Текст книги "Соразмерный образ мой"

Автор книги: Одри Ниффенеггер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– До сих пор не могу сориентироваться.

Посмотрев мимо нее, Роберт подсказал:

– Кэмден-Таун.

Валентина вздохнула:

– По мне, все одинаково. И такая скученность.

– Не любишь Лондон?

Она покачала головой:

– Я бы и рада полюбить. Только мне здесь неуютно.

Роберт даже не задумывался о том, что по прошествии года она, по всей вероятности, захочет уехать; теперь в нем всколыхнулась настоятельная потребность убедить ее, какое это желанное место – Лондон.

– Не могу представить, как можно жить в каком-то другом городе. Впрочем, я здесь вырос. Если куда-нибудь переселюсь, буду как отрезанный ломоть. Здесь все мои воспоминания.

– Понимаю. У меня такое же отношение к Чикаго.

Она посерьезнела, и это вызвало у него улыбку.

– Не рано ли тебе ностальгировать? Я – другое дело, старый, замшелый историк, песок сыплется. А ты должна искать приключений.

– Вам сколько лет? – спросила она.

– Через две недели стукнет тридцать семь, – сказал он.

А про себя отметил, что она не стала протестовать, когда он обрисовал себя стариком. Валентина улыбнулась:

– Значит, отпразднуем.

Сначала Роберт подумал, что это относится к ним двоим, но потом понял, что она говорит о себе и Джулии. Реакцию Джулии нетрудно было представить, поэтому он сказал:

– Думаю, у нас на кладбище будет чай с пирожными; может, вы тоже зайдете, со всеми познакомитесь?

– Хорошо. – Она заулыбалась. – Именинное чаепитие на кладбище – это что-то новенькое.

– Ну, особых торжеств не будет, просто чай с какими-нибудь угощениями. А так – ни подарков, ничего.

Они стали наперебой вспоминать прежние дни рожденья: «Тогда нас впервые повели в цирк…», «В конце концов пришлось мне делать промывание желудка…», «Джулия так разозлилась…», «В то утро зашел мой отец, а я его раньше не видел…»

– Это как?

Роберт запнулся; у него не было уверенности, что он готов прямо сейчас поведать ей эту историю. Он все время забывал, что они едва знакомы.

– Ну, видишь ли… Мои родители не состояли в браке. Вообще-то у отца в Бирмингеме была другая семья. А тут он прикатил на «ламборгини» и повез нас в Брайтон, на целый день. Тогда я впервые увидел море.

– Странно. Почему он столько лет не показывался?

– Он занят собой, детей не особенно любит. Хотя нелепо, конечно: у меня пятеро единокровных братьев и сестер. Мать говорит, он потому приехал на меня посмотреть, что она в кои веки решилась попросить у него денег. После этого он стал изредка наведываться, привозил какие-то никчемные подарки… Человек он своеобразный и совершенно ненадежный. В детстве я боялся, что он заберет меня у матери и мы с ней больше не увидимся.

Валентина покосилась на Роберта. «Он что, шутит?» Если так, то она, видимо, чего-то не поняла. Такси притормозило у ресторана. Валентина ожидала увидеть большое, плотно задрапированное, солидное заведение, но оказалась в крошечном, тесном зале с почерневшей от времени деревянной обшивкой и низкими сводами. У нее появилось редкое ощущение, будто сама она выросла до небывалой величины. Вот, значит, что такое настоящий Лондон; вот куда лондонцы ходят ужинать. Ее охватили смешанные чувства: она торжествовала, что пришла сюда не как туристка; радовалась, что она здесь, а Джулия – дома; терялась, не зная, как поддержать разговор с Робертом. Что полагается отвечать, когда человек говорит, что боялся, как бы его не похитил родной отец? Что бы на это сказала Джулия? Когда их усадили за маленький столик, между шумной компанией деловых людей из Сити и литагентом, который обхаживал редакторшу, Валентина спросила:

– А почему у тебя были такие подозрения?

Оторвавшись от меню, Роберт переспросил:

– Какие?

