Текст книги "Эльфийский талисман, повесть о двух городах (СИ)"

Автор книги: Николай Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава третья. Котёнок на незнакомом чердаке

– Аню! – Ирику выключила радиоприёмник. – Давай в город сходим?

– А можно? – удивилась Анечка.

– Кто же нам запретит? – рассмеялась Ирику. – Мы же та Кано, или ты забыла? Бесстрашные та Кано, вечные мятежники и вечные победители…

В действительности, поскольку разговор шёл на вехтарийском, Анечка услышала: «Кираэ-на но пуав интара? На-эс та Кано-са, напали-ту? Сан пури та Кано, эрнель ребо о эрнель викаро…».

Для большей убедительности Ирику показала на витой геральдический щит, висевший на стене над камином. Четыре расположенные в шахматном порядке поля – в двух серебряных турнирные копья целятся в зелёную десятилучевую звезду, в двух золотых изображены три ярко-алых изогнутых крыла, издали напоминающих стилизованное птичье крыло. Здесь же висел составленный из разноцветных треугольников фамильный вымпел. И картина, изображающая закованного в доспехи воина, попирающего рогатую голову чудовища, похожего на земного динозавра-трицератопса. Вокруг, на широкой ленте затейливой вехтарийской вязью был выведен горделивый девиз: «Афаро диур-са» – «Дела говорят».

– Сэ Анна Викторовна Коростелькова-са, ои Москва, – не полезла за словом в карман Анечка. – Кираэ-но интара? Сэ туи папи-ка са, Осона Ирсахи та Кано, эгль та Оско и та Орнели, кираэ-но интара. Деир-ту: филу-ка менира-ни, васара тон лана…

– Кто запретить нам?.. – медленно, с запинкой перевала на русский Ирику. – Папочка твой, вот кто запретить нам. Скажет: не гуляй, дочка, слишком долго…

Анечка наклонила голову, пряча лукавую гримаску. Очень хотелось добавить: «и будь дома не позднее девяти вечера…». Но как сказать такое на языке, которым не слишком хорошо владеешь, о котором местный Высокий Месяц назад вовсе не имела понятия, и для которого, ко всему прочему, нет ни словарей, ни учебников, девушка не знала. Впрочем, пылкой орнелийской принцессе хватило и этого. Рассмеявшись, Ирику буквально выволокла москвичку из-за стола и, обняв за талию, закружила по комнате.

– Аню! – продолжила она по-русски. – Ты прелесть. Я тебя обожаю. Ты говорить вехтари-мо совсем-совсем хорошо. Но в город, всё равно, давай сходим…

Выпустив Анечку, орнелийская принцесса снова устроилась за столом, откинув ленты пышного затылочного банта. Так старающаяся походить на молодую Марину Влади студентка отбрасывает назад волосы. Подперев щёчку кулачком, Ирику продолжала соблазнять подругу.

– Караван пришёл, – перешла она на вехтарийский. – Настоящий океанский караван из Полдневного полушария. Они полтора года плыли и четыре океана пересекли. И остановились у нас в Оско – океанские суда выше не поднимаются. Каких только чудес они не видели, о чём только не слышали, сколько диковинок привезли… Мне знаешь, как на океанском корабле побывать хочется. Он огромный – целый город, с парламентом, с милицией, с цехами, с ратушей и храмами… Только на воде. Сурани-капитан нас в каюте примет, всё покажет… А караван здесь пробудет недолго, у «ЗвёздноРождённых» смута началась… Папа говорит, сурани-капитан боится, что его запрут здесь, на Реке…

– Какая смута? – удивилась Анечка.

