355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Ярославцев » Меч Шеола (СИ) » Текст книги (страница 24)
Меч Шеола (СИ)
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:58

Текст книги "Меч Шеола (СИ)"


Автор книги: Николай Ярославцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Вижу, Ладушка. Не так внятно, но вижу. А дойдем до дома, пополощу глаза отваром и совсем хорошо будет.

– Да, наговоритесь вы или нет? – Завопила, теряя терпение берегиня.

Полезли через завал. И оба чуть не повалились от смеха.

– Не подавитесь! – Взбеленилась кикимора. – У человека горе, а на них смехом напало.

Прыгнула на ноги, как только Радогор ее вытянул и запрыгала вокруг них, кипя от негодования.

– Хорошо, еще что ночь кончилась, а то так и пролежала бы под ним. – Набросилась она на Владу. – Лежи себе да полеживай, а другие пусть погибают не хорошей смертью. А там, может, уже все пироги переели. И только я, где не попадя, ногами болтаю. Чуть землей не уходилась на смерть…

– Тетушка! – Возмутилась Влада. – Я вообще спиной уперлась в то страшилище, которое нас съесть собиралось, а оно уже запахло. И Радогора еле дотолкалась.

Не утерпел, улыбнулся и Радогор, чем привел берегиню в совершенное бешенство.

– А тебе бы только на беззащитную женщину покрикивать Смотри, княжна, подумай головой, хотя чем там думать уже, в какую сторону клонишься. Понаторел на мне, так и на тебя покрикивать будет. А то и поколачивать.

Радогор спорить не стал.

– Пироги стынут. – Напомнил он.

И зашагал, ловко выбираясь из завала, поймав Владу за руку. Кикимора, услышав про пироги, замолчала. Какое то время плелась следом, переживая свой конфуз, но потом не утерпела и забежала вперед.

– Ты как про пироги сказал? Шутейно? Или как то иначе?

Поедим, увидим…

– Ботало ты коровье. Вот кто! Все бы загадками разговаривать. Даром, что головой верхушки подпираешь, а все ни какой самостоятельности.

Но выговаривала уже без злости. С довольной улыбкой прищурила глаза и бодро побежала, далеко опередив их. Остановилась, бросая на них не терпеливые взгляды.

– Копытиха поди – ка уже заждалась меня, все глаза проглядела, а они еле ноги тащат. – Беззлобно проворчала она. – вы еще цветочки начните нюхать. Или того хуже, собирать.

И снова убежала вперед.

– А ведь она совсем не злая, Радо, – Задумчиво проговорила княжна, глядя в спину убегающей кикиморе. – Как в кощунах о ней сказывают. А ворчит потому, что одна на все болото. И не ест она ни кого. Нас с тобой не один раз обглодать до костей могла, а даже не укусила. Привалилась к моей спине, свернулась клубочком и ну храпеть. Тоскливо без нее будет, хоть и вредная.

– Что правда, то правда. Храпела так, что на другом краю болота лягушки всполошились.

– Старые они все храпят. – Вступилась за нее Влада. И поскучнела. – Жалко будет, если умрет.

– Она еще нас с тобой переживет. – Радогор снова улыбнулся. – И жить будет до той поры, пока люди имени ее не забудут.

– Все равно тоскливо. – Не согласилась с ним Лада. – Привыкла я к ней. И вообще, не знаю, Радо, как я раньше без тебя жила. А ты пришел и, словно двери в другой мир открыл. Будто и дома, и будто бы нет.

– Она и есть другой мир, моя княжна. – Радогор ласково обнял ее рукой, прижимая к себе. – И леший… Только глаза открой пошире и смотри, оглядывайся без устали и такое увидишь, о чем прежде и не думала.

– И домовых?

– И домовых. У Копытихи такой забавный живет. На нее похож. И на язык скор. Берегине не угнаться. Такое говорит, уши вянут.

Только успел упомянуть, берегиня тут как тут.

– Я уж и так его к себе переманивала, и этак. Жил бы у меня вместо кошки. Спал бы у меня в подмышках. А он, чудище мохнатое, ни в какую. На все мои ласковые слова язык показывает. И на что, спрашивается, он Копытихе? Ростом с рукавицу. А хозяйства у нее коза да курица. А у меня от куричьих яиц в брюху не ладно. Вот после утиных другое дело. Бывало насобираю их полный подол и прямо сырыми высосу.

