Текст книги "Время надеяться"
Автор книги: О. Шеремет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 12
ДАРМ'РИСС
Я отвязал последнего – на сегодня – вороного и завел обратно в конюшню.
Чистка Авгиевых коней закончена. Еще один красавец хромает – надо сообщить Лэду, когда тот соизволит вернуться.
А пока – отдыхать… Отложил скребницу, завалился на охапку сена.
Сейчас бы в ванну, на пару-тройку часов, так надо этого дожидаться. Начальника.
Не хочется шевелиться, не хочется даже дышать. У меня не выходит быть не-магом… Не могу. Неужели я сказал это? Не могу. И не хочу. Проще умереть.
– Дар?
Рука дернулась было снова натянуть капюшон на лицо, но вовремя расслабилась. Тело среагировало почти вовремя. Почти…
– Чего надо?
– Ты даже разговариваешь, как деревенский конюх, – фыркнула Лаэли, усаживаясь рядом. – А твои питомцы неплохо выглядят. Ты любишь лошадей?
– Не очень.
Уйди. Почему я не говорю этого вслух?
– Дар бы ответил: "Нет, ты мне не нравишься".
И что дальше? Я тебя не понимаю.
Лаэли какое-то время молча смотрела на меня. Потом подтянула колени, обхватила их руки.
– Извини, просто я… я не справляюсь. Вот и пришла тебе… надоедать.
Голос девушки звучал приглушенно, когда она уткнулась носом в юбку, сгорбилась – впервые на моей памяти.
Мать моя паучиха, что делать?! Это у неё "истерика"? Не похоже. А что? Встряхнуть хорошенько? Погладить по голове? Да не знаю я, не знаю, дьявол побери, что… что?
Что это за звуки? Как будто она резко и коротко дышит.
Секундочку, знакомая реакция… как это там…
– Ты плачешь?! Ла… Лаэли?
Дотронулся до плеча, боясь обжечься, осмелел, потянул.
– Дурак, – плечо дернулось, съежилось.
Насколько я помню, девушку нужно обнять и поцеловать. Но мне вообще-то дорога моя жизнь. Да и вообще, проведя день на конюшне… негигиенично.
Я дурак?
Сбегу. Вот сейчас встану – и уйду.
Не ушел. Лаэли, с тобой трудно держать обещания…
Пока я размышлял, всхлипывания стали громче.
– Лаэли, – уже жалобно взмолился я, – я не знаю, что мне с тобой делать! Хоть намекни.
Всхлипывания замерли. Теперь стало совсем тихо – у неё очень легкое дыхание…
Сжалась в комок, молчит. Руки так крепко стиснуты, что даже чуть дрожат. "Не справляюсь".
– Ла…
Накрыл ладонью её руку. Кожа прохладная, гладкая. Пахнет нарциссами – я знаю.
Осторожно, медленно-медленно: привстать на колени, расцепить её руки, прижать к себе. Ни о чем не думать – впервые во "взрослой" жизни.
Медно-рыжая голова прячется у меня на груди, всё так же тихо. Но теперь чувствую чужое сердце – в груди и на запястьях, в тонкой жилке на виске.
Тихо, тихо…
– Я потерялась. Дар, мы провалили всё… Если нет магии – как действовать? С чего начать? Сдаюсь.
Голову не поднимает. Птичка, во что я тебя втягиваю!
Последняя умная мысль пришла в голову неожиданно и запоздало – припозднившись, по крайней мере, на полгода.
– Рано. Отчаиваться рано.
– Но ведь мы абсолютно беспомощны – здесь…
– Да замолчи ты, глупая кобыла!
Голова сразу вскинулись, на меня уставились зеленющие непонимающие глаза.
– К-как?
– Да я не тебе.
Пегая кобылка фыркнула на меня лиловым глазом, переступила копытами.
– Да, умеешь ты утешать девушек, – вздохнула однокурсница, снова опуская голову.
– Как ты могла подумать, что я назову тебя глупой?
– А кобылой – в норме вещей, видимо?.. Всё в порядке.
Знаю я твоё "всё в порядке".
Еще ближе, еще громче чужое сердце. Закатные пряди щекочут кожу лица. Взять ладонь, приложить к губам. И правда – нарциссы… А Алхаст сказал бы – фиалки, потому что…
– Не отчаивайся.
– Я уже…
Не отдергивает руку. Как кукла, сломанная, заброшенная в нафталинном сундуке. Видеть эти губы без улыбки – это больше, чем я могу выдержать!
