Текст книги "Лара. Пленница болот (СИ)"

Автор книги: Ноэль Ламар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Лара. Пленница болот
Ноэль Ламар

Глава 1

Утро встретило нас низко стелющимися над землёй тучами. Тут не было солнца. Проклятое место. Сосны, сгрудившиеся вокруг останков деревни, словно отгораживали нас от внешнего мира. Только теперь мы и сами туда не стремились. Слишком опасно было там, в болотах. Они окружили посёлок скрытыми ловушками, непроходимыми трясинами, невидимыми топкими бочагами. Вот зеленеет красивая полянка, но стоит ступить на траву, как нога уходит в мутную жижу, которая цепляется за обувь, норовя утащить вглубь.

Во дворе возился с деревяшками дед Михей, сколачивая толстые ставни. Молоток так и плясал в его руках, и возраст был ему не помеха. Деревенские, наверное, все такие.

Я натянула куртку, день выдался промозглым от сырости, и вышла во двор.

– Может, чем помочь? – присела возле старика на чурбачок.

– Нет, лучше прогуляйтесь с Гришкой до сосёнок, авось грибов наберёте. Всё хлеб.

Гришкой звали соседского парнишку, лет восемнадцати, который приехал на лето к бабке Аглае. И застрял здесь, как все мы.

Как это произошло, никто не знал, и понять такие выверты, то ли пространства, то ли времени оказалось невозможно.

В ту ночь мы с родителями возвращались из города, где проходили соревнования по джиу-джитсу. В пути нас застал такой ливень, что за стеклом не было видно ни зги.

– Тут неподалёку есть деревушка, – сказал отец, глядя на буйство природы, – где живёт знакомый дед, старик Михей. Переночуем у него. Ехать дальше невозможно. И опасно.

– Дорогу найдёшь? – с сомнением в голосе спросила мама, смотря на сплошную пелену дождя.

– Отыщем, – кивнул отец и свернул на просёлочную "грунтовку".

– Лара, застегни ремень, – мама всегда чрезмерно заботилась о нашей безопасности. Папа шутил, что это профдеформация врача.

Меня она опекала денно и нощно. “Лариса, не забудь шапку, возьми ветровку, застудишься”. И это в летние вечера, когда, казалось, даже солнце уставало от собственного жара.

В ответ я только досадливо морщилась, и не из-за опеки. Имя Лариса мне не нравилось, предпочитала, когда меня называли просто Ларой.

Мы ехали мимо деревьев, поникшими под ливнем и печально качавшими ветвями, словно провожая нас в последний путь. До деда Михея добрались уже ночью. Старик вышел во двор, подсвечивая себе большим фонарём.

– Ктой там стучит? – он подслеповато щурился в темноту.

– Дем Михей, это Кромские. Денис, Ольга и Лара.

– А! Сослепу и не разглядеть, – старик прошаркал ногами в галошах до калитки, открыл створки ворот, чтобы загнать машину, – что, совсем дорогу залило?

– Не то слово, – отец встряхнулся, как кот, стараясь избавить себя от лишней влаги, и крепко пожал руку хозяина дома, – побоялся до города по такой непогоде ехать. Можно, у вас заночуем?

Мы с мамой сидели в машине, чуть приоткрыв окно.

– Конечно, раз такое дело. Девчата, выходите. У меня и чайник как раз подоспел, – дед Михей приветливо нам махнул.

Мы с мамой шустро выскочили из авто, поспешив под небольшой навес, к двери.

В маленьких уютных комнатах было тепло, на лавке примостился толстый рыжий кот, на печке шумел только закипевший чайник. На столе стояла тарелка с пряниками и блюдце с душистым малиновым вареньем.

Мы разулись в небольших сенях и сели за стол.

– Не смотрите, что у меня дом маленький, разместимся, а мне бобылю много и не надо.

Жильё состояло всего из двух комнат. В первой была небольшая печурка, топившаяся по старинке, углём. Рядом стоял газовый котёл, новомодное веяние. Теперь все использовали голубое топливо: чисто, и мороки никакой.

Здесь же, под окнами, центральное место занял большой круглый стол, накрытый вытертой скатертью. За занавеской скрылась уютная спаленка. В углу притулился широкий сундук, каких, наверное, и не делают уже. Я с любопытством разглядывала обстановку: бывать в настоящих деревенских домах мне приходилось нечасто.

