Текст книги "Кремлевское письмо"

Автор книги: Ноэл Бен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

33
Скверимен и Николаева

Чем больше Роун размышлял о происшедшем, тем яснее понимал, что Коснов не имел отношения к разгрому их группы. Управление Коснова ничем не отличалось от подобных служб в любой стране. Люди и техника проблемы не составляли. Третье управление могло провести операции в десяти, двадцати, пятидесяти разных областях страны, не говоря уже о Москве. То, чему стал свидетелем Роун, было очень незначительной по размерам операцией. В ней участвовали всего четыре машины и десяток человек. Район даже не оцепили, дороги не перекрыли. Стрельба привлекла бы внимание. Чье внимание? Коснова?

«Нет, за налетом стоял кто-то другой, но проверить надо», – думал Роун.

В воскресенье пришла Эрика. Она добиралась долго, три раза пересаживалась в метро, два раза меняла автобус. Эрика была уверена, что пришла без «хвоста». Она присела на стул, не снимая пальто.

– Мы спим теперь в другой спальне, – сообщила она.

– Это ваше дело, – Роун глядел на улицу. – Как называется этот сквер?

– Имени Николаева.

– Сегодня вечером, когда ты будешь уверена, что полковник в другой части дома, пройди в старую спальню и сделай вид, что ты говоришь с ним. Чтобы те, кто слушает, подумали, что он с тобой. Скажешь, что тот человек звонил, когда полковника не было дома. Деньги получил и очень доволен. Он оставит сообщение для полковника, первое из нескольких, и назовет свою кличку. Сообщение будет в конверте в основании памятника в сквере имени Николаева и завтра утром после десяти, ты или полковник должны прийти и забрать его. Скажи, этот человек утверждает, его кличка многое объяснит полковнику. У тебя есть перчатки?

– С собой нет, – ответила Эрика.

– Есть в комоде, надень и возьми конверт, – Роун протянул Эрике письмо. – Положи под памятник, когда будешь уходить. Завтра в 10.30 придешь, поищешь и заберешь. Когда приедешь домой, сожги его.

– А что внутри?

– Одно слово – «Уимплтон».

– Что это значит?

– Ничего, ровным счетом ничего, – ответил Роун.

– Это все?

– Все.

– Тогда я пошла.

– Иди.

Эрика посмотрела на Роуна потеплевшим взглядом.

– Когда мне вернуться?

– Тебе не надо возвращаться.

– А ты?

– За меня не волнуйся. К приезду твоей свекрови я освобожу квартиру.

Эрика посмотрела на письмо в руке, открыла сумочку, достала кусочек бумаги и что-то написала на нем. Она отдала его Роуну вместе с деньгами.

– Вот, возьми. Не знаю, как деньги, а этот адрес должен помочь. Это был запасной вариант Полякова. Он заставил меня выучить его наизусть. Не знаю, где это и чей адрес. Он сказал, чтобы я воспользовалась им в самом крайнем случае.

– Но сейчас как раз тот самый крайний случай. Почему ты отдаешь его мне?

– У меня есть полковник. У тебя – ничего.

Она повернулась и пошла к выходу.

Она уже выходила, когда Роун попросил:

– Постарайся разыграть разговор где-то от десяти до одиннадцати.

Роун видел в окно, как Эрика вошла в сквер, приблизилась к памятнику, присела на основание, будто хотела поправить туфлю, и незаметным движением опустила письмо в щель между плитами, посмотрела на окна квартиры и пошла прочь.

Роун начал дежурить у окна незадолго до десяти. Сквер не освещался, но ночь была безоблачная и лунная. Около одиннадцати он посмотрел на часы. Они уже знают. Когда он еще раз взглянул на часы, было уже два часа ночи. Никто не пришел.

