Текст книги "Кремлевское письмо"

Автор книги: Ноэл Бен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

21
Москва

Роун и Ханис поселились в квартире Поткина. Поткин предупредил вахтера, что у него погостят племянники из Грузии. Они поживут в столице месяц или немного дольше. К ним присоединятся друзья. В этом не было ничего подозрительного. С жильем в Москве было сложно. Все останавливались у родственников. Вахтер даже заметил сильное сходство между Ханисом и Поткиным, правда его жена очень шумно возражала, утверждая, что семейное сходство было явно у Роуна, а не у Ханиса.

Би Эй подошла к центральному рынку в 14.30, бесцельно побродила между торговыми рядами. Свои товары расхваливали украинцы, армяне, грузины, латыши – люди из разных уголков страны. И хотя на рынок шли за фруктами, овощами и мясом, здесь продавалось многое другое. Если хватало денег, у мелких дельцов было можно было купить что угодно. Если нужной вещи не было, можно было договориться. Повседневные товары шли по вполне приемлемым ценам, предметы роскоши – по очень высоким.

Би Эй остановилась купить лимонов. Она вынула из сумочки потертый кожаный кошелек и отсчитала мелочь. Убрала кошелек в сумочку и начала выбираться из толпы, которая собралась у соседнего киоска. Здесь продавали французские и американские пластинки, около семи долларов за штуку. Потом она отстояла очередь за мороженым, реклама обещала двадцать пять сортов. Она опять вынула кошелек, рассчиталась мелочью и убрала его в сумочку.

Молодой человек, который следил за Би Эй, был не старше двадцати двух лет. Не отходя далеко, он дождался, пока она допила бутылку газированной воды и смешалась с толпой, рассматривающей японские транзисторы. Он тоже нырнул в толпу, толкнул Би Эй, отработанным движением вынул кошелек из сумки и поспешил выбраться. Вор быстро прошел в другой конец рынка, спрятался за грузовик, вынул деньги, засунул их в карман брюк, выбросил кошелек и отправился искать очередную жертву.

Вскоре его внимание привлек украинец с толстой пачкой денег. Он уже распродал весь товар и покупал подарки семье перед возвращением домой. Карманник шел за ним на небольшом расстоянии. Выждав момент, он проделал то же, что с Би Эй.

Ему решительно везло. Оба кармана брюк были набиты деньгами. Он уже хотел закончить, но приметил домохозяйку, которая покупала апельсины. Поравнявшись с толпой у киоска, где продавались пластинки, женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть, за чем давится народ. В этот момент воришка открыл ее сумку и вынул деньги. Он опять вернулся к грузовику и, укрывшись за ним, пересчитал деньги – пятнадцать рублей. Но заталкивая их в карман, обнаружил, что там пусто. Он проверил другой карман – тоже пусто. Он огляделся. Би Эй прислонилась к грузовику, помахивая пачкой денег.

– Ты не это случайно ищешь? – спросила она.

Воришка с досадой посмотрел на нее. Би Эй бросила ему деньги.

– Я недавно в Москве. Не хочется попасть в плохую компанию.

Парень поймал деньги, улыбнулся и бросил их назад Би Эй.

– Меня зовут Михаил. Пойдем, я угощу тебя водкой, только платить будешь сама, какой-то мерзавец увел весь мой заработок.

Уорд вернулся домой в четыре часа. Роун уже ждал его. Уорд обрадовался, когда узнал, что остальные уже действуют. Он умылся, поел холодной курицы с черным хлебом и выпил стакан чая.

– Вот и пришла пора, племянничек, узнать, что ты делаешь здесь. Если конечно, ты не предпочитаешь сначала осмотреть достопримечательности.

– Я собирался, но это подождет.

– Разумно, очень разумно.

Они шагали по улице Горького в сторону Красной площади. Было оживленно. Улица поражала чистотой, какой Роун не встречал на Западе. Мимо них спокойно, без суеты шли москвичи. Если бы не русские вывески и эта чистота, Роун подумал бы, что он где-то в другой стране.

– Когда мы встретились первый раз, – заговорил Уорд, – ты спросил, почему выбрали тебя. Помню, я тебе что-то ответил.

– Да, ты сказал, я способен спокойно отнестись к тому, что кто-то умрет вместо меня.

– Я так сказал?

– Слово в слово.

– Ну и память у тебя.

– Я запоминаю все, что захочу.

