Текст книги "Закон вечности"
Автор книги: Нодар Думбадзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– Марго умирает! – выпалил запыхавшийся Бачана.
– Как умирает?! Вчера ведь она была здесь? – удивился Тенгиз.
– Была, а теперь умирает! – повторил Бачана.
– Что за ерунда! Говори толком! – встряхнул его Коплик.
– Говорю вам – умирает!
– А что с ней? – спросил Цицка.
– Живот болит, температура сорок!
– Отчего это, Датико? – спросил Копака.
– Не знаю, Тенгиз. Нужен врач, хирург.
– Бежим к Шатиришвили! – крикнул Кока.
– Шатиришвили – сволочь! Без денег он и шагу не сделает, к тому же спит, наверно, уже! – сказал Бердзена и с презрением плюнул в сторону.
– Да ну его! Я – к отцу Вахтанга, Игнатию, он человек правильный! крикнул Цицка и сорвался с места.
Спустя пять минут ребята на цыпочках пробрались в каморку Марго и молча выстроились у кровати. Женщина беспокойно металась. При виде ребят она в изумлении приподнялась на локтях, потом вновь кинулась на подушку и разрыдалась. Потом засмеялась нервным, счастливым смехом.
– Дорогие мои мальчики... Я ждала вас и не ошиблась... Хорошие мои... Расступитесь, что вы стали, словно на панихиде... Пусть падут все ваши болезни на сумасшедшую Марго...
– Не бойся, Марго, сейчас Цицка приведет врача, – с трудом выдавил Тенгиз.
– Зачем мне врач? Теперь я уже не умру... Вот и боли исчезли, и температура спала... – Марго сорвала с головы мокрое полотенце, забросила его в угол и ударила в ладоши. Бачана смочил полотенце и снова приложил его ко лбу больной.
– Сиротинушка, это ты переполошил ребят? Проси у них прощения! Сейчас же!.. Ого-го! Кому из больных, да еще сумасшедшему, снились такие посетители?! Ай да Марго! Молодец, Марго! – Она заплакала. Ребята стояли понурив головы, не зная, куда деть руки и глаза. Успокоившись немного, Марго позвала Бачану: – Вон там, на шкафу, стоит деревянная шкатулка. Подай ее мне... Так... – Она положила шкатулку себе на грудь, о чем-то задумалась, потом поднесла шкатулку к уху, встряхнула ее, радостно улыбнулась и откинула крышку. В шкатулке лежали дешевые кольца, браслеты, серьги, разные блестящие пустяки.
– Вот этот бесценный камень доставлен из столицы Афганистана Кабула специально для царицы Тамар... – Марго извлекла из шкатулки двухрублевое медное колечко с голубым стеклышком. – Дарю его тебе, Копака... Когда женишься, надень это кольцо жене на средний палец правой руки... Скажи ей – это, мол, подарок от Марго. И еще скажи ей, что, будь я помоложе, не видать бы ей тебя в мужьях... Благословляю тебя!.. Бери!..
Тенгиз взял колечко, и Бачана увидел, как у него заходили желваки.
– А это твоей жене, князь Кока Амиреджиби, серьги из индийского коралла... Они подойдут белолицей, черноволосой женщине с зелеными глазами... Бери, не стесняйся! – Марго опустила в протянутую ладонь Коки копеечные игрушечные серьги.
– Этот золотой браслет – тебе, Бердзена!.. Работа дагестанских мастеров. Такой браслет – для высокой, полногрудой, черноокой жены... Дарю! – Бердзена с благоговением принял из рук Марго плоский овал из консервной жести и, не произнеся ни слова, выбежал из комнаты.
– А это мне! – И Марго приложила к груди связку серебряных гривенников. – Всю свою молодость я не расставалась с этим ожерельем, потому и не могу уступить его никому... Не обижайтесь!.. Бачана, подойди ко мне!
Бачана подошел.
– Для тебя у меня вот этот персидский изумруд... А женись ты на бедной сироте, ведь другая тебя не поймет... Бери, и дай бог тебе счастья в жизни!.. – Бачана взял у Марго голубую пуговицу с продетой проволокой. Остальные раздай сам...
Бачана со шкатулкой в руках обошел ребят, и каждый, не заглядывая в нее, достал оттуда по одной вещичке.
– Устала я... А он все тычет и колет вертелами... – Простонала Марго и в изнеможении откинула голову назад.
