Текст книги "Метелица"
Автор книги: Николай Ватанов
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Портье повел нас по бесконечным коридорам, потом молча ткнул пальцем в одну из дверей и немедленно скрылся. Мы же втроем устроили военный совет.
– Осердится! Лучше бы утром, – шопотом сказал я, стараясь унять начавшийся тик лица.
– Нет уж, приехали – так уж! – рассердился главбух. – Боксировать, надеюсь, умеете?!
– Не думаю: однажды был бит, и то в детстве, – возразил я.
– Не рассуждайте; становитесь, Алеша, на колени и наблюдайте в замочную скважину. Я играю зарю. Иван Григорьевич в стратегическом резерве. Приготовьтесь, начинаю.
И по ночному коридору понеслись первые, еще робкие стуки.
– Шевелится? – сверху спрашивал главбух.
– Еще отдыхают! – снизу доносил я.
Стуки над моей головой усилились и участились,
– Свет! – вдруг вскрикнул я. – На перископ надвигается что-то темное, неясное!
– Прекрасно. Всем держать дверь, кидаться под ноги, – отдавал последние распоряжения главбух. – Ну, с нами Бог!
– Кто там?! – раздался изнутри недовольный бас. – Какого лешего!?
– Откройте, гражданин, вам спешная! – невозмутимо и очень похоже отвечал главбух… Ключ повернулся, замок щелкнул, дверь приоткрылась, высунулась большая, волосатая рука:
– Давайте!
Сильное сердцебиение и усилившийся тик лица помешали мне беспристрастно наблюдать дальнейший ход событий. Уже позднее я лишь примерно восстановил в памяти происшедшее: главбух крепко уцепился за высунувшуюся руку, я с Иваном Григорьевичем широко распахнули дверь и что есть силы нажали сзади, кто-то крикнул ура, и мы всей группой въехали в номер. Перед нами на задних лапах стояло всклокоченное инженерище, страшно сверкало глазами и рыкало:
– Кто такие, кого нужно?
– Мы конечно извиняемся, – очень удачно нашел главбух формулу вступления. Дальше он кратко изложил причину и цель нашего ночного визита.
– Мы боялись, что завтра вы снова куда-либо уедете, – с достоинством закончил Николай Николаевич свою речь.
Машкин решил поддержать своего главбуха:
– Сам Ильич, по прямому… – начал было он, но тут же смущенно замолк.
– Вы значит из того самого заведения, как его – «В паре сила» и этот лысый – Папашкин, ваш управляющий, – опознал нас, наконец Суходол и сразу осел. Будучи человеком далеко не робким, он все же был, по– видимому, вначале несколько огорошен внезапным вторжением.
– Нельзя же так, это хулиганство, – уже мягко, почесывая волосатую грудь, сказал он.
– Боб, кто эти идиоты? Что им нужно?! – произнес вдруг женский голос.
– Спи пожалуйста, я их сейчас выпровожу, – довольно нелюбезно сказал Суходол.
– Но мне холодно, подай какой-нибудь плед, – капризно произнесла женщина.
– Плед?! Где к черту я его возьму! Вот подумайте, – обратился Суходол к нам. – Берут прохвосты по сорок рублей за номер, не топят (не начался, мол, сезон!) и не дают одеял! Позвольте…
Суходол наклонился, сдернул с пола ковер с изображением полосатого тигра и слегка отряхнув пыль, понес в альков.
– Вот, Леночка, плед. Я тебя сейчас укрою.
Николай Николаевич, насторожившийся при первых словах женщины, наклонился ко мне.
– Это Лена, моя супружница! – очень довольный, прошептал он.
– Вот как?! Но чему тут радоваться? – невольно вырвалось у меня.
– Как чему? А музыкант то?! Она ему сегодня утром сказала, что уезжает навестить свою мать. Маму!!!
