Текст книги "Суть острова"
Автор книги: О. Санчес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц)
– Теперь не очень. – Сигорд поскрипел ладонью о небритый подбородок (значит, опять в конторе ночевал, хотя и скрывает). – Но догадываюсь, что речь идет о поиске смысла жизни.
– Опять смеетесь…
– Не смеюсь я.
– Смейтесь, смейтесь… Я, кстати, знаю, о чем вы сейчас думаете.
– Да-а? И о чем же?
– О том, что нужно сходить в табачную лавку за сигаретами. Иначе жизни вам нет, все ваши мысли не здесь, а там. – Сигорд аж поперхнулся от неожиданности, хотя ничего не пил в этот момент, не жевал и не курил.
– А с чего ты так решил?
– Но я угадал? Нет, вы честно скажите?
– Допустим.
– Потому я так решил, что воздух в кабинете прокурен тяжело, устойчиво. Потому что глаза у вас как у кролика, а на щеках и под носом щетина. Стало быть, домой вы не ездили и всю ночь сидели здесь. И курили. И все соски ваши дымучие закончились, и вы не знаете, кого послать, потому как сами-то устали за ночь и лень вам самому идти. Вот почему я так подумал и решил.
У Сигорда около четырех утра жестко и неотвязно прихватило сердце, и с той поры по настоящий момент он выкурил всего две сигареты, так что сигаретная пачка была наполовину полна, кроме того, в бардачке лежала запасная, тоже едва початая, почти полная. Не в сигаретах дело – под ребрами и в висках ныло нешуточно, Сигорд мечтал не о куреве, не о деньгах, не о чашечке кофе, но лишь об одном: добраться до кровати, рухнуть туда, лежа запить лекарство и вырубить сознание на несколько часов, отдохнуть. Все его существо жаждало покоя и безмыслия, но зачем кому-то, пусть даже и Яну, да хоть сыну родному – об этом знать?!
– Я же говорю – гений. Но вопрос с куревом решается сам собой: мне нужно ехать домой, по разным всяким хлопотным делам, поэтому никого, кроме меня, никуда посылать не надо, сам куплю по пути. А к вечеру я вернусь, и мы подобьем итоги первого осеннего дня. Справишься без меня?
– Постараюсь.
– Ты уж постарайся. Кстати, насчет смысла жизни – примчалась мне в голову одна идея полностью удовлетворяющая всем твоим высказанным пожеланиям… – Круглые бровки Яблонски задрались еще выше обычного, в знак внимания и интереса, но глаза его были не более чем вежливы – не ждал он от идей Сигорда на данную тему ничего стоящего, кроме насмешливого подвоха. И ошибся, хотя и не ошибся.
– Если все у нас наладится с бизнесом, а у меня с квартирой – могу взять тебя в мажордомы, в домоправители. Помнишь историю про мажордома, что Рик нам рассказывал? Да, все будет как ты хотел: значимость, ритуалы, стабильность, размеренность, покой львиную долю суток… Ливрея, если пожелаешь, на твой индивидуальный вкус и цвет. В шахматишки будем игрывать более-менее регулярно, почаще нынешнего. А? Как тебе?
– Ловлю на слове. Согласен, Сигорд, мне это подходит. Должен ли я буду взамен вернуть вам свою долю в «Доме фондовых ремесел»? Это я к тому, что все равно согласен, меня устраивает.
Ну ни фига себе! Чего-чего не ждал Сигорд от Яблонски – так это согласия в ответ на такое предложение, но он справился с замешательством мгновенно, время не тянул, даже и откашливаться не стал:
– Заметано. Нет, мне твоя доля напрочь не нужна, и более никогда, слышишь, к этой теме не возвращайся. Итак: после того, как мы восстановим прежние финансовые силы, ты имеешь законную и неотъемлемую возможность свалить с данного места работы и стать мажордомом-домоправителем у меня в жилье. С правом пожизненного найма и произвольного ухода по собственному желанию. Зарплата – по среднему, в сравнении с прежним местом работы, то есть твоим нынешним. Так?
– Вы не забудете о своих словах?
– Зачем же забывать? Подготовь впрок договор, чтобы все честь по чести.
