Текст книги "Измена. Верну тебя любой ценой (СИ)"

Автор книги: Оксана Барских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 20

Мои губы искривляет горькая ухмылка, когда я перевожу взгляд на родную сестру.

– За что ты извиняешься, Уля?

Она тушуется, когда оглядывается на шум. Ее глаза расширяются, а рот приоткрывается. Видно, что она огорчена, что я увидела то, что не предназначалось для моих глаз.

Становится горько от мысли, что на этот праздник она позвала любовницу моего мужа и ее мать. Это о многом мне говорит, и грудную клетку сжимает от невыносимой боли от предательства.

Сестра всегда была для меня самым родным человеком, и я буквально слышу, как вдребезги разбивается моя любовь к ней. Я чувствую себя преданной и едва не задыхаюсь, сжимая кулак у груди, чтобы унять эту невыносимую агонию.

– Я не… ты не должна была… это моя вина… – бормочет Ульяна, но запинается, так как не ожидала, что я встречусь с ее приглашенными лицом к лицу.

У меня даже складывается неприятное впечатление, словно она совсем не ожидала увидеть меня на дне рождения моей племянницы. Казалось, надеялась, что я не приду.

Мне будто дают хлесткую пощечину, и я отшатываюсь, когда вижу на лице сестры смятение.

Я знаю это выражение на ее лице.

Она всегда так выглядит, когда что-то идет не по ее плану.

Когда она училась в школе, как-то просила меня прикрыть ее перед одной из ее подруг. Сказать, что она болеет, хотя сама в это время шла на двойное свидание с парнями вместе с другой подругой. Просто она не хотела, чтобы та, третья подруга, знала об этом. И вот именно это выражение лица я увидела впервые, когда ее поймали с поличным.

– Не пытайся мне соврать, Ульян, – с горечью произношу я, не отрывая от нее взгляда.

Хочу, чтобы она посмотрела на меня, но она скользит взглядом по гостям, словно боится увидеть разочарование на моем лице.

– Все не так, как ты думаешь, Люба. Я тебя люблю, ты мой самый близкий человек, и я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное мнение, что…

Она резко кидается ко мне, хватается ладонями за мои плечи и сжимает их так крепко, словно пытается убедить не только меня, но и себя в своей правоте. Но мы обе понимаем, что в глубине души она знает, что не права, но не может этого признать.

– Слишком поздно, Уля, тебе так не кажется? Только не пытайся соврать, что ты не знаешь, что Ермолаева и ее мать делают на этом празднике.

Я киваю в сторону семейства Ермолаевых, которые застыли неподалеку и переводят взгляды с нас на Саяна. Последний пока их присутствие, казалось, не замечает.

Я чувствую, как он сверлит взглядом мою спину. Словно весь его мир сузился до одной точки в виде меня.

Пару раз я оглядываюсь, так как позвоночник покалывает от его пристального внимания, но радуюсь, что он не подходит. Не знаю, как бы отреагировала, вздумай он прикоснуться ко мне при всех. Мне кажется, что сейчас меня бы просто стошнило от его прикосновений, и мне было бы уже неважно, что подумают о нас гости и наши знакомые.

– Я пригласила их еще несколько месяцев назад, Люба, не могла же я отменить свое приглашение. Это было бы невежливо с моей стороны, – скороговоркой протягивает Ульяна, но в ее голосе я слышу отчаяние, так как она слишком хорошо меня знает.

Как бы она не пыталась убедить себя в обратном, она прекрасно понимает, что этот финт ушами я ей не прощу. Но она до сих пор цепляется за надежду и ждет, что я закрою глаза на ее предательство. Ведь мы родные сестры, и в прошлом ей всё сходило с рук.

Вот только если раньше я не обращала внимания на ее скверный характер и пренебрежительное отношение к чужим нуждам из-за нашей кровной связи, то сейчас внутри меня что-то с треском ломается пополам.

Я больше не готова наступать себе на горло и делать вид, что всё в порядке. Не после такого предательства, от которого я вряд ли оправлюсь.

У меня чувство, словно мои внутренности разъедает кислота, и я еле стою на ногах, не в силах уйти подальше от тех, кто толкнул меня в пропасть отчаяния.

