Текст книги "Лара. Пленница болот (СИ)"

Автор книги: Ноэль Ламар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

С утра прибежал Лев Андреевич, не успели мы ещё толком проснуться.

– Я собрал! Две модели!

– Чего? – выглянул из своей комнаты дядя Лёша.

– Как? Огнемёты! Вы же сами просили, – вид у нашего «кулибина» стал обиженный.

– Лёва, ты мне скажи, всю ночь, поди собирал? – зевая, присел рядом с ним дед Михей.

– Да, – Лев Андреевич поправил сползшие очки.

– И поди в своей мастерской? Так? – старик нахмурился.

– А где же ещё, – возмущённо ответил он, – не в доме же с горючими материалами экспериментировать.

– Ты подумал, голова твоя садовая, что скелеты по ночам шастают, а дверь у тебя в сараюшке не закрывается? – Старик уже почти кричал, – и чтобы с тобой стало, ворвись они в мастерскую?

– Я… не подумал, – нервно сглотнул Лев Андреевич.

– Вот именно, – ворчал дед, – мозги светлые, а иной раз, как дитё малое себя ведёшь. Ну, показывай, что ты там придумал.

– Идёмте во двор, – подскочил инженер со своего места.

Зевая, мы выстроились на улице перед Львом Андреевичем, который с гордостью показал нам два непонятно чего.

– И что это? – почесал в затылке дядя Лёша.

– Огнемёт, говорю же, – занервничал «кулибин», – вот, смотрите.

Он поднял первый. Из садового опрыскивателя, алюминиевых трубок и тонкой доски. Работал огнемёт так: в баллон заливался бензин или керосин, туда же накачивался воздух, и горючее подавалось в трубку, укреплённую на доске. Запалом служил кусок проволоки, с тряпкой, пропитанной бензином на конце. То есть, сначала надо было поджечь запал на проволоке. Лев Андреевич пытался было продемонстрировать своё изобретение прямо во дворе, но после первого залпа по траве разбрызгало бензин, и дядя Лёша, матерясь, побежал за песком.

Второй был на сжиженном газе. С помощью электроклапана, системы от капельницы, аккумулятора и поджигателя из элемента электрошокера, получался приличный огнемёт. Газ подавался в него из большой бутылки, которую можно вешать за спину.

– Их мощность невелика и топлива хватает ненадолго, – словно извиняясь, начал Лев Андреевич, – но если пользоваться экономно, то продержится прилично.

– Ух ты, – донеслось из-за забора, – вот это штуковина!

Во двор вошёл Гриша:

– Можно мне попробовать?

– Огнемёт детям не игрушка, – беззлобно проворчал дед, – тут вон чуть Алексею дом не спалил инженер.

Лев Андреевич покраснел:

– Конечно, есть некоторые недоработки.

– Если мы пойдём с таким по лесу, – добавил отец, – боюсь, от него к утру останутся одни головёшки.

– Что вы накинулись на человека, – из дома вышла заспанная мама, кутаясь в куртку, – Москва не сразу строилась, всё можно довести до ума. Правда, Лев Андреевич?

– Конечно, – воодушевился инженер, – доделаем, опробуем.

– Уверена, у вас всё получится, а теперь идёмте пить чай.

Усевшись за вместительным столом, мы тихо обсуждали новое оружие. По мне, пусть оно и далеко от совершенства, но это шанс противостоять тварям из леса.

Во дворе зашёлся лаем Серый и в дом ввалился Трофим. В семейных трусах, сапогах и драной фуфайке:

– Леночку мою! Убили! Ваши эти…, – он сел прямо на пороге, закрыв лицо руками, по комнате поплыл кислый запах перегара.

– Да расскажи ты толком, – дядя Лёша поднялся из-за стола, подошёл к мужчине и встряхнул его за шиворот, точно щенка, – может, что спьяну померещилось?

