Текст книги "Соразмерный образ мой"
Автор книги: Одри Ниффенеггер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
НОВЫЙ ГОД
Роберт остановился в кабинете Элспет. Назавтра ожидалось прибытие близнецов. Он принес с собой внешний дисковод и несколько коробок из универсама «Сейнсбери», которые сейчас стояли возле громоздкого письменного стола Викторианской эпохи, открытые и пустые.
Элспет, сидя на столе, не спускала глаз с Роберта. Ох, любимый мой, вид у тебя безрадостный. У нее не было ощущения времени. Когда она умерла – пару месяцев назад? Пару лет? Но сейчас что-то затевалось: до этой поры Роберт почти ничего не менял у нее в квартире. Только выбросил продукты и аннулировал ее кредитки. Почта ей больше не приходила. Он закрыл ее бизнес и разослал личные уведомления постоянным клиентам. В квартире скапливалась пыль. Даже солнечный свет потускнел в сравнении с тем, что она помнила; окна давно не мыли.
Роберт принялся разбирать ящики ее письменного стола. Канцелярские принадлежности и счета оставил на местах. Забрал несколько пачек фотографий и записную книжку, в которой она чиркала карандашом, болтая по телефону. Подошел к стеллажам и начал бережно снимать с полок конторские книги, служившие ей дневниками; их он протирал от пыли и укладывал в коробки. Открой, приказала ему Элспет. Вот эту открой. Но Роберт, конечно, не услышал.
Он работал молча. Элспет обиделась; ведь иногда он разговаривал с ней, находясь у нее в квартире. Фотоальбомы, обувная коробка с письмами, записные книжки перекочевывали в картонную тару. Элспет хотела к нему прикоснуться, но передумала. Роберт подключил переносной винчестер к ее компьютеру и скачал ее рабочие документы. Потом стер все, кроме системных файлов и приложений. Элспет стояла у него над душой. Непонятно, почему мне так жалко этот компьютер. Умерла так умерла. Роберт отсоединил и убрал винчестер.
С коробкой в руках он стал расхаживать по квартире; Элспет не отставала ни на шаг. В спальню, беззвучно заклинала она. Дойдя до спальни, он пару минут постоял на пороге. Элспет проплыла мимо и уселась на кровать. Она неотрывно смотрела на него: было что-то особенное в том, как он стоял перед нею, сидящей на кровати, и еще был этот свет, который по-особому заливал комнату душноватым теплом. Сейчас он подойдет ко мне и поцелует. Забывшись, Элспет стала ждать. У них такое бывало не раз.
Роберт открыл дверь ее гардеробной. Опустив коробку на пол, выдвинул один из ящиков. Выбрал какие-то маечки, два-три бюстгальтера и несколько пар самых соблазнительных трусиков – все это легло в коробку. Потом он оглядел ее туфли. Возьмет розовые замшевые, на шпильках, подумала Элспет, – и оказалась права. Роберт подвинул оставшиеся туфли, чтобы на полке не зияло пустое место. Письма не забудь. Он выдвинул ящик с джемперами и понюхал каждую вещь по отдельности. Выбрал ничем не примечательный синий кашемировый свитерок – она сообразила, что ни разу не сдавала его в химчистку. Из другого ящика Роберт скопом забрал все секс-игрушки. Одну оставил, подсказала Элспет, но ящик уже был задвинут.
Привстав на цыпочки, Роберт достал какую-то коробку с самой верхней полки. Элспет улыбнулась. Не зря она полагалась на его методичность. Эту коробку Роберт опустил на пол рядом с той, в которую сложил одежду.
Потом настал черед ванной комнаты. Все туалетные принадлежности полетели в мусорное ведро, и только добравшись до ее противозачаточного колпачка, Роберт помедлил. Нашел чему умиляться, подумала Элспет. Колпачок тоже отправился в ведро.
Прикрыв дверь ванной, Роберт в задумчивости постоял у кровати. Потом лег. Элспет примостилась рядышком, стараясь его не задеть, а сама думала: что, если мы больше не увидимся? Он забирал все вещи, которые она ему дарила; он освобождал квартиру. «Не стесняйся, милый. Здесь только ты и я». Так она подбадривала его, когда он расстегивал ремень, а потом сама взялась за молнию у него на брюках. И представила, что лежит, обнаженная, рядом с ним; так оно и было.
