Текст книги "Измена. Верну тебя любой ценой (СИ)"

Автор книги: Оксана Барских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 14

– Девочка, три четыреста, девять по Апгар, – слышу я спустя минут десять, а сама не поворачиваю головы, внимательно наблюдаю за тем, как Царёв профессионально ушивает ткани и комментирует для меня каждое действие.

В этот момент я ощущаю себя чуть ли не студенткой-практиканткой, и это чувство мне неожиданно нравится.

– Ну что, мамочка, готовы? – улыбается довольно Царёв, закончив ушивать роженицу.

Не во всех клиниках практикуется контакт с ребенком сразу после родов, так называемый “кожа к коже”, но в нашей это уже не редкость.

Он помогает новорожденному регулировать температуру тела, стабилизировать сердечный ритм, давление, пульс, способствует установлению крепкой эмоциональной связи между матерью и ребенком.

Новорожденная девочка хнычет, суча ножками, пока медсестра берет ее на руки и несет к матери. Кладет затем бережно на грудь и стоит рядом, готовая в любой момент подхватить ее обратно.

– Такая крошечная, – шепчет Феофанова дрожащим голосом. – Малышка моя, мама тебя так любит.

Она излучает столько тепла, а я как будто впервые наблюдаю за мамой и ребенком.

Девочка, услышав ласковый и любящий голос матери, замолкает, и я на секунду отворачиваюсь, поймав себя на мысли, что завидую Феофановой.

Нет, я и раньше мечтала когда-нибудь и самой стать матерью, но сегодня всё это ощущается куда острее и больнее.

Словно мне дают под дых, лишая воздуха, а я барахтаюсь, не в силах себе помочь.

Внутри я плачу, а на лице при этом ни одной слезинки. Удивительно…

– С боевым крещением, Грачёва, – ухмыляется Денис, когда мы выходим из операционной, оставляя дальнейшую работу медперсоналу.

Грачёва…

Я настолько привыкла к фамилии мужа, что сроднилась с ней, а сейчас вдруг, когда слышу к себе это обращение, цепенею.

Собственные руки при этом трясутся, в голове пустота, так что привожу себя в порядок после операции я машинально.

– Скажешь тоже, – фыркаю я слегка безэмоционально, а сама прикидываю, успею ли принять душ до того, как Феофанову переведут в палату для наблюдения.

– Я тебе так скажу. Сделал дело – доводи его до конца. Так что Феофанова на ближайшие часы твоя.

Я едва сдерживаю улыбку, увидев, как хитро блестят глаза Царёва.

– Если будут осложнения, зови меня.

– Настолько сомневаешься в моей квалификации? – вздергиваю я бровь и возмущенно смотрю на него.

– Пришла в себя, наконец? По первости всегда так, под впечатлением, – ухмыляется Денис и заканчивает с мытьем рук и дезинфекцией первым.

Я же благодарно смотрю на него снизу вверх, догадавшись, что он просто хотел меня расшевелить.

Избавляюсь от операционного халата и перчаток, а уже после присоединяюсь к быстро управившемуся Царёву и выхожу к мужу пациентки.

– Переведем вашу жену в палату интенсивной терапии и будем наблюдать за ее состоянием, – слышу как сквозь вату слова Дениса.

– Как она? Когда я смогу навестить ее? Их? – выдыхает отец семейства, Андрей Феофанов, и проводит рукой по гладкой лысине.

Мужчина он довольно крупный, и первое кесарево его жене, насколько помню, делали из-за узкого таза.

Глаза у него на мокром месте, лицо красное, и о жене он беспокоится с таким трепетом, что у меня сердце колет.

Сколько таких счастливых семей я пропустила через себя – не счесть. Но каждый раз, как по новой.

В этот момент Царёву поступает звонок, и я его заменяю, поясняя Феофанову процедуры.

– Первые два-три часа ваша жена будет находиться под строгим наблюдением. Зависит от того, в каком она будет состоянии, это может занять и до шести часов.

Мужчина мрачнеет, но я пока не могу его обнадежить.

– Мы должны убедиться, что не откроется повторное кровотечение и нет признаков осложнений.

Он даже вздрагивает, и я опасаюсь, что упадет в обморок прямо в коридоре. Судорожно ищу глазами санитаров на всякий случай, но Феофанов опирается рукой о стену и остается на ногах.

