Текст книги "Безумная мудрость"

Автор книги: Нискер Вэс

Природа, некогда строгий и внушавший страх учитель, ныне находился в подчиненном состоянии и нуждается в защите от человеческой власти. Однако поскольку человек, независимо от того, каких интеллектуальных и технических высот он может достигнуть, остается неразрывно связанным с природой, тяжелая ноша давит также и на него, и та угроза, которой он подвергает землю, является угрозой и для него самого.

Джонатан Шелл

По мере того как век близится к своему завершению, сообщения о войнах и гонке ядерных вооружений постепенно уступают ведущее место в заголовках известиям о потеплении климата планеты, повальной вырубке лесов и о других угрозах окружающей среде. Кажется, что после прекращения холодной войны тепло неизбежно станет главной угрозой существованию человека. Излишнее тепло, вырабатываемое нашей цивилизацией и подкармливающее нашу алчность, грозит нас уничтожить. Смешно сказать, но на смену страху перед «ядерной зимой» приходят тревоги по поводу того, что можно назвать «загрязненным летом». Не приходится сомневаться, что спасение планеты – лесов, океанов, атмосферы – потребует от человечества в XXI веке приложения всех его сил. Поддержание равновесия в природе станет куда более важным, чем поддержание баланса политических сил. Кроме того, кризисы, связанные с окружающей средой, будут продолжать наносить удары по нашим притязаниям на некие особые умственные способности и на господство над силами природы. Проблема вызревала долгое время, но человечество не торопилось ее замечать.

Мы были поражены, когда узнали, что деятельность человека меняет атмосферу планеты. Мы выбрасываем в атмосферу такое количество углекислого газа и метана, что это не позволяет теплу рассеиваться и вызывает повышение температуры Земли. Это явление называют «парниковым эффектом». В сущности, из–за нас планету начало бросать в жар. Изменение климата может в конечном итоге подорвать сельское хозяйство по всему земному шару и стать причиной того, что ученые называют «гибелью биомассы» и «смертью экосистемы». Кроме того, рост температуры может вызвать таяние полярных айсбергов, что приведет к еще одному потопу. (Помните, Бог обещал никогда более не наказывать человечество потопом, но он ничего не говорил о том, что мы не можем сделать это сами.)

С другой стороны, возможно, мы поступали «правильно», загрязняя окружающую среду. Некоторые ученые утверждают, что нас ждет еще один ледниковый период, и, может быть, мы подогреваем атмосферу как раз вовремя, предотвращая тем самым волну холода. Как тут знать? [258]

И еще: мы вызываем перегрев планеты тем, что разрушаем озоновый слой, который защищает нас от ультрафиолетовых лучей Солнца.

Здесь мы можем утешиться следующим: если нам все–таки предстоит испечься, у нас, по крайней мере, есть выбор, каким способом это сделать. Мы можем быстро поджариться в случае ядерной войны, можем погибнуть от микроволнового излучения вследствие исчезновения озонового слоя или можем медленно свариться, если будет иметь место парниковый эффект.

Научные доказательства критического состояния атмосферы продолжают накапливаться, и все большее число людей начинает бить тревогу. В «Конце природы» Билл Маккиббен пишет:

Природа не переживет нового, глобального загрязнения – углекислым газом, метаном и так далее. Это новое насилие над ней стоит особняком – как по своему масштабу, так и по своему характеру… Мы лишили природу независимости, и это несет ей гибель.

Тем не менее мы заставляем работать самих себя, наши автомобили и электростанции все быстрее и быстрее, сжигая наши ограниченные запасы угля и отравляя воздух продуктами переработки. Все это совершается ради того, чтобы мы могли почувствовать себя дома в тепле и уюте, хотя на самом деле мы, по всей видимости, разрушаем единственный дом, который у нас имеется. Джон Сид, редактор журнала «Тропические леса мира», пишет:

В течение последних 10 лет я очень внимательно изучал все статистические материалы, и мне стало ясно, что, если мы в корне не изменимся, никакие будущие поколения людей не сумеют спасти мир. Все усилия по сохранению окружающей среды, которые имеют место в настоящий момент, даже если они будут увеличены в 10 или даже в 100 раз, окажутся недостаточными для того, чтобы остановить разрушение биологической материи, из которой были созданы мы и все живое. [259]

Исчезновение видов, уничтожение лесов, загрязнение водных ресурсов и атмосферы, проблема ядерных и токсичных химических отходов – без сомнения, подобные темы будут преобладать в заголовках новостей XXI века. И в ответ на это идеи безумной мудрости станут, по всей вероятности, новой версией истины. «Гипотеза Гайя» и «глубинная экология», две философские системы, ставящие на первое место единство всего живого, могут направить как политику государств, так и нашу повседневную жизнь в нужное русло. Обе эти системы вызывают в последнее время огромный интерес и даже получают определенную поддержку со стороны научной общественности.