– А вы пожалуй правы, что сегодня так меня настигли, – возвратясь, добродушно сказал нам Суходол. – Завтра я уезжаю в Сочи по заданию Семена Михайловича.
– Семена Михайловича, оо! – содрогнулись мы.
– А оттуда по вызову Анастаса Ивановича прямо в Москву.
– Самого Анастаса Ивановича, уу!!
– Но вы, товарищ Суходол, не оставьте и нас своим попечением, – смиренно попросил Иван Григорьевич.
– Придется, – милостиво согласился инженер и тотчас начал на листке таинственные калькуляции.
– Дело обойдется вам в две тысячи пятьсот рублей, – сказал он, энергично обводя итог.
– Однакож в прошлый раз это было только две тысячи? – удивился главбух.
– Я недоучел срочности заказа, доставка на самолете из Ленинграда, ночного вашего нападения и прочего. Впрочем, если вам дорого…
– Согласен, согласен, – замахал на главбуха руками Машкин. – Умоляю, товарищ, обеспечьте в срок.
– Постараюсь, – скромно отвечал могущественный делец.
V
Суходол не надул. Через неделю мастер Кузьма Овечкин доложил, что станок им пущен и работает с полной нагрузкой. От «озеленения заводской площадки» пришлось полностью отказаться: всю зелень на пять лет вперед слопал проклятый станок. Жизнь в конторе «Паросила» постепенно пришла в норму. Главный инженер Дрянников уехал в командировку, управляющий Машкин вполне оправился и только иногда нервно вздрагивает, когда кто-либо оплошно употребляет в разговоре созвучные пережитому кошмару слова, вроде: ананас, атлас, ватерпас и т. п. Но врачи заверяют, что и это у него пройдет. Целительное время!
Однажды в конторе снова была ночь и снова Николай Николаевич по особенному, так сказать заключительно, щелкнул на счетах и произнес:
– На сегодня довольно!
– Да, пора кончать, – согласился я, сложил бумаги и вытащил коробку с шашками.
– А теперь предадимся пороку! – предложил я.
– Нет, сегодня не выйдет, – отвечал главбух и пояснил: – Я снова семейный человек, вчера вернулась ко мне Елена Михайловна.
– А музыкант?! – не совсем деликатно полюбопытствовал я.
– Полная отставка. И так как он, дурак, не сумел закрепить за собой жилплощади, то мы надеемся совместными, с Леночкой, усилиями его выдуть из нашей комнаты на улицу.
– Искренно поздравляю вас, Николай Николаевич, – воскликнул я и с чувством пожал ему руку. – Желаю вам семейного счастья во всей, так сказать, полноте вашей жилой площади. Кстати, мне давно хотелось вас спросить, где, как вы думаете, Суходол тогда достал этой редкой стали на шатун?
– Как где?! – удивился главбух и даже с некоторым сожалением, как мне показалось, посмотрел на меня. – Да на паровозостроительном у Пятакова и достал. А вы не знали?!
– Признаться, не допускал такой возможности. В таком случае Суходол слупил с нас немилосердно!
– Не нахожу: уж больно много участников. Вы я вижу, Алеша, большой идеалист, хоть и завхоз!
Страшная догадка вдруг мелькнула в моей голове.
– Главинж Дрянников знал? – тихо спросил я.
Николай Николаевич кивнул головой.
– А главплан Аким Акимович?
– Конечно!
– А Овечкин?
– И он более ста рублей царапнул!
– А Иван Григорьевич? – с трепетом спросил я.
– Ну что вы! Этот хоть в игре и участвовал, но в качестве дурака, – хитро улыбнулся главбух и наставительно прибавил:
– Великое дело, молодой человек, кооперация, даже при социализме, или верней: в особенности при социализме.