– Не оправдывайся, это жалко выглядит. Просто скажи прямо, что их ты поставила выше меня, твоей родной сестры.

Она яростно качает головой, но я уже сделала свои выводы. И мне горько и неприятно, что нож в спину мне воткнула родная кровь, ради которой я готова была терпеть унижение и боль. Ради которой я готова была свернуть горы.

– Ты не понимаешь, Ульян. Они тоже моя семья, – надрывно шепчет Ульяна, но ее слова кажутся мне смехотворными.

– Твоя семья? Ты ничего не попутала? То, что эта Ермолаева – младшая сестра твоей лучшей подружки, не делает ее твоей родней.

У меня кружится голова, и я не могу понять, кто из нас сейчас сходит с ума. Я или моя сестра, которая всегда казалась мне достаточно благоразумной, чтобы не нести подобную чушь.

– Ребенок Лизы будет младшим братишкой моей дочери, Люба. Ты сама знаешь, как важны для меня родственные и кровные связи. Не могу же я ради твоих интересов лишить дочери общения с ее родней? Муж меня не поймет.

Я не выдерживаю и громко хохочу, хоть и знаю, что со стороны наверняка выгляжу, как умалишенная.

– Я тебя поняла, сестра, – последнее я произношу отчетливо и жестко. Хочу дать ей понять, что это последний раз, когда я считаю ее родней.

Она хорошо меня знает, поэтому считывает мой посыл моментально. Бледнеет, смурнеет, но молчит. Ей нечего сказать, придумать она ничего не может. Так что наши взгляды скрещиваются в воздухе, и мы смотрим друг на друга, как будто в последний раз.

Не знаю, какие чувства испытывают она, а я холодею изнутри, будто все мои чувства замораживаются и мертвеют, как рудименты.

– Саян, – вдруг шепчет Ульяна, и я хмурюсь непонимающе.

А затем вижу, что Люба в ужасе смотрит за мою спину.

У меня возникает нехорошее предчувствие, так как звуки вокруг вдруг утихают.

Я оборачиваюсь, прослеживая за ее взглядом, и сама цепенею.

Саян в это время бьет кулаком своего родного брата в лицо.

Саян в это время бьет кулаком своего родного брата в лицо.

Родион отлетает на пару метров назад, едва не заваливается на спину, но хватается рукой за стоящий рядом торчащий штырь и выравнивается. Сплевывает на землю кровь и скалится, злобно глядя на младшего брата исподлобья.

– Вырос, щегол? Уже на меня кидаться вздумал? – рычит Родион и несется на Саяна. Хватает его за грудки и бьет его лбом в лицо.

Ульяна вскрикивает и трясется, сжав кулачки у груди. Смотрит на драку выпученными глазами и прикусывает губу, но при этом не пытается что-то предпринять.

Боится.

Знает, что если Родиона разозлить, то он становится берсерком и не успокоится, пока не набьет обидчику морду. Он всегда был драчливым и агрессивным, чутко реагировал на любое, как ему казалось, оскорбление. Мог наехать на незнакомца даже просто за косой взгляд, если был не в настроении.

Ульяна привыкла и знает, что в такие моменты ей лучше не вмешиваться. Однажды ей в такой драке прилетело в нос, но она всё равно продолжает любить мужа и держится за него, не отлипая.

Первое время я пыталась ее вразумить, что это ненормально. Что рано или поздно он и на нее набросится, но она отмахивалась, а я уже не стала дальше вмешиваться. Она взрослая девочка, да и Родион – брат Саяна, так что я не могла в открытую его осуждать.

В этот момент кулак Родиона прилетает под дых моему мужу, но тот не сгибается пополам, а хватает шею брата в захват, сжимая руку в локте, а затем мутузит его, кажется, по ребрам.

– Я тебя просил лезть? Просил, разве?! – разъяренно ревет Саян, никак не успокаиваясь. – Ты кем себя возомнил?

Они летают по двору, словно кегли, сбивая столы и всё, что попадается им на пути. Гости шарахаются от них в стороны, женщины прячутся и визжат, а вот другие мужчины не спешат прийти на помощь и разнять драчунов.

Все здесь знают Родиона и силу его пудовых кулаков, так что все просто-напросто боятся попасть под горячую руку хозяина дома.

