Текст книги "Меч Шеола (СИ)"

Автор книги: Николай Ярославцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Двери на поверхе гнусно скрипнули и он, подхватив рукой княжну, заспешил, поднимаясь по ступеням. А мужик, провожая его. Наполненным ужасом, взглядом, попятился к приятелям. Пережитый страх и пересохшее горло настойчиво требовали залить все это парой, тройкой добрых кружек вина. И кружка была тотчас наполнена до краев, и даже с горкой. Жадно поднес ее к губам, но не успел сделать и глотка, как все его тело содрогнулась в судорогах, а изо рта на стол и на портки полилось все, съеденное и выпитое им за время дождей.

Радогор, услышав характерные звуки, обернулся и укоризненно покачал головой.

– Я же предупреждал, ласково проговорил он, Людям, сударь мой, верить надо, когда они тебе добра желают. Знай же, так будет всякий раз, когда ты надумаешь поднести кружку с этим зельем к губам. Но жить будешь долго.

Повернулся и скрылся в поверхе, успев пробормотать.

– Хотя я и сам не знаю, что хуже.

Лада, не выдержав, громко засмеялась.

– И кто, спрошу я тебя, твоя милость, из нас двоих добрее? – Сквозь смех, с трудом выговорила она. – Я просто изувечила его, причем жалеючи, а ты до конца дней сделал его глуубоко несчастным.

– Зато жить будет. – Уже с полным равнодушием к чужой беде, отмахнулся он и, отодвинув трактирщика в сторону, шагнул в жилье и одобрительно покачал головой. – Умеешь ведь, когда захочешь. Про коней не забудь. Тварь бессловесная, сама не попросит.

– Уже, господин, уже. – заторопился хозяин. – Все исполнено, как твоя милость, пожелала. И очажок затоплен, и лохань с горячей водой стоит.

Услышав про лохань с горячей водой, Влада пискнула, бесцеремонно захлопнула двери перед носом трактирщика. И заторопилась, на бегу расстегивая пояс и пряжки перевязи.

– Радо, помоги…

Промокшие и раскисшие сапожки, «вокруг ножки» ни в какую не хотели повиноваться ее рукам, как она не старалась. – держись за лавку.

И сапоги один за другим полетели к очагу.

Тусклый огонь, от плавающего в плошке, фитиля неохотно освещал их нечаянное пристанище. Взгляд Радогора пробежал к заставленными не хитрыми, но обильными кушаниями, столу, по застеленной меховой полостью, широкой лавке. И остановился на не глубокой, но широкой, на столько, что в ней можно было сидеть, лохани.

Лада, прыгая на одной ноге, пыталась освободиться от портков и с вожделением глядела на манящую лохань.

– Садись, помогу. – Засмеялся он, глядя на матово белеющее тело. – Упадешь.

Послушно плюхнулась на лавку и он одним движением сдернул с нее скользкие, не послушные портки и отправил их туда же, куда и сапоги.

– Ой, хорошо то как! – Закрыв глаза, простонала она, оказавшись в воде и не решаясь сесть. – Горячо!

– И куда же, позволь тебя спросить госпожа моя, тянулась бесстыдная рука?

– Сюда! – Приподнялась над лоханью и взглядом указала на тугую, гладкую ягодицу. – К холке. Зря руку не оторвала. В другой раз бы не потянулся.

– А я его понимаю. – засмеялся Радогор. сам бы потянулся к такой красоте.

Но Влада шутки не приняла, хотя и порозовела от удовольствия.

– Ты хоть до синюх защипли, я и не охну. Еще и сама подставлю. – Отрезала она, опускаясьв воду. – А другие на чужое добро пусть не зарятся. Не для них припасала.

И умоляюще попросила.

– Поливай меня из кружки, Радо!

Радогор, который развешивал над очагом ее одежду, засмеялся.

– Не усни в воде.

– Вынесешь. – Бестрепетно отозвалась она и блаженно закрыла глаза. – Только покормить не забудь.

И просидела в воде, пока вода не остыла. Выбралась из лохани и виновато пробормотала.

– Тебе всю воду выстудила. – И сокрушенно, ушлая девка, покачала головой. – Так торопилась, что и рубахи лишней не взяла. Ходи теперь так, пока все не высохнет, свети, чем попало.

