где следовало в первую очередь собирать водокрас, или лягушечник.
Листья этого растения схожи с листьями водяной лилии. Разумеется, опытный натуралист никогда не смешает их.
На поверхности воды видны только несколько широких, с ладонь, листьев наподобие венца для какого-нибудь лягушиного короля. Хочешь вытянуть венец из воды и засушить для гербария – попробуй, потяни! На поверхности воды появится другой венец, потом ещё один, и ещё один, и все они соединены между собой общим зелёным стебельком. Тянешь, тянешь, и, кажется, конца ему нет. Очень любопытное растение этот лягушечник, особенно когда рассмотришь его получше.
– Это очень осмотрительное растение! – объяснял Петрикэ. – Видит, что насекомые не ахти как любят прогуливаться над прудом, а те, которые пролетают здесь, не очень-то обращают внимание на его маленькие цветы, и знаете, что оно делает, чтобы размножиться? Пройдоха! Видите, под листьями – почки. Осенью почки набухают, они полны питательных запасов…
– Совсем как наш Костя! – сказал кто-то.
Все прыснули. Костя Стэнчук, привычный к подобным шуткам, не обиделся.
– Честное слово! Даже похожи на меня? Замечательно! Дядя просил у меня фотокарточку, и, поскольку у меня её нет, я пошлю такую почку…
– И вместо рамки придётся ему обойтись гербарием.
– А внизу надо написать: «Редкое растение из семейства Стэнчук», – добавил Петрикэ. – Ну, слушайте же дальше.
– После того, как почки становятся пухлыми…
– …как я! – перебил Костя.
– Точно! Почки опускаются на дно в ил. Здесь они перезимовывают…
– Катаются на коньках и лыжах? – спросил Костя с самым серьёзным видом.
– Не думаю… слишком уж малы… Скорее всего, играют в снежки. Хватит! Это последняя острота. К делу… Как я уже сказал, почки проводят зиму на дне пруда. Ил для них – как тёплое одеяло. Когда приходит весна, они становятся губчатыми и лёгкими, как снежинки. Мало-помалу подымаются на поверхность, и из них вырастают новые растения… Видите, какое осмотрительное растение лягушечник? На какие уловки идёт, чтобы не погибнуть!
– А всё же, – задумчиво сказал Костя, – не очень-то осмотрительное.
– Почему?
– Да ведь оно ничего не предприняло против нас.
– Костя!
– Так ведь я не шучу. Я же правду говорю!
Да! Не зря Санду Дану прошлым летом прозвал экипаж береговых судов «Экипажем веселья». Они всегда рады были пошутить и посмеяться, однако не отставали от других в работе. А работа действительно закипела во всех уголках Малого пруда.
Вооружившись ножами и лупой, – представлявшей собой линзу от карманного фонарика, – отправился в экспедицию на левый берег и экипаж боевых кораблей, потяну» за собой быстроходные катера, крейсеры и эсминцы.
Впереди, прокладывая путь через цикуты и крапиву, шёл Санду. За ним Мирча. Потом Илиуцэ. Шествие замыкал Нику. Шли молча, задумавшись. Нарушил молчание Мирча:
– Думаю, что денёк у нас будет богатый… Ты, Санду, что скажешь? Наберём кувшинок?
– Неплохо было бы, – ответил Санду, продолжая путь.
– Даже очень хорошо! – отозвался Нику. – Корпи, собирай, а потом отдавай карапузам, пускай обрывают! – И он пропищал: – Как мило!
Поскольку никто даже не улыбнулся на его шутку, Нику таким же писклявым голосом повторил:
– Как мило!.. – Потом уже серьёзным тоном сказал: – Я вам прямо говорю – я с этой мелюзгой нянчиться не желаю. Если ничего не изменится, уйду и сделаю себе другой порт. Там буду сам адмиралом! И будет лучше!
Санду обернулся и презрительно посмотрел на него:
– Неужели? И кто же, думаешь, пойдёт за тобой, «адмирал»?
– Не беспокойся, найдутся люди. – Он схватил за руку Илиуцэ. – Илиуцэ тоже пойдёт со мной. Со мной ему нечего бояться!
Кусты цикуты кончились. Тут к берегу пруда подступали высокие и частые заросли тростника, а поверхность воды была затянута тиной, словно зелёным покрывалом.
