Текст книги "Небо и земля"

Автор книги: Нотэ Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Элька повеселела. «С чего это я? – спохватилась она. – А…. Иващенко…» Стоит ей о нем вспомнить, и сразу становится легче на душе, и она чувствует себя крепче, увереннее.

Заморосил дождик. Элька плотнее запахнула пальтецо, с волнением вглядываясь в даль. Вон уже могилки виднеются. Отсюда начинаются бурьяновские земли. Где-то здесь неподалеку – только ее не видно – Дикая балка, бывший надел Шефтла, заветные две десятины. Как он тогда упрямился, как спорил с ней! А теперь…. Не узнать его, совсем другой человек…

Дождик прибил пыль на дороге и перестал. На минуту показалось солнце, выглянуло из-за лохматых туч и снова скрылось.

Машина проехала проселком к молочной ферме, стоявшей на холме по эту сторону плотины, и остановилась у длинного недавно побеленного хлева.

Ферму построили, когда Эльки уже здесь не было. Несколько длинных высоких коровников, крытых белой и красной черепицей. За коровниками виднелись силосные башни, а подальше – длинные низкие кошары. На стене склада висело красное полотнище, на котором большими белыми буквами написано: «Все для фронта!»

Старичок экспедитор оставил несколько бидонов и напомнил Эльке, что машина заедет на ферму через три-четыре часа.

У артезианского колодца стояло несколько колхозниц. Элька быстро пошла вниз, к плотине.

С каждым шагом ее охватывало все более глубокое волнение. Та же плотина… тот же ставок… Он, казалось, совсем не изменился, точь-в-точь такой же, как тогда… Вон там, у тех высоких камышей, она полоскала свою кофточку. А отсюда, с плотины, спустился тогда Шефтл… С любовью и печалью смотрела она на милые места.

От плотины дорога вела мимо низкой кузницы, мимо амбаров на высоком фундаменте из белых больших камней, затем, обогнув пустой загон, выводила на широкую, немного кривую деревенскую улицу. Элька свернула вправо, к ставку, и, пройдя по сырому берегу, вышла к огородам.

Перескочив через заросшую пасленом канаву, она стала подниматься вверх по тропинке. Тропинка вела через огород прямо во двор к Шефтлу. Издали она увидела сквозь листву молодого тополя беленькую хатку с ярко-синими углами.

С учащенно бьющимся сердцем вошла во двор. Сняла косынку, поправила волосы.

Из дома торопливо вышла Зелда в выцветшем платье, с пустым ведром в руке. Направилась к колодцу – и вдруг увидела Эльку.

– Товарищ Руднер!.. – вскрикнула она, уронив ведро. – Ой, какой гость!.. Заходите! Заходите, пожалуйста!

Не помня себя от радостного удивления, она завела Эльку в горницу, которую, к счастью, только что убрала, захлопотала, засуетилась, не зная, как лучше принять гостью.

– Раздевайтесь, раздевайтесь, – помогала она Эльке снять пальто. – Будьте как дома… А помните, товарищ Руднер, вы ведь были у нас пионервожатой. А теперь я, слава богу, уже мать четверых детей. Меня, должно быть, трудно и узнать… Но вы-то, вы… ничуть не изменились! Такая же, как тогда, точь-в-точь… Та же товарищ Руднер, – оглядывала Зелда Эльку сияющими глазами.

И действительно, никто, посмотрев на Эльку, не сказал бы, что ей уже тридцать один. В своей скромной темно-синей юбке и белой блузке она выглядела, как девушка.

Радость, с какой ее встретила Зелда, тронула Эльку.

– Спасибо, Зелда, спасибо. Да ты не беспокойся…

– А вы сядьте, чего вы стоите, – Зелда вытерла передником и без того чистую табуретку. – Небось устали с дороги… Может, молока выпьете? Пока еще будет обед… Такой гость… Ах, если бы Шефтл знал…

Элька хотела спросить, когда же придет Шефтл, но Зелды уже не было в комнате.

«И это Зелдка?» – подумала Элька. Она ее представляла себе другой: не такой располневшей и гораздо более красивой.

