Текст книги "На грани миров (СИ)"

Автор книги: Оксана Нарейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Вера, Надежда и Любовь

– Ты понимаешь, что это не по правилам?

– Да.

– Ты понимаешь, что тебе за это влетит?

– Да.

– Ты осознаешь, что ради этой мелкой, ничтожной душонки ты рискуешь своим положением?

– Да. Не называй ее так!

– Почему, если это так и есть?

– Пусть, но она живая. Она есть и значит, зачем–то живет.

– Ну, началось. «Если звезды зажигаются, то это кому–нибудь нужно». Нахватался блох!

– Почему блох?

– Да потому что все эти высказывания не стоят ни выеденного яйца, ни блохи!

– Это ты так думаешь. Может быть и стоят.

– Нам то точно все равно. У них может и стоят.

– Они этим живут.

– Глупыми цитатами?

– Ими тоже. Иногда они помогают.

– Они вообще странные.

– Не нам судить.

– Ты точно уверен?

– Да. Пусть он будет.

– Я тебя предупредил.

* * *

– Пожалуйста, вылечите его! – Заплаканная девочка стояла около ветеринара и теребила его за халат.

– Уберите отсюда ребенка!

Врач устал за долгую смену, полную сегодня боли, ран и смертей. Собака на столе была уже почти там. Он это видел и чувствовал и, чтобы избавить ее от мучительного конца, набирал в шприц летальную дозу снотворного.

– Вы уверены, у него точно нет шансов? – такая же заплаканная женщина оставалась в кабинете.

– Женщина, вы будете учить меня профессии? – ответ врача был груб и непочтителен, он не любил делать это, но когда вставал выбор между страданием и смертью, он выбирал костлявую.

Она заплакала, чуть ли не душа себя носовым платком, чтобы не завыть в голос.

– Пожалуйста, я вас умоляю. Посмотрите его еще раз. Может быть можно что–нибудь сделать.

– Выйдите отсюда! – Врач уже орал.

В коридоре заходилась криком девочка.

– Это ее собака, понимаете? Помогите!

Лицо врача побагровело.

– Вон!

Женщина, робкая и нерешительная в жизни, вдруг заорала на него:

– Нет, это вы идите отсюда! Я требую другого врача!

– Да, пошла ты! – Он швырнул шприц на стол и вышел из кабинета. За ним поспешила помощница Вера.

– Наденька, пойдем скорее, – Вера перехватила ветеринара уже в дверях.

– Верочка, я тороплюсь, я уже все на сегодня.

– Я тебя очень прошу, там собачка тяжелая, ребенок переживает, а этот опять не хочет работать.

– Ладно. В последний раз, учти.

– Учту. Побежали скорее.

Собака была еще жива, покорная и доверчивая, она лежала на столе, истекая кровью, готовая принять свою судьбу. Наденька, не переодевшись, осматривала, промывала рану, колола.

– Как его зовут?

– Зевс.

– Ооо, какое имя замечательное! Оно должно помочь. – Надежда Петровна с улыбкой посмотрела на беспородную мелкую собачонку. – Надо же, Зевс!

– Он поправится?

– Я не знаю, но сделаю все возможное.

Зевс пережил первую, самую тяжелую ночь и все вздохнули с облегчением. Оказалось, рано. Рана загноилась и жизнь пса повисла на тонком волоске.

– Опять они приперлись со своей вонючкой. – недовольно говорили уборщицы. – И что они так носятся с этой шавкой? За деньги, которые они уже потратили десяток собак можно было вылечить!

Женщина с дочкой, игнорируя сморщенные носы санитарок и других посетителей, упорно привозили отощавшего Зевса на промывания и уколы.

– Ты не переживай, – говорила мать дочери, – у нашего врача имя замечательное – Надежда, она Зевса обязательно вылечит.

* * *

– Слушай, ну вот как так получается? Ты нарушил правила, сохранил собаке жизнь, а тебе даже не влетело?

– А ты еще не понял?

– Нет. Объясни.

– Да потому что необязательно собаке умирать, чтобы ребенок научился любви и милосердию.

– А как же развитие души?

– Так она и развилась через сострадание!

– Ну в планах же смерть была собачья!

– Ты на меня посмотри внимательнее!

– Ну, посмотрел и что?

– Я же терьер!

– Йоркширский, ха!

– Терьер! И если уж вцеплюсь в кого–то, то не отдам.

