Текст книги "Непереплетённые"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Узкий коридор выводит процессию в огромный двор под открытым небом. По всему периметру двери в стенах. Много-много дверей, и именно за ними раздаются эти странные звуки.

– А, мистер Сонтхи! Вы привели ко мне гостей? Добро пожаловать в Зелёную Усадьбу!

По величественной лестнице во двор спускается доктор Роден, широко раскинув руки в тёплом приветственном жесте. За ним следует темнокожий подросток, не умбра, скорее, пакистанец или индиец. Походка у него странная – он ковыляет, переваливаясь с ноги на ногу.

Роден приближается к «гостям» и складывает ладони вместе.

– Эти пятеро вели себя так исключительно хорошо, что вы решили их вознаградить? Дать одним глазком посмотреть на процесс созидания?

Сонтхи явно раздражён, но держится уважительно.

– Наоборот, они вели себя плохо и я привёл их сюда в наказание.

Теперь раздражается Роден.

– Да уж, у нас с вами разный взгляд на вещи.

– Что это за место? – осмеливается спросить Колтон.

Роден улыбается ему.

– Я называю его своей фабрикой чудес.

Сонтхи подавляет вырвавшийся смешок.

Роден указывает на сопровождающего его мальчика:

– Это Кунал, мой лакей.

Тот вежливо кивает, но взгляд его так и мечется между Роденом и Сонтхи, словно мальчик привык держаться настороже.

– Покажи им, Кунал, – велит Роден.

Лакей послушно идёт к стоящему посреди двора огромному дереву с шишковатыми, искривлёнными ветвями и начинает на него взбираться. Но не так, как это делал бы любой другой человек. Движения парнишки поразительно грациозны, как у шимпанзе. И тут Колтон осознает, что у Кунала нет стоп. На их месте – пара ладоней.

Правда ахает, Дженсон в ужасе, даже Кемо на секунду теряет самообладание, а Гэмон лишь хнычет.

Кунал ковыляет обратно своей странной «перевёрнутой» походкой – словно человек, идущий на руках, но головой вверх. «Гости» не могут смотреть на него.

– Думаю, стоит показать им Марисоль, – говорит Сонтхи

– Как раз собирался предложить.

Роден ведёт их к одной из многочисленных дверей по краям двора. Кунал извлекает ключ из перегруженной связки, открывает дверь и Роден вталкивает ребят внутрь.

В комнате девочка. Или нечто, когда-то бывшее девочкой. Теперь она больше похожа на инопланетянина из довоенного фильма. У неё четыре глаза, все разных цветов, скулы опущены, чтобы вместить лишнюю пару глаз. И у неё четыре руки.

– Разве она не чудо? – вопрошает Роден, взирая на девочку с обожанием.

Колтон едва сдерживается, чтобы не выплеснуть наружу то немногое, что съел раньше. Правда проигрывает такую же битву с собой, и Кунал спешит за тряпками, чтобы прибраться.

– Признаю, поначалу она обескураживает, – говорит Роден. – К экзотическим созданиям нужно привыкнуть, как мы привыкаем к экзотическим блюдам.

Существо, съёжившись, стоит в углу каморки.

– Пожалуйста, – умоляет Дженсон. – Ради всего святого, уведите нас отсюда.

Роден пропускает его мольбы мимо ушей.

– Марисоль, ты счастлива?

– Да, доктор Роден, – боязливо отвечает она, не встречаясь с ним взглядом.

– Ты довольна тем, что мы для тебя сделали?

– Да, доктор Роден.

В её голосе смерть. Смирение. Колтон опускает взгляд и видит на её ноге кандалы. Видимо, на случай, если она не так счастлива, как утверждает.

Достав из кармана карамельки, Роден раскладывает их в каждую из четырёх рук Марисоль. Она по очереди подносит карамельки к рту, но четвертая рука промахивается, тычется в щёку и бессильно падает.