– Какого рода осложнений? – хрипит, отчего его бледность остро бросается в глаза.

– Инфекции, тромбоз, – уклончиво отвечаю я, не вдаваясь в подробности. Вон как его шатает даже от моих ответов, не стоит добавлять ему больше стресса.

– Если всё будет в порядке, мы переведем ее в послеродовую палату. Пока можете отправиться домой, я попрошу медсестру, чтобы связалась с вами, как только вашу жену можно будет навестить.

– А ребенок?

– Девять по Апгар, боевая у вас девочка, – улыбаюсь я, не сдержавшись. – Как только неонатолог закончит осмотр, вы сможете глянуть на дочку через стекло.

Феофанов приободряется, а вот я чувствую себя вымотанной и выжатой, как лимон. Быстро принимаю душ, смывая с себя усталость, переодеваюсь и накидываю на себя новый чистый халат.

У Феофановой осложнений пока, к счастью, не наблюдается, и на меня наваливается послеоперационная апатия.

Я держалась в тонусе, так как на мне лежит ответственность, которая для меня не пустой звук, а когда опасность, на мой взгляд, отступает, приходит откат.

Мысли снова возвращаются в реальность, и я волей-неволей думаю о муже и Ермолаевой.

Как только представляется возможность, иду обратно в кабинет мужа, но секретаря его на месте нет.

Заношу руку, чтобы по привычке постучать, но в последний момент передумываю и давлю на ручку.

Дверь закрыта и не поддается, а я вдруг достаю собственную связку ключей, которой обычно пользуюсь только во время отъездов Саяна, когда он оставляет на меня клинику и всю документацию.

Прежде, чем вставить ключ в замочную скважину, я прислушиваюсь, но ничего не слышу.

Наверное, Саян выпроводил Ермолаеву, а сам отлучился. И мне бы уйти, или позвонить ему, а я открываю своим ключом дверь в его кабинет и вхожу внутрь.

Мне нужно просто убедиться…

Даже мысленно не готова признаться, в чем, но нужно…

Кабинет, на первый взгляд, выглядит стерильным. Таким же, каким был час назад.

Немного душно и пахнет алкоголем, но после возлияний Саяна прибрано. Бутылка в мусорном ведре, разбитый стакан там же. Замечаю окровавленную салфетку и хочу уже поднять ее, как меня отвлекает Дарья Николаевна.

– Любовь Архимедовна? Саян Русланович уехал. Сказал, сегодня больше в клинику не вернется. Может, чаю?

Секретарь давно привыкла, что в отсутствие мужа я занимаю кабинет Саяна и работаю, но в этот раз меня никак не отпускает ощущение, что она понимает, что сейчас я здесь не для работы.

– Нет-нет, Дарья Николаевна, я только за документами.

Схватив первую попавшуюся папку со стола, я собираюсь уходить, как вдруг взгляд натыкается на что-то блестящее в углу под столом.

Наклоняюсь и тяну к себе.

А затем с отвращением выкидываю в урну надорванный квадратик от презерватива.

Глава 15

– Любовь Архимедовна, не стоит, я сама выкину мусор после работы, – уговаривает меня Дарья Николаевна и тянется отобрать из рук мусорный пакет.

Я же уворачиваюсь и крепко сжимаю его, не собираясь отдавать ей его.

– Всё хорошо, Дарья Николаевна, мне не трудно.

Понимаю, что выгляжу глупо и странно, пытаясь выполнять не свою работу. Секретарь мужа наверняка еще и заметила, что я вся красная и бледная, если такое физически вообще возможно. Но именно так я себя сейчас и ощущаю.

Меня явно лихорадит, сердце не на месте, пульс зашкаливает, а голова кружится. Но всё, о чем я могу думать – это о гребаной упаковке от презерватива, который я нашла под столом мужа.

По дороге в собственный кабинет меня останавливают коллеги, что-то спрашивают, консультируются, а я отвечаю машинально, сразу же забывая, о чем шла речь, как только разговор заканчивается.

Мне кажется, что до своего логова, где я могу закрыться и выдохнуть, чтобы не показываться всем на глаза какое-то время, проходит целая вечность.