Маленький йоркширский терьер с крыльями бабочки и грозный ротвейлер с орлиными сидели на ветке большого ореха и наблюдали, как маленький и отважный Зевс защищал свою хозяйку от наглого рыжего кота, выпрашивающего кусочек колбаски. Рана полностью зажила и короткая собачья память с легкостью стерла воспоминания о боли и страданиях, осталась только огромная благодарность за то, что вытянули, вцепились руками, зубами, привязали к себе огромной любовью и не отпустили. Зевс посмотрел вверх, увидел двух собак с крыльями на дереве, подумал, что этого просто не может быть и, помахивая хвостом, побежал за девочкой в кухню, где вкусно пахло котлетами.

Сколько стоит велосипед

– Сколько стоит велосипед?

– Миллион твоих улыбок.

– Беру. Как тебе их упаковать? В пакет или коробку?

– В коробку, расшитую бусинами и бабочками.

– Что ты будешь с ней делать?

– Я открою ее в центре мира и твои улыбки разлетятся по всей земле.

– Глупец, у тебя же ничего не останется.

– У меня будешь ты и неограниченный запас твоих улыбок.

– А велосипед?

– А велосипед ты мне будешь одалживать. Сколько возьмешь за аренду?

– Миллион твоих поцелуев.

– Как тебе их упаковать?

– Э нет, милый! Ты останешься со мной и будешь платить постепенно. Твоими поцелуями я не буду делиться ни с кем.

– А вдруг я тебе надоем?

– А вдруг ты потребуешь вернуть велосипед?

– Тогда навеки вместе?

– Я не знаю, сколько это. На всю жизнь – это точно.

– Копи улыбки!

– Готовь велосипед!

Домовой

Домовой сидел на стуле напротив меня, смешно болтал коротенькими ножками в латанных–перелатанных носках и с видимым удовольствием пил кофе с кексом.

– Вкусно? – поинтересовалась я. – А вот еще с кремом попробуй. Крем этому кексу по рецепту не положен, но я решила, что будет очень кстати. Сыр маскарпоне я взбила с жирными сливками и добавила сахарной пудры. Совсем чуть–чуть, для настроения.

– Вкууусно, – подтвердил Домовик, беря еще кусочек кекса и жирно намазывая его кремом. Все это великолепие он запивал черным свежесваренным кофе, налитым, конечно же в его собственную чашку. Чашку старинную, из дореволюционного Кузнецовского фарфора, доставшуюся мне от бабушки.

Домовой у нашего дома традиционный. Маленький, седенький, ехидненький старичок, охочий до вкусной еды, теплых носков и тишины в доме. Сейчас эльфы модны. Приманивают их особыми блюдечками с молоком, да следят, чтобы в доме было шумно и весело. Таков этот народец: спокойствия не терпит, кошек дергает за усы, детям шнурки запутывает, дразнит собак, но взрослых слегка остерегается. Могут и молоко разбавить и печенье невкусное положить. Эльфы шустры, проказливы и шумны. Не вынесу я их издевок, коты будут вечно за диваном прятаться, да собаки поскуливать, когда перед их носами будет висеть морок вкусной сосиски. Эльфы для молодежи.

Наш Домовой консервативен, строг и снисходителен. Котов обожает, разрешает даже по столам лазить, с собаками ладит, ко всему живому относится с уважением и нежностью. Любит порядок и чистоту. Ох, неспроста он явился на кофе. Чувствую, чувствую будет мне взбучка, поэтому пытаюсь очистить мысли и думать о луковицах тюльпанов, только что купленных. Тюльпаны, меняющие окраску, вы только предcтавь…

– Хозяюшка! Прерывает мои мысли строгий оклик. «Ну, вот, началось», думаю я. Не помогли мысли о тюльпанах, прекрасном и смысле жизни.

– Хозяйка, а хозяйка, – нудит антропоморфное существо. – Полы когда в последний раз мыла, а? И не надо мне говорить, что сил у тебя нет, что готовишь мол целыми днями. Вкусно готовишь, не спорю. Но полы–то полы тоже мыть надо!

Что тут ответить. Сижу, молчу, сливаюсь со стулом, да кофе подливаю критикану, авось успокоится. Куда там! Мойдодыр только начал разбор моих грязных грехов, т. е. полов.

– Мне же перед соседями стыдно!

– Перед какими это интересно соседями? – поинтересовалась я. Домовые соседних поместий, особенно Васькиного вообще не знают, что такое половая тряпка, и сами едят из мусорки, между прочим!

Зря я это сказала. Про мусорку. Что–то он там вспомнил из прошлой жизни, когда еще не у нас жил. Рассказывать не хочет о прошлом, но вижу, что–то там было такое, что ест он всегда аккуратно, до крошечки и постоянно проверяет мои запасы. Вот и сейчас нахмурился, спрыгнул со стула и побежал в комнату.

