355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Ярославцев » Меч Шеола (СИ) » Текст книги (страница 9)
Меч Шеола (СИ)
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:58

Текст книги "Меч Шеола (СИ)"


Автор книги: Николай Ярославцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Говорит будто бы Ратимиру. Но глазом на воев косит и говорит так, чтобы они слышали. А пальцы же мечутся за стрелами и лук со стоном гнется под его рукой, бросая стрела в цель.

– В бою, понятное дело, не в чурку, не в доску стрелы мечешь, в человека. Можно и не угадать. Но когда стрел вдвое, в пятеро больше летит и каждая в око угодить может, не у всякого решимости хватит на встречу смерти бежать. Стрела ведь не скажет, в кого она высматривает и выцеливает.

Почти слово в слово выпалил дедкову науку. И плаху пока говорил, всю стрелами утыкал. Ни одна мимо не прошла, хотя все видели, что почти не следил, всем казалось, куда стрелу целит и куда она летит.

– А теперь сами попробуйте можете пока не спешить. Пусть руки при выкнут. Но через день за каждую потерянную стрелу бегать до реки и обратно заставлю. Сколько стрел уроните мимо, столько раз и бегать будете. Пока в чем есть, а там и в полном доспехе.

Ратимир, услышав это, даже крякну. Сурово рассудил Радогор.

– И вовсе не сурово. – пробился в сознание голос парня. – Пусть лучше от меня бегают, чем от врага. Со мной дедко Вран куда строже обходился. А это все равно, что рукой по голове погладил.

Затаил дыхание и в оба глаза уставился на Радогора. Подумал, что может ослышался? Сам так подумал. Но Радогор стоит, как ни в чем не бывало. И пристально следит за тем, как тянут длинные, обмотанные берестой боевые луки, дружинники Смура.

– Так быстрее запомнят – Уже в полный голос заметил он Ратимиру. – А иначе не наука, а забава. И бегать попривыкнут.

Понятное дело, быстрей запомнят, не мог не согласиться с ним старшина, растягивая, как учил радогор, лук Охляби. Не привычно. Но зато пальцы всегда в одном месте. Выцеливать не надо. Води луковищем и руку прями.

– И с коня за спину бить сподручней. Но лук короче должен быть. Такой мешать будет.

Снова услышал он голос Радогор .

– Встань спиной и испытай.

Испытал. Сноровки нет, но стрела сама из пальцев рвется.

Охлябя теребит старшину за рукав.

– Сударь старшина. Лук то мой. – И не сдержался, уколол. – А ну, как не угадаешь в чурку и погонит тебя Радогор до реки-

– Сбегаю…

Воины при словах Охляби сдержанно, так, чтобы не обидеть Ратимира, непотребной веселостью, заулыбались.

– И до коей поры прикажешь нам стрелы метать, сударь Радогор?

Это уж к нему Охлябя повернулся. Подумал, что и к нему с усмешкой. Заглянул в глаза. Глаза смотрели серьезно.

– Сегодня? Пока пальцы не заболят. А как попривыкнут, как огрубеют, то и дольше можно. Жизнь, Охлябя, твоя, а она чаще всего от одной стрелы зависит.

Вои обступили его со всех сторон.

– Это и Охлябе вертоголовому понятно, Радогор. Над душой можно не стоять. Своей волей сюда ходить будем. А мечному бою когда учить будешь? – Нерешительно вымолвил Неждан.

Разохотились ребята. Все сразу им подавай. Ратимир чуть голову наклонил. Мол, пусть ребята порезвятся. Глаза жарче гореть будут.

– Коли просите, быть по вашему. – Решился он откликнуться на выразительный взгляд старшины. – Палиц не наделали, поэтому биться бережно, чтобы не покалечить друг друга. Бой все против всех. Кто один на поле останется, тот и со щитом.

– А что тут не понятного? – Удивился Радогор с легкой усмешкой. – Выбирай кого хочешь и бейся. Побил и нападай на другого, как в ребячьей игре.

Ратимир слету угадал задумку Радогора. Со стороны на них посмотреть хочет, чего и кто стоит определить.

– В бою не перебирают. Кто под руку попался, тот и твой. И чужого перехватить можно. И со спины налететь.

Так и есть. Приглядеться к ним хочет. Их сноровку оценить. А по ним и об остальных судить будет. И как в стрельбе из лука потом что – то поправить, что – то добавить.