– У меня вообще-то даже была идея, – и идея действительно пришла.
– Идея?
– Да. Если магия здесь ушла в минус, значит, по аналогии с Источниками должны быть Анти-источники, где магии меньше всего. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Не очень.
– Смотри.
Я оживился, отодвинул сено в сторону, начертил на песке график. В конце туннеля неохотно, зевая и ворча, забрезжил свет.
– Скрыть магию во всем мире – чересчур сложно. Что, если её просто обратили, сделали как бы негатив? Она ушла… внутрь. Воронками. Источники замкнулись сами на себе.
– Что-то в этом есть. Но как мы отыщем эти Анти-источники?
– Подумай. Что извечно является противником магии? Точнее – противницей. Церковь!
– Монастырь, – тень прежней улыбки вернулась к Лаэли. – Дар, ты просто гений… я бы сама ни за что не додумалась – так бы и барахталась на одном месте!
– Да ладно тебе, – отмахнулся, закусил губу. – Надо это обдумать. Попросишь завтра выходной? Сходим к монастырю, разведаем.
– Хорошо, обязательно.
У двери остановилась, стала в пол-оборота.
– Как я рада, что ты здесь, со мной.
Вряд ли больше, чем я.
Однако что это на меня нашло в последние два дня? Сты-ыдно, Архимаг. Мозги ведь от магии не зависят, так что зря я раскис.
Вот это правильно, – удовлетворенно отметил Иззмир. Хоть она тебя растормошила.
Секундочку! Так кто кого выводил из депрессии – я её или она меня?!
ЛАЭЛИ
Получилось, что ли?
Постояла за дверью, услышала, как дроу зашебуршал соломой, начал насвистывать, потом замер – задумался.
Теперь можно возвращаться на кухню, помочь Хоуп вымыть посуду. Конечно, мой рабочий день уже закончен, но я отпрашивалась утром на пару часов, чтобы сбегать к монастырю…
Да-да.
Дура! – шипела внутри гордость. – Что ты из себя строила? Теперь этот черноухий будет считать себя умнее тебя! Ты ему проиграла!
– Поддалась, – я отнекивалась, как могла, но гордость не унималась.
Ещё лучше. Ты меня рас-топ-та-ла! Слышишь?!
– Слышу, слышу. Ты так вопишь – странно, что ещё весь город не сбежался.
Она "поддалась". И что теперь? Дала чертовому эльфу еще один повод смотреть на нас свысока. Заревела! Малолетка! Сла…
– Заткнись! Думаешь, мне легко? – положительно, я себя когда-нибудь с ума сведу. – Парни – существа хрупкие, а эльфы – вообще китайские фарфоровые чайники. Если они в себе неуверенны, то зачахнут и засохнут…
Играть в поддавки оказалось непросто. Как же – извечному сопернику, дроу… А ведь я ещё вчера додумалась до противостояния магии и религии. Утром побывала у монастыря. И, если сравнивать отсутствие магии с временной слепотой и глухотой, то неподалеку от куполов храма я просто начинала задыхаться, как треска на сковородке.
И у меня даже появилась идея, как туда проникнуть… Но Дару об этом не узнать.
Но почему?! – раненым грифоном взвыла гордость.
– Потому что ему и так несладко. Пойми, бестолкоавя, вокруг не универ, мы играем в жизнь – здесь ставки крупнее. Считай, что я пожертвовала пешкой, чтобы после захватить коня.
Это я, значит, пешка…
С каким бы удовольствием я отравилась, но, боюсь, эта курносая зараза достанет меня и на том свете… Вообще, кажется, гордость у меня вместо совести.
Хоуп ещё не пришла, поэтому я сама стала разбирать грязную посуду.
Не нравлюсь я себе. Раздвоение личности – Люцифер с ним, уже привыкла. Куда больше волнует моя реакция на прикосновение Дара… Заметила уже давно, но с течением времени становится всё хуже.
Сначала думала, что меня передергивает от отвращения, но это непохоже на сие глубокоуважаемое чувство…
Подхватила тарелку у самого пола, сдула пылинки со спасенной и поставила на стол.
Так, о чем это я?
Ага. Он просто касается меня, а по телу пробегает словно разряд тока. И это… и это мне нравится. Кошмар какой-то. Я ж вроде не чудовище Франкенштейна, чтобы ловить кайф от розетки.