В основе гипотезы Гайя лежит предположение, что наша планета функционирует как единый организм. Вся материя, живая и неживая, тесно взаимосвязана; нельзя повредить какую–либо ее составную часть, не повредив всего целого. Глубинная экология точно так же считает, что человек не обособлен от остальной природы и не более значим, чем она. Глубинные экологи уверены в необходимости защиты природы – не просто с целью спасения человечества, а ради самой жизни на земле. Они черпают свои идеи и вдохновение у даосов, дзэн–буддистов, индейцев Америки, поэтов–романтиков и ранних американских трансценденталистов, провозглашая единство всего вокруг и само «бытие» в качестве состояния благодати. В «Глубинной экологии» Джон Сид рисует такую картину:

Уменьшается отчуждение. Человек перестает быть посторонним. Память просветляется, вопросы эволюции и экологии занимают важное место в вашем сознании, заменяя собой устаревшие антропоцентрические представления, и вы начинаете отождествлять себя со всей живой природой. После этого приходит осознание, что различие между «живым» и «безжизненным» является изобретением человека. Каждый атом в этом едином теле существовал еще до того, как органическая жизнь зародилась 4000 миллионов лет назад. Помните свое детство в виде минералов, лавы, скал?

И хотя «человеческая природа», какой она явлена в двенадцати тысячелетиях зафиксированной в письменных документах истории, не дает нам особой надежды [260] на то, что мы можем измениться и стать менее воинственными, алчными и невежественными, намного более длительная история ископаемого мира убеждает нас, что мы можем это сделать.

Определенная доля уверенности (несмотря на весь наш недавний – «гуманизм») у нас должна быть. С этой точки зрения угроза исчезновения становится приглашением к изменению, к дальнейшему развитию. Перемена, которая от нас требуется, – это не какая–то новая борьба с радиацией, а изменение сознания. Глубинная экология – это поиск жизнеспособного сознания.

В то время как человечество идет навстречу новому кризису, бесспорно, многие начнут искать, на кого бы свалить всю ответственность за состояние нашей окружающей среды. Возможно, виновника найти не удастся. Так, например, кто мог знать, что использование хлорофтороуглеродов приведет к разрушению озонового слоя. Мы предполагаем, что близкий друг бывшего президента Ричарда Никсона Роберт Апланальп, сделавший состояние на аэрозольных распылителях, не имел ни малейшего представления, что его товар будет способствовать возникновению одного из наиболее опасных кризисов в окружающей среде со времен Ноя. (Шутник может сказать: «Тот, кто любит себя опрыскивать, сумеет неплохо загореть».) Генри Форд также не мог предвидеть, какое нарушение и какие политические неурядицы повлечет за собой массовое производство автомобилей. Умей он предугадать последствия своего изобретения – гибель людей на дорогах, загрязнение окружающей среды, нефтяные кризисы, оскудение растительного и животного мира из–за постоянно увеличивающегося числа автострад, – неизвестно, стал бы он запускать свое бездумное чудовище, сборочную линию. После Хиросимы Альберт Эйнштейн сказал о трудах своей жизни: «Если бы я знал, что они на это решатся, я бы лучше стал сапожником».

Несмотря на то что мы уничтожаем тропические леса и загрязняем океаны и атмосферу, невзирая на исчезновение десятков тысяч видов растений и животных и тот факт, что мы, люди, убили в этом веке свыше ста миллионов представителей собственного рода, – несмотря на все это, многие [261] учителя безумной мудрости все равно сказали бы, что в мире нет зла – есть лишь одно неведение. В действительности ничьей вины в этом нет. Как советует одна тибетская буддистская мудрость: «Свяжи все упреки в один узел».

ЧАСТЬ 4
ВЫВОДЫ

Из всех видов медитации

Медитация над смертью – наивысшая.

Будда. Паранирвана–сутра

Смерть, где твое слепое жало?