– Река на гору! – Взревел Охлябя.

И, подхватив тяжелый круглый крашеный щит, очертя голову ринулся в атаку на кряжистого, заросшего до бровей окладистой бородой, воя. И остановился, услышав властный голос Радогора. Понять можно. Перед Радогором осрамиться не хъочет Охлябя.

– Отставить! Ни какой горы. И тем более, реки. Я сказал, все против всех!

Не слышит Охлябя. Грохнул со всего плеча мечом в край щита повыше умбона и тут же подставил под удар свой.

Бой сразу развалился на поединки и разбежался по всему полю перед стеной.

Радогор поскучнел лицом. И, заметив на себе острый испытующий взгляд Ратимира, проворчал.

– Как дрова колют.

– Щит… Пока пробьешься через него…

– А зачем ломиться через него? – Удивился Радогор.

– Щит на то и нужен, чтобы закрыться.

В глазах Радогора появилось нескрываемое удивление.

– Да? Кто бы мог подумать. – Спросил он. – Охлябя! И тот, второй, бородатый. Оба ко мне.

Парень неохотно опустил свой меч и, утирая пот с распаренного меча, подошел к нему. За ним, бросая на Охлябю сердитые взгляды, подошел и второй. Бой, судя по их лицам, разгорался не шуточный. Остальные встали полукругом.

– Щит, Ратимир, хорош тогда, когда надо продавить оборону. Или, как стеной, удержать атаку. А не бегать с ним по всему полю. И мечом в него колотить себе в удовольствие, только надсаду наживешь. Нападай, Охлябя. И ты тоже. Кто – нибудь, дайте мне меч.

Охлябя будто только этого и ждал. Выставил вперед щит и сразу же нанес удар сверху, в плечо наискосок. Радогор качнулся в сторону, не сходя с места. Перехватил удар кончиком своего меча, неуловимо быстрым движением отвел его в сторону. А его меч, продолжая движение, описал плавную дугу по низу… режущий удар чуть повыше ступней под, поднятым для отражения атаки, щитом.

– И больше он уже к тебе, Охлябя, с подрезанными жилами приставать не будет. Можешь делать с ним, что захочешь. А по мне так пусть лежит смирнехонько. Или так…

Поманил клинком к себе бородатого.

– Нападай…

И снова легким щелчком, почти не шевельнув мечом, остановил атаку. Придержал чужой меч лезвием. Повернулся на пятке и его боевой нож, бог весть когда, появившийся в его руке, уперся в ребра мужика.

– И жене остается только слезы лить. К тому же на редкость горькие.

Скосил глаза на Охлябю и назидательно, как старший младшему, сказал.

– Меч, Охлябя, не только рубит, но и режет. И ни к чему хлестать со всего плеча, если хочешь. Удержи его на длине меча, тогда тебя никто не достанет. Зато ты сам… – Меч Радогора закрутился в вихре нескончаемых атак. – всегда можешь до него дотянуться, стоит делать только так… или так.

За его мечом не уследить. Кажется, что не один, десяток клинков режут воздух вокруг Охляби и его незадачливого противника.

– Падай, Охлябя, ты убит. – Клинком указал куда, по его мнению, должен был упасть парень. И кивнул мужику. – И ты рядом вались. Куда ты убитый пойдешь?

Охлябя, дурачась, повалился на землю, сложил руки на груди и закатил глаза.

– Вставай. Теперь нападайте снова. И следи за ногами. Атака начинается там. – Предупредил он.

Но бойцы вряд ли слышал его, обрушив сразу свои мечи на его голову. Встретил их своим клинком, вывернулся ужом… И вот он уже за их спиной, а его меч вычерчивает гролзные узоры за их спиной.

– Он, – Радогор ни разу еще не назвал врага врагом, отметил для себя Ратимир. – как говорил дедко Вран, должен с первого взгляда, с первого удара угадать ты…

Радогор запнулся, в поисках нужного, а более того, точного и емкого слова. А меч его продолжал вязать вокруг них невидимые кружева, не давая сдвинуться с места.

– Ты бьешься не для того, чтобы спасти свою жизнь. Ты пришел убить его, отнять его жизнь. А жизнь для тебя нее главное. Когда же поймет это, будет страшиться тебя. И думать будет скорее о том, как уберечь свою жизнь, а не о том как забрать твою. А раз так, делай с ним, что хочешь.