Ужасно – и стыдно. Почему с Алхастом – не так? Почему, когда Дар… нет, когда Кенррет смотрит на меня, становится так жарко? Такому не учат в МУМИ. И пугающе часто вспоминается тот дурацкий поцелуй в самом начале года – нечаянно, не вовремя. Впрочем, поцелуи – они всегда не вовремя.
Тогда глаза были закрыты – а что, если смотреть в них, в янтарные озера, касаться губами его губ…
Слишком много многоточий.
– Лаэли, ты заболела?
– Ч-что? – словно застигнутая на месте преступления, испуганно обернулась в сторону Хоуп.
– Ты красная, и глаза блестят как-то странно.
Женщина приложила сухую ладонь к моему лбу.
– Да ты горишь. Приляжешь?
– Нет, спасибо, – собрала нервы в кучу, запретила думать о страшном. – Я сегодня почти ничего не разбила, представляешь.
– Поздравляю.
Хоуп зажато улыбнулась, снова опустила взгляд на большой таз, в котором мыла вилки. Её не допускали в зал, оставляли на женщину только грубую работу – из-за клейма. Из-за него же сначала она пыталась сторониться меня по привычке, но потом позволила себе чуть-чуть оттаять. Я, в свою очередь, пыталась, как могла, стать её подругой – но за двое с лишним суток многое не успеешь.
Не нравится мне город, где женщин доводят до такого.
– Лаэли, можно тебя спросить? Вы с братом пришли издалека?
– Угу. О-очень издалека.
– В вашей стране, что… – она замялась, закончила едва слышно, – не ставят клеймо за грехи?
– Нет. У нас… нет, такого нет.
Моя родная страна слишком цивилизована, чтобы наказывать за преступления. А у дроу проще: палачи не скучают.
– Тогда понятно, почему вы за меня вступились тогда, перед мальчишками. Ведь я – грешница, чистые люди не должны меня касаться.
– Пф, – сказала я, не зная, как ещё выразить своё мнение. Ну, по-моему, это было достаточно ёмко, нэ?
– Знаешь, что значит буква "П"? Прелюбодейка, – Хоуп пытливо искала на моём лице признаки отвращения. Но не нашла.
– Почему ты покраснела, Лаэли?
– Жарко.
– Тогда пойдем на улицу.
Мы закончили уборку, подмели пол и вышли посидеть на крыльцо черного входа.
Хоуп неторопливо поправила чепец.
– Тебе было больно?
– Больно? Не знаю, я потеряла сознание. Они хотели знать, от кого у меня ребенок, – задумчиво и почти равнодушно начала женщина. – А я не сказала. Потом у меня родилась моя Мерси(1). И умерла. Потому что никто из врачей не хотел её лечить, когда она заболела.
Так вот почему твои волосы поседели раньше времени…
– Вот так, да. А на самом деле я думала, что Бог меня защитит. И её. Потому что – знаешь, кто её отец?
Я покачала головой.
– Проповедник. Он приходил к нам в город на неделю и говорил так красиво о служении Небесам. Он был такой красивый… И моя Мерси тоже стала бы такой. А потом мне поставили клеймо, а на неё поставила клеймо смерть.
– Значит, она ждет тебя на Небесах. Господь простит вас, непременно!
Я знаю, что ты хочешь услышать. И я скажу тебе это, и скажу так, что ты поверишь. Пусть даже я сама знаю богов, и знаю, что милосердие для них – пустой звук.
– Вы будете вместе, Хоуп. Надейся – и молись.
– Но я больше не верю Богу. Если он есть, то почему он покарал мою дочь?! Она ведь была безгрешна!
– Он хотел спасти её бессмертную душу от соблазнов этой жизни, – ложь потоком жирной грязи выплескивать наружу. Неудержимо захотелось вытереть рот. – Он всегда забирает к себе самых лучших; а ты, Хоуп, должна искупить грех молодости молитвой. Подумай сама, неужели тот, кто сотворил этот мир таким прекрасным, может быть жесток? Посмотри… Посмотри на облака. Они как будто пепел от костра! Разве существо, чуждое милости, могло создать такое?
– Ты хорошо говоришь, – Хоуп улыбнулась чуть смелее. – От души.
Хорошо лгу, да. Душевно так.
– Я думаю – может, мне уйти в монастырь? Там принимают всех, даже тех, от кого отвернулись люди.