Элька осмотрела комнату. Широкая никелированная кровать с розовым покрывалом. В изголовье две большие подушки в свежих белоснежных наволочках. Детские кроватки и кушетка тоже чистенькие. Свежемазаный глиняный пол, пестрые грубошерстные половики.

В комнате пахло только что испеченным хлебом и свежим чабрецом. На стене, между выходившими на улицу окнами, – несколько грамот и большая фотография Шефтла, вырезанная из газеты. В уголке – белый пиджак, в котором он приходил к ней. Увидев этот пиджак, Элька почувствовала себя как-то уютнее.

Но где сам Шефтл? Он ведь говорил, что встретит ее…

Элька выглянула в окно. На тихой затененной улице не было ни души. Элька узнала домик Доди Бурлака… А это что? Там, где стоял дом Симхи Березина? Такое красивое высокое здание с большими окнами? Видимо, клуб. И еще один новый дом… И еще… Ого, сколько настроили!

Элька с удивлением обвела глазами подернутую голубоватым туманом широкую улицу. Значит, здесь она ходила когда-то? И по этой вот улице вела за собой возбужденную, шумную толпу хуторян на окраину, ко двору Якова Оксмана? И тогда же его раскулачили… Теперь ей все это казалось таким далеким-далеким…

– Извините, товарищ Руднер, – Зелда быстро вошла в комнату, держа в одной руке большой кувшин с молоком, в другой – чистый стакан. – Выпейте молочка, а то пока еще обед будет… Выпейте, я вас прошу, холодное, только что из погреба.

– Спасибо…. Хорошо тут у вас, – тихо сказала Элька.

– Конечно, хорошо, только вот если б не война… – вздохнула Зелда, складывая руки на полной груди. – Что же будет, товарищ Руднер? Вы-то должны знать…

– Я, Зелда, милая, знаю не больше, чем ты.

– Да как это может быть!

Зелда и теперь относилась к Эльке как в пионерские годы.

Когда-то до нее доходили слухи, будто Элька влюблена в Шефтла. Однако Элька была в ее глазах слишком большим человеком, и Зелда не могла поверить, чтобы на их хуторе ей мог кто-нибудь нравиться. Даже Шефтл ей не ровня.

– Ну, что ж вы не пьете? – она придвинула Эльке стакан с молоком. – Я вас прошу…

– Спасибо, – Элька все оглядывалась, словно ей было не по себе. – А где ребятишки? – спросила она. – Где дети?

– Играют во дворе. А Шолемке спит, у свекрови он. Сейчас я ее позову, – спохватилась Зелда, вскочила, подбежала к боковушке и отдернула занавеску – Свекровь, вы не спите? Поглядите-ка, кто у нас в гостях!

Свекровь, в измятом платье, с белым, в крапинку платком на голове, кряхтя, вошла в комнату и присела на табуретку.

– Гости, говоришь? – разглядывала она Эльку, щуря глаза, потом повернулась к Зелде: – Кто эта девушка?

– Разве вы не узнаете? – воскликнула Зелда. – Присмотритесь-ка получше.

– Нет, не узнаю, – покачала старуха головой.

– Да это ж товарищ Руднер… Элька Руднер…

– Элька Руднер, говоришь? Какая Элька? А, что когда-то была у нас? – удивилась старуха.

– Да, да, та самая, – сказала Элька. – Как поживаете? Как здоровье?

– Спасибо, – ответила старуха. – Ты уж не взыщи, я плохо вижу. Значит, ты та самая Элька? Это в тебя тогда стреляли в Ковалевской балке? Ну, а теперь ты как? Давно ты здесь не была… Должно быть, важная птица, а? Ты кто – секретарша или председатель? Замуж вышла, верно, и дети есть?

– Дочь.

– Дай ей бог долгой жизни. Сколько ей?

– Шестой год.

– Что ж вы, товарищ Руднер, ее с собой не взяли, – с сожалением сказала Зелда.

Она сняла с кровати одну из подушек, достала из комода чистую простынку и постелила на кушетке.