Ратимир, затаив дыхание, следил за ним. И, больше того, за его речью. Даром, что побывал не в одной сече, сам жаловал своим мечом, и его жаловали. А оторвать глаз от меча Радогора не мог.

«Не воина – дружинника, – понял он, наконец, – делал из парня неведомый и загадочный волхв. Бойца – одиночку. Для которого победить, значит убить. Потому, что только мертвый враг никогда больше не встанет на его пути. Вот, что занимало его мысли все эти дни.

И если он, Ратимр, опытный воин, следил за ним, затаив дыхание, то что говорить о воях. С нескрываемым ужасом и, одновременно, с восхищением смотрели они на Радогора и его меч. И хотя этот меч ни разу не коснулся ни Охляби, ни кого другого, но все они кожей чувствовали, как сталь клинка проникает через их доспехи. И как без хруста вспарывает их тела. Или кромсает сухожилия на руках и ногах.

– А теперь медленно покажу, а вы расступитесь, как можно и вместе со мной повторяйте то, что буду показывать. Щиты пока оставьте. Мешать будут.

Встал в стойку, готовясь отразить атаку. Клинок смотрит вниз и вперед… Блок… шаг в сторону…атака.

Ратимир с трудом сдерживал себя, чтобы не встать рядом с воями Смура, но ловил каждое движение, чтобы сохранить в памяти.

Блок… Атака… И сразу перенос атаки неуловимым движением ног. Каждое движение отточено до совершенства, когда руки и ноги. Когда само тело вершит таинство боя. По себе Ратимир знал, не из каждого воя настоящего бойца сделать можно. А уж такого вылепить, одного из многих и то если повезет.

А Радогор и сам не заметил, как увлекся. Раз за разом показывал каждый прием, пока не видел, что с грехом пополам, но запомнили. А потом ходил между воями, чтобы кому – то меч поправить, кому то ногу поставить, чтобы рука точнее шла.

Вдруг его взгляд остановился на Ратимире, и он густо покраснел. Заигрался и совсем забыл, что старшина ждет его и заставил ждать себя.

– Прости, сударь Ратимир, что время у тебя отнял. – и повернулся к воям. – Примите. Чей меч?

Подождал, пока хозяин меча заберет свое оружие у него. А вои между тем снова столпились вокруг него.

– Того, что показал ныне, иным до самой смерти хватит. – умолк, раздумывая правильно ли поймут его слова. И поправился. – Чтобы от смерти уберечься. Но повторять, то что узнали, надо каждый день и без устали. Чтобы и рука помнила и ноги не забыли. А завтра уж без мечей, палицами биться будете, чтобы тела могли коснуться.

И остановился, думая, все ли сказал. А если сказал, то не увидят ли в сказанном какой обиды. И, словно извиняясь, неловко пробормотал.

– Я и сам, прежде, чем получаться начало мало – мальски, не одну синюху вытаскал. И пальцы в кровь жилами истирал. И запястье бил до костей жилами. Дедко Вран говорил, может так случиться, что и времени может не быть, чтобы руку в рукавицу сунуть. А теперь уж и не надо как бы. Рука в том месте, как кость отвердела. И пальцы притерпелись и пообвыкли.

Ратимир слушает, откинув голову назад. Одним глазом на Радогора смотрит, другим по лицам воинов скользит.

Не часто встретишь в жизни воина, который вот так легко и просто и ни чуть не медля, откроет кому – то свой заветный удар. Иные так и уносят их с собой в могилу. А парнишка разом выложил на ладошке с десяток. Да еще каких! Каких не только этим ребятам, но и Ратимиру не приходилось видеть и один страшней другого.

Чтобы сказал ему на это его волхв?

Думается по голове бы не погладил.

– Завтра снова приду, коли позовете. Сейчас же одних оставлю. И без того старшину Ратимира ждать заставил.

Глава 7

С того дня Радогор все свое время проводил на пустыре за крепостной стеной, если так можно было городской тын из заостренных бревен вековых деревьев. С раннего утра и до позднего вечера гонял он до седьмого пота воев Смура без всякой жалости и сострадания. Бывало и сам брал в руки деревянную палицу. Показывал. Как выстраивать защиту и готовить атаку, как прятать удар и мгновенно переходить в нападение. Ребята и сами себя не жалели, а чаще всего увлекшись, с таким ожесточением хлестали друг друга, что Радогор был вынужден вмешиваться и останавливать бой.