Иногда он имитировал ее ласки, но сегодня обошелся с собой грубее, настойчивее. Элспет наблюдала за выражением его лица. Для этого ей пришлось сесть в постели и склониться над ним; он закрыл глаза. Она коснулась его волос. Приблизилась щекой к его губам, чтобы согреться учащенным дыханием. Какое тепло, какая плотность. Она отдала бы все на свете, чтобы в эти минуты побыть с ним живой. Элспет знала, что ее прикосновения холодят его кожу: всякий раз, когда она пыталась его погладить, он вздрагивал и сжимался в комок. Тогда она опустилась на колени и стала смотреть.
В постели ее всегда поражала изменчивость его лица. Желание, сосредоточенность, боль, настойчивость, веселость, отчаяние, облегчение: можно подумать, все крайности его души мелькали перед ней живыми картинами. Сегодня на первый план вышла решимость, следом – угрюмая мольба; действие замедлилось, и Элспет начала беспокоиться. Хотя бы получи удовольствие. За нас обоих. Она видела, как двигались его руки, обхватившие пенис, как выгнулись пальцы ног, как дернулась вбок его голова в тот миг, когда наступила разрядка. Его тело обмякло. Роберт открыл глаза и сквозь Элспет уставился в потолок. Я здесь, Роберт.
У него из глаза выкатилась слеза, которая застыла на середине щеки. Не надо, милый, не плачь. Элспет никогда не видела его слез – ни в больнице, ни после своей смерти. Черт побери. Я не хочу, чтобы ты страдал. Наклонившись, она смахнула с его щеки эту каплю. Роберт вздрогнул и повернул голову.
Я-здесь-я-здесь-я-здесь. Она огляделась в поисках предмета, который могла бы сдвинуть с места, и легко качнула занавеску. Но Роберт уже сел, вытер руки, застегнул молнию и ни разу не посмотрел по сторонам. Она попыталась встряхнуть коробку с эротическим бельем и игрушками из секс-шопа, но потерпела неудачу. Обессилев, Элспет замерла посреди спальни. Роберт скрылся в ванной, привел себя в порядок и вышел с мусорным мешком, в котором лежали ее вещи. Опустив мешок на пол, он стал расправлять простыни. Элспет между тем сидела на кровати; дождавшись, когда Роберт окажется прямо перед ней, она уперлась руками ему в грудь, ее пальцы скользнули ему под рубашку и легко пробежались по коже. Он отпрянул.
– Элспет? – вырвался у него призывный шепот.
Роберт. Она медленно гладила его тело: спину, бедра, ноги, пенис, живот, руки. У него закрылись глаза, голова склонилась набок. Ей оставалось только гадать, что он чувствует – может быть, скольжение кубиков льда? Она вдавила в него ладони, и у него вырвался судорожный вздох. Какой же ты теплый, думала она, улавливая его ощущения: ее бестелесный холод был полной противоположностью его чудесному, струящемуся теплу. Элспет убрала руки. На ладонях остался жар его тела. Она внимательно посмотрела, не исходит ли от них свечение. Роберт сложил руки на груди и ссутулился; его пробрал озноб. Ох, милый, прости.
– Элспет, – зашептал он. – Если это ты… подай мне знак… сделай что-нибудь… о чем знает только Элспет…
Она прижала кончик пальца к его переносице, между бровями, и неспешно провела линию до кончика носа, через губы, к подбородку. Потом еще раз.
– Да, – выговорил он. – Боже мой.
Он снова сел на кровать, поставил локти на колени, обхватил голову руками и уставился в пол. Переполняемая восторгом, Элспет присела рядом. Наконец-то! Ее пьянила радость. Теперь ты понял, что я здесь!
Роберт застонал. Элспет покосилась на него: крепко зажмурившись, он ритмично бил себя по лбу кулаками.
– Я… схожу… с ума. Черт!
Он встал и, сложив у дверей коробки и мешок для мусора, поспешил вернуться в кабинет. Элспет двинулась за ним, отказываясь верить. Постой, Роберт, нельзя же так…
Коробки одна за другой перекочевывали по коридору на лестничную площадку, откуда Роберт спускал их по лестнице к себе в квартиру. Элспет, не выходя за порог, прислушивалась к его шагам: в нижнюю квартиру, обратно на лестницу и вверх. Она ни разу не посторонилась, чтобы его пропустить, а когда он проходил сквозь нее, увязывалась за ним следом, ловя его бормотанье:
– Джессика говорит, я утратил почву под ногами – так оно и есть! Ты, говорит, себя загубишь. Черт побери, все к тому идет… Надеяться не на что – ее уже не вернуть… О господи, Элспет.