«Может быть, они все еще думают?» – успокаивал себя Роун. В четыре часа он начал нервничать, до рассвета оставалось полтора часа. Роун сомневался, что они появятся когда рассветет. Если не придут, значит, все-таки, Коснов. Без четверти пять Роун разглядел фигуру мужчины в дальнем конце сквера. Казалось, он возник из воздуха. Мужчина, как бы между прочим, подошел к памятнику. Несколько мгновений памятник заслонял его. Затем мужчина появился вновь. Он осматривал памятник. Его походка и фигура показались Роуну знакомы, но вспомнить кто это, он не мог. Даже на расстоянии было ясно, что для Поткина этот человек слишком высок. Возможно Гродин, но не Коснов. Человек медленно обошел памятник, останавливаясь и наклоняясь. Наконец задержался со стороны Роуна. В руках у него был маленький фонарик. Узкий луч высветил старый камень и опустился к основанию. Осветив щель, замер. Человек выключил фонарик и присел, затем поднялся и вернулся в дальний конец сквера. Роун разглядел очертание машины с выключенными фарами. Мужчина сел на заднее сиденье. Роун увидел темно-красную вспышку и понял, что письмо сфотографировали в инфракрасном свете. Машина оставалась на месте еще минут пять. Отпечатки, подумал Роун. Наконец, неизвестный опять вылез из машины и вернулся к памятнику, положил письмо на место, сел в машину и она уехала.

Роун проспал до десяти часов, встал, сварил кофе и подошел к окну. В 10.30 к памятнику подошла Эрика, походила вокруг, будто разыскивая что-то, и, наконец, «нашла» письмо. Роун остался доволен, получилось очень правдиво. Он еще понаблюдал, пока ладная фигурка Эрики не скрылась из вида, и вернулся в постель.

34
Эмбриологи

Роуна разбудил громкий стук в дверь. Он взглянул на часы. Было три часа дня. Роун осторожно вышел из спальни и тихонько приблизился к двери.

– Георгий, – прогремел голос Уорда, – открывай эту чертову дверь.

Роун открыл дверь.

– Пришлось потрудиться, пока нашел тебя, – сказал Уорд, входя в квартиру.

– Как тебе это удалось?

Уорд расплылся в улыбке:

– Я просто пошел за твоей пассией. Ну и задала она мне работку со всеми своими пересадками – метро, трамвай, автобусы. Но, как видишь, я дошел.

– А как ты узнал, что я не арестован?

– Я видел, как ты пытался спасти Би Эй. Я хотел прихватить героин перед твоей «исповедью». Заметил людей у дома и отошел подальше, и тут как раз ты достал машину. Чистая работа, племянничек, молодец!

– Они взяли Ханиса, – сообщил Роун.

– Но как они обо всем узнали? – совершенно спокойно спросил Уорд.

– Твой друг – Поткин, – холодно отозвался Роун. – Я видел его в машине с Гродиным. Ничего бы не случилось, если бы ты прислушался к моему совету.

– Ты, конечно, прав. Но зато мы с тобой теперь чертовски богаты. Те трое погибших стоят почти четыреста тысяч.

– Как ты можешь говорить о деньгах?

– А зачем же еще мы в это ввязались? – невозмутимо спросил Уорд.

– Насколько я помню, половина денег на счету, а половину получим, когда привезем письмо.

– Не сомневайся, привезем.

– Ради бога, спустись на землю. Здесь мы можем оставаться пять дней, а потом нам деваться некуда. Что мы можем сделать и как выжить?

– Есть куда деваться, – Уорд опять улыбнулся. – И место очень даже приличное. Пойдем, я покажу.

– Как тебе удалось?

– Через французов. Но идея твоя, племянничек. Ты оказывался прав гораздо чаще меня, вот я и решил прислушаться к твоему совету. Мы все должны были переехать туда в день налета. Я немного просчитался со временем, но в целом вышло неплохо. – Уорд, наконец, огляделся. – Чья квартирка?

– Матери Коснова, – ответил Роун. – Эрика устроила.

– Оставь ей записку, чтобы она не волновалась, и пойдем.

– Нет необходимости. Я могу с ней связаться.

– Ну зачем девушку расстраивать, она еще пригодится.

Под взглядом Уорда Роун быстро написал короткую записку Эрике.

Они вышли из дома и направились на метро в сторону Университета. Вскоре Уорд привел Роуна к современному зданию. Они поднялись по лестнице, Уорд вынул ключ и открыл дверь, за которой оказалась химическая лаборатория с новейшим оборудованием.