– Взор, ребята, у бойца должен быть всегда чист. Тело пусть безумствует, если ему так хочется. А глаза должны все видеть и замечать. Так говорил мне старый волхв. Вскружит голову злоба или азарт, считай смерть пришла… В бою тот побеждает, у кого рассудок чистым остается.

Помогало, но не надолго. А он пока особо и не настаивал. По себе знал, не сразу рассудок возьмет верх над азартом.

И они расходились по домам, чаще всего, разукрашенные синюхами и ссадинами, веселясь и хохоча во все горло.

К вечеру настолько выматывался, что до постоялого двора сил не было идти и обходился тем, что приносили Охлябя или Неждан. Или кто – нибудь из воевов.

Иногда приходил воевода Смур, а чаще же наведывался на пустырь старшина Ратимир. Вставали поодаль, в сторонке, чтобы не привлекать к себе внимания и не мешать ни воям, ни Радогору. Не отвлекали их вопросами, не лезли с советами. Стояли молча, лишь изредка обмениваясь, коротким многозначительными взглядами или парой, тройкой слов. И так же молча незаметно, уходили, вспомнив, что и у них есть кое – какие дела.

Бэру тоже скоро наскучило это зрелище, или вспомнил однажды, что он не кто – нибудь, не дворовая шавка, а грозный хозяин леса, встал и подался к опушке, предупредив из приличия его ворчанием.

У врана терпения оказалось больше, но и он спустя день после ухода бэра, слетел с плеча и скрылся там же, где накануне пропал и бэр. А вернулся только поздним вечером, пробравшись в избу через открытое волоковое оконце к изумлению Радогора. А утром тем же путем исчез снова.

– И то верно. – Решил Радогор. – Что им в граде делать, вольным тварям? И куда их потом? Не в клетку же? И не на цепь. Долго ли до неприятностей? То мальчонка глупый из озорства камнем или палкой запустит. Или перепугает кого. В городе что ни день новые люди. Лодия ушла, лодия пришла. И возами везут, везут, везут…

Радогор, – Как то, глядя на его меч хмурым, не любезным взглядом, посоветовал Радогор. – Ты бы меньше показывался в городе. Говорил я уже тебе… так Ии тянет он к себе взгляды. Больших денег стоит такой меч, даже без всяких тайн. Народ же в городе всякий бывает.

Радогор вздернул брови.

– Прятаться мне что ли сейчас всю жизнь?

То, что народ в городе всякий бывает и он сам знал, и сам видел. Торжище, о каких прежде и понятия не имел и народу тьмы всякого. Видел. Как– то и вовсе встретил таких, в которых и людей признать трудно. Телом широки. Лица красные. То ли на солнце обгорели, то ли зимней стужей и ветром студеным обожжены. Про лица сам угадал потому, как шерстью обросли до самых бровей. Волосы на голове от рождения не стрижены и не чесаны. Одни глаза светятся. На головах шеломы круглые. А на шеломах рога бычьи торчат. Доспех из толстой не гнущейся кожи. За спиной из – за пояса топор с двумя лезвиями. На поясе меч в ладонь шириной. По другую сторону боевой нож, чуть короче меча. Идут безбоязненно, людей толкают, воев задирают и женщин задирают.

Но прятаться?

Ратимир, шли вместе вечером на постоялый двор, поймал его удивленный взгляд и угрюмо пояснил.

– Из полночных стран. Море там студеное. Лед же и летом плавает по воде. Земля бесприютная и каменистая. Не родная.

– Чем живут тогда?

– На морского зверя охотятся. Или в чужих землях дружинниками служат. Народ безбоязненный, своевольный и до всевозможных безобразий жаден. Одно слово – ярлы северные.

Ратимиру эти люди не понравились.

Еще меньше понравились они бэру. Окинул их Ягодка взглядом крохотных умных глазок и заворчал, разглядев на их плечах медвежьи, хорошо выделанные шкуры. И уж совсем рассердился, когда попалась ему на глаза медвежья морда, украшающая боевой шлем.