Я же тревожно оглядываюсь, всё надеясь, что кто-то вмешается, но тщетно.

– Что произошло? Почему они дерутся? – спрашиваю я словно в пустоту, пытаясь понять, что так триггернуло Саяна, что он вдруг набросился на брата. Он никогда себе такого не позволял. Не то что с кулаками кинуться, даже просто оскорбительное что-то сказать.

– Сделай что-нибудь, Люба, – стонет Ульяна и хватает меня за руки.

Глаза у нее на мокром месте, сама она трясется и со стыдом поглядывает на гостей. Ей стыдно, она боится, что праздник испорчен, и что о ней, как о хозяйке, теперь будут сплетничать и выставят не в лучшем свете.

– Что ты предлагаешь? Кинуться между ними и отхватить по лицу?!

– Не трогай меня, – шиплю я и отталкиваю ее. Становится вдруг от нее противно.

Я дергаюсь, когда рядом с Ульяной вдруг словно из ниоткуда возникает Лиза Ермолаева, а следом семенит и ее мать, опасливо озирающаяся на дерущихся.

Родион и Саян бранятся и толкают друг друга уже не с такой агрессией, как в начале, но все просто наблюдают.

– Ульяна, – недовольно произносит мамаша Ермолаевой, поджав губы, – ты что, не предупредила зятя о нашем приходе? Ты обещала, что всё будет спокойно, Лизе нельзя нервничать.

Мне совершенно не нравится ни наглый тон этой тетки, ни ее гадкий липкий взгляд, которым она окидывает меня.

– Ох, я н-не знала, что так получится, Феодора Степановна. Я не знала, что…

Ульяна вдруг кидает на меня виноватый взгляд, и я сжимаю челюсти. Не удивляюсь тому, что она извиняется за мое появление на празднике, на которое и намекает эта Феодора.

Зато мне становится ясно, в чем причина драки Саяна и Родиона. Видимо, муж заметил появление Ермолаевой и разозлился, что я с ними неизбежно пересекусь.

Возникает не то чтобы облегчение, но мне становится чуть легче от мысли, что это была не идея Саяна. Что он не собирался настолько сильно унижать меня и сталкивать нас с Лизой лбами.

– Думаю, всем будет лучше, если вы поедете в гостиницу. Праздник явно окончен, – грустно констатирует Ульяна, а вот Лиза всё это время, в отличие от своей матери, молчит и смотрит себе под ноги.

Играет роль невинной девчонки, которая ни в чем не виновата. И если другие могут повестись на ее уловки, то я-то знаю, какая она настоящая.

– Нам уйти? – словно бы удивляется Феодора и возмущенно добавляет: – Мы никуда не уйдет. Если кому и уходить, то уж точно не нам.

Она выразительно смотрит на меня, а я только молча усмехаюсь. Она явно нарывается на скандал, хочет, чтобы я ответила, а я не удостаиваю ее и словом.

Отворачиваюсь и делаю вид, что не замечаю их.

Пока Ульяна пытается сгладить новый назревающий конфликт, зачем-то унижаясь перед ними, что мне совершенно не понять, Саян окончательно побеждает брата и валит его на землю лицом вниз, заломав ему руки.

Он тяжело дышит, весь вспотел, рубашка порвана и висит лохмотьями, но внешний вид его явно сейчас мало волнует. Что-то прошипев брату сквозь зубы, он снова бьет его в бок, а затем встает и резким шагом направляется в нашу сторону.

Грудная клетка вздымается так часто, плечи напряжены, да так, что кажутся еще шире и массивнее. Брови нависают над глазами, в которых полыхает грозовая туча, уголок рта скошен вниз, а подбородок агрессивно сжат, а сам он пробивает себе путь, как ледокол через морской путь.

– Саян, я так испугалась, что тебя поранят, – сразу же оживает Лиза и вылетаем ему наперерез. Встает как бы невзначай между мной и мужем, чтобы разъединить нас, и ей это удается.

Он останавливается и хмурится еще сильнее, глядя на нее сверху вниз. Недружелюбно. Зло.

– У тебя раны на лице, нужно обработать, – щебечет она как ни в чем не бывало и подлетает к нему, поднимая руку и собираясь коснуться его гладкого подбородка.