Обеспокоенно завертелась и схватила Радогора за руку.

– А ты часом не заблудился, молодец? Ведешь нас, ведешь, а привести все ни как не можешь. – И высказала неожиданную догадку. – А, может, это нас леший водит по лесу? Озлился за мой отказ и крутит, крутит, пока мы от голода все до единого не перемрем.

Завертелась на месте, пытаясь отыскать своего незадачливого поклонника и пожаловалась.

– А доведись мне помереть, так и слезы не уронит. Обязательно отговорку найдет.

И громко, решительно на весь лес заявила.

– А мне вот для него слезы не жалко. Вся уревусь обольюсь слезами с ног до головы. И пусть ему будет стыдно от моего такого непосильного горя, пеньку гнилому.

– С чего бы мне уреветься, когда ты до сих пор живая? – услышали они, полный удивления, глуховатый голос лешего. – Вот, когда умрешь, тогда и узнаешь кто уревется, а кто нет.

– Ну, вот! Дождалась! – Кикимора, не скрывая своей радости, повернулась к ним. – Смерти моей ждет, аспид. Признался таки. Вымучила. А уж какие кружева плел вокруг меня, устала распутывать. Хорошо еще, что хватило ума, не поддалась на уговоры. А то бы натешился и в омут головой! Или еще построже место выберет. Нет, я уж лучше годок – другой в девках побегаю. Не остарела. На мой век ихнего брата хватит. Мне матушка еще наказывала, рано замуж не убегать. А присмотреться, приглядеться.

– Смотри, не пересиди. Прогадаешь. – Услышали они осуждающий голос.

– Да уж, не прогадаю поди. Такого себе выхвачу, из под ручки поглядеть!! – Тут же беззаботно откликнулась кикимора. – Лучше веди нас, старый сучок, прямой дорогой, пока я окончательно не ослабла от голода. А лучше склонись пониже, я к тебе на руки заберусь, а то ноженьки свои белые до коленок сносила.

И лихо подмигнула княжне.

– Хоть узнаю, каково это у мужика на руках сидеть. Аж завидки берут, как ты у Радогора на руках гнездо свила. А я по своей беспробудной стыдливости не то, что на руках, на коленках не сиживала.

Леший, обреченно, вздохнул и натужно заскрипел, наклоняясь к берегине.

– Эк, ты, однако, постарел, парень. Спина не гнется, а все за девками бегать надо. Смотри, не распрямишься обратно. – Укорила его кикимора, забираясь к нему на руки.

– Когда это я бегал, когда их и близко нет. – Возмутился леший, со стоном выпрямляясь.

Кикимора возилась где – то над головой у них, устраиваясь удобней.

– Значит ко мне близко дойти не с руки, а что далеко делается, увидел.

– Ой, бросит он ее, Радо! – Встревожилась Влада за капризную берегиню. – Что ни слово, то и напоперек, то и в занозу. Бросит, и только черепки от нее полетят в разные стороны.

– Не бегал я… А сказал к тому, что и девок не видел.

– А я, по твоему, кто тебе, не девка? – Вся душа у кикиморы затрепетала от возмущения. – Я всю свою сознательную жизнь девичество свое хранила в чистоте, думала, вот оно… не напрасно страдала столько лет, а ты!

И жалобно всхлипнула.

– Вот уж верно, одно слово. Уросливая! – Укоризненно покачал головой Радогор. – Так под кожу и лезет. И как он такое терпит?

Влада загадочно улыбнулась и забежала вперед, протягивая к нему руки.

– Завидно стало, хоть плач! – Обняв его за шею, прошептала она. И засмеялась. – А ты бы не терпел?

– Так ты же не куражишься…

– В баньку бы сейчас. – Мечтательно проговорила она. – Болотом пропахла, а на руки забралась. А ты словно и в болоте не был. Волосы чистые, мягкие, волос к волосу. Как гребешком приглажены. И цветами пахнешь.

– Ладно уж, снимай. – Долетел до них разнеженный, умиротворенный голос кикиморы. – Приехали. Вон и избешка показалась.

И беззлобно проворчала.

– Тут пыхтит, там сопит, а все бы девок на руках таскал. Смотри, как Радогор идет. Не чихнет, не всплеснет. Княжна у него в руках, как в зыбке покачивается, а я всю свою красоту отхлестала и до синюх разбила о твои руки.

Закрутила головой и удивилась.

– Почитай, до самой ночи проползали.