– Они не только медвежьи морды на головы вешают. И кабаньи любят туда же вешать, поверх шелома. Чтобы страхом сразу всех пронять до самых пят. И в бою им уподобляются, зверям то есть. Аж пена изо рта хлещет от злобы, до того звереют. И себя не помнят… И лодии своим теми же харями украшают. А на реке или на море им лучше не попадаться. Верная смерть. Мы как-то попали на них, так еле ноги унесли.

Радогор, внимательно слушая его, оглянулся и сразу наткнулся на цепкий, колючий взгляд.

– Вот я тебе и говорю, Радогор, лучше бы тебе в городу не появляться от греха подальше. – повторил Ратимир уже тверже, понимая, что вряд ли он его послушает. С норовом парень родился. И в силу свою верит. И на этих ярлов, не к ночи будь помянуты, еще захочет посмотреть.

А той же ночью Радогора сны одолели. И один другого гаже. До зверь неведомый за ним крался. На зверином теле туловище птичья голова с изогнутым соколиным клювом. И тем клювом к его пяткам подбирался. Когтистые лапы землю выбрасывают на бегу. И глаза кровью залиты. И то ли клекочет, то ли рычит, но голос его Ягодке не перекричать. А Радко бежит, бежит и убежать не может. И ноги не слушаются. Но не от страха. Будто бы кто – то наговоры наговаривает. Потому, что кроме этого зверя есть еще кто – то, чей глаз следит неотрывно за ним.

И тянется к нему жесткая, поросшая рыжим волосом, лапа, чтобы разодрать в клочья грудину в том месте. Где суматошно колотится его сердце. А другая рука змеей ползет к, висящему над изголовьем, мечу.

Хочет проснуться Радогор и не может.

Закричать пытается, а вместо крика только рот разевает беззвучно.

Рука же дернулась и все – таки добралась до него.

– Радогор! очнись! – Зовет его кто – то. Голос далекий, еле различимый. Тонет в беспросветной темноте. – Да очнись же ты.

Собрался с силами и открыл глаза. И увидел, что над ним склонился Охлябя. Глаза округлились от испуга.

– Да, очнись же ты. – Теребит его парень. – хорошо, что я один здесь сегодня ночую. Всех бы переполошил своим криком. Кричишь, будто режут.

А за Охлябей, над плечом глаза. Цепкие, колючие. Как те, что жгли его тогда, когда он с Ратимиром возвращался на постоялый двор.

Неуловимо быстрым движением поймал рукоять ножа и без замаха, над головой Охляби, запустил его прямо в эти немигающие завораживающие глаза. Но еще раньше его броска глаза пропали, как растаяли. А нож остановился в шаге от стены, повисел в воздухе и со стуком упал на пол. Радогор метнулся за мечом, сжал рукоять в ладони и туда, за ножом, грубо отшвырнув Охлябю плечом. Камни в глазницах диковинного зверя зажглись неистовым огнем, как те глаза в которые целил он своим боевым ножом, выхватывая из темноты и Охлябю, и тот угол, до которого так и не долетел его нож. Из угла дохнуло в лицо могильным холодом. Но никого нет. Пусто.

– Ошалел! – Снова взревел Охлябя, поднимаясь с пола и почесывая ушибленное плечо. – А если бы я о лавку косицей бахнулся, и что? Рядом со старостой моститься? А я не староста. По мне на тризне бражничать не будут. Понимать надо!

Но Радогор его не слышал, хотя сам видел, что имел парень право на обиду. Распахнул ногой двери и скатился с низкого крыльца головой вперед, нырком. На тот случай, если надумают стрелой встретить. И сразу откатился в сторону. И огляделся.

Ни кого. И ни чего.

Только мертвящий зимний холод, даром, что на дворе летняя ночь. И с голым брюхом не замерзнешь

Уже без опаски вернулся в избу.

Зря не прислушался к Ратимиру.

Волшба! И сон волшба. И глаза она же, волшба. Черная волшба. Чернее не куда. Та, от которой его предостерегал дедко Вран.

Но зачем? Кому он нужен, безусый юнец? Или в самом деле не напрасно столько лет скрывал этот меч старый волхв под своей домовиной? А он, не подумав, по дикой глупости, явил его всему свету и разбудил в чьей – то черной душе черную же зависть.