– Нет, – Трофим, поднял на нас осунувшееся лицо, с синюшной щетиной и мешками под глазами, – проснулся, глядь, а Леночка моя в комнате. Мёртвая.

– Уважаемый, – мама достала пузырёк валерианки и, налив стакан воды, подошла к нему, – выпейте. Поможет.

Зубы Трофима стучали о край бокала, пока он запивал таблетки.

– Она была в коконе? – Продолжила мама.

– Нет, – мотнул головой Трофим, – лежит на кровати.

Мы недоумённо переглянулись. Если твари пробрались в дом, почему тогда просто убили женщину и не съели. И почему одну, а не их двоих?

– Как на кровати? – Дед Михей, взял из пачки сигарету, – пошли, пройдёмся. Чего гадать?

Всей компанией мы направились к дому Трофима, перед воротами я обернулась, неподалёку стоял Угрюм, чему-то ухмыляясь. От его взгляда стало не по себе.

Дверь в доме была нараспашку, мы прошли в комнату, где стоял стол со следами вчерашних посиделок. В маленькую спаленку прошли мама и папа, мы наблюдали за ними из кухни.

Жена Трофима лежала, закутанная в одеяло, будто только что уснула. Если бы не посиневшие губы и иссиня-бледное лицо. Мама, надев перчатки, осмотрела глаза, затем откинула одеяло с горла.

– Странгуляционная асфиксия, – констатировала она.

– Чего? – Трофим, не понимая, смотрел на неё мутными глазами.

– Её задушили. Руками. И скелеты тут ни при чём. Скажите, Трофим, вы хорошо помните вчерашний вечер и ночь?

Мама вышла из спальни, опёрлась на стену и скрестила руки на груди.

– Как же, – засуетился мужчина, – сели мы, значит, с Леночкой. Поужинали.

– И пили, – перебил хмурый дядя Лёша.

– Так, только, чтобы спать крепче. Такие страсти в деревне творятся. Леночка переживала.

– Ну, ну, – покачал головой дед.

– Что? – возмутился Трофим, – имеем право, после трудного дня. Так вот. Посидели, значит, а потом я проснулся здесь.

– Где здесь? – Оглянулся папа.

– За столом, – ткнул грязным пальцем Трофим, чтобы у нас не оставалось сомнений.

– А Лена, значит, в спальне была, – задумчиво проговорил дед.

– Ну да, – возмущённо ответил мужчина.

– Дом был закрыт? – спросил отец.

– Конечно. Сам утром отпирал. Говорю же, это они.

– Алексей, осмотрите, пожалуйста, дом снаружи. Нет ли следов взлома, – сказала мама и снова вернулась в спальню. Открыла полностью тело, откинув одеяло, принялась осматривать руки и ноги.

Гриша побледнел:

– Дядь Лёш, я с вами, – и выскочил вон.

В отличие от съеденных жена Трофима выглядела почти нормальной. Или во мне проявились мамины гены, но покойница страха не внушала. Лицо её было безмятежным, как будто смерть была долгожданным финалом.

С улицы нас кликнул дядя Лёша. Дед Михей оставил Трофима на кухне:

– Посиди пока. В себя приди.

– Никто в дом не забирался, – угрюмо сообщил Алексей, когда мы показались во дворе.

– Выходит. Он сам её…того? – Сделал предположение Гриша.

Старик нахмурился:

– По пьянке всякое бывает, да только любил он Ленку, в жизни и пальцем не тронул. И не буйный Трофим. Как выпьет, на разговоры тянет, а чтоб в морду кому кидаться. Никогда.

– Всё бывает впервые, – печально заметила мама.

– Как же теперь с ним, – спросил дядя Лёша, – под замок?

– Шут его знает, – дед Михей прикурил и выпустил в небо клочья дыма, – люди пронюхают, могут и самосуд устроить. Закроем, от греха подальше. Пусть проспится как следует, глядишь, что и вспомнит. Заходил ли кто или ещё чего…

– Где закроем? И что делать с покойницей? Что мы скажем? – дядя Лёша обеспокоенно смотрел на нас.