– Стоит ли плодить формальности, Сигорд? Я вам и на слово поверю, как всегда верил. С подобным же договором над нами смеяться будут.
– Да черт с ними, пусть. А кто, кстати, будет смеяться?
– Ну… Нотариус, не профсоюзы же… Договор-то не типовой.
– Улыбнется – потеряет клиентов. Что же касается профсоюзов, то на моей территории этого сраного социализма не будет, пока я жив. Профсоюзов нам еще не хватало, коллективного, извините за выражение, договора, между нанимателем и трудящимися фондового рынка. Ты поменьше умничай, а лучше садись за бульдозер и сгребай червонцы, вон – строчки уже побежали вниз по белу полю. А я поехал.
Скрипели ребра, болело сердце, болела голова. Позвонил сын, Сигорд снял левую руку с руля, на ощупь достал мобильный. Пришлось перенести встречу на завтра, потому как сил больше не было – общаться с внешним миром.
Да, мажордом бы не повредил… Как ни жаждал Сигорд свалиться и не вставать – а не получилось: за водой сходить, телефон отключить, вспомнить где пульт и под руку его, на всякий случай. Трубку мобильную, стремительно вошедшую в обиход Сигорда и Яблонски, туда же и по той же причине, чтобы была рядом. Но отключить. Теперь опять вставать, занавески задергивать… Ну уж заодно и в туалет… Уже полдень скоро, так и боль в сердце пройдет, пострадать не успеешь… Где сигареты!? Ага, возле пульта и трубки, все нормально. Только не курить пока.
Сигорд вертелся, ворочался, устраивая левые ребра поудобнее, с неудовольствием обнаружил по отблеску на стекле, что оставил включенным свет в ванной, и сам отключился, заснул, наконец, глубоким исцеляющим сном.
Подобные приступы случались с ним достаточно редко, раз в квартал, в среднем, всегда без вмешательства врачей.
Сон утолил боль, более того, снял ее так, что Сигорду теперь и не верилось в предутренние страдания. Чай, чай, чай. Никакого кофе, но обязательно слоеную булочку с маслом, а вторую на поздний ужин, когда вернется из конторы.
– Алё, Ян?.. Не узнал, богатым будешь… Нет, не надоело, тем более, что это не шутка, а просто присказка-паразит. Как там у нас? Ну, уже хорошо, главное чтобы выше среднего, а не ниже. И сколько это «чуть-чуть» в цифрах?.. Нормально, все не в минус, а в плюс. Я выезжаю, готовь доклад, расставляй фигуры.
Сигорд шел к мотору, вдыхая сухой и свежий осенний воздух, и радовался, что не распечатался на сигарету после сна: не воздух, а бальзам, аж голова кругом… Вот бы бросить. Листья желтеют, вон их сколько уже на асфальте… Жалко, что темнеет так рано, а днем некогда побродить, поглазеть…
– Слушай, Яблонски…
– Погодите, вы мне зубы не заговаривайте!.. Как только проигрыш почуяли, так сразу Яблонски. Проиграли – так сдавайтесь, а отвлекать не надо, рабочий день закончен.
– Это кто проиграл?
– Вы. Вам осталось мучиться менее десяти ходов.
– Ага. Понятно. Ты двинул эту ладью, или поправляешь?
– Да, я сделал ход.
– Тогда тебе мат в два хода. Вот шах… Сюда, сюда его ставь, больше некуда… И вот мат.
– Я просто зевнул!
– Не зевай. Так вот: как ты насчет двухсменной работы некоторое время?
– Что значит – двухсменной? Что вы имеете в виду?
– Мир меняется, бизнес в том числе. На Нью-Йоркской фондовой в марте – началось нечто вроде месячника Американско-Бабилонской дружбы: наши акции, те, по которым бабилонский индекс рассчитывается, будут котироваться там в пилотном режиме, а штатовские – у нас.
– Так ведь «ихние», как вы выражаетесь, лет пятнадцать как на нашей-то котируются! В пилотном, ничего себе в пилотном!.. И наши акции, бабилонских компаний болтаются там примерно столько же.
