Текст книги "Кристалл памяти (сборник)"
Автор книги: Николай Чадович
Соавторы: Юрий Брайдер,Евгений Дрозд,Михаил Деревянко,Борис Зеленский,Николай Орехов,Станислав Солодовников,Геннадий Ануфриев,Георгий Шишко,Лариса Зыгмонт,Владимир Цветков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Если дебют партии можно выучить по учебнику, середину – оценить, то финиш – непознаваем! Но запомните: резвый моллюск, как правило, жив еще.
Вог Кланц «Наставление начинающему в игральных моллюсков».
Сомнений не осталось. Во сне снова действовали пятипалые, но их бурная активность была направлена в этот раз на освоение водной стихии. Огромные сигары, светясь мириадами огней, зыбких и нереальных, плавали в фиолетовой воде, выпускали пятипалых из чрев своих и вбирали снова. Вокруг сновали пугливые рыбешки, точь-в-точь как в океане Диалона. Затем появилась из расщелины кошмарная многосуставчатая тварь и принялась ползать по дну, поднимая песчаную взвесь…
Керк О вызвал Унг Тольда.
– Видел? – спросил он, обходя церемонии.
– Да, – сказал стайер, и в глазах его Керк О прочитал тоску, как у кадета перед дуэлью, который почуял предстоящую смерть.
– Что скажешь?
– Мне говорить нечего. Пусть оно скажет! – Унг Тольд полез в полевую сумку и вытащил предмет, размером и формой напоминающий Изначальный Плод. Проще говоря, яйцо, из которого вылуплялся головастик расы Диалона. Но не обычного серого цвета. Яйцо блестело, как металлическое, и оболочка непрестанно пульсировала. Внезапно оно выпрыгнуло из лап «ночного рыцаря» и покатилось по столу. Потом встало на попа и принялось раскачиваться, как игральный моллюск, не желающий покидать проигрышную ямку.
– Что это?
– Говорящая штучка из углового дома в поселке.
– Откуда у тебя?
– Тэн Вассан постарался. Приглянулась ему, вот и захватил перед возвращением. А сегодня утром показал.
– Говори, кто ты? – приказал четвертьадмирал овоиду и хотел потрогать пальцем.
– Но, но, без рук! – ловко увернулось яйцо. Голос на Столичном диалекте расы Диалона звучал нежно и бархатно, действительно, прямо в мозгу. – Какой невоспитанный народ! Мало того, что не реагирует на правила, установленные Советом Знания, он еще и экспозицию нарушает!
– Вспомнил! – вскрикнул Унг Тольд. – То самое слово – «экспозиция». Так вчера ночью и сказало: «Не поспеете в срок увидеть, экспозиция поменяется».
– Было дело, – согласился овоид. – Программа каждый день меняется. Чтобы с историей человечества познакомиться досконально – годы и годы потратить надо. Но дело того стоит. Вот смотрю на вас и вижу: издалека прибыли. Из другой галактики, наверное. Правильно, что прибыли – есть чему поучиться! Но как дипломированный гид-телепат, я должен предупредить: пришли в музей – будьте добры уважать музейные правила. Экспонаты руками не трогать! Экспозицию не нарушать! А вы меня, кандиорга высшего класса, в сумку! (Справка. Кандиорг – кандидат в организмы. Наделен всеми правами и обязанностями представителя Объединенного Человечества.) Травку косить принялись! Не любит она этого. На ней отдыхать положено. А вы ее железом! Разве экскурсанты так поступают?
– Я верно вас понял, вся планета – музей?
– Не только планета, – сказал гид-телепат с гордостью. – Вся Солнечная система целиком служит Объединенному Человечеству Музеем памяти. В ее пределах запрещены все виды полетов, кроме экскурсионных. Люди чтят место, откуда пошла цивилизация Объединенного Человечества. А мы, дипломированные гиды, знакомим экскурсантов с историей и следим за порядком.
– А если мы прибыли сюда не как экскурсанты?
– Предусмотрено, – с готовностью отреагировал кандиорг высшего класса. – Для студентов и школьников выделена Венера, вторая от Солнца планета. Поближе к свету, так сказать, знаний. Могу проводить, ежели желаете. Благословенный климат на любой вкус. Просторные университетские городки, прекрасно оборудованные спортивные площадки, уголки развлечений, обеспечивающие полноценный отдых на каникулах. Преподают высококвалифицированные педагоги со всех концов Галактики, поощряются совместные занятия с суперинтеллектуальными компьютерами, гарантируется повышение индекса разума учащегося в разумных пределах. Рекомендуется пользоваться УВБ – Универсальной Вселенской Библиотекой с основным фондом на кварковом уровне…
– Я не это имел в виду! – перебил четвертьадмирал.
– Что ж, – гид не думал ни секунды. – Я догадывался, я верил, что только творческие работники способны на такую шалость, как выпалывание травы для очередного монументального шедевра, способного потрясти воображение! К сожалению, растительные формы лишены чувства прекрасного и не в состоянии трезво оценить свое участие в творении нетленного…
А может быть, среди вас есть художники закатов и восходов? Или психоактеры, заставляющие переживать зрителя на уровне энзимов и тэта-ритма? А вдруг, сами того не ведая, вы – проницаторы в подсознательное, лепящие из комков противоречий? Это теперь модно – лепить из комков!
– Нет! – остановил Керк О распоясавшегося гида. – Мы не творческие работники! Мы – Завоеватели!
– Не понял, – добродушно заметило яйцо и начало пульсировать энергичнее, чем прежде. – Слово отсутствует в моем активном словаре. Что такое – «завоеватели»? Что вы собираетесь «завоевывать»?
– Завоевать – это сделать чужое своим с помощью оружия!
– Начинаю понимать… – протянул музейный смотритель.
Керк О решил выложить карты на стол. Пусть гид знает, с кем имеет дело. Подумаешь, музей! Подумаешь, Университет! Найдем применение и Университету. Сделаем из него Академию! Для честолюбивых четвертьадмиралов, прячущих в походных сумках рецепт гренков полноадмиральских!
– Восемь месяцев назад мой отец Чи Моглу поймал ваш беспилотный корабль с металлической пластинкой на борту. Из нее стало ясно, где вас искать. Шесть месяцев мы шли на полных гравитационных парусах, и вот мы здесь, чтобы никогда отсюда не уйти! Я не верю, что пятипалые твои хозяева намного обогнали нас! Раса Диалона бороздит Межгалактический океан уже полторы тысячи лет, а ваш примитивный зонд сделан максимум несколько десятков лет назад. Это определили лучшие эксперты Империи. У них есть надежное средство, чтобы установить, сколько путешествовал в космосе корабль – эрозионный анализ! И я не вижу причин сомневаться в их заключении!
– Проверка поступившей информации завершена, – монотонно прожужжало яйцо. – Я связался с УВБ и установил дату вылета зонда «Пионер-10». Только на нем была металлическая пластинка с координатами колыбели Объединенного Человечества. Ваши эрозионные эксперты ошиблись. Это событие произошло сто шестьдесят тысяч лет назад. Желательно вернуть реликвию в отделение Истории Освоения Космоса Корабельными Средствами. Адрес ближайшего отделения: Канарские острова, поселок Гвенальпа.
Зонд был запущен в сложное время. Человечество тогда не было еще Объединенным, и оружия у двух противоборствующих лагерей было столько, что его хватило на двадцатикратное уничтожение и тех и других. Цивилизация готова была перегрызть собственное горло. Колоссальные ресурсы и средства шли на изобретение нового, более совершенного оружия, не чета вашим мечам и стилетам. Грозные ракеты, начиненные ядерной взрывчаткой до краев, способные в мгновение ока смести миллионный город с лица земли, вакуумные, нейтронные, «солнечные бомбы… С их помощью можно было отправить в небытие целые народы. И наконец – Пурпурная Гибель, чьей задачей было уничтожение биосферы Земли!
Люди понимали: раз оружие накоплено, оно должно быть использовано, хотя бы в «экспериментальных» целях. Люди понимали и не хотели гореть в пламени войны. Родилось движение за мир. Оно охватило все материки, все страны. И здравый смысл победил: люди договорились. Не сразу. Постепенно. Колеблясь и сомневаясь, но договорились об уничтожении кошмарных творений безумных конструкторов. Пушки и ракеты пошли на переплавку, чтобы возродиться в миллиардах сенокосилок, комбайнов и сеялок. За ними собственным ходом в мартеновские печи двинулись танки. Колонна за колонной, корпус за корпусом. Чтобы вернуться тягачами и тракторами. Болезнетворные вирусы и бактерии были стерилизованы в плазменных печах и человечество навсегда избавилось от опасности пандемий. Термоядерные бомбы пошли на топливо для мирных реакторов. Больше всего пришлось повозиться с Пурпурной Гибелью. Но и она не устояла перед волей народов: исчезла без следа, растворилась в миллионно-градусной жаре светила…
– Хватит! – крикнул Керк О, в мозгу которого мелькали картинки, иллюстрирующие сказанное гидом-телепатом. Тупорылые атомные субмарины, переоборудованные в научно-исследовательские лаборатории, изящные обводы крылатых ракет, используемые против ураганов и гигантских смерчей, мощные лучеметы, заменившие проходческие щиты под землей… – Пусть все, что ты сказал – правда!
Значит, люди, уничтожив все оружие, попались в ловушку! Им теперь нечем отразить наше, пусть и не такое совершенное…
– Я не докончил. Освободившись от смертоносного груза, люди вздохнули свободно. Все свои силы они отдали развитию знаний об окружающем мире. За время, прошедшее от запуска «Пионера», Объединенное Человечество научилось обходиться в космосе без кораблей, общаться между собой на галактических расстояниях без технических средств, решать почти любую задачу, подключая по мере надобности поочередно, как сменные блоки памяти, населения целых планет… А если необходимо отразить агрессию, к услугам людей телекинетическое каратэ и психоизоляционные поля…
– Лжешь! Я все понял! Ты – лазутчик в нашем лагере! Дезинформируя, хочешь разложить наш боевой дух! Круши его, Тольд! – Керк О молниеносным движением обнажил побеждальный стилет и ткнул в то место, где долю секунды назад качалось блестящее яйцо. Но его не оказалось там.
– Нападение на меня, полномочного представителя Объединенного Человечества, расцениваю как недружественный акт, могущий повлечь за собой…
– Вот оно, четвертьадмирал, за вашей спиной! Керк О резко обернулся, но кандиорга уже не застал. Только сияние, которое постепенно растаяло.
– Тревога!!! – истошно завопил Керк О. – Боевая тревога!!!
Он выбежал из своего убежища. Солнце стояло в зените. Стайеры строились в шеренги. Внезапно подул ветер. Чудовищная трава-упрямка загудела под его порывами.
– Связь с флагманом! – приказал четвертьадмирал связисту.
– Связь поддерживается постоянно…
Керк О вырвал из его лапы наушник – аппарат молчал. Кто-то истошно закричал вдруг. Истошно и тоскливо. И этот крик подхватила вся Стая. Должно быть, так кричали неразумные предки расы Диалона, когда на отмель, где были отложены яйца, внезапно обрушивала гигантский гребень цунами.
Четвертьадмирал поглядел вверх, и ему стало так страшно, как никогда до этого не бывало. Даже во время дуэли в выпускном классе, когда в решительный момент застрял в постромках побеждальный стилет.
Небо потемнело, но осталось прозрачным. На нем не было ни солнца, ни облаков. Звезд тоже не было. С высоты на лагерь взирали миллиарды глаз. Это были глаза пятипалых. С каждой секундой их становилось все больше. На глазах не было прозрачной перепонки, как у расы Диалона, зато их окружали омерзительные волоски, которые периодически смыкались, на какой-то миг скрывая неправдоподобные круглые зрачки! И в зрачках читалось одно только любопытство и ничего больше!
Керк О и Унг Тольд первыми поняли, что стали новыми экзотическими экспонатами в Музее. Одно утешало бедных агрессоров – экспонаты нельзя трогать руками!
Лариса Зыгмонт
Вклад-время
В дверь постучали. Дим Витич Елизарьев потянулся, зевнул и открыл глаза. Будильник показывал 8 часов 15 минут.
– Войдите! – в приглашении звучало откровенное недовольство. – Но если вы пришли одолжить деньги, то у меня их нет.
– Доброе утро! Умоляю, простите за столь ранний визит!.. – вошедший извинялся долго и с почтением, – так, что стало надоедать, и только чрезмерное усердие, с которым он вычеканивал каждое слово, помогло Диму окончательно проснуться и сосредоточиться. – Мне выпала большая честь сообщить, что вы стали единственным наследником одного из самых крупных вкладов нашего банка. Я приехал, чтобы уладить некоторые формальности, связанные с получением наследства.
– Наследство? – недоверчиво переспросил Дим. – Но кто мне мог его оставить?
– Ваш дедушка по материнской линии.
– Ну, знаете! – Дим сделал глубокий вдох. – С утра такие шутки и до инфаркта могут довести. К счастью, мне известно, что мой дед был таким же мотом, как и я, и погиб более шестидесяти лет назад совсем молодым, так и не рассчитавшись со своими кредиторами.
Вы совершенно правы! – любезно согласился незнакомец. – Ваш дедушка действительно прожил
всего 33 года. Однако умер он в возрасте 96 с половиной лет.
– Как это?
– Более 60 лет он положил в банк, – ответил незнакомец и, чтобы избежать последующих вопросов, пояснил. – Единственный в мире банк, который занимается хранением личного времени.
– Простите великодушно, но я что-то не слышал о таком, – засомневался Елизарьев. – Но даже если он есть, то почему мой дед не воспользовался своим вкладом сам?
– Очень сожалею, но с ним случилось несчастье, – голос неизвестного зазвучал скорбно. – Накопив более шестидесяти лет, ваш родственник впервые снял вклад, составляющий всего три минуты, и попал под автомобиль.
– Я вижу, вы хорошо осведомлены о гибели моего дедушки, – сказал Дим. – В таком случае, может, вы ответите: почему так случилось?
– Предполагаю, что кто-то избежал смерти, сдав роковые минуты в банк, а ваш дедушка, ничего не подозревая, взял это время в собственное пользование.
– Следовательно, – Дим задумался, – вы берете у вкладчиков личное время, а подсовываете им чужое?
– Вы не ошиблись, – ответил незнакомец. – Наш банк единственный в мире предоставляет людям такую возможность. Именно это и привлекает большинство вкладчиков. Многие совсем не занимаются накопительством, а только обменивают время. Избавляя себя от скучного однообразия повседневной жизни, они узнают немало интересного и пикантного о жизни незнакомых им людей.
– Но это похоже на подглядывание в замочную скважину.
– Позвольте с вами не согласиться, – запротестовал незнакомец. – Читая книги о знаменитых людях, вы заглядываете в их дома, подслушиваете интимные разговоры, узнаете чужие тайны. Неужели при этом вас не мучает угрызение совести?
– Конечно, нет.
– Тогда почему вы считаете аморальным сравнивать увиденное с прочитанным?
– Потому что не исключаю возможности, что, попав в чужой дом, один из ваших «любознательных» вкладчиков прихватит вместе с информацией о быте и нравах бывшего хозяина времени еще что-нибудь.
– Это его право, – ответил незнакомец. – Он становится не только хозяином чужого времени, но и его имущества.
– Но это же воровство!
– Не понимаю, что вы видите противозаконного в акте владения временем, – удивился незнакомец. – Наоборот, мы очень гордимся, что наш банк уравнивает людей: бедных делает богатыми, а богатых приближает к бедным.
– Чушь какая! – возмутился Елизарьев. – Чуть ли не революция!
– А почему бы и нет? – спросил незнакомец. – Разве может сравниться любой другой век с нынешним? Вы думаете, это случайно?
– Я считаю, закономерно.
– И напрасно, – возразил незнакомец. – В начале нашего века было сделано единственное открытие, которое можно назвать величайшим. Конечным результатом его явилось изобретение уникального устройства, способного перемещать одного человека в условия жизни другого. Благодаря этому представилась возможность до минимума сокращать временные потери, создать резерв времени для последующего использования. Все остальные открытия и изобретения стали умелым использованием первого.
– Ну и ну! – восторженно произнес Дим. – Кому же обязано человечество?
– Чудаку, – горестно признался незнакомец. – Он отказался делать вторую машину, уничтожил чертежи первой и не взял ни одной монеты, которые предлагал ему банк.
Значит, ваши клиенты в любую минуту могут остаться без вкладов?
Мы не скрываем этого, – ответил незнакомец – Банк в состоянии выплатить любую денежную компенсацию.
Вы считаете, что время можно оплатить?
Конечно. Время – деньги.
– А жизнь? – растерянно спросил Елизарьев. – Многие потеряют ее.
– Нет, – успокоил незнакомец. – Каждый будет жить столько, сколько ему предназначено. Только он не сможет пользоваться чужим временем. Жаль, конечно. Наши вкладчики привыкли использовать время с максимальной интенсивностью. Попадая в экстремальные условия, они, преодолев лень и инертность, научились принимать мгновенное и единственно правильное решение.
– А разве использование чужого времени связано с риском?
– В известной степени да, – признался незнакомец. – Например, однажды, сняв вклад, я попал в космический корабль за несколько секунд до связи с Землей. Я тут же надел маску, которую дает вкладчикам наш банк на непредвиденный случай, и подмены космонавта никто не заметил. Очевидно, на Земле решили, что это какое-то чудовищное искажение. Состояние невесомости я переносил плохо, поэтому мне пришлось снять еще один вклад. На этот раз я попал во французскую Национальную оперу и до потери чувств перепугал рядом сидящую даму. Я вспомнил о маске, быстро снял ее и к тому времени, как моя соседка пришла в себя, был уже в Англии.
– С помощью вашего банка можно неплохо попутешествовать!
– О, да! Причем совершенно бесплатно, – добавил незнакомец. – Сняв вклад, вы попадаете в то место и те условия, где был предыдущий вкладчик, и без особых затрат становитесь хозяином времени миллионера, кинозвезды, ученого…
– А среди ваших клиентов много известных людей?
– Да, особенно ученых, – уточнил неизвестный. – Так что, если вы разбираетесь в формулах и таинственных знаках науки, наследство вашего дедушки даст вам не только деньги, но и славу. Для этого почаще заглядывайте на письменные столы бывших хозяев времени. Иногда в самых заброшенных бумагах можно найти величайшую идею…
– …и воспользоваться ею! – язвительно продолжил Дим.
– А почему бы и нет? – удивился незнакомец.—
Людей больше интересует то, какую пользу приносит наука, а не кто ею занимается.
– И многие зарабатывают себе славу таким образом?
– Думаю, для вас не секрет, что в совершенно разных уголках земного шара делают одинаковые открытия? – расплывчато ответил незнакомец.
– А вам известны имена людей, которые добывают себе славу подобным образом?
– Имена вкладчиков, как и тайна вклада, не подлежат разглашению.
– В таком случае, – Дим почувствовал, что теряет самообладание, – ваш банк не что иное, как рассадник преступности. Каждый день он будет наносить все больший вред человечеству. Неужели вы не понимаете, что его нужно немедленно уничтожить?!
– А разве это не преступление? – спросил неизвестный. – Какое вы имеете право уничтожать то, что приносит не только вред, но и пользу? Должен сказать откровенно: подобная агрессивность не позволяет вам стать клиентом нашего банка. У вас есть близкие родственники?
– Да. Старший брат – Сан Витич Елизарьев – старший научный сотрудник НИИ проблем времени.
– Надеюсь, он-то сможет по достоинству оценить, что вы потеряли.
– Вы правы, – согласился Дим. – Лаборатории Елизарьева-старшего такое сокровище значительно нужнее.
– Очень рад, что мы наконец договорились, – мило улыбнулся незнакомец. – Прошу вас, подпишите, пожалуйста, документ, подтверждающий, что наш разговор занял 20 минут 57,9 секунды.
Дим посмотрел на будильник и согласился.
Незнакомец достал из портфеля портативную пишущую машинку и на фирменных бланках напечатал два совершенно одинаковых текста.
Елизарьев плохо знал английский, но ему показалось, что он понял содержание документа. Поэтому он взял ручку и рядом с подписями незнакомца поставил свою.
Когда гость ушел, Дим открыл англо-русский словарь и начал переводить.
«за вычетом 20 минут 57,9 секунды, передаю наследство моего дедушки Левченко Александра Дмитриевича агенту банка по хранению личного времени Билу Гр…»
На этой фразе Елизарьев остановился. Ему показалось, что текст начал бледнеть. Дим растерянно смотрел на бумагу. Быстро исчезали буквы, слова, знаки препинания. Вскоре перед ним лежал чистый лист бумаги только с его подписью и датой – 1 апреля 1983 года.
Будильник показывал 8 часов 15 минут.
Александр Эйпур
Кооператив по ремонту игрушек
Хозяин квартиры, Иван Терентьевич Семушкин, нашарил ногами тапочки, запахнул халат и, с сожалением глянув на недописанный лист, подался на шум. «Правила техники безопасности при использовании роботокомплексов в быту» – труд, начатый им два года назад, – был снова отложен. Откровенное невезение, если не сказать больше. А ведь ему постоянно мешали. Но когда-нибудь это должно кончиться!
Иван Терентьевич опешил, попав в пыльный солнечный столб. Натуральные солнечные лучи – и где?! В прихожей! Да, но этим-то как раз и не смеют похвастать нынешние квартиры.
Он зажмурился: сквозь фильтры ресниц виднелась перина облаков. Под шлепанцами захрустела россыпь мелкого бетона. «Метеорит, однако, мог бы сработать поаккуратней», – посокрушался про себя Иван Терентьевич. В том, что здесь накуролесил шальной метеорит, он ничуть не сомневался. Уж больно неровной вышла дыра.
В поисках небесного безобразника Семушкин держал путь на кухню: скрежет проистекал именно оттуда. Ванная, туа…
Редкий смертный эпохи скоростей и нервов не растерял бы самообладания при виде столь беспардонного злодейства. Вот и наш Иван Терентьевич не совладал с эмоциями – вспыхнул от негодования,
обронив при этом на пол аглицкие, с позолотой в оправе очки:
– Что это вы себе позволяете?..
На кухне и в ванной одновременно вспыхнул и погас свет – сиреневый робот, раза в полтора выше и массивней хозяина, выжидательно замер, попридержав в правой клешне выдранную проводку. В его вызывающей позе сквозило недовольство: мол, занимайтесь своим делом и не суйте нос в чужие.
Иван Терентьевич примерно так и понял, посему отступил на шаг, а затем и вовсе прислонился к стене, потеряв дар речи. Право, было от чего…
Сразу за роботом поперек кухни покоился смятый в гармошку холодильник. И не просто лежал, а купался в луже наваристого борща. Компанию ему составило все то, что еще полчаса назад называлось самоваром, миксером, тостером и кофеваркой.
– Ой! – вырвалось у робота; беднягу скрючило в три погибели, а у Ивана Терентьевича перехватило дыхание, ибо обозрел он всю кухню разом. То ли «волновики» покуражились над «металлом», то ли ураган над мелководьем реки жизни пронесся. Вселенский хаос в быту. Кухонный гарнитур «Хозяюшка» стал похожим на детский конструктор «Разбери сам». Тут и там из-под обломков фарфора выглядывали беззубые вилки, сплющенные кастрюли, миски. Лишь чугунная сковорода выхвалялась безупречностью формы.
Робот выпрямился.
– Вы только не кипятитесь понапрасну, – возговорил он и, по нерасторопности, неуклюжести своей раздавил хозяйские очки. – Я все растолкую подробно – лишь управлюсь с квартирой.
Последовал рубленный, выверенный взмах манипулятора – и проводка оборвалась где-то под потолком. Обои разбежались бумажной бахромой, посыпалась штукатурка. Робот уверенно продолжал действо, считая разговор законченным.
– П-погодите, так вы не из этих, к-как их? – Иван Терентьевич полез в карман халата за успокоительным. – Я… мы ждали сантехника. И это что, капитальный ремонт? Э-э, позвольте, но ведь дом еще совсем новый!.. Вы – не из домоуправления! – догадался Семушкин.
Отполированная голова исполина без малейшего скрипа отринула чужие домыслы: «Поясню позже, потерпите самую малость. Ой!..»
Хозяин едва успел отпрыгнуть к стене, когда сиреневая громада, начав от входных дверей, вспорола линолеум и пошла плясать по прихожей, оставляя за собой рваные борозды. Красивый был линолеум, под паркет.
Минуту спустя робот уже хозяйничал в зале. Среди звуков, сопутствующих погрому мебели, отчетливо слышались короткие «ой!». Чем чаще гость ойкал, тем быстрее мелькали его манипуляторы и полированные колени, о которые крушил он мелкую утварь. Секция развалилась гораздо быстрее, чем ее достали, не выдерживало натиска стекло. Когда робот повис на хрустальной люстре с явным намерением покачаться, она рассыпалась на сотни махоньких брызг.
Иван Терентьевич растерянно уставился на свою давнишнюю свадебную фотографию – под стеклом и в рамке карельской березы. Варвар сшиб ее со стены: печальный треск, прощальный звон. Мало того, рифленые подошвы погромщика обратили снимок в жалкий мусор, годный разве что на ужин утилизатору. Левый глаз супруги, Марии Павловны, казалось, многообещающе сощурился… О ужас! И никого вокруг, кто посмел бы одернуть эту сиреневую железяку. Да что там одернуть?! Хоть бы один свидетель был!
Магический взгляд. Он не давал Ивану Терентьевичу покоя. Он притягивал к себе, он излучал гнев. И супруг Марии Павловны выступил супротив недруга, осерчал всерьез, в глубине души поражаясь своей разудалой смелости. Бросился Иван Терентьевич в атаку да так и повис на правой клешне неприятеля.
– Не мешайте, не то стукну ТОКОМ, – пообещал робот и, ничуть не таясь, сокрушительно и мощно ойкнул. Какой-то недуг ел его изнутри, не жалеючи.
Нельзя сказать, чтобы хозяин квартиры слыл любителем острых ощущений. Он поблагодарил за предупреждение (обошлось, правда, без желтой карточки) и ретировался из зала, поперед того затолкав под вездесущие обломки клочки фотографии. Особо тщательно тот, с укоризной во взгляде.
Эх, где только наше не пропадало?
Семушкин обрадовался внезапной тишине. Наконец-то! Но у пришельца были несколько иные планы. Машина восстала на машину: подошла очередь радиоэлектронной аппаратуры.
Взорвался телевизор (на семьдесят две программы), рассыпался магнитофон (на сто шестьдесят дорожек), последний раз полыхнула цветомузыкальная пирамидка (восемь цветов сразу), от проигрывателя уцелела крышка (одна).
Вот тут и заело. Сиреневая громада вдруг покачнулась.
– Не балуй… я сказал – не трожь! – неожиданно заговорил робот сам с собой. – Ну же! Это очень нежные фильтры. Не озоруй и выхода не касайся, слышишь?! Спалишь миллиом…
Иван Терентьевич невольно поискал глазами третьего, с кем будто бы переговаривался непрошенный гость. Да нет, никого, кроме них. К тому же, один из двоих одним протектором – явно ступил в мир иной.
Так и есть: робот загремел на пол, по сиреневому корпусу его завихрились голубые искорки.
– Р-розетка… Провод, – с видимым усилием произнес поверженный великан.
Семушкин подхватил протянутую вилку, потащил за собой:
– Сюда?
– Ско-рей…
Исполин опробовал подвижность суставов, сел, подобрав протекторы, шумно выдохнул. Как человек, которому предстояло ложиться на операцию, а аппендикс рассосался.
– Порядок, – молвил он, – ничего страшного: маленькое короткое замыкание. Всего лишь. Ну, а теперь за мной! – Робот оставил зал и переметнулся в спальню. И Иван Терентьевич беспрекословно поплелся за ним.
Три минуты потребовалось на спальню и две – на детскую. Через пять минут квартира приняла, наконец, вид, который удовлетворил его сиреневость.
– Поспел, хвала Аккумулятору. Садитесь, говорить будем. – Сказав это, робот выудил из багажного отсека точную копию себя. Отсек тот находился на груди слева, где у нас, людей, грустит и тревожится сердце. Роботенок (ну, вылитый папаша!) оказался росточка малого, чуть меньше обувной коробки. Он мастерил! Что бы вы думали? Изящную копию себя, по размеру собственного багажного отсека!
– А не рановато ли ты, Виртик, зачал себе подобного? – осуждающе заметил великан крохе. – Дайка его сюда, после доделаешь. Глянь, сколько работы привалило!
Малыш, едва очутился на полу, взялся за сборку кресел.
– Славный мальчуган, не правда ли? Чуть в лом меня не отправил. – Робот пригладил голову, как если бы там и вправду росли волосы. – Стоит ли говорить, что мы не здешние… как вы сказали? Сантехники?.. В спешке я даже позабыл представиться: Клавик с планеты Достославик.
– Иван Терентьевич. Семушкин… э-э, с Земли. Очень приятно. Только что скажет супруга моя, Мария Павловна, когда вернется с работы?
– О, не беспокойтесь. Клянусь Аккумулятором: сынок мой в два счета наведет в жилище порядок, смею вас заверить.
– Сынок? – хозяин кисло улыбнулся. – Разве у роботов бывают дети?
– И не смейтесь. Не так давно это было для нас, роботов, наипервейшей задачей. Ведь это мука – функционировать для самих себя, поверьте! Должен вам признаться, мы раскрутились до последней гайки, но добились-таки своего. И вот вам пример. – Клавик с Достославика кивнул на роботенка.
– Па, – заверещал тот, – одно кресло готово!
– Потрясающе! – воскликнул Иван Терентьевич.
– Молодчина, Виртик! Полный вперед! – И, обратившись к хозяину, железный папаша предложил перебраться в кресло…
Иван Терентьевич оказался на полу. А кресло… что ему? Развалилось себе на составные части.
– Сыно-ок, – обратился папаша к мастеру-крохе, – разве ж я не заправил тебя импульсами добросовестного труда? Амплитуда наших колебаний не должна опускаться до отметки брака. Ты, очевидно, расстроился? Дай-ка я тебя подкорректирую. – Зажав сынка меж колен. Клавик поколдовал отверткой над подстроечными потенциометрами, приговаривая: «Мы собраны на одних кристаллах, ты просто обязан во всем быть похожим на меня… И дядя больно ударился!»
– Что вы, что вы, пустяки, – из вежливости запротестовал Иван Терентьевич.
Спустя минуту «взрослые» занимали кресла, собранные на совесть. Клавик проверял лично.
– Ну, что я вам говорил? – Чувство гордости за сына переполнило отца-робота, вокруг его головы трещали микроразрядики, какие случаются от синтетики, когда мы раздеваемся. Иван Терентьевич слегка похолодел от мысли, что вряд ли найдет он общий язык с малышом, если папаша его драгоценный от избытка чувств загремит вторично. Но Клавик держался:
– Приходилось ли вам, Иван Терентьевич, видеть когда-либо таких детей, которым доставало бы одного замечания?.. Вот то-то и оно! Для себя же делали, не для классового врага. И мало того, у моего Виртика настоящие железные манипуляторы! С железом, знаете, на Достославике напряженка.
– Н-да, – протянул хозяин, разглядывая подлатанный линолеум. Прямо на глазах малыш прострочил его медной проволокой, а затем проутюжил швы. Для этого он раскалил утюг докрасна, использовав два питания типа «крона», которые собрал в мудреную схему. Иван Терентьевич подумал, что руки, то есть манипуляторы, у крохи были действительно железными. Никак не золотыми. Но поражала скорость, с которой управлялся этот Виртик: в прихожей еще висели клочья гари, а из зала колокольчиком звенел его голосок:
– Батюшка, узнай у дяди, есть ли у них запасной кинескоп? А повышающий трансформатор?
– Нет и никогда не было, – опередил Клавика Иван Терентьевич, и малютка констатировал:
– В таком разе придется собрать вакуумную установку.