– Да какая нам разница, – презрительно фыркнула Ирику. – Это дела мужские. Мужчины войну любят, так пусть сами с ней и разбираются. Хотя… Знаешь, Аню! «ЗвёздноРождённые», эта душа мира, преданы своим Королям, так преданы… Ну, как собаки хозяевам. Но иногда даже на них находит. Три века назад в Высоком Закате была смута, теперь у нас… Про смуту в Высоком Закате Ильми та Каса книгу написал. Называется: «Поход трёх тысяч». Там про то, как один эльфийский принц набрал три тысячи наёмников-людей, и как эти наёмники потом с боем обратно пробивались… Эту книгу Миха очень любит… Ой, а я и забыла, что ты у нас ничего не знаешь…

Снова вскочив, Ирику развернула сброшюрованную карту-атлас, из тех, что премудрый Илома пользовал в качестве учебного пособия. На листе, привычно расчерченном на параллели и меридианы, были показаны все пять здешних материков – два огромных, в западном полушарии, разделённых экваториальным океаном, и три маленьких, наискось, цепочкой протянувшихся через восточное. Помимо материков, на карте было изображено огромное количество островов – в том числе и крупных, не уступающих Мадагаскару или Гренландии. Оба полюса покрывали океаны – и, судя по фигурным значкам, полярные льды лишь в одном месте доходили до побережья.

Северный, или как говорили здесь, Полночный континент и в самом деле напоминал очертаниями земную Австралию с прилепившемся к восточной стороне массивным материковым «хвостиком». Вот только, если Анечка правильно разбиралась в местных величинах, был он никак не меньше Евразии. Перелистнув несколько страниц, Ирику открыла другую карту, изображавшую три маленьких острова-континента, лежавших в противоположном полушарии.

– Смотри, Аню! – орнелийская принцесса стала говорить помедленнее, чтобы новая подруга могла запомнить незнакомые имена и названия. – Караван из двенадцати судов вышел отсюда, из Го-Ласара…

Анечка с сомнением покачала головой. Выходило, что за полтора местных года караван совершил настоящее кругосветное путешествие, обогнув добрую половину планеты. Поверить в это было не просто хотя бы потому, что вычерченная разноцветными чернилами карта имела совершенно средневековый вид. Чего стоили пускающие тут и там фонтаны киты, похожие на плезиозавров морские змеи и парящие на распластанных крыльях птеродактили.

Или, взять здешние реки. Местные картографы и слышать не хотели о том, что воде, вообще-то, положено течь сверху вниз – во внутренних областях континентов реки образовывали причудливую паутину, спускаясь с гор и поднимаясь в горы, пересекая друг друга под немыслимыми углами, словно автомобильные развязки. Одна из рек, бравшая начало в Енотовых горах, на широте города Оско пересекала Вех возле точки, где было каллиграфически выведено: «Крохана».

– Ир! – удивилась Анечка. – А почему ты говоришь, что их запрут? Вот же, ещё она река…

Ирику чуть не поперхнулась.

– Аню, ну ты и скажешь, – рассмеялась она. – Это же Вильсава, висячая река. На ней Крохана стоит. Видишь, тут даже значки есть…

– Висячая река? – Анечка не была уверена, что правильно поняла слово. Похожих значков, изображающих висячие реки, на карте было несколько. – Это как?

– Да Руах с ней, – фыркнула Ирику. – Не люблю крохтарийцев, у нас, та Кано из Оско, с нашей пра-пра-бабушкой Аройу Рамахи вечная фамильная вражда. Ты лучше расскажи, ты у себя когда-нибудь на море была?

– Да, и много раз… – Анечке вспомнилось, как в прошлом году она с Катькой Озелевской ездила на Мальту. – И в море купалась, и в отеле танцевала… «Ля-Валетта, Ля-Валетта, Ля-Валетта…».

– Счастливая, – вздохнула Ирику. – А мы в замке сидим… Жалко, что мы не «ЗвёздноРождённые», те летать умеют… Зато на всей «Зелёной корзинке» нет страны лучше, чем наша Орнели. И реки большей, чем наш Вех… Премудрый Илома говорит, что Бук и Бус по пятьдесят полумиль шириной, но я ему не верю. Даже если и так, всё равно это не реки, а пресноводные проливы. А что такое «отель»? И что такое «Ля-Валетта»? Впрочем, потом расскажешь. Мне так океанский корабль посмотреть хочется… Аню, ну давай поедем?..