Дороти Паркер

Подходя к концу этого повествования о безумной мудрости, мы приближаемся к смерти. Или, точнее говоря, смерть приближается к нам. Всё и вся когда–нибудь умирает. Безумная мудрость, в некотором роде, все время говорит о смерти: смерти знаний и истин, верований и философских систем; смерти форм искусства и политических институтов, наций и империй; смерти богов и богинь и даже о смерти планет, галактик и вселенных. Нам будет уместно присоединиться к безумной мудрости в этом заключительном танце.

Все мы, включая наших потомков, когда–нибудь исчезнем с лица земли. Через несколько миллиардов лет Солнце взорвется, и это повлечет за собой уничтожение Земли. Исчезнут Египетские пирамиды, Эйфелева башня и Всемирный Торговый Центр, сгорят все экземпляры Библии. Вы, наверное, думаете, что при удачном стечении обстоятельств человечество к тому времени сможет перебраться на одну из планет другой; более надежной звездной системы. Но мы должны помнить что, согласно данным совре – [264] менной астрономии, всю Вселенную ждет одно из двух: либо она расширится, превратившись в ничто, либо замедлит расширение, что в конечном итоге вынудит ее свернуться в одну элементарную частицу. При любом из двух возможных исходов не спасется даже Шекспир.

Как я могу знать, не является ли любовь к жизни заблуждением? Как я могу знать, что, питая отвращение к смерти, я не уподобляюсь человеку, который, покинув дом в молодости, забыл обратный путь? Чжуан–цзы

Я не боюсь смерти. Просто я не хочу быть здесь, когда это произойдет. Вуди Аллен

Чего же мы боимся, страшась смерти? Потери своего «я»? Если верить святым безумцам, нет никакого «я»; все, что мы можем потерять, – это наши иллюзии. Смерть – это всего лишь завершение нашей мучительной оторванности, возможность раствориться в общем потоке, возвращение домой. Безумная мудрость утверждает: «Нам нечего бояться в смерти, кроме небытия, а небытие – это ничто. Тогда чего же нам бояться?»

Смерть – это лишь вхождение в безграничное.

Хорхе Луис Борхес

Возможно, самое трагичное в смерти – это то, что мы ее так боимся. Люди, воскресшие с помощью медицины, то есть в буквальном смысле возвращенные из царства мертвых, не очень–то довольны тем, что им вернули жизнь. Видимо, они наслаждались тем, что были мертвы; они говорят, что «там» сплошной покой. Как заметил Марк Твен: «Все говорят: «Как печально, что мы должны умереть» – странно слышать эти слова из уст людей, которым пришлось до этого жить».

Смерть – это лучший друг безумной мудрости и ее первый наставник. Когда мы приходим к познанию соб – [265] ственной смерти и просим ее поселиться вместе с нами, все приобретает свой надлежащий вид. Руми так говорит об этом:

 
Зачем бояться несчастья,
когда Смерть шагает рядом?
Не стоит бояться Генерала,
если вы в хороших отношениях с Принцем.
 

Восточные святые безумцы придумали множество способов, как подружиться со смертью. Большинство видов медитации можно трактовать как репетицию смерти, как возможность поупражняться в расставании с этим миром. Когда придет смерть, умеющим медитировать будет легче расстаться с последним мгновением жизни. Некоторые индусские и буддийские йоги медитируют на кладбищах и в местах кремации, чтобы лучше понять процессы разложения и перехода в мир иной. Тибетские монахи во время своих обрядов дуют в рога, сделанные из бедренных костей, и едят из чашек, вырезанных из человеческих черепов. Таким образом, они в своей жизни постоянно ощущают присутствие смерти, устанавливая более близкие отношения и с той и с другой.

Счастье капли – найти смерть в реке. Аль – Газали

С точки зрения жизни, которая является единственной доступной для нас точкой зрения, в смерти нет ничего страшного. Безумная мудрость пытается объяснить нам это следующим образом: если жизнь – не более чем шутка, тогда смерть – ее соль. Если жизнь – это трагедия, тогда смерть означает, что представление окончено и мы можем отправиться домой. Если мы живем множество раз, как принято считать на Востоке, тогда и умираем мы не единожды, а значит, можем добиться совершенства по этой части. Кроме того, некоторые мудрецы говорят, что, только научившись умирать, мы сумеем научиться жить. Выгодная сделка! Два урока в одном! Но не спешите радовать – [266] ся. Как обычно, тут есть один подвох. Те же самые мудрецы скажут нам, что, как только мы научимся жить и умирать, нам наконец будет позволено вырваться из круга перерождений. Другими словами, стоит вам во всем разобраться, и игра заканчивается. Что ж, такова жизнь.