– Это другое дело. Раньше мы с ними, в отличие от Европы, контачили в режиме фондового магазина: вы мне продаете, я у вас покупаю, вот договор, вот подписи, вот банковские реквизиты. А теперь мы весь оставшийся март можем фигачить в режиме оонлайн!
– Что за оонлайн, онлайн, вы хотели сказать? Электроные торги?
– Я пошутил. Да, электронные.
– Ну и что из того, что у нас с ними онл… Сигорд, вы гений! Это, считай, у нас с вами две сессии в день, вместо одной?
– Именно. Между прочим, заметь: чуть ли ни каждый день мы друг друга гениями величаем, по разным поводам и без поводов. Гении-то гении, а денег нет!
– Да нет, но… Да будут деньги! Идея-то классная! Кстати, а почему бы нам и на старушку Европу не распространить нашу… вашу, в смысле, идею? Это уже будет трехсменная? А, Сигорд?
– Нет, увы. Барьеры остаются, там наши «пики» не сработают, я уже думал. А вот со Штатами – должно получиться, у штатников в бизнесе на порядок меньше бюрократии, там все наши наработанные «фишки» в силе. Жалко, если пилотный проект так и останется пилотным…
– Месяц с удвоенной прибылью – тоже хорошо, особенно в нашем положении.
– Три месяца почти. Это я образно выразился насчет месячника, он будет длиться целый квартал, до первого июня.
– Квартал заканчивается первого июля.
– Хорошо: три месяца, до первого июня, длинною в квартал. Теперь я правильно сказал?
– Теперь – да. Так это же просто замечательно, Сигорд! Что, завтра и начнем?
– Угу. Завтра и приступим. Я признаться, сегодня планировал, да… решил остудиться денек, еще раз все взвесить.
«Черта бы я лысого остужался, кабы не сердце заболело!» – подумал про себя Сигорд, но смолчал по своему обыкновению, а Яблонски, по маковку поглощенный думами о завтрашнем рабочем дне, ничего не заметил.
Три угарных месяца Сигорд и Яблонски работали, не зная и видя ни белого света, ни шахмат, ни женщин, ни иных знакомых им радостей жизни, кроме одной, но зато самой жаркой и всепоглощающей: азарта, утоления жажды наживы!
Как ни хвалил Сигорд умеренность штатовских бюрократов, но они, при полной и безоговорочной поддержке бюрократов отечественных, успели выдоить из компаньонов не менее чем по ведру крови: рабочие сутки складывались у них из двух неравных половин: «двугорбой» электронной биржевой сессии и надлежащего документального оформления этих биржевых международных сделок. Даже такой пустяк, как официальные разночтения технических терминов двух англоязычных стран заставляли чуть ли ни ежедневно буксовать механизм «Фондового дома ремесел»… Но прибыли, точнее, уровень прибылей, с нахлестом окупал все эти неудобства.
– Ну же, Ян! Не томи, что ты там копаешься, ей богу! Сколько там наших батальонов подготовлено к зимней компании? С точностью до…
– Я и так спешу, успокойтесь… Гм…
– Ну?
– За вычетом налогов и предстоящих авансовых платежей на биржу и в бюджет всех уровней… К бою готово почти ровно четыре миллиона талеров. Четыре миллиона тридцать… шесть тысяч, если совсем быть точным. Грандиозно!
– Черт! Как же так, я думал – больше, причем – заметно больше!
– Нате, сами проверяйте! Сто тысяч – на биржу, у штатовцев все очень дорого, да почти триста – во все возможные платежи-чужажи, мелкие косвенные налоги, зарплата вам и вашим сотрудникам…
– А это что?
– Ваши проценты по вашей заложенной квартире, я перевел вовремя и даже чуть вперед. Основную сумму отдавать довольно скоро, причем всю целиком.
– Да? Точно. Насчет отдавать – мы еще посмотрим, лучше перезаложить и еще полгодика деньги повращать.
– Прекратите, Сигорд, мне вас смешно слушать! Уж как-нибудь четыреста тысяч мы наскребем без особого ущерба делу. Да еще через несколько месяцев.
– Пятьсот. А через сколько, кстати?