Напившись горячего чая, начали размещаться на ночлег. Нам с мамой дед Михей оставил кровать, отцу досталась лавка с толстым тюфяком из перины, сам же старик разместился на сундуке, бросив туда пуховый матрас.

Ночью громыхнуло так, что нас буквально подбросило на кроватях.

– Что происходит? – отец встал и выглянул в окно.

– Наверное, дерево какое на трубу завалилось, – дед Михей накинул ватник и поспешил во двор, – там перекрывается газ, – бросил он по пути.

Отец вышел за ним.

Опять тряхнуло, окна затянуло далёким заревом начинающегося пожара. Я прильнула к стеклу. Вдалеке на самом краю деревни, полыхал столб огня. Где-то кричали люди, по улицам сновали тени: это селяне бежали тушить пострадавших соседей.

Снова земля ушла из-под ног, в окно швырнуло сажей, которую тотчас смыло непрекращающимся дождём.

– Отойди от стёкол, – прикрикнула на меня мама, – может поранить осколками.

Я немного отодвинулась, не в силах отвести взгляд от разыгравшейся вакханалии. Во дворах заревом поднималось пламя, осветив почти всю деревню. Даже ливень не мог унять разбушевавшийся огонь. Мужики выводили с подворья скотину. Потухло электричество, и дом освещался только неверным отблеском пожара, ярившегося на улице.

Долго огонь боролся с хлёстким дождём, но постепенно поутих, выдохся и заструил жалкими дымными очажками, которые злобно гасил ливень.

Скоро в избу вошли дед Михей и папа. От них пахло гарью.

– Ох, что творится! – покачал головой старик. – Газ рванул так, что пятнадцать домов погорели. Утром посмотрим, какие ещё можно восстановить. Подсобим соседям. Хорошо хоть живы все остались.

– А где они? – я снова вернулась к окну, вглядываясь в навалившуюся на деревню тьму.

– Дык, по соседям. Куда им среди ночи ещё деваться? – дед Михей устало опустился на сундук, – ложитесь и вы отдыхать. Утром разберёмся.

Заснуть не получалось, я лежала в темноте, разглядывая потолок. Пугающее зрелище горящих домов до сих пор стояло перед глазами. Небо выцвело перед зарёй, залив тусклым светом комнаты. Лежать дольше не было сил. Встала, накинула дедовскую фуфайку, влезла в кроссовки и вышла во двор. Добежала до «удобств» и уже возвращалась в дом, когда моё внимание привлекло нечто странное.

Из деревни не было дороги. То есть она шла вдоль посёлка, по краям также стояли дома, а вот возле кромки леса наезженная грунтовка обрывалась, будто и не было, а перед ней стеной росли сосны, с ветвей которых свисал клочковатый серый мох. Я протёрла глаза, взглянула ещё раз. Видение не исчезло.

Со всего духу кинулась в дом:

– Вставайте! Там такое, – не в силах объяснить происходящее, ткнула пальцем в окно.

Папа и дед, как были, в одном исподнем выскочили во двор. Ничего не понимая, уставились на меня.

– Лара, это шутки такие? – отец грозно сдвинул брови, майка-алкоголичка сползла с плеча.

– Какие шутки, на дорогу смотри!

Мужчины подошли к штакетнику, что огораживал двор.

– Это ещё как понимать? – папа оглянулся на меня, как будто надеялся, что дело в моей дурацкой выходке, и дорога вот-вот появится из-за деревьев.

Я развела руками.

– Эге, да тут дело почище пожара! – дед Михей запустил пятерню в седую бороду, – гляди, Денис!

Там, где проходила "грунтовка", были проложены и трубы, сейчас их искорёженные останки валялись под деревьями, рядом, дохлыми змеями лежали оборванные провода.

Глава 2

Долго мы потом бродили по деревне, не в силах понять, что произошло. К нам постепенно присоединились и остальные. Заголосившие было бабы-погорелицы вмиг уняли свои слёзы, когда поняли, что проблема куда серьезнее, чем сгоревшие дома.

На главной улице собралось человек тридцать. Мужики смолили сигареты, одну за одной, обсуждая, как быть дальше. Женщины сгрудились у покосившегося забора, тихо переговариваясь.

Мы с мамой присели на скамейку, что стояла возле дома деда Михея. В деревне наша семья чужая, что нам лезть со своими домыслами. Я было хотела подойти, но мама остановила.