– Я взял. – Успокоил ее Радогор, с улыбкой следя за тем, как она усаживается за стол и выбирает взглядом, с чего бы начать. – Но все промокло. Даже сухари. Завтра все пересушивать придется.

– Ну и ладно. Все равно ни кто не видит. – Легко ответила она. Зубы ее заработали без устали, перемалывая уже остывший ужин. – Ни когда еще так вкусно не ела. Только про ворону мне не говри. Рассержусь. Сама не знаю как…

И с облегчением вздохнула.

– Думала, лопну, а все куда то лезет и лезет.

И прямо от стола прыгнула на лавку и забралась под полость.

– Ты долго не сиди, а тоя не усну. – Уже сквозь сон пробормотала она. Но вдруг подняла голову и с беспокойством спросила. – А родичи твои, Радо, сегодня не придут?

– Не придут. Спи. – Неохотно ответил он. – за окаем ушли. Там нас ждать будут.

– Сказала же, не усну.

Опустила голову на изголовье и тут же уснула.

Утром проснулась и виновато отвела глаза в сторону, ворча на себя, сонливую колоду. Потом заглянула в зарешеченное оконце. Дождь, показалось, только входил в силу, утопив город в грязи и потоках воды.

Радогор, уже одетый, сидел у стола и прислушивался к, потрескивающим в очаге, дровам. В ногах увидела свою просушенную одежду и простое белое платье.

– Вставай, соня, завтрак на столе.

– Я еще посплю. – Пробормотала и снова закрыла глаза. – Все равно втакой ливень не поедем.

Только рубашку одень.

– Кто – то меня видит. – Сквозь сон пробормотала она и заползла под полость с головой. – Все не съешь. Мне оставь. Проснусь голодная.

Спорить не стал и, придержав двери, чтобы не скрипели, вышел из комнаты, закрыв двери на замок. Влада и глаз не октрыла. Вдоль стенки, опасаясь скрипучих ступеней, спустился по шаткой лестнице вниз. в трактир. И огляделся, приучая глаза к полумраку.

За исключением нескольких человек. Гости были прежние. А кампания мужика, покаленного Владой, казалось, и на ночь не расходилась. Заслышав его шаги, дружно повернулись к нему и мужик подхватился навстречу.

– С ночи жду тебя, твоя милость. – С мольбой в голосе, заговорил он чуть не плача. – Переблевался весь. Все пьют, как люди и только у меня все, что не выпью, поперек горла встает.

– И что? – Холодно спросил Радогор.

– Верни все, как было. Сил моих нет больше терпеть. – Мужик явно собирался рухнуть перед ним на колени под сочувственные взгляды собутыльников.

Но Радогор остановил его взглядом.

– Детишек я у тебя пятерых насчитал. Или ошибся?

– Пятеро. Был боьше. Да один сразу мертвеньким родился. Остальные так померли, в зиму.

– Ты до весны не до доживешь. Женка твоя у избешки той зимой все углы истопит, а потом в лес пойдет за дровами и не вернется. Звери задерут. Ребятишки твои в куски пойдут и на дорогах сгинут. – С холодным спокойствием произнес Радогор и взглядом придавил его к лавке. – Ты хочешь этого? Если хочешь, если не будут они приходить к тебе по ночам твоя женка с детишками. Сниму зарок. Садись и пей.

Мужик с ужасом смотрел на Радогора, валясь на лавку, а приятели смотрели теми же взглядами на него.

– Не веришь мне, поверь своим глазам. – Теперь Радогор говорил уже, с трудом сдерживая злобу. И коснулся кончиками пальцев лба. – Гляди и ничего не пропускай.

Сзади, за его спиной топтался, переминаясь с ноги на ногу, трактищик. Радогор, раздосадованный упрямством мужика, недовольно покосился на него.

– Чего тебе?

– Так, что, твоя милость, лошадей обиходил, как велено было. И зерна им засыпал полной мерой не жалеючи. И травки зеленой велел нарвать

– Спасибо, дружище. Я видел. – Просто и без тени важности, ответил Радогор. Запустил пальцы за пояс и извлек монету. – Держи. Все, что мы с собой в дорогу брали, только выбросить осталось. А ты посуши, братец, сухариков. Да окорок закопти покруче. Уезжать будем, доплачу.

– Исполню, твоя милость. – Трактирщик чуть не вдвое согнулся перед ним, увидев а ладони золотую монету. – Ноя не за этим побеспокоил господина. Его милость старшина хочет видеть.