Минуты для меня во всяком случае превращаются в часы, и когда я запираюсь у себя, с трудом из-за дрожащих пальцев проворачивая ключ в замочной скважине, сразу же стекаю по двери на пол.

Ноги меня просто-напросто не держат, и какое-то время я сижу так в полной тишине. И плевать мне, что халат белый и чистый, а пол, несмотря на то, что его регулярно моют, грязный.

В этот промежуток времени мне всё равно и на грязь, и на репутацию, и на коллег.

В груди какое-то сосущее чувство пустоты, которое меня никак не отпускает, лишь усиливается по мере того, как больное воображение подкидывает мне разные варианты, как именно под столом Саяна оказалась квадратная фольга.

Мне даже хочется обмануться и поверить, что он использовал его, как обычный надувной шарик, или налил туда воды и кидался им в кого-то из нерадивых интернов под окном.

Но, как ни крути, я слишком хорошо знаю, что Саян не из тех, кто будет заниматься подобной ерундой.

Конечно, я уже доподлинно видела результат измены мужа. Его любовнице скоро рожать, пузо на нос лезет, а всё равно после его уверений, что связь с Ермолаевой была на один раз, новую измену я воспринимаю куда более болезненно.

Ведь один раз по пьяни – это одно, а повторный секс – это уже нечто большее, чем перепихон на одну ночь.

Я вдруг остро осознаю, что совсем не знаю, как всё случилось на самом деле в подробностях.

Ведь это всего лишь мое предположение, что Саян переспал с Ермолаевой по пьяни. А ведь причин может быть туева туча, и я никогда не узнаю правды. Он будет водить меня за нос и врать, лишь бы сохранить брак.

И, возможно, у него бы всё получилось.

Если бы не упаковка от презерватива, так удачно подвернувшаяся мне под руку.

Ополоснув лицо холодной водой, я беру мусорный пакет и присаживаюсь на собственный диван, высыпая содержимое мусорного пакета на пол.

Обычно я брезгливая, но сейчас меня настолько трясет, что плевать на новый дорогой ковер.

В ведре Саяна было не так уж много мусора, но я изучаю каждую выброшенную вещь, словно сталкерша.

Пустая бутылка от бренди.

Скорее всего, Саян сейчас в дупель пьяный, и я надеюсь, что сам он за руль не садился. Впрочем, такого никогда не было, но теперь я во всем сомневаюсь, чувствуя себя неуверенно и растерянно.

И особенно бесит, что даже после всего случившегося я о нем беспокоюсь. Ну неужели я не могу быть нормальной женщиной? Просто послать мужа и хлопнуть дверью. Стать совершенно к нему равнодушной по щелчку пальцев. Отомстить по-взрослому, в конце концов.

Один раз даже мелькнула мысль переспать с другим, чтобы сделать ему так же больно, как он сделал мне, но я сразу же ее отмела.

Не смогу. Слишком противно. Слишком уважаю себя и свое тело. А мысль эта… всего лишь эмоциональный порыв, ничего более.

Возвращаюсь к мусору, стараясь не касаться осколков от стакана, которые разлетелись по ковру в начале.

Кожура от банана.

В голове некстати всплывает мысль, что бананы усиливают выработку тестостерона. Либидо…

Смятая упаковка от влажных салфеток.

Саян вообще ими не пользуется…

Сами салфетки, к которым я не рискую прикасаться.

Одна из них окровавленная – та, что я нашла на полу.

Обертка от черного шоколада.

Саян такие любит.

И упаковка от презерватива. Одна.

Как бы я не ворошила шариковой ручкой мусор, сам презерватив так и не нашла.

Вместе с содержимым скручиваю ковер и вызываю охрану, чтобы сразу же выбросили. Единственное, что оставляю, это фото на память и сам квадратик фольги. Хватаю его брезгливо латексной перчаткой и кидаю в новый файлик. Пусть пока полежит в моем шкафчике.

И чем больше времени проходит, тем сильнее я хочу кинуть его мужу в лицо.

– Вы уверены, что ковер на мусорку, Любовь Архимедовна? Он же вроде новый, – с недоумением уточняет охранник сегодняшней смены, Степан Петрович.

– Уверена, я на него разлила анализы мочи, уронила штук семь баночек, – морщусь я, привирая охраннику.