– Ну, насчет отца. Ты же сказал…

– Ах да. Теперь-то я понимаю, что у него и в мыслях этого не было, но он постоянно отпускал какие-то шуточки, повторял, как здорово было бы нам с ним вдвоем перебраться в северном направлении… В моих глазах он смахивал на гоблина. Вплоть до юности я его опасался.

Валентина вытаращила глаза, потом спряталась за меню и промолчала. «Как он спокойно об этом говорит. Какая бы ни была у человека семья, он ничему не удивляется». Она почувствовала себя – пожалуй, впервые – несмышленой малолеткой с Запада.

«Это я хватил через край», – понял Роберт.

– Для начала бокал вина? – предложил он. – Выбрала что-нибудь?

Разговор сперва не клеился, но они сошлись в пристрастии к «Монти Пайтону»,[84]84
  «Монти Пайтон» – группа британских комиков, в 1969–1974 гг. выпускавшая популярную телепрограмму «Летающий цирк Монти Пайтона».


[Закрыть] обменялись кладбищенскими историями, посмеялись над выходками Котенка и оценили суп из фенхеля. К концу вечера они уже чувствовали себя друг с другом легко или, во всяком случае, более непринужденно, чем раньше.

Этому одинокому вечеру не было конца. Сначала Джулия решила подняться к Мартину, но была страшно раздосадована, что ее бросили, а потому решила: ну и пусть, чем хуже, тем лучше. И хорошо, что телевизор сдох.

Разогрев банку томатного супа, она устроилась в столовой и за едой начала читать «Счастливчика Джима»,[85]85
  «Счастливчик Джим» (1954) – роман английского писателя Кингсли Эмиса (1922–1995), представителя литературного течения «Сердитые молодые люди».


[Закрыть] который хранился у Элспет в кабинете. Элспет, сидя напротив, не спускала с нее глаз. «Супом не залей, это же первое издание, с автографом». Элспет ругала себя, что не оставила близнецам более подробные инструкции. Без злого умысла они варварски обращались с ее сокровищами: лежа в ванне, читали редкие издания «Тристама Шенди»[86]86
  «Тристам Шенди» (в действительности – «Тристрам Шенди») – роман английского писателя Лоуренса Стерна (1713–1768).


[Закрыть] и «Вильетт»,[87]87
  «Вильетт» (1853) – роман Шарлотты Бронте (1816–1855).


[Закрыть] запихивали в сумочки памфлеты Даниэля Дефо, чтобы читать в метро. Элспет так и подмывало выхватить у Джулии книгу. А мне, собственно, какое дело? Это всего лишь книга, ее читают, радоваться надо. Меня не должно волновать, что Валентина носит мою одежду, ужинает с Робертом, но это меня волнует, да еще как. Джулия доела суп, закрыла книгу, убрала со стола и вымыла посуду. Стала играть с Котенком, но Котенку это вскоре наскучило, и он ушел спать в гардеробную. Тогда Джулия легла на диван в гостиной и уставилась в потолок, а когда вконец извелась, включила компьютер. Два часа убила в интернете, написала мейлы своим забытым школьным подружкам. Элспет обиженно протиснулась к себе в ящик. В десять вечера Джулия приняла ванну. В десять тридцать понадеялась, что Валентина с минуты на минуту будет дома. Ближе к полуночи, трижды набрав ее номер, она запаниковала. Элспет следила, как Джулия мечется из угла в угол, и предчувствовала… что? Беду. Опасность. История повторялась с досадными вариациями. Элспет пыталась представить, куда Роберт мог повести Валентину – его любимые бары, заветные маршруты… Возвращайся домой, возвращайся, чтобы я за тобой приглядывала. Джулия лежала в постели без сна и кипела от злости. Элспет сидела у окна. Они ждали.

– Хочешь, прогуляемся по Южному берегу? – предложил Роберт.

Он расплатился по счету, и они собирались выходить из ресторана. Валентина заколебалась. Ее смущали туфли. Остроносые, на шпильках, да еще на полразмера велики.

– С удовольствием, – ответила она.