Дверь захлопнулась. Элспет снова осталась в одиночестве. Слезы, потребовала она – точно так же, как призывала к себе джемпер. Дотронувшись до щек, она и впрямь почувствовала влагу. Надо же, я плачу. Она помедлила, удивляясь новому достижению. И развернулась лицом к своей затихшей квартире.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗЕРКАЛЬНЫЕ БЛИЗНЕЦЫ
Сойдя по трапу авиалайнера, Джулия и Валентина Пул проследовали в здание аэропорта Хитроу. Их белые лаковые туфельки абсолютно синхронно, как в киномюзикле, ступали по ковровой дорожке. В тот день сестры надели белые гольфы, белые гофрированные юбочки на четыре дюйма выше колена, гладкие белые тенниски и белые шерстяные жакеты. У каждой свисал с шеи длинный белый шарф; каждая везла за собой матерчатый чемодан на колесиках. У Джулии чемодан был розовый в желтую клетку; его украшала мордочка обезьяны из японского мультика, которая с издевкой поглядывала на идущих сзади. На зелено-голубом чемодане Валентины виднелось изображение мышки. Вид у мышки был печальный и робкий.
Над аэропортом синело утреннее небо. Близнецы шли бесконечными коридорами, на дорожках-транспортерах стояли с правой стороны, следовали за сонными пассажирами по пандусам и ступенькам. Ожидая у стойки паспортного контроля, они держались за руки и позевывали. Когда подошла их очередь, сестры достали свои девственно чистые паспорта.
– Надолго в Британию? – спросила усталая женщина в форме.
– Навсегда, – ответила Джулия. – Мы квартиру в наследство получили. У нас есть где жить, – Она улыбнулась Валентине; та ответила такой же улыбкой.
Женщина внимательно изучила их визы, проштамповала паспорта и махнула рукой в сторону Британии.
«Навсегда, – повторила про себя Валентина. – Я навсегда поселюсь с Джулией в этой квартире, которую мы даже не посмотрели, в окружении чужих людей – навсегда». Она стиснула руку Джулии. Джулия подмигнула.
В черном, холодном такси тянуло сквозняком. На заднем сиденье, с трудом найдя, куда поставить ноги среди многочисленных чемоданов, Валентина и Джулия задремали, но по-прежнему держались за руки. Лондонские улицы то мелькали за окнами, то застывали в неподвижности; другие водители проносились мимо, подчиняясь непостижимым правилам дорожного движения. Перед отъездом Джулия и Валентина сдали на права, но, пока такси пробиралось сквозь пробки по извилистым улицам, Джулия поняла, что водить здесь машину будет проблематично – даже для нее, не говоря уже о Мышке. Мышка всегда боялась заблудиться и вообще избегала незнакомых мест. А самое главное – машины у них не было. Джулия решила, что будет ездить на такси и на общественном транспорте. Рядом покачивался красный двухэтажный автобус. Пассажиры, все как один, выглядели усталыми и безрадостными. «Что скисли? В Лондоне живете, не где-нибудь! Вдыхаете тот же воздух, что королева и Вивьен Уэствуд!»[28]28
Вивьен Уэствуд (р. 1941) – одна из виднейших британских модельеров; известна также благодаря своим многолетним личным, творческим и деловым отношениям с Малькольмом Маклареном, который был менеджером панк-группы Sex Pistols.
[Закрыть]
Такси миновало станцию метро. Оттуда валом валил народ. Джулия посмотрела на часы: четыре пятнадцать. Пришлось перевести на десять пятнадцать. Водитель свернул на Хайгейт-роуд, и Джулия решила, что теперь уже близко. Она покосилась на Валентину: та сидела прямо и смотрела в окно. Переулок поднимался круто в гору. «Swain's Lane».
– Что-то романтическое, типа «Lovers' Lane»?[29]29
Lovers' Lane (букв. «переулок влюбленных»; перен. «укромное местечко», «места для поцелуев») – сеть магазинов романтических подарков в Детройте, Чикаго и других городах США. Также название музыкальной группы, выступающей в стиле лаундж. Кроме того, так назывался фильм ужасов (1999), снятый режиссером Дж. С. Уордом.