«Когда ты начинаешь терять терпение, – продолжил он, – повернись налево и спроси совета у смерти. Ты освободишься от массы ничего не значащих мелочей, если смерть подаст тебе знак, если ты заметишь ее краем глаза или просто почувствуешь, что твоя спутница здесь и наблюдает за тобой»

В этом отрывке из «Путешествия в Икстлан» маг Дон Хуан советует Карлосу Кастанеде держать смерть за левым плечом. Чтобы этого добиться, следует создать образ, символизирующий смерть. Некоторые представляют ее в виде мрачной фигуры с косой (и, как правило, со зловещим оскалом). Возможно, вы предпочтете нарисовать в своем воображении атомную бомбу – модернизированныйсим–вол смерти. Для того чтобы вам было проще это сделать, Пентагон систематизировал свое атомное оружие в соответствии с его мощностью и дал каждому типу симпатичное имя, вызывающее милые сердцу ассоциации.

Например, есть бомбы с такими названиями, как «Джульетта» и «Отель».

Рождение человека – это рождение его печали. Чем дольше человек живет, тем больше он глупеет, потому что его желание уйти от неизбежной смерти становится все более и более острым. Какая досада! Он живет, стремясь к недостижимому! Он жаждет спастись в будущем, и это лишает его способности жить в настоящем. Чжуан–цзы

Любимицей безумной мудрости могла бы стать сравнительно небольшая бомбочка, чей взрывной эквивалент равен 50 тысячам тонн тротила, получившая название [267] «Гольф». Всякий раз, когда вы чувствуете, что погрязли в мелочах и что вам необходимо остановиться и посмотреть на происходящее более широким взглядом, вы можете представить себе бомбу «Гольф», притаившуюся за вашим левым плечом. «Привет, Гольф», – скажет безумная мудрость. «Поберегись!» – ответит Гольф. Это внесет ясность в ваши мысли и позволит вам продолжить игру.

Все вокруг подвержено трансформации. Таков закон природы. Каждый из нас проходит один и тот же путь: материнское чрево – мир – кишащая червями могила, а человеческий род совершает путешествие по следующему маршруту: волны – пещеры – кладбища. Затем, как предполагают некоторые, все повторяется. Любой конец – это в то же время и начало; и смерть, несомненно, к чему–то ведет. Ведь мы хорошо знаем, что, не будь смерти, не было бы и жизни.

Безумная мудрость недоумевает, почему момент трансформации имеет настолько дурную славу, что даже мысль о смерти нагоняет страх и печаль. Само слово «смерть» вызывает у большинства людей исключительно негативные ассоциации. Смерть: нечто внезапное и бесповоротное.

Возможно, следует назвать ее как–нибудь иначе. Новое имя должно отражать переход в новое состояние духа, ауры, сущности – того, что мы часто называем человеческой «энергией». Поскольку мы обычно подразумеваем под духом некий свет, давайте используем «свет» в качестве метафоры. Можно представить себе, что, когда мы прекращаем свое существование, наш свет переходит в окружающую тень или, наоборот, наша тень переходит в окружающий свет, в зависимости от того, какой видится нам жизнь: яркой или тусклой. Вместо того чтобы называть этот переход смертью, можно назвать его «растворением».

Растворение означает, что человек просто потерял свои внешние очертания. Мы растворяемся, переносясь туда, где царит сплошной мрак или безукоризненно чистый, вечный свет. «Мы все когда–нибудь растворимся». «Она больна и скоро растворится». В конечном счете именно так мы и уходим. Нас просто перестают видеть и забывают, а представление продолжается.

Все обусловленное внешними обстоятельствами непостоянно. Усердно добивайтесь собственного спасения.

Последние слова Будды

Среди поэтов и дзэнских монахов Японии существует традиция писать перед своей кончиной «поэму смерти» в духе безумной мудрости.

Считается неискренним писать подобные стихи до того, как смерть станет неизбежной, так как они являются окончательной проверкой отношения человека к смерти и говорят об уровне его духовного развития.

На своем смертном одре учителя выглядят бесстрашными, полностью сохраняют свой литературный профессионализм и готовы в ироничном ключе поделиться своей безумной мудростью.

