Текст книги "Эльфийский талисман, повесть о двух городах (СИ)"

Автор книги: Николай Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятая. Отважная охотница

В прозрачное, с редкими облачками небо свечой взметнулись два сокола – маленький белый с тёмной полосой на кончиках крыльев и крупный светло-коричневый. Распластав крылья, соколы закружили, высматривая добычу. Маленькому белому повезло больше – или же он оказался более наблюдательным, поскольку, сделав не более двух кругов, метнулся в сторону. Крупный светло-коричневый промедлил – чтобы, спустя полминуты, тоже ринуться вниз.

– Смотри! – шепнул Миха на ухо Анечке.

Та лишь взвизгнула, чувствуя, как колотится сердце. Добыча – серый тонкохвостый ящер с хохолком на клювастой голове с кажущейся ленцой взмахнул перепончатыми крыльями, направляясь к виднеющемуся невдалеке Веху. Обгоняя друг друга, соколы понеслись следом.

– Уйдёт! – заколотив продетыми в стремена каблучками, Анечка мелко-мелко захлопала в ладошки. – Ой, мамочки мои! Сейчас уйдёт!..

– Не уйдёт! – рассмеялся орнелийский принц. – Скачем!..

Подавая пример, он стронул огромного, светло-серого в яблоках жеребца. Что до Анечки, то та привычно замешкалась. Перчатки – в том числе и тяжёля толстая, предназначенная для сокола, на левой руке. Поводья – девушка уже знала, как с их помощью послать вперёд, остановить или развернуть лошадь. Остроносые туфельки в стременах на левую сторону, свисающая с правой руки маленькая плёточка. И капризная, непослушная, вечно занятая какими-то своими мыслями Лису. Мамочки, как же сложно со всем этим управиться, да ещё на глазах у доброй дюжины вельмож и придворных, придирчиво оценивающих каждый твой шаг.

К растерявшейся москвичке подскочил паж или молодой конюх – Анечка ещё не слишком хорошо разбиралась в здешних чинах и званиях. Открытое безбородое лицо, едва наметившиеся усики, заломленный берет с белым пёрышком – простолюдин. «Блистательному», даже пажу полагается длинное чёрно-серое. Конюх протянул руку, намереваясь помочь – но тут ускакавший вперёд орнелийский принц заметил отсутствие спутницы. Подняв на дыбы гиганта-коня, Миха поднёс руки ко рту домиком, не то свистнув, не то чмокнув. Послушная в первую очередь ему, и лишь затем неопытной хозяйке, Лису послушно пошла – сидевшей бочком в седле Анечке осталось лишь крепче держать поводья.

– Скачем! – повторил Миха, принимая из рук девушки повод.

– О, нет! – воскликнула Анечка.

А сердце между тем замерло от восторга и сладкого предвкушения. Застучали копыта, зазвенела уздечка, встречный ветер заставил трепетать перо на шапочке. Сзади слышался свист и задорное гиканье – пёстрый, шумный, сверкающий разноцветным сукном и бархатом охотничий выезд орнелийского принца устремился следом.

Не оглядываясь, младший Осонахи мчался вниз по склону. Выехал на дорогу, подняв клубы рыжевато-бурой пыли. Нырнул в проход в растущих вдоль берега зарослях, проскакал по ручью, подняв фонтан брызг. Миновал окружённую частоколом деревню – крестьяне привычно кланялись, на каменной башне блестели антенны. И, промчавшись вдоль огороженных живыми изгородями полей, понёсся дальше, к Реке, через пестреющие цветами луга.

– Смотри! – кричал он на скаку. – Видишь, твой нагоняет?.. Сейчас возьмёт, возьмёт…

Ничего не видевшая Анечка только визжала и хохотала. На мотоцикле её катали не раз, но одно дело – сидеть за чьей-то широкой спиной, и совсем другое – скакать через поля самой, чувствуя бьющий в лицо ветер. Какой железный конь может сравниться с маленькой, лёгкой, тонконогой, летящей быстрее стрелы золотистой лошадкой?