[Закрыть] – поинтересовалась Валентина.
– Нет, скорей что-то свинское, мисс, – ответил таксист. – По этой дороге раньше свиней гоняли.
Валентина вспыхнула. Джулия достала помаду, мазнула по губам, не глядя в зеркало, и предложила тюбик Валентине, которая проделала то же самое. Они оглядели друг дружку. Джулия стерла лишнюю розовую точку в уголке рта Валентины.
По радио передавали какую-то шифровку – перечисление названий и цифр: «Тэмуорт одно, Бертон Альбион Дэгенем и Редбридж одно; Барнет ноль, Уокинг ноль; Эксетер-сити ноль, Харфорд Юнайтед одно, Олдершот два…»
– Футбол, мисс, – очки в турнирной таблице, – объяснил таксист, когда Джулия обратилась к нему с вопросом.
Добравшись до вершины холма, они поехали по узкой улочке между парком с одной стороны и кирпичными зданиями – с другой. В середине квартала высилась церковь, и такси остановилось на полпути к ней, возле безликой оштукатуренной постройки.
– Приехали. «Вотреверс-Мьюз».
С водителем рассчитывалась Джулия. Ее убило, что поездка на такси обошлась им в сто двадцать фунтов. Тем не менее она дала водителю десять процентов на чай.
– Благодарю вас, – сказал таксист.
Валентина открыла дверь, и в лицо ей ударил холодный, промозглый ветер.
– Хоть убей, не вижу, – обратилась она к Джулии.
Церковь была слева, а на оштукатуренной постройке значился номер семьдесят два. В промежутке шла узкая асфальтовая дорожка, которая круто спускалась в сумрак. Над ней маячила внушительная кирпичная стена, ограждавшая территорию церкви. Но Валентина не увидела ничего похожего на жилой дом.
– Вот там, наверное, – предположил таксист. – Вам помочь?
Чудом удерживая невообразимое количество чемоданов, он двинулся по дорожке. Джулия и Валентина шли следом, везя свои небольшие матерчатые чемоданчики. Дорожка огибала оштукатуренную постройку, за которой оказалась высокая каменная стена с железными штырями по верху. На стене выросла целая березовая рощица. От запаха мокрой земли Валентину охватила тоска по дому. А Джулия уже отпирала тяжелую деревянную калитку массивным ключом. Калитка бесшумно распахнулась, и Джулия исчезла за стеной. Водитель поставил чемоданы аккуратным рядком; Валентина топталась возле них на асфальте, не решаясь войти. Таксист бросил на нее любопытный взгляд водянисто-голубых глаз. Худощавый и далеко не молодой, он был одет в ярко-зеленый вязаный кардиган и коричневые клетчатые брюки.
– Вам плохо, мисс? – спросил он.
– Нет-нет, все отлично, – сказала Валентина, хотя на самом деле ее почему-то затошнило.
– Что ты там копаешься, Мышка? – закричала Джулия.
Ее голос звучал глухо, будто издалека.
– Из Америки? – спросил таксист.
– Тетя оставила нам в наследство квартиру, – ответила Валентина и почувствовала себя идиоткой. «Ему-то какое дело?»
– А-а, – сказал водитель.
Похоже, его любопытство было полностью удовлетворено. Валентина это оценила. Он не стал отпускать никаких комментариев по поводу их сходства. Видимо, счел это невежливым. Или просто не заметил. Ей грело душу, когда люди не замечали.
– Мышь!
Водитель мягко улыбнулся:
– Ступайте, вас зовут.
Улыбнувшись ему в ответ, Валентина поплелась вперед со своим чемоданчиком.
Джулия стояла у входа, взявшись за дверную ручку. Она ждала, пока Валентина пройдет по склизким, замшелым камням, которыми была вымощена аллея. При виде темной громады «Вотреверса», черных окон и причудливых кованых решеток Валентину затрясло. В воздухе то ли собиралась, то ли уже висела изморось. Таксист шлепал сзади. Джулия распахнула дверь.