– Ты, что развоевался сегодня, Радогор? То во сне орал, как дикий зверь, как и бэру твоему не орать. То с мечом по городу бегаешь в чем мать родила. Блажишь на весь свет. И в меня ножом едва не угадал.

– Привиделось. – Хмуро отозвался он, садясь на лавку. Но меч на колышек возвращать раздумал, рядом с собой, к стенке бережно положил. И сам лег на спину, забросив руки под голову.

Глаза зверя в рукояти его меча медленно тускнели.

– Спи, Охлябя. Больше не помешаю.

Но опять не угадал.

Хоть и не кричал, и не метался, но до утра почти не спал. Тоже было и на следующую ночь. И днем чувствовал на себе чужой пристальный взгляд. Оглядывался незаметно, ежился по ненавидящим глазом и только тогда на время забывался, когда перехватывал у кого то из бойцов деревянную палицу, чтобы показать правильную стойку или поправить неумелую руку.

В один же из следующих дней произошло вообще необъяснимое. Стрела, выпущенная в деревянную чурку, вдруг вильнула оперением. – на ту беду он, Ратимир и воевода Смур стояли в пяти шагах от деревянных плах, которые служили воям мишенями, и свернула в их сторону. Ратимир и Смур о чем – то в пол – голоса разговаривали, отвернувшись от него. И стрелы не видели. А сам Радогор внимательно следил за тем, как его ученики выпускают в мишени стрелу за стрелой. И стрелу заметил так поздно, что ни криком, ни рукой предупредить их уже не мог. И сделал то единственное, что было еще в его силах. Понимая, что вряд ли успеет, все же выбросил руку вперед, чтобы поймать стрелу.

Воевода, уловивший молниеносное движение его руки, вскинул голову и с удивлением увидел в его ладони зажатую стрелу. Но Радогор, сам не ожидавший, что успеет перехватить летящую смерть в воздухе, пожал плечами. И, глядя на сконфуженного парня, покачал головой.

– Я не хотел, Радогор. – Попытался оправдаться Неждан. – Сам не пойму, как вышло.

Радогор промолчал. Повернулся к Смуру и тихо попросил.

– Сударь воевода, и ты, Ратимир… вам бы лучше дальше, в сторону отойти.

Но Смур все еще, как зачарованный, смотрел на стрелу в его руке и просьбу пропустил мимо ушей. Потом поднял удивленный взгляд на Радогора. И снова вернул его на стрелу, хлопая глазами. Не сводил со стрелы глаз и Ратимир.

– Неждан! Лешак тебя задери! Неук косорукий! – наконец, выдохнул Смур, и погрозил парню, внушительного размера, кулаком.

– Оставь его, сударь Смур! Парень только учится. – вступился за него Радогор и, как в ознобе, передернул плечами. Показалось, что ненавистные глаза гадко ухмыляются. – сами виноваты. Встали рядом с мишенью.

– Да, до нее бежать пол – дня! – гнев Смура только начал разгораться. – А если бы подстрелил? Тогда что?

Ратимир все еще не сводил глаз со стрелы.

– Как ты так, Радогор? – Спросил он. И для уверенности коснулся стрелы указательным пальцем, чтобы проверить настоящая ли. Стрела без изъянов. Самая настоящая, с каленым наконечником. Кольчугу прошибет.

– Что как?

– Как стрелу словить успел? – пришлось повторить вопрос.

– Медленно летела… – Неохотно выдавил из себя Радогор, чуть не в толчки отправляя воеводу дальше от мишеней.

– А еще можешь?

–Не греши, Ратимир – Встревожился воевода. – Слыхано ли дело, стрелу рукой ловить? Убьют ненароком, потом грех до смерти не отмолить. И воев он мне еще на ноги поставить не успел.

– В том то и дела, что слыханное. Но видеть не приходилось. Сейчас первый раз увидел.

Радогор нахмурился еще больше. Снова пожал плечами и пошел к злосчастной мишени, в которую стрелял Неждан, и закрыл ее собой.

– Стрелу клади! – Твердо скомандовал он. – Цель в око!

И взмахом руки удержал Смура, который кинулся было к нему, чтобы успеть оттащить его из – под стрел.

Вои в нерешительности стояли, переминаясь с ноги на ноги.

– А ну, как сорвется?

– Мне снова велеть? – Радогор на туго сжал губы. – Стрелу клади!