– Хоуп… ты права, – я пожала руку женщине, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза. – Я пойду с тобой, стану сестрой тебе – чтобы избежать грехов молодости…
"Л" – Лгунья. "П" – Прелюбодейка. "У" – Убийца. "Л" – Лаэли…
К сожалению, я магичка – значит, не могу позволить себе роскошь иметь чистые руки.
Выспалась, свеженькая, бодренькая. Бегала по залу, как еврей с моторчиком, скалила зубы. Птички поют, цветочки цветут. Что ещё для счастья надо? Утро вечера если не мудрее, то позитивнее, по крайней мере.
Мрачные мысли, упорно ломившиеся в сознание вчера, полегли костьми на поле брани с легким бризом, вечно дующим у меня в голове.
Дар сначала зыркал подозрительно (неужели догадался о моих "поддавках"?), но расслабился после подношения в виде бутербродных башен с кружкой свежего молока.
Оставшийся хлеб мы скормили вчерашней пегой кобылке – теплые губы осторожно взяли угощение с ладони.
– Сегодня Хоуп пойдет к монастырю, разговаривать с одной из сестер. Проводим её, заодно проверим твою теорию, да?
– Угу. И не забудь снять медальон МУМИ – если церковники имеют что-то против магов, лучше не рисковать.
– Имеют, – я погладила тщательно расчесанную гриву коняшки. Всё-таки он любит лошадей. – Здесь буйным цветом цветет Инквизиция. Знаешь, что это такое?
Дроу кивнул, нахмурился. Словно пытался поймать ускользающую мысль, но махнул ан неё рукой.
– Как ты сегодня себя чувствуешь?
– Немного лучше, спасибо. Но только немного, – я не стала кривить душой. – Мне еще многому надо учиться.
– Мне тоже.
ДАРМ`РИСС
Лаэли ушла. Я накинул плащ, натянул перчатки, одел жаркую повязку, скрывающую лицо. Уф. Хорошо, что сейчас не лето.
– Тебе, вообще-то, пора привыкать к жаре, – раздался из-за спины глумливый голос, который я меньше всего ожидал услышать. – В аду тропический климат.
Не подал ни знака удивления, обернулся со скучающим видом – пожалуйста, получайте на блюдечке с золотой каемочкой. Демон-скупец, он же – Скупщик, приплясывает на месте, подпрыгивает, стучит каблуками.
– Ты заболел? – участливо осведомился я. – Говорят, в таких случаях пускание крови хорошо помогает.
Он рассмеялся, потер руки, ссутулился.
– Ты еще не потерял присутствие духа? Ах, эта рыжая, как она мне мешает – давно бы заполучил тебя.
– Мечтать не вредно.
Хоть я пытался изображать из себя памятник Невозмутимости, мысли метались в голове, подобно паукам, которых травят газом. Как он сюда попал, в мир без магии? Как он меня нашел? Почему…
– Ты хочешь попросить меня о помощи, юный Кенррет? Ну же, не стесняйся, – морда Скупщика удачно подсунулась под локоть, но я удержался от соблазна, оставил при нем всю его коллекцию клыков.
– Ты служишь мне, не забывай. И поэтому… – лениво зевнуть, почесать за ухом, – о чем это я говорил?
– О том, что без магии ты беспомощнее слепого змееныша. Так каков твой… приказ, хозяин? Говори, но помни наш уговор: чем сложнее задание, тем выше твоя плата.
Я бы и рад, да с тобой не забудешь. Попробую обойтись своими силами.
– Пока просто держись неподалеку. Придешь, если я призову тебя без магии?
– Наша связь крепче любых чар, Кенррет, – демон напоследок подмигнул жадным глазом и исчез.
Я прислонился к стене, потеребил рукав плаща. Тьма знает, что творится! Скупщики занимаются тем, что забирают души магов, обещая им взамен всяческий услуги. Я тоже когда-то подписал договор, и ещё считал себя умным! Маленькая услуга, маленькая плата – кровь. Чуть больше – я плачу жизненными силами. Ещё больше – и демон забирает моё тело, чтобы, пользуясь моими умениями и навыками, творить свои темные делишки в Срединном Мире. Мой же сознание на это время (сутки или двое) пребывает в стороне, в тихом ужасе наблюдая за тем, что Скупщик творит в моем теле. Большей частью, кстати говоря, моя убийственная репутация обязана именно таким случаям.