Они вошли в холл. Здесь было тепло и сухо, не то что под открытым небом, и к тому же безлюдно. Стены, выкрашенные в серовато-розовый цвет, сразу вызвали у Валентины ассоциацию с мозгами. На плотно закрытой двери справа белела рукописная табличка с фамилией Фэншоу. На небольшом центральном столике стояли три почтовые корзины; сбоку притулился зонтик. Слева изгибалась лестница, ведущая наверх. Валентина подумала, что здесь не хватает только склянки с ярлычком «Выпей меня».[30]30
«Выпей меня» – надпись на бумажном ярлычке, привязанном к горлышку склянки, которую нашла Алиса, героиня известных повестей Льюиса Кэрролла, на столике в кроличьей норе. Аллюзии к произведениям Л. Кэрролла пронизывают весь текст романа (сходство Роберта с кроликом, маленькая дверь, ведущая в дивный сад, белая кошечка и многое другое).
[Закрыть]
– Можете поставить прямо здесь, – распорядилась Джулия, обращаясь к водителю.
А Валентина добавила:
– Спасибо вам.
Со словами «Ну что ж, всего вам доброго» таксист исчез. Валентина даже взгрустнула.
– Вперед, – скомандовала Джулия.
Она взлетела по лестнице, словно избавилась от земного тяготения. Валентина поспешила за ней, храня внешнее спокойствие.
На следующей площадке лежал выцветший персидский ковер. Лестница вела выше, но близнецы остановились как вкопанные. Бледно-зеленая карточка на дверях гласила «Ноблин» – фамилия, похоже, была отпечатана на допотопной пишущей машинке. Джулия вставила ключ в замочную скважину. Ей пришлось покрутить его туда-сюда, пока замок не поддался. Она посмотрела через плечо на Валентину. Та взяла ее за руку, и они вместе вошли в свой новый дом.
Прихожая сплошь состояла из зонтиков и зеркал. Близнецы отразились восемнадцатикратно в восемнадцати ракурсах, их отражения пошли отражаться дальше, дальше и дальше. Их это напугало; они стояли неподвижно и уже не понимали, где кто. Потом Джулия повернула голову; половина отражений сделала то же самое; непонятного стало вдвое меньше.
– Жуть какая, – выговорила Джулия, чтобы нарушить гнетущую тишину.
Валентина поддакнула:
– Уху.
Выставив перед собой руку, она, как незрячая, двинулась по коридору в сторону большой темной комнаты.
Элспет дремала в ящике. Ее разбудили голоса.
Когда Джулия следом за Валентиной вошла в главную комнату, у нее возникло полное ощущение, будто они погрузились на дно водоема. Все предметы виделись смутными, расплывчатыми пятнами; одна лишь Валентина была тоненькой тенью, движущейся во мраке. Джулия услышала какой-то грохот (это Валентина споткнулась о стопку книг), но потом в комнату хлынул свет – Валентина отдернула шторы на высоких, широких окнах. Свет оказался холодным, серым и каким-то крупитчатым. В комнате было ужасающе пыльно.
– Гляди, Джулия – сова!
Птица свисала с высокого потолка, где раньше была люстра, от которой осталось небольшое отверстие с торчащей наружу проводкой. Сова расправила крылья и выпустила когти, готовясь спикировать на какую-то мелкую зверушку. Потянувшись вверх, Джулия боязливо тронула птичью ногу, отчего чучело медленно закружилось в воздухе.
– Не соваться: сова! – сказала она, и Валентина рассмеялась.
Стоя в дверях, Элспет приглядывалась к близнецам. Ах, как же я соскучилась. Больше всего на свете хотела с вами повидаться – и вот вы здесь. В нетерпении, смешанном с тревогой, она обхватила себя за плечи.
Как и предсказывала Эди, квартира была обставлена тяжеловесной резной старинной мебелью. Обтянутые бледно-розовым бархатом диваны со множеством утопленных пуговиц покоились на звериных лапах. У стены стоял миниатюрный рояль (обеим близняшкам медведь на ухо наступил), а перед ним лежал необъятный персидский ковер с рисунком из хризантем; мягкий на ощупь, он когда-то был винно-красным, но выцвел до грязно-розового. Казалось, вся комната лишилась яркости. Джулия даже подумала, не убраны ли все цвета в потайное место, например в какой-нибудь шкаф: приоткроешь дверцу – и они польются обратно, чтобы раскрасить покинутые вещи. Потом ей вспомнилась Спящая красавица в башне замка, где сто лет царила неподвижность и даже придворные приросли к полу. Эди и Джек предпочитали современную мебель. Джулия провела пальцем по крышке рояля, оставив блестящую черную дорожку в слое пыли. Валентина чихнула. Близняшки не сговариваясь посмотрели в сторону двери, словно боялись выволочки за нарушение тишины.