– Полное запоминание, так это называется?

– Это не полное запоминание, – раздраженно ответил Роун.

– Ну, как оно там не называется, а впечатление производит. В Нью-Йорке тебе давали для запоминания в три-четыре раза больше, чем всем нам вместе взятым. Ты запоминал все дословно с первого раза. Ты ведь понимаешь, Георгий, мало кто на это способен.

– Нельзя ли ближе к делу?

– Я-то думал, что я – по делу. Не надо быть сверхсообразительным, чтобы понять, что мы в Москве, как в ловушке. Ребята соберут информацию. А что с ней дальше делать? Напечатать ее на машинке мы не можем, у нас нет машинки. Записать на пленку не можем – нет магнитофона, на бумагу не запишешь – могут найти. Знаешь, что мы сделаем, племянничек? Мы расскажем все тебе. Ты будешь хранителем информации.

– Иначе говоря, из меня делают почетного клерка?

– Я бы сказал не так. Скорее, компьютер о двух ногах.

– Все плохо, – вздохнула мадам Софи. Она откинула со стареющего лба крашенные хной завитки и отпила из чашечки чай. Ее пышные формы облегал ярко-синий бархатный халат, отделанный золотой тесьмой несколько военного вида. На ногах у нее были золотого цвета домашние туфли, оставляющие открытыми толстые пальцы с ногтями, выкрашенными голубым лаком.

– У меня осталась только одна девушка, вот эта самая, – она показала Ханису на девушку в красном выцветшем халате. – Будь я мужчиной, я бы приплатила ей, чтобы она не ложилась со мной, а не наоборот. Никакой культуры, любви не осталось, нежность ушла. Но хуже всего то, что девочкам приходится работать на фабриках по десять часов. Когда они приходят сюда и ложатся с мужчинами, романтичности в них не больше, чем в банке с селедкой. А как Дмитрий?

– Его повесили, – ответил Ханис.

– О Господи! – вскрикнула мадам Софи. – Он присылал мне таких девочек! А каких клиентов! В прошлом, конечно, в светлом прошлом. Он умер достойно?

– Им пришлось повесить его дважды, прежде чем он умер.

– Вот как, – с гордостью сказала мадам Софи.

– Первый раз плохо затянули веревку. Старик Дмитрий был очень худой. Он просто выскользнул из петли и приземлился на ноги.

– Боже мой, он не ушибся?

– Не очень. Он сам встал и поднялся на виселицу снова.

– А потом, потом вы его видели?

– Да.

– Как он выглядел – вытянутый, безжизненный?

– Намного лучше, чем можно было бы ожидать. На лице легкий румянец, нос немного ободрался, когда он выскользнул из петли, но в целом он выглядел намного лучше, чем когда мы виделись в последний раз.

– Моложе?

– Лет на пятнадцать.

– Понятно, – мадам Софи облегченно вздохнула. – А за что его повесили?

– Да ничего особенного. Так, для порядка.

– Бедняжка. А перед смертью он не просил мне что-нибудь передать?

– Он только и говорил о вас. Он сказал мне: «Будешь когда-нибудь в Москве, загляни к моей Грушеньке».

– Грушеньке? Но я не Грушенька.

– Он много читал в тюрьме и обычно называл вас Грушенькой или Соней. А один раз назвал даже Ирмой.

– Так и сказал?

– Так и сказал, – уверенно ответил Ханис. – Он сказал: «Будешь в Москве, загляни к моей Грушеньке, передай ей мою долю».

– Какую долю?

– Его дела.

– Какого дела?

– Старик Дмитрий был моим партнером, правда не очень разговорчивым. Его доля была небольшая, но он стал богат. Вот это для вас, – Ханис протянул ей две тысячи рублей. – Это первая часть. Остальное я передам, когда возвращусь из Праги.

Мадам Софи дрожала всем телом, считая деньги.

– А что у вас за дело? – наконец с трудом спросила она.

– Такое же как у вас.

– Проститутки?

– Ночные бабочки, – поправил ее Ханис. – Самое благородное занятие. К тому же и самое прибыльное.

– А я и не знала, что в Праге сняли запреты.

– Не сняли. Там еще трудней, чем в Москве.

– А как же вы работаете? Откуда берете девочек? Где находите богатых клиентов?

– Ах, дорогая Грушенька, я могу вас так называть, вы не против?

– Конечно.

– Все дело в исследовании рынка.

– Не понимаю.