– Остановимся! – предложил Санду и начал пришвартовывать корабли.
– Нужно ещё подальше пройти, – сказал Илиуцэ, указывая вперёд лупой. – Здесь уж очень мерзкая тина.
Мирча улыбнулся:
– Правда… Но завтра её здесь не будет. – И посмотрел на Нику: – Ты её вычистишь.
– Я?..
– Ну да. Чего ты удивляешься? Разве ты не получил наряд? – сказал Санду.
Нику сломал тростинку и, подкравшись сзади к Санду, кончиком тростинки подцепил его берет.
– И не подумаю выполнять наряд! – Покрутив в воздухе берет, он продолжал: – Если хочешь знать, я пришёл сюда только затем, чтобы выбрать место для своего порта. С вами я не останусь.
Санду привстал на цыпочки и преспокойно взял берет, надел, как полагается, и тогда ответил:
– Если ты в нас не нуждаешься, то мы в тебе и подавно не нуждаемся. Хочешь уходить – пожалуйста! Путь свободен! – И он показал рукой на тростник.
Нику закусил губу. Такого ответа он не ожидал. В эту минуту он многое дал бы, только бы Санду попросил его остаться. У него задрожал подбородок.
– А, значит так? Да? Ну хорошо-о! Сейчас же ухожу. Илиуцэ, пойдём!
Илиуцэ не трогался с места. Он смотрел то на Нику, то на Санду, хотел что-то сказать, но не нашёлся.
– Пойдём, говорю, Илиуцэ!
Но тот стоял как вкопанный, точно прирос к месту. Инку нервничал:
– Ты что, оглох, Илиуцэ? – и потянул его за руку.
Илиуцэ выронил лупу. Не в силах сопротивляться, чувствуя только какую-то странную лёгкость в теле, он сделал шаг к Нику и пошёл за ним.
Санду смотрел, как они удаляются, но по его лицу нельзя было определить, жалеет он об этом или нет. Он нагнулся, поднял лупу, стекло которой уже покрылось тонким слоем ила, и сказал остальным:
– Пусть их… Давайте за дело!
Тех уже не было видно за тростником. Мирча долго смотрел им вслед и, сжав кулаки, сказал:
– Санду, разреши мне, я побегу и отколочу их… В порошок сотру этих воображал!
– Я помогу тебе! – сказал другой, засучив рукава. – Я знаю, что за драку дадут наряд… Всю тину бы вычистил, только бы их отколотить…
– Нет, оставайтесь на местах! – сказал Санду. – Сбор отряда обязал нас отучить Нику драться, а не затевать самим драку.
«Сбор отряда»… Санду задумался. Все молчали, а в это время высоко над ними ласточка с весёлым щебетом носилась стрелой по голубому шёлку неба. Подле них упала на землю поблёкшая тростинка, на гладь пруда опустилась попить воды стрекоза с прозрачными крыльями.
– Сбор отряда поручил нам… Но как мы доведём дело до конца, если Нику ушёл? – заговорил Санду.
– Об этом и я думал… – тихо сказал Мирча.
По озабоченным лицам остальных ребят видно было, что и они об этом думали.
– Но ведь мы не виноваты… – сказал кто-то.
– Когда мы обещали перед всем отрядом, мы же не знали, что Нику уйдёт, – добавил другой.
– И всё-таки, – сказал Санду, – надо любой ценой выполнить обязательство!
Мирча не совсем понимал, что хочет этим сказать Санду.
– Как это – любой ценой? Может, ты хочешь, чтобы мы побежали за Нику и Илиуцэ и упросили их вернуться? Если бы даже кто-нибудь пригрозил, что привяжет мне камень на шею и бросит в пруд, и то я бы не пошёл за ними!
– Я бы тоже не пошёл! – твёрдо сказал Санду. – И не подумаем просить их. Но это вовсе не значит, что нам можно забыть своё обязательство. Даже если Нику не с нами, всё равно мы должны отучить его драться… Драться и воображать! – добавил Санду. – Не знаю, как мы это сделаем, но мы посоветуемся вместе и, я уверен, найдём выход из положения. А теперь за работу! Измерим глубину и нарежем тростника, надо укрепить почву.
Недалеко от берега на поверхности воды покоилось множество жёлтых головок кувшинок, блестящих, точно отлитых из меди.