– В дождь? – Нахмурился Радогор. – Я еще и обсохнуть не успел. И щелкнул перед глазами мужика пальцами, который се еще сидел без движения, уставясь взглядом в одну точку. – Просыпайся…

Мужик зашевелился и недоумевающе посмотрел на друзей. Которые все это время не сводили с него глаз, и повернулся к Радогору.

–Снимать зарок?

Мужик уныло уставился в пол и тяжело вздохнул.

– Значит, так понимаю, оставляю?

Вдохнул еще тяжелей.

– Твоей милости не надо ни куда ходить. Старшина сам пришел. Вон он, в углу сидит. – Трактирщик взглядом указал на самый темный угол и с надеждой заглянул в глаза Радогора.

– Виру требовать не буду. О и без того уже наказан. – Усмехнулся Радогор, угадав мысли трактирщика. – Хотя, наказан ли?

Хозяин забежал вперед и повел его между столами. И еще издалека, предупреждая, закричал.

– Сударь старшина, его милость…

– Радогор. – Подсказал он трактирщику. – В памяти еще свежа была встреча с Остромыслом.

Старшина, не медля, но и не торопясь, пподнялся навстречу Радогору.

– Здрав будь, витязь.

– И тебе не хворать, сударь. – Ответил Радогор и слегка наклонил голову, окидывая старшину с ног до головы быстрым, цепким взглядом. Не высок, но кряжист. И силен. Лицо простое, хитрить не умеет. Среди людей встретишь, и мимо пройдешь, не признаешь. И руки не господские. Темные, натруженные. Стоит перред ним в длинной, опоясанной рубахе. Верхнее платье на лавке, промокшее, лежит.

Взгляд Радогора не остался не замеченным. И он широко и открыто улыбнулся, разглядывая собственные руки.

– Ты на мои руки не гляди, витязь. – Взгляд старшины задержался на княжеской гривне. – я старшиной совсем не давно стал. Не успели руки побелеть. А до того с рыбарями ходил. И сети ставил, и невода тянул. А как прежний старшина прреставился, так люди меня выбрали. Колотом меня зовут, сударь. А ты тот Радогор, который ярла Свирепую секиру зарубил. А что княжна?

– Намаялась в седле и под дождем. А тебе откуда про княжну знать? – Радогор дернул бровью. – И про ярла…

– Трактирщик затемно прибежал ко мне. Винился за не ласковый прием, за обиду княжне. И про то, что виру ты требовать грозился. А откуда знаю? Так земля слухом полнится. Люди пересказывают, твоя милость…

– Радогор… – Подсказал он старшине, к которому начал испытывать симпатию. – Просто, Радогор. А виры требовать не буду, можешь не волноваться. Княжна Влада сама за себя постояла, сударь мой.

Колот покачал головой.

– Не из – за виры пришел к тебе, сударь Радогор. не стал бы я торговаться из – за виры с княжной из славного рода Гордичей. Другая печаль привела. – Задумался Колот и не заметил, как трактирщик поставил перед ними кувшин вина. – Вилы нас изводят! Пропадает город.

– Где их нет? Не вилы, так мавки…

– Сам знаю. – Колот не удержался от тяжелого вздоха и с отвращением отодвинул кружку, которую успел наполнить трактирщик. – Вода всякого к себе манит. А уж девиц молодых или женок непутевых и говорить не приходится. И у нас в тихом месте жила одна, от людей сторонилась. Ну, появится когда на люди, поплачет в светлую ночь. Пожалуется на свою горькую судьбу и к себе уйдет. И люди жалели ее. Иногда даже хлебца на берегу оставляли. А сейчас без числа их появилось. Да так разбушевались, рыба ушла. К берегу хоть не поодходи. Уж не плачут. Ярятся. И не манят, руки тянут, будто под воду увлечь норовят. А уж ночью в пору уши затыкать. К реке же и днем лучше не ходить.

– Я чем помогу? – радогор, не скрывая удивления, посмотрел на старшину. – Я этих вил, о которых ты речь ведешь, прежде и в глаза не видел. Мавку видел один раз. Давно, старый волхв еще жив был. Бежал от нее, себя не помня.

– Поговорил бы ты с ними, сударь Радогор. Узнал бы, что им надо, этим проклятущим вилам, от нас. – С надеждой в голосе решился Колот. – Не с просста же они на нас рассерчали? Може, по силам исполнить? Оскудеет город без рыбы. Люди побегут, страха не вынеся. Что хочешь проси, ни чего не пожалею. Только поговори с ними.