– Ну как так можно, хозяйка! Муки и килограмма не наберется, сахара тоже. Что ж ты творишь! Макарон накупила, а соусы, а мыло, а бакалея? Я список тебе напишу подробный, а еще лучше садись, пиши под мою диктовку.

– Хорошо, хорошо, – я согласна на все лишь бы не заводил про полы. Но я рано расслабилась. Его взгляд упал на клочок шерсти около стула.

– Так, не хочешь по–хорошему, будет как всегда, пригрозил дедун и медленно растаял в воздухе. – В магазин смотайся, проверю! – донеслось еле слышное указание уже откуда–то сверху.

«Подумаешь, полы не мыты. Их каждый день по два раза мыть надо, чтобы чистыми были», успокаивала себя я, убирая чашку тонкого фарфора в шкаф до следующего раза, когда меня посетит хранитель дома. «Если так не нравится, сам бы взял и помыл», в сердцах сказала я. А вот этого мне не то что говорить, но и думать не надо было. Потому что вечером последовало возмездие.

Шум падающей кастрюли, нецензурная лексика, разбежавшиеся коты и собаки и вечер из спокойного и томного стал таким, что соседские эльфы обзавидовались. Муж уронил шестилитровую кастрюлю с бульоном. Почти полную. Бульон душистыми волнами растекался по коридору, подмывая кошачьи миски и лоток. Супруг орал и требовал тряпки, много, и тазик для безвременно почившего бульона. Я тоже орала и спрашивала как это можно было уронить кастрюлю и у кого руки–крюки? «Я тебе эти вопросы как–нибудь напомню," необычно злобно сказал муж, отмывая пол.

А где–то на чердаке, уютно устроившись в самодельном креслице из кусков утеплителя, Домовой смеялся и разговаривал с душой Маркиза: «Кот, больше в азартные игры не играй! Я же говорил, что полы они сегодня помоют! И где ты возьмешь сосиску, которую ты мне проспорил?» Призрак кота мял лапками носочки Домового и умильно заглядывал ему в глаза. «Эх, животное!» сказал старичок, лаская ладошкой переливающуюся янтарную душу. «Будет тебе сосиска, и молоко будет. Подожди немного.» Призрачный кот успокоился и свернулся калачиком у него на коленях, а Домовой стал думать, как же заставить помыть окна нерадивую хозяйку?

Свидание «вслепую»

(с тремя разными финалами, на выбор читателя)

На «слепое» свидание я согласилась только из–за Ленки. Достала она меня. Знаете, есть такие женщины, запрограммированные на всю жизнь. Еще в сопливом детстве, пеленая пупсов, они походя вытрут весеннюю сопель соседского мальчишки и строго отправят его домой обедать. Сразу видно – хозяйка растет! Потом у них тоже все схвачено вплоть до подходящего парня, появляющегося из ниоткуда. Вроде бы и не встречалась ни с кем, а тут – оп! И они уже приглашения на свадьбу рассылают. И он тоже весь из себя такой семьянин хороший, гвоздики прибивает там, где надо и не надо и шуруповерт у него есть и перфоратор и работа тоже надежная и хлебная. Так и представляю их воскресенье: с утреца он отсыпается, она на рынок метнулась, мясца прикупила, поскандалила с торговцами чуть–чуть для куражу, борщечка сварганила, скатерть чистую постелила, детям подзатыльников и рублей на кино надавала и из дома выгнала, чтобы хозяин, значит, спокойно пообедал. Он ест борщ, а она его глазами, глазами так и ласкает всего и наглядеться на него не может. И все у них расписано вплоть до свадьбы правнуков и места на кладбище. Из волнений – смена мебели, квартиры, машины. И все. Скучно. Хотя… Есть в этом своя прелесть. Завидно иногда. Вот в такой редкий момент зависти, когда Ленка своих близнецов в школу одевала и я смотрела на их пухленькие доверчивые мордочки, что–то екнуло там, в районе души, то ли в сердце, то ли в пятках, то ли в башке, где ветер гуляет и бешеные белки воют, не знаю. А Ленка, хоть и курица, момент этот просекла и тут же у нее кавалер для меня нарисовался. Положительный, как положено. Разведенный правда, но где ж в мои то годы неженатого найдешь? Соглашайся на то, что есть. Согласилась. Встречу в своей любимой кофейне назначила. Пришла пораньше, настроиться надо было. Шутка ли, столько времени на свидания не ходить! Надо вспомнить, как это вообще делается. Думаю, погляжу на молодежь, благо парочек вокруг полно, вспомню ощущения давно ушедшей молодости, да пирожных поем, пока кавалер в рот не заглядывает и калории и рубли не считает. Откуда мне знать, может он вообще зожник какой, прости Господи. Или скупой, что практически одно и то же. Пришла, сижу, пью кофий с коньячком, ем пирожное, настраиваюсь. Под коньячок настрой хороший пошел. Легко все стало, весело, люди вокруг. Смеются, разговаривают. Хорошо. Пошла еще за веселящей жидкостью. Возвращаюсь и понимаю, что тихо ускользнуть из дома мне все–таки не удалось. «Хвоста» за собой, а вернее с собой, я все–таки привела.

