Текст книги "Университетский детектив"

Автор книги: Оксана Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Оксана АЛЕКСАНДРОВА
УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ДЕТЕКТИВ

1 глава

За окном лил дождь. Тяжелые капли уныло барабанили по карнизу и стекали на землю. Темные тучи, набухшие от влаги, нескончаемой чередой тянулись к востоку. Все вокруг выглядело промозгло и серо.

Дождь шел уже пятый день подряд, не прерываясь ни на минуту. Весь двор покрывали лужи и грязь, грязь и лужи. Однако стихия на этом не успокаивалась: как только ты начинал чувствовать, что потихоньку свыкаешься и с холодом, и с дождем, и с лужами, в симфонию непогоды вступал ветер. Он дул в разных направлениях, то неприятной волной ударяя в лицо, то выхватывая из рук и в агрессивном возбуждении ломая зонтики у незадачливых прохожих, то пригоняя из-за горизонта все новые и новые стада сизых туч.

Александра, пятикурсница философского факультета, сидела перед окном в своей комнате университетского общежития, меланхолично наблюдая, как зона студенческого городка постепенно погружается в море ливневых вод. Общажная жизнь, всегда такая громкая и разгульная, сейчас, казалось, замерла, словно прислушиваясь к чему-то, словно ожидая чего-то. Нигде не кричали, не включали оглушительно музыку, не били бутылки и не пели пьяными голосами. Даже по лестницам не бегали с шумом и гамом, как обычно, а передвигались осторожно, как бы на ощупь. В общем, было довольно скучно и уныло…

Неожиданно меланхолия была прервана вторжением извне. Дверь комнаты с грохотом распахнулась, на пороге стояла подруга Тамара.

– О! Приветствую! – оживилась Александра.

– Ну и погодка, – поежилась Тома, снимая намокший плащ. – Какое все-таки у нас короткое лето! Как там у Пушкина? "Карикатура южных зим; мелькнет – и нет…"

– Что, решила вспомнить "боевую молодость", в общагу вернуться?

Тома, студентка пятого курса исторического факультета, раньше жила в одной общажной комнате с Александрой. Но в прошлом году у нее закрутился бешеный роман, вследствие чего в настоящее время философиня жила одна, а Тома вдвоем со своим парнем снимала комнату в квартире с хрущевскими коммунальными проблемами, с тараканами и с хозяйкой. Последняя, раз в месяц исправно получая деньги за комнату, считала своим долгом отслужить оплату неизменными поучениями, придирками и мелкими перебранками. Вообще-то Тома была человеком решительным, веселым, неунывающим и, что называется, не робкого десятка, но все эти замечательные качества пугливо съеживались перед затяжными баталиями с квартирной хозяйкой. "Ох, уж эта мне Ириада Тимофеевна, – вздыхала, бывало, Тома, – настоящий Ирод в женском обличье".

– У нас дома – тараканий геноцид, – торжественно возвестила Тома. – Так что я до вечера буду вкушать общажную романтику и заодно писать диплом. Пусть там моя бабка в одиночку дихлофосом наслаждается.

– Какое доброе у тебя отношение к квартирной хозяйке, – заметила Александра.

– Это у меня к ней ответная любовная страсть. За ее притеснения.

– А что такое?

– Ругается, придирается по пустякам. То я полы неправильно мою (да в нашей с Вадиком комнате чище, чем в ее!). То часто холодильником хлопаю (ему уже сто лет в обед будет, могла бы на те деньги, что мы ей за жилье платим, новый купить, жадина). То на неправильный рынок за продуктами хожу (правильный – это через полгорода с двумя пересадками, там на рубль дешевле). И при этом постоянно заводит разговоры о том, что все вокруг дорожает, пенсия маленькая, сын ей денег мало присылает, и жить ей, бедной, буквально не на что.

– Это она так на повышение оплаты за комнату намекает?