– Потерпи немного, Марго, вот-вот подойдет врач! Не бойся! – попросил Коплик, рукой унимая дрожь подбородка.
– А кто тебе сказал, что я боюсь? Я давно уже жду не дождусь этого дня, как восхода солнца... Иди же, иди ко мне, смерть, не томи меня!.. Марго закрыла глаза. По ее щекам стекали слезы.
– Пришел! – крикнул кто-то.
В комнату вошли профессор и Цицка. Поздоровавшись со всеми кивком головы, профессор направился прямо к постели Марго. Он уселся на поданный стул, пощупал пульс больной, потом положил руку на ее пылающий лоб.
Марго открыла глаза.
– Здравствуйте, дорогая! – улыбнулся профессор.
Марго рукой вытерла глаза и уставилась на пришедшего.
– Дай бог вам здоровья, уважаемый Игнатий! – ответила она также с улыбкой.
– Вы знаете мое имя?
– Кто же его не знает? Половина Грузии благодаря вам вернулась с того света!
– Чуть меньше! – пошутил профессор. – А теперь скажите, дорогая, что вас беспокоит?
– Беспокоит то, что эти разбойники осмелились в полночь нарушить ваш покой!
– Об этом не волнуйтесь, – успокоил профессор Марго, – это моя специальность, я отсыпаюсь днем... Расскажите, где и что у вас болит.
– Горю я, доктор, горю, словно в огне...
– И когда это началось?
– С утра... Нет, вчера, позавчера... Раньше от водки боль утихала... Сегодня я свалилась...
– Ну-ка откиньте одеяло! – попросил профессор.
Марго взглянула на ребят, потом на профессора.
– Я хоть и сумасшедшая, доктор, но все же стыдно мне.
– Все мы в какой-то степени сумасшедшие, и ничего мы не стыдимся, пробормотал профессор и тут же сам откинул одеяло. Ребята отвернулись. Профессор стал осторожно, четырьмя пальцами прощупывать живот больной, спрашивал: – Здесь болит?.. А здесь?.. Здесь?..
Марго, кусая губы, молчала. И лишь-после того как профессор окончил осмотр, простонала:
– Везде болит, доктор, так болит, что лучше умереть...
Профессор отбросил одеяло, согнул в колене правую ногу Марго и медленно потянул ее вверх, к животу. Марго вскрикнула.
Профессор быстро встал.
– Есть здесь телефон?
Цицка вопросительно взглянул на Марго.
– У Дугладзе, – простонала она.
– Сейчас же сообщите в "Скорую", скажите, что звоните по поручению Игнатия Джикия, пусть немедленно едут сюда!
Цицка убежал.
– Плохи мои дела, доктор? – присела в кровати Марго.
– Не двигайтесь, милая. Вам нельзя шевелиться! – Профессор уложил Марго, легонько потрепал ее по щеке. – Где же вы были до сих пор?
– Ничего, доктор, смерть для меня – праздник. Не утруждайте себя...
Профессор подсел к столу, оперся головой на руки и умолк.
Кока незаметно положил деньги в наружный карман пиджака профессора. Не глядя на Коку, профессор достал деньги и положил на стол. Потом вынул из внутреннего кармана кипу червонцев и положил рядом с теми деньгами. Потом он встал и вышел из комнаты. Ребята пошли за ним.
– Есть надежда, профессор? – спросил Бердзена.
Профессор покачал головой.
– Никакой? – переспросил Тенгиз.
– Один процент...
– Что с ней, профессор?
– Перитонит... Прободение аппендикса... И так она ходит третий день... Подумать только!..
Спустя пятнадцать минут пришла машина "Скорой помощи". Марго уложили на носилки и понесли к машине. Покидая свою каморку, она обернулась к ребятам:
– Прощайте, верийские парни! Прощайте, мои дорогие мальчики! – Она вдруг приподнялась на носилках и произнесла с мольбой: – Не ходите в серные бани!.. Прошу вас, не ходите туда никогда! Это мое вам завещание!..
Вынос тела состоялся во вторник, из прозектуры той Же больницы, куда Марго была доставлена в день наводнения в 1936 году.
Вся Верэ, улицы Петриашвили и Меликишвили были забиты народом, причем любопытных было больше, чем знакомых.