1

Торчит из моей сумки кончик хвоста. Моя домашняя крыса по прозвищу «Крыса» залезла оказывается в сумку, пока я собиралась. Крыса у меня умная и красивая, по своим, крысиным меркам, конечно. Но вот как отнесется кавалер к ней? А время поджимает, домой я уже не успеваю, поэтому погладила подругу, сунула ей кусочек пирожного, чтобы не зря кафе посетила и стала ждать своего мужчину. Пришел он, да не один. Девчонка с ним – подросток, вся взъерошенная какая–то, худющая, смотрит недобро исподлобья и носом шмыгает. Вот совсем «замечательно» мне стало! Даже на кавалера толком не смотрю от расстройства, а только на девчушку эту. Странная она, как все подростки. Не знаешь, то ли она разрыдается, то ли в горло тебе вцепится. Как положено, здрасти, здрасти, я, мол, Виталий Петрович, а это дочка моя, совсем забыл, сегодня я с ней день провожу. Он еще и склеротиком вдобавок оказался! А так на вид, ничего. Спокойный, уверенный и надежный. Кого же мне Ленка еще могла порекомендовать. Она близнеца своего Кольки мне и нашла. Я сразу поняла, что ничего у нас с ним не получится. Не по мне эта скукота, когда каждый день одно и то же. А он меня так не стесняясь изучает. И видно, совсем не нравится ему то, что он видит. А видит он такую мадаму, которая на роль жены вряд ли сгодится: драные джинсы, майка черная с надписью: «Let me bid you farewell. Every man has to die», читает он это и морщится, а потом неожиданно так спрашивает:

– Любите Dire Straits или это Ваша жизненная позиция? Вот если бы остановился перед этим «или», то может быть я бы и подумала, а так… Зануда.

– Тебя как зовут? – не отвечая кавалеру, поворачиваюсь к девчонке. Та молчит несколько секунд, думает дерзить мне или не стоит.

– Валерия, – отвечает, решив поберечь яд для отца. А то, что он этим ядом будет облит с ног до головы понятно сразу.

Сидим, молчим, разговаривать не о чем. Вот котика бы мне сейчас в сумку! Какого–нибудь экзотического, и так вынуть его эффектно и обстановка разрядилась бы. Котиков все любят и все им рады, особенно когда лоток вонючий за них убирает кто–нибудь другой, а котики делают вид, что в лотке исключительно радуга концентрированная., красивая и душистая, а не вот это вот самое. Но есть только Крыса. Ее я эффектно и вытащила из сумки! Кто ж знал, что у этой бледной прыщавой Валерии крысобоязнь. Не знаю, как это по–научному называется. Дуреха завопила, подскочила и побежала на улицу. Нервы успокаивать, не иначе.

– Ну, знаете ли! – произнес ее папаша, встал, так торжественно застегнулся на все пуговицы и был таков. Хорошо, они заказать ничего не успели, а то чувствую, платить бы мне за них. Что–то тяжело мне на душе стало. И не ожидала ничего вроде бы, а все равно погано. Думаю, что было бы это кино, подбежал бы сейчас симпатичный официант или другой посетитель, тоже любитель крыс и слово за слово… Кино, мдааа. «Меньше мелодрам смотреть надо и книжек читать, а реалистично смотреть на вещи», сказала я про себя голосом своей мамы, поправила несуществующие очки, запихнула Крысу в сумку и пошла домой.

2

Торчит из моей сумки знакомая полосатая шапочка и сумка чуть–чуть подрагивает, пока он там устраивается. Эх, вылить бы на негодяя коньяку, да напиток жалко.

– Так, так, – говорю, открывая сумку. – И кто же это у нас здесь?

Молчит, зыркает злобным глазом, да думает, как вывернуться. А думать надо быстро.

– Принеси мне пирожное, не как у тебя, другое, с фруктами.

А вот это очень неожиданно. Вместо мольбы и просьбы приказ. Интересно и тревожно.

– Ты что себе позволяешь? – спрашиваю.