– Ир, а нас там не украдут? – Анечке вспомнился старый советский мультфильм. – У нас… ну, в общем, одна сказка есть, о том, как девушка, принцесса, так же поехала в порт посмотреть на корабль. А капитан зазвал её в каюту и поднял паруса…

– Нас украсть? – в который раз звонко рассмеялась Ирику. – Да у папы флот, войско, три тысячи дворян на фьефе. Да и за нами стража… Кто нас украдёт?

– Тогда зачем это? – Анечка показала на спрятанный в поясе узкий кармашек.

Таких карманчиков, а то и петелек в здешней одежде было множество. Анечка долго не могла понять, зачем они, пока камеристка Ниету не показала, как в карманчике или на петельках под одеждой спрятать кинжал, стилет или остро отточенную булавку.

– А это был не тот капитан, который с алыми парусами? – ловко ушла от ответа Ирику. – Поедем, Аню! Только прикажи мантильку, а то на Реке ветер. А я пока насчёт лошадей и коляски распоряжусь…

Выйдя на балкон, Анечка остановилась у перил, привычно щурясь от яркого солнца. Осконский замок стоял на вершине массивной скалы – вниз вела петляющая среди камней дорога. К подножию Девичьей башни примыкал вымощенный двор, окружённый зубчатой стеной – к внутренней стороне лепились крытые черепицей строеньица. Здесь же лежали друг на друге тюки сена, топтались привязанные лошади, около которых занимались непонятными делами конюхи и замковые работники. Со двора замка в распахнутые ворота выезжала карета, окружённая полудюжиной всадников. Анечка улыбнулась – в руках одного, на длинном древке трепетал значок Крохтарийского университета.

От подножия утёса к Реке уступами спускался город – ломаные черепичные крыши и острые шпили, внутренние дворики, площади и извилистые улочки. На улицах толпились прохожие и двигались экипажи, из труб поднимались белёсые дымки, кое-где среди домов проглядывали кроны деревьев. Снаружи городской стены, у длинной набережной пришвартовались три огромных – многопалубных и многомачтовых, похожих на старинные парусники, корабля. Наверно, это и был караван, о котором говорила Ирику – ещё вчера корабли стояли на якорях посреди реки.

Вниз по реке спускался на вёслах другой караван – три похожие на галоши барки с косыми реями на низеньких мачтах. Над кормовыми надстройками развевались белые флаги с синими косыми полосами. Стоило каравану оказаться напротив города, вёсла на барках подняли, паруса убрали, а из порта наперерез понеслось маленькое ходкое судно – не то катамаран, не то катер на воздушной подушке. На горизонте угадывалась цепочка островов, разделённых проливами-ериками – там в широкий полноводный Вех впадал не менее широкий полноводный Рансель.

Подобрав подол длинной юбки – ужас-ужас, опасливо покосившись на прислонённый к стене массивный зимний ставень – случались уже прецеденты, взглянув на главную башню, с башенками-пристройками по углам и антеннами на черепичной крыше – резиденцию Его Сиятельства, Анечка поднялась по наружной лестнице в собственные покои. Как у Ирику, на полу здесь лежал пушистый ковёр, стены покрывали деревянные панели с натянутыми гобеленами, солнечные лучи играли в мелком железном переплёте шестиугольных окон, а подвешенные по углам пучки трав источали приятный аромат. Уже привычно цыкнув на бросившуюся к ней Ниету, Анечка сунулась в гардеробную – не шкаф, а отдельную комнату, выбрать «мантильку».

Из зеркальца на неё взглянула тоненькая, изящная леди со слегка раскосыми зелёными глазами и успевшими немного отрасти короткими светлыми волосами. Тончайшая белоснежная рубашка с широкими, словно паруса, рукавами и узким вырезом – слава богу, хоть декольте тут не в моде. Светло-серая с золотым шитьём юбка-колокольчик, приталенный жакетик-безрукавка, упомянутая «мантилька», оказавшаяся накидкой с завязками. И кокетливо сдвинутая на ушко шапочка-пирожок с длинным пёрышком. Крутившаяся вокруг Ниету так и сыпала комплиментами.