– Я иду к клиентам. Посольства, американцы, англичане, японцы.

– Но за ними же следят.

– Ну, всегда можно что-нибудь придумать.

Мадам Софи согласно кивнула.

– А в Москву что вас привело? По-моему, вы сказали, это деловая поездка?

– Совершенно верно. В том числе и ради вас. Ну, и другие дела тоже.

– Может, я могу чем-нибудь помочь?

– А что вас интересует?

– Я всегда не прочь подзаработать.

Ханис колебался.

– Я всегда работал один.

– А Дмитрий? – тут же напомнила мадам Софи.

– Дмитрий, конечно… – Ханис задумался.

– Нет, ничего не выйдет. – Он посмотрел в умоляющие глаза мадам. – А впрочем, почему нет? Вы могли бы найти мне пять красивых девушек?

– Работать на вас?

– Естественно.

– Это трудно. Они все сейчас сами по себе работают. На улицах или в такси. Удобства ушли в прошлое. Теперь они все делают сами.

– Скажите, что работа гарантирована. Мы им таких клиентов найдем, о которых они даже не мечтают. Лучше даже десять девушек. В Праге у нас вначале были такие же сложности. Мы с ними справились. Нашли девушек, которые балуются травкой.

– Это же грех! – ужаснулась мадам.

– Но очень удобно, – грубо оборвал Ханис. – Дешевле, и девочки уже полностью мои. Здесь можно достать наркотики?

– Очень трудно. Я не хочу с этим связываться.

– Скажите, где достать.

– У «Китая» есть, только я с ним ничего общего иметь не хочу. Говорят, у него лучший товар, но я его на пушечный выстрел не подпущу к своей квартире.

– А вы не могли бы свести меня с ним? Конечно, он не будет знать, что мы в деле вместе.

– Это можно.

– А девочек, которые балуются наркотиками, найдете?

– Найду, – вздохнула мадам. – Обычно это самые красивые, бедняжки.

– Когда я их увижу?

– Некоторых уже завтра вечером. – Голос мадам зазвучал твердо, взгляд стал холодным и деловым.

22
Слабое место

– Поляков всегда имел дело с дерьмом, – рассказывал Уорд Роуну по дороге домой, на квартиру Поткина. – Он всегда находил слабое место и через него проникал, куда нужно. Он первый учуял, что Москва начала гнить. Странная это штука – разложение общества. Оно всегда пропорционально процветанию и спокойствию. Во время войны или депрессии общество в порядке. Покончите со страхом и нищетой, начинаются Содом и Гоморра. Может, люди просто не знают как время убить. А может мы способны только мозги друг другу вышибать?

Уорд перестал философствовать и перешел к делу.

– Во всяком случае, когда Поляков заявил, что Москва начинает разлагаться сверху, он был совершенно прав.

– Так вот кого мы ищем, – понял Роун.

– Да, мы идем по его следу. Аппетит все время растет. Потребности и привязанности меняются. Мужчины обычно предают друг друга по доброй воле, а не по принуждению. Мне сдается, что Поляков на своего человека наткнулся, когда ползал в дерьме, а не молился в церкви. Он может быть наркоман или гомик, или у него просто личный интерес. Но он точно сидит в Кремле. Интересно знать, кто он и что он делал в дерьме.

– Значит, нас интересует дерьмо?

– Да. Меня и наняли, чтобы я набрал соответствующую команду. На воскресном пикнике им делать нечего.

– Ты набрал людей?

– Верно. Разбойник разработал операцию, а подбор людей был на мне.

– У Полякова ушло почти девять лет, чтобы выйти на Кремль, – отметил Роун. – Почему ты думаешь, что мы найдем этого человека быстрее, если вообще найдем?

– Он действовал в одиночку, – спокойно ответил Уорд, – а нас пятеро, да ты еще. Перечница был, если так можно выразиться, врачом общего профиля в этом Содоме, а мы привезли целую группу специалистов.

– А если мы не нащупаем слабое место и не сможем выйти на контакт?

– Тогда поищем в другом месте.

– На это уйдет не меньше года.

– А у тебя, что, свои планы?

Солнце уже садилось, когда они возвращались по улице Горького, этой московской Пятой авеню или Пикадилли. Машин на этой широкой улице было мало. В основном «Победы» и «ЗИМы». Было людно. В магазинах толпились покупатели. Роун обратил внимание, что особенно много народа было в кафе-мороженых и книжных магазинах.