– Правду, – заявила мама, – нет смысла врать. Тем более сейчас. Мы не можем передать это дело в полицию, а значит, надо самим опросить соседей и вообще всех. Может, кто, что видел.

– Все после темноты и носа на улицу не кажут, – вздохнул дед Михей, – кого спрашивать.

– Шанс всё равно есть, – возразила мама.

За калиткой показался Фёдор:

– Что, допился алкаш? – глумливо осведомился он.

Дядя Лёша только махнул рукой.

– А вы что-нибудь видели? – Обернулась к нему мама.

– Так, конечно. Нажрался вчера до зелёных чертей. Вон и дочка ваша видела, с Гришей. Здесь он стоял, орал на всю деревню

– Лара? – мама повернулась ко мне.

– Не был Трофим сильно пьян. И не орал, а ругался с вами, – этот тип вызывал у меня стойкое отвращение.

– Да как же ругался, – Фёдор нахмурился, – обвинил меня во всех смертных грехах.

– Может, и не напрасно, – шёпотом сказал Гриша.

– Грязью поливал, – не заметив выпада, продолжал Угрюм, – угрожал расправой.

– Да уж ты не заговаривайся, – перебил его старик.

– Так и было. У молодых своих спросите.

Что-то не клеилось во всём этом. Как будто кто-то нарочно воспользовался ситуацией в селе. Хотя кому могла помешать бессловесная, незаметная Лена?

У калитки начал собираться народ. Мы с Гришей зашли в дом, подальше от расспросов.

Дядя Лёша выглянул в окно:

– Идём, дед. Надо объясниться с людьми. А то сами невесть чего понадумают.

Они вышли. В комнате повисла тишина, прерываемая тихими всхлипами Трофима. Он сидел на лавке, положив голову на стол:

– Как же так, а? Леночка?

Мама прошла в комнату, нашла пару старых покрывал. Вернулась на кухню и положила руку на плечо мужчины:

– Трофим, Лену надо похоронить.

Он поднял голову, шмыгнул носом:

– Не по-людски как-то, в покрывале.

– А что делать? Сейчас не до хорошего.

– Вы правы, Ольга Романовна, предать надо земле, – и он снова опустил голову на руки.

Я выглянула в окно, народ потихоньку расходился, взбудоражено обсуждая случившееся. Больше всех жестикулировал Фёдор, постоянно тыкая пальцем в дом.

Мужчины, взяв лопаты, положили скорбный груз на покрывало, закинув другим сверху, и пошли к уже знакомым соснам. Там на стихийном погосте, стало одним телом больше.

Трофима заперли в собственном доме. Боясь, как бы кто из соседей не навредил ему. В то, что он убил свою жену, так никто из нас и не поверил. Но факты упрямо твердили обратное.

Незаметно прошёл день, перед закатом Гриша попрощался и ушёл к себе, мы же, закрыв дом, легли спать.

* * *

– Фу, ба, – сморщился Гриша, пройдя на кухню, где он спал на большой русской печи, – зачем ты опять этой шерсти натащила?

Перед печкой на лавке лежала непросохшая пряжа, источавшая тяжёлый запах.

– Вот посмотрю, что ты зимой скажешь, – проворчала в ответ старушка, – когда в моих носках бегать будешь.

Гриша промолчал. Подарки бабушки Аглаи лежали у них целыми пакетами, только никто и не думал их носить. Брали, чтобы не обидеть старушку. Часть мама раздавала, но оставалось всё равно много.

– Давай я её на улицу вынесу?

– Ещё чего не хватало. Собаки растащат или помокнет. Ничего, притерпишься, – бабушка сидела в своей комнате, стуча спицами.

Гриша махнул рукой и пошёл запирать ставни, заложил дверь тяжёлым засовом. Забрался на печь, кривясь и чихая. Задёрнул занавеску, что, конечно, не спасло его от запаха.