Утопающий в цветах гроб на деревянных носилках По Верийскому подъему несли восемь парней, рядом шли восемь сменщиков. Перед гробом ехала убранная цветами автомашина. Цветов было так много, что казалось огромный живой букет сам шагает к кладбищу.
На улице Меликишвили приостановилось движение. Замерли автобусы, автомашины, трамваи. На углу улицы Петриашвили ребята на пять минут прервали шествие. Раздался сигнал одной, затем другой, третьей машины, и вдруг весь квартал заполнился непрерывным гулом клаксонов.
– Что за второе пришествие! – недовольно крикнул водитель случайно оказавшейся в процессии автомашины, высунув голову из кабины. – Не собираются пропускать нас, что ли?!
– Дай сигнал! – сказал ему какой-то парень из жителей квартала.
– Почему? – удивился водитель.
– Так надо!
– Как это – надо?! – заупрямился водитель.
– А вот так! – И парень нажал на сигнал.
– Убери руку! Аккумулятор сядет!
– Ничего, мы подтолкнем! – ответил парень, не снимая руки с сигнала.
– Да какого же шишку хоронят, чтобы мне сигналить?! – Рассерженный водитель вновь высунулся из кабины.
– Верийскую Марго хороним.
– Кого?!
– Слушай, делай, что говорят, пока рука у тебя целая! – Парень втолкнул в кабину голову водителя. – Понятно?
Водитель понял, что парень не шутит, изо всех сил нажал на сигнал. Парень подошел к другой машине. Спустя минуту раздался сигнал и этой машины. Дождавшись ухода парня, водитель громко фыркнул:
– Жанну д'Арк, что ли, хоронят?!
– Нет, хоронят сумасшедшую Марго! – ответил проходивший мимо участник процессии.
– Сумасшедшую?! Вот так хоронят сумасшедшую?!
– Вот так и хороним! – ответил водителю стоявший рядом его верийский коллега.
– Браво, ребята! В таком квартале не жалко и умереть! – воскликнул восторженный водитель.
Вечером духан Танц-Геурка заполнили верийские парни. Столы были накрыты скромно – хлеб, сыр, вино, редиска. Тамаду не избирали. Когда все уселись и в подвале наступила мертвая тишина, встал Цицка, наполнил стакан вином, пролил несколько капель на кусок хлеба и произнес:
– За горе нашего квартала, за слезы и радость нашего квартала, за потерянную красоту нашего квартала!
Все встали и молча осушили стаканы.
В тот день в подвале Танц-Геурка больше не было сказано ни одного слова, не было выпито ни одного стакана вина.
– Слабо, слабо, Рамишвили... – Профессор нехотя перелистал матрикул Бачаны. – В чем дело?
Бачана молчал.
– Что с тобой, Рамишвили? – спросил профессор, не дождавшись ответа.
– Болел я, уважаемый профессор, не успел подготовиться...
– Не болел, а возился с этой сумасшедшей!.. Думаешь, я не видел, как ты вчера шел, словно кровный родственник, за ее гробом?
– Она не была сумасшедшей, уважаемый профессор, – возразил Бачана.
– А кто же она? Царь Ираклий?! Подумать только, весь квартал словно обезумел! Два часа движения не было!
– Она была больная, уважаемый профессор, душевнобольная! Почувствовав соленый привкус во рту, Бачана встал.
– Ты куда? – удивился профессор.
– Приду в другой раз, – тихо ответил Бачана.
– Доводилась она тебе кем-нибудь, что ли?
Бачана долго молчал, потом взглянул на профессора и сказал:
– Она была моей сестрой...
Профессор пристально посмотрел Бачане в глаза. Тот не выдержал взгляда, опустил голову. Наступило молчание. Потом профессор закрыл матрикул, протянул его Бачане и сказал:
– Иди, Рамишвили! – а сам встал и подошел к окну.
Бачана положил матрикул в карман и вышел.
– Ну как? Что получил? – окружили его студенты.
Бачана не отвечал. Он миновал коридор, спустился по лестнице, вышел в университетский сад и уселся на пустовавшую скамейку. Долго сидел Бачана один, не замечая никого и ничего. Потом достал из кармана свой матрикул и так, от нечего делать, раскрыл его.
...Это была первая пятерка, полученная Бачаной за всю его жизнь.
Он захлопнул матрикул, а когда снова раскрыл его, то ничего не увидел.