– Тебя наш план, похоже, не радует, Георгий, – заметил Уорд.

– Если получится – отлично.

– Ты слишком выделил «если».

– При любом раскладе слишком много слабых мест. Не мне судить. Или ты забыл, я – Новичок.

– Новичок, но учишься быстро. Представь, что ты в своей разведшколе, где учился всем премудростям. Вас знакомят с этим планом. Что скажет инструктор? – Уорд весело похлопал Роуна по спине и подмигнул.

Роун подхватил его веселый тон.

– Когда мы в коротких штанишках сидели за партами и нас наказывали, мы по пятьсот раз писали: «Живи дольше и делай как можно меньше предположений». У нас сейчас, кажется, два предположения – первое: искомая величина находится в определенном месте; и второе: наши фланги прикрыты. Начнем с первою. Мы складываем все яйца в одну корзинку. Мы начинаем снизу, хотя уверены, наш человек наверху.

– Так ты думаешь, начать надо сверху?

– Не только. План в целом нормальный. Нужно только расширить рамки. Я бы хотел спросить вот что: если контакт Перечницы в Кремле, значит, он из избранных? А если пересчитать всю советскую верхушку вместе с семьями и сотрудниками, всех, у кого доступ к нужной информации, сколько человек наберется? Полторы, две тысячи?

– Меньше, сотни четыре, может шесть.

– Тогда почему не поискать одновременно и там, вдруг что-нибудь найдем?

– На это нужно еще человек десять, – заметил Уорд.

– Если проверять каждого – да. Но ведь этого не требуется. Нам надо проследить действия Полякова. Пусть мы не знаем точно, как он работал, зато мы точно знаем, где. Мы знаем, в какие недели и месяцы он был в Москве, когда он уезжал на десять дней в Киев, когда он провел десять дней в Ленинграде. Мы знаем, что между одиннадцатым и двадцать первым марта он был в Ялте.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Уорд.

– Из досье Полякова. Разве ты не читал?

Уорд не помнил, читал ли он досье, но на всякий случай утвердительно кивнул.

– Начать можно с Москвы. Проверим, кто из этих шестисот был в отъезде, когда Поляков находился в Москве. Всего он был здесь больше года, поэтому исключить удастся человек сорок-пятьдесят, а может и меньше. Это пример на вычитание. Для примера на сложение проверим, кто из оставшихся был в Киеве одновременно с Поляковым. Затем посмотрим чьи визиты совпали по времени с поездками Полякова в Ялту и Ленинград. Когда мы закончим, думаю от шестисот останется не более сорока-пятидесяти.

– Хватит с меня этой арифметики, – оборвал Уорд. – Если все так просто, почему раньше не додумались?

– Потому что мы первые этим занимаемся.

Какое-то время Уорд шел молча.

– Может, ты и прав, – наконец выдавил он. – Только у нас все равно не хватит людей.

– И не надо. Наверняка найдем в любом некоммунистическом посольстве.

– Почему ты так уверен?

– Да они занимаются этим с середины пятидесятых годов.

Роун понял, что для Уорда это было новостью. Группа Разбойника бездействовала более десяти лет. Уорд тоже явно отставал от жизни.

– С посольством так просто не свяжешься, они все под наблюдением, – упрямо заявил Уорд. – Стоит нам только близко подойти, и вся московская контрразведка начнет выкручивать нам руки.

– А я разве говорил, что нам самим придется лезть в посольство? Надо просто послать кого-нибудь за границу.

– Я же сказал тебе, у нас нет ни одного лишнего человека.

– Ну через связника. Связник-то у нас есть?

– Нет, мы в полной изоляции.

– А тот агент в Праге?

– А ты можешь гарантировать, что мы найдем, кого ищем, – разозлился Уорд. – Можно проверить эти пятьдесят и ничего не найти. Откуда такая уверенность?

– Какая там уверенность! Все равно, что в борделе искать.

– Я знал, что не надо было тебя сюда привозить, – зло сказал Уорд.

– Винить некого, – Роун почувствовал, что начинает получать удовольствие. – Хочешь послушать, что еще сказал бы инструктор?

– Валяй, говори. Тебя теперь все равно не остановишь.

– Второе предположение, из которого мы исходим, самое важное. Это может испортить всю операцию. У нас ушла не одна неделя на обработку Поткина, он согласился пустить нас в свою квартиру.