– Прилягте, отдохните немного. Сейчас вернется Шефтл, вместе и пообедаем.

И, взяв с полки горшочек с гусиным жиром, заторопилась на кухню.

Элька осталась вдвоем со старухой.

– А твой муж кто? Тоже, видно, большой человек? – продолжала расспрашивать старуха. – Директор какой-нибудь, а? На войну-то его не взяли? Ну, а к нам в колхоз ты зачем приехала? Будешь выступать на собрании? Сил вот не стало, а то бы я тоже сходила послушать. Наверное, будешь говорить о войне… Полхутора уже забрали… только бы уж больше не брали никого. Я ночей не сплю, один-единственный сын…

Свекровь сидела лицом к окну и не заметила, как Дверь открылась и вошел Курт. Босой, в белой рубашонке и коротких синих сатиновых штанишках с лямками, он несмело переступил порог но, увидев старуху, попятился. После печальной истории с вишневкой он боялся ее как огня.

– Поди сюда, – позвала его Элька. – Какой красивый мальчик – ваш старший, должно быть? Как тебя зовут? Ну, иди, иди ко мне…

Старуха обернулась и увидела Курта.

– Тьфу, чтоб тебе, – плюнула она. – Тут как тут! Уже учуял? Ступай, ступай нечего тебе здесь делать!

Курт побледнел, бросил испуганный взгляд на Эльку и выбежал вон.

– Зачем вы с ним так, – пожурила ее Элька. – Такой славный внучонок.

– Какой еще внучонок? Для кого внучонок, а для меня волчонок… Нужен мне этот немчик!

Старуха была довольна: наконец-то ей попался человек, с которым она может отвести душу. Опасаясь, как бы Элька не ушла, она суетливо подсела поближе и захлебываясь начала выкладывать всю историю с Куртом.

– Зелда сама во всем виновата; его и брать-то не надо было. Жалостливая… А кого тут жалеть, кого? Говорят, они режут всех подряд… Ну и этот как вырастет, такой же будет…

Элька слушала рассеянно, молча поглядывала в окно.

Зелда тем временем умыла детей, одела их в чистое. Хотела умыть, переодеть и Курта, но мальчик, обидевшись, убежал и спрятался во дворе за скирдой.

Зелда с детьми вошла в комнату.

– Вот, товарищ Руднер, – она взглянула на Эльку сияющими глазами, – вот мои достижения! Это – Шмуэлке, самый старший, он уже скоро в школу пойдет. А это Эстерка, а это Тайбеле. А самый маленький, Шолемке, спит…

Дети стояли, держась за руки, и большими, круглыми и черными, как маслины, глазами с любопытством смотрели на незнакомую тетю. Элька погладила по голове Тайбеле; девочка была удивительно похожа на Шефтла.

«А я ведь им ничего не привезла», – вдруг подумала Элька, и ей стало неловко. Отозвав Зелду в сторону, она напрямик спросила, нельзя ли здесь, в Бурьяновке, купить что-нибудь для детей.

__Что вы, – замахала на нее руками Зелда, – ничего не нужно! Спасибо, что сами к нам приехали, для нас это большая честь. А за детей не беспокойтесь. Им хватает…

Она вынула из верхнего ящика комода ярко раскрашенную жестяную коробку с леденцами и дала детям.

– Вот вам подарок от тети Эльки, – сказала она. При виде яркой коробки у ребят загорелись глаза, и они, все разом, протянули к ней руки.

– Ну-ка, что зам там привезли, покажите и бабушке, – вмешалась старуха.

Но ребята, заполучив коробку, убежали во двор.

– Не забудьте дать Курту! – крикнула Зелда в окно.

– Спасибо еще, что не велела все ему отдать, – проворчала старуха и, недовольная, ушла к себе.

– Старый человек… Что с нее взять, – тихо сказала Зелда, когда свекровь задернула за собой занавеску. – А вы, наверно, уже есть хотите?

– Нет, нет, я ничего не хочу, – Элька поднялась. – Я, пожалуй, пойду пройдусь немного.