Если я прикажу демону совершить еще что-то, требующее больших затрат, он наконец-то получит мою дурацкую душу… Было бы за что бороться.
П р и м е ч а н и я:
(1) Мерси – англ. Милосердие
Глава 13
ЛАЭЛИ
Когда мы проходили через ворота, я на всякий случай спряталась за Хоуп – вдруг там снова будет тот общительный стражник?
Наша троица пинала пыль на дороге минут десять, пока не приползли к территории монастыря, к его женской половине. От жары или от чего другого, ко мне пришли галлюцинации. Какие-то надоедливые жужжащие звуки вертелись у левого виска – у правого – у левого – у правого – у левого – у пра… ааааа! Дайте мне стенку, обмазанную ядом, я об неё убьюсь.
Словно Сивка-Бурка, стенка пришла на зов. Я оценивающе приглядывалась к ней в поисках яда, пока Хоуп разговаривала с вышедшей к ней сестрой в серой рясе. Я ободряюще улыбнулась женщине, едва заметно кивнула. Ты на правильном пути, даже если сюда тебя привела ложь.
Кенррет незаметно поплыл в другую сторону, в обход монастыря. Еще приближаясь к нему, мы заметили эту давящую минус-магическую атмосферу… может, она и вызывает такие качественные глюки? По крайней мере, мой сотоварищ вел себя не менее странно, поминутно шикая и переругиваясь с кем-то невидимым за его левым плечом. Жало ревности впилось в затылок – кто еще может раздражать его еще больше, чем ваша покорная слуга?!
Надоедливое жужжание прекратилось.
– Хоть на этом спасибо.
– Спасибо! – чей-то тонкий встревоженный голосок из-за деревьев, растущих у монастырских стен.
– Да пожалуйста, – я пожала плечами.
– Пожалуйста!
– Эхо?
– Эхо!
– Хорошее эхо, качественное.
– Качественное?1 – возмутилось эхо, выплывая из-за деревьев.
Пока я раздумывала, вопить мне на всю ивановскую, что меня убивают, или просто притвориться кустиком, серое бугристое создание с зеленой шевелюрой приблизилось. Оно протянуло тонкую конечность и нежно ткнуло меня в бок.
Бред какой-то. Мне представился мир наоборот, где не смотрители парков накалывают на острые прутья опавшую листву, а взбесившиеся деревья подбирают потерявшихся людей и сбрасывают их в одну большую мягкую кучу, куда потом с радостью плюхнется маленький каштаненок.
Пожалуй, при таких интересных виражах, стоит подождать с призывами о помощи.
– Ты – Эхо?
– Эхо, – существо открыло рот, повторяя услышанное слово.
– И чего тебе от меня надобно?
Эхо приподняло мою тушку, развернуло и поставило к лесу передом, к себе задом. Намек понятен – не пойти ли мне… лесом?
А вот черта-с-два. Меня даже Червежук с кресла не согнал, так что всяким из царства растений лучше и не соваться.
– Так не пойдёт. Знаешь, кто я? Я – маг. Великий и ужасный Гудвин. Будешь загораживать проход, превращу тебя в древоточца и станешь ты каннибалом.
Эхо в ужасе отпрянуло, замахало веточками. Оно же – сплошь магическое создание, как оно может существовать здесь?
– Да пошутила я. Лучше скажи, ты здесь одно? Если нет, где твои друзья?
– Друзья, – задумчиво подхватило Эхо. Потом пытливо глянуло на меня, поманило за собой. – Зья…
У стены, к которой меня подвело Эхо, кипела работа. Комья земли так и летели во все стороны.
– Раз-два, раз-два! Копаем, веселее копаем, – раздавался чей-то фальцет из эпицентра земельных работ…
Эхо кивнуло в сторону копателей, а само благоразумно вернулось в лес. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
Ловко уворачиваясь от земельных снарядов, я подкрадывалась к обладателю фальцета. А как же техника безопасности, красные фонарики и табличка "держись подальше"?
– Эй, агрономы-любители! – вякнула из последних сил.
Фальцет замолк, летящая пыль осела. Откашливаясь, я присела на корточки.
– СЭС пришла. Где у вас тут огнетушители?
– Че-его? – спросил фальцет.
По рассмотрении, обладателем сего вокального сокровища оказался пухлощекий кудрявый малыш, завернутый в сероватую простынку. Он смотрел на меня в высшей степени неодобрительно, сложив ручки на груди, пока я умилялась, пестуя свой неожиданно проснувшийся материнский инстинкт (откуда что берется?). Может, предложит Кенррету ещё одно усыновление – ему не привыкать. Будет отцом-героем.