– Руки от меня убрала! – рявкает он и грубо отбрасывает ее ладонь в сторону. – Кто выпустил тебя из клиники?!

Другие гости с недоумением перешептываются, ведь не в курсе нашей некрасивой истории, и только я знаю, о какой клинике идет речь. Психиатрической.

– Но ты же сам… – уже тише произносит она и с недоумением оглядывается на Ульяну.

Я же холодею, когда ловлю взгляд сестры. Еще более виноватый, но совершенно меня не трогающий.

У меня возникает неприятное чувство, словно вокруг меня плетется сеть интриг, и моя собственная сестра – ее непосредственный участник.

– Закрой рот, не хочу тебя даже слышать, – рычит он и огибает ее, после чего резко хватает меня за руку и грубо тащит к выходу. – Мы уходим! Праздник окончен!

Я еле поспеваю за ним, кое-как в такт передвигая переплетающимися ногами, но когда мы достигаем калитки, позади звучит громкий стон боли.

– Саян! – в панике кричит почему-то Ульяна, а когда мы оборачиваемся, в ужасе тычет пальцем на подол платья Лизы. – У нее идет кровь!

Глава 21

– Сделай что-нибудь, что ты стоишь, как истукан?! – истерично кричит мать Елизаветы, Феодора Степановна, и кидается на Саяна, колотит его по груди и животу, куда придется.

Гости в панике мечутся вокруг стонущей Лизы, пока Ульяна пытается привести ее в чувства и поливает ее лицо водой из графина.

Никто при этом больше не обращает внимания на Родиона, который поднимается неподалеку и прихрамывает, явно подвернув ногу.

Я же не могу вырваться из хватки мужа.

Несмотря на то, что беременная от него любовница едва не теряет сознание и плачет, глядя на расплывающееся пятно на подоле цветастого платья, Саян никак не реагирует. Ведет себя, как посторонний, как и остальные глядя на нее со стороны.

При очередном болезненном стоне Лизы, он лишь крепче перехватывает мою руку, сжимая ладонь на кисти. Явно чтобы я не сбежала. Чувствует, что я готова дать деру в любой момент, когда подвернется такая возможность.

– Саян! – всхлипывает Феодора Степановна и заламывает руки, оборачиваясь к дочери.

– Хватит разводить панику! Я уже вызвал скорую, что еще вы от меня хотите?! – грубо отвечает ей в такой же хамской манере Саня и хмуро смотрит на телефон. Ждет ответа от Дениса Царёва. Он сегодня дежурный акушер-гинеколог в нашей клинике.

– Какая скорая? Мы находимся за городом! Пока они приедут, моя дочь истечет кровью… потеряет ребенка…

Женщина горестно воет, лицо ее искажено от напряжения, но к дочери при этом она не бежит. Наседает на Саяна, словно боится, что как только она отвернется, он уйдет. Странное поведение от не менее странной женщины, которая не замечает, что делает только хуже.

– А я на это как повлиять могу? – цедит сквозь зубы агрессивно Саян.

По нему видно, что вся эта ситуация ему не нравится, как и нападки псевдо-тещи.

– Как что? Ты же врач, помоги ей! Это ведь твой сын сейчас умирает!

Ее голос срывается на высокий визг, и я морщусь. Она замечает мою реакцию и смотрит на меня с ненавистью, заметив, как вцепился в меня муж. И это ее триггерит.

– Отойди от него! Неужели у тебя совсем нет гордости? Что ты вцепилась в него?

Она теряет контроль над собой и прекращает тягать Саяна, вместо этого набрасывается на меня. Да так быстро, не по возрасту, что я не успею отреагировать и отскочить с траектории ее бега.

Она впивается пальцами мне в голову, с силой тянет мою шею вниз, заламывая ее, и едва не вырывает мне скальп. Что-то кричит, обзывает меня потаскухой и шлет в мой адрес проклятия.

Всё, что я могу в этой ситуации – молча вырываться, так как на крики у меня просто-напросто нет сил. Всю энергию я потратила на разочарование к родной сестре.

– Это всё ты виновата, дрянь! Если бы не ты, моя дочь была бы в порядке! Почему ты никак не угомонишься? Из-за тебя может умереть мой внук! – всё продолжает кричать она, когда Саян хватает ее за талию и оттаскивает от меня.