Радогор задумался, скользя взглядом по трактиру. Не заметил, как и народ собрался. Стоят поодаль до самых дверей. И за дверями тоже. С одежды вода на пол течет. С него глаз не сводят.

– А почему бы самим не попробовать? Город ваш, вам и на поклон идти. Захотят ли они меня, чужака слушать?

– Так, вилы же, твоя милость! – Вскричал старшина. – Боятся люди. Вдруг с собой потянут. И бабы наши пускать не хотят. А ну, как присушит какая? Ведь они, сударь мой, одна другой краше, на какую не глянь. Аж сердце мелкой дрожью вздрагивает. Кто же отпустит на такую беду, когда глаз отвести не можно? Да и грех на каждом. Кто глаза на чужую женку пялил, кто свою поколачивал. Да мало ли на ком, грех нельзя найти? Только соберись!

– Славно рассудил! – Раздался яростный звонкий голос.

К их столу пробиралась Влада, гневно сверкая глазами.

– Как своих, так жалко. А коли чужой, так пропадай головушка за чужие грехи. И пусть его в чернй омут кто не попадя тянет. Так ли сказала?

– Здравствуй, княжна Владислава!

Старшина поднялся с лавки и поклонился, пряча от нее свой взгляд.

– Вот, повиниться пришел перед вами за худой прием.

– Слышала уж. – В голосе ясно и внятно проглядывался, еле сдерживаемый, гнев. – И как вы так сумели вил к себе при манить? А я сплю, беды не чую. А беда, вот она, на лавке сидит и ногами побалтывает.

Казалось, скажи сейчас слово поперечное ей Колот, и в глаза вцепится.

Народ за спинами сдержанно зашумел.

– Пусть я без греха пока хожу, а захотят ли меня слушать? Не мечом же им грозить? Да и не хочу я мечом… И так настрадались, душой извелись, что в вирий для них дорогу закрыли.

– Да разве мы просим, чтобы ты им мечом грозил, твоя милость? Пусть скажут, в чем мы перед ними проступились, в чем вина наша? А дальше мы уж сами. – Заторопился Колот и повернулся к Владе. – Не утянут они его, княжна Владислава. Сила в нем необыкновенная. Передавали нам, как он град Остромыслов отстоял. И против вил устоит. А нет, так ты ему поможешь. Во с каким обломом справилась. Заметить не успели, как ты ему руку отвернула.

Старшина мотнул головой на печального мужика.

Владе последние слова Колота пришлись по душе. Но на всякий случай взяла Радогора за руку и беззлобно проворчала.

– Глаза закрыть не успеешь, как ты…

– Ладушка, люди просят. – Остановил он ее. – Помочь надо.

– Кому? Людям или вилам? – Спросила она, косясь на Колота сердитым глазом.

Радогор пожал плечами.

– Похоже, что тем и другим.

– С тобой пойду. – Решительно заявила она, независимо вскинула голову и покосилась на беднягу Колота, заживо поедая его взглядом. – Когда выходить при кажешь, сударь старшина?

Голос источал такой злой ядо, что старшина невольно поежился.

– Я сам приду за вами, Ваши милости. – Заторопился старшина. Перевел дыхание и облегченно вздохнул. – Не гневайся на меня, княжна Владислава. Деваться мне юольше не куда. А вас сам Род мне послал.

Влада смотрела мимо него. Взгляд ее приметил несколько дерзких, лукавых глаз, которые неотступно следили за Радогором и потащила его за собой на поверх, успев распорядиться.

– Обед нам, сударь, неси. – И прошипела Радогору. – Отвернись, не смотри Радогор на них. Глаза бесстыжие! Отвернуться не успеешь, как сурочат. А у меня весь нос в веснушках. И нос был бы, как нос, а то название одно, а не нос.

Радогор тихо засмеялся.

– Кто же меня урочить будет, когда ни кто и не знает.

– Тебя и знать не надо. Увидишь, и сразу сурочить захочется. – Отрезала она. – И сам не узнаешь, как сурочат. И не спорь! Я лучше знаю. А теперь еще и к вилам собрался.

Сняла замок и толкнула рукой двери.