– Спрашиваю, что это у вас тут за воскресный аттракцион?
Прикрывая рот от пыли, я заглянула в яму – уже приличных таких могильных размеров, надо сказать. Там, с лопатами наперевес, стояли три женщины, по возрасту ближе к пенсии, чем к стипендии.
– Это подкоп, – недружелюбно отозвалась одна из дам-стахановцев. – Почему она нас видит, Амур?
– Так это ты – тот самый мелкий пакостник, который вечно мажет мимо цели? Тоже мне, Робин Гуд…. В угол бы тебя, на горох.
Что-то я сегодня доброжелательная… Амур с опаской отступил на пару шагов. Спрятал руки за спину, наклонил голову к плечу.
– Врешь. Ты добрая. Ты – маг?
– Была. Вы – волшебные существа, я так понимаю? Эхо, Амур… а кто эти гастрабайтеры?
– Мы – Норны, духи судьбы, – перемазанная глиной, одна из норн выкарабкалась наружу. – Впервые встречаем мага после начала Кризиса. Что ты здесь делаешь?
– Видимо, то же, что и вы – пытаюсь разгадать тайну монастыря. А зачем вы роете подкоп, почему бы просто не перелететь через стену?
– Если ты еще не поняла, – презрительный взгляд от малыша Амурчика, – мы потеряли все наши силы, – нас даже не видит никто из обычных людей!
– Ну, а маги?
– А их сожгли, – пояснила норна. – Когда пришел Кризис, пропала магия. И церковники сожгли всех глупых магов.
– С-сожгли? Всех?
– Некоторых сварили в кипящем масле. Иных замуровали заживо – в этой самой стене… Продолжать?
– Нет, спасибо, я сегодня плотно позавтракала. Вы уверены, что во всем виновата Инквизиция? Они, конечно, не самые приятные ребята, но не настолько могущественны, что обратить всю магию в минус.
– Если ты еще не поняла, – снова начали глаголить уста младенца, – церковники стали орудием в руках магов.
– Маги лишили мир волшебства, хочешь сказать? На такое способен только сумасшедший.
– А кто сказал, что чародеи – нормальные? Дети Мимира – есть такие… а, знаешь? Эринии(1) сказали, что они боятся каких-то других магов до потери сознания, поэтому обезопасили себя, как могли.
Прямо-таки повод гордиться собой – надо порадовать Дара. Или – еще одна гиря, чувство вины на наши шеи.
– Так почему ты, мой милый цыпленок, не отправишься сразу к Детям Мимира – тем более, что сейчас они безопасны.
– Если ты еще…
– Всё, всё, поняла! Вы не знаете, где найти этих мелких паразитов, поэтому надеетесь добыть нужную информацию у романтиков костра и топора.
Норны закивали.
– Если бы ты нам помогла…
– Если вы мне поможете, я помогу вам. Говорите, обычные люди вас не видят, так? Мне нужны будут невидимые помощники, когда я попаду в монастырь.
– Тогда – копать? – воодушевился Амур.
– У тебя нездоровые фантазии, мальчик. Я просто-напросто стану послушницей.
– Просто-напросто, – хмыкнуло дитя. – Для стать монашкой не так-то легко: уж я-то знаю.
– Много будешь знать, скоро… облысеешь. Заканчивайте свою подрывную деятельность, и следуйте за мной. Ать-два, левой, правой!..
ДАРМ'РИСС
Так ни до чего путного я и не договорился со Скупщиком. Злой, как тысяча демонов, вернулся к воротам, где Хоуп всё еще беседовала с монашкой. Женщины! Будут сплетничать даже на пороге царства Вечной Жизни.
Кстати о женщинах. Из-за поворота стены показалась моя рыжая спутница, сияя, как начищенная медная ложка. Она поохала мне ладонью, приложила палец к губам. И вовремя: я едва не расхохотался в голос при виде её эскорта: маленького толстенького ангела и трех дамочек с лопатами. Эта разношерстная компания с самыми серьёзными лицами маршировала, отбивая такт босыми пятками.
Боги мои, у девчонки просто талант попадать в неподходящую компанию – взять хотя бы меня.
Хоуп поклонилась монашке, и последняя удалилась в монастырь, закрыла за собой дверь.