– Мы еще работаем над двигательной координацией нижней левой руки Марисоль. – Потом Роден рассказывает, как он надеется со временем создать девочку с восемью руками. – Живая, дышащая версия Кали, индуистской богини, – говорит он. – За неё мы получим целое состояние на чёрном рынке, верно, Сонтхи?

Тот задирает брови и кивает. Кажется, он тоже не в восторге от творчества доктора, но Да-Зей хорошо платит. Только теперь Колтон начинает понимать, кто тут главный. А он удивлялся, почему Сонтхи позволяет доктору вытворять такое. Но теперь ясно. Этот дворец принадлежит Родену. Лагерь принадлежит Родену. Все здесь, включая Сонтхи, работают на доктора.

– Скажите, – говорит Роден, – кто из наших гостей сегодня набедокурил? – Он с улыбкой смотрит на Колтона, и тот вынужден отвести взгляд. – Вот этот? С глазами?

– Мы все с глазами, – еле слышно произносит Колтон.

Сонтхи кладёт руку на плечо Дженсона и выталкивает его вперёд.

– Этот. Избил вон того, мелкого. Мы его уже предупреждали, но он не слушается.

Роден оглядывает Дженсона, словно картину оценивает.

– Ну что же, я знаю способ, как заставить его слушаться.

И кивает охранникам. Понадобилось трое, чтобы уволочь брыкающегося и вопящего Дженсона.

• • •

Остальных молча отводят в камеру. Смысл сообщения очевиден, Сонтхи и не надо ничего говорить. Будешь плохо себя вести – станешь материалом для очередного шедевра Родена.

– Как вы думаете, что с ним сделают? – спрашивает Правда. После визита в Дом с привидениями в ней поуменьшилось агрессии и прибавилось страха.

Колтону не хочется даже думать об этом, но в разговор включается Кемо. После возвращения он пытается создавать в камере атмосферу покоя. Впрочем, безуспешно – он сам явно не находит покоя в собственной душе. Его медитации всё короче, и он всё чаще меряет шагами камеру, бормоча мантры.

– Что бы ни сделали, – говорит Кемо, – надеюсь, трансформация Дженсона будет иметь для него смысл.

Колтона его слова только злят.

– Как ты можешь такое говорить? Какой вообще в этом может быть «смысл»?

Кемо сохраняет (или демонстрирует) спокойствие.

– Либо всё имеет смысл, либо ничто не имеет смысла. В каком мире ты бы предпочёл жить?

Гэмон перестал плакать. Кажется, в Доме с привидениями его пробрало до глубины души. Он по-прежнему не разговаривает, но и не хнычет. Правда сворачивается в клубок и ковыряет кожу на локтях, пока они не начинают кровоточить. Интересно, накажет ли её Да-Зей за порчу своей собственности?

Видимо, это праздный вопрос, поскольку на следующей утренней поверке Правду отбирают для расплетения. Девчонка вопит и протестует, ругаясь на полудюжине языков, но это ничего не меняет. В конце концов её уволакивают в одно из зданий без окон – в то, где проводится расплетение. Колтон надеется, что все для неё закончится быстро.

Прежде чем их уводят внутрь, Колтон видит, что в некотором отдалении маячит Роден с биноклем в руках. Доктор отводит бинокль, и оказывается, что он не просто оглядывает сцену, а смотрит прямо на Колтона. «Парень с глазами». Доктор улыбается. И если вчера эта усмешка вынудила Колтона отвернуться, сегодня он не позволяет Родену запугать себя. Смотрит противнику в глаза и не улыбается в ответ.

В камере никто не упоминает Правду. Разговор о ней – к неудаче, а им нужно много удачи, всё, что только получится собрать.

– Какая судьба хуже? – размышляет Кемо вслух. – Если тебя отслоят и расплетут или проведут над тобой эксперимент?

Этот вопрос Колтона не волнует, но откликнуться его заставляет спокойствие, с которым рассуждает Кемо, словно речь идёт о гипотетической, а не реальной ситуации.

– Как ты можешь сравнивать?!