– Лара, толпа начнёт искать виноватых. А люди бывают несправедливы. Не надо привлекать к себе лишнее внимание.

Под деревьями там, где кончался посёлок, бегали дети, заглядывая за каждый куст. Женщины сперва кричали на них, но потом махнули рукой. Лес не был деревенским в диковинку.

Собрание, так ничего и не решив, отправилось по сожжённым домам, разгребать завалы. Вытаскивали уцелевшую мебель, вещи, бытовую технику. Доставали из закромов свечи и керосинки.

– Вот приедет начальство из райцентра, они-то уж разберутся, – шепелявила бабка Аглая.

– Какое начальство, старая, – шикнул на неё Трофим, вечно пьяный, обрюзгший мужичонка, – как они доберутся? Соображать надо, – он выразительно постучал себя по лбу.

Бабка охнула, перекрестилась и замолчала.

Во дворах погорельцев росли кучи вещей. Женщины украдкой утирали слёзы, глядя на разорённое хозяйство. Перебирали то, что ещё было пригодным, остальное сваливали в кучу.

К вечеру пострадавших разместили по домам. Потеснились, приняли людей, в одну ночь оставшихся без крова.

Я стояла возле забора, не зная, что делать дальше. Связи тоже не было. Телефон услужливо подсвечивал экран, где серым уныло мигала антенна. Безмолвствовали и домашние аппараты, в трубке было тихо.

– Ты внучка деда Михея? – Услышала я голос рядом, от которого невольно вздрогнула, погрузившись в свои мысли.

– Нет. Он старый товарищ моего деда, приехали переждать непогоду. И вот.

Парень, что завёл разговор, понятливо кивнул. Он был выше меня на голову, но ещё по-мальчишески субтильный. Загорелый не по времени.

– Меня Гришей зовут, – представился он, – родители услали к бабушке на лето.

– Ты уверен, что только на лето? – предчувствие болезненно сжало сердце.

– В интернете и раньше выкладывали такие истории. Закинет куда-нибудь человека или целый автобус с туристами. Поплутают немного и возвращаются в своё время. Правда, иные через несколько лет, – он, запнувшись, замолчал.

– Это не интернет, там всё перевернут с ног на голову и выдают за правду, а люди и верят, – я смотрела на чащу, – а если мы здесь застрянем на десятки лет?

– Да брось, не может потеряться целая деревня. Нас найдут.

– Кто?

Гриша замолчал и тоскливо оглянулся на стену леса.

– Эм-м-м, ладно, пойду я. Бабка потеряет.

Видно, что ему неуютно от страха. Он пошёл по улице, понурив голову.

Как зашло солнце, вернулись дед и отец. Мама торопливо накрывала нехитрый ужин: жареную картошку и солёные огурцы.

– Завтра, – сказал старик, смачно хрустнув огурчиком, – мужики поедут в сторону райцентра. Авось и отыщется дорога. Мало ли. Чего только на свете не бывает. Говорят, в войну даже самолёты немецкие терялись. Потом видели их в небе. Когда уже и про сражение забыли. Так-то.

– Да бросьте, – мама – сама прагматичность, вяло отмахнулась, – может, от взрыва съехал пласт земли. И всё.

– Откуда? – Покосился на неё дед.

– Ну-у-у, – она задумалась, – не знаю. Только уверена, что нас ищут и скоро всё объяснят.

Мы с папой молча жевали, слушая вялотекущую перепалку. Спорить не хотелось, как и гадать, что случилось.

Сразу после ужина легли спать. Ночью мне снился кошмар. Словно я блуждала среди замшелых сосен. Ветви больно хлестали по лицу, среди лесных теней мелькали пугающие силуэты, между ветками кустов горели чьи-то недобрые глаза. Проснулась оттого, что в груди гулко бухало сердце. В доме было тихо. Негромко похрапывал дед Михей, да тикал старый будильник.

Кровать стояла напротив окна. И меня не покидало ощущение чужого злобного взгляда. Решив, что это последствия дурного сна, укрылась с макушкой одеялом и вскоре заснула.

Утром, выгнав машины, местные старожилы, знавшие в лесу каждую тропку, засобирались в дорогу. Взяв с собой воды и немного припасов для перекуса, мужчины сели в автомобили и друг за другом выехали из деревни, протиснувшись промеж сосен.