Вскоре он заснул. Деревенские теперь вставали с первыми лучами, чтобы использовать весь световой день. Сон у парня, который в городе был полуночником, нормализовался. Теперь он засыпал вместе с уходящим солнышком. Старушка ещё посидела при свече, попила чаю с травками. Потом тоже забралась в кровать. Свеча погасла.

Ночью Гриша проснулся от странных шорохов, хотел окликнуть бабушку, но что-то его смутило в этих звуках.

Он пригляделся: из-за занавески, в тёмной комнате виднелось едва заметное движение. Спросонья зрение никак не могло настроиться на окружающую тьму. Парень протёр глаза и снова выглянул. По комнате передвигались на четвереньках две твари. Они обнюхивали мебель, залазили во все углы. Одна приблизилась к печи, втянула ноздрями воздух и отпрянула оскалившись. Затрясла головой. Вдруг они синхронно повернулись в сторону бабушкиной спальни и направились туда. Гриша расслышал тихое шипение, затем утробное причмокивание.

Страшная догадка закралась в мысли паренька, заставив встать дыбом волосы. Он зажал рот руками, сдерживая рвущийся крик, стараясь дышать как можно тише.

Ему казалось, что он лежал так целую вечность. В комнате что-то опрокинулось, и Гриша вздрогнул всем телом, выйдя из полубессознательного забытья. Показались существа, выходящие из спальни. Трое. Они по паучьи направились к двери, последний резко обернулся в сторону печки, где лежал Гриша. Шумно зашипел, как спущенная шина. Двое тоже замерли. Тварь подкралась, поводя головой так, словно смакуя запахи на вкус. Придвинулась ещё ближе и втянула воздух. Резко выдохнула и злобно вскрикнула отпрянув.

Больше не задерживаясь, монстры покинули дом. Гриша лежал в темноте, вцепившись изо всех сил руками в одеяло, будто от этого зависела его жизнь. Глаза парня остекленели, дышал он часто и прерывисто, по лицу и спине стекал холодный пот.

В открытую дверь проскользнул первый луч солнца, как воришка, прокравшийся в дом. Взгляд парня упал на дверной проём, он вздрогнул всем телом, а потом спрыгнул на пол и побежал прочь из дома.

Глава 10

Мы проснулись оттого, что кто-то, что есть мочи барабанил по двери.

– Кого там принесло? – крикнул дядя Лёша, он выскочил из своей спальни и глянул на часы.

– Это я, Гриша! – послышалось из-за двери.

Мужчина отворил засовы, на пороге стоял бледный как смерть юноша. Мы тоже все высыпали из комнат. Гриша прошёл в дом, обвёл нас безумным взглядом и упал в обморок.

– Быстро на кровать его, – распорядилась мама.

Дядя Лёша подхватил на руки бесчувственное тело и занёс в свою спальню. Под нос ему сунули ватку с нашатырём. Гриша поморщился, гулко чихнул и очнулся, безумно вращая глазами.

– Где я?

– Всё хорошо, – мама присела рядом, – ты в безопасности, – она протянула ему успокоительное.

Гриша поднялся в кровати, залпом осушил стакан, вытер губы:

– Они ночью забрались к нам.

Только сейчас я заметила, что виски и чёлка парня были седыми.

– Как тебе удалось уцелеть? – Удивилась мама, – ты сбежал?

– Нет. Бабушка разложила сушить мокрую шерсть, а она воняет жутко. Они пробрались в спальню, сначала ко мне подошли, но нюхнули вони и не стали рыскать на печке. Я там был.

Сбивчивый рассказ расставил всё по своим местам.

– Пошли, посмотрим, что там, – обратился дядя Лёша к отцу.

– Погоди, – папа вышел во двор, и через пару минут вернулся с самодельным факелом, – так надёжнее.