До Вестминстерского моста они доехали на такси. На улицах – удивительное дело – было безлюдно. Их шаги гулко отдавались от тротуара, с противоположной набережной доносился смех. Зрелище ночного Вестминстера было для Валентины в диковинку. «Когда нет толпы, здесь намного приятнее». Роберт повел ее через мост и вниз по ступеням. Стоя у парапета, они смотрели на Темзу и здания парламента. Прямо над Биг-Беном зависла низкая оранжевая луна. Роберт привлек Валентину к себе. Она напряглась. Так они постояли несколько минут, и каждый пытался прочесть мысли другого. Наконец он сказал:

– Пойдем дальше? Мне кажется, ты озябла.

– Да, есть немного, – ответила она.

Они поднялись по тем же ступеням. При ходьбе Валентине было как-то спокойнее. Она не знала, как принято себя вести в таких ситуациях: предполагала, что они будут целоваться, а вдруг он захочет большего? Не рассчитывает ли, что она пойдет к нему? Неужели он не понимает, что это исключено? Который теперь час? Задержись она еще немного – Джулия с ума сойдет. Она и так на стенку лезет, а потом просто взбеленится… Украдкой Валентина пыталась взглянуть на часы Роберта. Потом вспомнила, где находится, и подняла глаза на Биг-Бен. Почти полночь. Они миновали мосты Ватерлоо и Блэкфрайарс. Ноги у нее горели. Он рассказывал о выставке, которую посетил в отделе современного искусства галереи «Тейт». Валентина с тоской провожала глазами каждую скамейку. На подходе к Лондонскому мосту она не выдержала:

– Может, присядем?

– Ох, прости, – спохватился он. – Совсем забыл, что ты на шпильках.

Опустившись на скамью, Валентина сбросила обувь. Она размяла пальцы ног, покрутила ступнями. Роберт наклонился и поднял ее туфли. Он так и застыл, держа в каждой руке по туфельке. Внутри они были теплыми и немного влажными.

– Бедные твои ножки, – выговорил он.

– Туфли чужие, – сказала она.

– Знаю. – Он поставил туфли Элспет рядом с собой. – Ну-ка. – Он вытянул руки. – Давай сюда лапы.

Посмотрев на него с сомнением, она все же подчинилась. Он развернул ее так, чтобы она, опираясь на локти, положила ступни ему на колени.

– Можешь снять чулки?

– Только не смотри, – сказала она.

Он принялся массировать ей ноги. Вначале она следила за его движениями, но потом запрокинула голову, и теперь ему было видно лишь тонкую шею и маленький заостренный подбородок. Он сосредоточился на ее подошвах, чувствуя, что достиг нового уровня раскованности: делал массаж ног молоденькой девушке в общественном месте. «Хотелось бы знать, не полагается ли за такое арест?» Но все мысли тут же улетучились. Мир сжался до этой скамейки: в нем были только ее ступни и его руки.

Валентина подняла голову. Она полностью расслабилась и поплыла. Роберт наклонился и поцеловал ее ноги.

– Процедуры закончены, – сказал он.

– Боже мой, – вырвалось у нее. – Кажется, я не смогу идти.

– Я тебя понесу, – сказал он и не обманул.

Было уже почти два часа ночи, когда Джулия и Элспет услышали шаги. Джулия выпрыгнула из постели, еще не решив, как быть – встречать Валентину на пороге или ожидать в спальне. Элспет полетела в прихожую и увидела медленно открывающуюся дверь; а еще она увидела, что Роберт несет Валентину на руках; увидела, как он бережно опускает ее на босые ноги, увидела, как Валентину, с туфельками в руках, слегка качнуло – и узнала то самое, что произошло однажды с ней самой. Валентина вглядывалась в темноту квартиры. Потом обернулась к Роберту и помахала одними пальцами. Он насмешливо поклонился, вернул ей чулки и пошел к себе. Валентина шагнула через порог и заперла дверь. А потом бесшумно пробралась в спальню.