– А ничего. Пирожное неси, тогда поговорим.

Увидев, что я собираюсь сделать, он немного поутих и присмирел.

– Подожди, не делай этого! Или ты хочешь, чтобы семья узнала где ты?

Тааак. Пригрела лепрекона на своей груди. Да, это мерзкое, коварное и ненадежное создание – лепрекон. Притащился он за мной из моего дома. И самое ужасное, он может вернуться туда. Сам, без моей помощи. Здесь его держит свобода, вкусная еда и многочисленные ювелирные магазины, куда он ныряет каждый день, пробует изделия на зуб, ругается на низкое качество и пугает продавщиц. Просится в Антверпен, алмазный край, но без меня он не сможет туда попасть, а мне и здесь хорошо.

Вы помните то чувство, когда вы вырывались из отчего дома на каникулы или на учебу? Когда родители думают, на что вам жить, а вы просто живете. Помните это ощущение свободы? Вот я сейчас так свободна. Уже много лет. Лепрекон снабжает меня деньгами (знаю, откуда он их берет, но закрываю глаза), я ему готовлю и стираю его драгоценную шапочку и вместе нам здесь очень хорошо. По дому я не скучаю. Совсем. Там все по взрослому, чинно и тоскливо. То ли дело здесь, среди людей! За долгие годы у меня появились друзья и подруги, меня предавали и любили, я научилась плакать и смеяться, узнала, что такого особенного в весеннем ветре, почему все замирает перед грозой, узнала вкус поцелуя, свежепожаренного куска мяса, хлеба из печи и яблока с ветки. Я даже поняла зачем люди заводят детей, кошек и собак. Я почти стала человеком. И я не хочу возвращаться. Пока. Взяв сумку, я пошла в дамскую комнату.

– Вылезай, – скомандовала нахалу. Тот затаился в недрах сумки. Я подавила в себе недостойное желание вытряхнуть на пол. Ползай потом на четвереньках, собирай свое добро. Амулеты в сумке тревожно пели и перемигивались, как огоньки на елке. Лепрекон тихо пытался проковырять сумку и просочиться в канализацию. (А вы думали Стругацкие все выдумали? В гостях они у нас побывали, да повидали многое, хорошо потом в психушке не прописались)

– Вылезай, хуже будет, – блефовала я. Этот карлик знает что–то с чем, я скорее всего, не справлюсь, но пробовать надо всегда. Поэтому я просто вытащила его за шкирку. Болтая ножками в тяжелых подкованных сапогах, испачканный некстати открывшейся помадой, лепрекон тяжело смотрел на меня.

– Выкладывай, что это все значит!

– А то значит, что домой тебе пора, девочка, – прозвучал вдруг знакомый голос из закрытой кабинки.

– Тетя?

– Она самая. – сказала родственница, не делая попытки материализоваться.

А вот это уже очень серьезно. Мать я бы уговорила, отца обхитрила бы а вот тетка. Она шкворень нашего клана. Знаете, есть такие, на них все держится. Задача трудная. С теткой тягаться мне рановато. Но прежде всего надо проучить предателя.

– Значит пирожное тебе, с фруктами. – Лепрекон съеживается, понимая, что пощады не будет. Зря он меня предал. Тетка ему не поможет, это он и сам понимает. – Куда же тебя отправить? – делаю вид, что думаю. – Знаю! За то, что служил мне верно и преданно, работать тебе в ларьке самой дешевой и страшной бижутерии!

– Госпожа, – только и успел пискнуть подлец.

– А ты учишься, девочка, – теткин смех, как звон колокольчиков. Мы все так смеемся, отчасти за это нас и любят. Особенно музыканты. – Пора, собирайся, – в ее голосе уже не колокольчики, а расплавленная сталь, огненная и опасная, обманчиво красивая. – И даже не думай бежать, дед сторожит все выходы.

Старая карга читает мои мысли безо всякого труда. Влипла! Ах, как не хочется возвращаться. Дома, конечно, горы и реки, они совсем другие и не объяснишь, притворятся не надо и по еде я соскучилась, а все–таки здесь мне тоже нравится. Что же делать?

– Все, хватит, надоело. – тетка разозлилась, а это совсем плохо. То, что это не плохо а ужасно, я поняла мгновенно. Теплый вихрь поднял меня, рассеял человеческое тело в пыль и понес наружу. Я еще успела увидеть важного и наглаженного господина, пришедшего на свидание почему–то с дочкой, успела узнать о них все, в том числе то, что девчонка больше всего на свете боится крыс. А вот напугать ее мороком крысы мне уже не хватило времени.