– В науке смыслишь? – спросил Уорд.

– Не очень.

– Тогда быстро осваивай, теперь мы ученые, – Уорд протянул Роуну новый паспорт. – Как у тебя с французским?

– Ужасно.

– Обойдемся моим. Мы с тобой эмбриологи – работаем здесь по обмену.

– Как тебе удалось? – спросил Роун.

– «Дядя Моррис» все устроила. Я бы раньше тебе сказал, но ты так задрал нос, что я решил оттянуть удовольствие. Ну и поскольку я в хорошем настроении, сделаю тебе еще один комплимент. Это был отличный трюк.

– Какой?

– Твоя придумка со вторым контактером Полякова.

– А ты откуда знаешь?

– Смотри. – Уорд привел его в крошечную спальню при лаборатории, открыл ящик комода и вынул маленький приемник. – Это один из запасных приемников Би Эй, которые хранились на квартире Поткина. Би Эй принесла его сюда утром в тот роковой день. Она настроила его так, чтобы мы могли прослушивать дом Коснова. Здесь я все и услышал вчера. Сразу подумал, что это твоя работа.

– Я надеялся, что мы могли бы получить небольшую передышку, – признался Роун.

– Передышку? Какую?

– От Коснова.

– А ну-ка объясни, племянничек.

– Коснов в налете не участвовал. Это работа Гродина, Бресновича и Поткина.

– С чего это они стали бы действовать за спиной Коснова?

– Чтобы дискредитировать его. Бреснович хочет остановить расследование Коснова, и другие шишки тоже. Лучше план и не придумать. Коснов выводится из игры, а участие в операции Гродина – отличное прикрытие.

– Не знаю, не знаю, племянничек. Что-то уж слишком запутанно. Почему бы им просто не убить Коснова и, тем самым, покончить с его расследованием?

– Думаю, они так и сделают, как только придумают способ.

– Ты меня моими же приемами обходишь. Я думал, только я умею говорить загадками.

– Коснова убить сложно. Во-первых, его хорошо охраняют.

– С каких пор?

– С того ужина у Бресновича. Он начал что-то подозревать. С ним все время два охранника, из его людей.

– Откуда он их взял?

– Вызвал откуда-то. Еще у него всегда две группы наготове. Эрика случайно слышала, как он отдавал приказы одной из них. Она убеждена, что Гродин об этих группах ничего не знает, а может, и знает. Не могу сказать. Чтобы убить, его надо застать врасплох без охраны и отрезать от этих групп. А это будет нелегко. Во-вторых, нельзя так просто обезглавить одну из крупнейших спецслужб России, обязательно будет шум. Какие оправдания они смогут выдвинуть?

– Ну, оправдания всегда найдутся, – хмуро заметил Уорд. – А вот как это сделать – действительно вопрос. Ты точно знаешь про охрану?

– Все, что Эрика говорила до сих пор, подтвердилось, я ей верю.

– Тогда, похоже, мы имеем маленькую революцию в революции, но все же я до конца не убежден, что именно Гродин организовал налет.

– Я видел его своими глазами.

– Этому Гродину нельзя доверять, я бы его в курятник не пустил. Как ты смотришь на то, чтобы сходить куда-нибудь?

– Куда?

– Отпраздновать. Думаю, твоя информация этого заслуживает. Как насчет оперы?

– Ты что, спятил? – Роун не поверил своим ушам. – Уверен, Гродин и Поткин уже знают, как мы выглядим. И еще не менее дюжины их людей. Нас наверняка ищут.

– Ты что, думаешь, нам надо собирать вещички и рвать на Запад?

– Неплохая мысль.

– И упустить такие деньги?

– Нам и так хватит.

– Я хочу получить все.

– Что толку, если не сможешь потратить?

– Смогу, – упрямо процедил Уорд.

– Ну, значит, ты знаешь, как вдвоем сделать то, что не смогли пятеро. Кстати, охотились именно за пятью, а не шестью.

– Святые праведники! – ухмыльнулся Уорд. – Вот уж не думал, что ты будешь так беспокоиться.

Роун почувствовал досаду.