В сжатых кулаках остается часть моих волос, но я так неприятно поражена, что не обращаю на это внимания. Как и на боль, которая разливается по голове от ее толчков и тумаков.

– Причем тут я? – всё же выдыхаю я, и мой вопрос становится ошибкой.

Феодора распаляется пуще прежнего и изрыгает проклятия, от которых у меня волосы встают дыбом.

– Да чтоб тебе аукнулось несчастьями, дрянь! Отольются кошке мышкины слезки, – зловеще добавляет она. – Чтоб ты бесплодной стала!

Я цепенею, не в силах что-либо ответить ей. Горько усмехаюсь и опускаю голову, чувствуя, что по щекам текут слезы. Она попадает в мою самую болезненную точку, выбивая меня из равновесия.

Она продолжает что-то кричать, обвиняя меня в проблемах дочери, выставляет меня злодейкой и корыстной стервой, которая пытается сжить ее девочку со свету.

Вокруг же стоит глухая тишина. Все гости молча наблюдают и прислушиваются к разговору.

Чувствуя на себе многочисленные взгляды, я нервно поправляю колтуны на голове, но голову не поднимаю. Всхлипываю и стараюсь незаметно стереть с лица слезы.

На секунду кажется, что все вокруг сейчас также обвиняют меня в несчастии Лизы. Словно это я виновата в том, что у нее пошла кровь.

– Не слушай ее, Люба, – доносится сквозь шум в ушах громкий успокаивающий голос Саяна.

Я цепляюсь за него, как за якорь. Мне сейчас это жизненно необходимо, ведь эта женщина будто коснулась меня оголенными проводами.

– Скорая скоро приедет, так что пойдет, я посажу тебя в машину. Подождешь меня там, – добавляет Саян и, оттолкнув мать Лизы, снова хватает меня за руку.

На этот раз крепко, но нежно, поглаживает, пытаясь меня поддержать.

Я же чувствую себя униженной и качаю головой, вырываюсь.

– Отпусти меня, Саян. Не трогай меня, я хочу уйти.

Сама себя в этот момент ненавижу за то, что мой голос дрожит и звучит слабо. Выдает мое внутреннее тревожное состояние, которое я не могу скрыть.

– Пусть она уйдет! Это всё ее вина, она не должна была приходить. Отпусти ее, Саян. Ты нужен Лизе!

Феодора Степановна всё никак не утихомирится, ее истерика набирает обороты, она даже не смотрит при этом на свою истекающую кровью дочь. Ей как будто важнее избавиться от меня и удержать Саяна. Наложить на него лапы.

Мне кажется, что проходит целая вечность, но на самом деле вся эта вакханалия длится не больше минуты.

– Закрой свой рот! Еще хоть одно слово в адрес моей жены, и я не посмотрю на твой возраст, – цедит сквозь зубы Саян и оборачиваются, злобно глядя на мать Лизы.

Я слышу, как люди вокруг перешептываются, обсуждая нас, и снова опускаю голову. Мне стыдно, и я хочу провалиться сквозь землю.

– Прекратите! Сейчас не время для скандалов, – пытается утихомирить всех Ульяна и подлетает к нам. Выглядит встревоженно и вся трясется, едва не плачет. – Осмотри Лизу, Саян, ты же врач.

Взгляд сестры скользит по мне мимолетно, она старается на меня не смотреть.

– Ей нужна экстренная помощь акушер-гинеколога, – отвечает ей Саян и хмуро поглядывает на Лизу. – Я ничем не смогу ей сейчас помочь.

– А скорая когда приедет? Что они сказали? Может, мы отвезем Лизу в больницу сами?

Почему-то возникает невольно мысль, что будет на ее месте я, он бы всё время крутился рядом. Сейчас же понимает, что ничем помочь не сможет без инструментов, да и не рискнет, так как у него другая специализация. К тому же, боится меня потерять, поэтому и держит крепко, не отпускает.

– Скорой до нас ехать целый час, нам в любом случае лучше везти Лизу в больницу, там больше шансов сохранить ребенка, – вмешивается в разговор подошедший Родион.

Он остыл, но при этом всё равно хмуро поглядывает на младшего брата. Явно точит на него зуб, но пока сдерживается.