«И это я, – снова и снова повторяла про себя Анечка. – И это всё моё! Ой, мамочки! Это сон какой-то…». Куча платьев, нижних и верхних рубашек, панталончиков, кожаных и сафьяновых башмачков. Личные покои из пяти комнат – спальня, гардеробная, салон и отдельное помещение для камеристки. Ванная и смывной туалет с деревянным унитазом – жаль, вода с Енотовых гор поступает только холодная, и её приходится подогревать. Камеристка и горничные – впрочем, последних перебрасывают с этажа на этаж, из покоев в покои. Зато Ниету, полненькая молоденькая уроженка полночного Темарья служит Анечке и только Анечке.

Старший из трёх учителей, учащий москвичку здешнему языку – премудрый Илома, не то лекарь, не то священник, не то учёный-историк. Процесс обучения – взаимный: если Анечка научилась говорить по-вехтарийски, то премудрый Илома, двое его учеников и Ирику худо-бедно владеют русским языком. Премудрый Илома по собственной инициативе взялся за составление словаря и грамматики.

Лучшая подруга – орнелийская принцесса, старшая из трёх дочерей Его Сиятельства. Самое интересное, что Ирику – не просто принцесса. Её полное имя звучит как: «Ирику Осонахи та Кано талю та Савити». «Ирику» здесь – имя, «Осонахи» – отчество, подумать только – они здесь тоже в ходу, «та Кано» – фамилия, а «талю» – дворянский титул, нечто-то среднее между «графиней» и «баронессой». А титул здесь – не просто красивая приставка к фамилии. Два слова: «талю та Савити» означают, что новая подруга – госпожа и правительница пусть маленького, но собственного государства. Хозяйкат_а_л_ь_р_а_м_и – феодального владения, в состав которого входят минимум тринадцать с половиной ленов-ш_а_й_о_м_ии хотя бы один укреплённый замок. В этом его отличие от э_г_л_ь_р_а_м_и, герцогства – в состав последнего должны входить минимум семь с половиной т_а_л_ь_р_а_м_ии хотя бы один укреплённый город с населением не меньше тысячи человек.

Самое удивительное, что в этом, жёстко разделённом на сословия мире, где «каждому человеку – своё место, а для каждого места – свой человек», Анечке с самого начала дали понять, что они никакая не пленница, а почётная и уважаемая гостья, и может оставаться в Осконском замке столько, сколько захочет. Прошло чуть больше здешнего, состоящего из пяти октиц Высокого месяца, прежде чем москвичке удалось объяснить, что она была не одна, а с товарищами. Анечка не сразу узнала, что в тот же день в подвале Осконского замка застучал телеграфный аппарат.

Вечером пришёл ответ: Володя, если он был, сгинул безвестно. А Надя и Юра всё это время жили в Басине, в домике местной травницы. Надя училась у травницы, осваивая её ремесло, а Юру пытались заставить работать в поле и чинить повреждённый разбойниками палисад. И в том и в другом случае он проявлял неподобающую «приниженному» строптивость в сочетании с полнейшей неумелостью.

Следующим утром, по личному распоряжению Его Сиятельства в Басину выехал сафи (офицер) службы эгльрами с каретой, охраной и скрепленным печатью и подписью приказом разыскать и доставить. «Гудун» с крылатым конвертом под короной, «аллюр три креста» – но, несмотря на это, сафи слегка опоздал. За два дня до того Надя и Юра ушли из Басины, пробыли где-то почти сутки, вернулись – подарить травнице на прощение драгоценное эльфийское яблоко, и ушли насовсем.

– Руах и святая Ансару! – ворвалась в комнату орнелийская принцесса. – Аню! Так вот ты где!.. Я тебя повсюду ищу…

– Ир! – не выдержала Анечка. – Сама же предложила захватить «мантильку»…

– Извини меня, Аню! – фыркнула Ирику. – Ты иногда ведёшь себя… Ну, как простолюдинка, честное слово. Самой-то зачем бегать? Ведь есть же слуги…

Словно подтверждая слова госпожи, на пороге замерла служившая Ирику камеристка – маленькая черноволосая девушка по имени Корсу, в полосатом форменном платье и белом переднике, с плетёной корзинкой в руках. Анечка сразу вспомнила, как удивлялся премудрый Илома. «Вы пользуетесь ножом и вилкой на какой-то свой, чужеземный манер, – говорил он. – Но при этом так свободно и естественно, словно всю жизнь этим занимались. Оказавшаяся в барских покоях мужичка вела бы себя иначе. Но при этом не привыкли, чтобы вам прислуживали. Неужели у вас все настолько богаты, что совсем нет слуг?..». Не желая ссориться – всё же настоящей хозяйкой здесь была Ирику, Анечка взяла со столика мобильный телефон.

– Святая Айореми Эльдифу! – сменила гнев на милость орнелийская принцесса. – Ну, конечно же… Аню, прости! Прости меня, пожалуйста! Я совсем забыла о твоей волшебной шкатулке. А ты прелесть. Аню, ты сама не знаешь, какая ты прелесть. Слугам такое и в правду не доверишь. Сэлфьи делать мы будем?..

Последнюю фразу, забавно коверкая слова, Ирику произнесла по-русски. Рассмеявшись, Анечка подняла телефон. Встав рядом, орнелийская принцесса обняла подругу за талию – обе девушки отразились на экране. Одного роста, похоже одетые – более полненькая Ирику носила светло-зелёное платье. У неё были правильные черты лица, золотисто-карие глаза, пухлые щёчки и слегка вздёрнутый носик. Светлые с красноватым отливом волосы заплетены в длинную, до пояса, косу. Пышный бант с длинными лентами делал орнелийскую принцессу похожей на школьницу-первоклашку.

Немного разбиравшаяся в здешних реалиях Анечка знала, что для дворянки-шайу бант с лентами был знаком высокого положения – как меч и пернатый берет для дворянина. Ирику горевала, что подруге, в её короткие волосы нельзя вплести что-то подобное. Анечка же, напротив, была этому только рада – с неё было достаточно панталончиков и чулок с подвязками.

Мобильный телефон уцелел в кармане платья каким-то чудом. Увидев на экране фотографии и видео из чужой жизни, премудрый Илома в него буквально вцепился – и был очень огорчён, когда в телефоне сел аккумулятор. К удивлению Анечки, в ту пору объяснявшейся не столько словами, сколько знаками и рисунками, премудрый прекрасно её понял. На следующий же день он принёс золотой перстень с крохотным коромыслицем в глубине прозрачного камня. Из-под коромыслица вырвался пучок разноцветных нитей, на глазах у изумлённой Анечки втянувшийся в предназначенный для зарядки разъём. Телефон тот час же ожил – с тех пор индикатор заряда всегда показывал максимум.

Глава четвёртая. На стрежне далёком…

Обогнув длинный узкий остров, поросший не просто густым, а чуть ли не дремучим лесом с буреломом, караван остановился примерно в километре от берега. Господин Эсванар прокричал в рупор нечто неразборчивое, крепкие ребята в алых жилетках на голое тело птицами взлетели на мачты, последний раз поднялись и легли на воду тяжёлые вёсла. Из порта наперерез понеслось чудное судёнышко под жёлто-белым флагом, висевшее в полуметре над водой, словно на воздушной подушке, но при этом приводившееся в движение длинными гнутыми вёслами. Следом отчалили обычные, тяжело гружёные лодки, так что вскоре на нижней палубе и на воде вокруг закипел шумный меновой торг.

Стоя у перил длинной кормовой надстройки, которую правильнее было бы назвать верхней палубой, Надя и Юра смотрели на кипевшую внизу суету. Менять им было особенно нечего, многие слова и выражения, какими обменивались торговцы, были непонятны. Оставалось скучать наверху, куда большинству пассажиров вход был заказан, есть фрукты – целую корзину местных яблок и груш подарил им один из Надиных пациентов, и любоваться раскинувшимся на берегу городом.

На вершине утёса с плоской вершиной стоял огромный замок. Из-за зубчатых стен выглядывали массивные здания, сложенные из белого и золотистого камня, над которыми поднимались башни. На четырёхскатной крыше самой большой и самой высокой, с башенками по углам, поблёскивали антенны. Верхние этажи соседней, более массивной и низкой облепили балконы. Над башнями развевались знакомые, в жёлто-белую клетку, флаги с гербами.

У подножия утёса уступами спускался к реке город – сложенные из белого и золотистого камня домики под красными крышами, утопающие в зелени садов. Город так же окружала зубчатая стена с башнями, а возле самой реки протянулась длинная – не меньше двух километров, пристань. У пристани на мелкой волне покачивались разномастные судёнышки. Отвалив от пристани, две тяжёлые барки под бело-синими флагами, родные сёстры судна господина Эсванара, на вёслах двинулись к остановившемуся каравану. В дальнем конце пристани отшвартовались три огромных, многопалубных и многомачтовых, явно не речных корабля.

– Красота какая! – восхитилась Надя. – Юр, ты только посмотри! Где ещё могла бы жить ждущая принца Ассоль. Знаешь, мне тут подумалось – что, если сесть в лодку и уехать на берег?..

– Надь! – Юра, которому ночью опять приснилась Анечка, едва не задохнулся от возмущения.

– Не обижайся… – вздохнула девушка. – Сама понимаю и не меньше твоего хочу выручить Аню. Да и заплатить за место в лодке нам нечем – не расписки же эти на части рвать. К тому же мы понятия не имеем, что нам написали. Но интересно было бы здесь побывать, побродить хотя бы денёк…

Юра согласно кивнул. И сама матушка Ругу, и её односельчане были неграмотны – а потому не умели читать и писать на здешнем языке и Надя с Юрой. Что до денег, то о них не имели понятия даже находившиеся в числе пассажиров судна купцы. Плату за лечение приходилось брать непонятными расписками с подписями и печатями. Если верить тем же купцам, согласно той или иной расписке с такого-то склада в Крохане можно получить столько-то мер перца и столько-то мешков пшеницы.

Вынув телефон, девушка сделала несколько снимков. Не ограничиваясь этим, она остановила проходившего по палубе судовладельца.

– Господин Эсванар! Вы не подскажете, что это за город?

«Достойный» метли с готовностью обернулся, поклоном приветствуя успевшую заслужить уважение лекарку-райсу. Но прежде, чем он успел ответить, внизу снова поднялась сопровождаемая криками суета. Торопливо извинившись, господин Эсванар побежал к ведущему на нижнюю палубу трапу.

Причиной поднявшейся суматохи стала похожая на венецианскую гондолу длинная и узкая десятивёсельная лодка. На корме под навесом стоял тощий как жердь господин в длинных, отделанных чёрным галуном белых одеждах. На груди сверкала полированная металлическая бляха, с пояса свешивались чёрные чётки-костяшки, на голове, поверх пышной, светло-золотой «львиной» шевелюры сидела похожая на горшочек шапочка.

Пассажиры и торговцы приветствовали господина в белом глубокими поклонами. Хозяева оказавшихся на пути лодок торопливо освобождали путь. С одной из лодок на палубу взобрался белобрысый, франтовато одетый парень. Растолкав пассажиров локтями, сам получив несколько тычков под рёбра, парень ухитрился оказаться возле спущенного с борта трапа даже раньше господина Эсванара.