– Вон, даже у старшины глаза разгорелись, как умолодого, как заговорил о них. – И бросила на него сердитый взгляд. – Зря я согласилась! Пока вертела головой, он тебя на кривой и объехал. А кто они, эти вилы? Слыхом не слыхивала. Про мавок знаю, про русалок слышала. А вилы?

Радогор подхватил ее под локти, перенес через порог, и прикрыл двери.

Где как, Лада. Где те же мавки, только зовутся иначе. А где женки непутевые, которых на грехе изловили. Или на черной волшбе. А какая, может быть, и сама в воду кинулась, чтобы грех избыть. Душа же грешная в вирий попасть не может и они у людей милости выпрашивают. Еще же говоря, что мавка в зере и пруду пристанище для себя находит, а вила в реке…

Глаза у Влады потемнели.

– Жалко мне их, Радо.

Из глаз скатилась слеза.

– Мне тоже вилой бы быть пришлось. В грехе к тебе припала. Телом тебя приманила. Если бы не Ратимир с дядькой Даном. И как они догадались объявить нас мужем и женой?

– Ну, что ты, Ладушка! – Растерялся Радогор от ее слов. – Какой же это грех, когда люди нас соединили? И разве мы чужое с тобой брали?

– Правда? – Прижалась к его груди и заглянула в лицо. – Хотя, почему я спрашиваю? Мать – ольха прежде их нас соединила. И видела, что нет в нас греха. И пусть хоть в мавки обращают, хоть в вилы. Не боюсь.

Помлолчала, успокаиваясь на его груди. И пожаловалась.

– Тоскливо мне здесь, Радо. Тесно. Куда не ткнись, всду одни стены. Вот поговорим с эими несчастными вилами и сразу поедем. Не хочу больше здесь жить. И еще тын… Словно впорубе оказалась.

Радогор возражать не стал.

– Так и сделаем, Лада.

В двери боязливо поскреблись ногтем, не постучались. И Влада, морщась от досады, приоткрыла двери.

– Обед Вашим миолостям. – Извиняюще кланясь, сказал хозяи. И пропустил вперед двух женщин с блюдами. – Сударь старшина наказал, чтобы ни в чем недостатка не ведали. А я ему говорю, что и так даю все, что не попросят. А он мне кулак в рожу! А кулак у него, сами видели, сроду не баливал. И за серебро, что у вас возьму грозился к вилам бросить. У тебя, говорит, варначья душа, народищу и так не впроворот будет, чтобы на славного витязя и княжну Владиславу поглядеть.

– А вечером, едва сумерки на землю спустилисьЮ на пороге появился старшина. Встал, не переступив за двери.

– В комнату не войду, грязи натащу вам.

И пожаловался.

– Дождь весь ум уже выполоскал. И униматься не думает. Самая лешачья ночь, господа мои, будет.

– А лешего ты с какой стороны к ночи приплел. Сударь старшина? – Вскинула голову Влада, которая натягивала теплые, от очага, сапоги. – Леший худого людям не делает. Он лес любит.

– А с такой, что закружит в такую ночь, заведет в самую глушь, брросит и выбирайся, как знаешь.

– Вот и не правда! – Возмутилась княжна, забрасывая на плечи перевязь с мечом. – Ни кого он не кружит. Только он уже старый и хворый. И кикимору – берегиню на руках носит.

Княжна фыркнула и, не скрывая досады, очень не любезно покосилась на Колота.

– Только кикимору и таскать ему на руках. – Колот, целиком занятый предстоящей встречей с вилами, даже не заметил, что в груди княжны клокочет обида за берегиню. – Кому еще в голову придет такое?

Влада озлилась уже всерьез.

– Злой ты, старшина Колот. Кикимора, берегиня с нами на черного колдуна в самую дряягву ходила. А когда мы с Радогором уезжали, она плакала и слезы платом утирала. А уросливая на потому, что одинокая. А сердце у нее доброе. Потому и вилы на вас взъелись, что не слышите вы их.

Колот смутился и полез к затылку.

– Зря мы согласились помогать тебе.

– Не серчай, княжна. – Старшина не на шутку встревожился, что откажутся они говорить с вилами. – Что слышал, то и говорю, а видеть ни когда не приходилось. Откуда же знать было, что они у вас в друзьях ходят.

Но Влада уже и слышать не хотела. Ткнула себя пальцем в плечо.