Взлетев на нависший над речной гладью пригорок с обрывистыми краями, Миха ткнул свёрнутой плетью куда-то в небо. Анечка не сразу увидела, как маленький белый сокол – её сокол, обогнав светло-коричневого, коснулся спины отчаянно улепётывающего ящера. Послышался короткий глухой удар – словно наткнувшись на невидимое препятствие, ящер закувыркался в воздухе. Сложив крылья, белый сокол ринулся следом, тогда как опоздавший светло-коричневый продолжал кружить, криками оглашая окрестности.

– Поймал, поймал! – восхищённая Анечка била в кулачки. – Ой, мамочки мои! И, в самом деле, поймал…

Москвичке сделалось немного не по себе, когда сокол приземлился на руку. Та привычно заныла – держать килограммовую птицу оказалось не так-то просто. Лапки в кожаных чулочках с длинными шнурками, под хвостом покачивался жестяной колокольчик. Вокруг указательного пальца девушки был обмотан хвостик украшенной цветными пёрышками шапочки-клобучка.

– Дадим птицам отдохнуть и попробуем ещё раз, – предложил Миха, угощая соколов вывалянными в перьях кусками мяса. – Конечно, если моя госпожа не устала и не голодна…

Анечка огляделась. Она и не заметила, как вместе с орнелийским принцем ускакала далеко от остальной охоты. Слева сверкала под солнцем необъятная речная гладь – противоположный берег едва угадывался на горизонте, идущие вниз или боровшиеся с течением суда выглядели крошечными пятнышками. Справа виднелись невысокие холмы, чередующиеся луга и рощицы. Деревня с частоколом и башней осталась далеко позади, а впереди виднелся длинный деревянный мост, переброшенный через очередную, впадающую в Вех реку. Перед мостом возвышалась ещё одна башня, а вдалеке, у лесной опушки двигалось несколько окружённых всадниками повозок.

«Это сон какой-то!.. – снова и снова крутилась в голове фраза из советского фильма. – Неужели это я, Анька Коростелькова, не так давно боявшаяся опоздать на работу, и получавшая «выговорёшники» от начальницы. Разодетая, словно королева, сижу в седле, бочком в длинной юбке. А рядом – ой, мамочки, настоящий принц. Нарядный, высокий – пусть и кажущийся маленьким по сравнению с гигантом-конём. Едва прошёл охотничий раж, снова заговоривший витиевато-учтиво – как и должен «блистательный» говорить с «высокородной дамой».

– Нет, просто… – Анечка наклонила голову. – Просто это всё несколько необычно.

– А у себя вы разве не охотились, госпожа моя! – вежливо спросил Миха.

– У нас не принято, – москвичке сразу же вспомнилось душное метро и полные народа улицы. – Так много людей, что охотиться попросту негде…

– А что же вы делаете в свободное время? – удивился младший Осонахи.

– Танцуем, путешествуем… – Анечка наморщила лоб, боясь выдать «на гора» очередную, не подобающую высокородной даме глупость. – В прошлом году мы с подругой на Мальту ездили… В общем, в одну далёкую страну…

– Наверное, ваше путешествие длилось очень долго?.. – предположил Миха.

– Да нет, мы всего на неделю… – вздохнула Анечка. – В море искупаться, позагорать… – и поспешила объяснить, видя удивлённое лицо собеседника. – Понимаете, у нас есть самолёты… Это такие корабли, которые ходят по небу…

– Воздушные корабли! – младший Осонахи даже привстал в стременах. – Вы летали на воздушных кораблях? У нас на воздушных кораблях летают только «ЗвёздноРождённые». И те, кто на Островах живёт… Граждане Ганзы… Кому «ЗвёздноРождённые» позволяют…

Сообразив, что снова сказала что-то не то, москвичка прикусила губу. Повернувшись, она посмотрела на едущего рядом орнелийского принца. «На самом деле он не совсем принц, – вспомнила девушка. – Его отец носит титул «эгль». Переводится смешно, а означает не «короля», а что-то вроде «герцога». Зато страна у них не маленькая – Голландия с Бельгией, вместе взятые или половина Франции, от границы с Германией до Луары. И больше миллиона подданных… Ой, мамочки, даже подумать страшно…».