– Тогда, может, расскажешь, как мы найдем контактера Полякова и письмо?

– Думаю, я смогу сделать это.

– Ты знаешь кто он?

– В этом я не уверен, но вполне возможно, что письмо будет в наших руках очень скоро, недели через две, а может и раньше.

– Каким образом? – изумился Роун.

– Если ты уже две недели отсиживаешься и ничего не делаешь, не надо думать, что остальные тоже бездельничают.

– Но как?

Уорд покачал головой и подмигнул.

– Потихоньку, потихоньку, племянничек. Тебе полезно помучиться. Когда буду уверен, скажу. А сейчас прими-ка ванну, поплещись немного… А я пойду попробую достать билеты.

– Я бы хотел услышать твой рассказ сейчас, – настаивал Роун.

– Георгий, мальчик мой, надо уметь верить людям.

– Я слишком верил. Возможно, именно поэтому погибли те трое.

– Производственные потери.

– Производственные, как же! – огрызнулся Роун.

– Если ты думаешь задеть меня всем этим, пустая затея. Я сказал тебе, что вышел на письмо, так оно и есть. Если тебя это не устраивает, и ты предпочитаешь смыться на Запад, вот тебе мое благословение. Только помощник мне бы пригодился. Если остаешься, прекрати свое хныканье и займись делом. Нам придется подождать пять-шесть дней, и я не собираюсь сидеть здесь безвыходно все это время. От такого сидения может крыша поехать. Я полмира проехал не для того, чтобы глазеть на тебя. Иди прими ванну и приведи себя в цивилизованный вид. Зачем лишать себя удовольствия?

В антракте они смешались с публикой. Роун чувствовал беспокойство, а Уорд, казалось, не испытывал большего удовольствия в жизни, но к концу второго действия Роун заметил в нем перемену. Уорд как-то осел в кресле и рассматривал свои руки. Он втянул щеки и закусил нижнюю губу. В конце похлопал для вида, без всякого энтузиазма.

– Ты с Эрикой когда увидишься? – спросил он у Роуна на обратном пути.

– Не знаю.

– Можешь ускорить встречу?

– Не знаю, – повторил Роун.

– Хорошо бы завтра. Она может понадобиться.

– Мы поссорились.

Уорд нахмурился.

– Серьезно?

– Более чем.

– Исправить нельзя?

– Нет.

– Ясно. Что ж, может, и к лучшему. Кстати, в последний день сообщения были?

Роун еще не рассказал Уорду о визите «Дяди Морриса».

– Нет, не было, – ответил он.

Они молча дошли до лаборатории.

– Мне надо кое-что обдумать, – бросил Уорд. – Погуляем еще?

– Не хочется, – отозвался Роун.

– Тогда до утра.

35
Жертва

– Возможно, сегодня, – объявил Уорд Роуну утром, четыре дня спустя.

– Письмо?

– Может быть. Встретимся ровно в 17.30 в ресторане «Арарат» на Неглинной.

Уорд выждал, пока уйдет Роун, подошел к комоду, вынул из ящика грубые кожаные перчатки, воткнул за пояс пистолет.

Эрика смотрела показ мод в ГУМе до 11.20. В 11.30 она была у обувного прилавка.

– Я друг Георгия, – тихо сказал Уорд, разглядывая тапочки.

– Что с ним случилось? – спокойно спросила Эрика.

– Его взяли сегодня утром.

– Кто?

– Думаем, ваш муж.

– О Господи, не может быть.

– Возможно, нам удастся что-нибудь предпринять, – ответил Уорд, не глядя на Эрику. – Подождите десять минут, затем идите по улице Горького до четвертого перекрестка и сверните направо, в середине здания есть проход, пройдите через него до конца и ждите.

Эрика без труда нашла проход. Она поднялась по кирпичным ступенькам и стала ждать в подъезде. Раздались чьи-то шаги, Эрика прижалась к двери. Шаги звучали торопливо и резко, замолкли, возобновились и опять смолкли. На какое-то мгновение все стихло, а потом шаги направились прямо к ней.

Эрика увидела сурового китайца.

– Где он…

Больше китаец ничего не успел сказать, он упал вперед с ножом в спине. Это был нож Уорда.