– Вот увидите, к вечеру вернуться, – сказала одна из деревенских кумушек.

– Да кто знает, что за напасть приключилась? – вторая перебила товарку.

– Это. А-но-ма-лия, – бабка Аглая по слогам выговорила трудное слово.

– Не смешите народ, – позади толпы стоял большой хмурый мужик, с низким покатым лбом и недобрым взглядом, – всё людям за грехи даётся.

Его супруга, красивая женщина с оленьими глазами, в которых застыл страх, покосилась на мужа, но промолчала, закусив губу.

– А что, – вечно пьяного Трофима потянула на философию, – такие случаи науке известны. Разрыв пространственно-временного континуума, – выговорил он с третьего раза.

– Иди отсюдова. Континум, – отмахнулась от него бабка, – ты как шар зальёшь, так у тебя самого разрывы в памяти.

Трофим вздохнул, скорчил мину непонятого гения и тяжело, пошатываясь, побрёл к дому.

– У, курва, все погорели, а ему хоть бы хны, – раздался из толпы женский голос.

– Дураков и пьяных бог бережёт, – поднял палец угрюмый мужик.

Ещё немного посудачив, народ разошёлся по домам. Деревенская жизнь скучать не даёт. Скотина хочет есть и пить, иные дела тоже требуют внимания.

Уехавшие не вернулись ни в этот вечер, ни на следующий. Посёлок притих. Люди сидели по хатам, едва показываясь на улице. Жёны рвались вслед за мужьями, но их сумели отговорить. Куда ехать, если даже тропок не виднелось в хмурой чаще?

Наступил третий день ожидания. Нет-нет, кто-нибудь из села выходил на околицу, выглядывая, не послышится ли из леса рёв моторов. Время двигалось к обеду, когда из-за ёлок показался один из водителей, дядька Степан. Грязный, в оборванной одежде и абсолютно седой.

Бабы, заохав, выскочили на улицу. Помогли дойти до первой скамейки. Мужики оттеснили говорливых женщин. Гриша, подставив плечо, повёл Степана до дома.

Всю дорогу тот, находясь в полузабытьи, бормотал:

– Не ходите в лес. Съели…Они всех съели, – закрыв лицо руками, он вдруг заплакал. Тоненько и страшно.

Народ молча переглянулся.

– Что же это делается, а? – пьяно всхлипнул Трофим.

– Иди от греха, – в сердцах сплюнул дед Михей, – без тебя тошно.

Задавать вопросы невменяемому Степану было бессмысленно.

– А в самом деле, – поддержала его одна из женщин, – что же теперь делать, деда?

– Что, что. Разберёмся. Живы-здоровы, а там как-нибудь, – старик махнул рукой и тяжело прошаркал в дом.

Ужинали молча. Родители только переглядывались. Дед, шумно причмокивая, пил чай. Керосинка освещала наши задумчивые, угрюмые лица.

После ужина мама расстелила постели. Ложились, как и в первый раз. Сколько отец не настаивал, чтобы уступить деду его спальню, старик только отмахивался.

Посреди ночи снова проснулась. Злобный взгляд буквально жёг спину. Обернулась, всматриваясь в темноту за окном. С улицы послышался какой-то скребущий звук. Я задумалась:, а закрыта ли входная дверь на засов? Во дворе заскулила собака, но шум оборвался, закончившись сдавленным всхлипом. Где-то по деревне заходились псы, стихая один за другим, словно кто-то заставлял их замолчать.

По коже побежали холодные, липкие мурашки. Встать было боязно, будить родителей тоже не решилась. Через окно послышался тихий не то шелест, не то шипение, и за стеклом промелькнул белёсый силуэт. В темноте ночи мерещилось, что за стеклом кривится чья-то злобная морда. Зажмурившись, забралась под одеяло. Мозг услужливо подкидывал картинки из фильмов ужасов. Ничего, успокаивала я себя. Всё это только кажется.

Глава 3

Небо, как и все дни после катаклизма, было пасмурным. Тучи клубились над деревней, перекатываясь в вышине комьями грязной ваты. По календарю был май, но погода стояла промозглая, в воздухе постоянно витала сырая, мерзкая взвесь.

Мы не торопились выходить наружу. О ночном кошмаре я предпочла не говорить, родители всё равно не поверят. Приготовили с мамой нехитрый завтрак, согрели чай.