Уснула ты… – Мягко пророкотал леший. – Вот и не заметила, как день кончился.

И со страшным скрипом наклонился, опуская ее не землю. Берегиня, помолодевшая и подобревшая, выпорхнула из его лап.

– Ты вот что… ты далеко не убегай. Может, и прибегу когда вечерком к тебе.

Весело засмеялась, как горсть гороха рассыпала, и не дожидаясь Радогора с княжной, резво припустила к жилищу Копытихи. Но опомнилась и остановилась, бросая на них нетерпеливые взгляды.

– Побойчей ходить нельзя? – встретила их сердитым вопросом. – Подруга моя все глаза проглядела, а вы в обнимку все не нагулялись.

Лада неохотно высвободилась из рук Радогора и засмеялась.

– А сам, тетушка, на руки только залезла и сразу все слова от счастья перезабыла.

– Больно мне надо! – Отмахнулась кикимора. – Это я для того, чтобы с дороги не сбиться. А то обомлел от радости, что в руки ему далась, и тащит, и тащит. Не пригляди за ним, так и мимо пробежит.

И всплеснула руками.

– Ну, вот, мы и дем, а Копытиха, подруга называется, ни сном, ни духом. А я на пироги надейся после этого!

Но уже летит, косолапя и заваливаясь на бок, бэр, оглашая лес радостным ревом И Копытиха, увязанная платом до бровей, вышла встречать их, спрятав почерневшие от работы и старости, руки под перредник.

Заприметив Ягодку, берегиня резво отскочила в сторону, а Влада предусмотрительно укрылась за спиной Радогора. Вран же пронзительно закричал, торопливо сорвался с плеча, предвидя печальный исход радостной встречи, и в два взмаха крыльями перелетел на кровлю избы.

Рыча и страдая от счастья и возмущения, бэр подлетел к Радогору, сшиб его с ног и, ворча и стеная, принялся поочередно облизывать того и другого.

– Отпусти, дурень! – Взмолился Радогор. Не щенок. Серьезный зверь. А ведешь себя, хуже не куда. Кости так мне переломаешь.

До самой избы бэр бежал, повизгивая и заглядывая в их лица, словно пытаясь узнать, где они были. – здравствуй, матушка…

– И так видно, что здорова. Что с ней сделается. Она по болоту не ползала. – Заторопилась кикимора. Про ее здоровье спрашивать, только время терять. Что вдоль, что поперек себя. А иные еле ноги обратно притащили. А про здоровье у них ни кто не спрашивает.

Копытиха улыбнулась. Давно перестала обижаться на свою вздорную подругу. Поняла, на кикимору обижаться, себе дороже встанет.

– Долго ходили… – Сказала она, обращаясь к Радогору, и окидывая его внимательным, все подмечающим взглядом. Покосилась глазом на мешок и укоризненно покачала головой. – Напрасно принесли это. надо было там оставить.

– Нельзя оставлять было. И людям показать надо будет. Пусть увидят, кто им столько лет жизнь портил. Кто – то духом воспрянет, кто – то надежду потеряет. И разноголосица утихнет.

– И так можно. – Согласилась Копытиха, хотя сомнение в голосе осталось. – Я раньше вас ждала…

– Седьмицы не проходили. – Радогор удивленно вздернул брови. – Куда же меньше. Пока туда дошли, пока обратно. И от туда не сразу убежишь. Болото, матушка. Не торная тропа.

На лице Копытихи появилось удивление.

– Седьмицу, говоришь. Не проходили? Оно и видно. А от болота что – нибудь осталось. Или не успели истоптать?

Кикимора только этого и ждала.

– Ой, подруга, совсем я осиротела. – заголосила, запричитала она. – Нет теперь моего кормильца. Только и осталось от него, что чисто озеро. И хоромину свою теперь не отыщу. А что уцелело, так он огнем пожег.

– Упырь?

– Было когда Упырю на это оборачиваться. – Презрительно фыркнула берегиня. – Ему бы ноги во время унести. Вот он, Радогор.

И словно не она только что причитала, буднично спросила.

– Чем кормить нас с дороги собралась, подруга? Не помню, когда и еле в последний раз. Аки птица небесная крошки хлебные, осклизлые клевала. Тем и жила. А ты стала в дверях столбом, расшаперилась поперек, к дверям не подойти. И мимо не проскочить. Радогор сказал, у тебя пироги в печи стоят?