– Сюда, – скомандовал Уорд, выталкивая Эрику из двери на улицу. Он открыл машину, толкнул Эрику внутрь и сел за руль. – Мы можем поехать на квартиру вашей свекрови? – спросил Уорд, когда они выехали на улицу.

– А здесь нельзя поговорить?

– Послушайте, дамочка, если полковник узнает про вас с Георгием, вам в Москве станет неуютно. Нам много надо обсудить. Машина – неподходящее место. Ну так как?

– Хорошо, – неохотно согласилась Эрика.

Эрика неподвижно сидела в комнате. Уорд протянул ей сверток с одеждой.

– Это одежда Георгия, – сказал он. – Я подумал, может, она вас как-то подбодрит.

– Как его взяли? – спросила Эрика, сохраняя самообладание.

– Мы не знаем. Его взяли на улице.

– Что известно полковнику?

– Он знает, что вы пользовались этой квартирой.

Эрика встала и начала ходить по квартире, обхватив себя руками. Потом зажгла сигарету и посмотрела в окно. Она стояла спиной к Уорду и не видела, как он надел перчатки. Когда она повернулась к нему, он с силой ударил ее кулаком в лицо.

Уорд отнес ее в спальню и бросил на кровать. Сорвал с нее одежду и белье. Когда Эрика пришла в себя, она увидела, что Уорд стоит рядом с ней голый. Эрика пыталась сопротивляться. Она до крови исцарапала ему спину. От второго удара она опять потеряла сознание. Уорд изнасиловал ее. Закончив, он посадил Эрику на постели и начал избивать, бил по голове, по плечам, по рукам и ногам. Кровь залила ее лицо и тело. Потом Уорд задушил ее.

Уорд снял перчатки и швырнул их на пол, вымылся, вытерся, промокнул полотенцем кровь на спине и оделся. Затем развязал сверток с одеждой и сложил ее аккуратно в ящик комода. В сумочку Эрики он положил карточку, на которой было написано «Георгий» и адрес.

Он вышел из квартиры и поехал в гостиницу «Ленинградская», оставил машину на стоянке и пошел по Каланчевской. Его внимание привлек младенец в коляске. Он с умилением похлопал его по щечкам, приподнял шляпу, приветствуя няню, и бодрым шагом пошел дальше, негромко насвистывая какую-то мелодию.

36
Тени Гефсимана

– Георгий, – позвал Уорд, поднимаясь из-за дальнего столика, когда Роун вошел в ресторан, – закажи что-нибудь и поешь. Похоже, сегодня нам повезет.

Улыбка Уорда напоминала змеиную.

– Письмо? – спросил Роун.

– Письмо, племянничек, письмо, – подтвердил Уорд. – Есть вероятность, что к утру оно будет в наших руках. Догадайся, что еще?

– Что?

– Билеты на балет.

«Лебединое озеро» в постановке Большого театра завораживало. Временами Роун забывался. Техника прима-балерины была безупречна, изящество – несравненно. Иногда Роун бросал взгляд на Уорда, который совершенно преобразился. Время от времени он толкал Роуна локтем и одобрительно кивал головой.

– Не исключено, что ничего подобного ты в жизни больше не увидишь, – прошептал он.

В антракте они вышли в фойе, заполненное людьми.

– Подожди здесь, мне нужно позвонить, – сказал Уорд.

Вернувшись, он похлопал Роуна по спине.

– Пошли, племянничек. Еще чуть-чуть, и мы богачи.

Они быстро шагали по ночной Москве.

– Ты вышел и на письмо, и на контактера? – спросил Роун.

– Не уверен. Скорее всего, одно письмо. Ты не представляешь, чего это стоило.

Он неожиданно остановился и схватил Роуна за руку.

– Странно, – тихо сказал он, – но мне вдруг стало не хватать остальных. Жаль, что они погибли.

– С ними пришлось бы делиться, – холодно заметил Роун.

– Да черт с ними, с деньгами. Хорошие были ребята. Жаль, что не дожили до конца операции.

– Раньше я за тобой чувствительности не замечал.

– Мне правда жаль, я не стыжусь признаться в этом. Особенно жаль малышку Би Эй.

