Текст книги "Университетский детектив"

Автор книги: Оксана Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Ситуация явно отдавала неполиткорректностью. Ее поспешили «разрулить», представив дело в юмористическом ракурсе.

– …и, в конце концов, смеяться полезно, – подвела итог путаной речи именинница. – Главное – то, что смеяться надо весело, без камушка за пазухой. Ну, как мы, то есть…

За столом вежливо рассмеялись.

– Как говорил Захаровский Мюнхгаузен, – пробормотала Александра, – веселый смех продлевает жизнь, а ехидный укорачивает.

– Детка моя, – прищурился Алексис, – у другого хорошего человека – культового писателя от наркомании Ирвина Уэлша – иная точка зрения: смех – нечто большее, нежели просто реакция на юмор; он нужен, чтобы разрядить обстановку и продемонстрировать сплоченность перед лицом старухи с косой.

Посчитав проблему улаженной, студенты вернулись к своим разговорам и делам. Кто-то включил кассету со Стингом, и несколько пар принялось оттаптывать друг другу ноги в романтичном танце.

– Давайте, сударыня, я Вам лучше водочки налью, – нежно обвивая пальцами бутылку, обратился Алексис к Александре.

– Ах, что Вы, право, – ответила она ему в тон. – Я водочку употреблять не имею обыкновения. Только вино, в крайнем случае – пиво.

– Ее от водочки, знаете ли, развозит, – подхватил слышавший их разговор Майк. – Она от водочки, понимаете ли, не такая умная, как обычно, становится.

– Что ты несешь! – воскликнула оскорбленная за подругу Тома.

– Действительно, – поддержал ее Вадик. – Не приставайте к девушке!

– Не то, что мы, настоящие студенты, – продолжал Майк, – хряпнем, бывало, по бутылочке на братца, и идем себе дальше спокойненько по своим делам, как ни в чем ни бывало.

– Неправда! – крикнула уязвленная в своей студенческой неполноценности Александра. – Не развозит меня, знаете ли, от водочки… Тьфу, то есть, ничего мне от водки не бывает. Она мне просто по вкусу не нравится!

– "Если баба трезва, если баба скушна,

Да, может, ей нелегко, тяжело да невесело с нами?" – с оглядкой на Башлачева поинтересовался Алексис.

– Давай, ты мне водки больше предлагать не будешь, а лучше я тебе во-он той курицы предложу. Ты что больше любишь, – спросила Александра, старательно терзая несчастную птицу ножом, – крылышки или грудку?

– Ножки, радость моя, ножки, – ответил Алексис, косясь затуманенным взглядом на ее юбку. – "Но только ножки Терпсихоры прелестней чем-то для меня"…

– С чего это ты вдруг перешел на классиков? Цитирование рока тебе больше подходит…

Когда она в смущении отвернулась, Алексис незаметно вылил в ее бокал водку.

Валерий, между тем, забыл про девушку, за которой ухаживал в начале пьянки. Он уже успел перетанцевать с несколькими из гостий, и сейчас ему требовалось интеллектуальное общение. Поскольку ближе всех к нему в этот момент оказался Вадик, Валерий решил общаться с ним. Рассказывая что-то увлекательное, он обхватил Вадика руками за талию и положил голову ему на плечо. Вадик морщился и как бы невзначай пытался спихнуть с себя непрошенного собеседника. Однако Ли, похоже, под влиянием выпитого дошел уже до такой стадии невменяемости, когда "все братья – сестры" (да простят еще не вымершие патриархи отечественного рока сей невинный плагиат).

– Мы с тобой – одной крови, ты и я (кажется, в пьяном состоянии Ли тоже выражал мысли чужими словами).

На этом основании он счел необходимым рассказать Вадику какую-то историю. История была длинной, скучной и непонятной. Валерий все время путался в каких-то названиях и экзотичных именах и первый начинал смеяться над шутками сомнительного качества.

Когда Тома решила прийти на выручку своему возлюбленному, пригласив его на танец, Ли переключил свое внимание на именинницу.

– Слушай, Дженис, – обратился он к ней, попутно выливая содержимое своего бокала ей на платье, – а как тебя на самом деле зовут?

