Текст книги "Я обязательно вернусь. Книга 3.1 (СИ)"

Автор книги: Нора Ольвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 18

Долгожданный первый летний месяц, кажется, с него началось моё возрождение. А до этого, в горах, омываемых туманами и дождями словно и не жила вовсе. Унылое бесцельное существование наполняло весь разум чувством вины. Приход лета; всё менялось. С каждым новым днём я ощущала, как утекает вместе с ручьём, что обосновался недалеко от дома, чувство невосполнимой потери. Оно, впитываясь в почву, уходило вглубь и стремилось к озеру; огромная чаша которого хранила многие тайны. Умершая в душе надежда, возрождалась молодыми побегами. Природа же всеми оттенками розового и вишнёвого цвета на лугах и нагорьях стала заполнять яркую зелень; вереск был повсюду. Солнце я ловила его, в тёплые дни, вначале просто подстелив на землю уютный плед.

Горы. Чистая вода из ручья. Одиночество. Мы мало общались с Арманом. Совершенно не хотела смотреть на себя в зеркало, что лежало завёрнутым в одной из сумок. Потому что знала, что я примерно увижу. Вернее, кого.

Бледную немочь. Словно отвергнутую частичку этого мира. Душу, выброшенную за борт, за ненадобностью. Не хотела. Ждала. Чего? Не знаю. Ну, уж точно не чуда. Поняла, что чудес на свете не бывает. За всё в этой жизни приходится платить.

Мы нашли небольшой водоём в предгорьях, исходящий паром. Словно кадка с водой, обложенная по краю удивительной красоты камешками, в которую я могла встать и слегка присев, окунуться полностью. Старалась не трогать голову руками. Что-то внутри обрывалось от тоски, когда я вновь и вновь вспоминала свою теперешнюю внешность.

Корни травы, которые мне дала как-то травница, её ягодки и листочки, высушенные и лежащие отдельно, каждая в своей ячейке в небольшой коробочке, они были уникальны. Я искала это растение повсюду, надеясь узнать его по форме листа. Так, похоже, оно было на женьшень, который видела в своё время в Китае на фермах по выращиванию этого уникального растения. Хотелось пополнить запасы. Но тщетно; в связи со слабостью я не могла уходить на дальние расстояния, а в округе…его точно не было.

Использовала то, что есть. В очень малых дозах. По возрастающей шкале. Вовнутрь настойку из корневища. Арман контролировал этот процесс.

А ещё, бросая несколько листиков в свой личный водоём, исходящий паром, я ждала. Появлялся специфический запах, плюс ещё травы дикоросов и нежные летние первоцветы, что Арман собирал для меня в дополнение; я проводила в своей природной ванне очень много времени. Не было желания разбрасываться силами, думать о прошедшем, не хотелось вспоминать тех, кто желал обойтись со мной столь беспощадно. Я снова стояла перед белым листом своей судьбы, вопросительным взглядом пытаясь всмотреться в будущее. Расслабляясь в мечтах; закидывала голову назад обмакивая её в воду и бесконечно долго разглядывала небесную синь. Никто из людей, не видел моих слёз. Только небо Шотландии было безмолвным свидетелем опустошения моей души. Я не хотела возвращаться в замок в таком виде, не хотела быть вечным напоминанием своим близким об их ошибке, которая кому-то стоила жизни. А кому-то надолго, а может, и навсегда испорченной мечты. Я не хотела возвращаться вовсе в замок. И ничего не могла с этим поделать. Блуждающий взор и разум всё чаще напоминали об отшельничестве.

Арман, его суета и научные изыскания не оставляли меня равнодушной; он старался. Нашёл мёд диких пчёл, что жили в дупле вековой ели, которую окружили молодые еловые заросли, и рекомендовал втирать его в кожу, смешивая с репейным маслом. Оставляя это надолго на себе. Всё выполняла, всё делала. Втирала и смывала. Если бы не он, погрязла бы в пучине горьких дум и безмолвия.

Долгие пешие прогулки; старалась убежать от мыслей, работа над собой.

Раз в неделю нам оставляли пропитание в леднике в брошенном поселении. Договорились, что письмо мне отец передаст с кузнецом только в очень, очень экстренном случае. Я не хотела вникать в их трудности. Они должны были научиться жить без меня.

Время лечит, это точно. Набираясь сил, я как когда-то в монастыре всё же стала проводить руками по голове. Нащупала нежную поросль.