– Через два. Все, кончился пилотный биржевой проект. Теперь будем ждать, ногти грызть, пока они переварят накопленный опыт и отрыгнут его биржевым птенцам своим, дабы те могли питаться невозбранно и на постоянной основе…
– Ишь, как заговорил! Какой, ты, оказывается, алчный! Слышишь, Ян, а эти-то, наши соседи – по-прежнему считают, что мы вот-вот по миру пойдем. «Когда, – говорят, – собираетесь съезжать?» Я удивился, с чего бы, мол, и куда это нам съезжать? А те на голубом глазу пересказывают мне слухи, которые все, кому не лень, насчет нас муссируют: мол, платить нам за аренду и коммуникации нечем и нашему «Дому ремесел» вот-вот дадут пинка под зад, за неуплату. И что документы о банкротстве нашем вот-вот будут опубликованы в нашей внутренней газетенке, в кладбищенском разделе.
– Вот замечательно! А вы что им?
– Да ничего. Плечами пожал и дальше пошел. Чем меньше о нас знают – тем лучше.
– Не скажите, Сигорд, не скажите… Мы регистрационную составляющую нашего бизнеса выпустили из рук, и теперь уже ее нам не вернуть, потому как не поверят и не доверят. А ведь то была пусть и небольшая, но верная прибыль, стабильная прибыль… Могла быть для нас в трудную минуту, как маленький спасательный круг, если вы понимаете, о чем я говорю.
– А если не понимаю?
– Понимаете. По-прежнему, после краха никто никогда не имеет с нами никаких дел, а видели бы, что мы выплыли и растем – во вред бы не пошло, только на пользу. Я продолжаю: вся наша надежда отныне – на вашу идею, на методику, которая позволяет нам увеличивать обороты чуть ли ни в полтора раза ежемесячно. Даже больше! Заметно побольше, поскольку с ростом оборотного капитала, всякие разные платежи и аренды, которые можно считать относительно фиксированными, занимают в процентном отношении все меньшую долю расходов, а…
– Меньше. «Квартальник» повышенной прибыльности, который оказался в несколько раз длиннее предполагаемого месячника, все же завершился и мы теперь будем выкручивать месячный вал – дай Бог тридцать процентов.
– Где же тридцать-то? Тридцать пять, господин Сигорд, тридцать пять! Я проверял поталерно, попенсно даже…
– Попенисно. Пусть тридцать пять. Но ты не отвлекайся, пожалуйста, ты говорил про какую-то надежду?
– А, да, спасибо. Вся наша надежда, что методика будет: а) работать, б) достаточно долго работать. Но рано или поздно мы должны будем повернуться лицом и карманом к нашим партнерам – а где их взять, партнеров, если мы и раньше, не говоря уже о сегодня, не производим впечатления солидных и надежных партнеров? Что это за фирма такая, у которой ни одного клиента? Я вас и себя спрашиваю? Мы обязаны думать о будущем, пока ветер дует в наши паруса. А будущее немыслимо без респектабельности, надежности, внушительности. Нам – пусть не сегодня, но уж точно послезавтра – понадобится всеобщее уважение и признание.
– Сила будет – все признают.
– Что это, опять цитата какая-нибудь?
– Да, фраза из одного старого фильма, я ее с детства запомнил. Польский, по-моему, ваш фильм был, костюмный, из жизни древних королей.
– По вашему деньги – и есть та самая сила?
– Сильному сытнее.
– Превосходно! Емко-то как. А по-моему – сила не должна исчерпываться этой, пусть и очень важной характеристикой.
– По-моему – именно она, сила, измеряется именно деньгами, по крайней мере – в нашем случае, мы же не спортсмены, не военные, не политики. Мы – финансисты. Но я не спорю, и как только обретем возможности – подумаем о солидности. А пока – вот еще тема, коль скоро мы лишились штатовских бонусов. Ты слышал, что фирма «Фибойл» выпустила варранты на сумму в миллиард талеров?
– Слышал что-то. Варрант – это производная ценная бумага, позволяющая покупателю в течение гарантированного времени выкупить некие ценные бумаги по твердой, гарантированной цене.