– Я и не могу, – говорит Кемо. – У меня нет ответа. Расплетение с отслоением отличается от обычного. Если умирает мозг, само собой, умирает и человек, даже если его плоть жива. А со смертью приходит тайна того, что лежит за ней. К смерти я готов. Но стать одной из… тварей Родена? – Кемо передёргивает плечами. – И всё же в виде твари ты жив, предположительно, сохраняешь собственный мозг. – Он смотрит на Колтона, не видя его, и задаёт вопрос, в котором звенит торжественность «гханты»: – Тебя не соблазняет такая перспектива?

– Нет! – отвечает тот. – Ни за что! Пусть меня лучше отслоят.

Но Кемо улыбается, потому что знает: собеседник не уверен до конца.

• • •

На следующий день после того как увели Правду, в камере появляется новый обитатель. Дверь в их отстойник распахивается, и охранники втаскивают внутрь девушку. Девушку, с головы до ног изукрашенную татуировками.

– Ублюдки! Вы не можете так со мной поступить! – вопит брыкающаяся Карисса. – Да как вы можете?!

Охранники бросают пленницу на землю и уходят. Колтон первым приближается к ней, испытывая огромное удовольствие от зрелища её несчастья.

– Позволь мне стать первым, кто тебя поприветствует.

– Вот дерьмо!

Похоже, воля к победе покидает Кариссу в то же мгновение, как она видит, кто к ней обращается. Она поднимается на ноги, утирая кровь с губ.

– Это девчонка, которая тебя сдала? – интересуется Кемо, подкрадываясь ближе. В его обычно спокойных манерах вдруг прорезается холодная угроза.

Карисса отступает в угол, населённый пауками.

– Меня заставили!

– Да ну?

Колтон наступает, ещё не зная, что собирается сделать, но наслаждаясь тем, как напугана девчонка его праведным гневом.

– У них моя сестра! – выпаливает Карисса и разражается слезами, возможно, искренними, но уж больно подходящими к ситуации. – Обещали, что если я приведу им беглых, её не расплетут. Пятьдесят беглецов в обмен на её свободу.

– Дай-ка угадаю, – говорит Кемо. – Ты им отдала сорок девять, а пятидесятой они тебя сделали сами.

– А как бы ты поступил, если бы у них был твой брат? – обращается Карисса к Колтону.

– Вот только брата моего не трогай! – По глупости Колтон рассказал ей всю историю в тот день, когда она разрушила его жизнь. – Ты знала, что я не беглый, и всё равно сдала меня!

На это ей ответить нечего, она опускает взгляд и повторяет:

– Я должна была спасти сестру.

Гэмон переводит взгляд с одного участника стычки на другого, явно не понимая, что происходит, но улавливая суть по эмоциям.

– Ты правда думаешь, что они поступили бы по-честному? – говорит Колтон. – Уверен, её давно уже расплели.

Но Карисса качает головой.

– Нет. Я звонила каждую неделю, и мне давали с ней поговорить. Я знаю, что Марисоль жива!

– Марисоль… – повторяет Кемо и бросает взгляд на Колтона. – Да, это так. Она жива.

Но больше не добавляет ничего. И как бы ни был Колтон зол на Кариссу, он не может сказать ей, что сделали с её сестрой. Он не настолько жесток.

– Ты её знаешь? – вскидывается Карисса. – Где она? Где-то здесь?

Молчание в ответ.

– Скажи, где она, – предлагает Карисса, – а я открою тебе один секрет.

Колтон заинтригован, но держится настороже.

– Какой секрет?

Карисса улыбается и держит паузу. Колтон скрещивает на груди руки, ожидая лжи или уловки, или того и другого одновременно.

– Может, я знаю, как отсюда выбраться, – сообщает она.

– Хм-м-м… В смысле, каким-то другим путём, не в холодильных контейнерах? – уточняет Кемо.

– Там, снаружи, можно раздобыть кое-какую информацию, если знаешь, где искать. – Карисса пускается в историческую лекцию: – Когда-то давно, до расплетения и появления Да-Зей, военная хунта, управлявшая Бирмой, тайно наняла северо-корейских инженеров, чтобы построить тоннели.