 
Из одного корыта
в другое —
полная бессмыслица.
 

Исса

 
Наверное, это можно считать моим днем рождения
в раю.
 

Дзёсэки

 
Похороните меня, когда я умру,
под винной бочкой
в таверне.
Вдруг повезет,
и в бочке будет трещина.
 

Мария Сэнан

 
Мое старое тело:
капля росы,
готовая скатиться с края листа.
 

Киба

 
Я до сих пор полагал,
что смерть косит
одних бесталанных людей.
 
 
Если наделенному талантом тоже
предстоит умереть,
превратится ли он
в более питательное удобрение?
 

Кёрику

 
Доживи я
До ста лет,
Был бы все тот же мир, те же
цветущие вишни;
Луна была бы такой же круглой,
А снег – таким же белым.
 

Тайя Тэйрю

 
Пока живешь, будь мертвецом,
Настоящим мертвецом;
Тогда можешь делать все, что тебе
заблагорассудится, —
Все будет подобающим.
 

Дзэнский учитель Бунин

За несколько дней до своей смерти дзэнский наставник Кодзан Исикё собрал своих учеников, велел им похоронить его без каких–либо почестей и запретил проводить по нему поминальную службу. Он написал следующие стихи в утро своей кончины, после чего отложил в сторону кисточку для письма и умер в сидячем положении:

 
С пустыми руками явился я в этот мир,
Босым я его покидаю.
Мой приход, мой уход —
Два незатейливых события,
Которые переплелись между собой.
 

Для дзэнских монахов является обычным делом умереть сидя в медитации. Такая смерть считается благоприятной. Китайский дзэнский учитель Чжисянь спросил сво – [270] их учеников: «Кто умирает сидя?» Они ответили: «Монах». Тогда он спросил: «Кто умирает стоя?» Его ученики ответили: «Просветленный монах». Тогда Чжисянь сделал несколько шагов и умер стоя.

В «Юморе Востока» Р. Г. Блит рассказывает о еще более впечатляющем уходе: дзэнский монах Дэн Иньфэн спросил своих последователей, умирал ли кто–нибудь, находясь вниз головой. Когда ему сказали, что о подобном никто никогда не слышал, он встал на голову и испустил дух. Блистательный финал, исполненный великим дураком.

Тело Б. Франклина, печатника, подобно обложке старой книги с вырванным содержанием, лишившейся своей позолоты и тиснения, служит здесь пищей для червей. Но этот труд не пропадет даром, ибо он, как верил его создатель, будет издан опять в новом, более красочном виде, исправленный и откорректированный автором.

Эпитафия на могиле Бенджамина Франклина

 
Смотри бесстрастно
На жизнь, на смерть.
Всадник, проезжай мимо!
 

Эпитафия на могиле Уильяма Батлера Йитса

Я – никакой не полубог,

я не могу сцепить все это воедино.

Эзра Паунд. «Песнь XVI»

Возможно, мы и не покажем себя мудрецами, если сделаем какие–то выводы из того, что было сказано в этой книге, но отказаться от такой попытки было бы полным безумием. В любом случае у нас в запасе осталось еще несколько цитат, которые будут хороши в качестве итога. Поэтому давайте переходить к заключению. Как мог бы сказать Гроучо Маркс: «Привет… мне нужно уходить».

Факел сомнений и хаоса – вот что несет в своих руках мудрец.

Чжуан–цзы

Мы услышали целый хор голосов, пропевших на все лады на тему безумной мудрости, и чаще других звучали такие слова: мы не можем быть уверены почти ни в чем. Как только мы утверждаемся в каких–то своих знаниях, появляется ловкач и вносит во всё изменения или являет нам еще один пласт реальности. Согласно безумной мудрости, имя истины – превращение.