– Верно! Лучше б давно повысила эту плату, чем каждый день меня своими намеками доводить, на психику давить! А я все это должна безропотно выслушивать, скромно потупив взор и кивая головой в знак согласия, – изображая, как именно она потупляет взор, внимая поучениям хозяйки, Тома состроила лицо средневековой мученицы, взбирающейся на эшафот.

– М-да, "темные силы нас злобно гнетут"…

– А сегодня она два часа учила меня, как правильно варить картошку, – Тома нервным шагом прошлась по комнате, словно размышляя, ст?ит ли ей на свой средневековый эшафот подниматься, или, может, все-таки уйти домой.

– Ты что же, – удивилась Александра, – сама не умеешь? За четыре года студенческой жизни не научилась справляться с такими нехитрыми делами?

– Это неважно, – Тома страдальчески усмехнулась, как бы показывая, что она сделала свой выбор в пользу эшафота, – Ираида Тимофеевна всегда и все знает больше и лучше, чем я. Ее общение со мной проходит под девизом "Старший Брат смотрит за тобой!" Кажется, скоро она начнет контролировать не только все мои действия, но и все мои сны.

Дав несколько советов относительно того, как укрощать строптивую старушку, Александра вспомнила, что ей нужно уходить. Она натянула плащ и уличные ботинки (ботинки были тридцать пятого размера, но и сама их обладательница была невелика ростом), и принялась расчесывать перед зеркалом свои светло-русые волосы. Зеркало отразило стройную фигурку, милое лицо, привыкшее окрашиваться застенчивым румянцем, и глубокие серо-голубые глаза, в которых, приглядевшись, некоторые особо впечатлительные граждане испытывали безотчетное желание утонуть безвозвратно.

Тома тоже причесала перед зеркалом волосы, лежавшие у нее на голове роскошной золотистой копной, пристально разглядела свое красивое лицо с намеком на породистость дворянской аристократки, и уселась за стол, обложившись книгами и тетрадями.

Проверив, в порядке ли зонтик (в последнее время ветер взял за правило гнуть и вырывать спицы, в результате чего зонтик каждый раз принимал причудливые формы), Александра направилась в университет.

Вообще-то лекций у нее сейчас не было: пятикурсники весь первый семестр писали диплом, занимаясь в библиотеке или дома. Но у рассеянной философини всегда имелась в запасе хотя бы одна неожиданно всплывшая проблема. А в последние три месяца рассеянность дополнялась еще и пламенеющим чувством любви, которое, как известно, делает невнимательным даже самого ответственного аккуратиста. Она постоянно все теряла – книги, расчески, проездные билеты, ключи. При выходе из дома забывала запереть дверь. В магазинах к радости продавцов оставляла на прилавке либо сдачу, либо купленные продукты. А однажды на концерте группы «Браво» умудрилась потерять… туфли. Вот уж посмеялась над ней Тома! И сколько бы Александра ни объясняла ей, что такая уж атмосфера сложилась на концерте, когда все в общей толпе танцевали зажигательный танец босиком, Тома оставалась неизменна в своей иронии.

Но верхом рассеянности стала потеря зачетной книжки. Все оценки, приобретенные за четыре года исправной учебы, существовали теперь только в официальных бумагах деканата. На руках же у самой философини не было никаких доказательств того, что она вообще где-то училась и сдавала какие-то экзамены.

Зачетку необходимо было восстановить как можно скорее. Поэтому вот уже несколько дней Александра бегала по корпусам университета, разбросанным в разных районах Города, чтобы поймать преподавателей, когда-либо учивших ее, и упросить их продублировать в новой зачетке утерянные оценки и подписи. Сколько времени уже было потрачено для компенсации ее рассеянности и безалаберности! И это вместо того, чтобы безоглядно пуститься в странствия по океану любви (ну и, конечно, еще и работать над дипломом)!

Разбираясь с зачеткой и встречаясь с университетскими преподавателями, учившими ее раньше, Александра вспоминала и как бы заново переживала все то, что она переживала когда-то.