– Никуда вы не пойдете! – воскликнула Зелда. – Шефтл должен вот-вот… А знаете что? – Она схватила платок и накинула на голову. – Ну-ка я за ним сбегаю…

– Не надо, – Элька взяла ее за руку.

– Так ведь он не знает, что у нас такой гость дорогой. Я мигом…

– Нет, нет…

Вдруг Зелда подняла голову, прислушалась, затем подбежала к окну. Вниз по улице, по разбитой пыльной дороге, мчался гнедой, запряженный в знакомую двуколку. Зелда издали разглядела Шефтла.

– Едет! – крикнула она радостно. – Вы его, наверное, и не узнаете, товарищ Руднер. Он так осунулся, особенно за последние дни. Сколько, как вы его не видели?

– Ну, сколько… неделю.

– Неделю? – Зелда смотрела на Эльку непонимающими глазами.

– Ну, восемь дней… Сегодня воскресенье, а у меня он был в ту субботу, вот и считайте…

– В позапрошлую субботу? – Зелда чувствовала, что у нее холодеет сердце.

– Как? Он разве не говорил?

– Да нет… говорил… конечно, говорил… Да, да, ведь он тогда ездил в Гуляйполе, – силилась улыбнуться Зелда, стараясь, чтобы Элька ничего не заметила. – Ну, я пойду, накрою на стол… Я сейчас… Сейчас будем обедать, – и, чувствуя, что больше не может сдерживаться, она выбежала на кухню.

Все в ней перевернулось в эту минуту. «Он был у нее, он был у нее… Там, в Гуляйполе… И ничего не сказал…. Не сказал даже, что виделись… скрыл от меня…»

Теперь она поняла, почему он вернулся не ночью, как другие бригадиры, а на следующий день.

От неожиданности, от потрясения Зелда даже не подумала, что, если Элька так просто говорит об этом, значит, ничего такого не было. А впрочем, что Элька, ей Шефтл был важен, он почему ничего не сказал?..

Шефтл оставил гнедого у плетня. Привязал вожжи к колышку, почистил рукой пыльную, выцветшую куртку и, невеселый, с озабоченным видом, вошел в дом.

– Дашь чего-нибудь поесть, а, Зелда? – устало спросил он с порога, на ходу расстегивая куртку. – А то мне сейчас же обратно… – и вдруг остановился как вкопанный.

– Элька? – вскрикнул он, и нельзя было понять, обрадовался он или испугался. – В такую погоду? – Он оглянулся, потоптался на месте, снова оглянулся, наконец подошел и нерешительно пожал Эльке руку.

– Ты недоволен, что я приехала? – смущенно спросила Элька.

– Почему? Просто не ждал… в такую погоду, – оправдывался Шефтл. Он заметил, что за эту неделю Элька похудела, побледнела – и стала еще красивее, милее, ближе… это его даже как-то испугало.

– А где Зелда? Она… уже видела тебя? – спросил он запинаясь.

– Зелда только что вышла.

Шефтл украдкой оглядел комнату – чисто ли хоть?

– Ну скажи, не угадал… Все небо еще с вечера в тучах… я думал, не приедешь. И утром небо прямо черное было… А дочурка твоя где?

– Дома.

– Надо было взять ее с собой.

– Ты когда уехал из Гуляйполя? – упавшим голосом спросила Элька.

– На рассвете. – А когда узнал, что война?

– Уже здесь, на хуторе. Зелда встретила меня этой новостью.

Осмелев, он посмотрел ей в глаза, словно хотел сказать: «Не об этом мы думали, когда стояли с тобой на мосту. Всего за два часа до того, как началось».

– Поди угадай, – сказал он, закуривая. – Прошла неделя, а сколько пережито. Сегодня вот снова плохая сводка…

Хмурясь, Шефтл приоткрыл дверь на кухню и позвал Зелду.

– Сейчас, – слабо донеслось оттуда.

Шефтл отошел, но дверь оставил открытой. Он не знал, рассказала ли Элька Зелде, что он был у нее, и это его смущало, сковывало.