Элспет осталась в прихожей. Ей не улыбалось быть свидетельницей неминуемой ссоры. Это мы уже проходили. Ей хотелось вырваться из квартиры, побыть одной, разобраться в своих мыслях. Хотелось догнать Роберта и умолить его… А о чем мне просить? Что я ему скажу? Элспет жаждала глотнуть чего-нибудь покрепче и хорошенько выплакаться в ванне. Она жаждала выскочить на улицу и до изнеможения идти куда глаза глядят, потом рухнуть в постель. Но вместо этого потащилась к себе в кабинет и стала смотреть в сад, залитый лунным светом. Отпусти меня, молила она ту силу, что удерживала ее взаперти. Пойми, я хочу умереть; умереть по-настоящему и уйти. Она выжидала, но ответа не было. Господи, кем бы Ты ни был, умоляю, отпусти меня. Это не помогло. Ей стало ясно, что никто ее не слышит. Оставалось полагаться только на себя.

Неся в руках чулки и туфли, Валентина прокралась в спальню. Джулия в пижаме сидела на кровати и болтала ногами. При появлении Валентины она обернулась:

– Тебе известно, сколько сейчас времени?

– Нет.

– Почти два часа ночи.

– Ой.

Джулия соскочила с кровати. Валентина подумала: «Полезет в драку – зафигачу в нее туфлями». Они стояли лицом друг к другу, не решаясь выговорить те слова, которые разожгут ссору. Джулия подумала: «Надо лечь спать – да и все». Но не удержалась и выдала:

– Это все, что ты можешь сказать? «Ой»? – Она стала передразнивать неумелое притворство Валентины. – «Ой, ой, ой».

Валентина пожала плечами:

– У нас что, комендантский час? Ты здесь вместо мамы? Да хоть бы и так: мне двадцать один год. – («Ну что, съела, Джулия?»)

– Могла бы для приличия сообщить, в котором часу вернешься: я же беспокоюсь. – («Я больше, чем мама. Ты от меня просто так не отделаешься».)

– Это твои проблемы. Ты прекрасно знала, где я и с кем. – («Ты мне не указ».)

– Ты отправилась поужинать. Ужин не затягивается до двух часов ночи! – («Где ты шлялась целых семь часов?»)

– Я ходила на свидание, а остальное тебя не касается. – («И отвяжись».)

– Нет, касается! Что на тебя нашло? – («У нас друг от друга секретов никогда не было».)

– Тебе не кажется, что уже пора жить собственной жизнью? – («Господи, да отвянь ты, Джулия».)

– Естественно! Мы и так живем собственной жизнью, только вместе… – («Валентина!»)

– Я не о том! – Валентина швырнула туфли через всю спальню. Они безобидно запрыгали по ковру. – Ты прекрасно понимаешь – я хочу сама распоряжаться своей жизнью. Я хочу стать собой! Мне надоело быть полуличностью. – У нее брызнули слезы. Джулия сделала шаг вперед, но Валентина вскрикнула: – Не прикасайся ко мне! Не смей!.. – И выбежала в коридор.

Джулия осталась стоять с закрытыми глазами, опустив руки. «Завтра одумается. Сделаем вид, что ничего не произошло». Она вернулась в постель и стала прислушиваться, пытаясь определить, где находится Валентина. Потом ее сморил сон; ей приснилось, что она пришла к Мартину и бродит одна по его квартире, нащупывая бесконечные тропинки среди нагромождения коробок.

Валентина устроилась на ночь в гостевой спальне. Постель, как выяснилось, отсырела; Валентина чувствовала себя порочной от того, что легла спать в нижнем белье. «Не помню, чтобы я когда-нибудь спала одна». На самом деле она так разнервничалась, что не могла уснуть. Ссора с Джулией не давала ей покоя; вечер, проведенный с Робертом, отступил на многие недели назад и вспоминался как смутная и желанная передышка в настоящей битве. Саму себя она теперь видела здравомыслящей и несломленной. «Я одержала победу, – молча повторяла она. – Высказала все, что накипело. Так ей и надо. Знала ведь, что правда на моей стороне. Теперь все пойдет по-другому».

Наутро близнецы, избегая смотреть друг на друга, встретились в кухне. Они приготовили яичницу и тосты, вместе позавтракали в холодном свете столовой и обменялись парой слов. Все стало на свои места, но прошлого уже было не вернуть.