– Заткнись!

– Угу.

В двух кварталах от лаборатории Уорд остановился.

– Ты иди и начинай складываться, собери одну сумку, остальное оставь.

– А ты куда?

– За товаром.

– Письмо?

– Ага, я бы и тебя взял, но мой приятель слегка нервничает. Я вернусь через пятнадцать минут и – прощай Москва. Он похлопал Роуна по спине и пошел.

Роун смотрел ему в след, фигура Уорда все уменьшалась в темноте. У него была покачивающаяся походка. И по мере того, как Уорд становился все меньше, Роун вдруг узнал эту фигуру. Именно эта сутулая фигура шла через площадь и по ступенькам церкви в Гефсимане, именно эта седовласая фигура искала письмо в сквере имени Николаева. Уорд – человек с фонариком.

37
Столкновение

Роун пробежал через темную лабораторию в спальню, включил свет и подошел к приемнику. Он включил его и прибавил громкости. Был слышен только треск. Он покрутил настройку. Приемник был в порядке. Роун проверил антенну. Она поднималась по стене и уходила в отверстие в потолке. Антенна не была подсоединена. Роун потянул за проволоку, и она упала ему на руки. Он осмотрел ее концы и понял, что их никуда не прикрепляли. С помощью этого приемника нельзя было подслушать разговор ни в спальне Коснова, ни в каком другом месте. Подслушать их можно было только из одного места.

Теперь Роун был уверен, что Уорд находился на квартире Поткина после налета. Именно он услышал, как Эрика «рассказывала полковнику» о втором контактере Полякова. Именно Уорд забрал письмо в сквере и прочел слово «Уимплтон». Ему незачем было выслеживать Эрику, он прекрасно знал, где находился Роун все это время. А пришел он на квартиру матери Коснова только затем, чтобы сверить почерк. Уорд настоял, чтобы Роун оставил Эрике записку под предлогом, что девушка еще может понадобиться. Ну, а когда он сравнил почерк в письме и в записке, он заявил Роуну, что знает о его плане, так как подслушал Эрику по приемнику в лаборатории. Он привел Роуна туда, чтобы подтвердить это.

Роун открыл кладовку и пошарил на верхней полке – пистолет исчез. Он обыскал письменный стол – денег тоже не было. Уорд вернется через десять минут. Роун быстро сунул в сумку смену белья, выключил свет и пошел к выходу. Он подошел к входной двери и взялся за ручку. Дверь была заперта, Роун подергал ее и полез в карман за ключом.

– Похоже вы торопитесь, – раздалось в темноте. Роун повернулся, и в этот момент включился свет. Роуна схватили за руки, заломили их за спину и надели наручники. Налетчиков было двое, они напоминали охранников Коснова, как их описывала Эрика. Высокий блондин уселся на стол и начал болтать ногами. Второй, лысый азиат с черными усами и козлиной бородкой, в тюбетейке, украшенной бело-красной витиеватой вышивкой, прислонился к стене, скрестив руки на груди.

В центре лаборатории неподвижно стоял полковник Коснов. Рядом с ним сидел изможденного вида, явно нервничающий, человек.

– Это он, – указал человек на Роуна, с трудом поднимая руку. – Я видел его с вашей женой на улице сегодня. Он затолкнул ее в машину.

– Ты уверен?

– Это он.

Коснов кивнул, и азиат увел человека из комнаты. По-прежнему не двигаясь, полковник рассматривал Роуна.

– Так значит, ты – Георгий? Как давно ты знаешь мою жену? – он медленно натягивал запачканные кровью кожаные перчатки.

– Вашу жену? – удивился Роун. – Я не знаю, кто вы, не говоря уже о вашей жене. Что все это значит? Какое право вы имеете?

Коснов посмотрел на свои руки в перчатках, сжал и разжал кулаки.

– Сколько это продолжается?

– О чем вы говорите? Что вы здесь делаете?

– Она сказала тебе, что между вами все кончено? Она смеялась над тобой? Унижала тебя? – он остановился перед Роуном, заложив руки за спину и решительно выдвинув вперед подбородок, все еще не поднимая глаз. – Она заставляла тебя пресмыкаться перед собой?