– А дверь почему открыта? – спросила Зелда, входя с высоким караваем хлеба и тарелками.

Осторожно поставив тарелки на комод, она вынула чистую скатерть с бахромой и стала накрывать на стол, изо всех сил стараясь казаться спокойной.

– Пожалуйста, садитесь сюда, товарищ Руднер, – показала она Эльке место во главе стола. – Сейчас подам борщ…

– Ну, Зелда, как ты находишь Эльку? Узнала ее? – спросил Шефтл, придвигаясь со стулом к столу. Он чувствовал, что должен ей что-то сказать, быть с ней поприветливей. – Скажи, Зелда, а как твой палец? А, Зелда?

Ей очень не хотелось отвечать. Но она, поборов себя и ставя перед ним тарелку, тихо сказала:

– Ничего с ним не сделается…

– Но уже не так больно, а, Зелда? Может, я тебе, Зелда, помогу? – повторил он несколько раз ее имя, словно чувствовал себя перед ней виноватым.

– Не надо мне помогать… я сама.

Она подошла к комоду и начала нарезать хлеб.

Шефтл бросил на нее быстрый взгляд и, невольно сравнив с Элькой, удивился, Зелда выглядела старше Эльки, а ведь она была моложе ее на целых пять лет,

– Что у тебя с пальцем? – спросила Элька.

– Ничего… Поболит и перестанет.

Стараясь унять дрожь в руках, Зелда сложила нарезанный хлеб на тарелку и вышла на кухню за борщом.

– Шефтл, – сказала Элька торопливо, – Шефтл, слушай… Мне надо с тобой поговорить… Для этого я и приехала…

Заметив, что она то бледнеет, то краснеет, Шефтл сам изменился в лице.

– Боюсь, что Алексей застрял в Минске. А там ведь уже немцы. Я в отчаянии… Это было бы самое страшное…

С улицы послышались гудки. Элька вскочила, подбежала к окну, но, увидев, что машина не маслозаводская, снова села.

– Ты чего?

– Да вот боюсь пропустить машину.

– Как? – удивился он. – Разве ты не на бричке? Ты ведь говорила, что приедешь на бричке «Заготзерна».

Элька посмотрела ему прямо в глаза:

– Я ведь там уже не работаю. Уже целую неделю.

– То есть как это? – уставился на нее Шефтл.

– Да вот так… – тихо сказала Элька. – Только ты об этом никому не говори. Даже Зелде. Терпеть не могу, когда меня жалеют…

В эту минуту она решила о Свете пока не говорить. Все равно ответа из военкомата еще нет… а если понадобится, тогда… И не только с Шефтлом, а и с Зелдой надо будет обо всем договориться.

Дверь распахнулась, и в комнату вошла Зелда. Она была бледна, глаза ее болезненно блестели. Горшок с дымящимся борщом, который она несла, казалось, вот-вот выскользнет у нее из рук. Стараясь не глядеть на мужа и Эльку, она поставила горшок на край стола, открыла было рот, хотела, видно, что-то сказать и вдруг, круто повернувшись, вышла.

– Что с ней? – растерянно спросила Элька. Ей стало не по себе.

– Не знаю… Должно быть, палец разболелся, – угрюмо произнес Шефтл. – Зелда! – крикнул он, поднимаясь. – Ну, что же ты? Где ты?

Зелда не откликалась.

Шефтл направился было на кухню, но тут мимо дома, поднимая густую пыль, пронеслась машина с веселым звоном бидонов и свернула на пригорок к ферме.

– Ой, это моя! – воскликнула Элька и бросилась надевать пальто.

– Подожди! Пообедаем! Сейчас Зелда придет, – удерживал ее Шефтл.

– Ты что? Я не успею. Не станет же машина меня дожидаться…

– Успеешь, успеешь. Голодной мы тебя не отпустим. Пока еще погрузят сливки… Зелда! – крикнул он опять, открывая дверь на кухню.

– Нет, нет, – отказывалась Элька, хоть у нее и сосало под ложечкой. – Так где же Зелда? Попрощаюсь и побегу.