– О-о, моим родителям пришло в голову дать мне весьма прозаичное имя – Женя.

– А откуда взялась Дженис?

– Не знаю… – тут она заметила урон, нанесенный своему платью, и побежала на кухню, чтобы найти какие-нибудь средства спасения.

– Представь, – влез в разговор Алексис, – какая это была бы пошлость, если бы ее звали по-собачьи – Женькой! – последнее слово он буквально пролаял (очевидно, для большей убедительности).

– Но ведь каждое имя имеет ценность, – заявил Валерий. – Имеет какой-то смысл.

– А, кстати, Вы же с филологического? – спросил вдруг у него Алексис.

– Конечно, – с достоинством ответил Валерий.

– О-о, а я многих ваших знаю!

– И кого же? – спросил Ли, в пьяном состоянии не подозревая подвоха.

– Например, как там поживает Папин Сибиряк?

– Кто? – от удивления Валерины глаза чуть не уперлись в линзы очков.

– Или твой коллега, который про детские годы Багрового внука написал…

– Ты еще про Щедрина Салтычихи спроси, – подхватила Тома с середины танцевального круга.

– Или про Корсакова из Рима, – не удержалась Александра, но тут же покраснела от неловкости за свою насмешку.

Ли обиженно поджал губы.

– Ребята, а давайте споем что-нибудь! – перебил их гость-историк. – Что-нибудь наше, университетское.

– "Вам хочется песней? – оживился Валерий. – Их есть у меня"!

– О, нет, только не это, – содрогнулась Тома.

Пока кампания нестройным хором выводила «Гаудеамус», "Пачку сигарет" и "Я милого узнаю по походке", Лиза скакала между поклонниками. Ей нравились они все, и она не знала, на ком остановиться. Алексис же в это время сравнительно анализировал наркотическое состояние с состоянием алкогольного опьянения. Он тоже хотел принять участие не только в распивании водки, но и в распевании песен. Но когда студенты затянули "Под небом голубым есть город золотой", Алексис начал громко изгаляться над интеллектуальным уровнем людей, которые из всего "великого и могучего" Гребенщикова выбрали самую простую, наиболее доступную для понимания средних умов, песню. Поющие его не слушали, поэтому Алексису пришлось довольствоваться сидящей рядом первокурсницей с филологического факультета. Что, в принципе, тоже было неплохо: девочка была симпатичная и слушала его, благоговейно раскрыв рот.

Так и пировали они: радовались жизни по Градскому ("шампанское под картошку") и красовались друг перед другом по Грибоедову ("смесь французского с нижегородским"). В одном углу с умными лицами говорили о поэзии французского Рембо, в другом – о драках голливудского Рембо; кто-то философствовал о судьбе русского рока, кто-то – о судьбе и роке с точки зрения гадалок.

– Гобино был не прав, – говорил политолог, – нельзя оценивать человека, исходя из объема его головы.

– Конечно, не прав, – отвечал физик, – голову нужно измерять ни сантиметрами и миллиметрами, а квартами и пинтами, – и щедрой рукой подливал спиртного.

В три часа ночи Тома с Вадиком засобирались домой, ссылаясь на позднее время.

– Со мной все в порядке, – заверила их Александра, – я вполне смогу сама добраться до дому, – понизив тон, она прошептала Томе на ухо: – Мне пока не хватает материала для полноты картины. Надо еще понаблюдать за подозреваемыми. Их целых трое, у меня просто глаза разбегаются! И потом, я еще не начала задавать свои контрольные вопросы.

– Ну, что ж, удачи тебе. И смотри, не переборщи со спиртным, – напутствовала Тома.

– Уж мне этого могла бы и не говорить!

Попрощавшись с кампанией и еще раз пожелав всех благ имениннице, Тома с Вадиком ушли. За ними следом потянулись остальные. Через полчаса в комнате остались только Майк, Алексис, Валерий, Александра и, разумеется, именинница. Лиза разобралась со своими поклонниками и, выбрав одного из них, уединилась с ним на балконе.