Сделав шаг вперед, Элспет приготовилась заговорить, но сообразила, что ее даже не видно.
В квартире повсюду были книги: на стеллажах во всю стену, на столах, на полу. Валентина опустилась на колени и начала собирать тома, о которые споткнулась, – островок бестиариев и травников.
– Смотри-ка, Джулия: мантикора.[31]31
Мантикора – мифическое чудовище с головой человека (часто – с рогами), туловищем льва и хвостом дракона или скорпиона. Считается, что в ранних древнегреческих источниках образ этого существа основывается на искаженном описании каспийского тигра; эта гипотеза подтверждается тем, что его греческое название восходит к древнеиранскому сложному слову, означающему «людоед». У средневековых авторов мантикора ассоциировалась с дьяволом. В романе канадского писателя Робертсона Дэвиса «Мантикора» (1972) главный герой видит во сне сивиллу, которая ведет за собой мантикору, и этот сон исследуется с позиций юнгианского психоанализа.
[Закрыть]
Близнецы направились обратно в коридор. Элспет не отставала.
Они прошли через столовую, где лишь для виду стоял стол со стульями и громоздился буфет; в углу сиротливо жалась бугристая оттоманка. Сквозь огромную застекленную дверь крошечного балкона проникал унылый дневной свет. Поверх стены плюща близнецы рассмотрели высокую церковь.
В соседней комнате, судя по всему, должна была находиться гостиная, но Элспет устроила в ней кабинет. Здесь стоял огромный резной письменный стол, а перед ним тяжеловесное офисное кресло образца пятидесятых годов. На столе возвышался замызганный компьютер, в беспорядке валялись кипы бумаг и, как везде, книги, стояло устройство для считывания кредиток, а сбоку – изящная белая с золотом чашка с засохшими остатками чая на дне и следами абрикосовой помады по краю. На стеллажах теснились справочные издания и многотомный Оксфордский словарь английского языка. На этом фоне странно выглядели две полки – пустые, без единой пылинки. В кабинете было не повернуться из-за множества расплющенных картонных коробок, пузырчатых упаковочных пакетов и этажерок с папками; с высоты картотечного шкафа на девушек взирало маленькое чучело горностая. Создавалось впечатление, что здесь пытались навести порядок, но без видимого успеха. Присев за письменный стол, Валентина потянула на себя средний ящик. Его содержимое составляли бланки счетов, мятные пастилки, скрепки, круглые конторские резинки и визитные карточки:
– Как ты считаешь, это ее собственная библиотека или книги на продажу? – спросила Валентина. – Интересно, у нее магазин-то свой был?
– По-моему, тут и был ее магазин, – ответила Джулия. – Ни на одной квитанции нет адреса. Могу поспорить – здесь она и жила, и работала. К тому же в завещании указана только эта недвижимость.
– Плохо, что мама ничего о ней толком не знала. Нелепость какая-то – почему они не общались?
Валентина поднялась из-за стола, чтобы рассмотреть горностая. Чучело равнодушно сверлило ее глазками-бусинами.
– Как ты думаешь, у него было имя? – спросила Валентина.
А про себя подумала: «Даже как-то обидно, что мы не знаем».
«Маргарет, – подсказала Элспет. – У нее было имя: Маргарет».
– Вылитый Джордж Буш. – С этими словами Джулия пошла обратно в столовую, и Валентина последовала за ней.
В дальнем конце столовой была дверь на пружине, открывающаяся в обе стороны. Она вела в кухню – по американским меркам, старомодную, оснащенную неказистой техникой, будто рассчитанной на кукольный домик. Агрегаты подбирались компактные, долговечные, белого цвета. Единственной новой вещью была, очевидно, посудомойка. Валентина открыла кухонный шкаф и обнаружила внутри стиральную машину. Из дверцы шкафа выскочило замысловатое складное приспособление из бельевых веревок и металла.
– Не иначе как сушилка, – сообразила Джулия, возвращая ее в первоначальное положение.
Электрические розетки были какой-то несуразной формы. Все кухонное оборудование имело странноватый, чужеродный вид. Близнецы обменялись недоуменными взглядами. Валентина повернула кран, из которого с недовольным урчаньем потекла вода. После некоторого колебания Валентина подставила руки под ржавую струю. Теплая пошла не сразу.