Например, когда она проставляла зачет у преподавателя по истории современной России, то вспомнила, что этот самый преподаватель никогда не имел привычки приходить на лекции трезвым. При этом он неизменно опаздывал и заявлялся в аудиторию ровно через пятнадцать минут после начала занятия (то есть именно тогда, когда студенты уже начинали со смаком планировать, какие злачные места посетят вместо несостоявшейся лекции). Пересекая аудиторию нечеткой поступью, историк радостно выдавал очередной рассказ о том, почему он опоздал на этот раз: то у него любимая теща приехала, то не менее любимая собачка рожала, то обожаемая племянница замуж выходила…

К концу семестра, правда, фантазия преподавателя иссякла, и он, не мудрствуя лукаво, каждый раз стал выдавать одну и ту же историю о том, как переводил бабушку через дорогу. В конце концов, история эта стала неким устойчивым опознавательным знаком, и когда преподаватель в очередной раз пересекал аудиторию нечеткой поступью, студенты просто спрашивали:

– Что, бабушка?

– Она, родимая, – подмигивал им историк. – Целых полчаса через дорогу переводил. Уж так измаялся, так измаялся… Так что лекцию я сегодня читать не буду, а напишите-ка вы лучше сочинение на свободную историческую тему!

Преподаватель по философии мифа вспоминался еще с того невинного жизненного периода, который называется "абитура".

Накануне вступительных экзаменов различные факультеты университета устраивали Дни открытых дверей для абитуриентов. Философский факультет не был исключением в этом плане. Вчерашние школьники и школьницы, только что отпраздновавшие Последние звонки и Выпускные балы, пришли вместе с мамами и папами на встречу в конференц-зал университета. Сам зал пока был закрыт, и взволнованная толпа в белых кофточках и строгих костюмах, при галстуках и портфелях, топталась в коридоре. Кто-то из подростков, пользуясь свободной минуткой, штудировал учебники, готовясь к вступительным экзаменам. Кто-то из родителей возбужденно перешептывался о достоинствах и недостатках обучения на философском факультете. В воздухе ощущалась томительная торжественность.

В какой-то момент в толпу из солидных галстуков и строгих причесок проник субъект весьма странного вида: в длинной окантованной дерюжке а-ля русс, выглядывающих из-под нее холщовых штанах и огромных кроссовках с грязнущими шнурками. Носков на субъекте не было; через плечо были перекинуты солдатская шинель и вороного цвета волосы, стянутые в хвостик. Надо всем этим простонародным великолепием возвышался высокий лоб и черные демонические глаза, прожигающие взглядом насквозь.

– Солдатик пришел поступать, – жалостливо вздохнул чей-то дедушка. – Наверное, прямо из армии.

– Бандерас! Натуральный Бандерас! – сладострастно прошептала девочка-абитуриентка, любуясь черными волосами и проникновенным взглядом субъекта.

– Скорее, Бомжерос, – одернула ее суровая мамаша.

– Здравствуйте, товарищи, – обратился, между тем, субъект к толпе. – Меня зовут Толя Карасицкий. Я – профессор философии и заместитель декана факультета. Следуйте, пожалуйста, за мной, – и он начал возиться с дверью, открывая конференц-зал.

В толпе возникло замешательство. Следовать за столь непонятным субъектом было либо страшно, либо просто неприятно.

– Если у них заместитель декана – ТАКОЙ, то что там за факультет в принципе? – выразила общее мнение суровая мамаша. – Пойдем-ка мы на другой факультет, – и толпа потихоньку начала рассасываться.

В результате, когда субъект разобрался с дверью, рядом остались те, кому следовать за Толей Карасицким было либо важно, либо просто интересно.

Другой преподаватель – по методологии – был немногим старше своих студентов и славился не только увлекательными лекциями, но и умением быстро находить со студентами общий язык. Одевался он всегда в строгие костюмы и пытался держаться солидно, но из этого делового взрослого стиля выбивались веселые глаза и звонкий смех.