Между тем, трезвый наблюдатель без труда зарегистрировал бы все признаки первой стадии опьянения: Александра, тщательно подбирая слова, долго произносила фразу, неожиданно резко двигалась и не доносила ложку до рта. У ее ног постепенно скапливались кучки из упавшей закуски, а в голове крутилось: "Ох, как там обычно говорят трезвые люди? Не торопись, спокойно, никто не должен догадаться, что ты пьяная. Главное – делать все так, как это делают трезвые". Алексис, пользуясь снижением у нее бдительности, время от времени подливал водку в ее стакан с вином. От такого коктейля Александра совсем потеряла контроль над ситуацией. В голове нестройным хором пели канарейки и какие-то неведомые птицы.

Когда канарейки распоясались до такой степени, что Александра перестала слышать, о чем именно разговаривают за столом, с балкона вернулись Лиза со своим ухажером. Глаза у обоих блестели, как у мартовских котов. Они по очереди говорили комплименты, ненароком прикасались друг к другу и краснели. Казалось, еще чуть-чуть – и вверх полетят искры.

– А я и не думал, что такие красивые девушки еще и в литературе разбираются, – восторженно восклицал ухажер, галантно подавая ей плащ.

– Я вообще – человек разносторонний, – пела Лиза.

– А какие книги Вы прочитали за последнее время, мадам? – невежливо ворвался в их приватную беседу Алексис.

Лиза захлопала ресницами.

– Ну, в последнее время… ну… Ах, в последнее время у меня было очень много работы с переводами. Жутко тяжелая работа, вы себе просто не представляете! Так что я, в основном, не книги, а периодику читаю.

– Дамские журнальчики, должно быть? – невинным голосом поинтересовался Алексис.

Но Лиза, заподозрив подвох с его стороны, не пожелала просто так уступать и сказала с вызовом:

– Нет, представьте себе! Я читаю не дамские журнальчики, а серьезные газеты! И самая моя любимая газета – "Правда"! – и, удовлетворенно наблюдая за тем, какую реакцию произвело ее заявление на ухажера, она добавила: – Я сама – как газета «Правда»: такая же правдивая и искренняя.

После такой рекламы ей только и оставалось, что упасть в объятья окончательно очарованного кавалера. Глядя ей в спину, Алексис пробормотал:

– Большей проститутки, чем газета «Правда», я не знаю!

Ему повезло, что ни Лиза, ни ее ухажер не услышали его высказывания. Услышали только Александра и Дженис, но первая со своими канарейками не способна была на данный момент оценить степень его наглости, а вторая вообще обладала такими качествами, как добродушие и всепрощение.

Подхватив под ручку своего ухажера, Лиза ушла вместе с ним в неизвестном направлении. Александра решила не идти за ней, а остаться наблюдать за Алексисом и Валерием. Во-первых, их было двое, а Лиза – одна, что в два раза увеличивало шанс узнать что-либо интересное. Во-вторых, даже если бы она пошла вместе с Лизой, по дороге до остановки автобуса вряд ли успело бы произойти что-нибудь интересное, а вот во время пьянки – запросто. И потом, даже в пьяном состоянии она понимала, что в кампании Лизы с ухажером ее присутствие будет совершенно неуместным.

Куда и когда испарился Валерий, она не заметила. Зато заметила, что Алексис узурпировал ее внимание, и разговаривают они преимущественно вдвоем. Именинница с Майком сидели на другом краю стола и вели обстоятельную беседу о роли мата в эмоциональном восприятии окружающего мира.

Наконец, Майк вспомнил, что завтра ему предстоит важная встреча, и засобирался домой. Услышав кодовое слово «домой», Александра решила, что на сегодня хватит следственных экспериментов. Алексис встал из-за стола вместе с ней, именинница вызвалась проводить всех "до ближайшего киоска".