Лучше подстраховаться, чтобы кое-кто ушлый не вздумал оставить ковер себе и не увидел содержимое. Не то чтобы кто-то может догадаться, в чем дело, но мне будет неприятно, если начнут задавать вопросы. А зная Степана Петровича, он еще брезгливее меня, точно отнесет ковер прямо к мусорным бакам.

Когда он уходит, я похлопываю себя по щекам и делаю то, чего обычно себе не позволяю без крайней необходимости.

Вхожу в систему наших камер видеонаблюдения. У меня есть доступ к камере в кабинете Саяна, так что я, немного поколебавшись, всё же открываю сегодняшнюю запись и проматываю ее к тому моменту, когда сама выхожу из его кабинета.

Надеваю наушники, включаю звук и нажимаю “плей”.

Сердце грохочет в ушах, так что я поначалу не слышу, говорят ли о чем-то Саян и Ермолаева после моего ухода, но вижу на экране, как она плавно поднимается с дивана и грациозной кошечкой подходит к моему мужу.

Саян не отлипает бедро от стола и мрачно взирает на нее сверху вниз. Затем что-то говорит, видимо, грубое, раз Ермолаева останавливается на расстоянии вытянутой руки от него.

Мне не видно ее лица, так как она стоит спиной к камере, но то, как она меняется, когда они с моим мужем остаются наедине, удивляет и вместе с тем раздражает. Эдакая сексуальная кошечка, вышедшая на охоту на чужой территории.

Похлопываю себя по щекам и перематываю назад, чтобы прослушать этот отрывок снова.

– Надо было прогнать ее раньше, любимый, – томно протягивает Ермолаева, вставая с дивана, и я сжимаю зубы, услышав ее голос, полный лживой патоки.

Она моментально из нуждающейся и бедной девчонки превращается в наглую охотницу за чужим счастьем.

– Рот закрыла! – резко осаживает ее Саян, раздраженно посматривая на входную дверь.

Выражения его глаз через экран не видно, но поза напряженная, а рваные резкие движения не скрывают его расстройства и настороженности.

– Ты почему разговариваешь так грубо с матерью своего ребенка? – возмущается Ермолаева, а затем снова меняет тактику. – Ну чего ты куксишься, Саян? Так ведь даже лучше, что она обо всем узнала. Нам больше не нужно будет скрываться, а тебе объяснять ей, почему ты разводишься.

Я холодею, услышав в ее голосе уверенность. На секунду мне даже кажется, что злость Саяна на нее и ее поведение напускная, и сейчас он притянет ее к себе, но, к моему облегчению, этого не происходит.

– Ты больная, или притворяешься? – качает он головой. – Я тебе сказал, что свою жену люблю и разводиться не планирую. А если ты еще раз явишься ко мне в клинику или подойдешь на пушечный выстрел к моей жене, я подниму все свои связи, тебя упакуют санитары, и остаток своей беременности ты проведешь в рехабе.

Угроза не действует на Лизу, и она пытается подластиться к моему мужу, всё больше вызывая во мне раздражение.

– Она пустышка, Саян, за все эти годы даже родить тебе не смогла. А я забеременела с первого раза. Ты только женись на мне, я рожу тебе еще детей, я ведь знаю, как ты мечтаешь о многодетной семье.

Ее слова бьют меня под дых, достигают самого сердца. Она ведь права.

Еще когда мы только поженились, муж часто говорил мне, что хочет построить со временем для нас просторный дом, в котором поместимся и мы, и наши дети.

– Хочу минимум троих, Любаша, пацана и двух девчушек, твоих мини-копий, – вспоминаю я его слова перед сном, и прикусываю нижнюю губу.

В сердце колет от мысли, что Ермолаева знает о потаенных мечтах моего мужа. И в отличие от меня, может воплотить их в жизнь.

– Тебе требуется лечение, Лиза, – мрачно выплевывает Саян, когда она снова пытается накинуться на него с поцелуями.

Он выставляет руку, не подпуская ее к себе, берет в руки телефон и что-то пишет. Но не мне. За это время мне от него не поступало ни вызовов, ни сообщений.

– Ты чего, Саян? Жены же твоей тут нет, зачем ты притворяешься и…

Она тянет руку, пытаясь прикоснуться к моему мужу, но он хватает ее грубо за кисть и отстраняет, не церемонясь.