– Для чего? – спрашивает Колтон, всё еще сомневаясь.

Рассказчица пожимает плечами.

– Чтобы сбежать, если будет переворот? Чтобы спрятать оружие? Никто не знает наверняка, но суть в том, что раньше здесь была опиумная ферма, сейчас заготовительный лагерь, а между ними – военный тренировочный полигон. Единственное здание, оставшееся с тех времён, находится в северной части. Старинный храм, превращённый в резиденцию генерала.

– Дом с привидениями! – восклицает Колтон. Карисса смотрит на него с любопытством. – Продолжай, – велит он.

– В общественном нимбе есть фотки храма – ну, как он выглядел много лет назад. Прямо в центре старый колодец, который ведёт в тоннель. Я пыталась найти, где он выходит с противоположной стороны, чтобы пролезть сюда и спасти сестру. Но я знаю только, где начинаются эти тоннели, а не где они кончаются.

– То есть, – замечает Колтон, – они могут вести в другой опорный пункт Да-Зей.

– Или, – настаивает Карисса, – они могут вести к свободе…

• • •

На следующей проверке из строя вырывают целую толпу подростков и тащат на расплетение. Колтон не может понять, по какому принципу отбирают то или иное количество детей и есть ли какая-то периодичность. Он уже свыкся с кошмаром. Привык испытывать облегчение, когда палачи позволяют ему вернуться в убогую камеру. Как будто это повод считать себя победителем.

Сегодня Роден не маячит в отдалении. Он идёт вдоль строя, проверяя повреждения, определяя качество продукции и выявляя тех, кому нужен в врачебный присмотр, чтобы повысить их стоимость. Но понятно, почему доктор здесь на самом деле. Он ищет материал для своих экспериментов. И Колтона озаряет идея. Возможно, плохая, но это отчаянная мера в крайне отчаянной ситуации. Он делает шаг из строя и ждёт, когда его заметят.

Охранник понимает винтовку прикладом вперёд и делает движение, словно собирается ударить нарушителя, но Колтон уверен, что он этого не сделает. Только не на глазах у Сонтхи, который тоже здесь. Нельзя портить товар.

– Я доброволец, – заявляет Колтон, как только ловит на себе взгляд доктора. Он в ужасе от собственных слов, но и возбуждён риском, который берёт на себя. – Я хочу, чтобы вы меня изменили, доктор Роден. Хочу стать чем-то новым, кем-то другим. Кем-то великим.

Роден улыбается так, словно ему вручили идеальный подарок.

– Доброволец. Добровольцы у меня очень редки. Мало кто обладает такой смелостью.

Колтон знает, что Роден уже его застолбил. Не сегодня так завтра или послезавтра он станет пленником доктора. Но теперь он испытуемый, сам того пожелавший. Наверняка это даёт свои преимущества.

– И каким существом ты хотел бы стать? – спрашивает Роден.

Колтон сглатывает и произносит, стараясь звучать как можно убедительнее.

– Отдаю себя на волю вашего воображения.

Роден осматривает его, оценивает, пытается понять его намерения.

– Ты боишься отслоения.

– Мы все боимся, – отвечает Колтон. – Но дело не только в этом. Я хочу чего-то… большего.

Роден поворачивается к охраннику и говорит что-то на бирманском. Охранник кивает. Затем доктор снова обращается к Колтону, улыбаясь:

– Я должен закончить инспекцию. А после поговорим.

Когда доктор уходит, Кемо поворачивается к Колтону. Все спокойствие тайца улетучилось.

– Зачем? – вопрошает сокамерник. – Почему ты это делаешь?

– Чтобы спасти нас, – шепчет Колтон. – Если тоннель существует, я его найду. Дай мне три дня, а на третий день во время поверки потребуй, чтобы тебе показали сестру, – говорит он Кариссе.

– С чего это они согласятся?