На лестнице они опять что-то выпили, но этот эпизод не закрепился в сознании окончательно захмелевшей Александры. Она о чем-то рассуждала путающимся языком и еле передвигала ноги, не замечая, что спускаться ей помогает Алексис, практически неся ее на себе. Когда кампания вывалилась на улицу, на свежем воздухе алкогольные пары стали понемногу испаряться. Сознание вернулось к ней в момент произношения фразы:

– …давно уже пора ввести эту… как ее… приватизацию приватизаторов. Ой, нет, эксплуатацию эксплуататоров… Тьфу… экспликацию экспликаторов… Да что же это! – окончательно сбитая с толку, она замолчала, тупо уставившись на луну. С чего это ее вдруг с эксплуататорами понесло?

– Точно, – подхватил Алексис, – эксгибицию эксгибиторов!

– Да-да, – поддержала именинница, – экстраполяцию экстраполяторов!

Все посмотрели на стоящего рядом Майка, который до сих пор себя никак не проявил. Майк поднапрягся и выдал:

– Экспедицию экспедиторов!

– Фи, – дружно поморщились философы.

Майк кинулся компенсировать свое упущение, придумывая неологизмы. Дженис и Алексис поддерживали его. С их стороны долго еще доносилось:

– Экспозиция экспозиторов… Экстрадиция экстрадиторов…

Пока эти трое изощрялись в словоблудстве, Александра пыталась вспомнить, что же она упустила. Кажется, были какие-то контрольные вопросы и экспериментальные ситуации…

– "И он встал у реки, чтобы напиться молчанья", – пробормотала она себе под нос, пытаясь что-то узреть на дне мутной лужи. Лужа дыбилась складками и исходила бурунами от ветра.

– "В пальцах его снег превращался в сталь", – ответили ей.

Сфокусировав взгляд, она увидела перед собой Алексиса. Конечно, кто же еще мог позволить безнаказанно цитировать классиков русского рока в присутствии живого Знатока контркультуры?

– Мы тут стоим, думаем понемногу, – призывая лужу в свидетели, сказала она.

Алексис странным взглядом посмотрел на нее.

– Послушай, можно тебя спросить…

– О-о, я тоже много чего у кого-нибудь спросила бы! – удрученно махнув рукой, она заехала собеседнику в переносицу.

Пока тот морщился и потирал нос, Александра присела на корточки возле лужи и задумалась.

– Ну, что ты, вставай, – он потянул ее за рукав.

– Вот ты мне скажи, – спросила Александра в пространство, – кто играет?

– Что?

– Я говорю: играет кто?

– Эксгуматоры эксгуматоров, – донеслось со стороны продолжающих веселиться Майка и Дженис.

– Хм, – кажется, Алексису, как философу, постановка вопроса пришлась по вкусу. Он уселся на корточки по другую сторону лужи и решительно вытащил из-за уха сигарету. – Если в целом – то homo. Как говорили классики – homo lydens.

– Дурак…

– Почему?

– Вопрос не об этом.

– Я понимаю так… – опять начал Алексис.

Но Александра, казалось, никого не слышала. Мысли беспорядочным вихрем проносились у нее в голове. Напряженно следя за внутренним хаосом, она перестала контролировать внешний мир и икнула самым неэстетичным образом. Поняв, что получилось что-то не то, решила исправить ситуацию и продолжила:

– Как у Белого Рыцаря: песня есть "Сидящий на стене", называется она "С горем пополам", имя песни – "Древний старичок", а называется это имя "Пуговки для сюртуков".

Любой другой собеседник растерялся бы, услышав эти полубредовые перечисления. Но только не Алексис. Многозначительно затянувшись сигаретой, он вновь сделал попытку выйти на первый план в разговоре:

– Как мне кажется, ты хочешь сказать не об имени явления, и даже не об имени имени, а о самом явлении. Понимаешь, здесь мы переходим на уровень метаязыка, который…

Однако завершить лекцию ему вновь не дали.

– Вот если университет – это орг?н, то кто на нем играет? – перебила его Александра, требовательно обращаясь к луже. – Ведь не ректор же? Это было бы как-то п?шло… И не министр образования. Тогда – кто? Безликие формальные структуры? Или некий дух, который… ик… ой… Или деятельность людей, включенных в обр… обры… зывательные прцессы… это… как его… – перед глазами вдруг в бешеном темпе завихрились разноцветные кружочки и черточки. Она попыталась зафиксировать их в одной точке, но они разлетались в разных направлениях. Тогда она попробовала разогнать их руками, но вновь потерпела поражение.