– Будь проклят тот день, когда я с тобой связался! – рычит он и ставит пустой стакан на стол. – Ты вообще меня слышишь, Лиза?! Ты мне не интересна!

– Тогда почему я здесь, а твоя жена ушла? – задает резонный вопрос Ермолаева. – Где она? Нянькается с очередной пациенткой? А я здесь, Саян. Живая и готова нянчиться с нашими детками всю жизнь! И если ты ее так любишь, как говоришь, почему не вернешь ее? Почему меня не выгонишь?

Этот же вопрос себе задаю и я. Сердце мое кровоточит, и я не понимаю, почему Саян сразу же не выставил ее вон. Меж тем Ермолаева продолжает давить на моего мужа и причинять мне всё больше боли, вызывая в моей души сомнения. Они, словно зерна, прорастают внутри и всё сильнее закрепляются там корнями.

– Признайся, в глубине души ты уже любишь меня и нашего ребенка, а с ней не расстаешься из-за многолетней привычки. Да у нее даже гордости нет! Любая нормальная баба на развод сразу бы подала, узнай об измене мужа!

Она замолкает, когда Саян криво ухмыляется, не ведется на ее провокации.

– Не бери на себя слишком много, Лиза. Выбрось из головы всё, что придумала там себе воспаленным воображением. Единственная причина, по которой я тебя терплю – это ребенок. Твоя задача – родить его и…

Что “и”, я уже не узнаю. В этот момент Саяну звонят, и он, глянув на дисплей, сразу же отвечает.

– Подъехали? Отлично. Готовьте носилки, – мрачно произносит Саян и отключается.

– Носилки? – сразу же настораживается Ермолаева, но Саян идет к двери и отправляет секретаршу в архив.

После он затыкает сопротивляющейся беременной любовнице рот скотчем и насильно тащит к выходу, стреножив руки.

Я включаю запись с приемной, куда входят санитары с носилками. Ермолаевой ремнями фиксируют руки и ноги, а после выносят, не обращая внимания на ее метания. Видео с входа показывает, что ее грузят в скорую.

Саян что-то говорит водителю, а затем уходит, так ни разу и не обернувшись.

Я же холодею, догадавшись, куда ее везут.

Преисполнена ли я сочувствием к беременной любовнице мужа? Нет.

Саян после этого напивается в одиночку в кабинете, опустошая половину бара, затем заказывает такси и уезжает.

После в его кабинет никто не входит, пока я не возвращаюсь после окончания операции, и вопрос, откуда в мусорном ведре появился злосчастный презерватив, остается открытым.

Глава 16

Кафе напротив клиники пользуется у сотрудников популярностью, но раньше мы с Саяном обедали в ресторане неподалеку. Цены выше, но атмосфера приятная и народу меньше. Но сейчас мне меньше всего хочется идти в НАШЕ место.

Внутри отпускает болезненная пружина после того, как я прошерстила все последние записи с камер видеонаблюдения кабинета Саяна. Лихорадочно искала, спал ли он кем-то. Даже руки дрожали, настолько меня трясло.

Не знаю, что бы это изменило, ведь я и одну измену мужу простить не смогу, но я словно ищейка взяла след и не могла остановиться, пока не дойду до конца.

Долго искать компромат не приходится.

Оказывается, пока никого не было в клинике, ближе к ночи в офисе задержалась секретарь Саяна, к которой приехал муж. Они выпили, плавно переместились в кабинет начальства, оприходовали его стол и не убрали после себя мусор.

Зато теперь становится понятно, почему Дарья Николаевна так противилась тому, чтобы я забирала мусорный пакет сама.

Поставив мысленную галочку, я выдыхаю. Из меня будто выкачивают весь воздух, и на следующий день в кафе я сижу из последних сил, вяло ковыряясь в своей тарелке.

Саян в клинике с утра не появляется, а я старательно делаю вид, что мне всё равно. Хотя подспудно ожидаю, что он приедет и закатит скандал. Ведь сегодня утром я подала на развод, не вижу смысла тянуть.

Не отвечаю ничего сотрудникам на вопросы, когда приедет начальство, и продолжаю как ни в чем не бывало работать, подчищая за собой хвосты.