– Да, тут мы отлично сработали.

– Беда только в том, что Поткин может передумать. Куда мы тогда денемся?

– Не передумает. У нас его семья. Будет молчать.

– Вот это очень опасное предположение.

– Но он же сломался. Он сделает все, что мы захотим.

– Предположение, – мягко заметил Роун.

– Если уж человек сломался, значит, сломался.

– Предположение.

– Он же не допустит, чтобы мы расправились с его семьей.

– Предположение. Что если ему прикажут вернуться в Москву?

– Слушай, хватит умника из себя строить.

– А я и не строю. Я просто спрашиваю, что мы будем делать, если наша чудная московская квартира окажется не такой безопасной, как нам бы хотелось?

– Ты, что, думаешь, его лучше убрать?

– Тогда уж нас точно попросят отсюда. Квартирка-то для Москвы неплохая. Как только Поткина не станет, охотники на нее найдутся. Нет, в нашем положении Поткина лучше иметь живым.

– В каком это «нашем положении»?

– Пока мы рассчитываем на квартиру Поткина.

– Твое предложение?

– Переехать.

– Переехать? – заорал вдруг Уорд. – Переехать куда? Ты отлична знаешь, как трудно в Москве с жильем.

– Совсем как в школе, – грустно заметил Роун. – Все говорят, что плохо, и никто не говорит, что хорошо.

– Кончай валять дурака. Куда мы можем переехать?

– Содом – слабое место.

– Нет.

– Можно продолжать? Выдержишь? – спросил Роун.

Уорд молчал. Роун продолжил:

– Неужели вы думаете, мы сможем держать семью Поткина год, и никто из его сотрудников ничего не заподозрит? Вы серьезно думаете, это возможно? Он может сказать, что они уехали на месяц, на полгода – это пройдет. А потом начнут задавать вопросы. Что тогда?

– Мы знали об этом с самого начала. Это риск, рассчитанный риск.

– Нет, риска не будет, если мы переедем, – ответил Роун.

Фокусник знал, что этот человек следит за ним. Он вошел следом за Фокусником в книжный магазин напротив Университета.

– Добрый день, товарищ профессор, – поздоровался с ним какой-то студент. Мужчина ответил на приветствие и начал листать книгу.

Фокусник прошел вдоль прилавка и тоже принялся просматривать книги. Вскоре профессор будто случайно подошел ближе и взял книгу рядом с Фокусником. Фокусник положил книгу, которую просматривал, и быстро прошел мимо профессора к выходу. Он мимолетно улыбнулся профессору, провел рукой по волосам и вышел из магазина.

Переходя улицу, он услышал за спиной торопливые шаги. Фокусник пошел медленнее.

23
Великий Немой

– Мы совсем нигде не бываем! – Эрика с надутым видом ходила по спальне в одной комбинации. В одной руке она держала сигарету, в другой – фужер.

– Мы были в кино всего две недели назад.

– Что такое кино? Мне хочется повеселиться, сходить куда-нибудь, сделать что-то.

– Через два месяца у меня отпуск, поедем в Ялту. Там поплаваешь, на лодке покатаешься.

– По ресторанам походим?

– Походим.

– Это потом. А сейчас что? Мне скучно. Скучно с тобой. Мне надоело сидеть взаперти, видеть только тебя.

– В тюрьме лучше было?

– Лучше. Ненавижу тебя.

– Если получится, в воскресенье сходим на скачки.

– Скачки? Скачки, кино, театр – мне это неинтересно. Я хочу танцевать, пить вино, быть среди людей. Молодых людей. Мы с Поляковым обошли все ночные клубы в Берлине, пока ты не убил его.

– В Москве таких мест нет, – резко ответил Коснов.

Эрика села на край кровати и по-кошачьи прижалась к полковнику.

– Есть, есть, – промурлыкала она.

– Откуда ты знаешь?

– Слышала.

– Это для извращенцев.

– Порочнее меня нет. – Эрика притянула Коснова к себе, провела языком по губам и положила руки на его плечи. – Ты знаешь, что я люблю, ты умеешь любить меня. Ты лучший из всех моих любовников, но ты обижаешь меня и заставляешь скучать. Своди меня туда.

– Тебя в тюрьму надо отвести, – ответил Коснов.

– Боишься, лесбиянки окажутся лучше тебя?

Коснов не сопротивлялся, когда Эрика притянула его к себе, потом она игриво оттолкнула его.