– Спасибо, что разъяснил. Так вот, через… тридцать пять минут ты пойдешь и купишь этих варрантов на миллион. Сейчас они стоят ровно талер каждая, итого миллион варрантов. Номинал по варранту – десять талеров, мы же – по талеру закупимся.
– И что будет?
– А то, что мы, согласно твоему разъяснению, будем иметь право до самой весны, до первого сентября, выкупать акции «Фибойла» по цене пятьдесят талеров каждая. Супергигант «Фибойл» хочет стать сверхсупергигантом, войти в первую десятку мировых нефтяных лидеров, расширяя для этого уставный капитал и привлекая дополнительные ресурсы, помимо кредитования.
– Понял. Но вы разрешите, я взгляну, освежу в памяти… Минутку… Угу. Сигорд, мне нравится ваша хватка и размах, но мы безо всяких варрантов можем купить этих акций по цене тридцать восемь талеров бумажка, а не по пятьдесят. Это обыкновенные так стоят, а привилегированные гораздо дешевле. Иначе говоря: что за чушь вы затеяли? Вы хоть сами себе отдаете отчет, что вы собираетесь делать? Меня заставить делать?
– Вроде бы да. А ты?
– Я, к великому моему сожалению, тоже.
– Тогда повтори, предвари словесно, будь добр, а я послушаю.
– Да. Итак, вы собираетесь купить миллион десятиталерных, якобы, бумажек по талеру штучка, каждая из которых дает вам право в течение нескольких месяцев выкупить одну акцию нефтяного гиганта «Фибойл» по цене пятьдесят талеров акция, в то время как за углом, в любой соседней кабинке можно купить бесконечное количество этих акций по цене тридцать… восемь талеров сорок пенсов – штучка. Так? Может, и не бесконечное, но всяко больше миллиона.
– Да, так, ты все понял правильно.
– Вот я и говорю: чушь! Номинал варранта – червонец, предлагаемая цена – талер, а подлинная, сегодняшнего дня, стоимость варранта – нулевая, меньше чем никакая, потому что… Чушь!
– Не чушь, а рискованная операция, основанная на инсайдерской информации. В моем доме живет маникюрша одной министерши. Вернее, модная маникюрша живет, визажисткой себя называет, у нее есть клиентка министерша, которая уже дважды воспользовалась услугами визажистки в долг. И та министерша метет хвостом перед визажисткой и обещает заплатить в ближайшее время, а ныне, мол, ее дурак-муженек вбухал семейные деньги в какие-то варранты… Короче, Ян, дело было в нашем гараже, мне по пустяку пришлось ждать администратора, и никак было не избежать слушать бабскую трескотню этой моей соседки по телефону. Сначала она выслушала министершу, а потом, во втором разговоре, поносила ее своей подруге. Уловив слово варранты, я чуть не помер от любопытства, слушал аж дрожал, а эта сучка говорит о чем угодно, о губной помаде там, о подмышках, об эмитенте же – ни звука! Ну, я дождался конца разговора, встреваю: – Сударыня, – говорю, – я старый биржевой волк и знаю, что когда речь заходит о варрантах – с кошельком беда. Извините, что невольно подслушал ваш разговор. – Откозырял я ей и с понтом дела открываю дверцу своей машины, дабы ехать дальше. А подколенки ходуном ходят, в горле пересохло.
– Ах! Боже мой! Я так и знала, так и знала… Что же мне, по судам таскаться? Так я на нее и в суд побоюсь подать, у них там все друг другу руки моют… Боже, какой кошмар! – Дамочка моя маникюрша наладилась рыдать, рукой цапает трубку – опять кому-то звонить…
– Сударыня, погодите, а что за варранты, название фирмы, эти варранты выпустившие?
– Ой, не помню! Кажется… Кажется… Фибол какой-то?
– «Фибойл»?
– Да. Вы знаете, да, она дважды повторила: «Фибойл». Кошмар, да?
И тут я ее утешил, сказал, что Фибойл фирма солидная…
– Простите, Сигорд, она что, не слышала о «Фибойл»? Правда, что ли? Ну не может в природе такого быть.