Взрослые молчали, будто боялись озвучить свои страхи. Ели в тишине, почти не глядя друг на друга.

С улицы послышался заполошный крик:

– Михе-е-ей! Скорее!

Переглянувшись, метнулись во двор. Там, за калиткой, стоял Трофим. Трезвый, с опухшим лицом и тёмными кругами под глазами.

– Кобель твой на месте? – мужичок вглядывался в конуру, которая притулилась за углом дома.

– Тебе что за дело до моего пса? – Дед разозлился, – иди поздорову, опять с утра заливаешь.

– Ни-ни, – провёл по горлу Трофим, – собаки пропали почти у всех. За одну ночь. Может, волки напали?

– Стали бы они псов жрать, – старик, ворча, прошёл к будке.

Лицо его вытянулось, когда он наклонился и заглянул внутрь. Старик побледнел, взял цепь, дёрнул её на себя. На конце болтался окровавленный ошейник, с застывшими клочками шерсти, ошмётками мяса, словно собаку силой выдернули из него.

Трофим сдвинул шапку на затылок и запустил пятерню в волосы:

– Что я говорил! – сказал он шёпотом, дико вращая глазами, – всех сожрали!

Дед Михей, прихватив из дома двустволку, направился по соседям. Я, ведомая страхом и любопытством, поспешила за ним.

– Как вы, Мария? – спросил старик у полной женщины, которую первой увидел за калиткой.

Та горестно развела руками, к забору подошёл её муж, лет пятидесяти с ранней лысиной, отвоевавшей на макушке большую плешь.

– У тебя тоже пёс пропал, Михей?

– То-то и оно. И ведь неслышно никого ночью было. Если бы волки зашли, собаки подняли такой лай, всё село проснулось. А тут – тишина.

– Не знаю, волки или кто, – испуганно оглянулся мужчина, – а я свою корову сегодня в сени загоню. Леший знает, что за чаща нас окружает. А если там медведи? Вон Степан же говорил, мол, съели всех.

– У меня и живности нет, так пара курей по двору бегает, – развёл руками старик, – а что со Степаном? Оклемался?

– Так, мы его ещё не видали, – подхватила разговор Мария.

– И не проверил никто? – нахмурился дед, – нехорошо это.

Он зашагал по улице к дому Степана, я семенила за ним, подстраиваясь под стариковскую походку.

Мы свернули в маленький тупичок, в конце которого виднелась синяя обшарпанная калитка.

– Степан! – крикнул дед, подойдя вплотную к забору. Тот был довольно высок, двора не видно.

Подождав немного, старик открыл калитку и направился к дому. Дверь стояла распахнутой, будто хозяин только вышел. Мы зашли внутрь, нас встретила тишина.

– Стёпа! Ты тут? – обошли комнаты, заглянули даже в большой двухстворчатый шкаф, – что за напасть? Где его искать теперь?

Мне оставалось лишь пожать плечами.

Вышли во двор, заглянули в баню и сарай, там тоже оказалось пусто.

– Ох, и не нравится мне это, – старик понизил голос почти до шёпота, – Степана надо найти.

– Если его никто не видел, может, посмотреть в сгоревших домах? – предложила я.

– Да что он там забыл? А впрочем, пойдём. Не в лес же он ушёл, в самом деле.

Почти все сгоревшие постройки находились рядом, когда занялся первый дом, огонь перекинулся на соседние строения. Идти далеко не пришлось. Вскоре пахнуло гарью, и мы вышли к обугленным остовам. Один дом выгорел полностью, у других же занялись крыши, где не стало сарая и бани. Эти мёртвые жилища невольно навевали тоску. Ветер гонял по дворам кучки пепла, валялись обугленные вещи, выбитые рамы смотрели на мир пустыми печальными глазницами. Огороды были потоптаны, не видно снующих повсюду кур. Жизнь будто покинула это место.

Мы осторожно пробирались через кучи мусора и битого стекла.

– Смотри, аккуратнее, – дед придержал меня за руку, не давая пройти вперёд, – вдруг крыша обвалится.

Он первый прошёл в ближайший дом, заглянул в сени:

– Нет здесь никого, айда дальше.

Второй «погорелец» тоже пустовал. Через останки выгоревшего забора прошли к третьему дому, в воздухе потянуло сладковато-приторным запахом разложения.