– Вот на этом плече ревела. Сама сухонькая, сгорбленная. Ивсе причитала, что не дождется нас. Аж плечо все прмокло. И леший нам на дорогу рукой помахать вышел.

Леший смотрел на нее даже не спочтением, со страхом. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не вмешалсяя Радогор. Подтолкнул Ладу и примиряюще сказал.

– Отступись ты, Ладушка, от него. Не виноват Колот. Не каждому они открываются. Люди вместе. Под одной крышей с домовыми живут, а их не видят. Где же лешего и кикимору разглядеть? Вот и живут тем, что в кощунах увидят.

Колот облегченно вздохнул и заторопился по лестнице, оставляя ошметки грязи, и радуясь тому, что так ловко успел перехватить их. Уж если кикимора, о которой к ночи лучше вовсе не думать, плечо слезами мочит и леший, провожая, рукой машет, то уж с вилами сумеют по свойски столковаться. Хоть и вилы, а как не крути, бабы. И на ласковое слово падки. Хлебом не корми, ночи на пролет слушать будут и глаз не сомкнут.

Бежал, разбрызгивая грязь, впереди их и оглянуться боялся, чтобы не накнуться на неприязненный взгляд княжны. Останавливался, чтобы не потерять сапоги, выбирался из топкой грязи, и торопился дальше.

Остановился только у самой кромки воды.

– Дальше вы уж одни, господа мои. Я, хоть и жутко одому у воды, вас здесь ждать буду. – Словно извиняясь, произнес он.

И помог Радогору столкнуть лодку на воду.

– Может, и ты останешься со старшиной, Лада? – Тихо спросил, неся ее к лодке.

– Ну уже нет! Не дождешься. – Отрезала она. – Вон у старшины глаза забегали, до того на голых девок посмотреть охота, если бы не страх. Я уж сама у них допытаюсь, что за обида привела их сюда.

– Держи, сударь, одесну. Только не крути, а там и их увидишь, если сами не встретят. – Старшина сделал вид, что не слышал обидных слов княжны, по причине шумного дождя. – Как вечер, так словно палками кто их гонит в это место.

Едва отошли от берега, дождь с ревом обрушился на них, а река вокруг лодки аж вспенилась.

– Бери ковш, Лада, и черпай воду из додки. Потонем.

Лада округлила глаза и, показав на уши, дала понять, что не лышит его. И Радогор, не останавливаясь, ногой подтолкнул ей уовш.

– Воду черпай…

На этот раз поняла. И принялась ковш черпать воду, выплескивая за боорт. Но сколько бы не черпала, воды меньше не становилось.

Хорошо еще, что плыть пришлось не долго. Лодка вдруг остановилась и резко наклонилась на борт, едва не зачерпнув воду. И сразе же с десятко рук ухватились за него. Влада схватилась за рукоять меча, но Радогор взглядом удержал ее от этого опрометчивого шага.

– Это те, кого мы искали. – Услышала она его голос прямо в мозгу. – Вилы.

И Влада с треском отправила меч в ножны. Лодка раскачивалась все больше и больше, грозя опрокинуться. И Влада вцепилась обоими рука в борта, чтобы не вывалиться. А над бортом появилась женская голова с поразительно прекрасным лицом и холодными глазами.

– Мы не из этого города, сударыня вила. – Уважительно, с достоинством произнес Радогор. – А это княжна Владислава из Верхних земель.

Влада, здороваясь, вежливо наклонила голову. И теснее прижалась к Радогору, стараясь своим телом закрыть его от бесстыжих глаз вил, которые разглядывали его, не скрываясь и не пряча своего естества. А вила высоко выпрыгнула из водыи устроилась на борту лодки.

– Не пугайся, княжна, вы уйдете вместе, если на нем нет вины перед нами.

– Мы шли к вам, сударыня вила, прости, не знаю твоего имени. – Стараясь унять дрожь во всем теле, проговрила она.

– Вила. Просто вила. И зачем живому искать мертвых?

Голс вилы был спокойным и немного усталым.

А вокруг их лодки собралось уже не меньше десятка вил. И на водой, заглушая шум дождя, разлетелся громкий стон и горький плач такой силы, что у Влады сердце от жалости к несчастным созданиям. Изменилась в лице и срывающимся голосом спросила.

– Назови, сударыня вила, вину жителей этого города. В чем провинились они перед вами, что вы обрушили на них свой гнев? И мы постараемся помочь вам.