Дядя Лёша кивнул, подхватил ружьё, и мужчины пошли к дому Гриши. Я увязалась за ними. Мне хотелось собрать как можно больше информации об этих тварях. Это казалось важным. И потом, то, что не заметил один, приметит другой.

Дверь стояла распахнутой, мы прошли внутрь. В доме воняло кислым запахом прелой шерсти, неудивительно, что твари не почуяли Гришу, если даже за столько времени вонь не выветрилась.

В спальне, возле свисающей с потолка лампочки, мерно покачивался кокон. С него, как и у Никитишны, капали жёлтые, похожие на гной, сгустки. В спальне воздух был спёрт смрадом разложения, не помогли ни открытая дверь, ни распахнутое настежь окно.

Дядя Лёша забрался на табурет и срезал тело в паутине. Папа подхватил снизу. Уложили труп на пол.

– Думаю, Олю звать не стоит, – сказал отец, – вряд ли она найдёт что-то новое.

– Идти надо в лес, дорогу прокладывать. Где-то же он кончается. Не может быть так, чтобы живых никого не было.

Мне представился мир, населённый этими страшными тварями, которые уничтожили почти всех. По коже поползли мурашки.

– Слушайте, а как скелеты пробрались в дом? Ведь ставни и дверь были закрыты? – папа направился к выходу, – здесь засов, снаружи его не поднять.

– Погоди, вместе глянем, – догнал его дядя Лёша.

Я вышла вслед за ними. На окне, ведущем в спальню, не хватало одной ставни. Она стояла, аккуратно приставленная к стенке.

– Хм, сперва решил, что Гриша в беспамятстве распахнул окно, – сказал отец, – а тут вон как.

У ставни были отломаны железные петли.

– Это ж какая силища должна быть, – задумчиво произнёс дядя Лёша, – гляньте, шурупы просто вытащили из пазов, как из пластилина.

– Они едят, – тихо ответил отец, – а значит, становятся сильнее. Ты прав, медлить не стоит. Иначе твари просто сожрут по одному всех здесь.

Дядя Лёша позвал соседских мужиков, велел им захоронить бабу Аглаю. Сам же отправился ко Льву Андреевичу.

Мы с папой вернулись домой. Гриша сидел за столом, нервно барабаня по нему пальцами. Стоило нам войти, он вперился в нас вопрошающим взглядом. Папа молча покачал головой, и парень поник. Мама обняла его за плечи:

– Тебе надо остаться с нами, места хватит. Не возвращайся домой, если нужны вещи, скажи, мы принесём.

– Да… Спасибо, – Гриша отвернулся и ушёл в спальню.

Вернулся дядя Лёша, за ним шёл Лев Андреевич со своим огнемётом, тем, что работал на газе.

– Собирайтесь, Лара, Гриша, Ольга Романовна. Идём все.

– Да зачем же ты детей в болото тянешь, – возмутился дед Михей.

Дядя Лёша тихо пересказал виденное старику:

– Уверен, что мы будем живы, чтобы вывести людей из леса? Нет, идём все. Кто-то да уцелеет.

Это была правда. Голая, не прикрытая. И оттого страшная. Неумолимая. Завтра может погибнуть дед или дядя Лёша, мама или папа, или я. Волосы на голове встали дыбом. Рассудок отчаянно сопротивлялся истине, которую диктовал ему разум.

Дядя Лёша вышел в сарай, занёс несколько пар резиновых сапог:

– Разбирайте, в ваших тапочках по болотам не побегаешь, – кивнул на кроссовки.

Мы обулись, сверху натянули куртки, которые отыскал у себя хозяин. Дядя Лёша и дед Михей взяли ружья. Папа подхватил топор со двора. Все вместе направились в лес.