Как-то раз воскресным утром Александра стояла в очереди за хлебом у киоска, находившего ближе всех прочих к общаге. Очередь состояла из страждущих студентов, измученных похмельем после разгульного субботнего вечера. Когда до окошка осталось три человека, Александру хлопнули по плечу:

– Два рубля не займешь? Неохота на восьмой этаж подниматься.

Александра обернулась назад и увидела… преподавателя по методологии. На нем был все тот же привычный строгий деловой костюм, но волосы были взъерошены, под глазами залегли синяки, а изо рта за километр разило богатым ассортиментом винной лавки.

– Ох-х-х, – по-драконьи выдохнул алкогольные флюиды преподаватель, моментально узнавая в Александре свою студентку.

– Здравствуйте, Василий Дмитриевич, – ошарашено прохрипела та, морщась от его флюидов и неакадемического антуража.

– Ох-х-х, – повторил преподаватель и выдал испуганным речитативом: – Хороший день, приятная погода, и Вы прекрасны, как всегда!

– Спасибо, зд?рово, чудесно! – не менее испуганно проречитативила Александра.

– А я вот тут, – Василий Дмитриевич на секунду задумался, – книги по философии ходил покупать. Очень уж у вас на площади Северная магазин хороший! И вот после похождений между книжными полками приключилась у меня жажда, – продолжал он заискивающим тоном, – эта, интеллектуальная жажда-то. И решил я тогда эту жажду – интеллектуальную – освежить минеральной водичкой. Вот теперь и стою тут у киоска, в очереди.

Книжный магазин действительно существовал на площади Северная, неподалеку от студенческого городка, так что история имела полное право выглядеть убедительной. Видя зажигающийся огонек доверия в глазах своей студентки, Василий Дмитриевич слегка расслабился. И тут его окликнули:

– Вася! Ну, где же пиво? Душа горит! – судя по призывным жестам, стоявшие на крыльце общаги хипповатые старшекурсники в рваных джинсах и с нечесаными волосами обращались к собеседнику Александры.

Преподавателю не оставалось ничего другого, как ретироваться, смущенно бормоча что-то себе под нос…

С преподавателем по политологии было связано воспоминание, имеющее отношение к его профсоюзной деятельности. Дело в том, что на первом курсе Александре и Томе по счастливой случайности удалось прожить довольно длительное время вдвоем в большой комфортной комнате общежития. Сама по себе такая ситуация для первокурсников была совершеннейшим нонсенсом. Это представители старших курсов могли спокойно жить по одному в маленькой комнате, либо вдвоем в большой. Но, перефразируя известную крылатую фразу, можно сказать: что позволено дедам, то не позволено юнцам. Поэтому через некоторое время, когда подруги уже привыкли жить спокойненько на свободных метрах, не зная бытовых неудобств и скандалов неужившихся под одной крышей многочисленных соседок, общажный комендант спохватился и выселил их не только из комнаты, но и из общежития вообще.

Не зная, куда податься, не имея ни денег для съема квартиры, ни добрых родственников в Городе, подруги вначале впали в отчаяние. Однако вскоре им встретился тот самый преподаватель по политологии, по совместительству – профорг философского факультета. Благодаря его стараниям, подруг поселили уже в маленькой общажной комнатенке, но прожили они там благополучно и дружно.

Много было и других случаев, связанных с учебой в университете и жизнью в общежитии – забавных и печальных, лиричных и тревожных. В целом же университет был тем местом, где тебя ждали, где тебе были рады.

Интересуешься каким-то научным вопросом? Похвально, надо бы тебе вот эту книжку прочесть и вот с этим преподавателем пообщаться. Затрудняешься в новой теме разобраться? Не страшно, объясним прямо сейчас, а хочешь – приходи на консультацию в такое-то время. Болеешь, не можешь с постели встать? Не переживай, мы тебе и лекарств купим, и пропущенные лекции перепишем…

И еще университет всегда был местом, где встречались умные, интеллигентные, эрудированные люди. То, что они именно такие – никто из них не сомневался…

Итак, учеба в университете и жизнь в общежитии представляли весьма обширную сферу для воспоминаний. Ну, а на сегодня у Александры были запланированы встречи с двумя преподавателями. В полпятого дня – с преподавателем по теории вероятности, в пять – по истории средневековой философии и мистики. А потом – потом ее ожидает гораздо более приятная встреча. Точнее, свидание.

Они познакомились в июне этого года на студенческой вечеринке. Он был умный, добрый, надежный, интеллигентный и красивый. То есть это не была красота в общепринятом понимании этого слова. Но каждый раз при взгляде на него у Александры перехватывало дыхание, сердце начинало отчаянно биться о грудную клетку, словно просясь выйти оттуда, а по позвоночнику взбудоражено проезжали шестеренки.

Он закончил вуз в прошлом году и сейчас работал в области компьютерных технологий – создавал концепции игр и разных программ. И еще у него было чудесное, просто сказочное имя – Анджей. Необычность объяснялась наличием польских кровей в родословной. Правда, в правильной модификации его имя произносили редко; большинство знакомых называли его более привычным именем Андрей…

На улице бушевала непогода. Однако Александра, находясь в лирическом настроении, не замечала ни того, что зонтик на ветру выгнулся невообразимым образом, ни того, что дождь цедит ледяные капли ей прямо за шиворот. Подходя к университету, она отметила лишь, что главный корпус выглядит весьма завораживающе – обрамленный скверами с начавшей желтеть листвой, умытый ливневыми водами…

2 глава

Преподаватель по теории вероятности, с которым ей предстояла встреча на этот раз, вызывал у нее воспоминания не самые приятные (или, как говаривала Тома в подобных случаях, – не самые эротичные). Помнится, зачет по этому предмету студенты ее группы сдавали три дня подряд. Срок долгий, особенно если учесть, что группа у них маленькая, а учебный предмет к числу основных не принадлежал. При этом профессор во время сдачи зачета всячески подзуживал мерзким голосом над путающимися, высмеивал скрипучим ехидным смехом «плавающих» и по-инквизиторски придирался к каждому слову. А поскольку в этой сложной для гуманитариев дисциплине все без исключения путались, как Тесей в лабиринте без нити Ариадны, и «плавали», как новичок в пучине морской без инструктора по плаванию, то всем, соответственно, и досталось.

Но хуже всех пришлось Галке Соловьевой, которая вынуждена была рассказывать тему своего зачетного билета… шесть часов подряд. Все это время преподаватель измывался над скудностью ее знаний, над ее манерой говорить (Галка слегка заикалась) и замысловатым одеянием (специфика философского факультета: чем экзотичнее твой внешний вид, тем, стало быть, богаче твой внутренний мир). Галка не хотела уходить без зачета: остальные дисциплины у нее уже были сданы, а в сумочке лежал билет на завтрашний поезд к солнечному морю. После сдачи зачета она планировала забежать в деканат, чтобы закрыть сессию, потом зайти в магазин купить до сих пор не приобретенный купальник, а потом со спокойной душой заниматься сборами в дорогу. Наивная девочка! Повоевав с неутомимым преподавателем и оставшись без зачета, она вынуждена была сдать билет на вокзале, а потом еще две недели ходила к профессору на кафедру. Кафедральные сотрудники уже узнавали ее и в очередной раз встречали понимающими улыбками и соболезнующими взглядами.

Когда Галку уже начали принимать на кафедре как «свою» и приглашать к совместным чаепитиям, ей объяснили по секрету, что Фрол Фролыч (так звали преподавателя) не к ней одной проявляет столь пристальное внимание. У него вообще имеется привычка из каждой группы выделять одного студента, который хуже остальных знает его предмет, а потом долго и нудно издеваться над ним (теперь уже – вне зависимости от того, какие знания он демонстрирует). То, что достается другим студентам – сарказм, насмешки и обвинения в интеллектуальной неполноценности, высказанные в весьма неприятной манере, – это все цветочки. Ягодки достаются горемыке, которого Фрол Фролыч выделил среди прочих… Не помогали никакие мольбы, намеки на взятку и апелляции к авторитетам (типа "а мой папа – заместитель декана, прокурор, глава местной мафии, чемпион Европы по боксу и т. д."). Оставалось только мучаться, ходить на бесконечные пересдачи зачета и ждать, когда преподаватель перенесет свое внимание на другую жертву.

Спустя три недели Галка зачет все-таки сдала – ценой невероятных эмоциональных усилий. Но к морю так и не поехала – настроение было не то. Да и с билетами в южном направлении в середине лета, как известно, напряженка. Свой поезд Галка, как говорится, упустила…

Вспомнив "дела давно минувших дней", Александра облегченно улыбнулась: как приятно, что все это – позади, и сейчас ей предстоит только восстановить зачет и роспись! Повторной процедуры сдачи зачета у этого научного агрессора она бы не выдержала. Особенно сейчас, когда ее занимали эмоции гораздо более приятные.

Немного поплутав в коридорах корпуса, она разыскала нужную аудиторию и робко постучала в дверь. Ответа не последовало. Может, там идет лекция? Странно, ведь в университетском бюро расписаний ее уверяли, что в это время профессор принимает студентов, задолжавших ему сдачу зачета с прошлого учебного года. Обычно такая процедура проходит в менее официальной обстановке, нежели первая сдача зачета. Поэтому можно спокойно подойти к преподавателю, объяснив ему, что тебе нужно лишь восстановить его роспись.

Александра снова поскреблась в дверь и снова не получила ответа. Интересно, что там делается, в этой аудитории? Как бы узнать? Может, заглянуть в дверную скважину? Как-то не совсем это отвечает ее представлениям об интеллигентности и порядочности. Но не стоять же в коридоре до конца занятия, то есть еще полтора часа! К тому же, она может опоздать на встречу ко второму преподавателю. Не говоря уж о последней на сегодня, наиболее приятной встрече…

Немного потоптавшись у двери, обуздывая свою интеллигентность, Александра все-таки согнулась пополам и заглянула в скважину.

В аудитории царил полумрак. Только приглядевшись внимательней, она усмотрела Фрол Фролыча, сидящего за столом в аккурат напротив двери в полном одиночестве. Поза у него, как всегда, была расхлябанно-вальяжная: вытянутые далеко из-под парты скрещенные ноги, одна рука выстукивает неприятную громкую дробь по крышке стола, другая стянута лодочкой под подбородком, голова свисает с этой лодочки в направлении пола. "Странно, если он один, то почему не откликается?" – подумала Александра и постучала громче, чем в первый раз. Из-за двери раздался непонятный всхрапывающий звук. Расшифровав его как приглашение войти, философиня толкнула дверь.

Фрол Фролыч в сторону вошедшей не посмотрел и позы не изменил.

Напротив, лицом к нему, за партами сидело несколько человек – очевидно, тех самых студентов-должников. Всмотревшись, Александра заметила, что все были напряжены, лица у всех были словно каменные, а один из парней самым наглым образом сидел на столе, демонстративно раскачивая ногой. Его плотный торс облегала майка отнюдь не академических расцветки и фасона, на голове была черная кепка. Лицо у него раскраснелось, в глазах полыхали грозовые зарницы. Чувствовалось, что парень взбешен до невозможности.

Кроме того, в аудитории было как-то промозгло: там была приоткрыта дверь на балкон, откуда доносился рев ветра и звуки ливня. Ветер залетал и в аудиторию. Он свободно гулял между партами, взлохмачивал волосы присутствующих, трепал исписанные формулами листочки на столах, но никто под влиянием напряженной ситуации этого не замечал.

В аудитории явно витал дух скандала.