– На кухне ее нет, – растерянно пробормотал Шефтл.

Заглянул в боковушку. Там не было ни Зелды, ни свекрови…

– Куда она ушла? Нет, ты садись, садись, – бросился он к Эльке. – Поешь, я прошу тебя.

– Нет, нет, не могу… – Элька уже застегивала пальто. – Досадно, с Зелдой я, видно, так и не успею попрощаться… Поблагодари ее за меня. Скажи, что я торопилась. Пусть на меня не обижается… Ну, будь здоров, Шефтл, и если приедешь в Гуляйполе… – Она протянула ему руку.

– Я тоже пойду. Подвезу тебя.

– Не надо, Шефтл, не надо, прошу тебя.

– И не проси, – Шефтл вышел вместе с Элькой и направился к двуколке.

Дети, игравшие под шелковицей, увидели их и с радостным шумом бросились навстречу.

– Папа, посмотри, что нам подарила тетя, – Эстерка показала раскрашенную коробочку.

– Не видели маму? – рассеянно спросил Шефтл, отвязывая вожжи от колышка.

– Не знаю, – ответила Эстерка и убежала с коробочкой в руке.

– Скажи маме, что я сейчас вернусь, – крикнул ей вдогонку Шефтл, усаживаясь рядом с Элькой в двуколку, и стегнул гнедого.

Узкая двуколка неслась по краю дороги, подпрыгивала на кочках. Шефтл чувствовал Элькино плечо, ее горячую руку, упругую ногу, которая время от времени касалась его ноги, и со свистом взмахнул в воздухе кнутом, словно хотел заглушить в себе что-то…

У загона двуколка свернула к плотине. Из дворов выглядывали любопытные, которым не терпелось узнать, с кем это едет бригадир. Элька пониже надвинула на лоб косынку – сейчас ей никого не хотелось видеть.

Шефтл щелкнул языком, гнедой поднял уши и весело заржал.

– Странно все-таки с Зелдой, – сказала Элька, когда они подъехали к плотине. – Да, послушай, – вспомнила она, – а говорил ты Зелде, что был у меня?

– Нет, – Шефтл покраснел. – А что?

– Нехорошо получилось, – огорчилась Элька.

– Я не успел… не мог, – сказал он тихо и взял ее за руку.

Элька осторожно высвободила руку.

Нерадостно было у нее на душе. Она ехала сюда и так надеялась, что разговор с Шефтлом принесет ей облегчение, а может, что-нибудь посоветует… И вот разговора не получилось, да тут еще с Зелдой… Скрыл от жены, что был у нее. Зачем он это сделал? Нехорошо.

Шефтл натянул поводья. Они уже миновали высокую насыпь плотины, под которой переливались маленькие голубоватые волны ставка.

У молочной фермы, около склада, на котором висело красное полотнище с большими белыми буквами: «Все для фронта», грузили тяжелые бидоны со сливками на машину из Гуляйполя. Рядом стояло несколько пожилых колхозников и колхозниц, молодых и постарше, с сапками в руках. По дороге с поля они завернули на ферму напиться. Когда подъехала двуколка, все обернулись. Узнали Эльку и, словно увидели близкого человека, бросились к ней.

– Товарищ Руднер!..

– Да это ж Элька Руднер!..

– Товарищ Элька!..

«Не удалось уехать незаметно», – с сожалением подумала Элька.

– Вот так гостья! – Калмен Зогот протянул ей свою большую жилистую руку.

Все столпились вокруг двуколки и, отталкивая друг друга, старались протиснуться.

– Наконец-то вспомнила о нас! – Катерина Траскун обняла ее и расцеловала. – И такая же красавица… Сколько, как ты уехала отсюда?

– С тридцать третьего года, – тихо ответила Элька.

– Господи, восемь лет! – воскликнула Кукуиха. – Помнишь ли хоть меня?

– Помню даже, что вы не позволяли вашему мужу вступать в колхоз…

– Правда? – Кукуиха широко раскрыла глаза. Все вокруг захохотали, засмеялась и она сама.