– Скотину, что ли, кто бросил? – поморщился старик.

Этот дом, покрытый копотью, точно саваном, почти уцелел. Стены и крыша на месте, лишь зияли провалы разбитых окон, наполовину прикрытые почерневшими ставнями с облупившейся краской. Мы подошли к двери, её намертво заклинило, но створка была достаточно приоткрыта, чтобы мы смогли протиснуться внутрь. Запах стал сильнее. Под ногами хрустела разбитая посуда, валялись останки сломанной мебели, на одном окне ветер покачивал полусгоревшие занавески.

Дом был большой, из гостиной виднелся вход в три спальни. Две из них хорошо освещены, там никого не было. Дверь в последнюю оказалась заперта. Дед Михей подошёл, дёрнул её на себя. Раздался скрежет: черепки заскребли по полу. Комната встретила нас темнотой и волной отвратительного запаха: гарь и гниль, смешавшиеся с трупным смрадом. Старик прошёл к окну и толкнул ставни. Я ждала его на пороге. Комната озарилась лучами тусклого, пробивающегося сквозь тучи, солнца.

Я едва удержала крик! От увиденного живот скрутило спазмами. На полу лежали трупы нескольких собак. Их словно высосали изнутри, оставив лишь кожу. Глаза закатились под череп, посиневшие языки вывалились из пасти. Лапы судорожно сведены к впалым животам.

Я подавила рвотный позыв, плотнее зажав пальцами нос. Даже запах гари не мог перебить стоявшего здесь зловония. Подняла глаза. С дальней балки свисал кокон, затянутый в плотную, похожую на простынь, паутину. По очертаниям в нём угадывался человек. Он покачивался на толстой, как канат, паутине. Спокойно. Размеренно. Будто так и было задумано. Словно чья-то злая воля жила здесь по своим законам. И не было ей дела до внешнего мира.

Желудок отчаянно рванулся вверх, освобождаясь от завтрака. Меня согнуло пополам в приступе рвоты. Спазмы не давали сделать даже глотка воздуха.

Дед Михей с позеленевшим лицом замер, тупо уставившись на качавшийся, словно маятник, мешок. Не обращая внимания на меня, скрюченную в три погибели возле стены.

– Дед, – окликнула я его, как только меня немного отпустило.

Он вздрогнул и будто бы очнулся, переведя бессмысленный взгляд в мою сторону.

– Ох, девонька. Пошли скорей отсюда. Старый я дурень, поволок тебя за собой!

Он суетливо подбежал ко мне, подхватил под руку и помог выбраться на свежий воздух. Стало намного легче, но жуткая картина всё стояла перед глазами.

– Что это? – вопрос был глупым, но я не знала, как воспринимать то, что творилось в заброшенном доме. Мысли нервными колючками метались в голове.

– Кабы я знал, – голос Михея стал глухим, – народ надо скликать.

– Я позову на помощь, – тело требовало простых и понятных действий, чтобы отвлечься от пережитого.

Вышла из калитки, от судорог слегка покачивало. Добрела до первого жилого дома и со всей мочи затарабанила в высокую калитку.

– Хозяева, откройте! – крик захлебнулся в надорванном горле.

За воротами послышались шаги, в приоткрытую створку выглянул худой мужичок в очках с широкой оправой. За толстыми линзами глаза казались неестественно большими.

– Помогите, там дед Михей, – пальцем ткнула на сгоревший дом.

– Ему плохо? – Забеспокоился мужчина, – сердце?

Я отрицательно мотнула головой, не в силах объяснить происходящее.

– Идите, он ждёт, – слова вырывались из горла сухими комками, словно наглоталась песка, и теперь тот царапал глотку.

Очкарик, как был, в комнатных тапках, заспешил по улице. Я, жадно вдыхая чистый воздух, прислонившись к калитке, пережидая, когда пройдёт противная дрожь в коленях. В носу всё ещё стоял трупный запах.

Вскоре очкарик выскочил на улицу, на ходу нервно поправляя сбившиеся очки, и побежал по улице, не стучась, заскочил сначала в один двор, потом в другой. Из домов повалил народ, деревня ожила, наполнившись криками, суматохой и плачем.

Толпа ринулась в тот самый дом с нашими находками, где их ждал старик. Они снесли всё на своём пути: и обломки мебели, и непокорную дверь. Я же опустилась на траву возле калитки, и закрыла глаза.