– Знаете, я в детстве обожал таинственные истории, – продолжал младший Осонахи после недолгой паузы. – У нас с братом была няня, она столько рассказывала. Про воздушные корабли и острова, парящие в небе. Про таинственные подземелья гномов, днём и ночью залитые электрическим светом. Про запретные эльфийские страны, где нет ни зимы, ни лета, и замерло в неподвижности само время. Про страшную Долгую Зиму – когда звёзды, луны и все три солнца скрылись за облаками и не показывались несколько лет. Но я никак не ожидал, что однажды тайна – настоящая живая тайна окажется рядом со мной…

– Ой, мамочки! – рассмеялась Анечка. – Это я-то тайна?

– Надеюсь, моя госпожа не обидится за столь вульгарный слог? – сразу же перепугался Миха. – Вы удивительная, Аню Викторовнахи Коростелькова! Взять хотя бы ваши колдовские глаза – они зелены, подобны водам Веха и сверкают, как звёзды в ночи, как драгоценные камни. Или ваши удивительные двуцветные волосы – такие бывают только у «ЗвёздноРождённых», но вы – человек, не эльфийка…

– Ой! – перепугав сокола, Анечка схватилась за мобильный телефон.

На самом деле она была натуральной блондинкой, чем очень гордилась – но, как многие девушки, подкрашивала волосы. Земная краска оказалась достаточно стойкой, чтобы пережить все приключения – включая тонкий речной ил, что использовали здесь в качестве мыла, добавляя мёд и растёртые луговые травы. Однако за прошедшие месяцы короткие прежде волосы заметно отросли…

– Ваши тонкие, изящные руки… – продолжал орнелийский принц, позволив девушке полюбоваться на своё отражение на экране. – Вы аристократка, госпожа моя, из достаточно высокого рода. Брат не верит – но ваше нежелание открыть свой титул может объясняться боязнью обидеть гостеприимных хозяев…

Не выдержав, Анечка прыснула. Несмотря на то, что гордый и независимый младший Осонахи совсем не походил на вечно робеющего, заикающегося Юру, манера и интонации были до боли знакомы. Тут и страх – боязнь отпугнуть или обидеть, и храбрость отчаяния – рискну, и будь что будет. И безумно-отчаянная, ни на чём не основанная надежда – а вдруг повезёт… Мамочки, ну почему они все такие одинаковые – даже на другой планете…

– Не смейтесь, госпожа моя! – сразу же заволновался младший Осонахи. – Ради Крылатой Заступницы, ради святых Ансари и Ансару… Скажите: вам прежде посвящали стихи?..

– Стихи? – заметно растерявшейся Анечке сразу же вспомнился Юра. – Ой!.. То есть нет… Стихи-то зачем?..

– Дворянин обязан уметь слагать стихи, – просиял Миха. – Иначе как он сможет служить своей даме? «Приниженному» и «смиренному», не говоря о «достойном» не закрыт доступ в благородное сословие – если он владеет оружием, отважен на поле боя и умеет слагать стихи. Неужели в вашей жизни не было рыцаря, избравшего вас своей дамой, готового служить вам, сражаться за вас и, если потребуется, отдать ради вас жизнь?..

«Был один чудик», – подумала Анечка. Сразу же стало неловко, потому что чудик, по имени Юра тоже мог быть где-то здесь, на «Зелёной корзинке».

– Мне бы хотелось посвящать вам стихи, госпожа моя! – продолжал Миха, по-своему истолковав её молчание. – Мне бы хотелось совершать в вашу честь подвиги. Если бы вы знали, какой праздник устроил отец по поводу моего возвращения. Был пир, выступали жонглёры и акробаты, пели менестрели… Были и состязания. Вы этого не видели – были слишком слабы и напуганы, к тому же не знали языка. А мне так хотелось, чтобы вы увидели, какую я одержал победу, выиграв две драгоценности из пяти выставленных.

– Турнир в мою честь, мамочки! – рассмеялась Анечка.

– А ещё мне хотелось бы, чтобы на нас напали разбойники, – Миха не отрывал взгляд от покачивающейся в седле собеседницы. – Дюжина, сотня, тысяча разбойников. Я разогнал бы их, как котят – у вас на глазах. А потом, преклонив колено, признался бы, что моя жизнь и моё сердце навеки принадлежал вам. Вот, послушайте…

Он помолчал немного, словно собираясь с духом:

Пусть дорога далека,

Путь не просто обратный,

Но скакать к руке рука

С вами так приятно.