Глаза Бачаны были полны слез.
Бачана плакал.
12
После смерти Булики профессор распорядился в палату к Бачане и священнику никого не помещать, а пустовавшую койку убрать, дабы она не наводила больных на неприятные размышления. Однако пустое место оказалось куда более удручающим, чем пустая койка.
Каждое утро, проснувшись, Бачана и отец Иорам невольно обращали взор к месту, где недавно стояла кровать Булики, и сердца их сжимались от воспоминания о пережитом. И потом, в течение дня, во время беседы они чуть ли не каждую минуту обрывали фразы, ожидая балагурства и шутливых реплик Булики.
Так продолжалось около двух недель. Потом время взяло свое, Бачана и отец Иорам постепенно привыкли к отсутствию Булики...
...Однажды отец Иорам задал Бачане неожиданный вопрос:
– Уважаемый Бачана, вас, наверно, похоронят в Дидубийском пантеоне, не так ли?
Бачана сперва засмеялся, потом забеспокоился:
– А что, вы видели плохой сон?
– Видел, но сон касается не вас, а меня, – ответил грустно отец Иорам.
– В таком случае вам следовало спросить – где похоронят вас, а не меня... Вы что-то хитрите, батюшка! – усомнился Бачана.
– То-то и оно... Если вы будете похоронены в пантеоне, быть может, и для меня найдется место там же, во дворе церкви...
– Ну, по такому принципу я должен быть похоронен во дворе Союза писателей... Но если вы устроитесь настоятелем Дидубийской церкви, то вполне возможно, что мы окажемся в могилах бок о бок!
– Значит, место в пантеоне вам обеспечено, иначе не стали бы так шутить! – заключил отец Иорам.
– Ошибаетесь, батюшка!
– Почему?
– Да потому, что Дидубийский пантеон давно уже переполнен. И впихнуть меня туда не удастся... Разве только вертикально... В одном, по крайней мере, я уверен: ни вас, ни меня не оставят незахороненными.
Отец Иорам глубоко вздохнул.
– А какой все же сон вам приснился, батюшка? – поинтересовался Бачана.
– Не говорите!.. Все покойники, кого я когда-либо отпевал и напутствовал на тот свет, собрались во дворе Ортачальской церкви и ждали моего выхода!
– И что же? Вышли?
– Аки последний нищий, трус и заячья душа, я скрылся за алтарем... Как вспомню, хочется выть от стыда или покончить с собой!..
– Самоубийство, батюшка, есть высшая форма демонстрации автономии личности. Но, к сожалению, вашей религией оно запрещено, ибо признано величайшим грехом и погибелью души! – произнес Бачана патетически.
– Насколько мне известно, вы также не аплодируете самоубийцам, ответил отец Иорам.
– Что ж, кое в чем наши соображения совпадают. И потому я говорил вам, что из вас вышел бы хороший коммунист, – напомнил Бачана.
– А я, помнится, ответил вам тогда, что могло случиться и наоборот! отпарировал отец Иорам.
– Не стремитесь к этому, батюшка, иначе я весь ваш приход обращу в коммунистов!
– Еще бы! Коммунист, к тому же писатель, это похуже ста священников! Одна у меня надежда – на перевоплощение душ. Когда вы вторично явитесь в этот мир, быть может, тогда уверуете в истинного бога! – Отец Иорам перекрестился.
– Писатель, батюшка, преданный пес народа... Я не верю в перевоплощение душ, но если такое существует, то моя душа, несомненно, возродится в облике собаки. Так что после моей смерти любите и жалуйте бездомных собак, не бейте их камнями, – быть может, одной из них буду я?!
– Любо слушать вас, уважаемый Бачана! Но если душа каждого усопшего писателя поселится в теле уличного барбоса, жизнь на свете станет незавидной! – иронически улыбнулся отец Иорам.
– Не особенно, тем более если ваши души явятся в волчьем обличье.
– Почему в волчьем?!
– Вряд ли пастырь, скрывающийся от своей паствы, может претендовать на льва! – произнес, пряча улыбку, Бачана.
Отец Иорам заерзал в постели и, не найдя ответа, обиженно отвернулся.
– Но вы не волнуйтесь, – продолжал Бачана, – ваш сон к добру. Вы будете жить сто лет.
Отец Иорам смягчился.