ВИТАМИНЫ

– У вас нездоровый вид, – сказала Джулия Мартину несколько дней спустя. – Я вам куплю витамины.

– Слышу голос Марики.

– Это хорошо или плохо?

Они сидели у Мартина в кабинете. День клонился к вечеру; Валентина ушла с Робертом на кладбище, и Джулия, как заблудшая овечка, притащилась к Мартину, громко жалуясь, что все ее бросили, и втайне рассчитывая посмотреть с ним телевизор. Оказалось, у Мартина срочное дело; она маячила рядом, изнывала от скуки, но не теряла надежды.

Мартин с улыбкой развернулся вместе с креслом. В тусклом свечении монитора он выглядел пришельцем из другого мира; Джулия даже нашла его красивым, но понимала, что это красота распада. Его лицо отливало синевой, а руки в теплом свете настольной лампы казались кроваво-оранжевыми.

– Это приятно. Люблю, когда обо мне заботятся, но в меру. Чрезмерная опека тоже ни к чему.

У Джулии назревал план.

– Конечно, конечно, это так. Но если я куплю витамины, вы не откажетесь их принимать?

Мартин опять повернулся к экрану. Он составлял сетку для кроссворда. От щелчка мышкой три квадрата сделались черными.

– Трудно сказать. Мне не упомнить, когда пора глотать таблетки.

– А я буду напоминать. Возьму это на себя.

– Что ж, все лучше, чем впихивать в себя фрукты-овощи.

– Решено, завтра же поеду в «Бутс». – Джулия помедлила. – Вы всю ночь работать собираетесь?

– Да, нужно было начать еще вчера, но я отвлекся на другое. А послезавтра уже сдавать. – Мартин сделал пометку в рукописном наброске кроссворда. – Если хочешь включить телевизор – прошу.

– Нет, я одна смотреть не люблю. Пойду к себе, почитаю.

– Уж извини, что я такой плохой компаньон, но мне – кровь из носу – надо закончить, иначе редактор явится сюда с дубинкой.

– Да ничего.

Когда Джулия переступила порог своей квартиры, ее план принял реальные очертания.

– Так нельзя, – сказала Валентина, когда Джулия с ней поделилась. – Нельзя пичкать человека лекарствами без его ведома.

– Почему это? Он же говорит, что отказ от лечения – один из симптомов его болезни. Я осторожно. Он и сам обрадуется, когда таблетки подействуют и он сможет выходить на улицу.

– А побочные эффекты? А вдруг у него аллергия? И вообще – как ты достанешь лекарство от навязчивого невроза?

– Мы с тобой пойдем к врачу и разыграем спектакль. Я перелопатила массу источников – симулировать эту болезнь проще простого. Скажу, к примеру, что невыносимо боюсь змей. Можно еще и брови выщипать.

– Что значит «мы с тобой»? Я никуда не пойду. – Валентина вцепилась в подлокотники кресла, словно опасаясь, как бы Джулия не потащила ее силком.

Джулия пожала плечами:

– Не хочешь – не надо. Я и одна могу.

Это оказалось не так-то просто, но Джулия правдами и неправдами раздобыла рецепт на анафранил. Пересыпав капсулы в пузырек из-под витаминов, она как-то вечером явилась к Мартину сразу после ужина.

– Вот видите, я не забыла, – похвалилась она, потрясая флакончиком.

Он склонился над какими-то фотоснимками, погрузившись в чужой язык.

– Как, простите? А, привет, Джулия. Что это? Спасибо, очень мило с твоей стороны. Поставлю возле компьютера, чтобы не забывать.

– Нет, – сказала Джулия, – я их буду держать у себя и выдавать по часам. У нас ведь был уговор, помните?

– Разве? – удивился он.

Джулия сходила на кухню и принесла стакан воды. Когда она протянула Мартину одну капсулу, он положил ее на ладонь и стал разглядывать. Потом поднял недоверчивый взгляд на Джулию, но ничего не сказал.

– А принимать кто будет? – нервно спросила она.

На капсуле была надпечатка: «Anafranil 25 mg»; Джулия понадеялась на близорукость Мартина.