– Ближайшая клиника, куда мы успеем доехать для оказания экстренной помощи – это наша. У дежурного акушер-гинеколога сейчас экстренная операция, а другого специалиста в клинике нет, – добавляет Саян и качает головой.

– А Люба? – вдруг спрашивает Ульяна, и все взгляды вдруг обращаются на меня. – Она ведь тоже акушер-гинеколог.

– Исключено, – резко одергивает ее Саян.

Сестра молчит и неуверенно смотрит на меня.

Наши взгляды скрещиваются, и время словно останавливается.

– Люба? – шепчет она умоляюще, а я цепенею.

Глава 22

– Она не будет лечить мою дочь! – истерично в который раз кричит Феодора Степановна.

С ней явно не всё в порядке. Она то кидается на медперсонал, то на Саяна, пытаясь прорваться через него ко мне, и никак не может успокоиться. Даже ее дочь Лиза и то ведет себя куда спокойнее, как только мы оказываемся в клинике.

– Мама, – пищит Ермолаева, в страхе выпучив глаза. От былой стервозности не остается и следа, она и правда напугана, чувствует собственную беспомощность.

Как женщине, мне плохо, внутри я плачу и чувствую отчаяние, что вся моя семья крутится вокруг Лизы. Даже моя племянница Карина хнычет и всё время спрашивает у матери, что с ее братиком.

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть и не слышать этого разговора. На душе становится тоскливо, грудная клетка сжимается, и я остро осознаю, что уже много месяцев за моей спиной идет двойная игра. И в нее даже вмешали мою любимую племяшку.

Если на нее я не могу злиться, ведь она ничего плохого мне не желает, то вот на сестру и ее мужа я обижена. Чувствую себя преданной и оплеванной, словно я мусор, с которым никто не собирается считаться. Пнули и ладно.

– Всем закрыть свои рты! – басит Саян, когда шум и галдеж в процедурной набирает такие обороты, что я не слышу даже собственных мыслей.

Все моментально затыкаются. Даже Феодора Степановна и та втягивает голову в плечи и смотрит на него затравленным зверем. Саян, когда оказывается в роли главврача, ведет себя иначе, чем в обычной жизни. Даже внешне меняется, становится строгим и твердым, видно, что не потерпит хаоса.

– Вышли все из кабинета, здесь вам не проходной двор, – цедит он сквозь зубы, и Карина прячется в подоле платья матери. Хнычет, испугавшись, и смотрит на дядю снизу вверх со слезами на глаза. Впервые видит его таким злым, даже начинает от испуга икать.

Ульяна подхватывает ее на руки и выбегает в коридор первой, чтобы успокоить дочь, а вот Родион и Феодора остаются.

Старший брат Саяна прожигает недовольным и полным подозрения взглядом меня, словно считает, что я специально могу навредить женщине, которая носит ребенка Саяна, вред.

Феодора Степановна же, упрямо поджав губы, меряется взглядами с моим мужем. Пытается прогнуть его и заставить изменить свое решение.

– Я никуда не уйду! Лиза – моя дочь, и я останусь с ней. Я должна проследить, чтобы эта, – окидывает меня презрительным взглядом, – ей не навредила.

– Эта, как вы выразились, – выплевывает Саян, задетый пренебрежительным ко мне отношением, – врач высшей категории. Акушер-гинеколог. Единственный, кто сейчас свободен и может спасти жизнь вашему внуку!

– Это не только мой внук, но и твой сын! – выкрикивает мать Ермолаевой. Ей всё нипочем. Видно, что она прошло огонь, воду и медные трубы, так как преодолевает свой страх и выступает против Саяна, которого даже брат сейчас немного побаивается.

– Я прекрасно об этом помню, – с какой-то горечью говорит Саян, и я чутко ощущаю его настроение. Вижу боковым зрением, что он кидает на меня мимолетный взгляд, но не обращаю на него внимания.

Мне сейчас физически больно смотреть на него. Я сосредоточена на пациентке, которую стараюсь воспринимать как безликое существо, которому нужна моя помощь. Если я буду держать в голове, что это Лиза Ермолаева, та женщина, что беременна от моего мужа, то просто-напросто свихнусь.

Пока Феодора спорит, а Родион ее поддерживает, выказывая ко мне недоверие, я подзываю к себе медсестру и говорю ей, что делать. Медлить уже нельзя. На кушетке под Ермолаевой растекается красное пятно. Не потоки, но и не мазня.

Я больше не слушаю шум, мою руки, надеваю перчатки и трогаю матку. Она каменная, и Лиза вздрагивает, от моих прикосновений ей больно.

– Марин, какая сатурация? – спрашиваю у медсестры.

– Девяность восемь, пульс сто двадцать, давление сто два на шестьдесят восемь.

– Подготовь катетер, нужно сделать еще анализы по протоколу. В моем столе поищи ее мед.карту, там должен быть резус-фактор.

Оперировать сама я не могу, но Царёв из операционной заверил, что почти заканчивает со своей пациенткой и сможет экстренно принять Ермолаеву. Я бы вздохнула с облегчением, замени он меня сейчас, но выбора нет.

– Что с ней? Что с моей девочкой? – всхлипывает Феодора Степановна, но близко не подходит. Саян ей не позволяет. Ее тонкие губы дрожат, голос надрывный, видно, что дочь свою она и правда любит.

У меня возникает острое чувство зависти, но я гашу в себе это чувство. Не время и не место вспоминать о погибших родителях, и я моргаю, смахивая слезы с глаз.

Выбрасываю все посторонние мысли из головы и занимаюсь пациенткой. Оцениваю объем кровопотери, гипертонус, но угроза не так страшна, как казалась вначале. Делаю УЗИ и убеждаюсь в том, что плацента хоть и отслоилась, но отслойка краевая, кесарева сечения пока не требуется. А учитывая, что плоду всего пять месяцев… не уверена, что даже Царёв смог бы его спасти…

Грудная клетка сжимается от мысли, что при летальном исходе виноватой осталась бы я. Пусть не по закону, но все вокруг решили бы, что я не спасла ее ребенка специально. Из зависти. Гнева. Ненависти…

– Плод жив, – хрипло произношу вслух, не вдаваясь в подробности.

Мои слова вызывают у всех вздох облегчения. Феодора Степановна едва не оседает на пол, ее подхватывает Родион, а вот Лиза всхлипывает и протягивает руки к Саяну.

Не знаю, что на него находит, но он вдруг смотрит на экран УЗИ напряженным взглядом и будто сам не замечает, как подходит ближе и хватает Ермолаеву за руку.

Я же отворачиваюсь, чтобы не видеть этой сцены. Слишком тяжело. Как физически, так и морально.

Именно в этот момент я понимаю, что нам с мужем больше не по пути.

До этого я хоть злилась и не собиралась его прощать, но как-то не осознавала, что его жизнь круто изменилась. У него скоро будет ребенок от другой женщины, и они вдвоем навсегда будут присутствовать в его жизни.

Даже если бы я его простила, знаю, что не смогла бы пересилить себя и каждый день наблюдать за плодом его измены. Как бы сама не любила детей.

Это просто разрушит меня изнутри. Сломает и растопчет, как личность. А это всё, что сейчас у меня осталось.

– Признаков массивной отслойки не наблюдается, – снова подаю я голос. – Мамочке показан покой, наблюдение и перевод в отделение патологии беременности. Вашим лечащим врачом будет Денис Царёв.

Я резко встаю, не в силах больше находиться рядом с Ермолаевой и ее группой поддержки, но задеваю бедром стол, и на пол падает ее медицинская карта. Из нее выпадает файлик, а в нем…

Та самая фольга от презерватива, который я нашла в кабинете Саяна.

Черт. Я забыла его выкинуть.

– Люба? – раздается напряженный злой голос мужа. – Что это?

– Люба? – раздается напряженный злой голос мужа. – Что это?

Чувствую на себе прожигающие взгляды и не могу оторвать собственный от квадратика фольги.

– Ты не только слепой, но и рогатый, братец? – отрывисто хохочет Родион, за что получает толчок в грудную клетку.

Я же краснею и дергаю ворот платья, который начинает меня душить. Становится тяжело дышать, и я оборачиваюсь в сторону окна. Тоскливо осознаю, что открыть его не смогу, пока в кабинете пациентка, и с надеждой смотрю на дверь.