– Почему – орг?н?

Алексис просто диву дивился: впервые в его жизни встретилась девушка, не дрожащая от благоговения перед глубиной его мысли, эрудицией и крутостью интеллектуальных пассажей. Напротив, она еще и перебивала его собственными рассуждениями!

Александра проигнорировала его вопрос, так как в этот момент в ее памяти всплыл эпизод из "Трех мушкетеров", в котором Ришелье и Д" Артаньян играют партию в шахматы: "Это – фигуры, они ходят по-разному. Это – король, самая слабая фигура. Это – королева, она ходит как угодно". – "Кому угодно?" – "Тому, кто играет".

Кому угодно было сыграть партию с убийством профессора? С ужасом наблюдая за возникшей перед внутренним взором картиной, она не заметила, как ей споили еще какое-то спиртное.

– Значит, все-таки королева? – услышала она вдруг откуда-то из внешнего мира.

Стряхнув на мгновение свою сумрачную задумчивость, Александра поняла, что разговаривает сама с собой. Алексис сидел напротив и разглядывал ее с самым заинтересованным видом. "Неужели он слышал мои детективные размышления?"

– Кажется, мы о чем-то говорили? – спросила она смущенно.

– А ты красивая, – невпопад ответил Алексис.

– Ах, что до этого, – махнула рукой Александра, вновь погружаясь в бурю разноцветных фейерверков. – Он тоже так говорит. И – где..? – в этот момент разгуливающее по ее организму спиртное сделало неожиданный крюк и с новой силой ударило в голову. – А вот однажды… – она вдруг вспомнила какой-то ужасно смешной случай и принялась, захлебываясь, его рассказывать. Грусть-тоска испарились, и Александра с пьяной непоследовательностью перешла к безудержному веселью, бегая возле лужи и разудало размахивая руками.

Алексис окончательно уверился, что его роль в данном действии – фоновая, и блеснуть интеллектуальным изяществом не удастся.

– Давайте-ка, мисс, я Вас до дому экспортирую, – перешагнув через лужу, он подхватил ее за талию.

– Не экспор… экспер… тирую… а импор… тирую! – откликнулась бравая Александра. Быстрый бег лишил ее последних сил, осталась одна пьяненькая веселость. Мир вокруг скакал и вертелся в каком-то явно нецивилизованном танце. – В крайнем случае, интер… это… вьюи… ирую! – слова никак не хотели повиноваться.

– Ага, точно. Экспортеры экспортаторов и интервьюеры интервьюаторов, – Алексис направлял ее уверенными движениями (кажется, ему не впервой было доставлять до дому захмелевших дамочек).

– Кстати, а куда мы идем?

– Прямо…

– Вы знаете, – заглядывая ему в глаза, откровенно призналась Александра, – я – ужасно честная девушка!

– Ух ты! Вау! Я в экстазе!

– А вот Вас можно заподозрить в…

– Неправда, – перебил он.

– Но я же еще не сказала – в чем, – засмеялась Александра и наткнулась на забор, непонятным образом оказавшийся у нее на пути.

– Все равно неправда, – усмехнулся Алексис, поднимая ее.

– Кажется, я… – что именно ей кажется, осталось загадкой, так как в этот момент мир искривился под невероятным градусом и начал оседать в бездонную воронку. Александра сделала слабую попытку схватить ускользающее от нее сознание, но…

9 глава

«О, нет! Нет! Нет!! Не-е-е-т!!! Только не это! Только не со мной!!! О-о-о-о!!!» – кричало все ее естество. Нет, нет, вот сейчас она закроет глаза, а когда снова их откроет, вокруг будет все по-другому – ЕЕ потолок, ЕЕ комната, ЕЕ постель, черт возьми!!!