– Видишь, может. Сказал ей, что это тот редкий случай, связанный с работой мужа ее клиентки, когда провальный для остальных вариант, для министра становится видом безопасной и неявной взятки. «Свои у них расклады, – говорю, – и нам с вами в них лучше не лезть. Но деньги у вашей клиентки будут, не волнуйтесь». И дамочка немножко успокоилась, и мы разъехались, а я взволновался еще больше, когда выяснил, что министр тот – по природным ресурсам. Взволновался и стал копать, все глубже и глубже, все шире и шире…
– Без меня.
– Без тебя. Думаешь, приятно, когда будущий мажордом смотрит на меня как на идиота? Проделал я в одиночку весь долгий аналитический путь и рекомендую тебе, прежде чем ты побежишь покупать, ознакомиться непредвзято и внести свои соображения.
– Да? Как это я успею ознакомиться, когда мне через тридцать минут уже бежать покупать? – Яблонски сунул руки в карманы, тотчас вынул их и подошел к столу. – Где они, давайте?
– Я пошутил. Купишь через шестьдесят минут, да хоть через сто, но сначала я должен выслушать мнение твоего аналитического аппарата, потому как страшно пихать целый миллион в авантюру. Читай мою записку, там все: справка по «Фибойл», по министру, по местам, где они бурят, по родственным отношениям в президентских конюшнях и так далее…
– Гм… Сигорд… Я ознакомился. Знаете, мне сейчас это уже не представляется такою авантюрой, как два часа назад. Гм… В горле пересохло. Могу я, наконец, чаю попить? Черт, у меня от вашего дыма в голове звон и в горле хрипы.
– Пей, Яблонски, пей. Прочитал – теперь пей. А то с твоими священнодействами и псевдокитайскими церемониями чтение на год бы растянулось. Я только одну и выкурил в твоем кабинетике, тоже ведь волнуюсь! Одобряешь, короче?
– Да. Пойду, куплю, еще вдруг кончатся, пока мы тут… А потом уже попью вволю и вы меня тогда не дергайте, я попросил бы.
И пришла зима, и прошла зима, и подступил сентябрь.
Сигорд и Яблонски много волновались в эту зиму, но то был не самоубийственный трепет заигравшихся банкротов, ставящих на кон последнюю банкноту промотанного состояния, а кураж удачливых игроков, у которых все получается, за что бы они не взялись: ставь на красное, на черное, чет, нечет, ряд, сектор, номер, зеро – все выигрывает! Пять миллионов талеров за эти зимние месяцы превратились в одиннадцать, а «инсайдерский» миллион, вложенный в варранты «Фибойл» – вернулся и привел за собой еще четырнадцать!
Миллион компаньоны растратили на оргтехнику, мебель, на премии себе и сотрудникам, на возвращение кредита по закладной, а остальное, в виде нескольких банковских бумажек, выстроили перед собой на столе, в кабинете у Сигорда, и непечатно спорили – дивизия это, или уже целый корпус. Сигорд стоял за дивизию, а мечтательный и порывистый Яблонски готов был считать заработанные двадцать пять миллионов целой армией. Как всегда в принципиальных спорах победил Сигорд, поскольку он был начальник и владелец контрольного пакета.
– Будет у нас миллиард – тогда армия.
– Миллиард талеров – это слишком большая сумма, чтобы думать о ней всерьез.
– А кто говорит о талерах??? Миллиард талеров – это и есть твой дурацкий корпус. Я же говорю о долларах.
– А не о фунтах, часом? Хотите, я дам вам градусник?
– Фунт – валюта вражеская, нам она ни к чему, а за твои подколки я накажу тебя немедленно, выкурив вот эту сигарету прямо здесь. Если бы у нас был хотя бы один миллиард британских фунтов стерлингов, я бы сказал, что это фронт. Даже не фронт, а Вооруженные силы державы под гордым названием «Дом фондовых ремесел»! А ты бы в них был Верховным Главнокомандующим. О как!
– Я – главнокомандующий??? А вы тогда кто? Господь Бог?
– Нет, просто Господин Президент. Я не гонюсь за славой и почестями, ты же знаешь.