– А? Да, в самом деле. – Он положил капсулу в рот и запил водой. – Спасибо, сестричка.

Джулия засмеялась:

– Улучшение налицо.

Она игриво погремела склянкой и пошла вниз. Валентина сидела на полу в кабинете Элспет, вперившись в ее ноутбук.

– Ты его погубишь, – сказала Валентина.

– Глупости. О чем ты говоришь?

– Смотри. – Валентина развернула экран к Джулии, которая села на пол рядом с ней. – Читай, здесь перечислены побочные эффекты.

Джулия стала читать. «Ухудшение зрения, запоры, тошнота, рвота, аллергические реакции, учащенное сердцебиение…» Список был длинным. Она перевела глаза на Валентину:

– Я много времени провожу рядом с ним. Больше, чем способен любой врач. Надо будет за ним понаблюдать, вот и все.

– А если у него случится инфаркт?

– Скажешь тоже.

– А какое-нибудь недомогание? Он же тебе не признается, если вдруг станет импотентом или не сможет сходить по-большому.

– Я определила ему очень маленькую дозу.

Валентина вышла из Сети и закрыла ноутбук. Потом она поднялась с пола.

– У тебя совсем крыша съехала, – бросила она Джулии. – Нельзя решать за других. А без бровей ты просто страхолюдина.

– Ты, между прочим, даже не удосужилась к нему зайти, – рассердилась Джулия, но Валентины уже рядом не было.

Джулия слышала, как она прошла по коридору, закрыла за собой парадную дверь и спустилась по лестнице.

– Ну и ладно, – сказала Джулия. – Катись. А там видно будет.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

День рождения Роберта оказался безоблачным и даже целительным. Накануне он лег спать в разумное время и с рассветом вскочил с постели в необычно радостном нетерпении. «Да-да-да, да-да-да, бла-бла-бла, бла-бла-бла, С ДНЕМ РОЖ-ДЕ-НИ-Я…» – распевал он, принимая душ, а потом позавтракал яйцом в мешочек и ломтиком тоста. Утро он провел восхитительно – перерабатывал главу диссертации, посвященную Стивену Гири, архитектору Хайгейтского кладбища. В контору он явился до полудня и вместе с Джеймсом рылся в архиве до двух часов, пока не пришло время экскурсии. Казалось, его приветствовали все знакомые памятники: «Когда-нибудь пробьет и твой час, но только не сегодня». Вернувшись в контору, он обнаружил, что в нижнем офисе никого нет, кроме директора кладбища Найджела и какой-то молодой четы – они обсуждали организацию похорон младенца. Роберт, поспешно ретировавшись, поднялся наверх.

В уголке на одном из конторских стульев примостилась Валентина. Джессика разговаривала по телефону; Фелисити заваривала чай и приглушенно беседовала с камнерезом по имени Джордж о его работе над каким-то мемориалом; сверху, из архива, Джеймс окликал Джессику; Эдвард делал ксерокопии, а Фил вынимал из коробки торт. Смущаясь, вошли Томас и Мэтью, и в офисе вдруг стало непривычно тесно, потому что могильщики редко присоединялись к остальным, да к тому же отличались богатырским телосложением.

– Оцени, – сказал Фил. – Я заказал, чтобы нам глазурью изобразили Египетскую аллею.

– Ну и ну, – протянул Роберт. – Как же это… неаппетитно.

– Что правда то правда, – согласился Фил. – Серая глазурь не каждому по нутру.

При виде торта Фелисити расхохоталась. Все тут же перешли на шепот, памятуя об убитых горем родителях, которых принимал внизу Найджел.

– Блеск, – сказала она, понизив голос, и принялась втыкать в торт маленькие розовые свечки.

Джессика повесила трубку и распорядилась, не обращаясь ни к кому в отдельности:

– Соблюдайте приличия.

Она подмигнула Валентине и пошла вниз.