Ан нет, такой трюк не проходит. Реальность явно не желала играть по ее правилам. Какой ужас…

Хуже просто не бывает…

Катастрофа…

И вправду неприятно для такой скромной, благовоспитанной девушки просыпаться утром в одной постели с незнакомцем. Как это она сюда попала? Они выпивали… Ну и что? Уж кто-кто, а она-то свою норму знает… К тому же, и в самом распьянющем состоянии она никогда бы не то, что позволить себе, но даже и подумать не могла бы о том, чтобы… В этот момент спящий рядом перевернулся на спину, и внутренние вопли перешли в отчаянный стон: она поняла, кто это.

Ну почему, почему именно я?

И именно сейчас?

И уж если это случилось – то именно с ним?

Голова болела так, что даже глотать было больно, веки двумя тяжелыми кирпичами нависали над глазами, а во рту был такой привкус, словно накануне она накачивалась ацетоном и закусывала ржавыми гвоздями. Вдобавок еще желудок не знал, в какой точке организма ему, бедненькому, приютиться, и скакал с одного места на другое. Но физические проблемы меркли перед проблемами нравственными. Спастись от позора можно было, лишь незаметно удрав от свидетеля ее падения, чтобы потом сделать вид, что ничего и не было. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю, о чем это Вы… Александра потихоньку спустила на пол ноги, боясь зашуметь, двумя пальчиками отодвинула от себя одеяло и… оглушительно скрипнула кроватной пружиной. Вот как раз именно этого для полного счастья и не хватало!

– Доброе утро, сударыня, – поприветствовал ее Алексис, сладко потягиваясь после сна.

Александра издала такой звук, словно подавилась косточкой от персика особо крупного размера.

– С тобой все в порядке? – задал Алексис сакраментальный вопрос, поудобнее располагаясь на подушке.

Какой там – "в порядке"?! Никогда в жизни она не испытывала таких моральных мучений!

– Как это меня угораздило? – выговорила, наконец, Александра.

– Да ладно тебе… – судя по незамысловатому тексту, где-то в глубине души Алексис и сам был в некотором смущении.

– А… – она хотела уточнить некоторые подробности минувшей ночи, которые терзали ее больше всего, но сама постановка вопроса была настолько ужасной, что вопрос повис в воздухе.

Впрочем, Алексис догадался. Поняв ее страдания, он великодушно (!) улыбнулся и даже попытался ее утешить:

– Не волнуйся – всю ночь ты проспала, как миленькая.

– В каком смысле? – глупо спросила она.

– Да не было никакого секса, не было, – уже более прямо высказался Алексис. – Ты так быстро вырубилась, что… А я ведь – не насильник какой-нибудь.

– Ну, а почему, собственно..?

– Почему ты – в моей постели? – услужливо подсказал Алексис.

Александра брезгливо сморщилась.

– Уж извините, других койко-мест в моей берлоге не наблюдается. А на полу спать холодно. И грязно.

Вслед за ним Александра послушно обвела взглядом захламленное жилище. Действительно, кроме как на кровати, которую они поделили этой ночью, спать было негде.

Везде хлопьями лежала пыль и был раскидан всякий хлам – на окнах, на стульях, на столе и на полу. Собственно, столом, двумя стульями и кроватью дело и ограничивалось – больше мебели в комнате не было. Зато было много замызганных книжек, грязных пепельниц, сигаретных пачек и аудиокассет. На полу валялись пустые бутылки, на стульях валялась одежда, из-под кровати выглядывали носки. Что-то не заметно, чтобы Сергей Тоцкий спешил выполнить свою часть договора, прибираясь в квартире Алексиса…

На стене висел фотомонтаж, который при других обстоятельствах Александра и сама рассмотрела бы более пристально: Алексис обнимается с Джимми Хендриксом, Алексис играет на барабанах за спиной у Марка Нопфлера, Алексис увлеченно целуется с Джанис Джоплин, Алексис показывает неприличный жест Майклу Джексону, Алексис дергает за бороду Роберта Фриппа и, наконец, Алексис сидит на плечах у Бориса Гребенщикова. Последняя «фотография» выглядела особенно достоверно. При этом лицо у Гребенщикова было мистериально-вдохновленным, а Алексис выглядел слегка обескураженным (Как это я здесь оказался? Куда только не занесут наркотические глюки!).

– А как… каким ветром меня вообще сюда занесло?