Тарзан
Хулиган у нас тоже водился. Не столичной формации конечно, а соответственный – в краевом масштабе. Вызывает меня однажды председатель горсовета товарищ Федотов на экстренное совещание. Собрались все городские власти. Товарищ Федотов открывает совещание в своей обычной, поспешной манере:
– На повестке, товарищи, один вопрос: О борьбе с хулиганством. Буду краток, разговаривать много не приходится. Бандитизм в нашем городе достиг превосходящей степени. Некоторые улицы стали для мирных граждан непроходимы. Каленым железом надо ударить по классовому врагу, как сказал товарищ Сталин. Прошу высказаться.
Начальник милиции тут подымается и с недовольным видом говорит:
– О бандитизме в городе я в последнее время что– то не слыхал. Бандиты давно из нашего города в другие места передвинуты. Кроме того интересно знать, о каких непроходимых для мирных граждан улицах намекает товарищ Федотов?!
Начальник Угро ничего не говорит, но тоже улыбается скептически: какие мол у нас бандиты и на каких улицах?!
Товарищ Федотов выкладывает дальше:
– Скрывать тут нечего! Непроходимая улица, на которую я намекнул, не где-нибудь на Собачьем хуторе, а в центре города, товарищи, в одном квартале от Горсовета. Это улица Энгельса, в районе городского сквера. Она именно непроходима по вечерам для мирных граждан. Вроде африканских джунглей! Вчера моя жена по неувязке с шофером вынуждена была пройти пешком. Погода, думает, прекрасная, пробегусь! Домой добрались в одном, извините, туфле, и с оторванным рукавом. Еще, говорит, счастливо отделалась!
Начальник Угро тут не выдерживает и фыркает. Смеемся и мы. Начальник же милиции поясняет нашу неуместную веселость:
– Извини, товарищ Федотов, ты как власть в нашем городе новая, видно еще не в курсе. В районе городского сквера, возле монумента товарища Энгельса, по воскресным дням собирается молодежь, наши лучшие ударники и стахановцы. У них вроде карнавала или променажа. Для этого им испокон века левая сторона улицы отведена, по правой же стороне усиленные наряды милиции и проход для граждан совершенно беспрепятственный. Можно пробежать в аптеку или куда гражданину экстренно нужно. Более того, если на променаже кто сильно выпивши и ослабевши, то спасается на правый берег и обратно не выдается.
Мы все подтверждаем, что это действительно так. С правого берега выдачи нет.
Товарищ Федотов видно смущен, но все же еще не сдается:
– Все это возможно, говорит. И променаж, и ударники, и левая и правая сторона. Но все же не ладно по моему как-то. Скажем интурист случайно забредет не на ту сторону и в каком-нибудь заграничном Таймсе опишет.
– О том, товарищ Федотов, не беспокойся, – отвечает начальник милиции. – Интуриста мы по правильной стороне проконвоируем, даже укажем: Смотри, мистер, через улицу – там народное гуляние во всем русском колорите развернулось. Пиши, сукин сын, в свой паршивый Таймс!
Федотов поколеблен, но все еще куражится:
– Так то оно так. Но настоящей социалистической культурности во всем этом не вижу. Если женщине, к примеру, без башмака домой идти нужно!
Начальник милиции видит, что его взяла, и тоже идет на уступки:
– Может, говорит, наш предгорсовета, в кой-чем прав. Социалистической культуры, как сказал товарищ Сталин, в воскресном променаже действительно маловато. Есть известная грубость, потому что рабочая молодежь!
Мы все подтверждаем:
– Известно, молодежь!
Товарищ Федотов тут подумал, подумал и говорит:
– Мое резюмэ тут будет такое: нужно этот воскресный карнавал перевести на другое, нейтральное место. Есть у нас за городом так называемая Барабанова роща, зря пропадает. Свалка, дикие коты завелись, того и гляди рыси и волки забегают. Предлагаю основать там Парк Культуры и Отдыха, подобно столичному. Средства найдем, сегодня назначим комиссию от милиции, здравотдела, комсомола под председательством, гм… лучше всего товарища Сучкина (это моя фамилия). Ему и карты в руки, он благоустройством и древонасаждением ведает. Товарищ Сучкин, тебе достаточен двухмесячный срок?