– А меня вы помните, товарищ Руднер? – раздался звонкий голос Нехамки.

Элька обернулась, увидела пылающее девичье лицо, горячие черные глаза и неуверенно пожала плечами.

– Не узнаете? Это ж Нехамка, Хонцина дочка, председателя…

– Откуда товарищ Руднер может ее помнить? Сколько ей тогда было – лет восемь-девять, не больше.

– Я тогда уже была пионеркой, а товарищ Руднер нашей вожатой…

Элька взглянула на Нехамку. Какая стройная, какая красивая девушка!

– Ты когда приехала? – спросила Катерина. – Только что? Ну, пошли ко мне. Помнишь, ты у меня ночевала когда-то?

– Помню… Но я сейчас уезжаю…

– Что ты говоришь?

Все уставились на нее с удивлением.

– Как это – сейчас уезжаешь? – спросил Калмен Зогот. – Ты что же – не хочешь даже на наше хозяйство поглядеть?

– В другой раз… Я с попутной машиной.

– Жалко. Нашего колхоза сейчас не узнать. Как раз тебе не мешало бы посмотреть.

– Я спешу… Уезжаю на этой машине…

– Ничего не скажешь, – Додя Бурлак покачал седой головой, – жить бы можно. Можно бы жить, если б не война… Скажи, товарищ Элька, что ж это будет? Сколько это может продолжаться? Ты ведь знаешь больше нас…

– Я знаю столько же, сколько и вы.

– Ну, все-таки. Ты там с большими людьми… До каких же пор? Вон ведь уже до Минска дошли.

– Каждый день новое направление, – сокрушенно вставил Триандалис.

– Не дай бог, еще и до нас доберутся.

– Что же это за сила такая, что нельзя ее остановить?

– А я понимаю, – задумчиво сказал Калмен Зогот, снимая соломинку с бороды. – Я думаю, что мы их заманиваем в западню, и скоро им конец.

– Дай бог, дай бог, – поддакнула Катерина. – Ну, а ты-то как? Расскажи хоть, как ты живешь? Кто твои муж? Тоже гуляйпольский?

– Нет, с Урала.

– С Урала? – переспросила Кукуиха. – О, должно быть, большой начальник…

Элька чувствовала, что у нее кружится голова – может, и потому, что за весь день у нее маковой росинки во рту не было. Она нетерпеливо оглянулась на машину. Скорее бы уехать.

Бидоны заняли весь кузов. Шефтл с озабоченным видом стоял возле шофера и, разговаривая с ним, глядел издалека на Эльку. Юркий старичок экспедитор, отвечая, кивал и одновременно подписывал на крыле машины какие-то розовые квитанции.

Элька стала прощаться.

– Будьте здоровы… Кланяйтесь Хонце, Хоме, всем, всем, – говорила она уже на ходу.

– Я хочу вас о чем-то попросить, – тихо сказала Доба, следуя за Элькой. – Мне бы вот ссуду получить. Небольшую. Я одна… Замолвите за меня словечко в райисполкоме.

– Вам и так дадут, – ответила Элька.

– Ну хоть словечко, пожалуйста. С вашей просьбой они посчитаются.

– Напрасно вы так думаете, – сказала Элька с горькой усмешкой.

– Нет, я знаю, вы же в «Заготзерне» главный начальник. Ну, я прошу вас…

Шофер включил мотор, и Элька побежала к машине.

– Вот так, возомнят о себе и не хотят другому малейшего одолжения сделать, – ворчала Доба.

– Ну, едем! – умоляюще попросила Элька.

– Ум-гу, – ответил экспедитор, закуривая папиросу. Элька подумала, что, предложи он ей сейчас сесть

в кабину, она бы не отказалась. То, что придется сидеть среди бидонов, ее не смущало, но вокруг стояли колхозники и, главное, среди них был Шефтл, и было неприятно у всех на виду перелезать через борт кузова. Но экспедитор не предложил.

– Ну, Шефтл… – Элька подошла к нему, полола руку. Больше она ничего не могла сказать. Ухватилась за борт, стала ногой на колесо и, придерживая платье у колен, перелезла в забитый бидонами кузов. Все смотрели на нее. Растерянно улыбаясь, она махнула рукой.

В эту минуту мотор загудел, машина рванула с места, Элька покачнулась и упала на приплясывающие бидоны; зацепившись за проволоку, порвала пальто.

«И откуда, черт бы ее подрал, взялась эта проволока!» Элька с трудом протиснулась между бидонами ближе к кабине. Здесь хоть не так трясло. Оглянулась она, когда они были уже возле подсолнечников, и увидела издали, как двуколка Шефтла повернула обратно к хутору.

Шефтл ехал шагом. Давно у него не было так муторно на душе. Только что была здесь Элька, и вот ее уже нет. Уехала… Оставив двуколку около двора, он направился к дому. Переступил порог и остановился, широко раскрыв глаза: на Шмуэлкиной кровати лежала, зарывшись головой в подушку, Зелда и громко плакала. На полу молча сидели дети, только Курт стоял возле Зелды и робко гладил ее по ноге.

– Что случилось? – спросил Шефтл смущенно. Дети испуганно посмотрели на отца, а Зелда, услышав его голос, разрыдалась еще громче.

– Что? Сильно палец болит? – Шефтл подошел к кровати и нагнулся над Зелдой.

Она продолжала рыдать.

– Вы чего тут собрались? – прикрикнул он на детей. – Ну-ка, марш во двор!

Внезапно Зелда оторвала голову от подушки и села на кровати.

– Зачем ты гонишь детей? Пусть они знают, пусть… О господи, в такое время. Война… Завтра, избави бог, могут забрать… Оставит меня одну, с такой семьей… А он о чем: думает? Одно баловство на уме… О господи… Не хочу больше жить… Не могу…

Шефтл строго посмотрел на ребят, и те, опустив головы, вышли во двор.

Зелда снова упала на кровать и заплакала тихо, сдавленно, будто совсем обессилела.

– Зелда, ну что ты… ну что я сделал такого? – он осторожно присел рядом и погладил ее по плечу.

– Уходи от меня! Теперь я знаю, почему ты тогда задержался, – проговорила она сквозь слезы. – Я тут чуть с ума не сошла… не знала, что думать, а он у нее развлекается… Отец четверых детей… А эта… Как ей не стыдно! Ведь у нее муж, ребенок… Никогда бы про нее не подумала. Теперь все понятно. Это ты у нее ночевал в прошлое воскресенье. А сейчас она приехала к тебе. Выфрантилась… В такое время! Ведь война!

– Что ты говоришь, Зелда… Да что за глупости ты говоришь! – Шефтл почувствовал, что на нем взмокла рубаха. – Ну, а если я и зашел к ней? Нельзя, что ли?

– А почему ты мне раньше ничего не сказал, почему молчал целую неделю? Ведь с тех пор уже целая неделя прошла… Почему ты мне не рассказал, что ночевал у нее? – твердила Зелда, приподнявшись и глядя на Шефтла. Лицо у нее искривилось, глаза распухли, нос покраснел. Шефтл еще никогда не видел ее такой некрасивой.

– Да ты что? Кто ночевал? Сама не знаешь, что мелешь! Я заскочил к ней на минутку. А потом ушел в Дом колхозника! Вот где я ночевал.

– А зачем она к тебе приехала? О чем вы шушукались?

– Не кричи. Почему ты кричишь? Мы… Она хотела… Она должна была мне рассказать…

– С чего это она должна тебе что-то рассказывать? Кем ты ей приходишься?

– Как так – кем прихожусь?… Люди мы или нет? Ей теперь тяжело… у нее горе.

– Какое горе?

– Ну… – замялся Шефтл, – этого я тебе не могу сказать.

– Собственной жене не можешь сказать? Она тебе ближе, чем я! У тебя с ней секреты… Лучше бы я до этого не дожила! – И Зелда снова залилась слезами. – Уйди… Уйди от меня…

Шефтл беспомощно озирался по сторонам. Ну, что с ней делать? За всю жизнь у них ничего подобного не случалось.