Роун получил удар в живот, прежде чем успел ответить. Он упал на колени, задыхаясь, но его тут же сильно ударили ногой по лицу.

– В общем-то, это неважно, – сказал Коснов отступая. – Она несла с собой разрушение. Не ты, так кто-то другой, все равно бы сделал это. Может, даже я сам в конце концов.

Полковник наклонился, поднял голову Роуна за волосы и негромко сказал:

– Видишь ли, мой невезучий друг, в конечном счете мы все играем жертву. Роли розданы, позиции уточнены, маски и плащи надеты, логика забыта. Побеждают чувства. Ты – любовник, я – одураченный муж. Ты – убийца, я – мститель. У меня есть причины ненавидеть и уничтожить тебя. Ничто не доставит мне большего удовольствия.

От следующего удара ногой в лицо Роун растянулся на полу. Охранник-блондин подскочил к нему и поднял на ноги. Он жестом показал Коснову куда-то вверх. Над лабораторным столом с потолка свисал небольшой крюк. Коснов одобрительно кивнул. Охранники подняли Роуна и уложили на стол лицом вниз. Он слышал, как опустили крюк и зацепили его за наручники. Крюк начал медленно подниматься вверх вместе с Роуном. Руки и плечи его вывернулись, он повис вращаясь. Затем его опустили и посадили на стол так, чтобы он сидел наклонившись вперед и не мог выпрямиться.

– Жаль, что в квартире не было такого приспособления, – произнес Коснов. – Продолжим?

Кулак, врезавшийся Роуну в лицо, разбил ему нос и десны, голова его откинулась назад до металлической цепи. Он почувствовал, как по телу струйкой потекла кровь.

Следующий удар пришелся в скулу, а третий – в челюсть. Роун часто заморгал глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. Боль от ударов и вывернутых мышц становилась невыносимой. Роун молил Бога о потере сознания.

– Постепенно я сделаю с тобой то, что ты сделал с ней. Я переломаю тебе все кости, все до последней.

Коснов замахнулся и сильно ударил Роуна в кадык. Роун задохнулся, подступила тошнота, глаза и грудь горели, по лицу текли слезы. Очередной удар пришелся в зубы, следующий – в правый глаз. Глаз тут же заплыл. Роун судорожно глотал воздух. Он промок от пота и крови, острая боль охватила все тело, пронзила ребра и отозвалась в пальцах.

– Опустить, – скомандовал Коснов. – Мы изобьем его так, что из ушей кишки полезут.

Роун уже почти не сознавал, как упал на пол, как ударил его в живот Коснов. Сознание ускользало. Он еще удивился, почему так долго не теряет его. Он лежал на боку, голова – на полу. Он видел рядом ноги Коснова, видел, как он отвел назад правую ногу, знал, удар придется прямо по зубам.

Роун хотел закричать, но сил не было. Нога летела ему на встречу, он успел отвести голову, и ботинок лишь слегка задел ее. Он попробовал что-то сказать, попросить и не мог. Он чувствовал, что сил осталось совсем мало, что еще немного и – смерть. Он проклинал свою выносливость. Как еще надо бить, чтобы он потерял сознание? Почему он не может отключиться и не чувствовать собственной казни?

Удар каблука пришелся прямо в лицо, он слышал хруст ломающихся костей, но уже ничего не чувствовал. Это был первый знак – онемение, еще немного, и он перестанет чувствовать боль. Или это знак смерти? Одним глазом Роун еще мог разглядеть, как полковник опять заносит ногу, прицеливается, рассчитывая удар. «Это последний удар», подумал Роун и вдруг услышал голос:

– Думаю, вы достаточно потренировались, полковник.

Коснов развернулся, охранник-блондин соскочил со стола и схватился за пистолет. Роун с трудом отвел голову назад и через заплывшие веки с трудом разглядел Уорда. Он медленно подходил к ним, держа руки на поясе.

– Господи, что происходит в этом мире? Не успел выйти воздухом подышать, а приятеля уже до полусмерти забили.

– Не подходить! – приказал Коснов.

– Почему бы вам не извиниться? Помогли бы моему приятелю встать, да и убрались бы отсюда подобру-поздорову, – продолжал Уорд не останавливаясь.

Коснов отступил назад, вынул пистолет и сделал два выстрела. Уорд продолжал двигаться к нему. Коснов выстрелил еще раз. Уорд покачал головой и улыбнулся. Полковник удивленно посмотрел на свой пистолет, позади него прогремел выстрел. Роун увидел, как оседает смертельно раненный блондин. Роун перевел взгляд на бесстрастного азиата – пистолет в его руке слегка дымился.

Коснов сделал еще шаг назад.

– Кто вы? – властно спросил он.

– Ваш старый приятель, очень старый.

Коснов рванулся к двери, она оказалась запертой. Он начал колотить в нее и звать своих людей, ответа не было. Он закричал опять.

– Бесполезно, полковник. Я всех отправил домой.

– Гродин, это все его работа, да? – кричал Коснов.

– Да нет, это наше с вами дело.

– Как это?

Роун медленно приподнялся и сел. У него кружилась голова, страшная слабость была во всем теле. Приходилось сильно напрягаться, чтобы разглядеть хоть что-то. Онемение уходило, возвращалась боль. Он видел вопросительный взгляд Коснова.

– Я вас знаю, да? – сказал Коснов почти любезно.

– Наши дороги пересекались, – отозвался Уорд.

– Полагаю, договориться с вами вряд ли удастся? – Коснов старался взять себя в руки.

– Исключено.

Коснов понимающе кивнул.

– Вы хорошо поработали. Но зачем же было с девушкой так?

– Вас трудно взять в одиночку. Вы слишком осторожны. Надо было вывести вас из равновесия.

– Да, трудно не потерять равновесия, когда насилуют и убивают твою жену.

– На это я и рассчитывал.

Полковник расслабился. Он отшвырнул пистолет и посмотрел на Роуна, затем на своего мертвого охранника.

– И кто же из этих двоих будет отомщенным любовником?

– Выбирайте.

– Чья одежда была в квартире?

– Убитого.

– Значит, я должен быть убит из его пистолета?

– Совершенно верно, – подтвердил Уорд, – но чуть позже. Видите ли, полковник, нам еще многое надо обсудить, многих убитых вспомнить. Когда-то у нас было много общих знакомых. Может, вы помните Веддера?

– Поляка?

– Одного из них. А еще Густав Цайф и Марсель Мара. Халларен, британский агент. Его вы допрашивали две недели, кажется.

Коснов нахмурился и сжал губы указательным и большим пальцами. Он слушал с закрытыми глазами.

– Списку нет конца, полковник. Да. Сильва, Готтлиб, Карда, Юлиан, ну и, конечно, ваша последняя работа – Поляков.

– Я чувствую, что знаю вас.

Уорд сурово смотрел на него. Он поднял пистолет блондина.

– Я знаю все, что вы сделали с каждым из них. Я пытался представить боль и муки, которым вы их подвергли. Если один человек может отомстить за страдания многих, это сейчас случится.

Уорд выстрелил. Левая коленка Коснова подогнулась и он рухнул на пол.

– По-моему, именно так вы начинали с Кордой, – сказал Уорд.

Роун чувствовал, что теряет сознание. Все тело горело, боль стала невыносимой, он едва дышал. Роун цеплялся за остаток сознания, заставлял себя смотреть и слушать. Уорд стоял над извивающимся Косновым.

– Помните Цайфа? – услышал он голос Уорда. – Помните, как вы лили ему в горло кислоту так, чтобы он не умер, а кричал от боли. Вы любите, когда кричат от боли, так ведь, полковник? Ну так я вам тоже кое-что приготовил.

Роун боком повалился на пол. Казалось, боль отступила, появилось ощущение прохлады и покоя. Он смутно чувствовал, что его поднимают за плечи и ноги, помнил крик Коснова: «Нет, это не возможно, этого не может быть», как его спускают по лестнице. Затем раздался крик. Этот крик Роун помнил отчетливо, кричал Коснов. Роун никогда раньше не слышал такого страшного крика, даже со скидкой на свое состояние.