Мадонна, спасибо!

Продолжала лечение, всё больше внимания уделяя правильному питанию, режиму и сну. А ещё положительным эмоциям.

Как сегодня было туманно утром. Могут зарядить дожди, но они не были помехой для моих водных процедур. Заряжая воздух чем-то новым и чистым, как будто напитывали мир так необходимой ему для развития влагой, дожди сменялись тёплой погодой.

Хижина была выложена из горного камня и разделана стеной на две половины. Печь, что была посередине, отапливала обе комнаты и давала достаточно много тепла. Её топил всегда Арман. Два входа, прочные двери, которые можно было запереть изнутри. Хижина сливалась с общим антуражем лесистой горной местности. Не зная о её существовании и не найдёшь никогда.

И точно, дождик. Зашумел по серой черепичной крыше, по нежной молодой листве дубов.

Весьма скромная обстановка в доме. Ну а что? Мы и сами были так себе. Два юнца, что решили попробовать самостоятельной жизни. Арман для меня лечащий врач, я его первый пациент. Он старался.

Оставив юбки на самом дне сумки, решила сделать основной своей одеждой штаны и длинную, практически до колен тунику. Всё позаимствовала у Антонио, ещё в замке.

Думаю, дождик зарядил до утра. Завернувшись в тёплый плед, прижалась боком к тёплой печурке. Оставлю проблемы на потом. Дневной сон, это тоже лекарство. И ещё какое. Поняла, что скучаю о семье, сильно, впервые за несколько месяцев; столько лет мы были вместе. Справлялась, пыталась жить другими интересами.

Стала уходить в горы на медитацию. Вначале практически ползком подальше, стараясь не смотреть во всё понимающие глаза Армана, воевать с самой собой. Каждый раз всё выше и выше дыша полной грудью.

Были моменты, я их стыдилась.

Синь небесная, прости меня! Я рыдала и выла, вспоминая ошибки. Их было много. Я подставляла, себя и своих родных. Порой неоправданно рискуя. Гордыня. Чувство безнаказанности и неприкосновенности. Нужно было становиться другой. Нужно было учиться у врагов скрытности и умению влиять. На разум, других. Мысли, как их много в голове. Упорядочивала, отгоняя отчаяние.

* * *

Я слушала окружающие звуки, приходя в гармонию с собой. И уже не ощущала одиночества. Вспоминая, анализировала поведение герцога. Каждый его шаг. Каждый жест. Мимику, слова.

Он не играл, а проживал эту ситуацию.

Не врал, а воздействовал и внушал.

Как это было гениально. Вспоминала его ключевые фразы, интонацию, как он смотрел при этом и двигался. Мысленно повторяя за ним.

Он верил в то, что делал. В какой-то момент он и сам поддался этому внушению, влечению, думая, что влюблён в меня, его голос и поведение излучали эту энергию.

Очень опасную, разрушающую сознание. Моё и моих близких.

Он смог им внушить, что я убийца, которому доставляет удовольствие убивать. Значит, и сам в это верил.

Любя вроде, и веря в это своё чувство, он готов был, однако жертвовать мной.

Добившись цели, получив перстень с грамотой, он однозначно бы списал меня в утиль.

Во имя чего? Что проповедует этот Орден? Почему они такие?

Месье Жак. Такой же горький опыт. Он готов был подставиться ради меня во время сражения. Под шпаги и пули. Убедив себя, что я лучшее, что было в его жизни. Его уникальная ученица. И в то же время уверенно отвёз бы меня в монастырь на вечное покаяние.

Что у них в голове? Кто так прокачал им мозги?

Приходило понимание, что я в какое-то определённое время перешла дорогу Ордену, наверное, его основателям. Началась охота за мной, за перстнем, за грамотой. За золотом.

Почему тогда в подземелье в пригороде Парижа я нашла такой же атрибут власти, которым меня наделил муж? Я убрала его тогда обратно в ларец, не ведая, что это, боясь взять в руки. Его оставила там такая же, как и я, заблудшая Душа. Устав нести его по жизни, устав дарить этому миру всего себя.

– Синь небесная, ты услышь меня. Я устала!

* * *

Все эти размышления и думы. Оставили только одно в голове. Вывод он был странный.

Возможно.

Но мне надо было уцепиться за что-то. Ведь времени оставалось очень мало. А цепляться было не за что.