Ехать в поле с ветерком,

Или лесом мчаться,

И украдкою, тайком

Вами любоваться.

Верьте, не сошёл с ума,

Хоть пою так сладко…

Просто, Аню, вы сама —

Дивная загадка.

Канет солнце среди туч,

Но, моё вам слово –

Ваши волосы, как луч

Солнышка лесного.

Светом полнится лицо,

Ну, а ваши глазки —

Как лесное озерцо

Под зелёной ряской.

В целом мире не сыскать

Мне милей и краше.

Как хочу я разгадать

Аню, тайну вашу.

А ещё о том скажу,

Как бы, между прочим:

К вам на помощь поспешу

Днём и тёмной ночью…

– Ой, мамочки! – рассмеялась Анечка.

– Вам не понравилось? – заволновался младший Осонахи.

– Не скрою, мне лестно ваше признание, мой господин Миха Осонахи та Кано таль та Расви! – не пытавшейся скрыть лукавую улыбку Анечке вспомнились «Унесённые ветром». – Но, честно признаться, оно настолько неожиданно, что я просто не знаю, что вам ответить…

– Смею ли я хотя бы надеяться? – не сдавался Миха.

– Помнится, кое-кто собирался устроить охоту, когда птицы отдохнут, – ловко ушла от ответа девушка. – Так-то вы держите своё обещание?..

– О, простите, моя госпожа! – оживился младший Осонахи.

Пальцы орнелийского принца осторожно коснулись руки москвички, помогая распутать шнурочки на птичьих лапках. Огромный светло-серый в яблоках конь прижался к маленькой золотистой Лису. Провожая птиц взглядом, москвичка приложила ладонь козырьком к глазам – как вдруг почувствовала, как чужая рука обхватила её поперёк талии. Девушка вскрикнула, убирая ладонь – и, воспользовавшись этим, Миха поцеловал её в губы.

Анечка закрыла глаза, задыхаясь – сильный и крепкий младший Осонахи не был похож на рыхловатых московских ребят. Выручил её светло-серый жеребец, вздумавший куснуть Лису за ушко – золотистая кобылка отпрянула и, стараясь удержаться в седле, орнелийский принц был вынужден выпустить девушку.

– Да что вы себе позволяете!.. – возмутилась Анечка, тяжело дыша. – Мой господин Миха Осонахи та Кано таль та Расви!..

– Простите, Аню!.. – тот час же потупил глаза Миха. – Вы были так прекрасны в эту минуту. Я ничего не мог с собой поделать…

– Ничего не мог с собой поделать!.. – Анечка с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. – Вы что, решили, что перед вами служанка в Осконском замке? Или считаете, что достаточно стихов и бахвальства, чтобы высокородная дама сама упала в ваши объятия?..

И, сообразив, что продолжать разговор – значит, всё погубить, легонько ударила лошадку. Послушная, на этот раз хозяйке, а не младшему Осонахи, та резво пошла. Кажется, Миха что-то кричал вслед или собирался крикнуть – Анечка скакала во весь опор, забирая прочь от берега. Пышные соцветия и красноватые метёлочки касались подола и носков туфель, встречный ветер трепал перо на шапочке и успевшие отрасти волосы, а в голове у москвички крутилась совершенно неуместная в ситуации мысль: «А ездить верхом я, всё-таки, научилась…».

Глава десятая. Лиловым пламенем затянут горизонт…

– Воздух! Летучий огонь справа по борту! – закричали на баке.

Крику сопутствовали шум и беготня – пассажиры заметались по палубе, выскочившие из кубрика матросы птицами взлетели на мачты, на судах каравана зазвонили колокола. Волей-неволей стоявшие у перил кормовой надстройки Наде и Юре пришлось оторваться от открывшейся их глазам картины.

А между тем, картина того стоила. Вех разлился здесь больше, чем на двадцать километров, помимо окружённых палисадами деревенек по берегам виднелись прячущиеся за каменными стенами города. У берегов на мелкой волне покачивались рыбачьи лодки под белыми парусами, среди полей петляли дороги, а на вершинах холмов темнели леса. Справа, над горизонтом, предваряя приближающуюся грозу, клубились неприятного вида тёмно-лиловые тучи.

Посередине реки, ближе к правому берегу, посреди скалистого островка в небо вонзался высокий, неожиданно тонкий утёс, заметно суживающийся от основания к вершине. Утёс удерживал в воздухе широкую песочного цвета ленту с острыми краями. Лента отбрасывала на поверхность Реки длинную тёмную тень, поверхность ленты так же покрывала зелень с вкраплениями красного и светло-коричневого. Достигая воды, с ленты свешивалось несколько тонких, как паутинки, серебряных нитей с полупрозрачными треугольничками у основания. Над вершиной утёса описывал круги жёлто-красный мотылёк.

Расстояние скрадывало детали – до утёса и ленты было, самое меньшее, километров двадцать. Москвичам здорово помогла бы зрительная труба респати Киро – на беду, тем же вечером «младший итаниси» покинул судно на лодке. Насколько смогли разглядеть москвичи, на пристани около небольшого городка «возвышенного» ожидала окружённая всадниками карета.

Зато на нижней палубе по-прежнему отирался давешний белобрысый парень. Занят он был исключительно собой и своими делами – подрёмывал, играл с мужиками в кости, плясал под скрипку и дудку, шлёпал зазевавшихся молодок пониже спины – даже подрался с мужем одной из них под рукоплескания пассажиров и палубной команды. Разве что, время от времени, поглядывал на длинную кормовую надстройку, куда ему, как палубному пассажиру, вход был заказан. Юра никак не мог отделаться от мысли, что парень наблюдает за ними и только за ними – причём не столько за ним, сколько за Надей.

– Что это? – удивился Юра. – Мост?

– Юр! – не согласилась Надя. – Посмотри внимательнее.

Над рекой, в прозрачном синем небе плыли маленькие облачка. Одно из них, движимое ветром, коснулось свисающей серебряной паутинки – в месте соприкосновения заиграла крошечная радуга, а затем облако бесследно исчезло, втянувшись в нить. Тем временем другое облако частично закрыло утёс. Юра вспомнил Останкинскую телебашню, и ему сделалось по-настоящему страшно – только теперь он осознал настоящие размеры находящегося перед ними образования. Молодой человек повернулся к девушке – но тут на судах каравана принялись играть тревогу.

– Воздух! Летучий огонь!.. – слышалось отовсюду.

Висевшая над правым берегом туча – огромная, клубящаяся, тёмно-лиловая, выглядела жутковато, но не казалась опасной. Однажды москвичи уже попадали под такую – спускаясь на плоту по Росаве, неспешно текущей через бескрайние леса. Впечатлений осталась масса – раскалывающееся от грохота небо, бившие над лесной чащей огненные жгуты молний. Но сами москвичи отделались лёгким испугом – поливший дождик оказался мелким и совсем не страшным.

На кормовую надстройку не поднялся, а буквально взлетел господин Эсванар, сопровождаемый пожилым лысоватым помощником. Бросив несколько слов старшему рулевой команды – судно управлялось не штурвалом, а румпелем с длинным рычагом, приводимым в движение одновременно несколькими матросами, он подбежал к стойке со спускающимися вниз, под палубу раструбами – точь-в-точь как на старинном земном пароходе. Откинув крышку крайнего, он отдал непонятную команду – к удивлению москвичей, вёсла начали двигаться не быстрей, а медленней. Караван разделился, образовав две идущие бок о бок колонны – лопасти вёсел едва не касались друг друга. Стоявший на надстройке соседнего судна капитан, в разрезном кафтане, при мече и круглой шляпе поднёс к губам толстенький рупор-раструб.

– Эй! Нирма Сатихи! – громко крикнул он. – Ну что, выровнялись?

– Выровнялись! – ответил господин Эсванар в такую же трубу.

– Тогда самый полный! – продолжал чужой капитан. – Рыбки мало, так пои зверьё вином, пусть живее ворочают щупальцами, проклятые мешки со слизью!.. Клянусь святым Гунташем, как-то не хочется гореть на виду у родного города…

Повинуясь новой команде, вёсла заходили пугающе быстро, сгибаясь так, что Юре показалось – ещё немного, и они переломятся. На соседних судах не отставали, выдерживая скорость и расстояние – чтобы избежать катастрофы, господину Эсванару то и дело приходилось кричать на рулевых. Время от времени до москвичей долетали непонятные слова:

– Сгорим, сгорим!.. Ещё бы нитей двадцать – половину стражи…

Между тем огромная тёмно-лиловая туча неспешно приближалась. На рыбачьих лодках сворачивали паруса, Река сделалась рябая от налетевшего ветра. Отдавая очередное распоряжение, «достойный» метли заметил стоявших у перил москвичей. Юра напрягся, ожидая, что господин Эсванар наорёт на них, заставив работать вместе с матросами. Это было бы не совсем справедливо – большинство пассажиров попряталось под палубой, а остальные молились, воздев к небу руки. Кто-то, присев на корточки, с головой накрылся смоченным плащом или одеялом, надеясь таким образом переждать беду.

– Госпожа моя! – сорвав с головы шляпу, «достойный» метли поклонился Наде. – Скажите, вы можете её остановить?..

– Простите! – не поняла Надя.

– Остановите летучий огонь! – господин Эсванар был одновременно зол и удивлён непонятливостью москвички. – Крохана на горизонте, там сильные генераторы (непонятное слово), но сами видите, мы не успеваем. А наше собственное защитное поле (не вполне понятное слово) может не выдержать… Прежде его хватало, но теперь, когда у «ЗвёздноРождённых» началась смута, огневые облака летят к Зачарованным Лесам, словно на поживу…

– Я не могу… – наморщила лоб Надя после затянувшейся паузы. – Понимаете, я всего лишь лекарка. Я не умею управлять движением ветров…

– Достойно сожаления! – воскликнул метли. – Руах побери, если б вы знали, насколько… А усилить напряжённость поля (ещё одна, не вполне понятная фраза)? Мне доводилось слышать, такие способы есть. И некоторые райса умеют это делать…

Ради пущей выразительности господин Эсванар показал на установленный на корме ветряк – вдоль одной из опор бежала пара проводов в матерчатой изоляции. Выше торчал тонкий металлический прут – явная антенна.

– Нет, простите… Простите, пожалуйста! Я, правда, не умею… – смутилась Надя. – Разве что мой брат…

И продолжила, перейдя на русский:

– Юр! В самом деле, может быть, сходишь, посмотришь!.. Ты ведь, как-никак, инженер, а у них тут явный электрогенератор. Как в Басине, помнишь?..

Юра задумался. На судне господина Эсванара, в самом деле, имелся электрогенератор с двойным приводом – помимо ветряка на нижней палубе был установлен ворот. Два матроса и два пассажира, из числа палубных, отрабатывая проезд, крутили рукоятки, то и дел встревожено поглядывая по сторонам.

– Не знаю… э-э… Надь! – привычно замялся молодой человек. – У них же тут всё может быть устроено не так, как у нас. И, потом, я не… э-э… совсем понимаю, что именно должен сделать…

– Слуга!.. – презрительно скривил губы господин Эсванар, вслушиваясь в не понятную ему русскую речь. – Впрочем, я признаю его кем угодно, если с его помощью доживу до вечера. Раси Варихи, покажи юноше «искровую»!..

Последние слова предназначались пожилому невысокому помощнику с залысинами посреди лба, в коричневом разрезном кафтане, без меча и без шляпы. Подхватив Юру под руку, помощник повлёк его вниз – на заполненную народом палубу, а затем потащил по идущей вдоль борта узкой, продуваемой ветрами галерее. Как раз в этот момент лиловая туча накрыла маленький городок на берегу.

– Полыхнёт? Не полыхнёт? – остановившись, помощник приложил ладонь козырьком ко лбу. – Святая Айореми Эльдифу! Если ты нас любишь, сделай так, чтобы она вся разрядилась там!..

Видимо, столь искренняя молитва дошла до крылатой партизанки-хулиганки, поскольку почти успевшая миновать городок туча и в самом деле полыхнула. Над башнями и шпилями, над крытыми черепицей домиками и зубчатой стеной засверкали короткие толстые молнии. Юра не поверил собственным глазам, увидев, как над городком словно раскрылся невидимый купол. Молнии скользили по нему, не причиняя вреда, а воздух внутри казался чуть светлее, чем снаружи.

– Не разрядится! – сплюнул в сердцах помощник. – На нас пойдёт. Подумать только, перед самой Кроханой… Вот!..

С этими словами помощник распахнул дверь помещавшейся под румпельной площадкой каютки. Из-за узкого стола поспешно вскочил маленький длинноносый человечек с редкими светлыми, словно облизанными коровой волосами. Юре в который раз пришлось удивиться – на столе перед человечком стоял настоящий телеграфный аппарат.

Москвичу он показался одновременно простым и невероятно сложным. Аккуратный лакированный ящичек, над которым торчит антенна, увенчанная ромбическим навершием. Деревянная ручка-рычажок с металлическим контактом, отполированная благодаря постоянной работе. Ещё одна вращающаяся ручка – сбоку, как на старинном телефонном аппарате. Лоток с листом здешней желтоватой бумаги, над которым ходит карандаш в металлических зажимах. Лист бумаги покрывали вытянутые точки, короткие и длинные тире – здешняя азбука Морзе была троичной.

Не обращая внимания на человечка и его машинерию, помощник подскочил к закреплённому на стене ящичку из сверкающего лаком дерева. Запертую на засов дверцу фиксировала сургучная печать с двумя короткими хвостиками. Коснувшись её, помощник дёрнулся, словно от удара током. Шипя от боли, он вытащил откуда-то предмет, как две капли похожий на самый обыкновенный, земной, сделанный из резистора разрядник – заполненную порошком стеклянную трубочку с торчащими проводками в матерчатой изоляции. Не обращая внимания на предостерегающий возглас длинноносого телеграфиста, помощник поддел разряженную печать ножом.

В ящичке, на истыканной гвоздями доске обнаружилось самое дикое устройство, какое Юре только приходилось видеть. Непривычно большие радиолампы с запаянными проводками и мелкими решёточками внутри – некоторые из радиоламп светились. Неровные напластования на медных проводах – резисторы, аккуратно склеенные кусочки блестящей фольги – конденсаторы, непонятного назначения кристаллы, миниатюрные – с ноготь размером прозрачные баночки, заполненные разноцветными порошками, путаница переплетённых проводов…

Собрано всё было аккуратно и не без изящества – элементы покрывал прозрачный лак, на котором не было и следа пыли. Судя по правильности, с какой располагались детали, схема была фабричной – или неведомый мастер собирал такие десятками. Впрочем, без тестера и мультиметра, без осциллографа и паяльной станции делать здесь всё равно было нечего – что Юра и попытался объяснить дышавшим в спину помощнику и телеграфисту.

– Понимаете, здесь нужны… э-э… специальные… – осторожно начал он. – В общем, некоторые вещи, которых у нас нет…

– Слуга! – презрительно повторил помощник слова господина Эсванара. – Вот и нечего было соваться, раз не можешь… Из-за тебя, дурака, гильдии штраф платить…

Юра так и не узнал, за что именно помощнику придётся платить штраф неведомой гильдии – последовавшая затрещина вынесла его в коридор. Было не столько больно, сколько обидно. Под палубой со скрипом ходили вёсла, с открытой галереи долетали водяные брызги. Как и тогда, в лесу, воздух сделался лиловым – туча накрыла караван. Двое, не то матросов, не то судовых рабочих, в замаранных кожаных передниках поверх грязных серых рубах, с пустым бочонком на носилках, вынырнули откуда-то снизу, из люка, откуда доносился густой рыбный запах. Вышедший из каютки помощник собрался влепить Юре ещё одну затрещину – но тут над судном с грохотом раскололось небо.

На долю секунды молодой человек буквально ослеп. От последовавшего грохота заложило уши. Выронившие бочонок матросы куда-то исчезли. Выскочив на галерею, Юра увидел, как метрах в двухстах из воды выметнулся огненный столб.

Оглушённый, испуганный Юра побежал по галерее на палубу. Споткнулся на порог, едва не упал на мужиков из судового оркестра, скрючившихся у борта под мокрыми накидками. Торопливо вскочил, ухитрившись раздавить скрипку, пробормотал на русском языке извинения. Его не слышали – казалось, воздух над судном лижут языки пламени. «Нефть! – Юра запоздало сообразил, что нефть в воздухе гореть не может. – Или горючий газ!..». Жара не чувствовалось, хотя вокруг трещало и гремело, а в воздух то и дело взлетали огненные жгуты.

– Надя, Надя! – спотыкаясь на ступеньках трапа, молодой человек взлетел на палубную надстройку.

Сжавшаяся в комочек Надя обнаружилась у перил. Развязавшаяся косынка съехала с головы на плечи, вьющиеся тёмно-каштановые волосы рассыпались по плечам. Увидев Юру, девушка вскочила и крепко обняла, прижавшись всем телом. Молодому человеку сделалось одновременно приятно и неловко – он не сразу понял, что Надя дрожит от страха. Над головой бушевало пламя, гремел гром, перекрещивались огненные жгуты. На неподвижной воде лежали остановившиеся вёсла.

Всё закончилось неожиданно и сразу – воздух вокруг просветлел, из лилового и огненно-алого сделавшись прозрачным и тёмно-серым. На палубу, оставляя тёмные следы, начали шлёпаться крупные капли. Снова засверкало солнце, рассыпавшееся по воде золотистыми «зайчиками». Основание утёса скрылось за пеленой тумана.

Надя отпрянула, высвобождаясь из Юриных объятий – тонкие завитки волос прилипли к щекам и открытой шее. Возле румпельной площадки появился господин Эсванар – в полурасстёгнутом кафтане, лишившийся шляпы и футляра с пером и чернильницей. Люди на палубе поднимались, выбираясь из-под мокрых накидок. Крича и хлопая друг друга по плечам, они показывали на засиявшее солнце.

– «Лиранту» горит! – закричали с мачты.

Суда каравана, с началом грозы сбившиеся в неровную кучку, начали понемногу оживать – по палубам засновали люди, кое-где зашевелились вёсла. На самом дальнем судне пылала мачта с парусом – вокруг шевелились тёмные фигурки. Юра не сразу понял, что они делают – пока горящий парус не заполоскал в воздухе, словно исполинская простыня, а сама мачта, накреняясь, не полетела через борт.

– Эй! Нирма Сатихи! – крикнул растрёпанный капитан соседнего судна. – Открой секрет, что это было? У тебя райса на борту?..

– Только мерису со слугой, – господин Эсванар отыскал выроненный рупор. – Или ты подозреваешь меня в незаконной магии?

– Руах с Гоэрлом! – расхохотался чужой капитан. – Мне ли тебя не знать, ты честный «достойный» горожанин. Да только прямо над тобой купол раскрылся, прикрыл всех, кроме «Лиранту». Ну, да Михи сам виноват, нечего было вываливаться…

– Столь велика любовь к людям Крылатой Заступницы! – нервно рассмеялся господин Эсванар. – Прибудем, не забудь благодарственно воскурить! Подумать только, мы могли бы гореть на глазах у всей Кроханы!..

Не зная, чем себя занять, смущённый после Надиных объятий Юра привычно взялся за мобильный телефон. Спрятанный под здешним светло-коричневым «крестьянским» кафтаном, во внутреннем кармане «земной» рубашки, аппарат благополучно пережил все приключения. Если не считать того, что после пребывания под лиловой тучей он попросту завис – точь-в-точь, как в лесу в прошлый раз. Шаря по карманам в поисках связки ключей – помимо самих ключей от дома и автомобиля, на связке имелось и маленькое шило, молодой человек поймал на себе пристальный взгляд господина Эсванара.

– Простите, господин Эсванар! – привычно пришла на выручку Надя. – Вы только что сказали, что мы едва не сгорели на виду у всей Кроханы. Но где же она?

– Где? – удивился «достойный» судовладелец. – Да вот, взгляните, госпожа мерису! Прямо перед вами…

И, протянув руку, показал на прячущийся за пеленой тумана, ставший заметно ближе утёс.