Женщина подошла к Лаэли, с жаром пожала её руку, не замечая волшебных существ. Значит, обычные люди их не видят, так?
– С завтрашнего дня я стану послушницей в монастыре. И это всё благодаря тебе!
– Я очень рада, – Лаэли обняла свою старшую подругу, но её лицо было искажено, девушка кусала губы. – Бог будет милосерден к тебе.
– А ты, ты станешь моей сестрой? Пойдешь со мной? Настоятельница сказала, что будет рада принять мою подругу, – Хоуп отстранилась от магички, посмотрела ей в глаза. – Пойдешь, Лаэли?
Она даже не взглянула на меня.
– Да, Хоуп.
Поздно вечером, когда все уже легли спать, я потихоньку прокрался на кухню. В свете единственной оплывшей свечи видно было руки Лаэли, сложенные на столе. Она разговаривала с Амуром – услышав скрип двери, оба обернулись.
– Вот и третий заговорщик. Будешь есть?
– Нет, я не голоден.
Девушка фыркнула, встала, шурша длинной юбкой, и поставила передо мной блюдо с холодным мясом.
– Послушай пока нас с Амуром. Осталось, в общей сложности десять дней, прежде чем сюда на выручку явится половина универа. Завтра мы втроем – то есть малыш, Хоуп и я – отправимся в монастырь. Ещё два дня мне придется вести себя максимально прилично; надежда будет только на Амура: но, если в монастыре есть Дети Мимира, маги, они его заметят.
– А что ты будешь делать после этих двух дней карантина?
– Полагаться на авось – и дипломатические таланты, приобретенные за время сожительства с дроу и демоницей.
Амур слушал, одобрительно кивая, жуя кусок сыра.
– Это опасно, – медленно сказал я. – В тебе могут опознать мага.
– Как? Ведь ауру не видно. Амулет я сниму и отдам тебе. Риска нет абсолютно никакого, Дар.
Всё же я опасался – какое-то смутное предчувствие… Не хочу отпускать девчонку одну. Но, судя по упрямо вздернутому подбородку, она будет прислушиваться ко мне не больше, чем к этой самой холодной свинине, если бы та заговорила.
Вкусно, кстати.
– В таком случае, каждый вечер в шесть я буду ждать тебя у ворот.
– Или Амура.
– Нет, тебя, – я заупрямился. Демон, она подумает, что я ей не доверяю. Но девушке такое даже не пришло в голову.
– Ладно, если так жаждешь лицезреть мою физиономию – let it be so(2).
Лаэли сняла восковой саван со свечи(3).
– На кого он показывал? На меня, – и тихо засмеялась. – Не верю в приметы. А ты?
– Верю в то, что рыжие девушки приносят неприятности.
Лаэли показала мне язык. Давно мы не были в таком хорошем расположении духа.
– Рыжая-бесстыжая.
– Моль бледная. Завидуешь!
Я поднялся во весь рост и навис над девушкой, измышляя ответную реплику, когда меня насторожил тонкий звук, как будто… тетива?
Амур, прикусив язык от усердия и закрыв один глаз, старательно целился в кого-то нас из своего игрушечного лука. Но, судя по рассказам Лаэли, проблемы он вызывал нешуточные.
Ведьмочка схватила клетчатое полотенце и смахнула волшебное существо со стола.
– Эй, я работаю! – возмутился оскорбленный в лучших чувствах мальчуган.
– Я тоже, – оскалилась моя подруга, схватила метлу и, напевая, вымела духа за дверь.
ЛАЭЛИ
Кто в тринадцать лет не размышлял о самоубийстве? Как сладко и больно жалеть себя, погибшего во цвете лет! И – ух, как они все пожалеют, что не понимали юное существо, которое зачахло во мраке своей комнаты, проливая горькие слезы над гениальными (без сомнения!) рифмами "кровь – любовь"…
Для меня же самым страшным кошмаром – и местью всему человечеству – был уход в монастырь. Не знаю уж, благодаря рано проявившимся магическим способностям или семейке Адамс, фанатикам священного отакуизма, но монастырь мерещился моим неокрепшим нейронам зловеще громадой, уйти куда – значит похоронить себя заживо.