Проходя мимо Санду с охапкой тростника, Мирча остановился и сказал:
– Вначале я хотел побить их… а сейчас вот думаю… Теперь уж не то, что прежде. Тогда ведь нас было шестнадцать, а теперь только четырнадцать… Много работы с гербарием, да ещё о маленьких надо позаботиться… Трудновато нам будет…
Санду не сразу ответил. Он обнял Мирчу и сказал:
– И правда, Мирча, нам будет трудновато, но мы справимся! А уж им и вовсе нелегко, даже не знаю, как они справятся… Видишь ли, я считаю, что на этот раз шестнадцать минус два – это будет… два без четырнадцати…
Глава шестая. Два нежданных посетителя
Приближалось время обеда.
На школьном дворе под каштаном было большое оживление. Мальчики толпились вокруг нового библиотекаря – пионера из пятого класса – в надежде посмотреть «новинки». Влад принёс их целую кипу. Новые, пахнущие типографской краской книги в разноцветных обложках возбуждали любопытство многих ребят. Голос библиотекаря тонул в общем гомоне.
– Я ничего не выдаю, понятно? Прежде надо их зарегистрировать. Сколько раз я должен повторять, что сейчас не выдам ни единой книжки!
– Он прав! – пришёл ему на выручку Влад. – Дайте ему спокойно записать книги в тетрадь. Это же библиотечные книги, так ведь, Йоргу? – обратился Влад к мальчику, который прокладывал себе дорогу локтями, стараясь пробраться ближе к библиотекарю. Йоргу пробормотал что-то. Всё так же глядя на него, инструктор добавил:
– Мне жаль, Йоргу, но для тебя я никак не мог подобрать книги.
– Почему? – раздался в наступившей тишине удивлённый голос Йоргу.
– Как тебе сказать… Я был в книжном магазине и спросил: «Не найдётся ли у вас книги, которую можно было бы запачкать?» «Нет!» – говорит мне продавец. «И не получите?» – «Нет, и не получим». Что же тогда будет делать наш Йоргу? Все, значит, пускай читают, а он – нет?..
Послышались смешки и остроты по адресу Йоргу. Улыбнулся и он, хотя в эту минуту ему было отнюдь не до смеха. Влад и бровью не повёл. Лицо его выражало неподдельное сожаление человека, не сумевшего оказать услугу приятелю…
– Товарищ инструктор! Товарищ инструктор! – кричал мальчишка-третьеклассник, протискиваясь вперёд. Дежурившие у входа пионеры послали его сообщить Владу, что пришла какая-то старушка и хочет поговорить с кем-нибудь из работников школы.
– Хорошо! Сейчас иду.
Старушка сидела у ворот на скамейке, поставив рядом плетёную корзину, из которой выглядывали пучок лука-порея и морковь, и с интересом разглядывала пионеров, охранявших вход.
– А вас не пустили на каникулы?
– Пустили, – ответил один из них. – Но теперь тут пионерский лагерь.
– Ага! А вы чего же не войдёте во двор?
– Мы дежурим.
– Ага!.. И не пускаете кого попало?
– Нет.
Старушка собралась ещё что-то спросить, но, заметив Влада, поставила корзинку на колени и жестом пригласила его сесть рядом.
– Я инструктор пионерского лагеря. Чем могу быть полезен?
– Инструктор? Значит, вроде учителя…
– Просто старший товарищ ребят.
– Ага… Тогда скажу вам, зачем я пришла.