– Неужели ты не сводишь меня туда?

– Ты же знаешь, я не могу там появляться.

– Ах да, забыла! Твое положение… – Она опять придвинулась к нему. – Ладно, уж если туда никак нельзя, принеси хотя бы сигаретку, от которой так хорошо становится, помнишь, ты дал мне одну, когда мы первый раз были вместе.

Коснов резко сел. Он мог справиться с любой ситуацией. Он распоряжался чужими жизнями. Двадцать лет он контролировал свои и чужие чувства и действия. Но перед этой девушкой он был бессилен. Он ненавидел и любил ее. Невозможность подчинить ее родила ненависть, а из страха потерять ее родилась любовь. Привезя Эрику домой, он поставил под угрозу свою карьеру. Он не мог расстаться с ней. Все понимал, сознавал, что так или иначе придется от нее избавиться. Он мог бы убить ее сам, и ни одна душа в Москве об этом не узнала бы, а если бы и узнала, не опечалилась. Он часто думал об этом. Иногда ему казалось, что Эрика сама этого хочет, но убить ее Коснов не мог. Он знал, что Эрика использует его, хочет сломать, разрушить его карьеру за то, что сделал он с Поляковым. Ему было все равно, он уже не мог отказаться от нее.

– Я отведу тебя в такой клуб, – произнес Коснов.

– Сегодня вечером?

– Да.

Эрика осыпала поцелуями его лицо и шею, хотела притянуть к себе, но Коснов не двигался. Эрика продолжала дразнить его, но он оставался безучастным.

– Ты грустишь? – с улыбкой спросила она.

– Это пройдет.

– Ты рассердился на меня, да? Ты больше не любишь меня? Я всегда чувствую, когда ты не любишь меня.

Эрика отодвинулась от Коснова, оперлась на спинку кровати и подтянула колени к подбородку.

– Ты не любишь, когда я такая?

– Иногда.

– А иногда даже ненавидишь?

– Да.

– Когда я такая, тебе делается нехорошо?

Эрика приняла молчание за согласие.

– Тебе делается нехорошо, – радостно пропела она и вытянулась на кровати, лаская себя между ног. – Иди ко мне, люби меня прямо сейчас, когда тебе плохо от меня. Любовь всегда сильнее, когда от нее нехорошо. По крайней мере, наша.

– Хватит, убери руки оттуда.

Эрика продолжала лихорадочно ласкать себя.

– Я представляю сразу сотню мужчин, но только не тебя, – проговорила она с закрытыми глазами.

Коснов встал и вышел из комнаты. Спустившись на кухню, он налил себе пива. Вылил его в раковину и пошел в столовую. На столе стоял графин с водкой. Он опустошил его большими глотками. Начал искать еще. Зазвонил телефон.

Гродин сообщал, что пропавший в Воркуте грузовик так и не нашли.

– Пошлите еще людей, самолеты, – заорал в трубку Коснов, – найдите обязательно, он уже пять дней как пропал. Можете всех из Москвы забрать, только найдите.

– Это не поможет. У них снег идет, метель.

– Разумеется, метель. Вы, что, думали они будут солнца ждать?

– Сделаю все, что можно, товарищ полковник, – ответил Гродин.

– Пошлите еще людей, – повторил Коснов.

– Мы уже послали два подразделения. Они ничего не могут сделать, пока не кончится метель. Дополнительные силы не помогут. Мы даже не знаем, связан ли этот грузовик с сообщением Поткина. Может, это просто несчастный случай, он затерялся в буране.

– Двое, которые приземлились, могли использовать его как транспорт. Сейчас отрабатываем эту версию. Мне все равно, сколько агентов замерзнет – найдите грузовик, – Коснов швырнул трубку на аппарат.

Он обыскал все внизу в поисках водки, но не нашел. Надо решать с Эрикой. Он теряет рассудок. Коснов быстро поднялся наверх и открыл дверь в ее комнату. Эрики не было. Не было и ее красного платья и пальто. Он остервенело искал по всему дому, но ее нигде не было. Коснов выбежал на улицу, машины тоже не было. Коснов вернулся в дом и попытался связаться с водителем по радиотелефону. Линия была занята. Значит, Эрика отключила телефон. Он позвонил на работу и приказал отправить пять оперативных машин на поиски своей машины. Хотел позвонить в милицию, но делать этого было нельзя. Хватит и того, что его люди знают о случившемся, их нелегко будет заставить молчать.