Впрочем, ее-то это не касается, она свою долю зачетных переживаний уже испытала пару лет назад. Откашлявшись достаточное число раз, чтобы понять, что ее попросту не замечают, нерешительная Александра, наконец, открыла рот, чтобы поведать преподавателю о причине своего прихода. Но в этот момент парень в кепке, очевидно, продолжая разговор, обратился к преподавателю развязным голосом:

– Ну, так мы ждем.

"Вот так интонации и выражения в разговоре с профессором университета! – поразилась Александра. – Да еще эта кепка на голове, не снятая в помещении…"

– Чего вы ждете? – осведомился Фрол Фролыч.

Профессор был одет, как всегда, небрежно: пиджак в подозрительных складках, ботинки со свежими следами уличной грязи и рубашка холостяка – сальный воротничок, болтающаяся на последнем издыхании пуговица и кофейное пятно. Вдобавок к этому – измазанные чернилами пальцы рук, явственно немытая шея и седые волосы, взлохмаченные самым классическим профессорским образом.

– Вы сами знаете – чего, – нотки в голосе парня отчетливо ужесточились.

– Мы ждем Вашего ответа, – хамовато подхватила сидящая рядом с ним за партой черноволосая габаритная девушка.

– Как соловей – лета? – глумливым тоном переспросил преподаватель.

Лицо у Александры вытянулось. Нет, вообще-то она помнила, что Фрол Фролыч не отличался особой изысканностью в своих выражениях. Галку он, например, назвал "козой драной"… Но распуститься до такой степени, чтобы позволить ученикам разговаривать с тобой в подобном тоне и самому поддаваться на их провокации – это, знаете ли, уже слишком. Словно услышав ее мысли, парень в кепке выкрикнул:

– Фрол Фролыч, Вам не кажется, что это – уже слишком?

– С каким именно лишком?

Ему не ответили.

– Если бы Вы учили теорию вероятности как следует, – продолжал он неприятным издевающимся голосом, – то знали бы, что имеет значение каждая доля, какой бы малой она ни была.

– Мы учили теорию вероятности! – хором проскандировали парень и черноволосая.

– Да что же это такое! – воскликнула вслед за ними девушка с соседней парты. Сама она была симпатичная, но какая-то кукольная и худенькая, и голос у нее был тонкий. Посмотрев на нее, Александра с удивлением заметила, что над ее пышно взбитыми волосами возвышается фиолетовая челка. – Так невозможно сдавать зачеты!

– Как именно? – поинтересовался преподаватель, скабрезно улыбаясь.

– Мы ходим к Вам уже третью неделю…

– … и это не считая мытарств в июне… – вставил парень в кепке.

– … а когда начинаем сдавать зачет, Вы над нами смеетесь.

– Да, – ответствовал Фрол Фролыч, – это очень смешно, когда люди, претендующие на университетский диплом, до такой степени не разбираются в элементарных вещах, – в подтверждение своих слов он засмеялся скрипучим смехом несмазанной двери.

С последней парты поднялся плотненький парень в сером костюме:

– Фрол Фролыч, а как Вы объясните то, что, когда я рассказываю Вам все правильно, отвечаю на Ваши вопросы исчерпывающе и, следовательно, могу рассчитывать на зачет, Вы просто-напросто делаете вид, что засыпаете? – голос парня был одновременно деловит и ироничен. Таким голосом обычно журналисты задают вопросы знаменитостям, к которым сами они относятся скептично и неприязненно.

– А мне Вы вообще сказали, что с моими мозгами в университете делать нечего! – истерично выкрикнула девушка с фиолетовой челкой.

Фрол Фролыч наградил ее ехиднейшей улыбкой. С места поднялся высокий худощавый парень в черной водолазке:

– Нам давно уже пора идти по своим делам!

– Разве могут быть дела важнее, чем сдача зачета? – даже как будто дружеским тоном поинтересовался преподаватель.

Кажется, он нисколько не переживал из-за сложившейся скандальной ситуации, а, напротив, наслаждался ею. Маленькие барсучьи глазки ехидно выглядывали из-под лохматых бровей, пальцы, черные от чернил, потирали подбородок.