На палубе господина в белом сразу же окружила толпа. Кто-то кланялся, кто-то падал на колени – над головами тех и других господин в белом проводил двумя скрещёнными пальцами, не забывая после протянуть руку для поцелуя. За господином в белом семенил сгорбленный служка, а двое гребцов несли отделанный железом чемодан и деревянный полированный ящичек.

– Юр! – спросила по-русски Надя. – Как думаешь, кто это?

– Священник… э-э… наверное, – ответил Юра. – Видишь, белая ряса с чёрными пчёлами. Как у премудрого Рови, только богаче…

– Это не просто священник, – пояснила Надя. – Это священник очень высокого ранга. Видишь, как перед ним все стелятся. И собрался ехать с нами. У нас же самая простая публика. Странно…

– Может, ему срочно надо попасть в… э-э… Столицу, – предположил Юра. – А попутного транспорта не было.

– Юр! – улыбнулась Надя. – Ты назад посмотри…

Обернувшийся Юра увидел, как две вышедшие из порта барки пристроились в хвосте каравана. На дальней пропела дудка – на передней ответили. На палубе и лодках снова поднялась суета.

– Видишь! – продолжала Надя. – Он мог бы сесть прямо в порту, а не добираться сюда на лодке…

– Может быть, эти суда идут… э-э… не в Столицу? – предположил Юра. – Всё равно мы здесь ничего не понимаем…

На соседней барке снова запела дудка – лодки отчаливали, сидевшие в них махали остающимся руками. Поднявшись на верхнюю палубу, господин Эсванар прокричал команду – матросы завертели рукояти лебёдок, поднимая якоря, вёсла поднялись и опустились. Караван продолжил путь вниз по течению, но несведущему человеку могло бы показаться, что суда выходят в морской залив. Гуляющие над Рекой ветры заставляли барку раскачиваться, брызги долетали до верхней палубы. Напротив города в Вех впадала другая река – течения сталкивались, образуя водовороты. Не желавшие терять время метли шли под парусами и на вёслах, выведя суда на самый стрежень.

Впрочем, жестокими эксплуататорами «достойные» не были – вёсла работали с ритмичной частотой, словно их приводила в движение скрытая под палубой машина. Но каждые полтора часа – три четверти летней стражи невидимым гребцам полагалась получасовая передышка. Из воды вытягивалась полная рыбы сеть – поток «живого серебра» сыпался в люк посреди нижней палубы, в закрытую секцию, где помещались гребцы.

– Надь! – обратился к спутнице Юра. – Как думаешь, «там» сейчас что? Сентябрь или уже… э-э… октябрь?

– Ой! – не сразу поняла девушка. – Знаешь, я уже со счёту сбилась. Середина, в крайнем случае, конец сентября. А ты это к чему?

– Просто представил, – продолжал Юра. – Лето… э-э… закончилось. Холода, ветра, листья падают…

– Родители с ума сходят, – продолжила Надя. – Не позвонить, ни весточку послать, хотя телефоны работают…

– Нет, я не… э-э… об этом, хотя это тоже важно, – согласился с девушкой Юра. – Просто «там» лето давно уже закончилось, а здесь…

– «Там» должно быть ещё тепло, – возразила Надя. – Дожди вот-вот начнутся. А зимы здесь суровые, матушка Ругу говорила. Останемся на улице… Ой, посмотри! Город!..

На острове посреди реки стояло с дюжину домов, окружённых крепостной стеной. Имелась здесь и обязательная каменная башня с блестевшими на крыше антеннами, и отгороженная частоколом насыпная пристань, и длинная песчаная отмель, где сушились сети и лежали чёрные смолёные лодки. Ниже города тянулись огороженные поля, паслись стада, стояли сарайчики с огородами… На дальней оконечности острова виднелась ещё одна башня, на крыше которой так же блёстели антенны.

– Кстати, Юр! – начала вдруг Надя. – Давно хотела спросить: почему ты заикаешься?..