Выждал время, следя за каждой рукой и прислушиваясь к скрипу каждого лука.

– Стрелой бей!

Запели туго натянутые жилы. Порскнули стрелы и меч вылетел из нож, закрутился, описывая сверкающие круги, выхватил из воздуха, летящие в него стрелы, и уронил их к ногам. Последнюю выловил рукой и подал ее Ратимиру.

– Я же говорю, медленно летают.

И вздрогнул. Снова те же глаза привиделись ему. Глядят неотрывно из – за кромки леса. Тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, глаза исчезли.

– Этому тоже волхв научил? – Спросил, сглатывая слюну, Ратимир. – Меня аж мороз пробрал.

– Дедко Вран говорил, что далеко от наших земель живет народ, которые такие забавы устраивает. А у меня само получилось.

Говорил он неохотно, стараясь побороть наваждение.

Но Ратимир не поверил ему. Не получится такое без колдовства. Не может человек сам собой стрелу опередить.

– И все – таки не могу понять я, Радогор, как твой волхв позволил убить себя, когда такое умел, о чем и думать нельзя? – Смур, не скрывая своих сомнений, покачал головой.

– Стрела в спину кого хочешь убьет. Врасплох застали. Безоружного. – Вместо Радогора ответил Ратимир. И для убедительности укоризненно покачал головой. – Или сам не знаешь, как это бывает?

И глядя на стрелы, которые все еще торчали в мишенях, неуверенно предложил.

– А не пойти ли нам к Невзгоде, друзья? Воям и без нас есть, чем заняться. Не будем их смущать своим присутствием.

Смур, подумав, согласился.

– А ты, Радогор?

Не ответив, Радогор последовал за ними.

Но в городских воротах воевода отстал. Разлаялись мужики. Не поделили место в очереди. Не рассуди, так и оглобли из телег вывернут, чтобы свою правоту доказать. А что вывернут, в этом ни каких сомнений не было. И кровь по бороде… У кого – то уже синюха под глазом, у кого – то всю щеку закрыла. И брань такая висит за воротами, что в пору уши заткнув, прочь бежать.

Воевода бросил на мужиков удрученный взгляд, сказал.

– Идите. Я догоню.

Пришлось оставить среди разъяренной толпы.

В трактире гам и крики, не привычные для такого времени, хотя и люду в трактире не много. И то подумать, кто в разгар торгов с торжища убежит, чтобы хмельным разговляться? Разве тот, кто товар сбыл и новым лодию забил, удачу празднует. О лодейщиках говорить не приходится. У тех всегда дело на судах найдется. А если и сядут за стол с ковшом в руке, так только поздним вечером.

– Северные ярлы бражничают. – Услышал он шепот Радогору. – Когда выпьют, ни в чем меры не знают. Задирают всякого, кто на глаза попадется. К женкам чужим пристают. А что до девок, так не одну не пропустят, хоть ревом реви. Невзгоде же от таких гостей одни убытки. Мало того, что народ распугают, так еще и расплатиться забудут за все, что наели и напили.

Бражники обернулись на стук дверей. Но Ратимир и Радогор прошли мимо не обращая внимания на них к своему излюбленному месту в дальнем полутемном углу, выглядывая Невзгоду. Тот, заметив их, выглянул из – за очага, в котором запекался целиковый барашек. И жалобно посмотрел на них, умоляя взглядом подождать. На щеке хозяина багровело пятно, о происхождении которого не надо было и гадать. Оставила след нетерпеливая десница.

– Не надо было заходить. – С сожалением в голосе проговорил Ратимир. – Перепелись, а скандал затевать не с кем.

И громко позвал.

– Друг Невзгода! Покорми нас на скорую руку. Торопимся.

– А как же воевода? – Удивился Радогор. – Тоже натоптался с нами. И у ворот сейчас еще натолчется.

– Теперь уж не скоро его дождемся. По себе знаю.

Просьба Ратимира, обращенная к трактирщику, очевидно пришлась не по душе подгулявшим гостям с полуночи потому, что пьяный рев мгновенно стих и тут же возобновился, усилившись многократно. И голоса звучали грозно и угрожающе.

– Барашка того, что висит у тебя сейчас над огнем нам с Радогором хватит. А к приходу воеводы придумаешь что – нибудь, чтобы голодом его не оставить. Но упоминание о воеводе, как понял, должно было охладить разгорячившихся гостей.