Стоило зайти под густые кроны, как по коже поползли мурашки. Здесь нам не рады. Чувство отторжения было просто разлито в воздухе. Деревья тянули к нам свои корявые руки, норовя выткнуть веткой глаз, кусты цеплялись за одежду, не пуская дальше. Земля, прикрытая густой травой, изобиловала кочками, оступившись на такой в миг подвернёшь ногу. И ни одной тропки, даже звериной. Как будто мы попали в глухую тайгу. Повсюду лежали наполовину истлевшие погибшие деревья, на них обильно тянулись на своих тонких ножках поганки. Трава была пожухлой и спутанной, словно сеть. Ногу буквально приходилось выдирать из её цепких лап. Между стволов болтались старые тенёта паутины. На радость нам, обычной.

Мы с Гришей и мамой прихватили корзинки, надо набрать грибов. Запасы еды не бесконечны.

– Сколько живу, такого леса не видел, – ворчал дед Михей, – ни белки, ни пташки какой. Будто вымерли все.

– Или сожрали, – мрачно добавил Гриша.

– А может, от нас попрятались, – мама шла, оглядываясь по сторонам.

Мы прошли по проторённому пути и остановились перед буреломом, стоявшим сплошной стеной.

Мужчины принялись подрубать ветви и оттаскивать поваленные стволы. Я собирала грибы, надеюсь, съедобные. Мои познания были весьма скромны. Ну ничего, потом разберёмся, какие можно есть. Мама присоединилась ко мне.

– Интересно, как эти твари через такие завалы пробираются?

Она нахмурилась:

– Видела, какие когти? С такими можно и через почти отвесную стену перелезть. Как с альпинистским снаряжением.

Просека была готова, и мы пошли дальше.

– Стойте, – вдруг крикнул дед Михей. Он остановился перед аккуратной, ярко-зелёной полянкой.

– Смотрите, – старик ногой надавил на поверхность, и почва, казавшаяся совершенно нормальной, ушла под воду, – болото.

Мы отломали по длинной палке и принялись искать надёжный брод. Только всё без толку.

– Неужели придётся заново прокладывать другую тропу? – Расстроился дядя Лёша. Мы промолчали.

– Идите сюда, – махнул Гриша.

Всей гурьбой направились к нему. Он с победным видом ткнул палкой в твёрдую землю.

– Нашлась тропка, – улыбнулся дед Михей.

Я пригляделась, а ведь трава здесь отличается от болотной, она не такая зелёная, словно ей не хватало воды. Указал на это остальным.

– Соколиный глаз у тебя, Лара, – усмехнулся дядя Лёша, – но подметила ты верно.

Мы осторожно шли по едва заметной дорожке.

– Глядите, – вдруг остановил нас отец. На самом краю дорожки виднелся чёткий трёхпалый след, как от птичьей лапы.

– Здесь эти твари проходят, – склонился над землёй дядя Лёша.

По спине пробежал озноб.

– Нам, наверное, лучше убраться отсюда.

– Днём они не выходят. Да и куда здесь бежать, – дед Михей подошёл ближе, – твари тут у себя дома, а мы народ пришлый, мест не знаем. Сюда вон три часа, почитай, добирались. Пройдём, сколько успеем до обеда, потом и домой можно. До темноты обернёмся. А то, что тропы у нас одни, не переживай, внученька, видать, других здесь просто нет.

Мы прошли ещё немного, впереди был ещё один завал. Странный, будто дорогу нарочно перегородили поваленными стволами. Поблизости деревья не росли.

– Сегодня разбирать его не будем, – осмотрелся дядя Лёша, – не успеем. Поворачиваем в деревню.

Обратный путь прошли гораздо быстрее, подхватили оставленные возле первой просеки корзинки и вышли к посёлку. Солнце, закутанное в кокон угрюмых туч, уже клонилось к горизонту.

Мы быстро промыли и перебрали во дворе грибы, деревенские начали запираться по домам. Дядя Лёша растопил добротную печь, мама замесила тесто. Папа и дед Михей проверили ставни, заперли их и входную дверь. Ещё одна ночь ожидания.