Сила мысли, сила внушения она велика. Ведь это энергия в чистом виде. Понимание этого вдруг пришло из ниоткуда, будто нашептал кто-то. Я должна вылепить себя заново.

Какой я хочу быть?

Я вновь делаю ошибку, пуская всё на самотёк.

Важно всё. Внешний вид. Характер. Предпочтения, манеры. Умение сидеть верхом, разговаривать и держаться в обществе. Всё должно быть иным.

Никакого больше фехтования и мальчишечьих замашек. О моих знаниях и умениях не должен кто-то знать. Я одарила этот мир сполна. Сейчас главное выжить самой и сберечь семью или всё же стать отшельником.

Думайте, думайте донна…. Нет больше Каталины. Нет Кати. А кто есть? Кем вы будете странница Душа?

Арман, он поник, читая меня.

– Не оставляйте нас, вы лучшее, что было в жизни слишком многих в нашей семье. Мы сможем сберечь вас, донна. Моё дыхание было не подвластно мне, когда я слышала этот шёпот.

Итак, список всех дальних и близких родственников, умерших в младенчестве отца, мадам Жаны, донны Адории и Рикардо. В который раз. Поиски. Всё не то.

Моя внешность. Мысленно я стала представлять себе тот женский образ, который был мне близок всегда, я стала вести себя так, будто видела себя именно такой каждое утро в зеркале. Это был мозговой штурм. Я рисовала его ежедневно, прорисовывая мельчайшие нюансы. Я была ею, я не мыслила себя иначе.

Имя. Я искала его в списках. Не находила и вновь искала. Девочка примерно моего возраста должна была вдруг оказаться выжившей, и семья князя возьмёт её на воспитание.

Имя оно должно быть «моим». Я должна поверить, что оно моё. Вся семья должна спокойно принять его.

Йога и азы восточной гимнастики даосской культуры. Выуживала воспоминания прошлой жизни. Ведь где мы с мужем только не путешествовали, чем только не пытались заниматься с инструкторами в тех же даосских монастырях в двадцать первом веке.

Тело становилось послушным и гибким. Растяжка и шпагат, балетные па, правильные и неправильные позиции, работа с руками, с осанкой. Я одна на своей половине. Арман полностью погружён в науку. День становился расписан по часам и минутам.

Я могла удаляться всё дальше и дальше от хижины, выискивая места «большой силы», я словно ощущала их; потоки звучали гармонией в сознании. И вновь медитации. Свой облик я видела его всё чётче. Глаза, губы, волосы. Я хотела быть такой. Я помнила себя перед уходом из замка. Безликое, болезненное нечто. Скелет и кожа. Всё было убито ядом.

На базе этого лепила себя заново, готовя, к выходу в мир. Время, оно неуловимо бежало, приближая тот день, когда я должна появиться в замке в другом обличии.

Опять списки.

Нет, не то. Мысль, она не давала покоя ускользая. Я не могла её поймать.

Источник, я привыкла к этому блаженству. Откинув голову, смотрела в облака, лепестки того самого ядовитого растения они плавали в тёплой воде, давая умопомрачительный запах. Арман составлял формулы и рецепты, пробуя на мне, говоря, что дело, наконец, то сдвинулось с мёртвой точки.

Необычайные словно из небесной ваты, облака, подсвеченные лазурными бликами света. Возможно, завтра они будут плыть над Францией или Московией. А после, над огромной сушей, что в будущем станет Россией. Мысли также уплывали вдаль, спеша воссоединиться с миром.

И вдруг я поняла. Что все эти списки с именами, они не подходят. Это совершенно не то направление. Практически всё это шито белыми нитями.

Это можно проверить. Девочки, умершие в детстве или отправившиеся по тем или иным причинам в монастыри. Всё можно отследить, если сильно захотеть. На то он и Орден. Его основа – католицизм, Ватикан, папа, король Испании. Его составляющие, они повсюду. Они служат непонятным идеалам. Я должна «прийти» оттуда, где они не смогут проверить информацию.

Кого я могу убедительно прожить? Не сыграть, а именно прожить? Девушку славянку – христианку. Это невозможно будет проверить ордену. Это невозможно будет им идентифицировать. Просто потому, что они мало что знают о недавно возникшем государстве. Власть Ордена, она ещё не распространилась на Княжество Московское.

У Ивана Грозного не забалуешь. Там одна власть, в одних руках.

Я вспомнила, как-то отец рассказывал, рассматривая меха, привезённые купцами из Новгородского княжества, давно, ещё в Венеции. Как дочь двоюродной сестры его матери уехала в Великое княжество Московии, её сосватал в жёны своему младшему сыну удельный князь Новгородской губернии Фёдор Михайлович Викентьев, находясь во Франции по служебным делам с посольством тогда ещё царя Василия.

Получая редкие письма от дочери, её мать – баронесса Беатрис д' Сов рассказывала, что дочь приняла христианство на родине мужа и очень счастлива в браке.

Большая любовь у них с мужем случилась, хотя и говорили они на разных языках. Это было так давно, что и не вспомнить. Францию сотрясали войны, связь обрывалась, налаживалась вновь, впрочем, что уж, это так всегда.

Нарожав мужу кучу детишек, скончалась в поздних родах удельная княгиня Феодосия (в христ.), и последнюю доченьку свою нарекла Христиной, так как родилась она, как есть в крещенские морозы. После смерти матушки отправили дитя к Новгородской бабушке с мамками, няньками и кормилицей.

«… долго князь был неутешен, но как быть, и он был грешен»…. «год прошёл за ним другой»… и он женился на другой…

А затем благодаря новой родне, ввязался в какой-то страшный заговор против тамошнего молодого царя Иоанна (Грозный), а тот, в свою очередь, раскрыв этот заговор, уничтожил всю семью опального боярина.

А девичий род от первого брака с девой из Франкского государства, сослал в монастыри Московии.

Вот откуда князь привезёт в дом юную княжну. И воспитает её в католицизме.

Итак, она рождалась, новая легенда, про юную, болезненную девочку, которая жила у бабушки в Новгородской губернии и во время репрессий её удалось спасти, а позже отправить на родину матери, надеясь застать в живых французскую бабушку – баронессу Беатрис д' Сов.

Сопроводили княжну в дорогу, отдав документы и грамоты о принадлежности девочки к старинному благородному княжескому роду, что ходил в троюродных братаньях у самого Дмитрия Донского, кормилице и охранному человеку.

На данный момент девочка должна была уже прибыть в забытое, старинное имение в глубинке, во Франции. И по настоянию великодушной княгини Жанны князь отправит капитана Луи и виконтов де ла Кано за дальней родственницей. Дабы воспитать её в истинной вере в память о безвременно покинувшей их донне Каталине.

Началась подготовка к вживлению легенды в действительность.

Я отослала рисунки и чертежи отцу, и в княжестве началось строительство белокаменной православной часовенки. Маленькой и уютной. Отливали небольшой колокол в кузне, стеклили резные оконца и окрашивали купол в небесную синь с золотыми маленькими звёздами. В последнюю очередь отлили православный крест и установили его.

Дивился народ. Особенно глядя на строгий лик православной божьей матери, что смотрела, будто в душу, держа на руках худенького младенца. На лампадку, что горела в грустной тишине, ожидая первую службу.

Начался ремонт покоев для христианской княжны, которая согласно воспитанию, не покидала их для завтраков и обедов, не должна была общаться с чужими взрослыми, мужами. Отделывали светёлку и спаленку, молельню и комнату для омовений. Надеялся Князь, что троюродная племянница примет со временем веру своей матери и сможет начать жизнь в стране, что готова её приютить.

А молва, приукрашивая, рассказывала про княжескую сиротку из Московии и про деспота царя Иоанна, что порешил всё семейство удельных князей Новгородских.

Казалось, княжество начало учиться дышать и жить, возрождаясь. Ожидая. Готовясь защитить ещё одну невинную душу. В этот раз уж точно, не дав её в обиду.

Донна Адория и княгиня Жанна негласно отшивали мне наряд и самое необходимое на первое время. Руководствуясь моим же чертежам, удивлённо разглядывали иноземную моду.

Я готовила грамоты и документы о рождении княжны. Конечно, совершенно не зная старославянский язык. Вспоминая, что изучала в институте. Что показывал сын в двадцать первом веке, увлекаясь историей. Только имитируя увиденное раннее, подгоняя по смыслу. Старя листы бумаг и письмена на них. Отливая печати рода князей Викентьевых. В работе отлетали дни. И это опять способствовало возрождению.

Мне нужны были украшения, отличные от тех, что хранились в потаённой комнате. Нужно было золото, серебро и инструменты. Последнее скоро появилось в домике на самой окраине заброшенного поселения. Ивонн просто замечательно всё собрал. А золото… ну что же возьмёмся за старое.

Ночью с Арманом, мы выдвинулись в то место, где когда-то протекал золотоносный ручей. Обходили озеро, выбирая тропы, минуя ущелье.

Ручей нашёл себе другие возможности и расщелины, просачиваясь и журча где-то вдали. Хотелось изучить уютную когда-то поляну и возможно найти что-то, ведь не всё же мы смогли тогда погрести под грудой камней.

Поиски не дали ничего. Местность изменилась до неузнаваемости. И грустно собираясь уже обратно, я решила-таки найти ручеёк и напиться в дорогу студёной водицы. Шли на звук, не боясь кого-то встретить. Люди сторонились обвалов, опасаясь камнепадов. Да и кого могли заинтересовать подростки лет шестнадцати в деревенской одежде с потешными головными уборами, закрывающими всё лицо от солнца.

Огибали гору, отходя всё дальше в глубину горного подножия, разводили руками густой кустарник.

Признавая идею глупой, собиралась, уже бросить всё и вернуться обратно. Как раздвинув очередной кустарник, увидела небольшое углубление в скалу, заглянула.

«– … Я смогу пролезть».

«– … Я же обещала себе быть другой»!

Но. Один раз можно, просто можно, и всё.

– Арман, подождите меня здесь, а я посмотрю, что там.

– Нет. – Он не сводил с меня решительного взгляда.

– Почему?

– У меня приказ.

– Пошли вместе. Любая опасность и сразу возвращаемся. Хорошо?

Бедный. Как же ему было тяжело. Я смотрела ему в глаза и была уверена, что он согласится. Он отрицательно взмахнул подбородком. Поднажала, пытаясь мысленно заставить. «– … Для меня это важно, Арман». Хотелось заменить его мысли своими, улыбалась, склонив голову набок; не отпускала зрительный контакт. «– Согласись, это… приказ, ну пожалуйста».

Он растерянно смотрел на меня, и, неуверенно согласившись, кивнул. Мы зажгли небольшой факел, пропитанный маслом, и засунули его в лаз. Надеясь на то, что дикое животное, если оно там оборудовало себе нору, испугавшись огня сразу выскочит. Никого.

Пролезли сами, по очереди. Ничего удивительного, и освещение днём здесь не нужно наверху было видно небо. И вовсе не пещера, а так себе узкий колодец этажей в пять, может, чуть меньше. Хорошее укрытие. Разместить можно человек десять точно. Серые скальные породы вокруг.

– Арман, смотрите, говорят, если забраться в глубокий колодец и посмотреть из него днём на небо, можно увидеть звёзды.

– Кто говорит? – парень хмуро смотрел мне в глаза, не в силах оторвать взор.

– Не знаю, просто слышала, ведь днём звезды, они же никуда не деваются. Вы же понимаете это?

– Что?

Он словно завис.

– Ну что вы такой непонятливый.

Я решила попробовать. А вдруг?

Присев, собиралась уже улечься, разглядывая землю под ногами, что была усыпана мелкой галькой, выискивая удобное место, и расширила удивлённо глаза.

Нет. Я слышала, что в Шотландии была золотая лихорадка в восемнадцатом веке. Но я человек, державший в руках немало золота, и относившийся к нему как к поделочному материалу была сейчас точно в лихорадке.

Оно было под ногами. От взрыва мягкая порода осыпалась галькой и просто ждала своего часа. Когда очередной ручеёк вынесет всё это богатство на обозрение, жадной человеческой натуре, вводя её в дикую лихорадку.

Нужно ли говорить, что я не могла позволить этому случиться. Я хотела компенсации за случившиеся. Хотела унести всё с собой.

– Оденьте вот так этот шарф, Арман. Завяжите рот и нос и вдыхайте воздух осторожно, словно через фильтр. Видите, белый кварцевый песок и пыль, словно между крупинками? Она вредна для лёгких. Нам нужны вот эти камешки. Нужно собрать всё.

У меня не было чувства вины перед королём Шотландии, и я не думала о том, что нарушаю законы.

«– … Оставьте этот бред, господа, служителям Мальтийского ордена. Балом правят деньги. Княжна не будет бедна, у неё будет достойное приданное. И сопровождающий её, юный шевалье, что взял опеку над юной дамой, оказавшейся в тяжёлой ситуации, в чужой стране, когда умерла её кормилица, станет весьма обеспеченным молодым человеком».

У меня перед глазами потихоньку вырисовывался мой образ.