Радогор с удивлением посмотрел на обычно сдержанного старшину. Его слова явно грозили если не дракой, то скандалом уж наверняка.

– Иначе нельзя. Могут подумать, что испугались и уж точно полезут с кулаками. – Чуть заметно шевеля губами, ответил ему старшина, полагая, что и так парень разберет его слова. И уже не терпеливо предупредил Невзгоду. – И поспеши, дружище. Воеводу ждем, я сказал. А ему по кабакам прохлаждаться некогда.

Бражники переглянулись. И с лавки с трудом поднялся один из них, широкорожий и грузный от выпитого без меры, вой. С бранью и проклятиями затопал к ним, натыкаясь на столы, переворачивая столы и давя ногами посуду, слетевшую со столов. Остановился у их стола и навалился на него. уперев толстые, поросшие густой рыжей шерсть, руки, и, покачиваясь, уставил взгляд на Ратимира. Глаза мутные, а в них недоумение. Понять не может, по чему, по какому такому праву рты открывают все, кому не лень. В лицо Радогора ударил застарелый, острый запах пота. И давнего перегара. Не удержавшись, он поморщился от отвращения.

– А не пошел бы, мил человек… – Уже ненавидя его, выговорил Радогор, но от продолжения, поймав на себе строгий взгляд старшины, удержался.

Но выпиха не расслышал его слов. И продолжал раскачиваться над столом.

Невзгода, боясь навлечь на себя гнев беспокойных гостей, не решился выходить из – за очага и позвал на помощь Барсучиху. Но оказалось, что он и не догадывался, чем рискует. Как только она оказалось в опасной близости к ним, как тут же, – а была она женщиной средних лет и пьяному взгляду могла показаться совсем не дурнушкой, дерзкая рука обхватила ее за пояс и под дикий хохот приятелей бросила ее на колени. Женщина взвизгнула от страха и забилась, пытаясь высвободиться. Но где же ей было побороть дюжего мужика, хотя и хмельного до скотства.

Радогор начал подниматься с лавки, но Ратимир удержал его взглядом.

– А не чужой ли ты, малец, меч носишь? – Собравшись с силами, выдохнул бородач. И потянулся к мечу.

Но потерял равновесие и едва не ткнулся бородой в стол. А Радогор перехватил его руку, зажал в ладони его пальцы и Ратимир расслышал хруст ломающихся костей.

– Уйди сам. – Прошептал он в пьяное лицо. Глаза посинели от ненависти и на Ратимира дохнуло холодом. – И уйдешь живым.

Пьяный не удержал крика от боли и почти вдвое переломился в пояснице. А Радогор, не тратясь больше на слова, вышагнул из – за стола и направился к развеселой кампании, по прежнему удерживая искалеченные пальцы в своей руке и, продолжая уродовать их. Бородач послушно шел, если можно было назвать ходьбой то, как судорожно он переставлял ноги, или пускался в прискочку, выгибая спину от боли.

А Радогор остановился около стола, обвел невольного пленника вокруг него и, чуть прижав искалеченные пальцы, вернул его на место.

Ратимир, предчувствуя неприятности, незаметно, обогнув очаг, зашел кампании за спину.

– Сиди смирно. – Заботливо предупредил он. Разом протрезвевшего воя, и обвел присутствующих быстрым взглядом. Вино здесь лилось не ковшами, ушатами. Бороды залиты вином и жиром. – Упадешь.

Без паузы, наклонился и легко развел руки, удерживающие трактирщицу, на глазах ошалевшей от его дерзости, пьяни и тихо велел.

– Беги отсюда, женщина, и поскорее.

Первым опомнился тот, у кого он отнял его, как всем казалось, законную добычу. Из его горла вырвался яростный рев. Он вскочил, опрокидывая лавку, и разразившись похабной, как догадался Радогор, бранью и замысловатыми, – что с него взять, моряк, – проклятиями, бросился на Радогора. Замахнулся во всю пьяную ширь… и его кулак пролетел мимо лица обидчика. А Радогор качнулся в сторону, пропустил, направленный в лицо, удар, перехватил руку и развернулся на каблуках. Забияка не удержал равновесия и ткнулся мордой в стол А его рука переломилась с громким хрустом. Кость порвала грубую кожу и вылезла наружу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю