Текст книги "Месть убитого банкира"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Пусть трясется от страха, как трясется она! От страха и от холода, пронизывающего все тело...

Только бы выбраться из этого страшного леса. Настя спотк-нулась, упала. Сколько раз уже она падала – трудно было вспом-нить. Поднялась, несколько минут согревала дыханием влажные ладони, а потом снова пошла вперед. Даже если бы за ней никто не гнался, стоять на месте было равносильно смерти. А они, на-верное, уже поняли, что ее нет в доме, уже гонятся за ней. Ка-жется – вот-вот настигнут! Сердце замирает от страха, едва послышится в стороне какой-то шум.

Только бы выбраться!

А небо становилось все светлей и светлей. И лес уже не такой черный и страшный, и не такой густой. Все меньше кустар-ников, все реже старые сосны, тонкие березы и осины. Вот и ут-ро, вот и свет впереди, лес кончается... Неужели, она успела? Может, это дорога? Может, кто-то едет по ней в Москву, вдруг человеку понадобилось пораньше успеть, может подвезет ее?

Задыхаясь, Настя выбежала на опушку и остановилась. Впе-реди была безлюдная проселочная дорога, а за ней начиналась деревня. Силы совсем оставили Настю, ждать в лесу, пока на до-роге появится машина, она уже не могла. И устала и замерзла, дрожала всем телом, как в лихорадке... Единственное, что она могла сделать – постучать в ворота крайнего дома, попросить хозяина отвезти ее в Москву. За деньги, за большие деньги. Или хотя бы попросить разрешения немного отдохнуть и согреться... Она и за это заплатит потом, обязательно заплатит.

Пошатываясь, она добралась до тяжелых деревянных ворот, стукнула в них кулачком. Звук получился тихим, а ворота даже не шелохнулись. Тогда Настя стукнула ногой, потом еще раз, еще, все сильней и сильней колотила она ногой в сырые доски, и они недовольно гудели. Она все же добилась своего в доме хлопнула дверь, и сквозь штакетник калитки Настя увидела, как на крыльцо вышел заспанный мужик лет сорока в красных трениро-вочных штанах.

– Чего надо?– недовольно крикнул он.

– Пожалуйста, подойдите сюда, помогите мне!– взмолилась Настя.

Мужик поскреб пальцами всклокоченные волосы, наклонил го-лову, пытаясь разглядеть нежданную гостью, а потом лениво со-шел с крыльца и двинулся к калитке.

– Пожалуйста,– повторила Настя, когда он подошел ближе.– помогите мне. Отвезите в Москву. Я заплачу, сколько скажете, столько и заплачу. Триста долларов хватит? Или – пятьсот? Сколько скажете... Мне нужно срочно в Москву.

Мужик с удивлением уставился на красивую девушку в джин-сах и свитере. Это не спортсменка, не заблудившаяся лыжница. Это явно московская краля высокого полета. Наверное, сбежала из Карпухино, там есть дачи крутых московских парнишек. Что-то натворила, или не понравилось обхождение хозяев, потому и сбе-жала. Дура, надо было раньше думать, куда едешь. У них одно обхождение... понятно, какое. И если прознают, что ихнюю кралю он отвез в Москву – понятно, что сделают. Пятьсот баксов – ко-нечно, большие деньги, но здоровье дороже.

– Я понимаю, что нужно, да ничем не могу помочь. Мне все эти ваши дела...

– Я очень прошу вас!

– Ну и что? Машина у меня сломалась. На себе, что ль, по-везу тебя?

– Может, кто из соседей поможет?– с надеждой спросила Настя.– Я и вам заплачу, и им тоже, только найдите мне машину, пожалуйста!

– Ты хоть соображаешь, сколько время?

– Да, конечно. Я очень устала... и замерзла. Позвольте мне отдохнуть у вас... часа два. А потом я уйду.

Мужик снова запустил пальцы в свой лохматые волосы. При-вести такую кралю в дом, раздеть, она же вся мокрая. уложить на кровать... Хорошая идея, если б жены дома не было! А так – зачем ему лишние неприятности? Да и неизвестно, что подумает об этом жена. Как проснется, как увидит!

В это мгновение на проселочной дороге показалась черная "Вольво". Машина резко затормозила напротив Насти, из нее выс-кочили Кислюк и Лобан, бросились к девушке. Мужик вцепился пальцами в калитку, медленно сдвигаясь за дубовые ворота. Кис-люк больно схватил Настю за руку чуть повыше локтя, потащил к машине.

– Все нормально, мужик,– усмехнулся Лобан.– Телка перепи-ла, скандал устроила, посуду побила и рванула в Москву. У меня очко заиграло, замерзнет на хрен, дура. Хорошо, хоть нашли.

Настя, опустив голову, плелась за Кислюком. Сопротивлять-ся, кричать, просить о помощи просто не было сил.

– А мне какое дело?– сказал мужик.– Ваши бабы, вы и раз-бирайтесь с ними. Я просто так вышел спросить, кто это в воро-та тарабанит.

– Понятно,– сказал Лобан.– Вышел, а теперь зашел. И не вздумай кому-то вякнуть о том, что видел. Дом-то у тебя дере-вянный, горит хорошо. Усек?

– Да я что? Я ничего...

Кислюк запихнул вяло сопротивляющуюся Настю в машину, запрыгнул на заднее сидение рядом с ней. Лобан сел рядом с во-дителем, и "Вольво", круто развернувшись, рванулась вперед, разбрызгивая грязь проселочной дороги.

Мужик осуждающе покачал головой, мол, что творится на бе-лом свете! И пошел в дом.

– Чего там такое, Миш?– громким шепотом спросила жена, когда он стаскивал тренировочные штаны.

Миша с тоской посмотрел на тяжелую, отвислую грудь женщи-ны, вывалившуюся из ночной сорочки, на заспанное, опухшее ли-цо, сравнил жену с неожиданной гостьей и тяжело вздохнул. На ту и одетую смотреть куда как приятнее.

– Какая-то шлюха московская сбежала от своих дружков, хо-тела, чтобы я отвез ее в Москву.

– Еще чего! Размечталась, шалава!

– Я тоже так подумал. И сказал. А тут как раз и дружки подвалили на "Вольве". Засунули в машину и увезли.

– Будет знать, как связываться с бандитами, небось, из Карпухино прибежала!

– Ну да. В одних только джинсиках и свитерке. Замерзла, как цуцык, трясется вся. А сиськи у нее красивые, даже под свитерком заметно. Я было подумал, может пригласить в дом, пусть согреется?

Слова о сиськах незнакомки жена пропустила мимо ушей.

– Ну так и пригласил бы, что ж тут такого? Отогрели бы... Бедная девка,– посочувствовала женщина.– Небось, допекли, из-верги.

– Сама виновата. Хорошо, хоть я не стал встревать в ихние разборки,сказал Миша, забираясь под одеяло.– Один так прямо и сказал: вякнешь кому, говорит, дом спалю.

– Подлюга такая! Он спалит дом? Да я ему глаза паскудные выцарапаю за такие слова! Я их самих подпалю, этих сволочей! Девка-то молодая? Как она хоть выглядит?

– Не восемнадцать лет, но молодая. Рыжая, красивая...– Миша хотел сказать: не чета тебе, но вместо этого насторожил-ся.– Тебе-то зачем знать?

– А затем, что надо в милицию сообщить. Вдруг, они ее ук-рали? Совсем обнаглели, подлюги проклятые!

– Ты это... не вздумай!

– Давай, давай, расскажи мне, чего вздумывать, а чего нет. Да плевать я хотела на этих бандюг, понятно тебе? И затк-нись, я сама знаю, что делать!

25

Полночи Сергей размышлял о том, что случилось с ним в последние дни. А думать-то в общем и не о чем было. С какой стороны ни глянь – увидишь одно и то же. Настя использовала его в своих непонятных целях, попросту подставила, а потом бросила. Квочкин не врал, когда говорил, что она не редактор издательства "Свет и тьма" и даже не Настя Зозулина. Это, действительно, можно проверить. Но не хотелось верить, что Настя известная аферистка и валютная шлюха, противно было думать об этом! Хотя, наверное и в этом Квочкин не соврал. У него достаточно сил и средств, чтобы проверить всю информацию об этой девушке и найти ее. Нашли? Скорее всего, да. Его боль-ше суток держали взаперти, пока проверяли, пока искали Настю. А когда нашли – его отпустили. Он перестал интересовать их, потому что не обладает секретными документами, потому что ока-зался просто-напросто дураком.

Заявлять в милицию, жаловаться – бестолку. На что жало-ваться? Не выпускали из "Расцвет-банка", допрашивали? Поди, докажи это! Себе дороже станет. Нос разбили? Где справка, где свидетели, что это случилось в офисе на Чистопрудном бульваре? Да ведь никто и не похищал его, сам, по доброй воле приехал туда. Сам потом и уехал. Настю нашли и похитили, ее могут пы-тать, могут убить? Какую Настю? Кто она на самом деле, где жи-вет, как ее настоящее имя?

Она не шлюха и не аферистка. Видел он шлюх, не раз даже привозил к себе – Настя совсем другая женщина. Но познакоми-лась с ним не случайно, да, не случайно. Что ее толкнуло на это, что с ней случилось до него? Должна же быть какая-то при-чина? Поди, узнай теперь... И все же, она любила его, была счастлива с ним, ночами они с ума сходили от восторга, вместе! Каким бы дураком он ни был, кое-что понимает в жизни. Она лю-била его, любила! И – не бросила, а ушла на время, но когда поняла, что ему грозит опасность – вернулась.

"Сереженька, милый, я тебя очень-очень люблю. Вот и все. Твоя Настя".

Разве написала бы такое, если бы намеревалась подставить его и скрыться навсегда? Разве пришла бы сюда?

А она приходила. И пропала. Успела оставить лишь надпись розовой губной помадой на зеркале. Наверное, вчера написала. Перед тем, как люди Квочкина схватили ее. А потом выпустили его...

Где она сейчас, где искать ее, как помочь? Глупая ты дев-чонка, Настя... И на кой черт тебе понадобилось ворошить это осиное гнездо, чиновничью верхушку? Ну, взяточники они, холуи

– кто ж об этом не знает? Ну, распродают Россию, твое, мое, наше продают, а деньги себе в карман складывают – для кого это новость? Даже словосочетание "продают Россию" сделали клеймом для идиотов, чтобы воспитанному человеку неловко было выгово-рить его. Потому, что на самом деле – продают. Ну и что? Всег-да так было: продавали, жировали, лезли наверх, а потом теряли власть и теряли все. И черт с ними, с этими жалкими, несчаст-ными людьми, с их закрытыми клубами и "светскими тусовками"! Обычный россйский журналист Чекмарев и зеленоглазая девушка Настя вдвоем были счастливее целого стада банкиров и полити-ков! Пусть себе живут, радуются удачным сделкам, радуются жен-щинам, обожающим деньги, плевать на них! Ему нужно только одно в этой жизни – быть рядом с Настей. И все, все!

Господи, неужели это так много?! Неужели это больше, чем просят другие – денег, власти, должностей и снова денег? Ну так дай эту малость, больше ничего не нужно, дай эту девушку! Не чужую, не принадлежащую другому мужчине – родную... Дай.

Зачем ты совершила эту глупость, Настя?

"Сереженька, милый, я тебя очень-очень люблю. Вот и все. Твоя Настя"...

Полночи думал об этом, и утром, едва проснувшись, побежал в ванную и долго смотрел на розовую зубную помаду на зеркале. Нюхал ее, жадно вдыхая знакомый запах, прикасался губами, ка-залось – к ее губам...

Утро выдалось ясное, солнце светило в синем небе, а потом наползли серые тучи и мелкие снежинки закружились в воздухе. Они падали на остывший за ночь асфальт и тонкий лед лужиц, па-дали, чтобы растаять ближе к полудню и сделать город еще более мокрым и грязным. Никого вы не радуете, ослепительно-белые кружева, ничего не украшаете, уходите, улетайте из этого горо-да! Крепкий кофе и бутерброд с колбасой, купленной вчера по дороге домой, ничуть не улучшили настроение.

Надо было собираться и ехать на службу. Непонятно, прав-да, как встретит его Лавкин после всего, что было, как расце-нит самовольный уход из редакции и вчерашнее отсутствие. Может быть, заставит написать заявление об уходе по собственному же-ланию? Или даже – уволит по статье? Вполне вероятно, если Са-фаров осерчал и приказал избавиться от своевольного сотрудни-ка. Ну что ж, тогда можно будет по-настоящему засесть за ро-ман. Текст прежнего исчез – стерли из компьютера и дискету с копией унесли. Видимо, широкоглазый водитель старался тут, ис-кал документы, тайники... Идиот!

Ну и ладно, хорошо хоть ничего не побили, не сожгли квар-тиру. Даже деньги из ящика гардероба не взяли. Напишет новый роман, а на жизнь будет зарабатывать частным извозом.

Борисенко.

Настя в последней записке писала, что если возникнут сложности, он может обратиться за помощью к человеку с такой фамилией. Записка была сожжена, а номер телефона остался в па-мяти. Может, позвонить? Он и забыл об этом Борисенко, да и не было необходимости звонить ему, а когда возникла – позвонить нельзя было. Теперь же... А вдруг он знает, где следует искать Настю, вдруг, действительно, поможет? Хотя бы скажет ее насто-ящее имя, фамилию, ее домашний адрес?

Чекмарев набрал номер телефона Борисенко, долго ждал и наконец услышал в трубке сиплый голос:

– Ну?

– Добрый день, я хочу поговорить с господином Борисенко.

– Ну? Говори!

Похоже, неведомый Борисенко вчера перепил и еще не успел проспаться. Чекмарев живо представил себе лохматого мужика с опухшей мордой и красными глазами, от которого на километр несет перегаром. Если он связан с Настей, лучше сразу бросить трубку. Или – не сразу?...

– Меня зовут Сергей Чекмарев, я журналист.

– Да? А я думал – баба по вызову. Я, правда, не вызывал, но не отказался бы. А вот журналист мне и на хрен не нужен, понял?

– Понял. Мне тоже не нужен пьяный дурак. Но чрезвычайные обстоятельства заставили меня позвонить, что я и делаю. Так вы

– Борисенко?

– Нет, пьяный дурак. Что там за обстоятельства?

– Одна знакомая, Настя Зозулина, просила обратиться к вам, если возникнет экстраординарная ситуация.

– Экстра... Умник долбанный! Ты русский язык знаешь, журналист?

– Чрезвычайная ситуация. Она возникла, поэтому я и звоню вам. По телефону не могу об этом говорить. Вы знаете Настю Зо-зулину?

– Настю? Понятия не имею. Ты вот что, журналист, приез-жай, расскажи, чего надо. Я живу на Славянском бульваре. Мо-жет, что и вспомню. Пивка прихвати с собой.

Чекмарев записал адрес и положил трубку. Он почти не сом-невался, что ничего толкового пьяница не скажет. И, тем не ме-нее, Настя просила позвонить именно ему. Позвонил, ну и что? Теперь надо встретиться, потому что больше никто в этом городе не скажет, не намекнет даже, в какой стороне искать любимую женщину. Чекмарев выпил еще одну чашку кофе и вспомнил, что собрался ехать на службу. А что, если уже не надо спешить ту-да? Написать заявление об уходе по собственному желанию можно когда угодно.

Аля, услышав его голос, забыла о том, что тоже умеет раз-говаривать. Пришлось напомнить ей об этом. И для Лавкина его звонок стал, похожей, полной неожиданностью. Главный был нас-только изумлен, что принялся отчитываться о проделанной рабо-те, о том, что очередной номер уже сверстан, и в нем есть статья Чекмарева, которая полностью удовлетворяет высоким тре-бованиям газеты и, главное, генеральной линии родных и двою-родных хозяев.

– Валерий Петрович, я задержусь на пару часов, тут кое-какие проблемы возникли. Не возражаете?– спросил Чекмарев.

– Пожалуйста, пожалуйста, Сергей Владимирович,– не стал возражать Лавкин и лишь в последний момент вспомнил, что он все же главный редактор, предупредил.– Но, так сказать, нена-долго.

Похоже, и Аля, и Лавкин не думали, что он позвонит сегод-ня. Странные дела... Может быть, они не думали, что он вообще когда-либо позвонит? Очень странные...

Звонок Чекмарева и вправду напугал Лавкина. Вчерашнее бандитское нападение слишком живо было в памяти. А что, если Чекмарев связан с этими бандитами? Придет выяснять, куда де-лась его девка?

Он тут же позвонил Сафарову, но секретарша сказала, что Константин Рашидович занят. Лавкин позвонил Рекрутову.

– Евгений Игнатьевич, я только что говорил по телефону с Чекмаревым. Он... он собирается прийти на службу.

– Отлично,– сказал Рекрутов. Голос его был совершенно спокойным.

– Но Евгений Игнатьевич! Мы, понимаете ли, вчера... А что мне говорить ему сегодня?

– Ровным счетом ничего, Валерий Петрович. За вчерашнюю операцию Константин Рашидович очень вам признателен. Можете забыть о ней и работать со спокойной душой. Что касается Чек-марева, вы ничего не обязаны говорить ему. Нужен вам сотрудник Чекмарев – пусть работает. Не нужен – выгоняйте. Вы же хозяин, Валерий Петрович.

– А он не связан...

– Нет.

Лавкин поблагодарил Рекрутова, несколько минут размышлял о том, что услышал, а потом приказал Але позвать Павлюковича. Только он из всех сотрудников знал, что звонила подруга Чекма-рева. И потом все рвался кому-то позвонить без свидетелей, тесть у него, видите ли, болен! Понятно, кому он спешил позво-нить! Еще вчера это было понятно – никто больше не мог сооб-щить бандитам, что происходило в редакции. Ну а коли Сафаров доволен газетой, а Рекрутов прямо сказал, что он, Лавкин – хо-зяин и вправе делать то, что считает нужным, он и поступит по-хозяйски. Бандиты приказали, чтобы он не говорил Сафарову о нападении. Он и не сказал. А о всяких там предателях никакого разговора не было.

– Валерий Петрович, вызывали меня?– спросил Павлюкович, почтительно останавливаясь у двери и склонив набок голову.

– А ты думал, не вызову, да?

– Не знаю, что вы имеете в виду, Валерий Петрович.

– Все ты знаешь, Павлюкович, все понимаешь! Гнида черто-ва, прихвостень бандитский! Думал, сойдет с рук?! Не сойдет! Ты кому звонил вчера ... твою мать?!

– Валерий Петрович...– в ужасе прошептал Павлюкович.– Ес-ли вы думаете... я ничего... никому. Тесть у меня больной, вот я и хотел... Тесть, Валерий Петрович.

– В гробу я видал твоего тестя, сукин сын! С моего теле-фона не стал звонить тестю, надо было – чтоб никто не слыхал! Ну и мразь же ты!

На Павлюковича невозможно было смотреть без слез. Он сог-нулся, дергая перед собой руками, будто просеивал воздух через невидимое сито. Губы его беззвучно шевелились, а глаза с моль-бой уставились на главного. Но пожалеть его – означало забыть свой вчерашний животный страх, острое лезвие, царапающее кожу и готовое выпустить наружу внутренности, лужу под ногами и мокрые штаны... До конца своих дней он не забудет этого! И до конца своих дней не подпустит человека по фамилии Павлюкович ближе, чем на пять метров!

– Валерий Петрович...

– Кому звонил, подлец?!– Лавкин не стеснялся в выражени-ях. Унижая другого, он забывал о своем вчерашнем унижении, о своем страхе.– Ну?! Чего молчишь, мразь?!

Приятно, приятно было оскорблять этого негодяя! Из-за не-го ведь вчера напали бандиты, из-за него!

– Никому, я даже тестю... я поехал прямо к нему...

– Не хочешь, значит, говорить? Ну что же... Меня это не очень-то интересует. Теперь слушай внимательно. Заявление об увольнении отдашь Але. Считай, что я его уже подписал. Расчет получишь в бухгалтерии. С завтрашнего дня – чтобы ноги твоей не было в редакции.

– Понятно,– удрученно сказал Павлюкович.– Хорошо, напишу. Но мне нужно свои вещи забрать, материалы передать Маринке...

– Сегодня! А завтра я прикажу охране, чтобы тебя и на по-рог не пускали. Все! Убирайся с глаз долой и не вздумай, пони-маешь, показываться! Пошел вон!

Павлюкович горестно развел руками и, согнувшись, побрел из кабинета.

26

Поднявшись на лифте на пятый этаж, Чекмарев позвонил в дверь квартиры Борисенко и в ужасе отшатнулся, когда эта дверь распахнулась. На него в упор смотрело черное дуло пистолета.

– Из-из-вините... Вы Борисенко?

– Он самый. Ручонки-то протяни вперед. И заходи спокойно, без резких движений.

– А если не зайду?

– Мы разойдемся, как в море корабли, Ты в свою журналис-тику, а я в свое охранное агентство. Заявлять в ментовку бес-полезно, пистолет зарегистрирован, имею разрешение применять, если в квартиру ворвутся грабители. Ну давай, спи быстрее, а то мне некогда ждать. Голова трещит.

Он был на голову выше Чекмарева и без оружия мог внушить неподдельное уважение кому угодно. Лицо и вправду помятое, но не слишком, а серые глаза смотрели уверенно и спокойно. Сергей вздохнул и шагнул в квартиру. Раз уж приехал сюда – будь, что будет.

– Меня зовут Сергей Чекмарев. Могли бы и не размахивать пистолетом, я же звонил, мы договаривались о встрече.

– Чекмарев, так Чекмарев. Шагай на кухню. Пива привез?

Этот Борисенко был довольно-таки бесцеремонен в обращении с незнакомыми людьми. Чекмарева это разозлило. Он поставил "дипломат" на пол, посмотрел в глаза хозяину.

– Привез. Возьми сам, а то подумаешь, что я достаю бомбу, стрелять начнешь.

– Теперь вижу, что ты Чекмарев,– удовлетворенно хмыкнул Борисенко. Он подхватил "дипломат", ткнул пальцем в сторону кухни, где намерен был продолжить разговор.

Чекмарев и сам был холостяком, но все же старался не разбрасывать свои вещи где попало, да и пыль на кухонных пол-ках и на полу иногда протирал. Борисенко эти вопросы, судя по виду кухни, совсем не беспокоили. Он сел на расшатанную табу-ретку, достал одну из двух бутылок "Очаковского", двумя паль-цами сорвал пробку с горлышка и в минуту опорожнил бутылку. Довольно крякнул и лишь после этого посмотрел на гостя.

– Ты где работаешь, журналист, о чем таком пишешь, бумагу мараешь?

Чекмарев с удивлением уставился на хозяина. Сам он с пох-мелья никогда не говорил голосом былинных персонажей, и не ду-мал, что такое возможно. Нужели ошибался?

– В газете я работаю, об экономике проклятой пишу,– ска-зал он в тон Борисенко.

– О! Как раз то, что надо. Самому этого не понять, может, знающий человек поможет? Скажи мне, журналист-экономист, поче-му у нас яблоки и огурцы дороже бананов? Полночи думал, а так ни хрена и не понял. Яблок у нас, на Орловщине особенно – за-вались, хранить их очень просто. Продают восемь тыщ килог-рамм. Бананы черт-те откуда везут, хранят в холодильниках – шесть тыщ. А огурцы тепличные, подмосковные и вовсе одиннад-цать. Это ж как понимать прикажешь?

– Спроси что-нибудь полегче,– сказал Чекмарев.

– Понятно. Это значит, что если бананы станут выращивать в теплицах под Москвой, они тоже будут стоить одиннадцать?

– Скорее всего – да.

– А на хрена ж нам такое хозяйство?– он внимательно пос-мотрел на Чекмарева, понял, что тому сейчас не до сложных воп-росов экономики.– Ну ладно, чего у тебя, выкладывай.

– Настя Зозулина... возможно, у нее другая фамилия и дру-гое имя...

– Возможно. А кто она такая, эта Настя?

– Ты не знаешь? Она просила меня позвонить тебе, если возникнуть сложности.

– Возникли?

– Какой смысл продолжать разговор, если ты не знаешь ее.

– А ты знаешь?

– Знаю. Могу сказать больше – я люблю ее. Ну ладно, там еще одна бутылка пива, возьми ее и извини за беспокойство. Попробую сам что-нибудь придумать.

– Люблю! Какие слова!– презрительно хмыкнул Борисенко.– Я уж думал, умный человек такое не скажет другому... умному че-ловеку.

– Дурак я, дурак,– раздраженно сказал Чекмарев, направля-ясь к двери.Вчера ночью мне уже говорили об этом.

– Уж не Квочкин ли?– послышалось вдогонку.

Чекмарев остановился, медленно обернулся. Кто он такой, этот Борисенко? Мелькнула страшная мысль – а вдруг муж Насти? Пусть даже бывший, она ушла от него, но все же...

– Квочкин. Так ты что-то знаешь об этом?

Борисенко махнул рукой в сторону свободной табуретки.

– Садись. И не дергайся, на обиженных воду возят, знаешь? Ну вот так. Гениальный был человек, ничего не скажешь. Все по-лучается, как он задумал. Если б еще знать, на хрена ему это нужно было?

Чекмарев вернулся к столу, осторожно сел на расшатанную табуретку.

– Кто гениальный человек? Квочкин?

– Да при чем тут он? Я говорю об Олежке Троицком.

– Что-то помнится... Это первый зампред "Расцвет-банка", его убили в начале прошлой осени?

– Первый зампред? Это для дураков, вроде тебя, журналист Чекмарев. Олежка был основателем и главным стратегом банка, его мозгом. А Квочкин занимался в основном связями с верхами. Нужными, кто ж спорит? Но без Олежки он и со связями ни хрена бы не сделал.

Чекмарев нетерпеливо подался вперед. Ему хотелось схва-тить этого болтливого гиганта за грудки, тряхнуть, как следу-ет, и сказать: хватит нести всякую чушь, говори, где Настя, что ты знаешь о ней! Тряхнуть-то можно, да потом разбитым но-сом вряд ли отделаешься. Борисенко – не Квочкин, ему не нужны холуи, которые держат противника, когда он бьет.

– Спасибо за информацию, но мне это совсем не интересно. Я хочу знать, где сейчас Настя.

– Любовь, да? Наверное ты прав... Если можешь такие слова говорить говори. Олежкина пассия заслуживает их, у него был отличный вкус. Правда, сам Олежка был импотентом, но эта баба немного растормошила его. И свела в могилу. Тебе повезло, жи-вой пока что,– видя, что Чекмарев собирается возразить, пре-достерегающе поднял руку.– Спокойно... Серега, да? Спокойно, Серега. Давай, расскажи все, что случилось. Без паники, без истерики, чувствуй себя мужиком.

– Хорошо,– тряхнул головой Чекмарев.

Он коротко пересказал Борисенко события последних дней, упомянув о рукописи и и том, какую роль играла во всем этом Настя. И замер, напряженно глядя на хозяина, который откупорил вторую бутылку "Очаковского", но не выхлебал ее сразу, а сма-ковал пиво.

– Гениальный человек,– повторил Борисенко.– Первый и единственный раз признал в женщине человека, равного себе, и не ошибся. Вообще-то, он и среди мужиков не видел равных. Она все-таки отомстила Квочкину. Хоть бы посмотреть на эту герои-ню... нашего времени. Мне почему-то такие никогда не попада-лись. А вот гениальному импотенту – пожалуйста. Тебе, Серега, тоже не попадались. Она сама нашла тебя, ей нужен был журна-лист, она и нашла его. Лихая баба! Теперь всю жизнь буду жа-леть, что в журналисты не подался, черт возьми!

– Где она сейчас? Да, кстати... забыл, как тебя зовут.

– Как Чапаева. Василий Иванович. Где она, я не знаю, и вообще, видел ее только на фотографии, когда издательскую кси-ву подделывал.

– Значит, удостоверение было фальшивым?

– Конечно.

– Так значит... Ее не Настей зовут?

– Не совсем. Настя Зозулина – ее бывшая подруга, укатила в Данию, а ксиву оставила на память. Олежка попросил меня пе-реклеить фотографию и продлить срок действия. Я сделал. Но они с подругой были тезки, так что твоя – точно Настя.

– Не понимаю, почему она оставила мне твой телефон? Если ты не знаком с нею...

– Потому что Троицкий так сказал,– перебил Борисенко.– Ей дал мой телефон, а мне намекнул, что может прийти человек от Насти, и не исключено, что фамилия его будет – Чекмарев. Вот я и говорю, гениальный был парень. Похоже, все рассчитал.

– Еще прошлой осенью знал, что меня схватят, потом выпус-тят? А про то, что разобьют нос он не говорил?– язвительно спросил Чекмарев.

– Давай посмотрим,– сказал Борисенко.

Он легко снял кухонную полку, поставил ее на стол. Чекма-рев молча наблюдал, как Борисенко отодрал пластиковую папку для бумаг, прикрепленную скотчем к задней стенке полки, вынул из папки один из двух почтовых конвертов.

– Приказано вскрыть, ежели появится кто-то от Насти,– объяснил он, разрывая конверт.– Так-так... Это чек на предъ-явителя, сто тысяч. Не знал, что я такой богатый.

– Долларов?

– Ну не рублей же. Выходит, оплатил мою работу, спасибо, Олежек, не поскупился. Что тут еще есть? Адрес. Улица Рылее-ва... Она все-таки Настя, Анастасия Казакова. Вот и поедем к ней в гости. Ты на колесах, журналист?

– На колесах, Чапаев. А ты уверен, что она дома?

– Я уверен, что там нужно побывать, а потом будем посмот-реть, как говорил один мой дружок. Твою свободу можно объяс-нить двумя причинами: или они уже нашли девку, ты им не нужен, или надеются, что ты приведешь их к ней. Адрес мы сожжем, а в дороге посмотрим, есть за нами "хвост" или нет.

– А второй конверт? Может быть, в нем тоже есть сведения о Насте?

– Второй велено вскрыть, когда все закончится. Он просил сделать именно так, и я обещал.

Почти час колесил по Москве Чекмарев, повинуясь приказа-ниями своего пассажира, и все это время Борисенко рассказывал о том, каким гениальным человеком был погибший в сентябре прошлого года Олег Троицкий. Чекмарев узнал, что родители бан-кира дипломаты, работают в российском посольстве в Таиланде, что сам Борисенко является двоюродным братом отца банкира, Олега знал с детских лет, присматривал за ним, когда родители отъезжали за границу, они в то время работали в МИДе... Но в последние годы они встречались редко, потому что Олег стал со-вершенно невыносимым человеком. Высокомерным, наглым, прямо, кулаки чесались, когда он раскрывал рот. Даже если деньги предлагал – все равно хотелось в морду дать. Ладно бы, только с ним, бывшим опером, а потом – сотрудником частной охранной фирмы, так нет. Его водитель и телохранитель Саня рассказывал, что он со всеми говорит таким тоном. Как будто хотел всех настроить против себя, и настроил. Убили парня.

Хотя Чекмарев никогда не виделся и не разговаривал с Тро-ицким, у него тоже чесались кулаки во время нескончаемого, ка-залось, монолога Борисенко. Обидно было слышать, что Настя жи-ла с каким-то странным типом, импотентом, а еще обиднее пони-мать, что когда она твердила о любви, на самом деле думала о том, как отомстить за гибель своего бывшего... любовника? Не знаешь даже, как назвать его! Черт знает, что! Отомстить, подставив его, Сергея Чекмарева... Неужели и вправду нельзя верить женщинам? А как же надпись на зеркале в ванной?

В конце-концов Борисенко убедился, что "хвоста" за ними нет, а Чекмарев к тому времени пришел к выводу, что Настя лю-била его, любит, просто... ошиблась. Нужно поскорее найти ее, и все будет хорошо. А кто там у нее раньше был – его это не касается.

У серого шестиэтажного дома они вышли из машины, подня-лись на третий этаж, и долго, но безрезультатно звонили в квартиру, номер которой был указан в первом конверте. Чекмарев даже крикнул несколько раз: Настя, это я, открой! На шум отво-рилась дверь соседней квартиры, и старичок с профессорской бо-родкой объяснил, что Ирина Васильевна сейчас на работе, она директор продуктового магазина на Остоженке, а про Настю он ничего не знает.

Пришлось ехать на Остоженку. Ирина Васильевна оказалась невысокой, полной женщиной лет пятидесяти с крашенными волоса-ми и зелеными глазами. Чекмарев и Борисенко явно не понрави-лись ей, оно и не удивительно: один с похмелья, у другого сса-дина на носу.

– Какое издательство?– холодно спросила она после того, как Чекмарев представился заместителем главного редактора.– Настя не имела никаких дел с издательствами.

– Раньше не имела,– нашелся Борисенко.– А теперь имеет. Она со своим другом-журналистом написала роман и принесла его нам. Очень интересная рукопись, мы хотим издать ее, но не мо-жем дозвониться до Насти Казаковой. Приехали домой, но ваш со-сед направил нас сюда. Извините, что отрываем от работы.

– Верно, жених у нее работает журналистом. Написала ро-ман? Первый раз об этом слышу.

– Писал, наверное, он, а Настя помогала ему. Но принесла рукопись в издательство она, и адрес оставила свой, и теле-фон,– терпеливо объяснял Борисенко.– Нужно решать вопрос, а она куда-то исчезла. Вы не скажете, где сейчас Настя?

– Она же сейчас в отпуске за свой счет. Вчера во второй половине дня прибежала сюда, сказала, что идет к своему жени-ху, он из командировки вроде бы вернулся. Наверное, осталась у него, она последнее время больше там живет. Что же она вам его адрес не дала?