* * *

Трофим долго поминал Лену, благо спирта было под завязку. Он и в самом деле любил жену, без неё его и так безрадостная жизнь превратилась в сплошную серую пелену. Разбавив спирт водой, он пил, пока сознание не гасил зелёный змий, и чуть очнувшись, опять продолжал проводы супруги.

Этот вечер ничем не отличался от других. Трофим сидел за пустым столом, на котором стояла только старая консервная банка с окурками, литрушка с рюмкой и горящая свеча в расколотой тарелке.

– Леночка, – пьяные слёзы текли по щетине, – как же так. Мужчина всхлипнул и икнул, – на кого ж ты меня…

Опрокинув ещё стопку, доковылял до кровати. Посмотрел на расправленную постель. Нет, спать он здесь больше не сможет.

Вернулся на кухню, сел на лавку, налил ещё. Поболтал перед глазами жидкость в рюмке. Слегка подташнивало. Эх, была бы Леночка, сообразила бы закуску.

Он закурил и, оперевшись рукой о щёку, задремал. В ладони, зажатая между пальцами, тлела сигарета. Окурок обжёг дотлев, Трофим стряхнул огонёк и, не просыпаясь, улёгся на лавку. По дому разнёсся храп.

Уже под утро в тишине раздались скребущие звуки. Кто-то со двора пытался открыть дверь. Под окнами слышались лёгкие шаги. По стене дома раздались невнятные стуки.

Одна из ставней задёргалась, запоры держали крепко. Потом сбоку пролезли длинные когти. Железо жалобно заскрипело, выдираемое из своих пазов. К стеклу прильнула оскаленная морда, увидела огонёк свечи, отшатнулась. Под окном разнеслось разъярённое шипение.

В следующий момент, стекло осыпалось мелким крошевом от резкого удара. Язычок свечи трепыхнулся, но выстоял в порыве ветра.

В разбитое окно осторожно пролезла голодная тварь. Вздрагивая, обошла стол со свечой и прокралась в спальню. Следом в дом забрались ещё два существа. Из комнаты донёсся разочарованный визг. Твари переглянулись, направившись к храпящему Трофиму. Они обогнули стол с двух сторон, с опаской косясь на чуть теплящийся огонёк свечи.

Существо приблизилось к ногам мужчины, забралось прямо по нему и склонилось к лицу.

Трофим пьяно встрепенулся, открыл мутные, заплывшие глаза:

– Леночка?

Взгляд сфокусировался, и мужчина остолбенел, с ужасом уставившись в оскаленную пасть, склонившуюся над ним. Тварь замерла в сантиметре от лица, начала принюхиваться. Вторая нетерпеливо переминалась на лапах рядом. Трофим видел, как под кожей существа бились артерии, пульсировало сердце. В детстве ему довелось наблюдать за новорождёнными хомячками, такими же прозрачными. Только не столь смертоносными, как те твари, что окружили его.

Не мигая, он следил за ними, не в силах ни шелохнуться, ни закричать. Первая тварь опустила голову ниже, обнюхала Трофима и, разинув пасть, откуда пахнуло застарелым разложением, яростно закричала. Мужчину обдало вонью и слюной, лицо тотчас нестерпимо зажгло. Тварь отпрянула, продолжая страшно верещать, от визга заложило уши. Вторая щёлкнула зубами почти у макушки и тоже отпрянула. Третья зашипела, стремительно ввинтилась в разбитое окно и исчезла в ночи. Две оставшиеся последовали за ней.

Трофим лежал, не в силах подняться. С лавки капало из обмоченных штанов. Трясущимися руками он зацепился за край стола, поднял непослушное тело. Провёл ладонью по лицу, прогоняя кошмарное видение. Закурил с третьего раза. Глянул в разбитое окно. Налил рюмку до краёв и выпил, не чувствуя вкуса. Одну, вторую. Сигарета прыгала в дрожащей руке.

В окно потянуло сквозняком, и оплывшая свеча погасла. По деревне разнёсся жуткий, захлёбывающийся, истеричный вопль.