– Не… э-э… знаю, – от волнения Юра стал заикаться ещё больше. – В самом деле, Надь! Не знаю. Всегда, сколько помню, был… э-э… такой. Меня ещё в школе родители к логопеду водили. А знаешь, что самое интересное? Когда сам с собой говоришь, на улице или… э-э… в комнате, всё нормально. Я даже специально тренировался. А стоит с людьми заговорить, язык словно к гортани прилип…

– Я заметила, – согласилась девушка. – Ты, если чем-нибудь увлечёшься, заикаться вовсе перестаёшь.

Они замолчали, глядя заполненную пассажирами нижнюю палубу – кто-то спал, постелив куртку или одеяло, кто-то ел и пил, кто-то откровенно бездельничал, греясь на солнышке, кто-то играл в кости… У борта доила козу пожилая тётка в косынке и грязном переднике. И тут же молодая опрятная мама отчитывала двух вздумавших забраться на мачту мальчишек.

Перед носовой надстройкой играл оркестрик, состоявший из гитары с чудно изогнутым грифом, скрипки и костяной свирели. Прямо на палубе лихо отплясывали два бородатых мужика в расстёгнутых жилетках. Среди зрителей обнаружился и первым встретивший господина в белом белобрысый парень. Хлопая вместе со всеми в ладоши, он не отрываясь смотрел на стоявших на верхней палубе москвичей.

– Юр! – продолжала девушка. – Скажи мне, только честно… Сам же видишь, нас тут никто не поймёт. Ты людей боишься?

– С чего ты… э-э… взяла? – удивился Юра.

– Представь, что ты подходишь к человеку, – пустилась в объяснения Надя. – Хочешь заговорить, но тебе страшно. Тебе кажется, что этот другой человек смотрит на тебя, оценивая каждое твоё действие, каждый жест, каждое слово – и оценка не в твою пользу. Ведь на самом-то деле ты смелый – Аню защищать бросился, с господином Наари спорил, из-за меня с деревенскими парнями чуть не подрался… Но просто заговорить тебе страшно…

– Да не страшно мне! – возмутился Юра. – Просто… Просто не получается. Знаешь, в тот день, когда мы лошадь с телегой нашли, я пробовал с Аней объясниться. Целую речь придумал, а как до дела дошло…

– Она мне рассказывала, – подтвердила Надя. – И про тот случай в лесу, и как ты за ней бегал перед поездкой…

– Так она меня слушать не хотела… – оправдывался Юра. – Я к ней подойду, пытаюсь… э-э… заговорить, а она только рукой махнёт. А знаешь, как красиво я мог бы за ней ухаживать! Я ей столько комплиментов придумал…

Тем временем шедший по стрежню караван обгонял огромный, составленный из многих звеньев плот. Тут и там, прямо на плоту стояли домики, у длинных рулевых вёсел дежурили плотовщики, на сбитых из жердей вышках крутились знакомые москвичам флюгера. Посередине, за изгородями паслись коровы и овцы – для них были заготовлены стога сена. В голове плота кто-то соорудил плавучий сад, прямо на брёвнах насыпав грядки, посадив цветы и молоденькие деревья.

– Юр! – снова начала Надя. – Только, пожалуйста, не обижайся. Хочешь, я тебя от заикания вылечу?..

– Разве это… э-э… возможно?.. – не поверил Юра собственным ушам.

– Ты просто боишься показаться кому-то смешным, – продолжала девушка. – А на самом деле… Пойми, Юр! Окружающие по большому счёту заняты только собой, и им нет дела до того, что ты говоришь, как выглядишь, заикаешься или нет… Как только ты это поймёшь, всё остальное будет просто…

– Да не боюсь я, Надь!.. – в сердцах Юра даже ударил кулаком по перилам. – Тысячу раз тебе говорил… Ну, просто!.. Просто, получается у меня так…

Махнув в сердцах рукой, он отошёл к противоположному борту. Огромный плот остался позади, а на берегу начал вырисовываться тонкий силуэт поднимающейся выше облаков башни.