Вила молчала, пристально глядя на нее. Потом перевела взгляд на Радогора. И все так же холодно сказала, покачав головой.

– Пригож, как сам Сварожич. Силен телом, отважен и крепок духом, если не побоялся к нам плыть, зная, что не каждый мужчина возвращается потом на берег, в свой дом. И сердце не изменчиво. Пока!

Плач ее подруг стал еще тоскливей.

– Ты так и не тветила, госпожа вила, – Радогор спокойно выслушал вилу и повторил вопрос, заданный княжной. – В чем же провинились люди перед вами?

– А поможете ли? – В голосе вилы прзвучало сомнение.

– Я, сударыня, или говорю, или нет

Вила оглянулась на подруг. Но что можно было разобрать в этом непрерывном стоне и плаче?

– Ну, чтоже, витязь, ты сказал. а мы услышали. Теперь слушай ты… Внемли голосу несчастных и ты, княжна. Нашу подругу оговорил муж в черном колдовстве, чтобы привести в дом другую У кого – то корова пала, у кого – то куры нестись перестали. И люди бросили ее в воду. А когда увидели, что не выплыла она, обелилась, мужа несчастной изгнали из села. Теперь оз здесь, в этом городе… с новой женой. Отдайте их нам и мы уйдем той же ночью.

Стон стих, плач прекратился и вилы одобрительно закричали. Хлод смерти дохнул им в лицо, забрался под мокрую одежду и выстудил душу.

– А если они не согласятся? Или не найдут тех, за кем вы пришли? – Спросил радогор. – Или поступят как и те, кто изгнал их из селения?

Плач и стоны раздались с новой силой, да так, что у Влады чуть не помутилось сознание и она заткнула уши.

– Мы пойдем за ними следом, а здесь останутся наши подруги. Дороги к городу заколодят и зарастут травой, а люди уйдут из него. И на месте города встанет густой лес, навсегда похоронив его.

– Вы так не любите людей? – Влада таки нашла в себе силы задать неумолимой виле вопрос.

– Как и они нас, княжна. Узнай, за что мы страдаем и ты перестанешь упрекать нас. – Ответила вила и прыгнула с борта лодки в воду. И властно махнула рукой. – Несите их к берегу, подруги. А вас я жду завтра в это же время.

– Но ты так и не назвала нам их имена. – Крикнул Радогор. – Как их найдут, безымянных?

– Они пришли за день до нас…

Старшина не обману. И в самом дел ждал их на берегу. Едва лодка подошла к берегу, как он выбежал навстречу, и прыгнул прямо в воду.

– А вилы? – С усмешкой спросил Радогор. вовсе не надеясь, что будет услышан в шуме дождя.

– Отпустили вас, не тронут и меня. – Смело ответил Колот и сразу же задал вопрос, ради которого готов был терпеть этот страх.

– Отдайте им тех, за кем они пришли и они уйдут. Заживете спокойно. – Ответил Радогор, глядя в сторону. – Но это вы сделаете уже без нас.

– Ты сам выдашь их нам, витязь. – Долетел до них, заглушая шум дождя, голос вилы. – Ты сам!

Радогор ссутулился, шагнул в сторону, чтобы обойти старшину и зашагал, удаляясь от реки.

Старшина, едва успевая за ним, бежал следом, шлепая сапогами.

– Но кого отдавать, твоя милость так и не сказал? – Прерывисто дыша, спросил он. И со свистом выдохну воздух.

Ищи того, кто пришел раньше вил. Он оговорил одну из них, чтобы жениться на другой. – Неохотно выговорил он, отворачиваясь от старшины. – Вилы должны получить их живыми, Колот.

Лада, чего не случалось прежде, далеко отстала и теперь, когда Радогор остановился с Колотом, жалобно позвала.

– Радо!

Радогор обернулся и покраснел.

– Тебе думать, старшина. Но знай, город умрет, если ты не отдашь их вилам. – Проговорил он, и подхватил Владу на руки. – Прости, Лада.

До трактира больше не проронил ни слова. В трактире же перехватил хозяина за руку.

– Друг мой, разожги нам очаг. Промокли, места сухого нет. И принеси что – нибудь поесть А лошадям засыпь зерна побольше, загостились мы у тебя. Завтра, к ночи, дожь кончится.

– Как угодно будет, твоей милости. – С явным сожалением, ответил хозяин. – Но очаг я жу затопил, пока вас не было.