– Скажите, пожалуйста, – заговорил он, – если судить по вашей административной иерархии, какой, скажем, должности соответствует мой сан?
– А сколько у вас душ в приходе?
– Мы не ведем учет верующих.
– Хорошо. А каков доход церкви от пожертвований?
– Да как сказать... Во всяком случае, на ремонт храма не хватает...
– На какие же деньги вы существуете?
– Нас финансирует государство.
– Как?! Коммунисты финансируют церковь?! – воскликнул Бачана.
– Ну и что же! Лишили же они церковь прихода, пусть теперь слегка раскошелятся...
– Да-а-а... В таком случае ваш сан, батюшка, по нашей административной иерархии будет соответствовать должности заведующего сельским клубом, – уточнил Бачана общественное положение отца Иорама.
– Смеетесь?!
– Почему же?
– Ведь я окончил духовную семинарию?!
– Большинство наших заведующих клубами имеет высшее образование, по крайней мере среднее специальное, как минимум! А какие у них звания! Заслуженный деятель искусств, заслуженный работник культуры!.. Есть ли среди вас хоть один заслуженный священник республики? Я о таком не слышал! – Бачана явно злорадствовал.
Отец Иорам взгрустнул.
– Да вы не печальтесь! Переходите на нашу сторону, и я вам даю слово: назначим вас инструктором райкома!
– Уважаемый Бачана! – не на шутку обиделся священник. – Вы зачем сюда пожаловали? Разлагать православное духовенство или лечить свой инфаркт? Идите к нам, и я назначу вас дьяконом, если пожелаете!
– Зачем вы сердитесь, батюшка? Если ваше учение верно, то я после смерти буду весь в вашем распоряжении. Делайте тогда со мной все, что вам заблагорассудится! – сказал со смехом Бачана.
– Нет уж, батенька! На том свете нашей встрече не бывать! – отрезал отец Иорам.
– Это почему же? – опечалился Бачана.
– Потому! Выражаясь коммунистическим языком, ваши анкетные данные не дают основания рекомендовать вас в рай! Прямая вам дорога – в ад! Понятно?
– А наша дружба? Неужели вы не составите мне протекцию? – Бачана решил разжалобить священника.
– Вы слишком лакомый кусок для сатаны! Вряд ли поможет вам моя протекция...
– Даже если я причащусь?
– Признаетесь в грехах?
– А если их нет?
– Конечно, откуда же им быть! Мир ваш, и все, что вы творите, вам кажется истинным!.. – махнул рукой отец Иорам.
– Блаженны верующие, отец Иорам... Мы верим в наши дела... – ответил Бачана серьезно.
В палату вошла фельдшерица Женя. Бачана и отец Иорам тотчас же откинули одеяла, перевернулись на животы и оголили предназначенные для уколов места. Женя громко расхохоталась:
– Укройтесь, укройтесь, товарищи! На этот раз я пришла с пустыми руками... К вам гость, уважаемый Бачана, не примете же вы его в таком виде!
– Гость? Что ему нужно? – насторожился Бачана.
– Интересуется вашим здоровьем... Судно оставить или убрать? продолжала смеяться Женя.
– Мужчина или женщина?
– Женщина. Говорит, близкая вам...
– Тогда оставьте! – сказал Бачана, готовясь к встрече очередной визитерши.
– Понятно!
Женя вышла. И тут же в палате появилась энергичная седая дама средних лет с объемистой папкой в руке. Она остановилась посередине комнаты, огляделась, чуть поколебалась, затем направилась к койке отца Иорама.
– Здравствуйте! Я друг вашей семьи Нина Санеблидзе! – заявила она и без приглашения уселась перед священником.
– Друг семьи? – переспросил тот.
– Да. Ваш отец Акакий и мой отец Лазарь с 1915-го по 1916 год вместе учились в Бакинском индустриальном техникуме.
– Вы, собственно, к кому? – спросил изумленный священник, бросив взгляд на Бачану. Тот жалобной гримасой попросил Иорама продолжать беседу.
– Как это к кому? – ответила не менее удивленная дама. – К вам, конечно!
– Вы знакомы со мной? Мы встречались? – Иорам начал входить в роль.
– Господи, да разве это так трудно? Вокруг – по радио, по телевизору – только и слышно, только и видно: Бачана Рамишвили, Бачана Рамишвили!.. Хотя, признаться, вы изменились... Бороду отрастили...
– Да, в палате холодновато... – Отец Иорам провел рукой по бороде и плотнее укрылся одеялом.
– Конечно! С болезнью не шутят! – согласилась дама.
– Мм... м... Вы ко мне по делу, уважаемая? – У Иорама иссякло терпение.
– Да. Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас. Сейчас лучше... А вы, позвольте спросить?..
– Я?! Я гибну, пропадаю, тону, горю и умираю! – выпалила дама.
– И чем я могу вам помочь? – предложил отец Иорам свои услуги.
– Помочь? Не помочь, а спасти! – потребовала дама.
– Сумею ли? – усомнился отец Иорам.
– Как?! Вы?! Бачана Рамишвили?! Ха-ха-ха! – притворно рассмеялась дама. – Одно ваше слово, одно ваше письмо, один звонок...
– В чем же заключается ваша просьба? Объясните, пожалуйста! – Отец Иорам подумал, что его разговор с этой бойкой женщиной начинает походить на недавний диалог Бачаны с тем прохвостом – заготовителем табака.
– Второго августа средь бела дня публично зарезали моего сына!
Отец Иорам остолбенел.
– Кто? Где? – с трудом выговорил он.
– Бессовестный взяточник, кретин... В сто седьмой аудитории университета... – произнесла дама трагическим голосом и вдруг добавила скороговоркой: – Вы думаете, после него что-нибудь изменилось?
– После кого? – не понял отец Иорам.
– Того! – Дама закатила глаза к потолку. – Зарезал, подлец, и меня, и моего сына!.. Ребенка на руках вынесли из аудитории... Три года! Три года готовила мальчика по трем предметам – грузинскому, английскому, истории! Семьсот рублей по каждому предмету! И нате вам!..
Поняв, что Санеблидзе-младший жив и здоров, отец Иорам вздохнул с облегчением.
– А в школе? В школе он не учился, что ли?
– Вы-то учились в школе? И чему вас там научили?
Отец Иорам не нашелся что ответить и молча опустил голову.
– Потребовал от ребенка прочесть наизусть завещание Автандила!* Мерзавец! Спросил бы у своих учеников, у тех, с которых он сдирал по семьсот рублей за подготовку! Завещание Автандила! Да его и сам Руставели не знал наизусть, иначе зачем бы он стал писать?!
_______________
* "З а в е щ а н и е А в т а н д и л а" – глава из "Витязя в
тигровой шкуре" Шота Руставели.
– Ну, не скажите! – запротестовал отец Иорам.
– А что? Думаете, он сам-то читал это проклятое завещание? Взяточник несчастный!..
– Почему вы так думаете?
– И думать-то нечего! Взгляните на морду этого подлеца, сами убедитесь!
– Не могу поверить! – не сдавался отец Иорам.
– Поспорим! – предложила дама, протягивая руку.
– На что? – согласился вошедший в азарт священник.
– На что пожелаете! И вообще детям, знающим наизусть Руставели, всемирную историю и английский язык, в университете делать нечего! В образовании нуждаются необразованные! Да!
– Хорошо. Что же нам теперь делать? – прервал отец Иорам пропаганду новых положений о всеобщем и высшем образовании.
– Вы должны помочь мне! – заявила дама.
Отец Иорам посмотрел на Бачану, ища у него поддержки. Но тот, прикрыв рот полотенцем, лишь покачал головой.
– Каким образом? – спросил в отчаянии священник.
– Сходите к министру высшего образования.
– Но ведь я в больнице?..
– Позвоните ему или напишите...
– Что написать?
– Напишите, что мальчик – ваш родственник, отличник, хорошо подготовлен, спортсмен... Что еще?
– Я не знаю, – простонал отец Иорам.
– Вот справка из школы. На спартакиаде учащихся он занял третье место. Прыжок в длину – три метра, в высоту – метр семнадцать...
– В таком случае лучше определить его в институт физкультуры! Вот товарищ мой спортсмен, он поможет! – Отец Иорам показал на Бачану. Тот, убрав с лица полотенце, утвердительно кивнул.
– Что вы такое говорите?! Какой институт физкультуры?! – Дама с презрением взглянула на Бачану. – Я воспитываю сына, а не козла!
– Почему же так, уважаемая? – обиделся Бачана. – Институт физкультуры окончили Думбадзе, Гокиели, Хныкина, Джугели...*
_______________
* Н и н а Д у м б а д з е, Е л е н а Г о к и е л и,
Н а д е ж д а Х н ы к и н а, М з и я Д ж у г е л и – известные в
прошлом спортсменки.
– Вы спортсмен? – прервала его дама.
– Да.
– У вас тоже инфаркт?
– Да.
– Так вам и надо!
Бачана усмехнулся:
– Спасибо!
Дама постаралась исправить свою бестактность:
– Дай бог вам здоровья!
– Вы верите в бога? – обрадовался отец Иорам.
– А много он помог тем, кто верит? Вот помогите мне, и вы будете моим богом и спасителем!
– Не смогу, хоть убейте, – вздохнул отец Иорам.
– Вы, депутат, член ЦК, редактор, не можете? Кто же тогда может? искренне удивилась дама.
– Слушайте, уважаемая, вы не читали постановления ЦК о протекционизме? – спросил вышедший из себя священник.
– При чем тут протекционизм?! Я же прошу о собственном сыне, а не о чужом! – предприняла дама последнюю попытку.
– Нет! Тем более что двойка уже выставлена! И давайте не будем больше об этом!.. – заявил твердо отец Иорам.
– Хорошо... – сдалась женщина. – Тогда помогите мне в другом...
– Что еще? – встрепенулся отец Иорам.
– Вы, оказывается, приходитесь кумом председателю Первомайского райисполкома... Так вот, у нас небольшой квартирный вопрос. Наш сосед получил в Сололаки четырехкомнатную квартиру. За что, за какие заслуги, неизвестно... Мы хотим присоединить его комнату. Сын пишет из колонии, что решил жениться. Срок у него скоро кончается. Надо позаботиться об этом? Надо!.. Правда, на эту комнату есть другой претендент, но по справедливости она полагается нам. Если пробить дверь и пристроить боковую лестницу, то нашу кухню и лоджию той комнаты можно объединить с двухкомнатной квартирой соседа. Тому мы уже подыскали квартиру на проспекте Церетели. Далековато, правда, и площадь меньше на четыре метра и четырнадцать сантиметров, но ремонт делаем мы, и муж бесплатно поставит им телефон. А рядом с этой квартирой в одной комнате живет одинокая больная женщина. Дай бог ей здоровья, она скоро умрет. В прошлом году она усыновила моего мужа, мы и кормим бедную, и ухаживаем за ней. Если сейчас не прописать у нее нашего младшего сына, комната пропадет, понимаете? Пропадут все наши труды!.. Один ваш звонок, уважаемый Бачана! День и ночь мы будем молиться о вашем благополучии!..
– Право, мне очень неудобно отказывать вам, но... Я не знаю этого председателя... – Отец Иорам вытер пот со лба.
– Зато он вас знает! – воскликнула дама.
– Сомневаюсь... – проговорил отец Иорам и красноречивым взглядом попросил помощи у Бачаны. Сжалившись над бедным священником, Бачана активно вмешался в затянувшуюся беседу:
– Я знаю совершенно точно, что они не знакомы!
– Не могу поверить!
– Клянусь матерью! – Бачана приложил руку к сердцу.
– Может, вы мне поможете? – Дама отвернулась от отца Иорама и с надеждой взглянула на Бачану.
– У меня знакомства только в институте физкультуры...
– Что ж, в будущем году кончает школу мой младший сын. Он прекрасно плавает, в Кобулети в ста метрах от берега камни со дна достает! Скажите, пожалуйста, вашу фамилию, в будущем году я побеспокою вас. – Дама достала из сумки блокнот и карандаш.
– Если к тому времени я еще буду жив...
– И то правда... У меня такое проклятое счастье... Все же скажите фамилию на всякий случай...
И тут Бачана провалил всю инсценировку. Забыв о розыгрыше, он с нескрываемой гордостью ответил:
– Я Бачана Рамишвили!
У дамы от изумления отвалилась челюсть и карандаш застыл в руке.
Бачана покрылся холодной испариной.
– Что вы сказали?!.
– Да, я Рамишвили! – повторил Бачана.
– А кто же он? – показала дама на отца Иорама.
– Настоятель Ортачальской церкви святой троицы Иорам Канделаки.
У дамы опустились руки и посерело лицо.
– И этот человек спрашивал меня, верю ли я в бога?!
– Видите ли, я, конечно, виновен отчасти, но... – стал оправдываться отец Иорам.
Женщина встала. В палате наступило неловкое молчание.
– В этом заключается ваш гуманизм? – бросила она на Бачану уничтожающий взгляд.
Бачана молча пожал плечами и подложил под язык валидол.
– Комедианты! – выпалила дама и покинула палату.
– Да-а... получилось нехорошо, – сказал отец Иорам.
– Даже очень... И виноват во всем только я. Вы уж простите меня великодушно...
– Прощаю, ибо я сам виновен не меньше, но, главное, мне жаль вас! Неужто нет на свете человека, кого бы интересовало ваше здоровье, и только? – В голосе Иорама было столько неподдельного сочувствия, что Бачане самому стало жалко себя. – Видно, многие вас беспокоят, многим вам приходится помогать?
– Вам-то легко, к вам люди идут на коленях и просят лишь одного спасения души... – Бачана махнул рукой.
– И давно вы в таком положении?
– С тех пор как стал редактором газеты... Если суждено мне выйти отсюда живым, плюну на все!.. Я потерял человеческий облик, батюшка, превратился в председателя этакого благотворительного комитета... Надоел всем своими бесконечными просьбами...
– Благотворительность – дело богоугодное, – сказал священник.
– Согласен, и всю свою жизнь стараюсь делать людям добро, но... Как вы думаете, вот эта дама... Достойна ли она сострадания?
– Лицемерная притворщица! – ответил отец Иорам убежденно.
– И как вы смотрите на подобных пройдох, со свечами, на коленях выпрашивающих милость у бога?
– У нас, уважаемый Бачана, одно преимущество перед вами: наш проситель обращается за помощью непосредственно к всевышнему.
– Знаю, знаю, батюшка! Вы оперируете универсальной, всеобъемлющей, не обязывающей ни к какой ответственности формулой: "На то была божья воля!" или "Не было божьей воли!..". Удобная формула, ничего не скажешь!.. А мы обязаны руководствоваться сложными и совершенно конкретными формулами: "Это незаконно!" и "Это законно!". И должны бороться, понимаете? Бороться, а не молиться! – за искоренение беззакония и утверждение законности. Виновного вы предаете суду божьему, а мы – правосудию!.. Легкая у вас жизнь, отец Иорам!..
Священник не ответил, укрылся с головой одеялом и умолк.
– И все же человек должен сеять добро, – сказал он после долгого молчания.
– Но в жизни бывает не так-то легко предугадать, какой плод произрастет из этого семени... Если интересуетесь, расскажу вам одну историю из своей жизни, хотя напоминает она скорее сказку...
– Извольте! С превеликим удовольствием! – Отец Иорам выпростал голову из-под одеяла и приготовился слушать.
– Как-то приоткрыла секретарша дверь моего кабинета и сказала:
"Бачана Акакиевич, к вам на прием какая-то обезьяна!" – "Пригласите".
Вошла маленькая обезьяна, протянула влажную, холодную руку (характерная особенность всех льстецов и мошенников!), положила на стол несколько исписанных листов бумаги, отошла в угол и уставилась на меня полными ожидания глазами.
Я просмотрел бумаги. Оказалось – смесь острот, афоризмов, иносказаний, шуток и тому подобное – в общем, то, что принято публиковать на последних полосах воскресных номеров газет под общим заголовком "Фразы...". Выглядела смесь так себе, подходяще для обезьяны.
"Быть может, в соответствии с учением Дарвина, из этой обезьяны когда-нибудь и получится человек", – подумал я и опубликовал несколько ее острот. Одна из них, помнится, была такова: "У человека должна быть действительно высокая температура, чтобы искать в наших аптеках термометр".
– Недурно! – рассмеялся отец Иорам.
– Тогда и я подумал так... Потом обезьяна явилась снова. И никто ее не узнал – она была одета, как человек, и даже лучше. Принесла она разные шутки и афоризмы. Стал я читать их и сразу же по стилю определил, что автор их – обезьяна.
"Слушай, говорю, ты ведь та обезьяна, которая была здесь недавно?"
"Да, говорит, я и есть та обезьяна. Мне очень хочется стать человеком, и прошу вас помочь мне в этом".
"Но, говорю, ты должна знать, что человека создает труд. Пойди потрудись, потерпи немного!"