Мы находимся здесь, и происходит это сейчас. Все остальные человеческие знания – вздор. Г. Л. Менкен

Безумная мудрость указывает, что всему, что мы знаем, всему, во что мы верим, и всему, что мы собой представляем, суждено возникать и исчезать. Жизнь подвергается постоянной трансформации: от микроба к обезьяне, а от нее к человеку. Человек поднимает флаг только затем, чтобы его опустить, и вскоре на месте последнего начинает развеваться новый. Мы переходим от культуры к культуре, от парадигмы к парадигме, и традиционные представления сегодняшнего дня неизменно вытесняют взгляды дня вчерашнего. Боги приходят и уходят, и появляются все новые и новые направления в науке и искусстве, показывая нам истинное и прекрасное под различными углами зрения. Тем временем Вселенная продолжает двигаться навстречу судьбе, о которой мы можем только догадываться. В книге «Вселенная и Эйнштейн» Линкольн Барнетт предлагает свою версию конца света:

Солнце медленно, но верно перестает гореть, звезды становятся тлеющими угольками, и повсюду в космосе тепло уступает место холоду, материя превращается в радиацию, а энергия рассеивается, становясь пустым пространством. Вселенная движется навстречу своей «тепловой смерти», или, если говорить научным языком, стремится к максимальной энтропии. Когда во Вселенной исчезнет всякая упорядоченность, когда хаос достигнет своего предела, а энтропия более не сможет повышаться, когда будет нарушена всякая последовательность причин и следствий – тогда прекратится течение времени, не будет вообще никакого времени. И этой участи избежать невозможно.

Голосами и восточных учителей, которые говорили, что наше существование во Вселенной, измеряемой неисчисля–емыми величинами, длится не более мгновения, и эволюционных биологов, которые ставят нас на место своими новейшими открытиями, безумная мудрость призывает нас не строить иллюзий в отношении собственной весомости или значимости нашего рода. Клоуны продолжают спотыкаться о свои шнурки и переступать через свою гордыню, в то время как ловкачи удаляют с нас налет величия и цивилизованности, под которым проступает грубый первоначальный замысел. И конечно же, шутники не дают нам по – [273] коя, высмеивая нашу последнюю моду и «твердые» убеждения и советуя нам перестать быть настолько поглощенными собой, что мы уже не в состоянии себя понять. Марк Твен описал человеческую гордость с иронией мастера:

Человек здесь вот уже 32 тысячи лет. То, что понадобилось сто миллионов лет, чтобы подготовить для него мир, служит доказательством, что для него–то все и затевалось. Возможно, это и так. Я не знаю. Если бы Эйфелева башня символизировала возраст мира, слой краски на венчающем ее шаре соответствовал бы той доле этого возраста, который приходится на человека; и все бы полагали, что башня возводилась ради одного этого слоя краски. Я думаю, именно так все бы и считали.

Многие безумные мудрецы уверяют нас: то, что мы называем разумом, не столь уж и разумно. Святые дураки ясно выразили свои сомнения в отношении рационального ума, стараясь избавить нас от настойчивого стремления все классифицировать и анализировать. Психологи и биохимики также находят, что наш ум находится в сильной зависимости от внешних факторов и даже механичен в своих действиях. Некоторые святые дураки настаивают, что наша наиболее «разумная» способность – то, что мы называем «сознанием», – у нас еще не полностью развита. И действительно, нужно только взглянуть на историю, чтобы увидеть, каким неразумным может быть наш род во имя разума.

Тот, кто знает, что он – дурак, далеко не самый большой дурак; тот, кто знает, что он растерян, пребывает далеко не в самой большой растерянности.

Чжуан–цзы

Само существование безумной мудрости предполагает, что в нас может проявиться иной тип сознания, как только мы примем как должное наше неведение и нашу ограниченность. В нашей душе и жизни возможно другое, более правильное соотношение деятельности и бытия. Вероятно, мы просто еще не поняли, как нужно понимать. Как сказал Жан – Поль Сартр: «Мы просчитали все, кроме того, как следует жить».

[274]

Самая глубокая трещина – это та, что пролегает между интеллектом, который может совершать свою работу, лишь непрерывно говоря: «Ты – дурак», и религиозным духом, который все уравнивает.

Уильям Батлер Йитс

На протяжении всей этой книги мы только и слышали, как святые дураки и безумные современные ученые рассуждали о единстве всего вокруг. Они уверяют нас, что, хотя различия и разграничения и могут приносить определенную практическую пользу, в сущности, они – не более чем иллюзия. Согласно безумной мудрости, реальность легче отыскать среди самого парадоксального, в черточках, которые соединяют все вещи: материю–энергию, пространство–время, частицу–волну, или/или, это/то, нас/их.

Ученики, достигнув неповторимости, должны идти дальше – к двойственности.