– Это не ветром, а моими руками тебя сюда занесло, – ухмыльнулся Алексис. Видя, как стремительно она от него отодвигается, он добавил: – Я провожал тебя после пьянки до дому, а по дороге ты отключилась. Не бросать же было тебя на улице, да еще в таком состоянии! Или лужа под забором вызывает у тебя больше доверия, чем я?

– У тебя была другая возможность, – Александра попробовала возмутиться, но напряжение голосовых связок странным образом усилило головную боль.

– Да? И какая же?

– Самая простая, – она перешла на свистящий шепот, отчего слова зазвучали интригующе, – ты мог просто привести меня домой! Не к себе домой, а ко мне!

– Ты не сказала мне свой адрес! – невозмутимо парировал Алексис.

Александра обескуражено посмотрела на него. Не сказала? Но неужели ничего нельзя было придумать? В конце концов, Алексис знал, что она – студентка философского факультета, мог бы привести ее в соответствующее общежитие. Или, в крайнем случае, оставить спать у именинницы – все лучше, чем делить одну кровать с этим… Да, кстати, а где были остальные участники пьянки?

Алексис прочел в ее глазах упрек и, кажется, немного устыдился. Во всяком случае, в его лице что-то дрогнуло.

– Ну, ладно, – пробормотал он. – Я же не знал, что ты отрубишься так быстро и так надолго… Я думал, все будет по-другому…

– Это как же?

– Вопрос риторический… – тут он улыбнулся так широко, что Александра поняла, что означает выражение "рот до ушей".

– Негодяй! – детским голоском крикнула она, вскочила с кровати и побежала к двери.

– Туфли не забудь, – напутствовал ее добрый Алексис.

******************

По дороге домой ее мучило похмелье и терзала совесть. Как только такое могло произойти? Неужели все это – последствия ее философической рассеянности и безалаберности? Что она теперь скажет Анджею? От этой мысли стало еще хуже.

Доехав до нужной остановки, она решила наказать себя за свою безалаберность и безрассудство. В качестве наказания нужно было не бежать сломя голову домой, чтобы поскорее принять расслабляющий душ, улечься на кровать и забыться успокаивающим сном, а пройтись по рынку, чтобы накупить продукты на неделю. Мероприятие это она и в нормальном состоянии терпеть не могла, а уж сейчас-то дело и подавно обернулось тяжелой пыткой. Однако под завывания совести и головную боль Александра с мазохистским упрямством обошла все торговые ряды и накупила даже больше, чем требовалось. Она приобрела даже мясо и рыбу, которые покупала довольно редко, так как они стоили дорого, да и готовить их философиня просто ленилась (как правило, Анджей – о, Анджей!.. – готовил мясные и рыбные деликатесы и угощал ее).

Поднимаясь по общажной лестнице, она отчаянно боялась, как бы ей не встретился кто-нибудь из знакомых. Увидев ее в таком помятом состоянии (как в переносном, так и в прямом смыслах), можно было подумать невесть что.

Вдобавок ко всем прочим радостям жизни, еще и сумка с продуктами с каждым этажом все больше оттягивала руку и перед последним лестничным пролетом сделалась просто неподъемной. Александра поставила ее на пол и тупо уставилась в стену. Что творится с этим миром?

Сверху послышались шаги. Подхватив сумку, Александра испуганным аллюром атаковала последние несколько ступенек. Когда она одолела их все и уже открывала дверь в свою секцию, перед ней материализовалась Дженис. При виде Александры ее лицо отразило целую гамму переживаний – от сочувствия и привычного добродушия, до желания человека, который "все про всех знает", поживиться свежими сплетнями. Качнувшись, весы все-таки склонились в одну сторону, в результате чего лицо Дженис оживилось, как у лисицы, раззадоренной предстоящей охотой за сытным обедом. "Удача сегодня просто ходит за мной по пятам", – подумала Александра и, тяжело вздохнув, приготовилась принять еще и этот удар судьбы.

Дженис не стала задавать вопрос, который, несомненно, интересовал ее больше всего, сразу. О, нет, она начала издалека, приберегая сладкое напоследок.