– Слушаю вас…
Упрятав в корзинку жёлто-зелёные хвосты лука, старушка поправила на голове платок и начала:
– У меня две внучки. Вы их, конечно, не знаете. Малы ещё, в школу не ходят… Кому с ними по утрам заняться? Отец с матерью на фабрике, а моё дело стариковское – домовничаю по хозяйству… Поставишь молоко кипятить, приглядывать за ним надо… Ну, а детям не всё же время за мой подол держаться. Пойдут поиграть. Вот из-за этой игры-то я и пришла к вам… Вчера соседский паренёк сказал моим внучкам, что какие-то матросы будут заниматься на пруду с малышами и чтобы все шли туда играть. Я знаю этот пруд, как самоё себя… Сколько себя помню, сроду ни одного матроса там не было. Пустила я их туда, а сама следом пошла посмотреть, что там такое. Думаете, удалось мне? Какой-то мальчишка стоит у ящика и заступил мне дорогу: «Бабушка, сюда нельзя!» «Почему?» – спрашиваю. «Не могу вам сказать, почему. Нельзя, и всё!» «Кому нельзя, а у меня тут две внучки. Поглядеть хочу, как они тут». «Хорошо, – говорит, – им тут, бабушка, делом занимаются…» Мальчишку-то я знаю, здешний он, в вашей школе учится. Вот затем я и пришла. Отпускать мне туда внучек играть или нет? У вас, верно, дело, отрываю я вас, да ведь как быть-то? У вас их тут сотни, а у меня только две…
Влад заулыбался:
– Бабушка – позвольте и мне называть вас так, – можете со спокойной душой отпускать ваших внучек на пруд. Там наши пионеры, которых я хорошо знаю, и я ручаюсь за них. Если они взяли на себя заботу о малышах, они уж постараются.
– Так думаете?
– Уверен. Впрочем, на днях я схожу туда и посмотрю, что там делается.
– Да ведь и я хотела пойти, но не пропустили меня…
Влад улыбнулся. Хотел было сказать: «Правильно сделали. Часовой не должен никого пропускать», но промолчал. Ещё раз заверив старушку, что она может спокойно идти домой, Влад поднялся и пошёл проводить её до угла.
По дороге в библиотеку он достал свою «незабывайку» и на ходу набросал несколько слов крошечным карандашиком, который едва можно было ухватить пальцами. Потом вырвал листок и сложил его вчетверо.
Вскоре Влад объявил всем, что утренняя программа исчерпана, и отправился домой.
Побывав в комнате Влада, пожалуй, всякий сказал бы, что тут живёт девушка, и к тому же хозяйственная. Всюду была чистота, порядок. Но, конечно, никто бы не предположил, что здесь могут происходить собрания, такой она была маленькой. И всё-таки в ней не раз набиралось столько народу, что два стула, стол, кровать, подоконник, нижний ящик шкафа, а летом даже чугунная печка не могли уместить всех. Единственное окно – большое, скорее широкое, чем высокое, – выходило на улицу. На полу лежал коврик с очень странным рисунком. Трудно решить, что должны были изображать зелёные росчерки линий, то ли стебельки, то ли хвосты ящериц. А жёлтые и красные пятна могли быть и цветами, и просто-напросто пятнами… В углу, между печкой и окном, стоял маленький письменный стол, за которым возвышался допотопный колченогий стул. Влад часто говорил своим гостям, что этот стул напоминает… старого английского лорда.
В другом конце комнаты, у кровати, покрытой дымчатым покрывалом, стояла этажерка с книгами. Здесь рядом с томиками Крянгэ [2]2
Крянгэ Ион (1839–1889) – румынско-молдавский писатель, автор самобытных сказок и рассказов, близких к народному творчеству. Основное произведение Крянгэ – «Воспоминания детства».
[Закрыть], Садовяну [3]3
Садовяну Михаил (р. 1880) – выдающийся румынский писатель, автор многочисленных рассказов, повестей и романов о родной природе, о жизни румынского крестьянства, о борьбе румынского народа за свободу и национальную независимость.
[Закрыть], Гоголя, Жюля Верна были «Педагогическая поэма» Макаренко, «История педагогики», статьи Крупской, «Вопросы психологии» и другие книги, в названиях которых встречались слова «педагогика» или «психология».
Влад Прода учился на последнем курсе педагогического училища. Когда его спрашивали, почему он избрал профессию педагога, Влад отвечал:
– Потому что нам нужны токари, инженеры, врачи и литераторы…
– Почему бы тебе самому не стать токарем, врачом или инженером?
– Потому что всех их учит учитель. Без учителя их не подготовить. Понятно?
Шестиклассники могли приходить к Владу в любое время, даже когда его не было дома. Ключ от двери хранился под половиком. Но всякий, кто бывал в этой комнате, должен был подчиняться пяти правилам. Потому она и называлась «комнатой пяти правил». А правила были такие:
«Здесь живёт занятой человек. Ему некогда прибирать за каждым. Поэтому запоминай, где что лежит, и, если берёшь какую-нибудь вещь, перед уходом клади на место.