– Ну, если Радогор сказал… – Улыбнулась Копытиха, отступая в сторону. И повернулась к нему. – Ее здесь оставь. Не носи в избу. Сна не будет. К ветке привяжи и заклятием заслони.

Пропустила берегиню вперед.

– Долго же он вас по болоту водил. Я уж и ждать отчаялась. Особенно, когда загремело да загрохотало болото и ветер засвистел шальной. И на воду глядела, и на камнях раскладывала, а перед глазами одно, ночь… Так уж и не одна, две седьмицы минуло, третья началась.

Радогор и Лада переглянулись, но промолчали.

А потом уж, когда пламя поднялось над болотом, догадалась, что таки добрались вы до него.

– Матушка, не пойдем мы сразу к столу. Грязь кокорками насохла. – Сконфуженно проговорила Влада. Ополоснуться бы прежде. Это радогор будто в утренней росе умылся, а я как свинюшка вся перевозилась.

– Ну, так и беги в баню. Что ни день, жду да подтапливаю. Все вас поджидала. Только железо в избе оставьте. А на подругу же мою не берут, не меняют. Она и одна за столом отгостит.

И переваливаясь утицей, скрылась в избе. Радогор снял со спины Влады меч, растегнул поясной ремень с боевым ножом и шагнул следом за ней. Повесил все на деревянный штырь, вбитый в стену и пошел вдоль нее, приглядываясь к травам.

– Ты что там потерял, Радогор? – Копытиха подняла голову над сундуком, в котором копалась, подбирая для княжны подходящее платье.

– Травку я у тебя одну, матушка, видел. Глаза прополоскать надо.

– Значит верно я угадала, не зрячий ты?

– Зрячий. Но, как будто муть в глазах виисит. И резь… Аж слезу жмет. Какую то пыль в глаза Упырь успел бросить. Как снег искрится. А дело ночью было. Я там наскоро прополоскал водой….

Копытиха часто закивала головой.

– Знаю я эту траву. Отвар я и без тебя запарю. А к ночи проподощем.

Кикимора, не отрывая глаз от стола, забросила пирожок в рот и промычала.

– Целую горсть Упырь запустил ему в глаз. Я так и ахнула. У того Упыря меч с оглоблю, а Радогор ослеп и глаза прокопать не может.

– Ты ешь, ешь, подруга. – Перебила ее Копытиха. – Поговорить и ночью не опоздает.

– Нет. Наемся и сразу на печь. Или на полати заберусь. Такого с ними натерпелась. Что и не знаю, когда теперь успокоюсь. А, может, и вовсе не успокоюсь. Безместная я и бесприютная! – На глаза попалось опустевшее блюдо. Пока причитала, пироги словно сами в рот залетели. – Поем, как я еще пирожков твоих, чтобы душа ночью по миру не пошла. Бегай, ищи ее потом по всему свету.

Копытиха подала Радогору платье для княжны и без слов взялась за ухват.

– Я первая! – Крикнула Влада Радогору, кинулась к бане, на ходу расшнуровывая подкольчужник и скрылась за низкой дверью.

На Радогора дохнуло жаром и продымленными стенами. Лада уже, вытянувшись и блаженно закрыв глаза, лежала на полке. Но стоило ему пояявиться, как быстро вскинулась, приподнялась на локте и повернула голову в его сторону.

– Я только одним глазком посмотреть, не сурочил ли он где тебя. – С обидой в голосе сказала она, увидев, как он поспешно закрылся руками. – Уж и посмотреть нельзя.

– Совестно мне, Ладушка. – Радогор осторожно пристроился рядом. – У тебя все так ладно да так гладко. И все к месту. А я тебя только увидел…

– Ой, Радо! – Яркие синие глаза нависли над его лицом, а руки легли на грудь. – Ты еще и сам не знаешь. Как у тебя все к месту. И не спорь! Я лучше знаю. Или забыл, что берегиня говорила?

Но Радогор и не думал спорить. Ее молодое и сильное тело все решило за него, торопясь проверить, не сурочил его где подлый колдун Упырь.

Глава 22

На следующий день они уже въезжали в город. Одежда княжны была высушена и тщательно вычищена. Голову украшал, тонкой работы, золотой венец. Рукоять меча, как и у Радогора, выглядывала из – за плеча. У седла Радогора висел мешок с головой Упыря. Рядом с его жеребцом бежал, не отставая, Бэр Ягодка. А вран уютно устроился на плече.

Не останавливаясь в воротах, не спешной рысью направили коней к княжескому терему. У терема бросили поводья подбежавшим воям, Радогор вышагнул из седла и принял на руки княжну. А у терема уже собирался народ. Городок не велик и слухи в нем разбегаются быстрее пожара. На звуки десятков голосов на крыльцо вышел Ратимир. Одет он был просто. Как и они. В потертый кожанный подкольчужник с княжеской гривной на груди. За его спиной стояли Охлябя и Гребенка. Но прежде их из – за угла терема вылетела бэриха, закачалась с ноги на ноги, завидев их и взревела от радости. Заревел при виде ее и Ягодка, резво побежав навстречу

– Здрав будь, князь Ратимир. – Чинно произнес Радогор и направился ко крыльцу. – И вам здравствовать, воеводы.

Но договорить не дали.

Ратимир легко сбежал по крыльцу и обнял его. Выпустил его из рук, передавая Охлябе и Гребенке. И с достоинством поклонился княжне.

– Здравствуй, княжна Владислава. А мы уж и не чаяли вас дождаться.

И с удовольствием посмотрел в ее веселое лицо. Все пытаясь отыскать в нем ту полонянку, какой увидел ее на спине бэра.

– Потом, Ратимир. Все потом, князь. Прежде дело. – Остановила она его, и поднялась на несколько ступеней крыльца.

– Не с пустыми руками приехали мы к вам, князь Ратимир и вы, воеводы, и вы люди добрые. Радогор, развяжи мешок.

Радогор зацепил ногтем вязку, раскрыл устье мешка и запустил в него руку. Ратимир, воеводы и все, кто успел прибежать к терему, не отрывая глаз, следили за его рукой. А Радогор отбросил мешок в сторону и высоко поднял руку с отсеченной головой, которую держал за волосы.

– Вот тот, кто сеял раздор в нашем народе! Это он подтолкнул Свища к убийству моих родителей. А вашего князя и княгиню. – Звонко крикнула княжна в толпу. Голос ее заметно дрожжал, но не срывался. Это его умыслом воевода Клык отдал меня в руки своим подсылам.

Сквозь окровавленные волосы на народ смотрели холодные, немигающие глаза. На мертвой голове живые глаз.

– Это его, Упыря, за черное колдовство хотел утопить старый князь Гордич, мой дед За что и сам поплатился смертью. Отныне же будете жить спокойно. Радогор преодолел все колдовские заслоны и убил его. Вы видели, как горело болото. В том огне сгорело и тело колдуна.

Влада замолчала, чтобы перевести дыхание.

Ирадогор, не нажимая на голос, но так, чтобы слышал не только Ратимир с воеводами, но и народ, собравшийся перед теремом, сказал.

– Со мной была ваша княжна и берегиня этой дрягвы.

И бросил голову к ногам людей.

– Сделайте с ней то, что не сделал мой дед, князь Гордич. Пусть сгорит голова в жарком огне, как сгорело его тело, чтобы не вернулся уже никогда в этот мир и сама память о нем исчезла.

Дрогнули веки на голове Упыря, приоткрылись губы. И все слышали его хриплый голос.

– Меч Шеола… Знать бы раньше…

– Нельзя забывать, Лада! Коли забудут, новый Упырь придет. – Тихо поправил ее Радогор.

–Ратимир не позволит. – Так же тихо отозвалась она. Поворачиваясь к Ратимиру. – И вели своим воеводам, чтобы все исполнили последнюю волю княжны из рода Гордичей.

Голос ее дрогнул. Но она справилась с волнением и гордо вскинула голову.

– Живите спокойно, люди. Князь Ратимир сумеет позаботиться о вас. Я же ухожу с Радогором, моим и вашим спасителем.

Сняла венец с головы и с легким поклоном подала его Ратимиру.

– Храни, князь, венец княжны Владиславы для той, кто появится когда – нибудь в этом тереме.

Ратимир хоть и растерялся от неожиданных слов. Но повел себя достойно. Принял венец с поклоном.

– Буду хранить, как самую большую ценность. Верю, что пройдет время, утихнет боль, забудутся обиды и вернешься ты, вернется Радогор. – И повернулся к воеводам. – Возьмите сотню и исполните все по слову княжны. И глаз с головы не сводите пока не сгорит до тла, иначе своих лишитесь. А как сгорит, собрать все до последней пылинки и разбросать по реке. Да подальше от города уйдите. Все ли так я сказал, княжна Владислава?