Как отметила Элспет, близнецов ставили в тупик самые обыкновенные вещи. Их американский акцент резал ей слух. Совсем чужие; я такого не ожидала.
За кухней находилась тесная каморка. Она тоже была забита до отказа картонными коробками и пыльной мебелью. К ней примыкала крошечная, убогая ванная. Близнецы решили, что это комната прислуги. В этой же части квартиры были двери черного хода, пожарной лестницы и почти пустой кладовки.
– О-о-о, – протянула Джулия. – Рис.
Назад в коридор («Нам должны приплачивать по двести баксов за каждый такой проход», – сказала Валентина) – и в спальни. Их было две, соединенные великолепной ванной комнатой, облицованной белым мрамором. В каждой спальне был свой камин, приоконный диванчик и встроенный книжный шкаф необычной конфигурации.
Еще одна спальня – где, видимо, при жизни спала Элспет – выходила окнами в сад и на Хайгейтское кладбище.
– Ты только посмотри, Джулия. – Валентина остановилась у окна, любуясь видом.
Небольшой сад, разбитый на заднем дворе «Вотреверса», отличался строгой простотой. Если перед домом, среди клочковатой травы, в беспорядке сплетались ветвями кусты и деревья, то садик у черного хода был устроен почти в японском стиле: сбегающие вниз гравиевые дорожки, каменная скамья, скромные растения.
– Надо же, январь, а в саду так зелено, – удивилась Джулия.
У них в Лейк-Форесте снегу выпало по колено.
В кирпичной стене, отделявшей садик от кладбища, виднелась деревянная дверь, выкрашенная в зеленый цвет.
– Интересно, она хоть когда-нибудь открывается? – спросила Валентина.
Плющ вокруг двери был подстрижен аккуратным прямоугольником.
– У меня точно откроется, – заявила Джулия. – Будем с тобой ходить на пикники.
– Мм.
За стеной простиралось Хайгейтское кладбище, необъятное и беспорядочное. Сверху близнецы могли бы видеть его как на ладони, но мешали густые заросли; хотя листва давно облетела, плотная сетка голых ветвей скрывала от глаз аллеи. Джулия и Валентина увидели только вершину какого-то большого мавзолея и несколько склепов. По направлению к кирпичной стене двигалась группа посетителей; люди остановились – видимо, разговор зашел об одной из могил. Потом группа продолжила путь, и вскоре ее загородила стена. В воздух взмыла воронья стая. Даже сквозь закрытое окно близнецы слышали хлопанье сотен крыльев. Тут неожиданно выглянуло солнце, и темно-серый кладбищенский сумрак расцветился желтыми и бледно-зелеными пятнами. За окном, как оказалось, белели надгробья, словно окантованные серебром: похожие на зубы, они обнажились среди плюща.
– Как в сказке, – сказала Валентина.
Поначалу мысли о кладбище сводили ее с ума. Ей чудились миазмы, осквернители могил, загробные ужасы. Вместо этого перед ней предстали зеленые покровы, замшелые камни и слегка шуршащие ветви деревьев. На дорожке появились все те же люди: теперь они удалялись в ту сторону, откуда пришли.
– Наверняка туристы, с экскурсоводом, – сказала Джулия.
– И нам бы не помешало. Сходить на экскурсию.
– Сходим. – Джулия огляделась. В спальне Элспет стояла огромная, небрежно застеленная ворсистым пледом деревянная кровать с изумительным расписным изголовьем и множеством подушек. – Решено: спать будем здесь.
Валентина обвела взглядом спальню. По сравнению с другими эта действительно выглядела более просторной, уютной и светлой.
– Ты уверена, что нам подойдет комната с видом на кладбище? Согласись, есть тут какой-то недобрый знак. Если бы это было в кино, то по ночам здесь бродили бы всякие зомби, а из-под камней вылезала бы нечистая сила и карабкалась по веткам плюща, чтобы схватить нас за волосы и превратить в таких же зомби. К тому же в этой комнате спала тетя Элспет. Что, если она скончалась в этой постели? Мы как будто сами напрашиваемся – понимаешь, о чем я?
Джулия чуть не задохнулась от досады. У нее на языке вертелось: «Дура ты, Валентина», но, когда у Мышки начинался мандраж, такие слова не помогали.
– Что ты, Мышка, – заворковала она. – Разве ты забыла: скончалась она не здесь, а в больнице. Адвокат маме так и сказал, вспомни.