– Как дела?

– Спасибо…

– А я вот заходила в гости к… – она назвала имена аспирантов исторического факультета и долго распространялась о том, какие это интересные люди и как жалко, что они не смогли вчера побывать на ее дне рождения.

Александра кивала головой с преувеличенной заинтересованностью. Когда она уже начала надеяться, что, может, все еще и обойдется, и ее не станут расспрашивать о том, как она провела эту ночь, Дженис сказала:

– Какая-то ты бледненькая. Все – хоккеюшки?

– Чего?

– Ну, о?кеюшки?

– Да-да…

Еще несколько долгих минут было потрачено на ритуальные вопросы о самочувствии, о погоде и о планах на будущее. Когда Александра с опаской подумала, не собирается ли Дженис обсудить еще и текущую политическую ситуацию, та, наконец, перешла к главному:

– Как до дому вчера добралась? Все в порядке?

– О, да, несомненно… А вы как вчера?

– А ты разве не помнишь?

Александра поникла плечами. Она должна что-то помнить?

– Чем там закончилась вчерашняя история? – продолжала мучительница.

– Ты о чем?

– Ну, проводил тебя вчера Алексис?

– Да, конечно, прямо до общаги, – сдержанно ответила мученица.

– А то мы уж подумали, что он коварно воспользуется твоим нетрезвым состоянием и отведет тебя к себе домой…

– Ну, вот еще. Я, конечно, немного переборщила вчера со спиртным, но не до такой же степени, – стараясь говорить как можно более уверенно, она добавила: – Ночую я всегда дома.

– Не сомневаюсь, что это именно так, – улыбнулась Дженис, демонстрируя всем своим видом, что она ни минуты не сомневается в обратном.

Но окончательно добила Александру следующая фраза:

– Ну, и ладненько. Значит, с тобой все в порядке. А то я заглядывала к тебе пару раз сегодня, а, не найдя, очень обеспокоилась.

"Они все знают, где я ночевала сегодня, – ужаснулась Александра. – А в то, что при этом не было ничего ТАКОГО, ни одна душа не поверит". Кажется, общественный резонанс и всенародная слава (по крайней мере, в пределах студенческого городка), были ей обеспечены.

– Я ходила на рынок за продуктами, – несколько громче, чем ст?ило бы, произнесла Александра и в подтверждение своих слов подняла сумку чуть ни к самому носу Дженис.

– А то мало ли что могло случиться, – продолжала та, не обращая внимания на сумку. – Вот один пропал уже.

– Это кто же?

– Ли. Нет, ты представляешь? Бедный, чудный Ли! – глаза у Дженис заморгали встревоженным стаккато, нос сочувственно сморщился. – У них на факультете сегодня была очень важная контрольная работа, а он не пришел. Я встретила по пути в общагу двух знакомых девушек, которые учатся в его группе, так они очень взволнованы.

– Может, он просто плохо чувствует себя после вчерашнего? – предположила Александра. – Вот и не смог прийти. И в чем-то я его понимаю…

– Ты не понимаешь, – нетерпеливо перебила Дженис. – По итогам этой контрольной должны были отобрать участников всероссийского Конкурса молодого писателя. А для Валеры это очень, очень много значило!!! Он так долго ждал этого, так много готовился! Я думаю, даже в предсмертном состоянии он и то приполз бы, чтобы написать эту контрольную!

Александра испуганно передернула плечами. В предсмертном состоянии. Надо же…

– К тому же, – сочувственным тоном продолжала Дженис, – заботливые одногруппницы уже обзвонили всех его знакомых. И нигде, нигде его не нашли! Он словно бы испарился! Представляешь? – тут она сменила сочувственный тон на деловой и спросила: – Кстати, а Алексис, случайно, ничего не говорил о том, где сейчас может быть Валера?

– Ничего не говорил, – ответила Александра и тут же пожалела об этом: такой ответ давал возможность окончательно увериться в том, где, с кем и как Александра провела сегодняшнюю ночь.

– Я спрашиваю потому, что очень уж он вчера на Валеру наезжал, – невинным голосом сказала Дженис, пряча улыбку.