Влада кивнула головой.

– Не вернусь, Ратимир. Твоему роду дальше рубеж держать. Так, что отряди воев, чтобы привезли твою семью. И воеводы пусть обживаются. Поставь им дома добрые, казны у тебя хватит. Служите народу, как Гордичи служили.

Ковырнула носком сапога землю, пробежала быстрым взглядом по лицам притихших людей и с трудом сдержала вздох.

– Нет, не вернусь Ратимир.

– Не всю же жизнь вам по дорогам бродить?

– А кто сказал, что век бродить будем? – Упрямо тряхнула головой и озорно засмеялся. – Состаримся, Радогор добудет для нас княжество. Для нас и для наших детей. Я знаю. Я видела….

Обняла его руку и прижалась к плечу.

– Ведь правда, Радо? Добудешь?

– Так и будет, ладушка. – Толпа, прислушиваясь к их разговору, притихла. – только с делами нам надо управиться сначала.

Ратимир уже тащил их, как хлебосольный хозяин, к терему.

– И гибель колдуна отпразднуем, и…

Влада замотала головой и даже руками от него заслонилась.

– Не зови, Ратимир, не ступлю больше в терем. А приезжай лучше сам к бабке Копытихе. – С улыбкой, не очень твердо ответила Влада. – Если не погнушаешься. Изба мала, да поляна большая. Охлябя, Гребенка… и вас с Нежданом ждем.

Радогор кивнул головой, соглашаясь с ней.

– Только не мешкайте, Ратимир. Загостился я, дорога ждет. – Поманил взглядом к себе князя. – И прознай все, пока не сожгли, про этот самый Шеол. Сам прознай, ни кому не доверь…

Раздвигая толпу плечом, направился к лошадям. Влада еще раз обежала взглядом людей и склонилась в земном поклоне. Повернулось, дрогнуло и сжалось сердце. Большинство из них она знала даже по именам.

– Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом. А я за вас у Рода милости просить буду. И князя Ратимира плечом крепите. Он вам сейчас защита и опора.

Радогор уже ждет, заглядывая на нее со своего вороного. Подвел к ней буланую лошадку, бережно подхватил ладонями за стан и так же бережно усадил в седло.

– Ну. Вот и все, Радо. Чиста я перед своей землей и людьми.

Улыбнулась, и дерзко, по мальчишески свистнула. Буланка вскинулась на дыбы и понесла ее размашистым галопом. Радогор, промедлив, пустил своего жеребца вдогонку. Бэр с обиженным ревом бросился следом.

Не останавливаясь, Радогор развернулся в седле, и крикнул.

– Можешь погостить. А как нагостишься прибежишь.

Ягодка пробежал несколько шагов, не сразу поняв его слова. Потом остановился, развернулся и весело побежал к терему.

Кони уносили их все дальше и дальше, а люди все не расходились. И смотрели им вслед, словно не княжну и ее загадочного воина провожали, а прощались с чем – то большим. И понимали, что вместе с ними уходит из города целая жизнь.

– Попрощалась?

Вопросом встретила их Копытиха у столба, с вырубленным на нем грубым, почерневшим ликом.

– Попрощались. – За двоих безлико ответила Лада.

Копытиха пытливо посмотрела ей в лицо.

– Болит сердечко?

– Болит, бабушка. Еще как болит. – Тихо, дрогнувшим голосом ответила княжна. – Но не потому, что уезжаю. Сама себе ответить не могу.

Не дожидаясь Радогора, бросила повод на шею лошади и выпрыгнула из седла.

– С детством. С девичеством своим прощалась. С землей, которая ростила тебя, холила и лелеяла ты, девонька, простилась. С этим небом, которое тебя красой одарило и глазами синими, синими…

– Когда вернулась в горд с Радогором, неа людей смотреть не могла. За матушку их простить не могла, за Свища, за подсылов. А сегодня посмотрела на них, лица хорошие, добрые и глаза жалостливые. У многих слезы на глазах. И у меня, как не держалась, а навернулись. Аж сердце сжалось.

Радогор взял поводья и повел расседлывать лошадей, давая княжне выговориться. Копытиха же обняла княжну за плечи и ласково, матерински, привлекла к себе.