Вскочил я тут как ошпаренный и возражаю:
– Помилуй, говорю, товарищ предгорсовета, я действительно возглавляю подъотдел благоустройства при коммунотдела Горсовета, не отрицаю. Но моя задача благоустройство, так сказать, неживой природы, а насчет живого персонала, людским благоустройством скорей начмилиции или начугро ведать должны. Это не по моей специальности.
– Брось ты пожалуйста, товарищ Сукин, виноват – Сучкин, чушь городить! Изволь завтра же представить план и смету расходов.
Все улыбаются, злорадствуют, что я так влопался.
– Хорошо, говорю, товарищи. Добровольно соглашаюсь, посколько партия и правительство меня выдвигают. Постараюсь.
И закипела у нас работа. Кусты корчуем, дорожки прокладываем, электрики провод тянут, плотники павильоны строят, даже трамвайную ветку удлинили. К сроку, однако, все как полагается, на главных воротах надпись: Добро пожаловать! Городской сад имени товарища А. П. Федотова. Приехал и сам Федотов, осмотрел, остался доволен. – Видишь, говорит товарищ Сучкин, а ты уверял, что не по твоей специальности! На той неделе откроем, я с пожарным оркестром уже договорился. В воскресение, значит.
И открыли. Только через пару недель неувязка получилась. Вызывает меня товарищ Федотов к себе. Ходит недовольный по кабинету, папиросу сосет. Потом вдруг повернулся ко мне и ехидно так:
– Устроил, товарищ Сучкин, сад культуры?! А ?
Я молчу, выжидаю куда обернется.
– Что молчишь?! Отвечай – учредил парк культуры? *
– При вашей, товарищ Федотов, помощи сад основали. Это точно.
Пошел на меня Федотов рычать:
– Не сад культуры, а очаг культуры! Такой очаг, что вот начмилиции мне сегодня рапортует, читай!
Беру бумагу, читаю: – Настоящим довожу до вашего сведения, что в новом городском саду вашего имени свили себе гнездо хулиганы и окрестное население жалится. Просит закрыть немедленно. Не только зайти туда жителю невозможно, но и пройти мимо крайне опасно. Посланный мной наряд милиции доносит: Сидим как в осаде в кефирном павильоне. Ребята добрались до ящиков с крокетными играми и теперь мечут деревянные шары словно гранаты. Срочно пришлите подмогу, а также шанцовый инструмент для сооружения простейших укреплений… и т. д.
Отложил я донесение и развел руками:
– Надо, видно, сад закрывать! Обратно устраивать променаж по улице Энгельса.
– Я те закрою, – рычит товарищ Федотов. – Я так тебя, Сукин-Сучкин, закрою, что через ухо дышать будешь! (Федотов выразился еще грубей!)
И была бы мне совсем труба, да вдруг из бокового столика подымается личный секретарь и главный выдумщик Горсовета – товарищ Падь и говорит:
– Позвольте мне сказать.
– Говори, – разрешает предгорсовета.
– По моему мнению товарищ Сучкин не виноват. Почему в новом саду происходят такие неустройства и вот вот обернется настоящим разбоем с убитыми и ранеными?! Да потому, что там молодежи смертельно скучно. В саду собираются наши лучшие ударники и стахановцы, т.е. воины, богатыри! Им бы окопы брать или танки штурмовать. А вы что им предлагаете'?! Детские забавки! Зайдет такой молодец в сад, понюхает цветочки, попробует простокваши по способу товарища Мечникова, посмотрит на шашки и нападет на него такая тоска, что в пору повеситься. И начинает кружить, силушку свою неиспользованную вытрушивать.
– Так ты что предлагаешь? – иронически спросил Федотов. – Побоище для молодцов организовать, огненный бой?!
– Зачем бой, – возразил Падь. – Сейчас времена мирные! Нет, другая у меня идея. Есть у меня знакомый техник-изобретатель, тот самый, что в прошлом году бочку строил, где по стенкам мотоциклы метались, а народ сверху за двугривенный дивовался. Так он нам в саду аттракционы, на манер московского парка культуры, выстроит. Сядут молодцы, полетят, дури у них поубавится.
– П-хе, – скривился товарищ Федотов. – Те аттракционы небось тысячи стоят, у нас таких денег нет.
– Знаю, – согласился Падь. – Известно, что таких денег нет. Наши номера попроще будут, да пожестче! На народной смекалке основанные. А эффект тот же, присмиреют богатыри, на ослабевших ножках домой пойдут. Во сне вздрагивать будут!
Товарищу Федотову план секретаря: понравился:
– Зови твоего изобретателя, – говорит. – Обсудим.
Недели через три аттракционы были готовы. Поехали мы с товарищем Федотовым осматривать механизмы. Разные штуки настроены, больше из дерева и из жести. Сверху разными яркими колерами выкрашены и поощряющие лозунги намалеваны. Над деревянным конем, что брыкается и на дыбки становится – «Эх полечу, поскачу, конница Буденного!», или у парашютной вышки – «Высоко заберусь, на землю парашютом спущусь! Красные соколы!» и другие, в том же духе. Наконец подводит нас товарищ Падь к какой-то страховидной штуковине: огромная, десятисаженная мачта лежит на двух подставах, на одном конце баранью голову приделали. Тут же ремни сыромятные с пряжками.
– Это еще что такое? – удивился товарищ Федотов. – Сюда коней впрягать будешь?!
– Нет товарищ председатель, – отвечает Падь. – Это у меня главный аттракцион, так сказать гвоздь сезона. Игрушка для самых могучих. За езду на этом инструменте премия полагается – пол литры сорокоградусной. Сейчас продемонстрируем. Вася, поди сюда!
Подходит Вася, из бывших цирковых артистов, ложится плашмя на конец мачты (личиком к земле), только голова его торчит – над бараньей, его крест на крест ремнями обстегивают. Падь поясняет: – В этой игре правильная привязка первое дело! Готово? Отойдите, товарищи, за оградку! Пускай!
И полетела мачта вверх, стрелой высоту набирает, в вертикаль к небу стала, а на конце Вася, ввиде маленькой фигурки виднеется, что-то кричит, может отвязать просит.
– Наивысший подъем достигнут! – поясняет товарищ Падь. – Сейчас начнется обратный спуск. Внимание!
И полетела мачта вниз, как камень метеорит с ясного неба. Мы закрыли глаза, чтобы не видеть ужаса. Но механизма была так устроена, что не долетая с пол метра до земли, мачта мягко затормозила и стала как вкопанная.
Отвязали бывшего циркового артиста, он слабым голосом чего испить просит.
– Да…а, – покачал головой предгорсовета. – Шутка серьезная, не вышло бы чего!—Тут техник-изобретатель выступает, гордится своей точной механикой:
– Ничего, говорит, здесь произойти такого не может. Тормоза научно рассчитаны и ремни на разрыв опробованы, вола при всей быстроте выдержат.
– Если так, – замечает Федотову – то пробуйте сегодня вечером. От себя ставлю еще пол литра герою полетчику.
Мы прокричали ура предгорсоветчику и разошлись.
И началась у нас в саду новая эпоха: культуры и отдыха! Хулиганство сошло почти на нет, мирные граждане стали свободно передвигаться во всех направлениях. Даже молодые бабы и те частенько пробегали по дорожкам нетронутые. У аттракционов всегда молодежь теснится. Кто на коне гарцует, кто кружит вниз головой на лодке, кто с вышки сигает, но больше всего мачтой, прозванной Тарзаном, интересу юте я. Милицейские те не нарадуются, вдали парами прогуливаются, возле душистого табачка останавливаются, нюхают!
Вскоре наступил какой-то советский праздничек. В парке у нас назначено усиленное гуляние с действием пожарного оркестра. Предгорсовета, который давно своим детищем интересовался и спрашивал, мне звякнул: – Это ты, товарищ Сучкин, у телефона? Я думаю сегодня вечером в саду побывать. Приходи и ты, вместе обсудим дальнейшее благоустройство. Будешь? Пока…
Вечером действительно приезжает со всей свитой. Пошли в обход. Народ на нас ноль внимания, на эстраде пожарники вальс зажаривают, молодежь танцует, боевики же вокруг аттракционов – словом все заняты, – культура! Предгорсовета товарищ Федотов все обошел, свои одобрительные замечания сделал. Наконец, подошли мы к Тарзану. За истекшее время здесь много усовершенствований введено. Установлено, что за три полета вниз личиком – пол литры (личиком вверх – дешевле), если на землю острые шипы положены – то два полета достаточно и т.п. Твердые сломом правила!
Когда мы приблизились, на Тарзане как раз молотобоец-стахановец Голенищенко приземлился. Две литры заработавши. Отвязали стахановца и под руки по кругу водят, пар с него идет и излишняя бледность заметна.
– Это у меня первый случай, чтобы кто с одного сеанса две литры снял, – говорит механик при Тарзане – Взаправду стахановец! После такой закалки ему без парашюта с невысокого многоэтажного дома можно прыгать без опаски!
Народ вокруг подтверждает: – Очень свободно!
Товарищу Падь стало досадно, что мы на демонстрацию Тарзана опоздали и желающих лететь больше нет, он и говорит:
– Тому, кто сейчас еще полетит, дарю в презент эти заграничные часики, анкер, на 17 камнях!
Ребята молчат, только глаза разгорелись. Ой, думаю, как бы здесь без полета не обошлось, напрасно Падь часами размахивает!
Голенищенко тем временем немного отдышался и к нам подходит без посторонней помощи. Услыхал про богатую фанту и говорит хриплым шопотом:
– Вяжи обратно, полечу опять к чертовой матери!
Привязали парня, для интересу шипы на землю положили. Потом он благополучно высоту набрал и стал спуск производить. Когда приземлился, смотрим, он не шевелится, и дышит ли, неизвестно. Вызвали, конечно, скорую помощь с носилками, в больнице постепенно очухался.
Очень омрачило это происшествие нашу инспекцию, товарищ Федотов домой уехал. А тут еще и спор вышел: друзья пострадавшего презент стали от товарища Падь требовать для передачи Голенищенко, он, говорят, пари выиграл. Падь возмутился:
– Какого черта, говорит, выиграл! Так можно и дохлую кошку привязать и по воздуху махнуть. Дари ей швейцарские часы потом, что ли?!
К нашему счастью усиленный наряд милиции к месту подтянулся, а то бы не ушли.
Сад наш функционировал до самой войны, аттракционы даже прибыль городскому хозяйству стали приносить, только Тарзана, по распоряжению Федотова закрыли. И напрасно, очень содействовал благоустройству города.
Чертежик Тарзана я, по правде сказать, в Америку захватил. Хорошие деньги здесь заработать можно, предпринимателя только найти. И для Нью-Йорка была бы большая польза: снизил бы аппаратик обязательно число изнасилований и других мелких происшествий. А если по увеселительной линии не подошел бы – народ здесь без нужной закалки, то можно Тарзана предложить тюремному ведомству. В порядке, так сказать, внедрения новой техники и в дополнение к электрическому стулу. Суды могли бы выносить приговоры вроде: присуждается за выдающуюся деятельность сын и наследник Кокосового Короля к уплате подоходного налога полностью и к двум Тарзанам.