И вот, сейчас я была на пороге этого кошмара. Серые тучи рваным саваном нависали сверху, грозя пролиться холодным дождем, ветер зловеще хохотал и нахально пробирался под теплую вязаную накидку. Трагический настрой несколько портил Амур, мелко семенящий за нами с Хоуп, ядовито комментирующий фигуры всех проходящих мимо монахинь. Он клятвенно пообещал, впрочем, не использовать лук (почему-то сохранивший магические свойства) на территории монастыря, где монахи и монахини хоть и редко, но все же встречались на общих службах.
Наша проводница отвела нас в скромную келью, где Хоуп и я должны были жить во время послушничества. Две кровати, мрачный шкафчик, угол с иконами и молитвенником. На кроватях лежали серые рясы – и мне невольно вспомнился первый день в МУМИ. Пожалуй, здесь тоже следует ожидать подвоха.
– Одевайтесь, – властно приказала монахиня.
Ну что, косплеим монашек?
– Извините, – пропыхтела я минуту спустя. – А побольше размера нет?
Женщина приподняла брови.
– Но ведь ряса длинная, тебе как раз до щиколоток. В талии и плечах, пожалуй, даже широка.
– Да, но вот… грудь не помещается.
Одеяния не были рассчитаны на земных девушек, явно. Не виноватая я.
– Не отрезать же её.
Монахиня смерила мою часть тела оценивающим взглядом.
– А вообще-то хорошая идея. Надо сказать об этом матери-настоятельнице и ввести в обычай…
От страха объем моих первых девяноста резко уменьшился.
Чувствую, меня здесь ожидает множество чудесных минут…
За первый день, как и следовало ожидать, ни мне, ни Амуру ничего не удалось узнать, поэтому Дара я не смогла обнадежить. Странное дело, моего железобетонного коллегу продолжали терзать опасения – он настойчиво предлагал мне бросить всё к Вааловой(4) бабушке. И именно это заставило меня с упорством настаивать на продолжении эксперимента. Не хочу больше поддаваться остроухому!
Или – не хочу больше оказываться рядом с ним? Близко, так близко, что даже кожа кажется сомнительной преградой между двумя душами – что уж говорить об одежде… Нет, не хочу. Не понимаю себя. Как будто голова говорит одно, а… а тело – другое.
Брр.
Так вот. В этот же самый первый день нас, послушниц, нагрузили таким объемом работы, что большинство к вечеру уже не стояли на ногах. Однако во мне не было сочувствие к товаркам по несчастью – вспоминая поединки с дроу на скимитарах или практические задания Ринальдо, где смерть была вполне возможным исходом, я радовалась «передышке».
Поэтому на вечернюю общую службу пойти смогли только трое – благо, это было необязательным удовольствием. Меня подгоняло (кроме чувства долга) страстное любопытство: какие, интересно, юноши уходят в монастырь? И бесенок внутри не давал покоя, нагонял шальные мысли. Честно слово, как могла, старалась не поддаваться искушениям!
Из великолепного зеленого весеннего вечера, горько пахнущего сгоревшей травой и влагой, мы вошли, в свой черед, в мрачный собор. Он был огромным, рассчитанным на все население мужского и женского монастыря, и при этом еще и оставалось свободное пространство!
Ряд колонн вел к алтарю, собор изнутри совещался алыми и голубыми лампадками, мечущийся свет которых выхватывал из мрака лица монахов и монахинь. Жутко.
И так, век за веком, напевные и невнятные слова молитв, смиренно опущенные глаза, слезы просветления или раскаяния, мирра, ладан и воск. Бог есть любовь. И Смерти нет.
Чувствую себя такой одинокой среди этих людей. Я знаю то, чего не знают они, но мне от этого ни капли не легче… Сессен, Алхаст, как мне не хватает вас!
Хоуп потянула меня за плечо, возвращая в реальный мир. Зашептала на ухо, обдавая горячим дыханием кожу на шее.
– Смотри, смотри, это отец-настоятель!
Усилием воли я заставила себя заинтересоваться происходящим. Отец-настоятель был благообразным седым мужчиной средних лет, с сединой на висках, но без залысин.
Чересчур благообразен – как с картины. Я чувствую переигрывание… Сколько демонов скрывается в твоей душе, священник?
Словно прочитав мои мысли, настоятель обернулся в сторону новых послушниц. Хоуп и вторая девушка ахнули и опустили глаза, трепеща от благоговейного восторга. Я же, оправдывая репутацию жирафа, до которого всё доходит на третьи сутки, только начала догадываться о том, что следует вести себя чуть скромнее, когда священник приблизился.