– Согласятся, – уверенно отвечает Колтон. Сонтхи сделает это из одного лишь удовольствия посмотреть на её реакцию. – Сложнее всего убедить Кемо и Гэмона пойти с нами, но я в тебя верю, ты что-нибудь придумаешь.

Карисса одаривает его кривой улыбкой.

– Ну ты прямо Беглец из Акрона!

Колтон качает головой.

– Я не герой, просто хочу выжить.

– Уверена, Коннор Ласситер сказал то же самое, когда транкировал юнокопа и взял в заложники десятину.

– А если ты не найдёшь тоннель? – спрашивает Кемо.

– Хуже чем есть уже не будет.

– Тебе – будет, – замечает Кемо, и Колтон с ним согласен. Но он больше не может медленно поджариваться на сковородке. Он готов броситься в огонь.

• • •

Поверка закончена, пленники возвращаются в свои мрачные грязные пеналы. Роден инструктирует охранников на бирманском, или лаосском, или на какой-то смеси из обоих языков. Стражи грубо хватают Колтона, но Роден немедленно их останавливает и делает выговор. Солдаты отпускают Колтона и ведут его в заросший мхом каменный дворец, держась, впрочем, как можно ближе.

– В Зелёной Усадьбе у тебя будет своя комната, – информирует доктор, когда процессия оказывается за железными воротами.

Интересно, знает ли этот энтузиаст-экспериментатор, что все называют дворец Домом с привидениями?

– Мы постараемся удовлетворить все твои нужды.

Доктор машет рукой, на зов прибегает – или приковыливает – Кунал.

– У нас доброволец.

– Да, доктор Роден.

– Отведи его в комнату двадцать три.

– Да, доктор Роден.

Роден поворачивается к Колтону.

– Я учу Кунала английскому. Собираюсь отвезти его на Запад и потрясти весь мир нашими достижениями.

Колтону последнее кажется маловероятным. Доктор явно не в своём уме, примерно, как Правда. Была не в своём уме.

Кунал послушно ведёт пленника-добровольца, а тот осторожно оглядывается по сторонам, стараясь пропускать мимо ушей звуки, исходящие из комнат. От созданий, которых лучше и не пытаться себе представить. Особое внимание Колтон уделяет центру двора. Карисса говорила про колодец, но сейчас на этом месте только огромное шишковатое дерево – то самое, на которое взбирался Кунал по приказу доктора.

– А ты можешь сказать ещё что-нибудь, кроме «Да, доктор Роден»?

– Мой английский всё лучше, – отвечает провожатый.

Колтон смотрит вниз на его кисти, присоединённые к щиколоткам и одетые в кожаные перчатки без пальцев.

– Ты был добровольцем?

Кунал отмалчивается.

– Тебе нравится… что с тобой сделали?

Кунал останавливается и внимательно смотрит на спутника, а тот пытается прочитать его эмоции и не может. Непонятно, друг Кунал или враг. Удалось ли доктору склонить его на свою сторону?

– Мой мозг и тело на месте, – отвечает Кунал. – Лучше уж так.

– Согласен. Но ты не ответил на вопрос.

– Не понимать тебя.

– Думаю, ты понял.

Они добираются до дальнего края двора, здесь странные звуки уже не так слышны. Кунал выбирает из своей увесистой связки старинный ключ и открывает покоробленную деревянную дверь. Комната, как и обещал доктор, выглядит гораздо комфортнее, чем забитая народом камера. Волонтёру – всё самое лучшее.

– Ты жить здесь, – говорит Кунал. – Может, приходит доктор, приносит ланч. Может, я прихожу. Может, никто не приходит.

Колтон снова бросает взгляд на дерево, шелестящее листвой под ветерком.

– А ты когда-нибудь взбирался на самую верхушку? – спрашивает Колтон. – Пробовал? Спорим, ты смог бы?

– Я больше не разговаривать.

Провожатый запирает Колтона и ковыляет по своим делам. Однако час спустя пленник видит через окошко в своей комнате, как Кунал раскачивается на ветках огромного дерева где-то ближе к верхушке.