– Угодно, угодно, друг мой. А за очаг спасибо.

Переоделся в сухое едва остались одни, и повалился на лавку, сцепив ладони пальцами под головой. Вада тоже, следуя его примеру, сбросила с ебя мокрую одежду и, подумав, оделась в длинную белую рубаху. Наклонилась над ним, заглянула в глаза, но увел взгляд в сторону.

– Что – то не так сделали, Радо? – Тихо спросила она.

– Сам не знаю, Лада. Вроде бы всетак. И вроде нет. Может, женили его не на той, к которой сердце лежало… Но черный оговор! Суд людской и божья кара, а не воля вил. Не по себе мне, Лада.

– Радо, а ты подумай о той несчастной. Которой веками неприкаянной маяться? Которую, пусть не любил, а предал?

Радогор долго не отвечал. Лежад неподвижно, закрыв глаза, словно дремал.

– Перед живыми должен отвечать, не перед мертвыми. Иначе не суд это, расправа.

Влада, лежа на его груди, попыталась заглянуть в его глаза, стараясь разомкнуть их пальчиками.

– А правда, Радо, что они могли не отпустить нас?

– Меня, Лада. Тебе можно было не опасаться. На женщинах они вины не знают. – Сказал с таким равнодушием, что она вся затрепетала.

– Не отдала бы я тебя им! Или сама бы за тобой прыгнула. – Решительно выговорила она, чувствуя, как холодеет тело.

– Вода холодная…

– Смеешься?

У стола суетился сам хозяин, расставляя горшки и чашки. А под конец между ними умудрился пристрить и кувшин с молоком.

– И в самом деле, путано все вышло, Радо. Говорил, что на женщинах вины не знают, а сами и ту, другую, запросили. А она, может, не сном, не духом… Может, он и ей, как людям глаза отвел.

И затормошила его, как только за хозяином хлопнули двери.

– Вставай, а то я, как берегиня, от переживания готова сгрызть все подряд. – Затрясла за плечи, пытаясь его поднять. – А почему ты сказал, что завтра уже дождя не будет? Думаешь, вилы его с собой принесли. Чтобы людям больше досадить?

На другой день, далеко за полдень в тратире появился Колот. Не глядя на людей, простучал по шатким ступеням и без стука толкнул двери в их комнату.

– Нашли мы их. – Хмуро, не поздоровавшись. Сказал он, отупив взгляд. – Запираться не стали, сознались сразу. Все так и было, как говорили вам вилы. Но каяться перед людьми не захотели. Любят они друг друга с самых невинных лет.

Помолчал, нервно теребя бороду.

– Люди к берегу их повели, связанных. А руками сцепились, не разнять.

Лада не заметно, из – по русниц посмотрела на Радогора. Но то молчал.

– Самим бы лучше казни предать, а как предашь? – Колот сердито засопел. – Город дороже.

Радогор и сейчас промолчал. Одел перевязь с мечами и шагнул на выход. Но вдруг остановился и посмотрел на княжну.

– Останься здесь, Ладушка. Не ходи к берегу.

Но Влада закинула за спину свой меч и отрицательно помотала головой.

– С тобой пойду!

Дождь в грохоте грома и сверкании молний словно стеной отгородил их от всего мира. Дорога с трудом угадывалась, но старшина вел их к реке уверенно, напористо шлепая по грязи.

На берегу собрался, в ожидании избавления от злой напасти, весь город. Люди стояли, сбившись в плотную толпу, а перед толпой стояли. Стянутые одной веревкой, они. Совсем еще молодой мужик. Борода на два пальца отрасти не успела. И она, радикоторой он пошел на подлое дело. Стояли и смотрели друг на друга, не видя людей, не слыша гневных раскатов грома и вспышек молний. И, казалось, совсем не испытывали страха перед близкой смертью, сцепившись побелевшими пальцами. И только губы чуть заметно шевелились, произнося последние, понятные только им, слова.

Минуя толпу, Радогор подошел к ним, взглядом остановив Колота, снова попросив княжну. – Останься, Лада. Не смотри.

И снова Влада замотала головой. Так и подошли вдвоем. Влада, как завороженная, смотрела на обреченных. Не страх, счастье увидела на их лицах. И содрогнулась. А они даже не обернулись на их шаги, боясь отвести глаза друг от друга.