Вуди Аллеи

Сама жизнь является парадоксом: она и многозначна, и бессмысленна; и важна, и незначительна; и несерьезна, и тяжела. Эти взаимоисключающие качества существуют одновременно, подобно тому как в субатомном мире уживаются вместе волна и частица. Жизнь заключает в себе множество вещей сразу. Поэт Роберт Фрост отразил это обстоятельство в словах, которые он хотел бы видеть вырезанными на своей надгробной плите:

Мы бранились с миром, как двое влюбленных.

Если в безумной мудрости и есть какая–то главная идея, она заключается в том, что мы не должны относиться к себе слишком серьезно. Если все вокруг постоянно трансформируется и в конце концов уйдет в небытие, то, возможно, лучше всего жить, не цепляясь за что–то, а освобождатъся всеми своими силами от всякой зависимости – освобождаться от своего неисполнимого желания определенности и осмысленности, освобождаться от своих требований ко Вселенной и не вымаливать у нее счастье и вечную жизнь. Нашим единственным выходом может [275] быть изучение того, что Алан Уотте назвал «мудростью неопределенности», и открытие для себя того, что пытался найти Камю, – возможности удовлетвориться неизвестностью. Тогда мы сможем совершить вместе с Чжуан–цзы прыжок в «безграничное» и сделать его своим домом. Если бы мы приняли неопределенность в качестве своей философии, это могло бы позволить нам относиться с большим уважением к различным взглядам на жизнь и наслаждаться самыми разными причудливыми и удивительными толкованиями действительности. Мы бы также смогли проявлять большее терпение к тем, кто кажется нам дураком, и к тем, кто говорит о вещах, о которых мы не желаем слышать.

Раввин, которого прихожане не хотят изгнать из города, – не раввин.

Хасидская поговорка

Попытка вывести какую–то мораль из рассказа о безумной мудрости может оказаться особенно безумной, но если мы все–таки должны это сделать, тогда эта мораль такова: пора замедлить свой бег и расслабиться; меньше думать о «делании» и больше – о бытии. Учитывая краткость нашего существования и наше непонимание его смысла, возможно, единственное спасительное средство для нас – научиться пребывать каждое мгновение в единстве с тем, что нас окружает. Эта мысль была выражена многими мудрецами в различной форме, чаще всего с помощью самых простых слов:

Не волнуйтесь, будьте счастливы. Мейер Баба

Чтоб я беспокоился? Никогда! Альфред Э. Нойман

Эти короткие фразы могут показаться слишком примитивными тем, для кого реальность связана с чем–то труднопостижимым и замысловатым. Однако многие святые дураки видели в простоте мыслей и образа жизни путь к [276] гармонии, и тем самым – к высшей человеческой добродетели. Некоторые современные учителя безумной мудрости – и шутники, и ловкачи, и святые дураки – говорят нам, что остановка может на самом деле оказаться движением вперед, а если мы просто присядем, это может стать одним из наиболее полезных видов деятельности. Прежде чем вы закроете книгу и начнете размышлять над прочитанным, вдумайтесь в строки стихотворения Пабло Неруды, в котором звучат заключительные слова безумной мудрости.

Храня тишину

 
Теперь сосчитаем до двенадцати
и застынем все вместе в неподвижности
хотя бы раз на поверхности земли,
давайте не будем говорить ни на каких языках;
давайте остановимся на секунду
и не будем так много махать руками.
 
 
Это мгновение было бы необыкновенным – никакой спешки, никакого шума двигателей; мы бы все вместе оказались внезапно в совершенно новой ситуации.
 
 
Рыбаки в холодных морях
перестали бы причинять вред китам,
а человек, добывающий соль,
отвел бы взгляд от своих израненных рук.
 
 
Те, кто готовят новые войны
с применением газа, с применением огня,
победы, которым некому будет радоваться,
надели бы чистую одежду
и стали бы прогуливаться со своими братьями
в тени, отложив в сторону все дела.
 
 
То, что я предлагаю, не нужно смешивать
с полным бездействием.
Жизнь – это то, что вокруг нас…
 
 
Если бы мы не были столь озабочены тем,
чтобы поддерживать себя
в непрерывном движении,
и смогли хотя бы раз отказаться от всех дел,
быть может, полное безмолвие
прервало бы эту печаль
постоянного непонимания самих себя
и угрозы нависшей над нами смерти.
 
 
Возможно, земля сможет чему–нибудь нас научить
подобно тому,
как все кажется мертвым зимой,
но весной все равно оживает.
 
 
Теперь я сосчитаю до двенадцати, и вы замрете, а я пойду.
 

(надеюсь, что вам понравилось ^_^)