Джессика и Фелисити были единственными, не считая Роберта, с кем Валентина уже встречалась. Роберт, войдя, приветствовал ее улыбкой, и Валентина приободрилась. Она с удивлением наблюдала, как Роберт трепался с Филом и парировал шуточки Томаса и Мэтью насчет неуклонного приближения его смертного часа. Так зоологи наблюдают за редким животным в естественной среде обитания. От застенчивости Роберта не осталось и следа. Он подозвал к себе Валентину и, одной рукой приобняв ее за плечи, стал знакомить с собравшимися. Валентину взволновало, что друзья Роберта воспринимают их как единое целое, но будь на его месте Джулия, у Валентины это вызвало бы только раздражение.

Из архива спустился Джеймс, который бочком присел за стол жены. Вскоре появилась и сама Джессика, а за нею – Найджел.

– Ого, – изумился он. – По какому случаю праздник?

– По случаю двадцатого апреля, Найджел, – сказала Фелисити. – Ты разве не захватил костюм?

– Сегодня у Роберта день рождения, – напомнил Джеймс.

– Да, в самом деле, – невесело произнес Найджел. – К сожалению, мыслями я не здесь.

– Обо всем договорились? – спросил Джеймс.

– Разумеется, – ответил он. – Хоронить будем в понедельник, в одиннадцать.

На контору опустился темный покров; детские похороны удручали всех и каждого. «Когда мы хороним детей, – подумал Роджер, – всякий раз начинается дождь. – Потом он сказал себе, что это не так. – Но зонт на всякий случай прихвачу».

– Ох ты, – поразился Найджел, заметив торт. – Это что за ужас?

– Эй, – возмутился Фил, – попрошу не оскорблять кондитерское изделие. – Он сфотографировал торт на мобильник. – Для архива.

Фелисити зажгла свечки. Все сгрудились вокруг Роберта, который с нескрываемым удовольствием слушал, как ему поют «Happy Birthday». Валентина пела вместе со всеми; у нее было такое чувство, будто эти люди – ее давние знакомые: Фил, весь в татуировках, одетый в кожаный тренч; Джордж в рубашке с закатанными рукавами, рассказывавший бархатным голосом про карандашный эскиз, который он не выпускал из почерневших от графита пальцев; Эдвард, похожий на героя черно-белого фильма, исполненный достоинства, в костюме, при галстуке, сцепивший перед собой руки, как в церкви; улыбчивые Томас и Мэтью – в высоких сапогах и подтяжках; печальный Найджел, выводящий слова с таким видом, как будто это была тяжелая миссия, чреватая пагубными последствиями; Фелисити, добрая и звонкоголосая; Джессика и Джеймс, поющие с хрипотцой, как надтреснутые флейты, – все хором распевали «Happy birthday to you». Под конец Роберт зажмурился, пожелал себе «когда-нибудь снова стать счастливым» – и задул все свечки, кроме одной. Зашелестели озабоченные вздохи; тогда он еще раз набрал воздуха и со второй попытки задул последний огонек. Аплодисменты, смех. Разрезав торт, Роберт протянул первый кусок Валентине. В одной руке она держала бумажную тарелку, в другой – пластмассовую вилку – и наблюдала, как он раздает покрытые глазурью ломтики.

Фелисити уже наливала чай в разномастные конторские кружки и фарфоровые чашечки. Роберт попробовал торт: серая глазурь на вкус оказалась не хуже любой другой. Он исподволь бросил взгляд на Валентину и заметил, что она, молчаливая и торжественная среди общего веселья, не сводит с него глаз. Внезапно ее лицо озарилось улыбкой, и у него отлегло от сердца: прошлое уходило в тень, и все его мысли были теперь о будущем. Роберт протолкнулся к Валентине и остановился рядом; они ели торт и блаженно молчали под гул именинной вечеринки. «Все будет хорошо», – подумал он.

Джессика не спускала с них глаз. «Как она похожа на Элспет, – крутилось у нее в голове. – Просто мороз по коже». Перед ее мысленным взором появилась супружеская чета – несчастные родители, только что покинувшие контору. Выходя за кладбищенские ворота, они поддерживали друг друга, словно борясь с ураганом, который норовил свалить только их. Роберт с Валентиной просто стояли рядом, но Джессике почудилось такое же единение. «Кажется, он вполне счастлив. – Она сделала глоток чаю. – Надо думать, все образуется».