Между ней и мной стоит Феодора Степановна, и по ее ехидному и торжествующему взгляду вижу, что просто так она мне дорогу не уступит. Не теперь, когда у нее появляется возможность опорочить меня в глазах мужа.

– Погляди-ка на свою жену, Саян, и подумай над своим поведением. Не стыдно тебе теперь, что ты мою дочь гулящей называл? Тест ДНК требовал?!

Она злится и нападает на Саяна, злорадствует и чувствует удовлетворение. Как мать, ее можно понять, ведь всякая адекватная женщина будет стоять горой за своего ребенка. Но у меня плохо получается ей сочувствовать. Ведь ее дочь беременна не от абы кого, а от моего мужа.

На Саяна я не смотрю, скольжу взглядом по кабинету, ни на ком не останавливаясь, и едва не стону от нелепости этой ситуации.

Глупо оправдываться, особенно когда вокруг столько посторонних людей, и я сжимаю зубы. Удерживаю внутри это желание доказать всем, что это не мое. Что я мужа не предавала.

Вот только какое это имеет значение? Разве это что-то изменит?

– Рекомендации вам даст ваш лечащий врач, всего доброго, – обращаюсь я к Ермолаевой, нервно поправляю бейджик на халате и иду к выходу.

Стук каблуков отдается эхом в моих ушах, только их я и слышу.

Мать Лизы, на удивление, не препятствует мне, но угроза исходит оттуда, откуда я совсем не ждала.

Как только я оказываюсь перед дверью, Родион жестко сжимает пальцами мое плечо и дергает в сторону.

Звучит хруст. Я болезненно охаю и прижимаю к себе руку, с обидой глядя на деверя. Он мне чуть плечо не вывихнул.

– Что не так? – сиплю я, глядя на него сквозь слезоточивый туман.

Не понимаю, почему он так грубо себя ведет. Что я ему сделала?

– Если с ребенком что-то случится… – многообещающе выплевывает он и прищуривается. Лицо искажено напряжением и гневом, от него исходит ощутимая угроза.

– Родион, ты чего, я же… – выдыхаю я, но на этом наши гляделки прерываются, и я не договариваю.

Между нами вырастает фигура Саяна. Ко мне спиной, к нему лицом.

– Ты что себе позволяешь, брат? Обидеть меня хочешь?

Рокот мужа эхом отдается от стен, а у меня едва не вырывается нервный смешок.

– Я включаю свои мозги, братец, – возвращает ему его же тон Родион. – И правильно расставляю приоритеты. Лиза носит твоего наследника, ребенка нашей крови. И ты полный идиот, если позволяешь Любе заниматься беременностью Лизы.

Он кидает на меня насмешливый взгляд, в котором я читаю неожиданно куда больше, чем он хочет мне показать. Меня передергивает от отвращения, но я стараюсь не развивать возникшую мысль о причинах его неприязни ко мне.

С ним и раньше невозможно было оставаться наедине, в мою сторону всегда летели колкости и нападки, так что я предпочитала не отходить от Саяна во время семейных посиделок. А сейчас он и брата уже не стесняется.

– Если веришь, что она не навредит ни ей, ни ребенку, то ты наивнее, чем я предполагал, – заканчивает Родион, и Саян толкает его в грудь. Не сильно, но ощутимо, тот аж спиной о стену ударяется.

– По себе судишь? Или по своей благоверной? – выплевывает муж и с силой сжимает кулаки. Явно хочет обтесать костяшки пальцев о лицо брата, но пока держится.

Я непонимающе прислушиваюсь, так как ход их разговора остается для меня загадкой. На что намекает Саян?

Их взгляды в это время скрещиваются, и они оба замирают, казалось, подавляя друг друга и проверяя, кто сдастся первым. Никто отступать не намерен, и в конечном итоге они хватают друг друга за вороты одежды, и я отскакиваю, чтобы в случае драки не попасть под горячую руку.

Мелькает мысль, что мы с Саяном так ни разу и не посмотрели друг другу в лицо с тех пор, как у меня выпала упаковка от использованного презерватива, но она вытесняется криком Феодоры Степановны.

– Что вы делаете?! Вы можете навредить Лизе! А ты что стоишь? Ты во всем виновата, ты вбила клин между родней, ведьма!