• • •

В тот же день после полудня Колтона приводят в кабинет доктора на втором этаже, подальше от причудливых звуков, чтобы обсудить будущее добровольца.

– Сколько возможностей, правда?! – с энтузиазмом восклицает Роден.

У Колтона дрожит колено, но это нормально. Он загнал всю свою тревогу в это колено, чтобы она не проявилась где-то ещё.

– На следующей неделе будет доставка, – сообщает Роден. – Крылья странствующего альбатроса, размах три с половиной метра, самый большой в мире. В них вживили человеческую ДНК, чтобы избежать отторжения тканей при межвидовом скрещивании.

Колтон просто кивает, стискивая челюсти. Если он расслабится хоть на секунду, то закричит. Доктор воспринимает его молчание как признак задумчивости.

– Наверное, пытаешься представить, каково это – летать? – Затем смотрит на нижнюю часть тела своего добровольца. – Конечно, человеческие ноги слишком тяжелы для полёта, но ведь они и сделаны для ходьбы. Зачем они, если можешь летать?

Колтон пытается сосредоточиться на информации, с которой доктор начал. Следующая неделя. Значит, его судьба решится не раньше следующей недели. А до этого момента он может найти тоннель и выбраться отсюда.

– Но, возможно, нам надо подумать о том, как подчеркнуть твои карие глаза. Не находишь, что когда глаза на лице, они не слишком заметны? Но представь, что она у тебя на ладонях. Так от них гораздо больше пользы!

– Мне нужно из этого выбрать? – Колтон наконец решается заговорить. – Глаза на ладонях или крылья альбатроса?

Роден хмурит брови.

– У тебя есть идеи получше? Какие-то мечты о возможностях, недоступных убогому человеческому телу?

Колтон делает глубокий вздох. Какую жуть он мог бы предложить? Такую чтобы сохранить значительную часть своего тела? И, что самое важное, такую чтобы потребовалось как можно больше времени на приготовления.

Он представляет себе крылья альбатроса, что наводит его на мысль о Пегасе, а это ведёт к мысли о…

– Кентавр. – Он сам себе не верит: неужели он вообще обдумывает это, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.

Доктор смеется.

– Тянешься к звёздам, да? Кентавр, ярчайшее созвездие в южном полушарии. Ты, как и я, влюблён в мифологию. Уважаю. – Доктор треплет Колтона за подбородок. – Я об этом размышлял, конечно. Но столь амбициозный эксперимент чреват большими сложностями. Нужно сильно согнуть позвоночник, придётся значительно видоизменить нервную систему, да и сама по себе операция… Рискованно. Очень рискованно. – Ещё мгновение он задумчиво смотрит на собеседника и наконец хлопает по столу ладонью. – Но если ты готов принять этот вызов, то я тоже!

Он понимается на ноги, преисполненный вдохновения, а Колтона вдруг пробирает смех. В происходящем нет ничего забавного, но он все равно смеётся, сам не зная почему. Доктор принимает его смех за знак того, что между ними установилась какая-то связь.

– Мы найдём коня, подходящего по размерам. Думаю, гнедого, в тон твоим волосам. Потребуется несколько недель, чтобы вживить человеческую ДНК.

Несколько недель. На такой запас времени Колтон и надеялся. Он уже готов поздравить себя за сообразительность, когда Роден говорит:

– Но сначала мы должны пересадить тебе сердце побольше – наша главная задача на эту неделю.

– Что?

– Ты же не предполагаешь, что слабое человеческое сердце сможет доставлять кровь к твоему крупу?

– Нет, но… разве не нужно время, чтобы и в него вживить человеческую ДНК?

– Обычно нужно, но так случилось, что у меня уже есть готовое сердце. Я планировал создать пару минотавров, чтобы поставить их на входе, но это может подождать. Твоё предложение значительно более увлекательное. – Роден возбуждённо хлопает в ладоши. – Какое чудо мы создадим!

Оглушённый, Колтон вцепляется в подлокотники кресла, молясь о том, чтобы ему удалось сойти с этой дороги, прежде чем она заведёт в страшный тупик.