– Это человек, Ладушка, разным бывает. И хорошим, и плохим. А народ плохим не может быть. Народ всегда хороший. И помнить они тебя долго буду. Гляди, так и песни запоют о вас с Радогором.

Заслышав их голоса, из – за кустов вынырнула берегиня. С перепачканными землей руками и лицом. С утра увязалась за Копытихой грядки полоть.

– Ой, не скажи, подруга. Народ, он, может, и хороший, а если вожжа под хвост попадет, так сама бы всех в болоте перетопила и ни одного не оставила. Такое бывало, зло возьмет, что и не знаю, что бы с ними сотворила.

– Ну, поехало, помело!

Копытиха обреченно махнула рукой.

– И вовсе не помело! – Обиделась кикимора. – Отгородилась от них лесом и все сразу для хорошими стали. А вот пожила бы с ними, так узнала с какой стороны за репку взяться. Бросила их Ладка, и правильно сделала. Пусть сейчас без нее поживут, а она и с Радогором не пропадет.

– Иди, иди…

Копытиха развернула ее за плечи и подтолкнула в тощий зад ладонью.

– У тебя еще две грядки не полоты.

– Дождешься от тебя доброго слова. Только подол подставляй пошире. А ты ее, девка, не слушай. Ты к умным прислушивайся. Они тебе худого не присоветуют.

– К тебе что ли? – Усмехнулась кикимора, увлекая ее за собой. – А ты, лада, переоболокись в мое тряпье и иди к нам. У грядки и печаль забудется.

Поймала взглядом Радогора.

– Все ли так исполнили, как наказала вам?

Радогор кивнул головой.

– Ратимир до единой пылинки велел все собрать и смертью пригрозить. И чтобы ни одна к руке не пристала. А потом за городом по реке спустили.

И задумчиво посмотрел на ведунью.

– Бросил я голову, матушка, к ногам, а она глаза открыла. И глаза те живые.

– Зло сразу не умирает, Радо. Живуче оно. – Вздохнула Копытиха и зябко поежилась. – Сколько лет копилась. Уж и старого князя Гордича нет, и молодой вслед за ним ушел, а она только крепнет. Где уж сразу ему уйти? И вода не сразу унесет. Походит оно вокруг народа.

Кикимора прищурилась и сладко причмокнула.

– Помню, помню я старого Гордича. И до чего же пригож был он! – И живо улыбнулась. – А уж сох он по тебе, подруга, словами не скажешь. Не знаю, как и устояла ты…

Круто развернулась и, с нескрываемым любопытством, заглянула в лицо старой ведуньи.

– А, может, не устояла все таки, подруга? Сознавайся.

– Отступись…

Кикимора забежала вперед и, пятясь задом, допытывалась.

– А не говори, что устояла. Уж такой он был весь из себя, что и я бы не устояла.

– Вот и сдавалась бы.

И обе скрылись за кустами.

– Сдалась бы, так не по мне сох и как свечка таял. Радогор провожал их ошарашенным взглядом. И не мог по этой, с трудом передвигающейся, старой, оплывшей женщине пылал любовной страстью когда – то красавец князь.

Из избы вышла Влада в платье Копытихи и с подоткнутым за пояс, подолом. Из – под платья выглядывали крепкие босые ноги. Не удержался и засмеялся.

Влада с удивлением посмотрела на него, окинула себя взглядом и тоже засмеялась.

– Только птиц отпугивать в таком наряде гожусь. – Согласилась она и прыгнула ему на шею. – но ты то не улетишь, сокол мой? Не побоишься меня в таком виде?

Радогор быстро оглянулся, и не увидев ни кого рядом, прижался губами к ее уху. Сердце забилось громко и отчетливо.

– Я знаю, что таится под этим платьем.

Услышала княжна его жаркий шепот. И зарделась.

– День же, Радо. Совестно про такое. – Прошептала она и еще теснее прижалась к его телу. – Ночь будет, тогда хоть что говори.

Смутился и Радогор, но взгляда не отвел.

– Я о другом, Ладушка. Я о сердце твоем, которое ради меня от родного дома, от земли, от людей отказалось. – И совсем уж виновато улыбнулся. – Хотя и о другом тоже.

– Счастье ты мое. – Влада всхлипнула. – Ты мой дом и моя земля!

– Нет, вы только поглядите на них! – Перебил ее резкий скрипучий голос кикиморы. Две старухи над грядками пластаются кверху задницами, а они средь бела дня милуются так, что завидки берут!