Здесь живёт человек, который не любит зря тратить деньги. Куплен коврик – пользуйся им. Куплена вешалка – пользуйся.
Здесь живёт человек, который не любит пустословия, даже в своё отсутствие. Поэтому старайся меньше говорить. Следи за своей речью. Тот, кто употребляет словечки вроде «психовать», «на фиг», пусть не приходит сюда.
Здесь живёт человек, который не верит в чудеса. Тот, кто в них верит и говорит: «Не буду учить, я и так знаю», пусть забудет об этой комнате.
Здесь живёт человек, который считает долгом чести своё слово. Если ты чувствуешь, что не можешь сдержать своё обещание, лучше не обещай».
Когда-то листок с правилами был прикреплён к отрывному календарю. Но все довольно скоро запомнили эти правила, и в листке уже не было нужды.
…В завешенное обёрточной бумагой окно пробивался мягкий голубоватый свет, располагающий к отдыху. Влад устал, но и не думал ложиться после обеда. Он постирал носовые платки, не без сноровки пришил пуговицу к рубашке. За стеной жили родители, и, хотя мать Влада была прекрасной хозяйкой, он предпочитал всё делать сам. Отец его, стрелочник, человек лет пятидесяти, большой шутник и острослов, частенько говорил: «Надо уметь всё делать. Теперь вот есть кому позаботиться. А переведут твою «стрелку», пошлют тебя куда-нибудь, придётся одному управляться. Сумеешь обойтись – хорошо, не сумеешь – хлебнёшь горя». Мать, правда не вполне разделяла это мнение, но сам Влад считал, что старик прав. И потом, разве плохо быть независимым, быть, как говорится, хозяином в восемнадцать лет?
Спрятав в шкаф коробочку с иголкой и ниткой, Влад едва успел надеть рубашку, когда услышал, как с улицы кто-то кричит:
– Это дом четырнадцать?
– Да, девочка, – отозвался отец Влада.
– А почему у вас нет номера на калитке? Как же человеку найти вас?
– Это смотря какому человеку… Ты, к примеру, только полчеловека…
– Нет, я целый человек… Злых собак нет?
– И добрых нет. Только хромая кошка…
– Кошки меня не интересуют. Войти можно?
– А кого тебе нужно?
– Товарищ Прода дома?
– Я Прода!
– Нет, не вы… Вы слишком старый.
– Ну, а старый не может зваться Продой?
– Может, только пионерским инструктором не может быть, ведь старые не бывают утемистами [4]4
Утемист – член Союза Рабочей Молодёжи.
[Закрыть]…
– Это правда, я не утемист… Денька на два перерос…
– Дяденька, вы всё шутите, а у меня дел по горло. Не здесь живёт товарищ Прода, инструктор?
– Здесь.
– У меня дело к нему, а не к вам…
Влад вышел и увидел чёрненькую, коротко остриженную девочку лёг тринадцати. Глаза у неё напоминали виноградины. На карманах белого платья были вышиты подсолнухи, на шее – аккуратно завязанный пионерский галстук.
– Я инструктор! Заходи!
Девочка по-мальчишески толкнула плечом калитку и решительно прошла через двор.
– Пойдём в комнату, там прохладнее.
Влад привёл её и предложил сесть.
– Нет, спасибо, я постою. У меня дома посуда немытая, а с матерью шутки плохи. Вы знаете, всё хозяйство на мне. Мама вроде главного инспектора…
– Ага… И что же, трудновато ладить с главным инспектором? – смеясь, спросил Влад.
– Трудновато, но что поделаешь? – Девочка пожала плечами: мол, иного выхода нет. – Мама говорит, будто потому поручает мне мыть посуду, что я внимательная. В этом году я ещё ни единого блюдца не разбила. Я даже не позволяю отцу помогать мне вытирать посуду. Он самую красивую чашку разбил!
– Скажи пожалуйста, самую красивую! Интересно! Ну, садись, рассказывай…
Девочка села на стул.
– Я сяду, только, знаете, я ведь не поболтать пришла. Правда, это моя болезнь. Мама говорит, что я трещотка. И в школе насчёт дисциплины у меня плоховато. По всем предметам пять, только по поведению четыре. Из-за того, что я разговариваю на уроках…
– Да, перемены короткие, – улыбаясь, поддержал Влад.