– Н-ну, да, – протянула Валентина.
Плюхнувшись на мягкую кровать, Джулия похлопала рядом с собой ладонью. Валентина подошла к сестре и присела рядышком. Обе повалились на спину, свесив на пол голенастые белые ноги. Джулия вздохнула. Ей захотелось на секунду смежить веки, потом еще, ненадолго, всего лишь на минутку…
– Разница во времени, – пробормотала Валентина, но Джулия не услышала.
Очень скоро Валентина тоже забылась сном.
Элспет приблизилась. Как выросли, совсем взрослые. Прямо не верится, что вы здесь. Жаль только, что так поздно… Как же я раньше не сообразила, ведь никаких препятствий не было. Но теперь об этом поздно жалеть, да и обо всем остальном тоже. Склонившись над кроватью, Элспет осторожно погладила спящих девушек. Очки, свисавшие на цепочке, задели Валентину за плечо. Элспет разглядела маленькую родинку возле правого уха Джулии – в точности воспроизведенную у левого уха Валентины. Приложив голову к груди одной близняшки, потом другой, она послушала, как бьются их сердца. У Валентины под ребрами вместо четкого ритма слышались тревожные шумы с каким-то присвистом. Посидев на кровати рядом с Джулией, Элспет погладила ее по голове: светлые волосы едва шевельнулись, будто из закрытых окон потянуло легчайшим сквознячком.
Похожи – и такие непохожие. Элспет видела в Джулии с Валентиной ту же самую необычность, ту же одинаковость, которая роднила ее с Эди, приводя в замешательство посторонних. Ей вспомнилось все, что она узнала о близняшках из писем Эди. Валентина, тебе не обидно, что Джулия всегда верховодит? А подружки у вас появились? А возлюбленные? Не пора ли вам начать одеваться по-разному? Элспет рассмеялась. Пристаю, как назойливая мамаша. Ей полегчало. Они здесь! Ей захотелось их приветить, спеть песенку, насмешить, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность за то, что они развеяли ее посмертную тоску. Но вместо этого она лишь бережно поцеловала каждую в лоб и по-кошачьи устроилась на подушках, чтобы охранять их сон.
Примерно через час Валентина зашевелилась. Перед самым пробуждением ей приснился короткий сон. Она еще маленькая, и в ушах у нее звучит голос Эди, который зовет ее вставать, потому что сегодня нужно выезжать в школу пораньше – дороги завалило снегом.
– Мам?
Валентина резко привстала, но все вокруг оказалось чужим. До нее не сразу дошло, где она. Джулия еще спала. Валентина хотела позвонить матери, но их мобильники не были рассчитаны на межконтинентальную связь. На ночном столике стоял домашний телефон, но, сняв трубку, Валентина поняла, что его отключили. Ни позвонить, ни ответить. На нее нахлынуло одиночество, впрочем, не лишенное приятности, как бывает с каждым, кому редко удается побыть одному. «Если сейчас уйти, пока Джулия еще спит, меня никто никогда не найдет. Я просто исчезну». Она осторожно соскользнула с кровати. Джулия не шелохнулась. К спальне тети Элспет примыкала гардеробная – комнатка без окон со встроенным комодом и зеркалом в человеческий рост. Валентина мельком посмотрела на свое отражение: как всегда, больше похожа на Джулию, чем на себя. Потянув наугад один из ящиков комода, она увидела вибратор и в смущении толкнула ящик обратно. А Элспет, слегка насторожившись, стояла у порога. У нее на глазах Валентина примерила красные туфли на платформе. Они были ей великоваты – примерно на полразмера. Джулии пришлись бы в самый раз. Сняв с вешалки серую каракулевую шубку, Валентина набросила ее на плечи. Мышь в овечьей шкуре, подумала Элспет. Валентина повесила шубку на место и решила вернуться в спальню. Элспет позволила ей пройти сквозь себя. Поежившись, Валентина растерла себе предплечья.
Тут проснулась Джулия и сразу повернула голову к Валентине.
– Мышка, – хрипло позвала она.
– Я здесь, – Валентина снова прилегла на кровать. – Не замерзла? – Она укрыла их обеих ворсистым пледом и запустила пальцы в волосы Джулии.
– Нет. – Джулия закрыла глаза. – Сон какой-то дурацкий приснился.