Он метался по комнате. Нашел еще бутылку водки, выпил половину. Наконец, зазвонил телефон и ему сообщили, что машина нашлась. Водитель высадил Эрику у ресторана «Прага» на Арбатской площади. Он не удивился просьбе Эрики отвезти ее в «Прагу», поскольку часто возил ее по ресторанам одну, когда полковник был занят. Коснов сам приказал ему. Эрика попросила высадить ее на противоположной стороне площади, сказав, что хочет подышать воздухом, и он не видел, вошла ли она в ресторан.

В ресторане Коснову сказали, что Эрика не появлялась. Он вышел на улицу. Его ожидали водитель и несколько агентов. Коснов объяснил, что произошло недоразумение, все в порядке, и отпустил агентов. Водителю велел остаться.

Его совершенно не волновало, поверили ему или нет. Он должен найти Эрику. Поиски начали с боковых улиц, ресторанов, нигде официально не значащихся сборищ «золотой молодежи».

Он нашел ее ближе к полуночи. Эрика танцевала с молодым кубинским студентом в помещении для «дискуссий на общественные темы» недалеко от Университета. Ансамбля не было, играл проигрыватель. Звучала ритмичная западная музыка. Завсегдатаи хлопали в такт и кричали «Йе, йе, йе».

Эрика увидела его у двери, но, казалось, совсем не расстроилась. Только танцевать стала с еще большей страстью. Она в экстазе водила бедрами и изгибалась в ритм музыке. Локти прижала к телу, ладони – к бедрам. Когда Коснов направился к ней, она закрыла глаза, и, приоткрыв рот, призывно подразнила языком партнера, который танцевал на некотором расстоянии. Коснов остановился, никто его не замечал. Когда пластинка закончилась, Эрика подошла к нему.

– Ну? – с ослепительной улыбкой спросила она.

– Поедем домой, – нерешительно сказал Коснов. – Уже поздно, пора домой.

– Как скажешь, любимый.

– Это просто бред, – протестовал Роун, когда Уорд усадил его посередине комнаты и натянул на голову капюшон.

– Это твоя идея, – напомнил Уорд, поправляя капюшон так, чтобы прорези для глаз пришлись против них.

– Я предложил пять вариантов. Это был худший. Надо было воспользоваться телефонами.

– Посиди минуточку спокойно, как Великий Немой, и мы прорепетируем, – сказал Уорд, усаживаясь на стул напротив. Достал пистолет, снял его с предохранителя и навел на Роуна. – Код восемнадцать-три.

Он щелкнул пальцами пять раз. В ответ Роун щелкнул четыре раза.

«Девять щелчков в первой серии, остается еще девять на две оставшихся серии», – сосчитал Роун.

Уорд щелкнул пальцами дважды. Роун – тоже.

«Так, тринадцать долой, осталось шесть на последний заход», – отметил Роун.

Уорд сделал четыре щелчка, Роун добавил два.

– Как по маслу, – расцвел в улыбке Уорд, опуская пистолет.

– В жизни с подобным бредом не сталкивался.

– Георгий, все дело в процентах. Трое из пяти наших понятия не имеют, кому предназначены сообщения. Если кого-то из них возьмут, они расскажут только то, что знают, не больше.

– А если схватят меня или тебя?

– Зачем смотреть вниз, когда лезешь вверх по скале? – спросил Уорд. – Вернемся к тренировке. Пропустишь щелчок – пуля обеспечена.

– Минутку, – остановил его Роун. – Нас же шестеро в Москву должно было приехать, а ты только что сказал «трое из пяти наших».

– Я сказал?

Эрика послушно поднялась к себе. Коснов остался внизу. Он не знал, что делать, что сказать. Смотрел то на кобуру с пистолетом, то на охотничье ружье. Убить ее? Но станет ли легче? Зазвонил телефон.

– Мы нашли грузовик, – сообщил Гродин. – Кажется вы правы. В нем двое, точнее то, что от них осталось. Убрать их?

– Не надо, – тихо сказал Коснов. – Я хочу сам осмотреть их. Ничего не трогайте, закажи самолет. Я сейчас же выезжаю. Ты со мной.

– Мы не сможем приземлиться из-за пурги.

– К черту пургу.

– Что-нибудь еще, товарищ полковник?

– Да… – Коснов запнулся. – Нет! Пришлите машину за немкой. Она возвращается в тюрьму.