Как бы Саян не упирался, а работать вместе мы с ним больше не сможем. А значит, вопрос с трудоустройством стоит остро, как никогда. Вот только найти в себе силы устраиваться в местные клиники и больницы я не в состоянии.

Как представлю, что пойдут любопытные вопросы, почему я ухожу из клиники мужа, потом узнают про наш развод, и все начнут шушукаться за спиной, так сразу отпадает желание оставаться в городе.

– Рад, что застал тебя не в клинике, Люба. Хотел с тобой наедине поговорить.

Напротив присаживается Денис Царёв. Задумчивый и немного хмурый.

Замечаю, как дамочки в кафе сворачивают в его сторону головы и стреляют заинтересованными взглядами.

Он хорош. Высокий, статный, недурен собой. Крупный, но не раскачанный, а скорее жилистый. Я никогда не смотрела на других мужчин, будучи замужем, и не оценивала, насколько они привлекательны, но даже я вижу, что Денис пользуется успехом у женщин.

Вот только совершенно этим не пользуется. Кидает хмурый взгляд на девушку, которая, проходя мимо, оставляет на салфетке свой номер телефона, и тут же рвет ее.

– Даже шанса не дашь? – усмехаюсь я, а сама думаю о том, что когда-то и Саян был таким же. Именно поэтому я и считала, что уж мой муж точно мне никогда не изменит.

– Я женат, – цедит Денис сквозь зубы, и я кидаю взгляд на кольцо, висящее на цепочке на его шее. На безымянном пальце даже следа давно нет.

Я слышала, конечно, что Денис был несколько лет женат, но развелся, а за те два года, что он работает у нас в клинике, не позволял себе даже малейшего флирта с персоналом.

Девчонки в клинике сплетничают, что раньше он был тем еще ходоком, на чем и попался жене, но сама никогда не участвую в подобных разговорах и особо не обращаю на них внимание.

– Так о чем ты хотел поговорить?

– Меня зовут в столицу – предлагают возглавить отделение акушерства и гинекологии в одной из больниц, – сразу переходит к делу Денис.

Несколько дней назад, услышав эту новость, я бы сразу попыталась убедить его остаться, увеличить зарплату, создать условия, чтобы он не уходил, а сейчас…

– Собираешься принять их предложение?

– А что, не станешь отговаривать? – криво ухмыляется он.

– Не стану.

Я пожимаю плечами, а сама чувствую себя неуютно от его проницательного взгляда. Не сказать, что мы плотно общаемся, но за два года притерлись, и могу сказать, что Царёв – мужик надежный.

– Почему ты решил вдруг согласиться? Тебе ведь и раньше предлагали частные клиники перейти к ним, а тут обычная городская больница, пусть и в столице.

Денис хмурится, на лбу возникает складка, и неопределенно качает головой.

– Есть причины. Личные.

Последнее произносит чуть жестче, четко очерчивая границы, за которые заступать не стоит. С дальнейшими вопросами не лезу. Со своим бы браком разобраться.

– Со мной пойдешь? Я так понимаю, тебя теперь в клинике ничего не держит.

Вопрос застает меня врасплох. И я растерянно смотрю на Царёва, даже не допуская до этого мысли, что перееду в другой город.

Он говорит спокойно, даже не ухмыляется и никак не подает вида, что уже в курсе происходящего.

Я же краснею, чувствуя, как у меня кровь к лицу приливает. Если даже Царёв, не интересующийся сплетнями, знает, что Саян мне изменил, что уж говорить про остальных. То-то все на меня странно косятся, но я всё надеялась, что дело не в беременной любовнице мужа.

– Не держит, – глухо произношу я.

– Поднатаскаю тебя, переквалифицируешься в оперирующего акушера. У тебя к этому предрасположенность.

– Дай мне подумать пару дней, Денис.

Такие решения не принимаются в порыве эмоций, но я не вру себе. Что-то внутри меня всё еще держит меня тут, и я злюсь, что чувства к Саяну не умерли в тот же день, когда я узнала об измене.

Царёв уходит, и я уже было встаю, чтобы расплатиться и вернуться в клинику, как вдруг меня усаживают обратно.

Надо мной возвышается изрядно помятый и мрачный Саян.

– С каких пор Царёв возле тебя крутится?!