– Он явно над нами издевается! – проинформировал собравшихся парень в кепке.

– И еще как! – подхватила черноволосая, в нервном возбуждении перебирая локтями по парте.

– О-о! – закатил глаза Фрол Фролыч. – Как еще я могу издеваться – этого вы пока не знаете!

Александра ущипнула себя за локоть. Не снится ли ей это? Что-то ни одного случая не припомнится, чтобы в наше время, в солидном университете, где умные интеллигентные преподаватели учат не менее интеллигентных студентов, хоть с одним из преподавателей – вот так…

В момент щипка зачетка, которую она держала в боевой готовности для передачи профессору, шлепнулась на пол. Тихонько подняв ее, Александра, стараясь не привлекать к себе внимания, на цыпочках подкралась к одной из ближайших парт и притаилась там, судорожно скрестив ноги и выставив перед собой сумочку, словно та могла оградить ее от неприятного скандала.

– Ага, ситуация усложняется, – проследив за ее манипуляциями, сказал кепчатый и лихо сдвинул свою кепку на лоб. Глаза агрессивно заблестели из-под козырька. – А если ситуация усложняется, не надо пускать ее на самотек. Проведем референдум!

Он вывалился из-за парты и встал посреди аудитории, повернувшись лицом к студентам и самым невежливым образом выставив перед профессорскими очами свою спину. Теперь казалось, что студенты вместе со своими партами, как толпящиеся демонстранты, наступают на сидящего напротив них преподавателя, а кепчатый бегает между ними, подбадривая демонстрантов и заставляя их сдвигать ряды.

– Что скажет нам народ? – он подошел к одной из парт и с нарочитым уважением обратился к сидевшему там худощавому студенту в черной водолазке: – Скажите, пожалуйста, Вам нужен зачет по теории вероятности?

– Нужен, – удивленно произнес тот.

– А Вам? – обратился он к молчавшему до сих пор красивому (на грани смазливости) парню явно корейской национальности.

("Ох, чует мое сердце, ничем хорошим этот референдум не закончится, – подумала Александра, – может, вообще надо встать и уйти?")

– Да, конечно, мне нужен зачет, – торжественно, словно давая какую-то клятву, ответил парень.

– А Вам? – спросили у студента в сером костюме.

– Безусловно.

– Та-ак, – глубокомысленно произнес кепчатый и упер руки в боки, – а что скажут нам дамы?

– Да ладно вам, – смущенно откликнулась девушка с фиолетовой челкой.

– Ничего не ладно, – возмутилась черноволосая, – очень даже нужен нам зачет! Тут уж и говорить нечего!

Она даже из-за парты выскочила и пристроилась рядом с кепчатым – то есть как бы во главы колонны демонстрантов. При всех своих габаритах и высоком росте в придачу, девушка оказалась стремительной и подвижной. Вид у нее был бравый и отчаянный, только что боевого знамени в руках не хватало.

– Итак, – кепчатый взмахнул руками, словно дерижер – палочкой, – проведенный референдум показал, что народ единогласно выступает за выставление зачета, – он требовательно уставился на профессора.

– Я уже все сказал, – ответил тот, пожав плечами. – Учите, сахарные мои, а когда будете знать предмет достаточно – тогда и поговорим.

– Достаточно для чего? – взвился кепчатый. – Мы же не собираемся защищать диссертации по теории вероятности!

– Достаточно для того, чтобы поставить зачет студенту у-ни-вер-си-те-та! – последнее слово он произнес по слогам и с особым акцентом, как бы отделяя студентов университета от прочего населения, недостойного священных знаний по теории вероятности.

– Мне кажется, что тех знаний, которые мы Вам… – начал парень в сером костюме.

– Это – не знания, – профессор посмотрел на него заинтересованным взглядом ребенка, рассматривающего новую игрушку, – это – … собачье, вот это что! С такими знаниями не в университете учиться надо, а сортиры убирать!