– А ты глаза бесстыжие уставила. – Сердито бросила ей Копытиха. – У девки глаза на мокром месте, легко ли отчину оставить, а ты совестишь.

– Так я же не со зла. – Начала оправдываться берегиня. – Мне ли не знать каково это? Где теперь мое болото родимое?

– А если знаешь, так и помалкивай. У тебя грядка не дополота стоит. – Отрезала Копытиха и перевала пристальный взгляд на Радогора и Владу. Заметила ее влажные глаза и принялась успокаивать. – А ты не бери в голову, лада, что она не об великого ума плетет. А если хочется, поплачь, сразу на душе отпустит. А нет, так заткни подолишко повыше да и иди к нам. Скорей забудешься.

Радогор с неохотой разнял руку и выпустил Владу из объятий, и озабоченно закрутил головой.

– Топор не вижу, матушка. Хочу крылечко поправить. А потом дров поколю. А то все при деле, один я из угла в угол мотаюсь.

– Не там ищешь. Ты в сенцах пошарь. – С лукавой улыбкой посоветовала ведунья. И обняв Владу, увела ее с собой, по дороге успокаивая. – Тревожно тебе сейчас, девица, душа трепещет. Хоть и своей волей за ним бежишь, да не ведаешь, чем чужая земля встретит.

– Ведаю, матушка, ведаю… В том загадки нет. Видела уже кто Радогора ждет. – Влада наклонилась над грядкой, умело выщипывая сорную траву. – И не о том тревожусь, чем чужая земля встретит. О другом думаю. Сумею ли уберечь его? Хватит ли моих сил для этого? Думала, умру, когда Упырь его глаза ослепил и меч над головой занес. Обезножила от страха. Не за себя, за него, за Радогора. В нем вся моя жизнь и другой не будет. Себя не помню, когда вижу его. А не рядом, будто и не живу….

И слезы покатились из глаз. Полились на руки, покатились на грядку.

– Как батюшкино кленовое копье летит он, а куда прилетит, про то и Род вряд ли скажет Сумею ли рядом с ним выстоять. И жутко, и томно мне рядом с ним, когда вижу, что впереди ждет. И так сладко, как еще ни когда не было.

– Эх, девица. Нашла о чем горевать. – Вскинулась берегиня, не дав и рта раскрыть Копытихе. – Кому бы еще рядом с ним ходить, как не тебе? Да ты поглядеть на него грозно не дашь, не то что пальцем тронуть.

Но Лада, словно не видя и не слыша их, торопилась выговориться.

– Из неволи меня вывел, ярла, мучителя моего зарубил, у смерти отнял, когда уже сама Марана мне в глаза заглядывала и пальцем манила к себе. До самого города через леса и болота на руках нес. От подсылов спас… И что я могу, как я его уберегу, когда и до плеча ему не достану, хоть в нитку вытянусь.

Копытиха бережно коснулась ее плеча рукой.

– Много больше, чем мнится тебе, княжна. Много больше. Силу ты ему даешь. Ты еще и сама не ведаешь, сколько той силы в тебе скопилось. И силы в нем не убудет, пока ты рядом.

Влада подняла голову и с надеждой посмотрела на ведунью.

– Про то и сама вещий сон видела. А в нем он и я сама рядом. Всегда!

– А что еще увидеть успела?

Кикимора одним махом перепрыгнула через гряду и подсела рядом, натянув подол на острые коленки.

– Говори, девонька. Не стесняйся. Страсть как люблю сны выслушивать. Я и угадывать умею.

И замолчала, уловив на себе сердитый взгляд Копытихи.

– Не упомнила я всего. Хворая была тогда еще. Помню дым черный все небо застилает, а через него огонь рыжий… Зверь диковинный на четырех лапах скачет и по воздуху крыльями колотит. Тот, который за мечом Радогоровым приходил, такой же был…А из пасти клыки торчат и пламя льется. Еще город помню каменный. А на стены воины лезут. И под стенами их столько, что по окаем земли не видно. На стене же Радогор стоит, а рядом я. А дальше битвы. Битвы…. И Смерть всюду. И тучи черные в рыжем огне. Было и другое, да я проклятущая, все заспала.

– Веселый сон! – Разочарованно хмыкнула кикимора и вернулась к своей грядке. – Этого добра и здесь пруд пруди, просто девать не куда, чтобы за ним гоняться, ноги бить и сапоги топтать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю